Текст книги "Бесконечное лето: Не чужие (СИ)"

Автор книги: Александр Руджа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Помолчала.

– Но тут есть одна тонкость. Десант прибывает когда есть опасность прорыва обороны, то есть исправляет ошибки других. А мне хотелось… хотелось действовать самой. Бороться. Стрелять. Нести ответственность только за себя. Наверно, я была не очень хорошим солдатом.

– Наверняка, – поддакнула безжалостная Ульянка. – И что случилось?

– Я хотела перевестись в операторы, – пожала плечами Славя. – Подала рапорт, получила отказ. В операторы берут только физически неполноценных. Инвалидов. Калек. А у меня здоровье, как у спортсмена-разрядника и единица зрения, плюс снайперская подготовка. Незаменимый кадр, фактически.

– Боже мой… – выдохнула понявшая все раньше других Мику.

Славя не обратила на ее возглас никакого внимания.

– Я подошла к вопросу логически. Есть цель – стать оператором. Одним из вас. Есть препятствие – я не инвалид. Какой выход? Он очевиден, правда?

– Черт… – Алиса потрясенно мотнула головой. – Черт, черт…

– На складах у нас стояли бутыли с технической плавиковой кислотой, – продолжила Славя. – Черт его знает, зачем, она в основном применяется для травления, а у нас на базе травить умели только бородатые анекдоты и пошлые шуточки. Но штука была мощная, я это помнила из школьного курса химии. Плавиковая кислота растворяет стекло. Значит, и для моих целей должна была подойти.

– Славя… – я слегка коснулся ее руки. – Не рассказывай, если… если тебе до сих пор больно.

Она усмехнулась – нет, просто дернула уголком губ. Второй, израненный, остался неподвижным и мертвым.

– Уже ничего не болит, Саш. Ну, разве что моя гордость. Я была очень осторожна. Ключи от склада мне дал зампотех, что-то я ему наврала такое… Он не поверил, конечно, решил, наверное, что я пускаю налево какие-то запчасти со склада. Но я была своей, из десантников. А свои – это не чужие. Для своих можно закрыть глаза почти на все. Почти.

– И… что было дальше?

– Дальше… Бутыли были из белого пластика, довольно тяжелые. Я стащила один с полки на пол, открыла. По помещению резко понесло химией, меня качнуло – значит, нужно было поторапливаться. Я достала заранее припасенную тряпку – то ли носовой платок, то ли старую майку, прижала к горлышку, наклонила емкость один раз – показалось мало – второй. Тряпка вся пропиталась этой дрянью и, кажется, начала дымиться – фтороводород медленно пожирал ткань. Запах сбивал с ног. Я глубоко выдохнула и прижала тряпье к щеке.

Никто не проронил ни слова, и корабль не остановился, и все так же продолжал медленно парить над вогнутой чашей планеты Земля. Славя осторожно коснулась краешка глаза.

– Боли не было. Это уже потом я узнала, что кислота обладает слабым наркотическим действием. И мутагенным тоже. Вот только мутантом я не стала – потеряла сознание прямо там, на складском грязном полу. Нашли меня что-то через полчаса, кажется. Химический ожог степени три-бэ – разрушение кожи до подкожной клетчатки. Плюс острота зрения. Комиссовали по инвалидности, да продержали два месяца в психушке – интересовались, сама ли я все это придумала, или кто подсказал. Но я придумала все сама. Сама. И вот… вот все и заканчивается, именно так, как я и хотела. Мы на корабле тряпок. И мы все еще живы. О таком я не могла и мечтать.

– Спасибо, Славя, – сказал я после короткого молчания.

– За что?

– За то, что не побоялась поделиться. И за то, что из-за этого решения – страшного решения, должен сказать – мы когда-то познакомились. А теперь, пока мы все еще под впечатлением от твоего рассказа, я бы попросил хотя бы намекнуть, в чем суть и выгода нашего договора с… дядюшкой. Если можно.

– Стратег, – насмешливо фыркнула Алиса, но ее никто не поддержал.

– Выгода… – Славя задумалась. – Так сразу и не объяснишь. Бывает же такое – в голове у тебя все выглядит стройно и гладко, а только начнешь рассказывать – бом! и ничего не складывается, разваливается практически на куски. Понимаешь?

