Текст книги "Бесконечное лето: Не чужие (СИ)"

Автор книги: Александр Руджа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Заткнись, говорунья, – мягко пожурил ее Наливаныч. – Ты же говорунья у нас? Вот и заткнись. Да. Так вот, ситуация следующая: матка выпускает корабли-разведчики, один за другим. Пока выпустили девять штук, они все висят на орбите. Но висеть, есть мнение, они будут недолго, и вскоре перейдут в режим отслеживания… Не знаю чего. Неизвестных объектов. Ваша задача: сбить разведчиков при входе в нижние слои атмосферы, если таковой вход состоится. Каникулы, а не работа. Вопросы?

– Зачем? – тихо сказала Лена, глядя в пол.

Наливаныч воззрился на нее с удивлением, вроде того, что испытал прокуратор Понтий Пилат, когда этот еврейский парень Иисус накормил голодную толпу банкой консервов и пачкой крекеров. Еще бы! Дерево издает звуки!

«А это все моя заслуга, между прочим! Это я ее разговорил, я! Кто хочет меня потрогать?»

– Ты сейчас с нами разговариваешь, что ли? – догадался наконец он.

– С вами, – подтвердила Лена. – Зачем они это делают?

– Нападают?

– Летают. Наблюдают. Если задача – просто уничтожить нас, стереть с лица Земли, то зачем делать разведывательные вылеты? Залить здесь все биологическим оружием, да и все.

«Ай да зеленоглазка!»

Наливаныч шумно прочистил горло.

– Это… Я не обязан перед тобой разъяснять идеи командования, между прочим, Унылова. Но исключительно по причине моего хорошего к тебе отношения отвечу. Потому что иначе твой тяжелый взгляд не даст мне спать по ночам. Я не знаю. Не имею ни малейшего понятия, зачем им это нужно. Но знаешь что? Меня это не волнует. Есть многое на свете, дорогие мои недоумки, что и не снилось гениальным советским ученым. Бермудский треугольник, скажем. Тунгусский метеорит. Филиппинские врачи-хилеры тоже…

– Точно, – поддержал начштаба я. – Мы живем в удивительное время, товарищи. Никто ни хрена не знает, но все делают вид, что так и надо. В конструкторском бюро товарища Ивченко, к примеру, на потолке недавно обнаружили следы неизвестного животного! А мы не знаем, что это за животное, и животное ли вообще – может, там потолок протекает.

Наливаныч утер холодный пот с широкого лба.

– Какие следы? Какое еще животное?

– Следы круглые, животное продолговатое. Впрочем, тут могу ошибаться, у меня образование высшее, но без среднего. Доцента по журавлям пригласите, он все объяснит.

– У тебя опять приступ, что ли, Ружичка? Что ты несешь?

– А это в машиностроительном университете есть такой человек – крупный специалист по водоплавающим птицам, даже диссертацию защитил.

– И давно это у него? – Наливаныч обращался к Славе.

– Дня два. С тех пор, как начал с Леной общаться.

Начштаба понимающе кивнул.

– Это многое объясняет.

– Общение с Ленкой я вообще считаю благотворным фактором, – заметил я. – Здорово прочищает голову.

– С этим можно поспорить, – вставила Ульянка.

– Рыжим слова не давали, между прочим… Так что, разрешите выполнять боевое задание, товарищ Анатолий?

Наливаныч явно хотел сказать что-то красивое, но на полпути передумал.

– Валяйте.

То ли инъекции электролитов и обезболивающего сделали свое дело, то ли что-то еще, но настроение у меня было замечательное. Несмотря даже на то, что до укрепрайона нас довезла хрипящая и плюющаяся едким дымом «зазовская» «Целина», из-за высокой посадки прыгающая на неровностях дороги, как кузнечик**.

– Я очень живо это себе представляю, – рассказывал я девчонкам, когда нас уже уложили на носилки и поставили на направляющие. Ребята-работяги из комплекса не то чтобы внимали моей мудрости, но прислушивались, поэтому не спешили. – Мы сбиваем их последнюю тарелку. И все! Ну, типа, кончились корабли, нету больше. И они такие типа спускаются на матке, и говорят: «Парни, вы офигенные просто. Мы были неправы, что пытались вас нагнуть. Давайте дружить».

