Текст книги "Смертник в серой шинели. Трилогия"

Автор книги: Александр Конторович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 44 страниц)

– Но... я... это как-то неожиданно!

– Так уже бывало и раньше. Мы все – потомки воинов, оттого нас никто и не поработил до сих пор. А воины... они были разные. Сейчас – это будешь ты.

– А... девушка эта, она как...

– Её тоже выбрали не сразу. У вас будет всего одна ночь, и мы не могли допустить ошибку. Лейна будет очень стараться... Постарайся и ты.

Наутро Рахмон вышел меня проводить. Взял меня за руку и какое-то время её ощупывал, закрыв глаза.

Потом подозвал Мардонаева и что-то ему сказал.

– Дед говорит – твой путь ему неясен. Он не видит тебя художником. Ты – воин. И им останешься.

– Да ладно... Отслужу – и на гражданку!

– Твоя война всегда будет за твоим плечом. Твоя судьба – защищать своей грудью слабых.

Эк, он завернул! Но обижать, доброго, в общем-то, деда не хочется. Поэтому, согласно киваю.

– Ну, раз такое дело... будем стараться соответствовать!

– В трудную минуту полагайся на свое сердце. С тобой не будет никого, с кем ты смог бы посоветоваться. И только сердце сможет тебе подсказать – не голова. Оно не обманет.

Рыкнув мотором, грузовик выруливает на улицу. В зеркале заднего вида на секунду мелькает тонкая девичья фигурка около дома.

Лейна! Она не вышла нас провожать. Наверное, им это здесь не положено.

А я подарил ей на память тонкую серебряную цепочку от крестика. Больше у меня ничего не было...

– И ты больше её не видел? – спрашивает меня Мирна. Она всё время, пока я рассказывал, тихой мышкой сидела рядом, прижимаясь щекою к моему плечу.

– Нет. Никого из них я больше не встречал. Нас вскоре перевели из тех мест, и дальнейшая моя служба протекала далеко от их кишлака.

– Но, как же так? Ведь у неё мог расти твой сын?!

– Такая в то время была обстановка... Если бы я хоть кому-нибудь рассказал о том, что у нас с ней произошло... можно было нехило огрести. Увидеть её мне всё равно никто бы не разрешил, а добраться туда в одиночку... шансов было мало. Шла война, и мы были не самыми желанными гостями в тех краях.

– Но ведь этот... Пайшанбе, он ведь относился к тебе хорошо? Мог бы и помочь.

– Для этого его надо было сначала отыскать. Там всё сложно... не так, как ты думаешь. Я не раз вспоминал об этом случае. Не знаю... возможно всё вышло так, как говорил дед Рахмон. И у Лейны действительно родился ребёнок. Но ведь дед мог и ошибиться? Тебе ли не знать, насколько это сложно и непредсказуемо?

– Всё равно... – не соглашается сероглазка. – Не увидеть своего сына... это плохо.

Ну и как её разубеждать? Тем более что и сам думаю так же. Нежно поглаживаю Мирну по голове, и она затихает, прижавшись ко мне.

Барон неслышно встаёт и выходит из комнаты...

Наутро, спустившись во двор, встречаю около башни Лексли. Словно оправдывая название своего подразделения, он, развалившись на лавочке, греется под лучами солнца.

– Балдеешь? – плюхаюсь я рядом.

– Беру пример с тебя! Ты-то всю ночь нежился на чистых простынях! А я в седле трясся.

– И как? Оно того стоило?

– Да. Увидев мой шеврон, барончик, как ты говоришь, раскололся. До самой задницы! За все эти фокусы надо сказать спасибо Одноглазому! Кстати, барон сотрудничает с ним давно!

– И много на этом заработал?

– Сначала зарабатывал. А потом пристрастился к этому зелью, что делает вожак горцев... так что, теперь он работает исключительно за него.

– То есть, ему платят наркотой?

– Да.

– Ага... и много здесь таких?

– Слава всевышнему, не очень. Барон назвал ещё двоих, больше он никого не знает. Лэн распорядился послать туда солдат – надо прихлопнуть эти змеиные гнёзда! Пока в них не вывелись новые гадюки.

– Как давно спланировали это нападение?

– Месяц назад.

– И так быстро перебросили сюда столько народу?