– Ни черта не понимаю, если честно, – отказался я. – Можно для особо тупых как-нибудь более доступно?

– Даже и не знаю, как тебе сказать, – теперь уже вполне по-настоящему ухмыльнулась Славя. Странно было видеть эту гримасу на ее всегда спокойном лице. – Объяснения кончились, тут ты или соображаешь, или нет. Бом – или не бом. Компрене-ву?

Я не ответил. Я сидел на своем месте, будто молнией ударенный. Я понял, наконец, на что намекала своими путаными объяснениями Славя.

БОМ!

Боезапас особой мощности.

Снаряды с ядерной начинкой, упрятанные глубоко под укрепрайоном. Последний резерв командования.

Славя задумала уничтожить корабль.

***

Примечание к части

*Автомобиль ГАЗ-М-20 «Победа» первоначально предполагалось назвать «Родиной». В мире «Не чужих» не произошло Великой Отечественной войны, соответственно, называть машину «Победой» не было необходимости.

**Изначально стихи Семена Гудзенко, здесь приводятся с небольшими изменениями.

«Лена». Глава 13. Только здесь и сейчас

Даже просто лежать было наслаждением. Лежать и ничего не делать, уставившись с блаженной бессмысленной улыбкой в потолок, пустив происходящее на самотек – до чего же это все-таки здорово… Как выразился один начитанный парень: «будто тебе делают расслабляющий массаж две прелестные мулатки, а ты в это время потягиваешь ледяной коктейль, лежа в бассейне». Не знаю, как это выглядит в реальности, и откуда вообще взялась эта фраза, сам он дальше Крыма ни разу не выбирался.

Кто сказал, что слишком много наслаждения – это плохо, а третий оргазм за час – некомфортно? Да вырвут лгуну его гнусный язык!

Я издаю нечленораздельный стон. Алиса поднимает рыжую голову, качает ею из стороны в сторону, так, что ее волосы хлещут по моему обнаженному животу в какой-то странной смеси ласки и наказания, шкодливо улыбается.

– Хорошо? Продолжать?

Это совершенно точно риторический вопрос, поэтому я ничего не говорю, только со свистом перевожу дыхание, но она и не ждет ответа, просто со значением облизывает губы и возвращается к своему занятию, с которым она справляется, следует признать, в совершенстве. Ее дыхание обжигает, внизу растет приятное напряжение, и мысль об этом проносится в голове, словно пузырь с воздухом сквозь водную толщу, и взрывается вверху, в какой-то недосягаемой вышине горячим сверкающим фейерверком. Черт, если и есть где-то в далеком черном космосе что-то похожее на рай, то сегодня он открыл свое генеральное представительство в специнте.

Не знаю, как это все случилось, с чего началось, как продолжилось, и как мы будем жить теперь дальше, и смотреть друг другу в глаза после всего происшедшего… Да и черт с ним, это неправильные мысли, и совершенно лишние в данной ситуации.

Чтобы отвлечься от лишних мыслей, я обращаюсь к тому, что первым попадется под руку. Первой попадается Славя – она лежит рядом, полностью обнаженная и улыбающаяся, закатное солнце подсвечивает золотистыми линиями силуэт, блестящее светловолосое чудо, и одно удовольствие проводить рукой по гладким линиям идеальной фигурки. Моя ладонь касается прогибу прекрасной талии, скользит ниже, в ложбинку над ягодицами, ныряет дальше и, кажется, находит там для себя что-то по-настоящему интересное. Славя стонет, но этот стон похож на мурлыканье довольной кошки. Ей хорошо. Как и мне.

– Саш, ты никого не забыл?

А это Ленка – бог ее знает, как она здесь оказалась, я ведь ее даже не приглашал, кто-то из девчонок проболтался, наверно, и до чего же она красивая без своей вечной унылой тени на лице, она выглядит настоящей фотомоделью из этих западных журналов «Бурда Моден» или «Плейбой», а в чем-то даже и лучше, ведь она живая, теплая и настоящая, она забирается на кровать на четвереньках и придвигается все ближе, и из одежды на ней только тоненькая прозрачная белая рубашка, и глаза блестят, а пухлые губы приоткрыты, и мы встречаемся взглядами.