– И воцаряется мир, дружба и жвачка, как с американцами? – предположила Алиса. У нее что-то не ладилось с креплениями, железный кулак сгибался и разгибался в тщетных попытках поправить ситуацию.

– Нет, конечно, – удивился я. – Тогда я включаю громкую связь и от лица планеты Земля говорю тряпкам: «А подите-ка нахер, молодые люди». И врубаю плазменную пушку от всей души. Не собью, так напугаю.

– Дурак ты, что ли? – предположила Ульянка. – Тогда война же будет идти вечно.

– А ты против? – хмыкнул я. – Золотое же время, вечная молодость, елки-палки!

– Ты, парень, сильно нездоров, – определил кто-то из работяг, сильным тычком отправляя мои носилки в темные дебри пневмопровода. – Покатайся по рельсам, может, попустит.

В кабине пахло спертым воздухом и хлоркой, был теплый полумрак и успокаивающее желтое мигание индикаторов.

– Здесь Блок-1, как принимаете? Штаб, девчонки?

– Блок-1, принимаем 5 на 5, даем добро на активацию.

– Штаб нормально принимает, причем постоянно, – хихикнула немудреной шутке Ульяна. – А у тебя голос через микрофон приятнее получается, чем в жизни.

– Это потому, что в жизни вы меня смущаете постоянно, потому и голос такой. А тут я вами командую, разгильдяйки, и вы подсознательно стремитесь подчиниться, по своему женскому обыкновению. Ничего личного, обычный патриархат.

– Мечтай больше, фантазер, – это Алиса.

– А знаешь, я думаю, ты прав, – тихо сказал кто-то, и я в первые несколько секунд даже не узнал голос, очень уж редко я слышал его, пропущенный через местную систему связи.

– В каком смысле, Лен? Насчет патриархата?

– Нет, насчет войны. Которая будет идти вечно, и это будет для нас хорошо. Ты прав, только этого еще никто не понял.

– Ленка окончательно грохнулась с табурета и потеряла остаток мозга, – резюмировала Алиса. – Что за бред?

– Давайте вернемся к выполнению задания, – это Славя.

– А мне было бы интересно послушать, – прошелестела Мику.

– Большинство голосов за раскрытие темы, – быстро подсчитал я. – Вкратце поясняю. Мы нужны, пока идет война. Нас холят, лелеют – относительно, конечно – лечат и кормят. Даже зарплату платят, между прочим, и немаленькие деньги, почти как металлургам, скажем. Если все это заканчивается, как думаешь, куда нас отправят? Ни родителей, ни связей, ни будущего, плюс без рук, без ног и без царя в голове. В больницу? В приют? Неужели думаете, что кто-то будет заниматься социализацией?

Эфир потрескивал и молчал. Молчал и потрескивал.

– Я…

– Нет, – сказал я. В голове было ясно, словно там проехала поливальная машина, смывающая нерешительность и колебания. – Мы что-то значим только здесь и сейчас. Только на этой отвратительной, гнусной, чудовищной войне. Я не хочу, чтобы все это закончилось в десятиместной палате местного спецприемника для бездомных. Мне не нравится то, как нынче обстоят дела в мире, и наверное, в каком-нибудь летнем лагере на берегу реки все было бы куда приятнее… но это… то, какие мы есть, все вместе… это лучшее, что со мной случалось за всю мою не очень-то счастливую жизнь.

Было настолько тихо, что я забеспокоился, не оглох ли приемник.

– Ну и вдобавок ко всему, мне будет очень жаль расставаться с вами, девчонки. Что ни говори, но мы смогли все-таки стать друзьями. Несмотря на все ваши усилия.

Кто-то хихикнул в эфире. Негромко и нерешительно.

– Друзья? – Лена словно попробовала слово на вкус. – Ты и правда так думаешь?

– Конечно, – легко соврал я. – Кто же мы еще, Ленка?

Задание штаба в тот день мы успешно провалили – из девяти разведчиков сбили то ли три, то ли четыре, показания разнились, остальные успешно покружили над городом и укрепрайоном, после чего эвакуировались обратно на матку. С другой стороны, никаких разрушений они не нанесли, так что, можно сказать, то на то и вышло.