– А они и так тут были. Мелкими группами отсиживались в разных местах. Зачем-то Одноглазому это было нужно. Им просто приказали собраться вместе, вот и всё.

– Угу... надо думать, эти ребятки тайно следили за маршрутами транспортировки зелья... Надо будет их потрясти на этот счёт.

– Уже... – зевает Кот.

– В смысле?

– Брат Монер занялся этим полезным делом. Рон – так еле на ногах стоит, пошёл спать.

– Ну, так я его навещу! Пускай заодно и пленников, захваченных при штурме, потрясёт! Интересно мне выяснить, кто ж тут такой умный отыскался?

Подвалы в замке глубокие и тюрьма тут серьёзная. Мне пришлось преодолеть три лестничных марша и две основательные двери, прежде, чем я спустился на нужный уровень.

Дознанием занимались монахи. И в этом нелегком деле они как-то обходились без «испанского сапога» и прочих прелестей. Хотя... душу выворачивали качественно! И основательно! Уж и не знаю, что было бы лучше...

Увидев меня, брат Монер встает и почтительно наклоняет голову.

– Как успехи у заплечных дел мастеров?– подкалываю я его.

– Отряд, штурмовавший замок, прибыл сюда недавно. Последний боец подошёл к ним неделю назад.

– Чем они питались?

– Кони – травой, а каждый прибывший боец вез с собою запас еды на две недели. Да и местные помощники им в этом поспособствовали. Не очень изысканно, но сытно. А воды в лесу полно.

– Кто разработал план нападения?

– Все уцелевшие командиры горцев, называют одно имя...

– Одноглазый?

– Точно так!

Значит, Одноглазый... Мало того, что он местный наркобарон, так ещё и вояка неплохой. Два в одном, так сказать. Пора уже этого талантливого товарища к ногтю. Да, поскорее...

Вместе с Монером выходим в коридор и идём вдоль камер. Дверей у них нет, вместо них прочные решётки, и видеть обитателей тюрьмы мы можем хорошо. Только нижняя часть решеток заделана досками, прикрывая от наших взглядов пол и частично скрывая лежащих на нём людей. Все прочее просматривается хорошо.

Многие горцы ранены, видны наспех сделанные повязки. Настроение понурое, видать, не ожидали такого резкого облома. Здесь есть и те, кого взяли в плен пехотинцы и те, кто был захвачен в тоннеле. На нас они почти не смотрят.

Осмотрев камеры, киваю монаху и направляюсь на выход.

И уже почти выйдя на улицу, останавливаюсь.

Стоп!

Какая-то мысль гвоздём засела у меня в голове...

Что-то я там такое увидел...

Раненых горцев?

Нет, не то.

Повязки, лежащие на полу тела... нет, что-то было ещё.

А что?

Я с ними не разговаривал, так что это меня затронуть не могло. Но что же дернуло меня?

Несостыковка... точно! Какая-то деталь не вписывалась в общую картину. И я её увидел. Но что это за деталь?

Слова? Не было слов, я только с монахом говорил.

Внешний вид горцев?

Ерунда, все они сейчас выглядят одинаково.

Наличие ран?

Теплее... но, это не всё.

Взгляды...

Глаза! Точнее – их выражение! Этот торжествующий взгляд охотника, только что поймавшего свою дичь! И оттого, не сумевшего сдержать эмоций. Вот что меня зацепило!

– Ты с ним говорил?

– Нет. Оставил напоследок. Он самый буйный изо всей этой шайки. Даже со своими не может рядом сидеть – постоянно в драку лезет. Они и попросили его куда-нибудь отсадить.

– И ты отсадил его в одиночную камеру...

– А куда же ещё? Тюрьма тут, хоть и серьёзная, однако же не очень большая. На такое количество пленников она просто не рассчитана, – Монер пожимает плечами.

– Так-так-так... – в волнении я начинаю кружить по комнате. – Маленькая, говоришь... А камеры осматривали?

– Они все были пустыми. Только в одиночке лежал какой-то хлам и его выбросили во двор.

– Какой хлам?

– Тряпки какие-то.

– И где они сейчас?

– В мусорной куче, где ж ещё?

– Пошли туда!