Это похоже на взрыв – ну да, у всех есть история и свои скелеты в шкафу, и у меня, и у нее, вообще у всех, только черт с ними, и к дьяволу эту войну, когда мы можем потратить хотя бы один день на то, чтобы просто и незамысловато любить друг друга. И разве не в этом заключается этот чертов неуловимый смысл наших бесполезных жизней?

– …понятно ли сказанное?

Я вздрогнул и очнулся от своих фантазий. Политинформация – самая, наверное, дурацкая и бесполезная часть дня. Те же симуляции на тренажере куда полезнее – там хотя бы поговорить можно. А здесь? Ну, выяснили мы, что три четвертых планеты по-прежнему стенает под ярмом империалистических хищников, да. Толку-то? Да еще и лекторша эта – Евгения Анатольевна, по кличке Фрикаделька, но на самом деле сухая и безжизненная, как сушеная треска. Разве так нужно давать информацию, если хочешь, чтобы сказанное запомнили? Вот я бы…

– Ружичка!

– Здесь, – отозвался я, потому что и правда был здесь.

– Что ты вынес из лекции? – Фрикаделька, хмурясь, глядела на меня сквозь стекла очков, которые были ей слишком велики.

– А вынес я, Евгения Анатольевна, огромное количество информации, – задушевно сказал я. – Но потом занес ее обратно, потому что воровство – это нехорошо и недостойно будущего строителя коммунизма.

За спиной, примерно там, где сидела Лена, донеслось фырканье. А наша молчунья-то сегодня в духе. Это радует.

– Не паясничай, Ружичка, – Евгения нахмурилась еще больше. – Информация – это не чья-то собственность, она принадлежит всем.

– Очень разумное мнение, – согласился я. – Так вот, возвращаясь к упомянутой вами сегодня политической ситуации в мире, следует отметить, что вся эта хрень началась еще в шестидесятых, когда Штаты окончательно ох… ох как распоясались! И сразу после того, как они распоясались, у них совершенно закономерно упали штаны!

Хихиканье за спиной стало громче. Девчонки одобряли. А Евгения – наоборот.

– Александр, это политическая информация, а не…

– Так я же в переносном смысле! В коварных целях подставить наш любимый Союз и его миролюбивую политику, они принялись использовать своих ставленников во Франции, Испании, Греции и Италии, и взять власть, но получилось более-менее только у макаронников, и то после того, как Штаты побили все горшки с Англией. Этот их бешеный Голдуотер чуть ли не на атомной бомбардировке острова настаивал, лопух*!

– Александр… – Фрикаделька то ли начинала гневаться, то ли старательно заучивала мое имя. Может, к награде думала меня представить?

– Нам-то, конечно, с этого одна выгода вышла, мелкобританцы жидко обкакались и начали договариваться, а итальянские «сапоги» умудрились рассориться со всем Средиземноморьем и остались единственным союзником США в Европе. Непотопляемый авианосец, ха! Толку-то. В общем, после этого янки сунулись в Китай, но и там… а этого вы нам уже не успели рассказать.

Евгения мрачно сопела.

– Пересказывать обзорные лекции следует близко к тексту, – процедила она наконец. – А не превращать важное мероприятие в цирк. Это понятно?

– Так точно, товарищ капитан! – рявкнул я. – Мы люди подневольные, работаем по системе, одобренной еще в империалистической Пруссии Фридриха Великого! Шаг влево, шаг вправо – побег, прыжок на месте приравнивается к попытке взлететь! Равняйсь! Отставить! Чего непонятного?

Политрук побелела.

– Ты что, Ружичка, самый умный здесь, что ли?

– Сам не рад!

– А мне вот понравилось, как Саша рассказывал… – донеслось из-за спины. – Даже интересно было. Иногда.

Это было примерно в два раза больше слов, чем Лена произносила за неделю. Событие тянуло на сенсацию.

– Экхм-хм! – подытожила политинформацию Евгения и мрачно зачесалась. – Ладно. На сегодня достаточно. Тема завтрашней… экхм! В общем-то завтра и узнаете. Все свободны!