Про слова, сказанные тогда Лене, я больше не вспоминал. Да и зачем? Как сказал когда-то поэт, правду друг другу говорят только враги. Друзья и любимые, запутавшись в лабиринте взаимных обязательств, врут бесконечно.

***

Лена плакала. Тихо, почти неслышно. Так плачут дочери жестоких отцов, приходящих домой с тяжелой спиртовой вонью от грубой одежды. Или тяжело больные, только узнавшие от хмурого лечащего врача о том, что надежды нет.

– Не надо… пожалуйста… не делайте этого… Мама…

– Эй! – Алиса забарабанила в дверь. – Эй, есть там кто? У нас тут чрезвычайная ситуация! Нервный срыв! Сделайте что-нибудь, успокоительное там вколите или еще что-нибудь! Саш, ты ж прохаванный в плане языка, рявкни что-нибудь по-ихнему!

– Тибальдр! – прикинул я на ходу варианты. – Гир зикр да! Не гхэд! Не гхэд!

– Надеюсь, это призовет того парня, а не демонов из измерения Хаоса, – проворчала вполголоса Алиса. – Очень уж похоже на какой-нибудь «Некрономикон».

За дверью раздались торопливые шаги, и в следующий момент она быстро съехала вбок, в проеме показался тот самый юный Тибальд, которого, я так понимаю, навечно приставили смотреть за нами. Лицо у него было дурное – спал небось на вахте-то, салабон.

– Что? Что есть… плохо?

– Ты не видишь, что ли? – завопила Алиска с покрасневшим лицом, тыча рукой в сторону лежанки, на которой валялась в прострации Лена. – Вот ей, конкретно ей, сейчас охренеть до чего херово! Приступ у нее, непонятно что ли!

– Гир эс уапп да, – поддержал я ее. – Девочке плохо.

– Э-э-э… – Тибальд засбоил. Слишком много информации, да еще на разных языках. – Kwod gefeal domed?

– Послушайте, – Алиса сменила пластинку и чуть ли не повисла на руке молодого человека, отчего тот немедленно снова покраснел. – Какие бы разногласия между нами не были раньше, сейчас это все неважно. Наша подруга умирает. Нам сейчас очень-очень нужна ваша помощь. Пожалуйста!

Ленка снова дернулась и издала невнятный звук.

Огромные, наполненные слезами глаза сделали свое дело – парень принял решение.

– Хорошо… Я стану использовать… э-э-э-э… medoghar… лечащее устройство, – он потянулся к небольшой сумочке, вроде пухлого кошелька, у себя на поясе. – Оно… э-э-э-э-э… будет делать хорошо. Расслабление.

– Тонге йор, – сказал я торжественно. – Точнее даже вер тонгем йор да. Мы все вместе благодарны тебе. За то, что помог осуществить первый этап нашего плана.

– Э-э-э-э-э…

– Не шевелись, сучонок, – Ульянка незаметно просочилась сзади и ткнула Тибальда в спину едва-едва заточенным куском стали – единственным, что она смогла отвинтить и незаметно умыкнуть пока нас водили туда-сюда по корабельным коридорам.

– Не меве, – продублировал я приказ для особо непонятливых. – Вер такам йор да.

Как я давно хотел ввернуть эту фразу, с которой нас забрали с Земли – не передать! Но вроде уместно получилось.

Повинуясь жестам, юный вертухай лег на лежанку лицом вниз и скрестил за спиной руки – местные простыни были жесткими, как наждачка, и вызывали желание чихать, но руки ими связывать было одно удовольствие.

– А я могла бы его и по горлышку чиркнуть, – задумчиво сказала Лена. – Такого расслабленного. Зачем он нам дальше? Одни хлопоты.

– Удивляюсь я с тебя, – в крови уже булькал адреналин, голос подрагивал. Эх, глюкозы бы сейчас! – И с этой вот неспровоцированной кровожадности. Гость в дом – бог в дом. Молодой человек пришел к нам безоружным и сделал все как нам требовалось. Сними лучше наволочку да пихни ему в рот, чтобы не тревожил сон отдыхающей смены. И одежду, собственно говоря, тоже снимай. Ему больше ни к чему, а нам все сгодится.