Искомое тряпьё мы отыскали сразу – его с энтузиазмом рвали собаки. Солдаты отгоняют псов и отбирают у них тряпьё.

Присаживаюсь на корточки и разглядываю его.

– Брат Монер! А вот скажи-ка мне – что такого привлекательного в этих тряпках, раз за них собаки грызутся?

Он присаживается рядом и ворошит мусор.

– Хм-м... ничего особенного не нахожу... скользкие они...

– Отчего? – во мне проснулся криминалист.

– Ну... жиром испачканы.

– Испачканы?

Монах вопросительно на меня смотрит.

– Не испачканы, брат Монер! А пропитаны! Зачем, как ты полагаешь?

– Ну... причин может быть много.

– Может. Не спорю. А в нашем случае? Какая причина самая вероятная?

Монах совершенно по-русски чешет в затылке. Наклоняется и рассматривает тряпки.

– Они местами порваны...

– Нет. Внимательнее смотри!

– Прорезаны?

– Точно!

– Ага... в них заворачивали что-то, что может прорезать ткань. Оружие?

– Похоже на то. А вот скажи мне, кому и зачем понадобилось тащить оружие в тюрьму? Причем, заметь, в немаленьком количестве! Без ножен волокли, чтобы побольше утащить.

Скажи, а тюрьма, до того, как вы её облюбовали, кем-то использовалась?

– Нет. До нас там никого не было.

– Стало быть, кто-то, о ком мы не знаем, притащил и спрятал там нехилое количество... ну, допустим, мечей.

– Это могли быть и те адепты Молчащих, которых мы здесь взяли.

– Могли, – соглашаюсь с ним. – И ещё. Ты на горца, того, что в одиночке сидит, внимательно смотрел?

– Ну...

– А то, что он единственный, на ком нет ран, заметил?

– Э-э-э... ну, такое вполне возможно!

– После того, как они отбивались там, под башней, им досталось почти всем, и только у него нет никаких ран. Он что, сразу оружие бросил? Это командир-то?

Монер чешет нос.

– Да... не очень похоже.

– И здесь, в тюрьме, ему зачем-то надо было попасть именно в данную камеру. Тебе ничего странным не кажется?

– Там есть подземный ход!

– Зачем тогда было тащить туда оружие? Можно было тихо уйти, никто бы и не засек. Во всяком случае – сразу. И по пути подобрать всё, что угодно. Вот тайник там есть, это очень даже может быть.

– Я сейчас же переверну всю эту камеру вверх дном!

– И что? Ну, допустим, тайник отыщем. И что дальше? Горец только плечами пожмет – не знаю ничего. Не я прятал, не мне и ответ держать. Прикинь сам, сколько их там сидит?

– Меньше десятка.

– Что можно сделать такими силами? Взять ворота? Допустим. Но взять мало, их надо ещё кому-то открыть!

– Кому-то – это в смысле для кого-то открыть?

– Ну, да, это я так коряво высказался. Отряд, который штурмовал замок, наверняка, уже рассеялся, и все они разбежались в разные стороны по лесу. Сомневаюсь я, что они так уж быстро соберутся вновь. И еще менее вероятно то, что они снова вернутся к замку. Нет, у этих ребятишек какое-то свое задание имеется.

– Так что же тогда нам делать?

– Если эти ребята захотят выйти из камер, то первым делом они снимут часового, который ходит по коридору. Понимаю, что оптимально было бы им пожертвовать, дабы уж совсем никаких подозрений не возникло у этих умников. Но откровенно тебе скажу, рука не поднимается. Я же этого человека на верную смерть отправлю. Никаких шансов защитить себя у него точно не будет. Поставить его на пост и ничего не сказать? Можно, конечно, ему ничего не говорить. Только как потом его родным в глаза смотреть? Ей-богу, проще уж всех этих субчиков прямо в камерах перестрелять!

Монер задумчиво смотрит на башни.

– А пускай они напьются!

– То есть?

Мы с монахами уже полчаса сидим на лестнице и слушаем, как в тюремном коридоре пьянствуют солдаты. На улице уже стемнело, и для хитроумных горцев это самое рабочее время. Было бы таковым, если не иметь в виду досадную помеху – разгулявшихся охранников.