– Спасла ты меня, Елена Батьковна! – признался я в коридоре. Ковылял я медленно, ну так и она шла, едва передвигая ноги. – Не миновать мне кары вселенской, только слово твое и уберегло от нее. Исполать тебе, красна девица, и родителям твоим спасибо, что постарались в свое время!

Она помотала головой. В коридоре было темновато, и я не видел ее лица. Но движение уловил четко.

– Нет, я правда благодарен, потому что если бы не…

– Нет у меня родителей, – сказала Лена очень тихо. – Давно уже нет. А значит, и спасибо говорить нет необходимости.

– Сочувствую, – это уже вылетело совсем легко. Каждому из нас можно было сочувствовать, даже по нескольку раз на день, так что слова эти мало что значили. – Но я же не это имел в виду, я больше…

– У меня нет никого, – это у нее получилось уже чуть громче. – Ни родных. Ни друзей. И уже никогда не будет. Никогда – это очень долгое слово. Понимаешь?

– Э-э-э… – сказал я. – Думаю, что понимаю, но не в этом суть, я…

– Ни хрена ты не понимаешь! – выплюнула она мне в лицо. Глаза у нее были пустые и отчаянные. – Притворяешься, хихикаешь, но не понимаешь! И не поймешь, так и помрешь ни черта не понимающим и тупым! Понял?

Она резко ускорилась и, шаркая от ярости подошвами по полу, убежала. Я скривил подобающее лицо и этим самым лицом смотрел Лене вслед оставшиеся десять секунд, пока она не скрылась из глаз.

– Вот, – сказал я вслух непонятно кому. – «Не мала баба клопоту – купила порося». Бесконечное в своей мудрости народное творчество не подвело и на этот раз.

***

Если говорить совсем коротко, то парень с повязкой на глазу – Уолтар, если уж он так настаивал на настоящем имени – придумал не слишком простой, но выполнимый план, подразумевающий успешное бегство с земли с мешком спайса подмышкой, и мы ему были нужны в основном для вспомогательных работ. Как я понял, изначально их, похитителей-контрабандистов, было то ли четверо, то ли пятеро. Несколько тысяч лет назад они приземлились где-то в горных районах Земли и объявили себя богами.

А теперь последний, судя по всему, оставшийся на планете бог планировал бежать, прихватив с собой оставшиеся тонны своего безумно дорогого вещества. И в помощниках у него нынче числились шестеро калек – чем, собственно говоря, не сюжет для древнего мифа?

Суть плана Уолтара была в том, чтобы мы смогли убедить капитана Хайпаэра снизиться хотя бы до пятидесяти километров – якобы для того, чтобы дать ржавому катеру одноглазого добраться до него и не развалиться при этом. Официальная легенда Уолтара звучала красиво и покаянно – тот все-таки решил сдаться, расчувствовавшись при виде своих далеких отпрысков, исступленно томящихся в темнице сырой.

Вот только после стыковки кораблей все должно было пойти совсем по другому сценарию – в который он, впрочем, нас не посвятил. Сказал только, что берет все на себя, а нам в обмен за эту помощь полагался тот самый «Росток пустоты» с остатками топлива, способный, по его словам, спланировать обратно на Землю. Если мы сможем до него добраться, принять управление, отстыковаться от «Пеона» и ввести в автопилот координаты для приземления. Вот и все. Просто, как кусок пирога.

Но имелся и третий уровень плана, продуманный Славей, ну, «продуманный» – это сильно сказано: после того, как мы погрузимся в катер, следовало подать земным батареям сигнал на загрузку и отстрел БОМа, которым они должны были сбить снижающийся «Пеон». А если бы корабль удалось опустить совсем низко, то отстрел произошел бы и без всякого сигнала.

Что конкретно представлял из себя этот БОМ? Про отечественную ядерную артиллерию я знал совсем немного, излагали нам ее конспективно – существовали орудия огромных калибров, приспособленные под выстрелы снарядами с ядерной начинкой, дейтериево-тритиевой смесью вроде бы. Чудовищный вес не позволял сделать их мобильными, но как вооружение долговременных оборонительных районов они годились. И стреляли, кажется, достаточно высоко.

