Текст книги "Бесконечное лето: Не чужие (СИ)"

Автор книги: Александр Руджа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Вообще говоря, Ульянка гораздо умнее, чем положено девчонке тринадцати лет. Умнее и наблюдательнее.

– А чего рассказывать-то? – даже немного растерялся я. – Могу про недавние фильмы рассказать… ну, как недавние, у нас-то уже мало что снимают… Но вот еще до войны вышел фильм «Инопланетянка», про бессердечную девушку из космоса, которая учится чувствам, попав на Землю… И передавали, на Ленфильме собираются снимать «Приключения Карика и Вали», я книжку читал, здорово написано… и там будут эффекты всякие специальные, и вообще… А еще…

– Нет, – решительно сказала Ульяна. – Это все ерунда какая-то. Лучше про что-нибудь поближе. Жизнь мне твоя безо всякого интересу, скучная, небось, как трусы за рублю двадцать, сплетничать с тобой скучно, да и не в тему… А ты стихи какие-нибудь знаешь?

– Стихи?

– Ну, рифмованные строчки, – нетерпеливо пояснила девчонка. – Не знаю, как это будет на вашем тарабарском наречии.

– Пожалуй, знаю, – согласился я.

– Вот, давай их, – решила Ульянка, устраиваясь на кровати поудобнее. Это был максимум неподвижности, на который она была способна, хотя кончики кос все равно подрагивали, словно какие-то неизвестные токи пробивали ее корпус, вынуждая постоянно двигаться. – Только не Пушкина, или Лермонтова, или этого… Свенсона? У них все слишком пафосно как-то. Не для людей. А я хочу чего-нибудь поближе. Можешь такое?

Я на секунду задумался.

Пылающий диск по небу петлял,

Так, помнишь, было когда-то:

Ленивый художник водой разбавлял

Горящие краски заката.

И как-то само получилось, что ты

Ко мне оказалась прижата,

И дерзкие, жаркие губы твои

Кислили, как зерна граната…

– А хорошо! – оценила Ульянка. Она сидела на кровати по-турецки, вращая ступнями, словно винтами готовящегося к взлету вертолета. Поправилась: – Неплохо. Небось, Есенин какой-нибудь писал?

– Есенин писал гораздо другое и намного лучше, – строго сказал я. – Вот послушай:

О красном вечере задумалась дорога,

Кусты рябин туманней глубины.

Изба-старуха челюстью порога

Жует пахучий мякиш тишины.

Обняв трубу, сверкает по повети

Зола зеленая из розовой печи.

Кого-то нет, и тонкогубый ветер

О ком-то шепчет, сгинувшем в ночи.

Все гуще хмарь, в хлеву покой и дрема,

Дорога белая узорит скользкий ров…

И нежно охает ячменная солома,

Свисая с губ кивающих коров.

– Да, это классно, – согласилась Ульянка. – Но то первое тоже было ничего. Только с одним замечанием: там было что-то вроде «как-то само получилось» – и раз! девушка к нему прижалась и начала целовать… Так не бывает. Девушки – хитрые бестии, для них нужно делать разное… Иначе плевать они хотели на все твои закаты. Ленивые художники девушек не целуют, вот что я хочу сказать.

– Что ты мне это рассказываешь? Я, что ли, это придумал?

– А я не знаю, – она хитро стрельнула синим глазом. – Просто в голову пришло.

***

Прошло что-то около часа. Успокоилась и затихла, зализывая сбитые о решетку кулаки, Славя, замерла на циновке на полу переставшая уже окликать меня Алиса. Ульяна в дальней клетке тоже перестала мерить отпущенную ей свободу шагами и пригорюнилась.

Во всей нашей импровизированной «тюрьме» не было слышно ни звука.

Я думал.

«Фирстантен», сказал он.

«Спреге мер», сказал он.

Что это значило?

Это не могло значить для меня ничего – не было ни малейшей вероятности, что я понимал их язык. Язык пришельцев, оккупантов, тряпок. Но где-то в мозгу билось ощущение, что я почти уловил смысл этих холодных, угловатых, царапающих язык слов. Они звучали не совсем знакомо, но будто на что-то намекали…

«Таллем данне да».

Думай, парень.

Тебя учили в школе, и хорошей школе при этом. Отбрось заклинание про инопланетян, язык которых ты не можешь понимать по определению. Представь, что ты услышал его на улице и решил определить. Идентифицировать. Просто так, для себя.

Итак?