А те, пользуясь отсутствием капрала, который ушёл отсюда ещё час назад, сославшись на недомогание, разошлись вовсю! Уже трудно сказать, какая по счёту бутылка звякает об пол. Хотя для четырех здоровенных парней это не слишком уж большая доза.

Шум становиться сильнее, уже можно разобрать отдельные слова. Так, у гуляк закончилось вино, и один из них уговаривает собутыльников сходить за добавкой.

– Да ладно вам, парни! Говорю же вам, что эта девка смотрит на меня масляными глазками!

– Врешь ты всё! Было бы на кого глядеть!

– А откуда взялось вино, что мы сейчас пьём? Ты же принёс всего одну бутылку. И Трой одну. А посчитай, сколько их лежит на полу.

– Пять.

– И откуда взялись еще три?

– Ну... Я не смотрел.

– А вот этим подарком меня и угостила разлюбезная моя Лия. Она знает, чем можно польстить старому солдату!

– Уж не замуж ли она за тебя собралась?

– Чем же я не жених?

– Да у тебя за душой ни гроша! Сколько ни есть денег, ты все пропьешь.

– Так зачем же мне тратить деньги на выпивку, коли у милорда такие здоровенные винные подвалы? А моя разлюбезная вдовушка служит на кухне и в эти подвалы ходит по пять раз в день.

Среди солдат наступает молчание. Окосевшие от выпивки мозги осмысливают сказанное. Спустя некоторое время большинство присутствующих приходит к одному мнению: надо идти за вином.

– Вот мы сейчас и посмотрим, врешь ты или нет.

– Так вы что – все сразу со мной и попретесь?

– А чего? Боишься, что эти оборванцы куда-нибудь сбегут? Для этого им потребуется, по меньшей мере, перегрызть решетку. А таких зубов ни у кого из них нет. Капрал же не появится раньше утра. Его сегодня стукнули по шлему, и голова у него гудит, как пивной котел.

Топот ног – охранники идут к лестнице. Заворачивают за угол и поднимаются наверх.

– Милорд? – шепчет мне один из них. – Мы все правильно сделали?

– Отлично сыграли, Майн! В какой-то момент я сам в это поверил.

– Самое трудное, милорд, состояло в том, чтобы выливать на пол вкусное вино! Поистине, сердце кровью обливается!

– Там наверху стоит корзинка. Можете забрать ее с собой. По бутылке на брата там уж точно отыщется. А утром я отблагодарю вас отдельно.

Один из монахов босиком бесшумно спускается вниз. Ложится на пол и осторожно выглядывает из-за угла. Некоторое время он лежит неподвижно, потом внезапно приподнимает руку – условный сигнал.

– Так, – шепчу я Лексли, – открылась дверь одиночной камеры.

– Настолько тихо?

– Видимо, там что-то для этого специально придумано. Подождем.

Спустя некоторое время монах прячет голову и осторожно поднимается наверх. Машет нам рукой, и мы все вместе, стараясь не шуметь, выбираемся во двор.

– Милорд! – подбегает ко мне монах. – Он открыл двери остальных камер. Раздал мечи горцам.

– Они идут наверх?

– Пока нет. Что-то делают там.

Мы рассредотачиваемся по двору и прячемся, кто куда. Для этой цели еще днем сюда притащили несколько телег и воз с сеном. По всему двору заранее попрятались наблюдатели. Я постарался прикинуть все возможные пути следования злодеев и расставил своих людей таким образом, чтобы перекрыть все направления.

Проходит еще минут пять, и у выхода на улицу появляется первый персонаж. Полностью обмундированный латник. Только без щита и копья. Он останавливается на пороге и внимательно осматривает двор. Здесь пусто и тихо. Только на стене видны покачивающиеся факелы мерно расхаживающих часовых. В самом же дворе никакого движения нет.

Постояв пару минут, латник оборачивается назад и делает приглашающий жест рукой. По лестнице поднимаются все остальные. Их не так уж и много – всего шесть человек. Надо полагать, те оставшиеся пленные, которых мы взяли в лесу, остались внизу. Разглядев вышедших, я понимаю, почему. Видимо, запасов оружия и снаряжения просто не хватило на всех. И дабы не поднимать тревоги, которая неминуемо возникнет, если кто-то из часовых заметит оборванного пленника, их просто оставили внизу. А шестеро солдат в полной амуниции никакого подозрения не вызовут. Что может быть более естественным в осажденном замке, чем шестеро солдат, идущие по своим делам?

