Текст книги "Рыбалка в Пронькино (СИ)"

Автор книги: Александр Шленский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– A trip? Where?

– You'll see.

– I still don't know how to leave my body, mister Федька.

– Hold on, I'm coming over to help you!

Из мутного тёмного марева, окутавшего угол комнаты, где Дуэйну померещился Женька Мякишев, неожиданно высунулись две громадные клешни, а вслед за ними необъятная крабья морда с циклопическими антеннами, жвалами, ногочелюстями и ярко светящимися холодным блеском глазами, вращающимися как перископы. Огромный краб угрожающе вздыбился над Дуэйном и рявкнул:

– Брысь!!!

Душа Дуэйна беспомощно заметалась в теле как пойманная птица в западне, а затем, словно вдруг увидев что клетка не закрыта, отчаянно рванулась и стремительно взлетела в вышину.

Космос оказался невероятно красивым, просто сказочным – гораздо интереснее космических фотографий, которые Дуэйну довелось когда-либо видеть. Яростно светило неистовое космическое солнце, в глубокой бархатистой тьме прохладно блистали звёзды, мерцал и переливался далёким свечением Млечный путь, и большая вкусная Луна, аппетитная как песочное печенье, неторопливо облетала Землю. Сама Земля выглядела небольшим хрупким сине-фиолетовым шаром чистого хрусталя, подёрнутым там и сям спиралевидной изморозью облаков, сквозь которые кое-где проступали зеленые и коричневые пятна континентов.

Дуэйн плыл в чёрной пустоте, пронизанной бесчисленными лучами света, и в какой-то миг ему захотелось рвануться и улететь в бескрайний Космос, так чтобы Земля безвозвратно потерялась из вида. Он совсем не боялся расстаться с этой планетой навсегда, но в следующий миг ему вдруг стало невыносимо жалко Землю. Как-то она будет без него! И Дуэйн начал быстро снижаться. Земля прыжком раздалась в стороны и превратилась из шара в плоский блин, который быстро расширялся и обретал рельеф. Внизу величаво вырастали снежные шапки Кордильер, мощно дышал океанской прохладой подёрнутый густой фиолетово-серой дымкой Пасифик. В этой дымке крошечным паучком барахтался вертолёт береговой охраны.

Горы сверху напоминали грубую обёрточную бумагу тёмно-коричневого цвета, смятую в причудливые складки. Местами эти складки поросли клочковатой растительностью, в которой были представлены все оттенки зелёного цвета, от тёмно-защитного до ярко изумрудного. Попадались и жёлтовато-бурые участки, где прямые лучи солнца безжалостно выжгли всё живое и равнодушно пощадили лишь семена. Они восстанут из мёртвых на следующий сезон, чтобы так же умереть после короткой бурной вегетации. Среди этого буйства красок навстречу солнцу, дающему и жизнь, и смерть, вздымались в воздух выветренные миллионами ветров голые скалы, медленно поедаемые тысячелетней эрозией. Иногда на скале, на самом обрыве можно было увидеть обезумевшее дерево, отчаянно цепляющееся извитыми узловатыми корнями за мёртвый ускользающий грунт. По горам там и сям были аккуратными витками уложены ажурные ярко-белые бечёвки и нитки дорог.

Дуэйн вдруг осознал что может смотреть вниз словно в бинокль, и перед ним замелькали, притянутые несуществующими линзами, небоскрёбы суматошного Лос Анжелеса, величественные водопады и гигантские секвойи Йосемите, плоская центральная долина, которую многочисленные гряды виртуозно возделанных виноградных лоз делали похожей на голову негритянской школьницы с аккуратно заплетёнными косичками. Промелькнули крытые прессованной соломой пекарни и ресторанчики игрушечного датского городка Сольванг, затем их сменили разноцветные дома Сан-Франциско с уютными эркерами и яркими черепичными крышами, теснящиеся на горах вокруг залива многочисленными уступами, как зрительские ряды в амфитеатре вокруг арены. Калифорния, Калифорния, Калифорния!