Оружия у парня и правда не оказалось – все же начальство правильно сообразило насчет этого, умные задницы. Неразумно вооружать охранников, имеющих непосредственный контакт с заключенными.

Я аккуратно толкнул дверь вбок – и она отворилась, бесшумно и гладко. Паренек вдруг активизировался и захрипел что-то нечленораздельно.

– Погоди, – остановил я нехорошо заулыбавшуюся Лену. – Может, он там исповедаться хочет, я не знаю. Я, как капеллан, дзен-буддист, мерзкий язычник и почетный Папа Римский, имею возможность его выслушать.

– Вы… не можете, – родил наконец Тибальд, дико вращая глазами. В инопланетной голове сейчас наверняка бушевал ураган невыразимых понятий и вполне понятных эмоций. – Не будет, э-э-э-э… сможете…

– Ваш вопрос понятен, добрый человек, – покивал я, быстро теряя к нему интерес. – Сможем, все сможем, спасибо за поддержку.

– Вы. Никогда. Не сможете. Покинуть. Корабль, – эта несложная фрагментированная фраза, кажется, забрала у него все языковые умения. Паренек обмяк.

Славя вопросительно глянула на меня. Ну, нет! Я смотрел слишком много американских фильмов, чтобы в последний момент раскрывать врагу свои тайные планы. Его могут найти раньше, чем мы сумеем добраться до капитанской палубы, раньше, чем нам удастся опустить корабль. Уведем их в сторону. Запутаем действия. Пустим по ложному следу.

– А мы и не планируем покидать корабль, – четко сказал я, глядя прямо в его расширившиеся от понимания глаза. – Мы просто взорвем его к чертовой матери.

***

Примечание к части

*Барри Голдуотер – американский сенатор, праворадикальный политик, яростный антикоммунист. Кандидат в президенты США от Республиканской партии на выборах 1964 года, проиграл Линдону Б. Джонсону. Предлагал максимально широко использовать ядерное оружие во время войны во Вьетнаме. В мире «Не чужих» стал президентом.

**Речь об опытном грузопассажирском автомобиле «ЗАЗ-970В», который в нашем мире разрабатывался на Запорожском автомобильном заводе в инициативном порядке и в серию по ряду причин не пошел.

«Лена». Глава 14. Всего лишь люди

Сорок два.

Удивительно, до чего мало времени занимает доведение нашего плана до ума. В нужный момент на экране снова появляется лицо Уолтара,

– Годится, – говорит он, выслушав наши сбивчивые отчеты и объяснения. – Через двадцать минут я прогреваю двигатели и стартую. Через двадцать пять «Пеон» начинает снижение. Ваше дело – быть на причальной, самой нижней, палубе через сорок одну минуту или раньше. Все это гильдийское корабельное дерьмо построено по единой схеме, нижние палубы, за редчайшим исключением, не имеют охраны, лифты рассчитаны на полных идиотов, поэтому ни карточной, ни биометрической идентификации не требуется. Разберетесь.

Мы не имеем ни малейшего понятия, о чем он говорит, но все равно синхронно киваем. Мы разберемся.

– Все рассчитано четко, до последней секунды, – продолжает одноглазый. – Будьте уверены, что не выбиваетесь из графика. Будьте уверены, что поняли все инструкции. Время – это победа. Координация – это победа.

Это он правильно понимает, башковитый. Хотя, наверное, если бы я жил десять тысяч лет, то тоже бы на что-то сгодился. Правда, несмотря на башковитость, он все равно не знает, что причальная палуба – это не главный наш пункт назначения. И хорошо, что не знает. И что славный парень Тибальд не входит в этот момент в нашу каюту, тоже очень радует, счастлив наш бог.

Экран отключается, я киваю Лене.

– Поехали. Начинай истерику.

Тридцать семь.

Вся возня с пленением и разоблачением паренька занимает меньше пяти минут. По времени вроде бы еще есть запас, но и медлить тоже не стоит. Я приоткрываю дверцу и осторожно, как мышка, выглядываю наружу. Тишина и спокойствие. То есть не совсем тишина, конечно, слышны всякие технологические звуки вроде гула и металлического лязга, посвистывает теплым дыханием из вентиляционных труб воздух, а интеркомы поблизости время от времени транслируют обрывки чьих-то разговоров, но в целом все сливается в однообразный усыпляющий фон.