Так оно и оказалось. Шестерка выстраивается в колонну, один из них отступает вправо, изображая собой капрала, и все они, ничуть не таясь, спокойно идут по двору.

Куда ж вы путь держите, гости незваные?

Горцы направились к старой башне. Толкаю локтем Лексли. Приподнявшись со дна телеги, он приоткрывает стекло фонаря. Несколько раз закрывает его полой плаща. Наверху на стене дважды качается факел – подтверждают принятие сигнала. Теперь на пути горцев не будет никаких препятствий. Охрана внутренних ворот тихонечко попрячется, пропустив их мимо себя. А вот закрыть ворота, отрезав башню от замка, вам, ребятки, никто не даст. На стене залегли в засаде несколько арбалетчиков.

Дав злодеям отойти подальше, выскальзываем из своих убежищ и спешим за ними следом.

Пройдя по двору метров пятьдесят, слышим впереди тяжелый удар. Не очень сильный, но явственный.

– Они закрыли ворота, – шепчет мне на ухо брат Рон. – Петли мы смазали, а вот вес у створки никуда не делся. Видимо, кто-то просто не рассчитал и не придержал ее вовремя.

Ничего страшного, этот вариант нами был предусмотрен. Интересно, выставят ли горцы свою охрану около ворот?

Как выяснилось, особой изворотливостью ума там никто не блистал. Охрану они выставили, после чего, сочтя себя в безопасности, дружно направились в старую башню. На здоровье! Там вы тоже будете не в одиночестве. На внешних балконах башни заняли свои позиции спецмонахи. Когда мы обсуждали план операции, успевший к тому времени выспаться брат Рон пояснил, что никого более подходящего для тихого боя внутри помещений, нежели его соратники, у нас просто нет. Ему никто и не возражал.

Тихо скрипнув (пожалели все-таки масла), приоткрывается створка. Проскальзываем во двор. Прямо под ногами, сжимая в руках меч, лежит один из горцев. Чуть поодаль привалился к воротам второй. Дождавшись, когда основная группа скроется в башне, арбалетчики сняли часовых, после чего один из них, спустившись вниз, отпер ворота.

Быстро пересекаем двор. Он здесь совсем небольшой, всего-то метров пятнадцать. Так что наша команда проскакивает его за несколько секунд. Впереди бегут монахи Рона. Доспехов и большого количества металла они не носят, поэтому их передвижения практически бесшумны. А уже следом за ними, стараясь ступать тихо, идет основная наша ударная сила – Коты. Вот они-то как раз в полном вооружении: со щитами и в доспехах. Неизвестно, какая стычка ожидает нас в башенных коридорах, какой еще сюрприз приготовили нам незваные гости. Посылать в лобовую атаку монахов, не имеющих серьезной защиты, не хочу. На этом я особо настоял.

– Ваша задача, ребята, – продержаться до подхода тяжело вооруженных пехотинцев. Каких бы опытных бойцов ни отобрали для этой цели горцы, против Котов им ловить нечего. Пройдут, как горячий утюг по маслу. Основная наша цель – взять живым их главаря.

Откровенно говоря, я всем сердцем ощущал то, что целью горцев будет именно башня. Почему? И сам не знаю. Но я постоянно чувствовал ее зловещую тень за спиной. Казалось бы, ведь ничего не произошло. Никаких особенных событий, связанных именно с ней, не было. Она продолжала стоять, пронзая своей верхушкой небеса. Никто, кроме охраны не поднимался на ее площадки. Опечатанные мною двери никто не пробовал открывать. Но все равно, вернувшись в замок, я вдруг почувствовал ее существование. Словно в хорошо знакомой квартире вдруг появилась чужая мрачная собака. Она пока еще мирно лежит в углу, но ее внимательный взгляд чувствуют на себе все обитатели квартиры. Пока еще неизвестно, кто привел эту собаку и зачем. Пока еще никто, помимо меня, не почувствовал, что что-то изменилось в замке. А может быть, ничего и не менялось? Может быть, все дело в том, что изменилась не башня, изменился я? Рисунок меча у меня на груди стал еще более явственным. Возможно, все дело в этом? Просто я стал более чувствительным и внимательным. И поэтому замечаю то, чего не видел ранее.