Языки бывают аналитические и синтетические. Нет, еще есть агглютинативные, но это не наш случай, там одно слово может звучать как целое предложение, а тут явно другое, слова совершенно явно разделены интонацией и ритмикой.

Этот язык больше похож на аналитический – отношения внутри предложения регулируются предлогами и частицами, а не окончаниями. Впрочем, окончания тоже есть, «фирстантен», но «таллем». И еще что-то вроде повелительного наклонения, «спреге» и «скере». Охренеть, как ты быстро научился раскладывать все по полочкам, лейтенант.

Синтетический язык – что это значит? А то, что он относительно старый. Но не настолько старый, чтобы окончательно избавиться от окончаний. Примерно как немецкий. Нет, даже как английский – старые немецкие корни еще чувствуются, но в основном все управление заменено вспомогательными глаголами и предлогами.

Вот оно! Вот оно что мне напоминает! Северогерманскую группу языков, да! Английский, немецкий, голландский, наверное – хоть я на нем буквально пару слов знаю. Шведский, датский, пожалуй. Четкая структура предложений, окончания на «ен», повелительные формы на «е»… и глагольные окончания лиц, как в латыни. «Вер такам тейм».

Мне показалось, что у меня едет крыша. Инопланетяне, говорящие на земном языке. А может, это эсперанто? Черт его знает, не изучал никогда.

«Фирстантен!» А ведь это немецкое «ферштеен» – «понимать». Это парень хотел научиться понимать нас. Или хотел, чтобы мы его поняли? Нет, скорее первое. Он сказал «спреге мер» – «шпрехе мер» по-немецки. «Больше разговаривайте», значит.

Какой-нибудь верхненемецкий? Древнескандинавский? Черт, голова идет кругом.

Лязгнула, открываясь, дверь, в «тюрьму» снова вошел тот парень. А в руках у него были… черт возьми, да почти такие же судочки с едой выдавали выходящим на смену техникам! Только у нас они были из какой-то плотной бумаги, а здесь прозрачные, пластмассовые, наверно. Но в остальном – один в один!

Внутри было что-то белое, однородное. Каша, что ли? Да без разницы. Я вдруг понял, что зверски голоден – в последний раз мы как следует ели еще утром, потом наспех перекусили перед выездом… Ну, ужинать уже всяко пора.

– Bher yor fada, – громко сказал парень. – Scealen eten.

Что это было? Понятное дело, что-то про еду. «Фада» – это «food» вроде как. «Этен» – есть, наверное. «Йор фада» – ваша еда типа.

Девчонки в клетках зашевелились, пробормотала что-то Славя, Алиса скрежетнула протезом по прутьям, громко забурчало в животе у кого-то в отдалении.

А ну-ка, что насчет полноценного контакта с внеземным разумом?

Я дождался, пока он остановится напротив моей клетки, отделит очередной лоточек, поставит его на пол рядом с прутьями, взглянет на меня – и сказал тогда единственное, что смог придумать:

– Вер виллен фирстантен йор.

Его глаза широко раскрылись – и я подумал, что парень-то явно еще очень молод и неопытен. Стажер какой-то? На тюремщика он был вообще не похож. И даже на практиканта, прошедшего хотя бы курс молодого бойца – тоже. Впрочем, черт его знает, какие в ледяном межзвездном пространстве вообще проходят курсы.

– Willen… ach, wenen! – глаза у него загорелись. – Me grefen wenʼs! Es ghed! – он принялся тараторить так быстро, что я вообще перестал различать слова, но быстро опомнился, пробормотал еще раз «эс гхед» и быстренько сбежал. Консультироваться с начальством, наверняка.

То, насколько то все напоминало наш собственный мир, уже перестало меня поражать. Но это меня.

– Эй! Сашок! – глаза у Алисы были круглые. Это было красиво и даже забавно, и в другое время я бы с удовольствием потянул время. Но сейчас – нет, сейчас я, словно умная ракета, был настроен и наведен совсем на другое.

– Поправь меня если я ошибаюсь, – медленно сказала Славя. – Но ты ведь только что говорил с этим… с этой…

– Ты понимаешь его тарабарщину? Это круто! – Ульяна, как обычно, поставила мощную точку в их общем вопросе.

Вот они, мои пятнадцать минут славы.