Корабль живет. Ему совершенно нет дела до крошечной изолированной каюты где-то неподалеку от капитанской палубы.

Выходим нестройной гурьбой, я хозяйственно защелкиваю замок на двери. На мне серая форма Тибальда – чуть длинновата, он все-таки повыше будет, но это если приглядываться. А если просто лениво скользить по нашей группке взглядом, то картина ясная – пленных землян снова тянут к капитану на допрос. Или переговоры, черт их разберет, этих примитивных дикарей. А нам, в общем, только это и нужно.

План у нас – учитывая, что набросан он шестью подростками даже не на коленке, а практически в воздухе – весьма неплох. Единственная загвоздка – жесткие ограничения по времени, одноглазый Уолтар ведь рассчитывал все, исходя сугубо из своих прикидок, не во всем совпадающих с нашими, так что нужно поторапливаться.

Первая дверь на пути к капитанской палубе открывается легко, с дружелюбным шипением, и у меня непроизвольно вырывается облегченный вздох. Это было самое тонкое место в наших прикидках – ну ладно, одно из самых тонких мест в плане, который и сам по себе особой прочностью не отличался. Кодовые замки на дверях? Сканер отпечатков пальцев или сетчатки глаза? Голосовое управление? Любой из этих вариантов похоронил бы нашу затею на корню.

Но прав был Уолтар, много раз прав – это не совсем боевой корабль, и дисциплина тут отнюдь не военная. Служба на межгалактическую Торговую Гильдию, или как ее там, накладывает отпечаток. Для посадки на планеты этот корабль не приспособлен, об этом капитан сам говорил, а от космических пиратов такая мелочь, как кодовый замок, не убережет. Похоже, тут все больше построено на доверии и ответственности – идешь куда-то, значит, имеешь право.

Это очень кстати.

Вторая дверь повторяет пример первой в смысле уступчивости, но здесь нас поджидает сюрприз – кто-то из экипажа. Высокий, худой – жизнь в космосе накладывает свой отпечаток – какой-то нездоровый с виду. Привалился к стенке и глядит себе в потолок, неторопливо ворочая челюстями. Наркоман, может? Эвон глаза какие мутные.

– Kwe ghenʼe? Kapʼs bizga da, ow, – слова будто вываливаются у парня изо рта неаккуратными влажными кусочками.

– Угу, – как можно невнятнее говорю я, последним проскальзывая мимо.

– Wenʼs o sstech? – настырный парень лезет в карман формы и протягивает мне какую-то розоватую мягкую с виду кляксу. Клякса воняет. Изо рта у балагура воняет точно так же.

– Не, тон', – я уклоняюсь от протянутой руки и ускоряю шаг. За спиной еще некоторое время слышно сторонника нездорового образа жизни, который развязно что-то рассказывает пустоте, но вскоре мы скрываемся за поворотом.

– Уфф, – тихонько шепчет Алиса. – Едва не засыпались…

– Знание языка вероятного противника – мощнейшее средство, – говорю я наставительно. – Даже в самом разговорно-усеченном варианте. «Спасибо» там, и все такое прочее…

Тридцать пять.

Стены здесь гладкие, почти без внешних труб и коробов. Если нас раскроют, да начнут стрелять, прятаться будет негде. Да и смысл тогда прятаться? Корабля мы не знаем, оружия, кроме ульяниной заточки, нет от слова совсем. Может, проще будет сдаться? Хрен там, в плане никакой сдачи нет. А кроме того, девчонки мне доверились. Я за них в ответе.

И мы уберемся с этого чертового корабля.

Мы отправимся домой.

Тишина давит на уши, сбоку слышен тихий шепот Слави – она считает шаги и повороты. Слова отдаются от блестящих стен едва уловимым шорохом, и это радует. В том смысле, что ни сирен, ни топота группы захвата пока что не слыхать. Значит, наш маленький маскарад со славным Тибальдом еще не раскрыт.