Вот и тяжелые башенные двери. Они закрыты. Нельзя сказать, чтобы я не предвидел такую возможность заранее. Вытаскиваю из ножен Рунный клинок и нащупываю на двери зарубки. Вот они. Взмах клинка – и дверь, чуть скрипнув отходит от косяка. Она обита железом, но противостоять моему оружию не в силах. Придерживаю рукой отрубленную часть засова, которая так и осталась торчать в скобе на притолоке.

Странно, но мне почудилось какое-то движение. Нет, никто из стоящих со мной рядом не шевелился. Но внезапно мне показалось, что дрогнула сама стена. Разумеется, это было не так. Какой бы силы не был мой удар, какое бы оружие не держал я при этом в руках, поколебать громаду башни мне было не под силу.

Дорога открыта.

Передовой монах подносит к губам руку. Еле слышный, на пределе восприятия, звук поднимается вверх. Проходит несколько секунд, и мы слышим три тихих щелчка. Все ясно, гости отправились на самый верх. Никого из них в других помещениях нет. Так что мы можем особенно не прятаться. Тем не менее, стараясь не шуметь, вся наша команда быстро поднимается по лестнице. Один марш, второй, третий...

Вот и самый верх башни. От площадки туда ведет узкая каменная лестница. Интересно, что могло понадобиться злодеюкам на площадке башни? Там ведь ничего особенного нет. Стоит только узкая наблюдательная башенка. Она совсем маленькая, только-только поместиться одному человеку. Никакого тяжелого оружия наверху нет, все стрелометы и катапульты стоят на внешних башнях и стенах.

Отодвинув в сторону всех, тихо поднимаюсь по узкой лесенке. Железный люк закрыт на засов. Но, как и в случае с нижней дверью, это не преграда для Рунного клинка. Не замахиваюсь и не пробую рубить крышку. Просто всем телом налегаю на рукоятку. Нехотя клинок проходит сквозь толстое железо. Это нелегко, рубить гораздо проще. Но более шумно. Я не волнуюсь особенно насчет того, что кто-то меня услышит или увидит. Выход из люка на крышу прикрыт небольшим каменным козырьком. Надо полагать, для того, чтобы при обстреле башни из катапульт булыжники не сыпались бы на головы тем, кто поднимается наверх на площадку. Встать там хотя бы одному человеку совершенно нереально. Если только он не встанет на крышку. Но и в этом случае опасаться нечего. Если там был хоть кто-нибудь, то главная задача будет состоять в том, чтобы каким-то образом отпихнуть в сторону мертвое тело. Уж коли клинок проходит через толстую железную крышку, то подошва сапога для него препятствием точно не станет.

Но покойника наверху не оказалось. Крышка люка откинулась вверх беспрепятственно. Делаю знак сопровождающим и выскальзываю наверх.

На площадке башни относительно светло. Под парапетом стоит два фонаря. Их свет снизу практически не виден: мешает стена. Но площадка благодаря им освещена. И я вижу странное и непонятное мне зрелище. Спиной к нам стоит человек. Он безоружен, его меч лежит чуть в стороне. А перед ним на полу сцепились в схватке трое остальных. Собственно говоря, уже двое. Один из них с распоротым животом скорчился чуть в стороне. Он явно умирает. Видно, как слегка подергиваются его ноги. Оставшиеся двое, не произнося ни единого звука, пытаются прикончить друг друга. Что-то непонятное у них тут творится. Если у одного из них поехала крыша, то чего ждет этот, стоящий к нам спиной? Вполне бы мог помочь своему товарищу. Не успеваю я додумать эту мысль, как схватка заканчивается. Сильным ударом один из дерущихся перебрасывает своего противника через парапет. Ох, и ни хрена себе, силушка у мужика! Не завидую я его оппоненту. До земли метров сорок только лететь. А еще там ступеньки всякие есть и прочие каменюки. В общем, посадка мягкой не будет.