Вот протянулась внизу восемьдесят вторая дорога, вездесущая Эль Камино, неустанно пронизывающая тихоокеанское калифорнийское побережье, подобно тому как намного более знакомое Дуэйну шоссе A1A нескончаемо тянется с севера на юг через атлантический берег Флориды. Проплыли уютные городки Пало Альто и Маунтейн Вью... Где-то здесь невзрачный с виду мужичонка в круглых очочках по имени Уильям Шокли запустил в промышленную серию первый в мире транзистор. Здесь же на улице Эль Камино до сих пор стоит магазинчик в котором были проданы первые пятьдесят компьютеров фирмы Эппл.

Сюда, в благословенную Калифорнию, пришли первооткрыватели из иных измерений судьбы. Пришли и написали историю этого края. Бесхозный бросовый кремний силиконовой долины внезапно стал нужен всем и превратил это место в технологический рай, сконцентрировав там лучшие мозги нации. Слава тем, кто умеет создать не просто чудо, а технологию промышленного производства чудес, которую можно развивать и совершенствовать. Без них жизнь топталась бы на месте и оттоптала бы себе в конце концов то, без чего жизни не бывает.

У Дуэйна во время отсидки было достаточно времени для самообразования. Как и любой заключённый, не имевший провинностей, он мог пользоваться огромной тюремной библиотекой, которая стараниями начальника тюрьмы Джеффри Кармайкла могла соперничать чуть ли не с библиотекой Конгресса США. Дуэйн почему-то очень заинтересовался Силиконовой долиной и прочитал о ней не одну книжку. В армии, где он служил с восемнадцати лет, пока не угодил за решётку, времени на чтение никогда не оставалось.

Дуэйн спустился ещё ниже и завис над огромным странноватого вида кампусом. Необычный вид ему придавал прежде всего гигантский скелет динозавра с подвешенными на нём там и сям пластмассовыми розовыми фламинго. Радовали глаз смешные скульптурки, изображавшие сдобные печеньки в виде стилизованных зверюшек. Здания были экзотичны, но не чересчур. Их зеркальные стёкла, затемнённые как очки Джеймса Бонда, навевали атмосферу таинственности. По многочисленным дорожкам разъезжали на ярких радужных велосипедиках местные обитатели. Рядом с одним из офисных строений возвышались огромные почти в рост человека разноцветные буквы-скульптуры, образуя странный лозунг "AND PROUD".

Буквы были окрашены во все цвета спектра как и велосипеды. Сочетание цветов чем-то напоминало флаг ЛГБТ сообщества. Дуэйн мысленно сопоставил цвета и лозунг, и предположил что обитатели кампуса вероятно гордятся своей сексуально-половой ориентацией. На стеклянном фронтоне главного здания красовался громадный логотип компании, также составленный из отдельных букв-скульптур: "Google".

Повинуясь какому-то странному наитию, Дуэйн стремительно спикировал в одно из зданий, легко просочился через солнечные батареи, кровлю, балки и перекрытия, миновал фальш-потолок, усеянный миниатюрными камерами, детекторами задымления и пожарными брызгалками, и оказался в лоснящемся от чистоты ярко освещённом помещении со сказочно красивыми произведениями сантехнической мысли.

Унитазы были солидны и монументальны как античные Роллс-Ройсы. А писсуары... Писсуары выглядели как ёлочные игрушки в детстве! Они так вкусно и разноцветно посвёркивали, что их помимо воли хотелось облизать языком, хотя они, как известно, предназначены вовсе не для языка, а совсем для иного члена человеческого тела.

Ни Машка, ни Толян так и не смогли объяснить Дуэйну, почему в русском языке для этой части тела не нашлось приличного названия, и те у кого язык не поворачивается называть её по-простецки хуем, вынуждены называть её просто членом, надеясь что слушатель поймёт по контексту, что речь идёт не о каком-нибудь вообще члене, а конкретно о половом.