Мы сворачиваем на очередной развилке и оказываемся перед короткой лестницей, которая заканчивается довольно широкими дверями, отделанные тем, что можно с некоторой натяжкой назвать роскошью. Геометрический орнамент, что-то вроде стилизованных переплетающихся цветов и стеблей – диковато видеть такое на космическом корабле. С другой стороны, чем это хуже космонавта-наркомана?

– Стратегический план все помнят? – театральным шепотом говорю я.

– А как же, – рассыпает мудрость Ульянка. – Врываемся внутрь и действуем по обстоятельствам. Все продумано.

Она права, черт возьми. Сила нашей задумки – в ее простоте и примитивности. Если только вход на капитанскую палубу не закрыт чем-нибудь похитрее датчика движения – должно же у них быть хотя бы какое-то понятие о безопасности?

Но понятия нет, дверь при приближении нашей оравы послушно открывается, и мы радостно, безо всякой задней мысли, вваливаемся внутрь.

Тридцать два.

Громко и четко звенит звуковой сигнал. Черт!

И не успеваю я порадоваться за примитивную, но действенную систему оповещения инопланетян, как весь план начинает лететь кувырком. Во-первых, капитанская палуба больше не пустует, кроме капитана здесь еще четверо. Белые куртки – кители, что ли? Во-вторых, на поясах у них короткие черные цилиндры, похожие на табельное оружие.

Офицеры? Навигаторы? Старшие матросы? Один хрен. Главное – их много, они взрослые и наверняка знают, что делать при попытке захвата капитанского мостика. А мы? Что знаем мы?

Навигаторы и капитан смотрят на нас, на их лицах переливаются отблески какой-то интерактивной красочной карты в центре помещения. На них ничего нельзя прочитать. Пауза длится недолго, секунды две, но я успеваю обдумать с полдюжины вариантов действий и все поголовно забраковать. Что нам говорит по этому поводу тактика? Тактика говорит, что самый проигрышный вариант – это пропуск хода. Бездействие. Все остальное можно переиграть.

Капитан Хайпаэр понимает все быстрее прочих и размыкает узкие губы.

– Yabhati!

Я нахожусь ближе всех к выходу и вижу происходящее с какой-то дикой, непривычной перспективы. Полутемное помещение, озаряемое неживым синим и колдовским зеленым цветом от экранов и голографических карт. Группа людей в белых офицерских мундирах посреди нее. И на первом плане, спиной к зрителю, то есть мне – пять замерших в напряженных позах черных силуэтов.

Алиса и Славя в боевой стойке – штурмовая группа. Славя завязала отросшие волосы в короткий хвостик, рыжая обходится без этого. На стороне блондинки армейская выучка, Алиса просто хочет подраться. Нет, не так – ей необходимо подраться. Накопленная ярость ищет путь наружу.

Ульянка со своей недо-заточкой замыкает левый фланг – предполагается, что она быстрая, верткая и сможет прорваться к капитану и не дать нажать тревожную кнопку. То есть это сама Ульянка так предполагает, у меня есть сомнения.

Мику и Лена – это вроде как связывающие и изматывающие войска. Их задача – падать под ноги и затруднять перемещение. Заметили, насколько сильно выручает нас нестандартное мышление и творческий подход к вопросу?

Я – мало-оперативный резерв, потому как с быстрым передвижением есть проблемы. Мне положено поглядывать командирским оком на общий бардак и в меру сил делать так, чтобы бардак двигался в нужном нам направлении.

В последнюю секунду мне приходит в голову, что мы, все шестеро, как есть – отряд самоубийц, и шансов выполнить задуманное нет ни одного. А потом мысли смываются, унесенные прочь могучим потоком адреналина.

Тридцать один.

Бах! Алиса скользит мимо одного из начавшего двигаться беломундирников, задирая апперкотом инопланетянскую челюсть в ближние небеса. Парень щелкает зубами и мешком валится на пол, мало чего соображая, изо рта обильно течет юшка. Ближайшие минут пять он не боец, а нам только то и нужно. Молодец, Алиска!

Хлоп! Славя каким-то ловким движением задирает ногу выше головы, и ее аккуратная ступня врезается второму парню в ухо. Бедолагу ведет в сторону и на пол. Избыточное усилие, как по мне, этому теперь отдыхать полчаса, не меньше. Поставим Славе зачет за старание, товарищи!