Кроме артиллерийских установок, у нас были шахтные комплексы УР-100 с баллистическими ракетами, но не слишком много, и довольно незначительное количество стратегических ракетоносцев Су-72, несущих ядерные заряды. В плане Слави все это многообразие предполагалось выпустить по кораблю чужих одновременно.

Итог? Уничтожение одного корабля-матки и благополучное возвращение отважного экипажа домой.

Победа! Или нет?

– Один из четырех, – сказал я в потолок. Открыто обсуждать наши дела снова не получалось – никогда еще тот старый плакат с немногословной тетенькой и замечанием насчет подслушивающих стен не был настолько актуален. – Всего один. Не мало?

Но Славя поняла.

– Как раз достаточно. Последний из могикан гибнет, как и остатки его… товара. И у остальных больше нет причин висеть, как привязанные. До свиданья, наш ласковый Миша, до свиданья, до новых встреч.

– Ага, – сказал я. – И как же нам, спрашивается, планировать мероприятие, когда «не болтай!» и «будь начеку!» и все прочее? – Ну, планы старины Вольтера, конечно, планами, но только и нам не мешало бы иметь нечто, хоть немного на них похожее. А не то наш трудовой подвиг будет короток и трагичен, как тормозной след мотоцикла «Урал». Не находите?

– Конечно, – сказала ранее все время молчащая Лена. – Но выход есть. Дело в том, что в специнте по приказу командования мне в брюшную полость была вмонтирована мощная тротиловая бомба. Сейчас я попрошусь в туалет и взорву ту часть корабля к чертям собачьим. Конец истории. Пока, ребята. С вами было интересно.

Секунд на шесть воцарилась полнейшая тишина. Вдруг Славя понимающе кивнула.

– Еще три минуты.

Я ни черта не сообразил, на самом деле – пошли как минимум вторые сутки без сна, а это очень скверно отражается на способности мыслить. Но последовал примеру остальных и помолчал. Лена безразлично посматривала в потолок и поглаживала свой живот. Минуты тянулись медленно и липко, как застывшие макаронины.

– Хорошо, – сказала наконец Славя. – Полагаю, тест можно считать пройденным. Передаваемой в реальном времени прослушки здесь, похоже, и в самом деле нет. Тем не менее, расслабляться не стоит, разработать что-нибудь выполнимое нужно как можно быстрее. Что нам говорит в этой связи учебник тактики? «Внезапность действует ошеломляюще». Вот и будем ошеломлять.

– А что если нас все-таки слушают? – я разлегся на своем топчане поудобнее. – Сообразили, что Ленка, по своему обыкновению, бредит и радуются, что нас обдурили. Готовятся прислушаться к тем мрачным тайнам, которым мы, то и гляди, примемся радовать друг дружку.

– Или, может, даже заниматься разнузданным трахом. – поддержала меня радостная Алиса. – Прямо вшестером, фиг ли там. Лямур-де сис! Что тогда?

– Тогда наш план – каким бы он ни был – провалится, – понятно объяснила Славя. – Это неизбежный риск. Но если мы не придумаем ничего, то провалимся стопроцентно. Поэтому предлагаю пошуршать мозгами и перестать уже тратить время впустую. Ну?

– Ага, – сказал я и снова переместился в сидячее положение. – Есть у меня пара идеек насчет того, как выбраться оттуда. И по причинам, которые станут яснее самую чуточку позже, вам, девчонки, в них отведена ведущая роль!

***

Лену я обнаружил за территорией института и практически случайно. То есть я искренне считал, что неприметный ход на речку, проделанный в полуобрушенной стене и напрочь заросший каким-то мутировавшим вьюнком, известен только мне, ну, и может, еще кому-то из солдат-срочников.

Неприятно это, когда оказывается, что твоя тайна – она и не твоя, и не тайна вовсе.

Но речка, местами растекавшаяся в полноценный пруд, местами сужавшаяся до узенького потока, почти ручейка, которому было слишком свободно в бетонном воротнике берегов, оказалась на месте, и спусков, где можно безопасно посидеть у грязноватой воды с резким запахом, там было не очень много. Да и сгорбленная фигурка в белой форменной рубашке была видна издалека.