Дверь открылась, впустив внутрь человека в американской военно-морской форме. Забегая вперёд, уточним что это был адмирал шестого военного флота США Уильям Тикомсе Шерман, по странной случайности полный тёзка того самого генерала Шермана, по вине которого американские негры уже полторы сотни лет болтаются без дела. Адмирал Шерман прошёл мимо ярко-красного, оранжевого, жёлтого и зелёного и остановился напротив бархатно-синего писсуара, в котором словно бы отражалось величественное спокойствие вечернего чистого неба, под куполом которого можно приятно расслабиться и пожурчать.

Любой подошедший к писсуару человек должен по традиции вынуть понятно по контексту какой член, даже если это и адмирал. В полном соответствии с традицией, адмирал извлёк сей сакральный орган из форменного галифе и доверительно с ним поздоровался:

– How are you doing, my friend! Ready to do your little job, eh?

– Дуэйн, не уверенный можно ли дождаться ответа в таком пикантном случае, решил прийти на помощь маленькому кусочку адмиральской плоти и осторожно ответил:

– Try me!

– There you go! Attaboy! – обрадованно похвалил адмирал своё сокровище и зацедил весьма недурную для его возраста струю.

Дуэйн сперва удивился тому что адмирал запросто разговаривает со своими частями тела, по крайней мере с одной из них, но тут же вспомнил Толяново присловье – "ближе хуя родни нет" – и перестал удивляться. Действительно, а чего бы с родственничком и не побазарить!

И тут Дуэйна осенило, что в теперешнем своём бестелесном состоянии он вероятно сможет проникнуть в мысли адмирала так же легко как и улететь в космос и просочиться в офисный туалет сквозь крышу здания. Тогда он наверняка узнает не только почему адмирал разговаривает со своим членом (да-да, с тем самым, с половым) и по какому делу он оказался в штаб-квартире Гугла, но и многие другие гораздо более интересные вещи.

Не имея решительно никакого опыта проникновения в чужие мысли, Дуэйнова душа на мгновение замялась в нерешительности, а затем из воображаемой сферы вытянулась в удлиннённую фигуру, напоминающую охотничью сосиску, и в таком виде осторожно протиснулась в адмиральское тело снизу через естественное отверстие, для которого в русском языке, даже обогащённом латынью, почему-то тоже не нашлось приличного названия размером в одно слово.

Дуэйнова душа осмотрелась по сторонам, и убедившись что она ни в коей мере не побеспокоила хозяйскую душу, аккуратно расправилась опять в сферу, только немного меньшего размера. Как известно, астральные тела, к коим без сомнения относятся и свободно путешествующие души^_8, имеют сферическую форму, а форму сосиски, как и всякую иную форму отличную от идеальной сферы, могут принимать лишь на короткое время и только под давлением обстоятельств.

Душа морского волка, надо сказать, отнеслась к неожиданному подселению души капрала из спецназа в принадлежащее ей тело довольно спокойно. Её нисколько не покоробила разница в званиях – ведь такие вещи как воинское звание, учёная степень, уровень дохода, социальный статус и прочая мишура не имеют никакого отношения ни к душе, ни к телу, а болтаются где-то между ними, и когда жизнь даёт серьёзную трещину или поворачивается неожиданной стороной, слетают как шелуха.

– Hi there! – запросто приветствовала Дуэйна адмиральская душа.

– What's up, man! – откликнулся Дуэйн.

– You got a name?

– Jeremiah. At your service, sir! – представилась душа Дуэйна. – That's my christian name. It's old fashioned but I like it!

– Tecumseh. – представилась адмиральская душа. – That's my middle name. It's not exactly christian. Matter of fact, it's Indian but who fucking cares!

– Nice meeting you, Tecumseh! – вежливо ответил Дуэйн.

– Welcome on board, Jeremiah! Please feel yourself at home. By the way, I love your answer to the famous rhetorical question. How did you put it? "Try me!", eh? Oh man, that was hilarious! It's exactly what mister Pecker would have said if only he could talk!

– Who's mister Pecker? – поинтересовался Дуэйн.