Вжж! Ульянка маленькой красноволосой ракетой проезжает по полу – какой олух вообще делает такие гладкие полы на капитанской палубе? По ним же бегать невозможно, только ездить. Примерно так, как едет сейчас Ульяна, между топочущих ног и валяющихся тел. Только чужих. К счастью, пока только чужих.

Бешено что-то кричит капитан Хайпаэр, но мозг отказывается воспринимать эту кашу и разделять ее на слова.

Мику отвлекает снимание двух оставшихся бойцов, один внезапно делает быстрый перекат и оказывается у девушки за спиной. Хватает ее за плечи, на манер санитара в дурдоме и держит, словно дожидается, пока второй найдет смирительную рубаху. Нет, нет у них здесь толковой дисциплины – сразу видно, годами в космосе дрейфовали. Службу никто не несет, пороху давно не нюхали, только и знают, как изолировать взбесившихся соратников. Тот, второй, кстати, тоже ведет себя точно как персонал больнички, медленно приближается, растопырив руки. И внезапно оседает, некрасиво закатив глаза. За его спиной возвышается темный силуэт с все еще занесенной для удара рукой – мы в полутьме вообще-то работаем, не забыли?

– Умница, Ленка, – шепчу я первые после раскрытия двери слова. – Ничего так не прочищает мозги, как удар по затылку.

Воспользовавшись ситуацией, Мику резко опрокидывается назад и падает вместе с шустрым санитаром. Может, и добавляет по вялому корпусу или ниже еще что-то от себя, потому что парень как-то по детски взвизгивает и принимается сучить ногами. Так, этот тоже готов, переходим к главному блюду.

К тому моменту, как я добираюсь до центрального мостика – или как это сооружение называется? – все уже, по большому счету, заканчивается. Капитан стоит на безопасном расстоянии от пультов управления в окружении девчонок, а Алиса задумчиво держит нашу заточку у его горла.

Красота.

Двадцать девять.

Хромая, приближаюсь.

– Дорогой вы наш человек, капитан Хайпаэр, – голос звучит резко, но я стараюсь говорить внятно, чтобы инопланетянин понял. – Не волнуйтесь, мы не планируем захватывать корабль. Мы просто хотим поговорить. Но есть одно условие – говорить вы будете только тогда, и только то, что мы вам скажем, а отвечать на вопросы правдиво и без промедления. В противном случае, эта милая девушка раскроит вам шею. Если это понятно, кивните. Медленно.

Капитан сглатывает.

И кивает.

Двадцать восемь.

– Здесь имеется голосовое управление?

Кивок.

– Тогда командуйте, капитан – закрыть и запереть все двери на капитанскую палубу. Нам здесь посторонние ни к чему, верно?

Молчок.

– Алис, пусти-ка товарищу кровь.

– Skepp, torlokke, – мгновенно выплевывает Хайпаэр. Нет, не боец он все-таки. Не поймите неправильно, нет ничего плохого в том, что кто-то – не боец. А вот когда совпадает, что капитан огромного космического корабля не желает драться и умирать – это печально, да.

Слышен негромкий шорох и щелчок. Будем надеяться…

– Toren es gelokken da, – информирует мягкий женский голос откуда-то сверху. Говорящий корабль, неожиданно. Хотя и удобно, наверное.

– Отличная работа, капитан, – хвалю его я. – Следующий вопрос: принцип действия вашего оружия?

Знание языков дает сбой.

– Энергетическое… нож? Меч? Стек?

– Пускай будет стек, – соглашаюсь. – Смертельно?

– При… – заминка, – выставлении максимальной мощности. В обычном режиме – нелетально. Но очень болезненно.

– Славно, – киваю я. – Лен, у меня в карманах этих самых стеков четыре штуки, экспроприировал у граждан, забери да раздай по кругу, Алисе в первую очередь. Нет-нет, это не стек, это… вот, правильно. Что нужно знать насчет включения, капитан… ага, ничего не нужно, включается кнопочкой. Мику, не надо вот этих вот жестов, Лена не виновата, что у тебя так сильно отрасли волосы… Зато когда вернемся, можешь всем говорить, что тебя стригли инопланетной машинкой.