– Было бы очень желательно, если бы ты дал пояснения, – в синих глазах горел огонь профессионального политрука и особиста. «Что вы делали до тысяча девятьсот седьмого года? Не связаны ли с враждебной китайской разведкой? Не покушались ли на территориальную целостность союза двадцати одной республики?»*

– Насчет языка – обязательно, – легко согласился я. – Видишь ли, милая Славя, мне еще там, в ангаре… а, ты ж не с нами была… в общем, еще на Земле мне показалось, что в их фразах проскальзывает что-то эдакое… смутно знакомое. Но я от этой мысли отказался, забросил ее подальше. Потому что это невозможно же, а? Чтобы понимать инопланетян, совершенно чужую, враждебную цивилизацию. Идиотская мысль, верно?

– Продолжай.

– Их язык чертовски похож на какую-то версию немецкого. Очень старую… нет, не так, мы учили готский, он выглядел иначе… Старые корни, современный синтаксис… Неважно. Суть в том, что я разобрал несколько слов, удачно угадал, что они значат и построил предложение. Наверное, с кучей ошибок… спишем это на техническую накладку.

– Что это было за предложение?

– «Мы пришли с миром», конечно же, – хмыкнул я, но быстро увидел, что она не расположена шутить. Нервы у нашей синеглазки в последнее время ни к черту, вот что. – На самом деле, что-то вроде «Мы хотим вас понимать», насколько я могу судить.

– А он? Что сказал он?

– Да я почем знаю? Убежал за инструкциями, как я думаю. Но если сюда через пять минут зайдет, топоча сапожищами, взвод автоматчиков, знайте: лингвист из меня – так себе.

Славя гневно сверкнула глазами, но расспросы прекратила. Алиска, наоборот, была настроена куда бодрее, даже показала мне большой палец. Вот он, секрет покорения девушек – нужно на их глазах пообщаться с инопланетянином. Все записали? Это просто, быстро и к тому же безотказно работает.

А залитая в пластиковые судочки белая дрянь оказалось чем-то вроде сладкой вермишели в молоке. Непривычно, но, пожалуй, питательно, и даже пить, как обычно бывает после сладкого, не хотелось.

– И кстати, – я оторвался от слишком быстро пустеющей пайки, – если у нас есть желание наладить коммуникацию с этими парнями, есть смысл сейчас разговаривать побольше. Они, надо думать, нас сейчас слушают, потому как нужно как следует наблатыкаться в русском.

– Ерунда это, – решительно сказала Славя. – Для обучения было бы вполне достаточно радиоперехвата, война уже два года идет. Скорее всего, просто тянут время.

– И какие наши дальнейшие планы? – поинтересовалась Алиса. Вот уж кто не переживал ни по какому поводу. И то верно: до начальства далеко, до Бога – высоко… то есть не совсем так, но вы поняли. Волноваться не о чем. Нет, само собой, нас могут убить или разобрать на органы злые инопланетяне, но эти опасности были настолько традиционными, можно сказать – приевшимися, что я даже не знаю. Не тревожили ничуть.

Славя создала на гладком лбу целую лесенку морщин.

– В разведроте мы отрабатывали такое когда-то… Сценарий из разряда невероятных: действия в плену, и еще действия на захваченном транспортном средстве. Но не уверена, что сейчас это уместно…

– Еще бы неуместно, – влезла Ульянка. – Это не тогда вы отрабатывали, когда ты себе заработала вот это вот милое личико?

У Слави явственно дернулся глаз.

– Нет, это… другое.

– Потом расскажешь, очень интересно, – безжалостно подытожила красноволосая нахалка. – Саш, ты у нас единственный с нормально подвешенным языком, оказывается… Хотя раньше успешно маскировался под косноязычного придурка. Хоть ты скажи, чего делать дальше-то? Вот мы выяснили, что нас похитили козлы-тряпки с одобрения дорогих товарищей руководителей – начУРа и прочих. Теперь выяснилось, что они не тряпки, а нормальные с виду ребята, даже получше некоторых с виду… Плюс мы с ними можем общаться – да и они, вроде бы, не против. Если отбросить славины бредни насчет захвата корабля – кстати, не факт, что мы вообще в космосе – как будем действовать?

– И снова очень правильный вопрос поставила товарищ Советина, – сказал я. Паники никакой не было, и страха тоже не было. Я чувствовал себя персонажем детского телефильма, вроде «Приключений Электроника» или «Гостьи из будущего». Может, это ульянкино расстройство так передается? – Несмотря на кровожадные захватнические планы, которые вынашивает товарищ Одинцова, мы, советские пионеры, декларируем миролюбивую внешнюю политику. И потому не поддадимся на провокации, хоть там что. Скажем нет агрессору!