Оставшийся в живых горец резко поворачивает к тому, который наблюдает за схваткой. В его руках появляется кинжал. Ага, стало быть, в живых остался бунтарь. Уж и не знаю, что послужило причиной схватки, но, надо полагать, те, которым в ней не повезло, пытались прикончить именно его. А наблюдатель был явно не против. За что и собирается отблагодарить его уцелевший бунтарь.

Горец взмахивает кинжалом. Еще секунда – и наблюдателю копец. Странно, но он не предпринимает никаких попыток защититься. Просто вскидывает кверху обе руки. И атакующий горец вдруг замирает на месте. Наблюдатель начинает что-то говорить. Голос его тих и звучит как-то завораживающе. Справа от меня крякает брат Рон. Его рука резко выпрямляется, и наблюдатель как подкошенный падает на камни площадки. Сбросивший оцепенение горец, ничуть не смущаясь появлением новых действующих лиц, прет на нас, как бык на тореадора. И с таким же успехом.

Как там, у Высоцкого было?

«... супротив милиции он ничего не смог...»

Во-во! Самое то определение.

Увидев летящего на нас горца, двое Котов, оттирая меня в сторону, делают синхронный шаг вперёд. Лязгнув, смыкаются их щиты.

Завидев возникшую на пути стену, атакующий не задержался ни на секунду. Хрипло что-то выкрикнув, он резко ныряет вниз-вбок. Понятно, у него оружие не с самым длинным клинком – кинжал, и уверенно работать им он может только на короткой дистанции. Куда делся меч – неизвестно, но искать его горцу некогда.

Сократив таким маневром дистанцию, атакующий нацеливается на ноги левого Кота. Мысль, в общем-то, здравая. Свалив противника, он может атаковать его соседа и вот тут длинный меч тому не очень поможет – дистанция будет минимальной, не очень-то мечом помашешь.

Надо думать, что таких фокусов многоопытные охранители государственной казны за время службы нагляделись достаточно. Ибо вытянутая вперед рука с кинжалом была прибита окантовкой щита к полу башни, как мышь сковородой к обеденному столу! А в следующую секунду основательный пинок, подкованным сапогом под ребро, заставил горца свернутся в три погибели. Кольчуга, в данном случае, мало ему помогла. Рухнувший всем своим весом ему на спину второй Кот, совершенно обездвижил нападающего. Килограмм восемьдесят на него брякнулось – и к бабке не ходи! Где уж там руками-ногами махать...

Заслышав впереди возню, поворачиваюсь туда.

Монахи, подбадривая друг друга возгласами, деловито пеленают наблюдателя. В рот ему уже загнали деревянный кляп, а руки стянули за спиной. Эк они! За что ж так сурово-то?

Поднимаю с пола фонарь и прохожу вперёд.

Вот и мечи отыскались...

Стена наблюдательной башни разворочена, под ногами валяются обломки кирпичей.

И что это тут у нас?

В глубине открывшейся ниши лежит большой темно-красный камень. Протянув к нему руку, ощущаю слабый толчок. Не в руку, а сбоку – там где висит Рунный клинок. Остановившись, вытаскиваю его из ножен и протягиваю вперёд. Камня, правда, не касаюсь. Черт его знает, как среагирует тот на прикосновение моего оружия? Явно ведь это не простой булыжник, иначе, зачем было его так прятать?

Но никакой реакции ни камня, ни клинка не видно. Они не взаимодействуют друг с другом. Во всяком случае, внешне.

Позади меня кашляет брат Рон.

– Милорд! Я бы, на вашем месте, этого не делал!

– Не волнуйтесь, я не собираюсь проверять крепость этого камешка, – убирая клинок в ножны, отвечаю ему. – Просто клинок ощутимо толкнул меня в бок, стоило только мне протянуть руку к камню. Обычно он меня таким образом о чем-то предупреждает. Поэтому, лучше воздержусь и от того, чтобы прикасаться к камню вообще. Чем угодно. Ведь, кстати говоря, горцы тоже его не трогали! Посмотрите – он весь покрыт пылью! И следов на нём нет.

– И это – правильно, милорд!

– А за что вы так этого «наблюдателя» дербалызнули? Он же спиной стоял, можно было бы его скрутить и без таких кардинальных мер воздействия.

– Дерба... что?

– Ну, по башке ему дали!

– Это колдун, милорд! Вы что, не почувствовали, как нагрелось кольцо?