Я приблизился максимально громко, с шуршанием подошв о щебенку на подходе, шелестом раздвигаемых веток и нечленораздельным чертыханием, когда это не помогало, и я скользил вниз по берегу совсем уж бесконтрольно. Было не то, чтобы боязно, но история, когда Лена саданула столовым ножом паренька-официанта по имени, кажется, Семен, все еще оставалась, что называется, на слуху. А ведь он всего-навсего хотел забрать пустой поднос.

Несмотря на все мои шумовые сигналы, девушка даже не пошевелилась, все так же продолжала молча смотреть на быстро бегущую мимо воду.

– Не знал, что ангелы летают сегодня так низко, сударыня, – сказал я и отвесил поклон в духе – я надеялся – семнадцатого века. – Позвольте представиться, мушкетер его величества короля Людовика Девятнадцатого по имени…

– Людовик Девятнадцатый, он же герцог Ангулемский, правил примерно двадцать минут, – тихо, но четко проговорила зеленоглазка. – Пока не подписал отречение. Вряд ли службой такому королю стоит гордиться.

– Четко базаришь, бикса, – сказал я сразу, как только прошел первый шок. Сегодня Леночка была в ударе. – На самом деле звать меня Санек Лютый, я держу местный рынок и еще пару точек поблизости. Отгонял тут свою тачку на техосмотр, и смотрю…

– Вот когда ноги у тебя отвалятся окончательно, и ты на перекрестке станешь ездить и играть на гармошке для сердобольных пешеходов – вот только тогда у тебя будет тачка, – она отвернулась и снова уставилась на поплавок. – И не раньше.

Я закрыл рот. Громко выдохнул. Моргнул.

– Лен, зачем ты это?

– Что зачем? – в ее голосе все еще плавал ледок, но она говорила. Она задавала вопросы. Черт, мне до сих пор было сложно в это поверить.

– Просто хочу кое-что понять для себя, – я развел руками. – Одно дело, если ты просто хочешь выпустить свою злость, и обиду, и отчаяние, а я просто оказался ближе других. Это я могу принять и объяснить. И даже не буду сопротивляться – во-первых, у тебя есть на это все причины, а во-вторых, я, чего греха таить, заслужил.

Лена презрительно фыркнула и мотнула головой. По воде, словно отзеркаливая ее движение, пошли круги, вроде радиоволн – возмущенные и слегка маслянистые.

– Но если ты это делаешь чтобы меня обидеть, то ошибаешься, как никогда раньше, – неторопливо продолжил я. – Ты в каком районе росла?

– Не твое дело.

– Ну, пускай не мое. Я вот жил в частном секторе. Карантинный поселок, Первомайский… в тех местах.

– Где мост и свалка?

«Виктория!»

– Именно. Ржавое железное чудище и покрытые слоем мусора овраги. И люди, живущие рядом. Добрые, отзывчивые люди. Как думаешь, какое у меня было там погоняло?

– Одноногий? Хромой? Джон Сильвер?

– И это тоже, конечно, но не только. «Попрыгунчик». Видишь ли, им было очень весело смотреть, как я обращаюсь с костылями. Люди всегда одинаковы, даже те, кто считают себя отзывчивыми добряками. Чужое горе навсегда остается чужим горем, а чужие раны никогда не болят. Так что… все, что можно было сказать про меня, было придумано, сказано, услышано и понято уже много лет назад. При всем уважении, не думаю, что ты сможешь изобрести что-нибудь новое.

Лена открыла было рот, но, немного подумав, закрыла. Очень правильное начинание, и вообще она довольно умная девушка, со сдвигом, конечно, но умная. Приятно с такой рядом быть.

Мы помолчали. Брехали вдалеке собаки, пахло гнильем и влагой, солнце с трудом пробиралось через лабиринт снежно-белых объемных – так и хотелось потрогать – облаков. Старые обиды проплывали мимо в блеклой воде – такие же холодные и мертвые, как и она сама. Проплывали и растворялись вдали. Исчезали в глубине.

– Ты сюда просто так приходишь? – нарушил я молчание. – Или, может, тут тайные ритуалы какие-то, а я помешал внезапно – тогда прости великодушно. Простишь?