– Дурка по вам плачет, – оценила мое выступление Славя и отвернулась.

– Я там был, там неинтересно… В общем, считаю, что нам нужно налаживать контакты с тря… с инопланетными парнями. Во-первых, они сами нам это предложили, а мы подтвердили намерения. Во-вторых, психология говорит, что куда сложнее убить тех, с кем ты установил минимально дружеские отношения. Пусть видят в нас не экспонаты для опытов – или что они там задумали? – а нормальных людей. То есть, не людей, а… ну, гуманоидов.

– И для этого нужно – что? – поторопила Ульянка.

– Для начала – привлечь внимание. Например, попроситься выйти в туалет, наверняка у них есть туалеты… Или водички потребовать – утолить жажду, а также помыться. Чем дольше общаешься, тем труднее разрушить потом эту связь. Вотремся в доверие, будем сотрудничать – а там…

– В твоем блестящем плане есть одно небольшое слабое звено, – сказала Славя.

– Да?

– Да. Пять минут назад ты сам сказал, что все наши разговоры прослушиваются.

Давно я так не тупил.

– А еще можно выдвинуть какие-нибудь совсем уж идиотские требования, – нашелся я. – Скажем, выпустить незаконно удерживаемых подростков. Мы будем жаловаться! Мы требуем мира! А также в туалет! Уберите это дурацкие решетки, отпустите нас на волю! В пампасы! Черт, как же сказать… Словом, опнен-де гратен!

– Это выглядит как нидерландский с большого похмелья, – оценила Алиса. – Еще «доброе утро» им скажи, для полного комплекта**.

– Цыц, неверная, – тихо сказал я, потому что в дальней части «тюрьмы» снова, как в прошлый раз, бесшумно открылась дверь, и знакомый уже парень шагнул внутрь. А еще с тихим шипением истончились и ушли в пол осточертевшие прутья. – Видишь, работает все!

– Yor maghen audgehʼn, – сказал он быстро и тут же поправился: – Ви… можем… выйти. Выйти… за я.

– По-моему, – сказал я, переходя на прогулочный шаг и с удовольствием пересекая границу ненавистной клетки, – по-моему, нас приглашают прогуляться. И я думаю, нам следует принять это предложение. Как вы считаете, друзья?

***

Примечание к части

*в мире «Не чужих» не произошло революции 1917 года, Российская Империя была реформирована в Союз Советских Социалистических Республик относительно мирным путем. Также в этой реальности в состав сперва Империи, а затем Союза вошла вся Скандинавия (Швеция, Финляндия, Норвегия, Дания), Польша и Болгария.

**Goedemorgen («доброе утро» по-нидерландски) читается «хуеморхе».

«Ульяна». Глава 10. Девочка и смерть

В отделении был сегодня праздник – Ольга Дмитриевна, заведующая, заболела. Нехорошо, конечно, радоваться чужим недугам, но эта колченогая вздорная старуха уже сидела у всех в печенках. Ее бы воля – мы бы вообще в сознание не приходили, так бы и лежали, пуская слюни, в медикаментозной коме сутками. А ей и заботы, и беспокойства меньше, а порядка, наоборот, больше. Вредная бабка, бездушная.

Но сегодня нам по-взрослому подфартило, и даже санитарки, включая закрепленную за нами алкоголичку Виолу, согласились войти в положение и обойтись без вечерних седативных уколов. И даже выдать примерно триста грамм красного вина «для улучшения пищеварения и нормализации нервной системы». Откуда-то оно у них взялось, вино это. Наверное, предчувствовали, что нам сегодня понадобится.

Казалось бы – что там эти триста грамм на шестерых? По полстопочки, по маленькой винной рюмочке, утащенной шаловливыми ульяниными ручонками с кухни. Но удивительная штука – развезло нас почти мгновенно, потянуло на разговоры и дискуссии, а нервная система, может, и не нормализовалась до конца, но размякла основательно.

– Война до победного конца – это прошлый век, – увлеченно рассказывала Алиска покорно внимающей Лене. Фиолетовые хвостики, казавшиеся иссиня-черными в свете ламп, печально обвисли. – Времен очаковских и вот этого всего… Ну, какая тотальная война в наше время? Договариваться нужно, до-го-вариваться! Посмотри на Британскую Империю! Посмотри на Нидерланды – скупили половину мира, потому что умели и любили торговать! А…

– А умели торговать они потому, что предварительно эту самую половину мира победили и ограбили, – заметила Славя. – Ерунду ты говоришь, Алиса.