– Well... That's the name that admiral Sherman gave to his cock! Pretty funny, huh? He does those crazy little things all the time. He is a trip! But he is a very nice man. I'm having so much fun running his body! You'll see. I am trying to help him in every possible way. If only he could follow my lead all the time!

Тут Дуэйн (а точнее, его душа) не на шутку задумался, а как же он всю жизнь управлялся со своим немаленьким чёрнокожим телом, из которого озёрная нечисть вышвырнула его в свободное плавание с лёгкостью необычайной? Ну, в тюрьме, там понятное дело, постоянно приходилось его ободрять, успокаивать, занимать чем-то ненужным и делать вид что без этого жить нельзя. Ну хотя бы книжки о Силиконовой долине читать. Хорошо, а до тюрьмы? А после? Получается что по-настоящему душа человеку только в тюрьме и нужна? Тогда выходит что каждый человек должен в своей жизни хоть разок посидеть в тюрьме, чтобы как следует понять, зачем ему душа! Похоже, адмиральская душа хорошо знает что делает... Может быть, адмиралу тоже когда-то пришлось... а чё бы и не спросить!

– Yo, Tecumseh?

– What's up, bud?

– Can I ask you a personal question?

– Sure, go ahead!

– Have your admiral ever served time?

– Oh, yeah! We served in the Navy for twenty seven years.

– That's great, but it's not what I'm asking. I mean, have he ever served time in a federal prison?

– Fuck, no-o-o-o!!! Why?

Дуэйн хотел было объяснить свою мысль, но тут душа адмирала Шермана неожиданно подобралась и сообщила:

– Sorry, pal, but admiral is now shaking mister Pecker. It means he's almost done peeing. I have to get back to my job – running admiral's body. You can have a little fun reading the memory files while I'm busy. That will keep you occupied. Talk to you later, buddy!

Aдмирал Шерман упрятал мистера Пекера в уставные флотские подштанники, застегнул ширинку и пошёл на очередное совещание, слегка улыбаясь своим мыслям и покачивая головой.

– What a funny daydream that was! Tecumseh, Tecumseh, Tecumseh... You're a wacko!

***

Охладив кое-как проклятущие контейнеры, Лёха с Васькой решили назавтра собрать односельчан посноровистее, изготовить из старого металлолома, что ещё недоржавел в авто-тракторной мастерской, самую примитивную лебёдку или полиспаст, погрузить с его помощью тяжеленные контейнеры на телеги и поскорее увезти эту чуму из Пронькино к едрёной бабушке. Теперь, имея такого союзника как озеро, можно было не бояться репрессий со стороны федералов. Почему-то Лёха и Васька были уверены, что ни одному федералу уйти невредимым с Волынина озера не удастся.

Куда именно завезти и побросать это смертельно опасное говно – в чисто поле, в лес, в овраг или в болото – было неважно, главное чтобы с глаз подальше. И поебать, что с ним будет потом – раскалится до неведомых температур, расплавит земную кору и прожжёт дыру в Преисподнюю, или просто порвёт матушку Землю на астероидный пояс верности – какая теперь в жопу разница! Тут хоть лишний день прожить без этой дряни под боком – и то за счастье!

Чтобы туши убитых озёрных монстров не протухли, их наскоро присыпали крупной солью с густой примесью мелкой грязной щебёнки. В былые времена этой солью баловали крупный рогатый скот. А потом у коров от радиации стали рождаться телята-мутанты, которые по большей части сдыхали сразу после рождения. Зато те что выжили, вымахали метра по два в холке, отрастили по три пары рогов и бивни как у хорошего кабана, проломали стенку телятника и убежали в лес. Там они стали жевать ветки и сучья без разбора, а потом и вовсе начали грызть острыми резцами древесину как канадские бобры.

Дюжину местных волков, которые решили полакомиться телятинкой, цинично забодали, порвали на лоскуты и втоптали в лесную подстилку. Пронькинские охотники едва не окочурились со страха, увидев их затоптанные останки, зверски измочаленные рогами, зубами и бивнями. Уцелевшие хищники поджали хвосты и убежали неведомо куда, спасая свои волчьи шкуры от озверевшей говядины.