Лена посмотрела на меня, такого моложавого и размахивающего руками, искоса.

– Ровно в полдень я делаю на этом пустынном берегу тайный знак, и вода начинает течь в обратную сторону, облака кружатся в дьявольском вихре, и тряпки наверху понимают, что родилась чародейка, с которой им не по силам тягаться… – сказала она. – Нет я понимаю, что ты очень хочешь мне понравиться, но не перебарщивай. Просто так, конечно. Посмотреть на небо, проследить за рыбками. Успокоить нервы. Такое.

– О, – сказал я, не зная, что еще сказать. Ну да, я разговорил молчаливое привидение, Ленку нашу. И чего теперь? И куда теперь? Черт, я ж не психолог совсем! – Считаю, твои нервы уже достаточно успокоены, чтобы выдержать еще одну измученную душу рядом, да? Нет? Да?

Лена вздохнула.

– Ты вместо того, чтобы к девушке приставать, лучше бы на сцену нашего институтского клуба когда-нибудь вышел, в виде художественной самодеятельности. Тебе ж за все эти кривляния еще и платить будут тогда!

– Да я и так не знаю, куда все эти деньги девать, – рассеянно ответил я. – С родными как-то не сложилось, думаю вам, девчонки, их завещать, ежели вдруг чего.

– Это ты хорошо придумал, мне очень нравится, – одобрила Лена и снова уставилась в прозрачную пленку воды под нами. – А если ты рассчитывал, что я попрошу рассказать про твоих родных, то нет, не жди.

Я мысленно утер пот. Даже и не знаю, что лучше – когда Лена скромно молчала, или когда она начала раскрываться с такой вот неожиданной стороны.

– Да, кстати… – нашел я искусный выход. – В речку наши доблестные механизированные пехотинцы – те, что на Кичкасе квартируют – уже скоро год как сливают остатки топлива. Исключительно богатые свинцом и прочими тяжелыми металлами. Так что никакой рыбы здесь уже давно не осталось, она свинец почему-то очень плохо переносит. Впрочем, то же самое можно сказать и о людях.

– Рыбы не осталось потому что ты ее уже давно распугал, своими воплями, – сварливо сказала Лена, но я не обиделся. Черт возьми, у нас реально получалось разговаривать. Не очень связно и не совсем по теме, но получалось же! А со временем, да хоть и прямо сейчас, но чуть погодя…

Планы на чуть погодя накрылись медным тазом – из-за речки, со стороны промзоны, протяжно завыла сирена.

***

– Издеваешься, да? – почти спокойно спросила Алиса. – Вот это вот, что ты только что рассказал – это просто плод твоего больного сознания? Или, по каким-то странным причудам, тебе кажется, что мы… что я…

– Тактически это неплохое решение, – сказала Славя, и рыжая мгновенно заткнулась. – Разумное и перспективное. А что разумно и перспективно, то вполне сгодится нам. Заложникам выбирать не приходится, ты согласна? Или у тебя какие-то проблемы с… тем, что предлагает Саша?

– Никаких проблем, – твердо сказала Алиса. На меня она не смотрела. – Совсем никаких.

– Одноглазый сказал, что начало операции на нас, и он будет ждать снижения «Пеона»? – Ульянка приплясывала от нетерпения. Игра. Снова игра.

– Угу. – Я помолчал, раздумывая. – Алис… Сейчас будем звать конвой. Если придет тот юный болван, он на тебе, если кто-то другой – действуйте по обстановке, вы умеете. Умеете же?

– Еще бы, – сказала Лена. Я давно не слышал у нее такого голоса. В нем был космический черный холод и редкие колючие звезды. И ничего хорошего для тех парней, которые вскоре заявятся по наши души. Ладно.

– Поехали, – сказал я. Махнул рукой и зычно прогремел на весь небольшой импровизированный каземат: – Эй, сатрапы! Отведите нас к вашему лидеру!

Командир Хайпаэр был задумчив.

– Они согласны, значит? – пробормотал он. Лицо у него было нерадостное, во лбу пролегла складка. – А как, позвольте спросить, вы об этом узнали? У вас имеется недокументированный… now-pleve. Канал связи?