– Это еще почему? – тут же ежом ощетинилась рыжая.

– Неужели без твоих ценных замечаний никто не придумал вести с тряпками переговоров? Неужто тебе одной пришла в голову эта потрясающая мысль: «а давайте вместо того, чтобы сотнями гробить своих солдат и тратить чудовищные деньги на оборону, попробуем договориться?»

– Нет, я знаю, что попытки связаться по радио не дали результатов, – не сдавалась Алиска. – Но у них, может, другие системы чувств, и аппаратура радиоволны не принимает. Можно…

– Использовалась азбука Морзе, запечатанные в искусственные спутники аудиопослания, золотые пластинки наподобие тех, что были на старых «Пионерах» и «Вояджерах», световая сигнализация, даже инсценировка при помощи радиоуправляемых беспилотников – перечислила Славя. – Результат нулевой. Вывод: тряпок не интересует коммуникация. По крайней мере, в том виде, в котором мы можем ее предложить и обеспечить.

– Ну… – задумалась Алиса. – Все равно что-то не сходится. Если бы тряпки просто хотели нас уничтожить – ядерные бомбы никто не отменял, двадцать мегатонн – и лунный пейзаж, как в центральном Китае, гарантирован. Как там этот город называл – Нанчун? Чунцинь? Ну, который американцы в пепел стерли ради устрашения? Сколько там людей погибло, шесть, семь миллионов? *

– Дело даже не в этом, – задумчиво сказала Славя. – Основной принцип стратегии – концентрация. Сосредоточь они, скажем, на нашем участке две тысячи своих штурмовиков – и оборона рухнула бы в несколько минут. И они бы могли высадиться, создать плацдарм, и дальше все пошло бы куда быстрее… Вместо этого они наносят слабые удары по всему земному шару. Как будто…

– Как будто они просто заставляют нас воевать, – кивнула Алиса. – Да, мне это тоже приходило в голову. Но зачем?

– Может, они, как в «Войне миров» Уэллса, не переносят земную атмосферу? – Ульянка по своему обыкновению скользила по комнате приставным танцующим шагом. – Или там бактерии наши для них ядовиты?

– А смысл тогда вообще прилетать и вести войну? – Алиса вскинула вихрастую голову. – Разумнее тогда либо вообще не ввязываться в длительный конфликт, либо, как я уже сказала, договариваться,

– Верно, – нехотя признала Славя. – Но не можем же мы считать развитую технологическую цивилизацию – всю, целиком – умственно отсталой.

– Можем! – развеселилась Ульянка. – Меня вот тоже некоторые считают, между прочим, но я-то знаю!

По комнате пронеслось сдержанное хихиканье. Да, в густом воздухе таились тени, но это были наши, родные тени – их намерения всем были хорошо известны. Пахло пряностями и чем-то сладким. Хорошо было. А на майские праздники нас вообще обещали вывезти на весь день на Хортицу, но это я уже считал совершенной фантастикой.

– Славя права, – прошептала молчавшая до этого Мику. – Всегда есть причина. Мы ее можем не видеть… но она есть.

– Как говорится, если не знаешь в чем проблема, проблема в деньгах, – хихикнул я. Вино плавало по организму теплым добродушным бродягой и заставляло говорить разные неожиданные вещи. – Может, это такие космические рэкетиры, как на загнивающем Западе? Побьют нас до крови, а потом заставят платить за крышу?

Повисла пауза.

Из радиоприемника снова неслось что-то буржуйское, электронное – но у солиста был на диво чистый, тревожный голос.

– «Депече Мод», – прокомментировала Алиска. Она заезжала, наверное, по всей этой механической какофонии.

«Я хочу, чтобы ты принимала решения, не опираясь на то, что говорят по телевизору… Я хочу, чтобы ты говорила только для меня».

– Да, – сказала наконец Славя. – Невыносимо было бы знать, что все так и есть.

– Столько усилий… – пробормотала Алиса. – Столько жизней, столько лет, чтобы подняться в воздух и выйти, наконец, в космос… Чтобы узнать, что там все точно так же, как дома. Бандиты, криминал, преступность… Чудовищно.

– Ничего! – ухмыльнулась понимающе Ульянка. – Зато с рэкетирами я по крайней мере знаю, как разбираться. Запугать их, уродов, а потом по кумполу, пока они не ждут – раз! Имеется, конечно, шанс в ответ огрести, но в других вариантах шансов-то вообще нет!