Пули этих тварей категорически не брали. Завалить их, чтобы пожрать мясца, можно было только минами наподобие клейморовских, которые до недавних пор волокли целыми ящиками из Росрезерва вместе с динамитом. Мясной фарш, филе и вырезку, изрешеченные роликами, приходилось потом муторно собирать с ветвей и сучьев рядом стоящих деревьев. Можно было собрать ещё и кишки на домашнюю колбасу, но никто не заморачивался, и они так и гнили, качаясь на ветвях, жутко воняя и собирая полчища мух.

Вознаграждение односельчанам за помощь в погрузке и вывозе мирного атома предполагалось выдавать битой озёрной рыбой. Что-то сейчас поедят, что-то навялят впрок, глядишь и поправятся и поживут ещё, и поборются за жизнь, и семью вытянут – баб, детишек. Вместе выживать всегда легче.

Примерно определили, кто из соседей ещё сохранил силёнку и сноровку в хозяйственных делах и может реально помочь, и заранее примерно поделили кому сколько. Делиться со всеми подряд не было смысла. Тот кого подточила радиация и лишения, кто ослаб и отупел, считай, уже мертвец, хотя ещё слегка шевелится. A dead man walking, как сказал бы Дуэйн. Переводить же на покойников еду и лекарства (а ценная рыба, добытая с боем, была и тем и другим) – это не что иное как благотворительность, которой теперь никто не занимался.

Эпоха расточительного социализма, когда ради достижения призрачного социального примирения государство грабило усердно работающих граждан и отдавало плоды их труда потомственным тунеядцам, давно закончилась. Времена наступили тяжёлые и страшные. От каждого человека требовалось максимум усилий чтобы просто день прожить. Теперь любые требования безвозмездной помощи и льгот воспринималась не как призыв к проявлению гуманизма и социальной справедливости, а как желание людей никчемным выжить за счёт тех кто каждый день отстаивал свою жизнь с потом и кровью. Поэтому любые попытки обменять свой базар на чужое сальце приводили неблагоразумных любителей халявы не к получению желаемых благ, а к насильственной смерти, причём далеко не всегда быстрой и лёгкой.

Ночью почти не спали, караулили Дуэйна, чтобы он, чёрт здоровый, верёвки не порвал или койку не сокрушил. Но Дуэйн пролежал всю ночь тихо, уставившись пустыми глазами на потолок и почти не мигая. Дышал редко и глубоко, как дельфин, время от времени ворочался с боку на бок насколько позволяли путы, глотал заливаемое в рот тёплое питьё, заваренное Лёхой из сушеной брусники с малиной, раза два пёрнул, никого не стесняясь, и периодически с шумным журчанием ссал в железную канистру, которую Лёха пристроил ему между ног.

Огромное тело капрала Робинсона, распластанное по постели выглядело как работающий на холостом ходу самосвал, шофёр которого отошёл по делам. Глаза его обычно живые, выразительные с поволокой, были оловянны и пусты, из угла рта стекала струйка слюны. И за всё время – ни единого слова или хотя бы разумного жеста. Спина, однако, заживала с невероятной быстротой.

Ближе к утру глухо стукнула калитка, спугнув на мгновение верещавших в ночи сверчков, и мотавшийся по двору Лёха, отложив сачок, которым он ловил жуков-светляков, слегка встряхнул лампу, изготовленную из трёхлитровой банки с крышкой, оплетённой проволочной сеткой. Наловленные ранее жуки в банке люминесцентно вспыхнули, и Лёха увидел как во двор не вошли и даже не втащились, а почти что вползли вымотанные до предела Толян и Машка.

– Мериканец наш как после озера? – хрипло спросил Толян, бросив мутный взгляд на Лёху, которого тоже покачивало от усталости.