Энергостеки выглядят не совсем как мечи джедаев в «Звездных войнах», они заметно короче, и гибкий оранжевый огонь, вырывающийся из рукоятки, почти не дает света – как поворотник у машины, практически. Но жар и покалывание ощущается открытой ладонью на расстоянии сантиметров двадцати, так что будем верить капитану – ударить такой дрянью по человеку будет очень, очень больно.

На мостике темно, в углах сгущаются синие тени, в сторонке постанывают парни в когда-то белых кителях, над которыми стоит маленькая, но очень решительная Ульянка с энергостеком в руках. Пахнет палеными волосами. Допрос продолжается.

– Едем дальше, капитан. Самый важный вопрос: где находится навигационный пульт?

Молчок. Кадык у капитана ходит вверх-вниз, горящий рядом стек освещает его лицо, словно гаснущий факел – однобоко, рельефно.

Двадцать четыре.

– Послушайте, капитан…

– Нет, это вы послушайте… молодые люди, – медленно проговаривает он и неожиданно взрывается: – Melsukken! Да что вы придумали, это не шутки! Вы же разнесете корабль в клочья и… и…

Он задыхается. Видимо, угон корабля в открытый космос – это самое страшное, что он может предположить. Любит человек свою посудину. Это хорошо, когда любишь хоть что-нибудь. Хотя бы и блестящую железяку в километр диаметром. Плохо, когда ты любишь только это.

– Похоже, пора немного прижечь нашего почетного пленника, – решаю я и киваю Алисе. В ее глазах светится откровенная радость. Еще бы! В кои-то веки мы не ведем бесполезные разговоры, а по-настоящему что-то делаем.

– Попробуйте! – выплевывает товарищ Болеслав. Лицо его словно заостряется – он и в самом деле не боится умереть. – Я-то сдохну, и вы так и не добьетесь своей цели – какой бы низкой она ни была!

Что-то его на высокий слог понесло. Или, что более вероятно, просто тянет время.

– Нам нужен пульт, капитан, – говорю я, словно заклинание. – Нам отчаянно нужен ваш пульт.

Болеслав Хайпаэр глубоко вздыхает.

– Что ж, в таких условиях, я вынужден подчи…

Он прыгает и застает нас врасплох. Это великолепный, потрясающий прыжок с места безусловно олимпийского уровня, сделавший бы честь любому легкоатлету мира. Он не машет руками, не проводит гипервентиляцию, даже почти не приседает – и вдруг взвивается в воздух почти на два метра, словно изогнутая каким-то немыслимым образом пружина.

И его правая рука ныряет за пазуху.

Когда я сказал, что прыжок капитана застает нас врасплох, я был не совсем точен. Алиса, возможно, и не ожидала от немолодого с виду офицера такой прыти. Но отреагировала мгновенно и точно. Она взмахнула поперек летящей над нами, изогнутой фигуры сверкающим оранжевым клинком, который, кажется, рассыпал в воздухе горячие блестящие искры, словно бенгальский огонь.

Крик оглушает всех. Что-то приглушенно пищит Лена, на которую свалилась большая часть орущего капитана Хайпаэра. Сипит Мику, которой тоже досталось. Беспощадно и довольно ухмыляется Алиса.

– Знаешь, как я потеряла в свое время руку? – размеренно говорит она. – Я как-то не рассказывала ребятам, не было настроения. А теперь есть. Рассказать, капитан?

Хайпаэр не отвечает, потому что орет и хрипит. Мику, дрожа, как больная, отпихивает от себя конвульсивно подергивающуюся руку капитана. Рука лежит отдельно от тела, она отрублена почти у самого локтя, обрывки одежды еще тлеют у места среза веселыми светлячками.

Одуряюще воняет горелым мясом.

– Один из первых ударов ваших чертовых штурмовиков был по району плотины, – говорит Алиса. – Это было разумно, лишить нас источников энергии. Не говоря уже о заводах, производстве алюминия и титана. Но не сложилось. Тогдашние зенитчики – светлая им память – прикрыли все-таки и ГЭС, и промзону. А вот на жилые районы их не хватило. Дома развалили до основания – строители не рассчитывали, понимаешь, на удары плазменными орудиями. Там-то меня и привалило куском стены.