– А то как же, – сказала Славя, опередив разинувшую рот для какого-то остроумного ответа Ульянку. – Родная кровь все-таки. Через нее и передали.

Это предполагалось как саркастическое замечание, я сразу скажу. Славя в кои-то веки научилась шутить.

– Ага, значит, и у них тоже это получается, – удовлетворенно кивнул командир, и охота смеяться у меня отпала. – Tera-bhlod-neder. Хорошо. Что-то еще?

Я беспомощно обернулся, но у девчонок лица были ничуть не умнее. Капитанская – нет, на рубку помещение не тянуло, слишком велико – палуба была, как и в прошлый раз, пуста. Не охраняется? Только за спинами страдал и маялся красный как рак паренек-конвоир, с которым уже активно перемигивалась Алиса.

– Хотелось бы уточнить насчет купола…

– Как только «Росток пустоты» войдет в наш шлюз, купол отключится автоматически. Это давно оговорено. Мы играем честно и соблюдаем заключенные договоренности.

Хорошее правило. Есть, правда, у него один недостаток – оно работает только пока ты самый сильный и хитрый парень в комнате.

– Кстати насчет входа в шлюз… – сказал я. – Имеется еще одна просьба от Уолтара, то есть, я хотел сказать, главного контрабандиста. Корабль у них старый и, похоже, напрочь дырявый. Из атмосферы выйти не сможет. Потому просят снизиться. Дышать в вакууме они еще не научились.

Капитан нахмурился, лицо у него еще больше сморщилось, как печеное яблоко.

– Корабли нашего класса не приспособлены для посадки, так что…

-…вам и не придется садиться, – сообщил я. – Снижение, хотя бы километров до тридцати, в нижние слои атмосферы. Если вас, конечно, все еще интересует ваш спайс и награда за контрабандистов.

Молчание. Вычислительные машины за спиной Хайпаэра перемигивались бойкой радугой, за окнами парила темная сторона планеты.

– «Пеон» снизится, – решил наконец капитан. До пятидесяти километров, не больше – так ваша артиллерия не сможет до нас дотянуться. И только после того, как мы зафиксируем вылет «Ростка пустоты». Свяжитесь с этим… Уолтаром и передайте. Условия окончательные, пересмотру не подлежат. Это все. Тибальд отведет вас обратно.

Он отвернулся и уставился в темную массу планеты, парившую под кораблем снаружи.

Тибальд, значит. Ну-ну.

***

– Сплошная экономия, – Шурик был доволен, очки без диоптрий, которые он носил больше из желания показаться взрослым, чем по насущной необходимости, сверкали. – Так бы пришлось на вас кучу лекарствий тратить, чтобы из комы вывести, да времени. А так вы и в сознании, и передвигаться самостоятельно можете. Что не может не радовать.

Он всегда так говорил – «лекарствий». Предполагалось, что это придает его речи какое-то особенное очарование. Ошибочно, конечно, предполагалось.

– К Наливанычу-то будешь нас вести, товарищ санитар? – спросил я строгим голосом. – Или боевое задание тоже сам расскажешь? В целях экономии.

– Инвалидной команде слова не давали, – сказал Шурик, делая знак следовать за ним. – С другой стороны, может, и лучше вас в коме всю дорогу держать. А то наглые какие-то по учреждению ходите, дерзкие. Одно слово, консервы.

Когда наша разномастная шестерка приплелась к нему в кабинет, начштаба оказался для разнообразия в неплохом настроении.

– Спешки особенной нет, зря бежали, – сообщил он, прикуривая. Свою «горку» он не снимал даже в нынешнее жаркое лето, даже спал в ней, похоже. – Так что всякую дрянь медицинскую для бодрости вам вколют уже непосредственно в комплексе. Меньше химии – дольше жизнь, так считаю.

– Спасибо вам огромное, Анатолий Иваныч, – душевно сказала Алиса. – Насчет химии особенное спасибо – и раз такое дело, может, тогда уже подпишете увольнительную, второй год у вас в верхнем ящике лежит? По собственному желанию, не подумайте ничего такого, просто чего-то в последнее время жить захотелось.