– Шуряк-то? – хохотнул никогда не унывающий Лёха, повесив полыхавшую холодным светом жучиную лампу на гвоздь, вбитый в бельевой столбик. – Да как дурачок опосля поллитровки! Побесился сперва, а сейчас валяется в отключке... Ты бы слышал как он с самим Евсеем Ухмылиным тёрку вёл по понятиям. Песня, бля, заслушаешься! Мы с Васькой зассали, а он отпизделся как профессор-гинеколог! Леший под конец подобрел, даже велел нашей лягушке его полечить. Химией, бля!

– Химией торчки ширяются! – въедливо пробурчала из тёмных зарослей неугомонная лягушка.

Толян выпил залпом ковш сырой воды из-под колонки, второй ковш вылил себе на голову. Лёха тоже напился, неторопливо присев на корточки и подставив ладонь под струю воды. Медленно поднявшись на ноги и отерев мокрую ладонь о штаны, он как бы невзначай поинтересовался:

– Ну чё, пиздец киборгам? Всех сожрали?

– Хуже, брат! Только разведчиков по первости схавали, а остальных прямо так к озеру подключили, без всякого съедания! Быстро они, блять, развиваются, аж страх берёт... Меня, по ходу, ещё раньше подключили. Женькин шип который он мне воткнул – это имплант. Там и радиотрансмиттер, и радиопротектор, и сканер чтобы чужие мысли читать на расстоянии, всё в одном флаконе. Я теперь сам как киборг. И ещё не все функции опробовал... Завтра... Хуй знает как чё теперь будет со мной и со всеми, даже думать не могу, чайник лопается... – Толян, пошатываясь, зашёл в избу, и не раздеваясь, забыв даже снять ножны с катаной, рухнул на свою лежанку и мгновенно уснул.

Машка на подгибающихся ногах зашла в горницу, доковыляла до койки и уткнулась губами своему суженному в плечо. Убедившись что Дуэйн живой и тёплый, Машка встала рядом, прислонившись к стенке, и сквозь набегающие слёзы смотрела и слушала как он дышит. Затем Машкина голова опустилась на грудь, и она тихонько сползла вниз по стене и заснула сидя, крепко сжимая во сне матерчатый чехол с винтовкой. Лёха обошёл подворье, убедился что всё в порядке и прилёг в сенцах маленько поспать, наскоро подстелив под себя какую-то ветошь. Василий улёгся в сарае десятью минутами ранее, завернувшись в брезентовку, поближе к драгоценной рыбе.

Из Толяновой избы теперь доносилось лишь тяжкое сопение и храп. Через некоторое время папоротниковые заросли, зашуршав, раздвинулись, и из них вылезла огромная лягушка. Её бородавчатая спина светилась фиолетовым пламенем, а перепончатые лапы и толстое брюхо изумрудно сверкали. Напружинившись и протиснув светящуюся морду в дверную щель, огромная амфибия приоткрыла усилием всего тела незапертую дверь и грузно прошлёпала в дом. Оставляя за собой ярко фосфоресцирующие звёздные следы, лягушка доползла до кровати, тяжело подпрыгнула и сочно плюхнулась Дуэйну на грудь. Некоторое время она сидела совершенно неподвижно, лишь иногда раздувая горло, видимо прислушивалась к его дыханию.

Дуэйн, покрытый испариной, с напряжёнными мышцами, дышал шумно и со всхлипом, страшно сверкая белками закатившихся глаз в мерцающем лягушачьем свете. Лягушка, неуклюже передвигая перепончатые лапы, повернулась к голове Дуэйна срамным местом и легонько пшикнула мутноватым облачком ему в лицо. Дуэйн, вдохнув лягушачий аэрозоль, задышал тише и ровнее, расслабил мышцы и закрыл глаза. Лягушка сползла с груди Дуэйна на простыню, оттуда брякнулась на пол и потрюхала через всю избу назад в свои кусты. Где-то далече, за необъятным Волыниным озером, за дремучим Ухмылинским лесом занимался нехороший багровый рассвет.

***

От амебы до Эйнштейна всего один шаг.