– Блин! Да я его вообще не надел! Забыл как-то... вы уж извините меня, брат Рон! И на старуху бывает проруха!

– Что ж вы так, милорд?

– Да... сам хорош! Неуклюжее сексуально-скобяное изделие – вот кто я такой!

Монах удивленно выкатывает глаза.

– Изделие...?

– Ж..а с ручкой – вот кто ваш лорд! Других учить, да мордой тыкать – всегда готов! А как самому свои же рекомендации выполнять – только руками разводить могу!

Брат Рон усмехается.

– Ну, у вас кое-что другое имеется. То, чего ни у кого из нас нет и быть не может.

– Да не успокаивайте меня! Сам понимаю, что лопух! А ведь клинок ничего мне не подсказал!

– Видимо, милорд, дело в том, что он реагирует только тогда, когда вам грозит опасность.

– А колдун этот, стало быть, мне не угрожал?

– Серые невосприимчивы к враждебной магии. Им нельзя нанести вред колдовским способом. Вот ваше оружие никак и не реагирует. Вам-то лично ничего не грозило!

– Нет, брат Рон! Угроза другу – угроза тебе самому! Пока он жив – и ты стоишь на ногах. Выжить вы можете только сообща. Помоги ему – и он поможет тебе. Его жизнь и твоя связаны неразрывно.

Монах уважительно прицокивает языком.

– Золотые слова, милорд! Я запомню! И передам другим. Это ваши мысли?

– Да где там! – безнадёжно машу рукой. – В прошлой жизни приходилось мне встречаться с такими непростыми ребятишками... да... от них и услышал.

– Что ж это за люди такие были? Судя по словам – очень и очень... интересные!

– Да я и сам толком не знаю, брат Рон... Уж очень вокруг них секретов всяких понавертели. Знаю только, что тренировки у них были... жуткие. Свяжут двоих парней веревкой – да вверх на скалу. А скала крутая и повыше этой башенки... раза в два-три. Так что, шансов выжить после падения нет.

– Но ведь у них веревка есть? Можно же как-то друг другу помогать?

– Угу. Три метра длиной. Подтянуть товарища, поддержать – вполне достаточно. А вот, в случае срыва со скалы, не то что, удержать – крикнуть некогда! Так вдвоем и полетишь...

Монах явно потрясён.

– Зачем же так, милорд? Ведь они же оба погибнут!

– Или оба дойдут до конца. Зато, потом... будут чувствовать товарища, как самого себя! Всю жизнь. Любого, кто идёт рядом с тобой. Во всяком случае, у этих ребят так и было.

– Ничего себе... – ошарашенно покачивает головою спецмонах. – И с какого же возраста их так... готовили?

– Не знаю точно. Говорят – с двенадцати-тринадцати лет. Тот, кто мне об этом рассказал, учился так именно с тринадцати лет.

– Должно быть, милорд, у вас была очень воинственная страна.

– Нет, брат Рон! Просто враги наши были... тоже далеко не белыми и пушистыми... как маленькие котята и не отличались показным миролюбием и кротостью.

Снизу принесли доски и монахи, не доверяя это дело никому, сноровисто воздвигли ограду вокруг пролома в стене наблюдательной башенки. Накрыли доски сверху тяжелой плотной тканью. Подобрали и унесли вниз погнутые и исковерканные мечи горцев. Вот чем они стену-то курочили!

Оставляем наверху парный пост – монаха и солдата.

По выходу во двор нас разыскал барон.

– Чем порадуете, Лэн? Что там с остальными горцами? Сдались?

– Некому было сдаваться, милорд! Их опоили чем-то... они совсем потеряли разум. Бросились с мечами на пехотинцев с арбалетами.

– Понятно... никто не промазал.

– Нет, милорд! Стреляли по ногам! Почти все попали точно, но это их не образумило. Трое из них закололи себя сами, прочие...

– Добро, Лэн! Помер Максим – и хрен с ним! По крайней мере, нам достались неопоённые. Вот с ними и поговорим... Но это – уже утром! Простите меня, барон, но спать хочу – просто сил никаких нет! Да, к слову сказать, монахи и без меня все сделают в лучшем виде! Один-то из пленников – колдун!

Даже в неярком свете факелов было видно как он побледнел.