Карл Поппер

На самом деле душа Дуэйна, вылетевшая из своего тела и путешествующая налегке, не совершила ничего особо выдающегося чего никто не делал в былые времена. Сибирские и бурятские шаманы, индийские йоги и брамины, мескалиновые индейцы и даже накастанедившиеся грибами хипстеры тоже любили это увлекательное занятие и никогда не отказывали себе в удовольствии приподняться чуток повыше и посмотреть на своё тело с высоты птичьего полёта.

Единственная разница заключалась в том что все эти отлетевшие души обыкновенно ошивались где-нибудь совсем рядом с хозяйскими телами, не желая оставлять их без присмотра. Ни одна душа в мире ещё не улетала от своего тела так далеко как душа Дуэйна, находившаяся теперь за тридевять земель от покосившейся избы в деревне Пронькино, где это тело лежало тупо и беспамятно, крепко привязанное к железной кровати руками друзей. И поэтому, как ни крути, душа Дуэйна чувствовала себя в далёкой и прекрасной Калифорнии не совсем уютно.

Тем не менее, пока тело Дуэйна залечивало с лягушкиной помощью разодранную шкуру на спине, его душа занималась очень важным делом. Попрощавшись с душой адмирала Шермана, душа Дуйэна, которую мы будем далее для краткости называть просто по имени её обладателя, полезла прямиком в адмиральскую память и стала напропалую копаться в свежих и давних воспоминаниях.

К великому сожалению, человеческая память не имеет такого замечательного интерфейса как поисковый сервер Гугла, который всегда знает что, где и как искать. Поэтому даже изначальной душе, обосновавшейся в теле в тот момент когда оно сделало первый в жизни вдох, очень часто приходится сталкиваться с такой неприятной вещью как забывчивость. Забыл, и хоть убей! Душа страдает, мучится, а память над ней словно издевается! Потом-то она конечно вспомнит всё что надо было, безо всяких страданий, сама по себе, но только когда требуемое воспоминание уже нахрен никому не нужно.

Если даже изначальной душе, знающей в своём теле все стёжки-дорожки, подчас бывает нелегко пользоваться собственной памятью, то уж пришлой душе, которая грешным делом забралась в чужую незнакомую память, и подавно тяжело! Тем не менее, Дуэйн проявил себя настоящим разведчиком. Сперва он конечно шарил в адмиральской памяти наугад, как в алфавитном каталоге незнакомой библиотеки, в котором ни хрена нельзя найти, если не знаешь нужной фамилии, или даже если знаешь эту фамилию, но у неё есть целая куча сволочей-однофамильцев.

Затем Дуэйн обнаружил что кроме никчемного алфавитного каталога в памяти есть ещё и хронологический индекс, где всё было разложено по датам и периодам, кое-что по точным, но большинство – по приблизительным. Искать интересующие вещи стало несколько легче.

Наконец Дуэйн даже не обнаружил а как-то вдруг внезапно почувствовал не своей даже, а адмиральской печёнкой, что есть и ещё один каталог, самый интересный, где все вещи отсортированы по ощущению и по настроению. Нужно было тщательно сосредоточиться, создать у себя определённое настроение, и тогда память с готовностью выкатывала целый ворох соответствующий этому настроению воспоминаний, иногда приятных, а иногда и не очень.

Копаясь в адмиральской памяти всё более уверенно, Дуэйн довольно быстро узнал, что адмирал Шерман вовсе не прибыл в офис Гугла в Маунтейн Вью по каким-то временным делам, как сперва думал Дуэйн, а находился там постоянно вместе с другими членами Национального Комитета Оборонных Исследований США.

Впрочем, название комитета не вполне отражало суть его работы, потому что обороняться в привычном смысле этого слова Соединённым Штатам Америки было не от кого. Ни Австралия, ни Бразилия никакой военной угрозы не представляли, а все остальные страны Пандемия опустошила так что помышлять о войне им уже не приходилось.

Оборонялись Соединённые Штаты от неизвестного и от этого ещё более ужасного противника, который сперва уничтожил большую часть человечества, наслав на него опустошительную Пандемию, а потом стал вести какие-то непонятные мутные игры с оставшимися в живых.

Развитие событий давало определённую надежду на то что массовое истребление людей больше не повторится, но было также ясно, что неведомый враг собирается использовать тех, кого он пощадил, в каких-то своих целях. В каких именно, никто не знал: вражеские намерения предстояло ещё долго разгадывать.

Именно этим и занимался вышеупомянутый Комитет, направляя и координируя деятельность научно-исследовательских институтов и организаций, всех штатских министерств и ведомств, которые имели силы и средства для выполнения подобных задач, разветвлённую сеть гражданских осведомителей, государственные спецслужбы, и разумеется, военную разведку.

Самой важной задачей Комитета было ощутить и почувствовать неведомого противника, найти линию соприкосновения с врагом, увидеть его в лицо. Дуэйн сосредоточенно рылся в адмиральской памяти, извлекая и изучая факты, и этого лица не находил. Может быть, вообще всё случившееся было страшным природным катаклизмом, и никакого врага и в помине не было? Но как тогда быть с контактёрами?

Контактёрами называли людей через которых неведомый враг, по всей вероятности, пытался вести переговоры с человечеством, сообщая им о тех или иных своих действиях, которые последуют если не будут выполнены их условия. Самым первым и наиболее известным контактёром был профессор Константин Макарович Циолковский родом из города Долинска, который находится совсем недалеко от Японских островов.

Константин Макарович, однако, Японией пренебрёг, а вместо того поступил на должность профессора в Стэнфордский университет. Там он читал лекции вовсе не по ракетостроению, более соответствующему его имени и фамилии, а по инженерной биологии, по которой он был крупнейшим в мире специалистом.

Профессор Циолковский ежегодно летал на Сахалин навестить стариков родителей и старшую сестру. Вернувшись в Калифорнию после очередной поездки в Россию, профессор повёл себя весьма странно. Учёный внезапно заявился на телестудию KPIX сети CBS в Сан-Франциско с заряженным дробовиком двенадцатого калибра, разнёс выстрелом стеклянную панель окна для привлечения внимания и потребовал прямого эфира.

Профессора немедленно усадили перед телекамерой и поставили напротив него микрофон. С помощью несложных манипуляций с парой телемониторов местной сети, которые выдали за обычные телевизоры, профессора быстро убедили, что его видит и слышит как минимум пара миллионов человек, и попросили изложить свои требования.

Никаких требований, однако, Константин Макарович ни к кому предъявлять не стал. Вместо этого он поведал широкой общественности, что во время своего полёта из Владивостока в Сан-Франциско на высоте тридцать пять тысяч футов он вошёл в ментальное соприкосновение с высшей реальностью, о наличии которой он даже и не подозревал, но после произошедшего нисколько не сомневается в её существовании.

Профессор утверждал что не слышал никаких голосов, не видел никаких видений и не испытывал паники или спутанности сознания, которые обычно сопутствуют психическому помешательству. Напротив, он мыслил очень чётко, но его мысли в течение определённого периода управлялись не его собственной волей, а внешними силами.

Профессора последовательно заставили вспомнить и подумать о хорошо известных ему прогнозах геофизиков, из которых явствовало, что в течение ближайших десятилетий в результате человеческой деятельности в атмосферу Земли будет выброшено более десяти миллиардов тонн углерода. Затем его мысли переключили на подробный анализ последствий – разогрев земной атмосферы, резкое повышение уровня мирового океана, затопление значительной части континентов и, как следствие, гибель человеческой цивилизации.

Далее его мысли подробно провели через грядущие биологические последствия техногенной планетарной катастрофы, вплоть до разрушения всех основных биоценозов включая различные типы бактерий. Под угрозой оказывалось не только человечество, но и вся жизнь на Земле, которая продолжалась в своём настоящем виде исключительно благодаря сложившемуся хрупкому балансу климатических сил и совокупности биоценозов планеты. И этот баланс мог быть безвозвратно разрушен в ближайшее время в результате бездумного и превратного использования человечеством своей возросшей технологической мощи.