– Что меня единственно и искренне радует во всей этой ситуации, – медленно сказала Славя, – так это то, что от нас принятие решения по тряпкам не будет зависеть ни при каких обстоятельствах. Не готова я нести такую ответственность.

Я поежился. Добродушные тени, засевшие в углах, как-то разом потеряли всю приятную атмосферу. Стало неуютно.

– Что-то мы залезли в какую-то мрачную и никому не интересную фигню! – разрушила намечающуюся тишину Ульянка. – Давайте лучше переключимся на что-нибудь более интересное. Давайте в игру какую-нибудь сыграем, что ли? Но не во «взрывающихся котят», конечно, хотя они были классные, а что-нибудь другое – «Правда или вызов», скажем? По такому случаю я еще двухсоточку портвешка выпрошу у Розы Львовны, поварихи? Ну, чтобы округлить уже до поллитры, а?

Я поглядел сначала вправо, потом влево. Девчонки смотрели почему-то на меня, кто с ухмылкой, как Алиса, кто с честным ожиданием, как Славя. Это что, я должен принимать решение? Похоже, я внезапно стал в этом вопросе командиром. А собственно, почему бы и нет? Свободное время имеется, никто нас не волочет клещами в боевую капсулу, и даже картошку на общей кухне чистить нет необходимости. Спокойно, безмятежно, и всем на нас насрать. Что еще нужно шестерым подросткам для захватывающей социальной игры?

– Согласен, – решительно сказал я. – Пришла пора оголить все мрачные тайны наших пытливых нездоровых умов. Тащи сюда свой портвейн.

– А-а-а-а-а! – среагировала Ульяна, реактивной ракетой выносясь в коридор. – Бухать, во имя Тора и Локи!

Алиса хихикнула.

– Зачем я это сказал? – поразился я сам себе. – Мне же и так уже хорошо. Но хочется продолжать, почему-то. Опьянение властью, так это называется? Чем больше пьешь, тем больше хочется.

– Точно, – согласилась рыжая. – Но это не страшно – принимать глупые решения. Страшно смотреть на их последствия и не иметь возможности их исправить. Верно?

***

– Интересно, что из всего этого получится? Что нам расскажут там, куда ведут? – размышляла вслух Ульяна, пока мы шагали – без цепей или наручников, как свободные люди – по длинному коридору голубоватого цвета, изгибающемуся, как кишка. Под ногами была пружинящая поверхность, похожая на плотную резину, сверху светили неярким светом плоские лампы, напоминающие телевизионные экраны. Справа и слева были прямоугольные окна со скругленными углами, которые, похоже, никуда не вели.

– Скорее всего, рассказывать не будут совсем ничего – только спрашивать, – мрачно предположила Славя. – «Каковы ваши силы и планы командования? Сколько человек работают над восстановлением трофейных плазменных орудий? Опишите преобладающие настроения под куполом!» В таком духе.

– Это вряд ли, – возразила Алиса. Она шагала легко, бодро, металлические пальцы на протезе были расслаблены. – Дурацкая идея – выкрасть шестерых юных кретинов, столкнуться с огромными трудностями, и все только для того, чтобы выяснить режим работы четыреста второго ремонтного завода? Нет. Не думаю.

– Это ты зря, глядишь, и понравилось бы, – уместно вставил я, но рыжая только зашипела на меня раздраженно.

– А как здорово было бы, чтобы мы оказались как в сериале «Вольтрон», – размечталась Ульяна. – По первому национальному показывали недавно в детский час. И мы тогда станем пилотами магических львов и начнем наводить справедливость в Галактике, борясь со злобными магами, и еще…

– И еще нас просто могут убить, – добавила плетущаяся позади Лена. – Например, потому, что нас захватили по ошибке. Просто сбросят в безвоздушное пространство, как космический мусор, или уморят голодом…

– Или продолжат кормить этими приторными макаронами, – закончил я. – Ладно, прекращайте уже чушь нести. Наверняка все окажется совсем не так, просто мы слишком зациклились на очевидном и не видим большой картины. Смотрите лучше пока по сторонам.

– А вот это верно, – подтвердила Славя. – Запоминайте дорогу.

Только из ее совета ничего не вышло, по крайней мере, для меня – все эти пустые коридоры были напрочь одинаковыми, они ветвились, сливались, шли то вверх, то вниз без единой ступеньки или подъемника, так что я в конце концов плюнул на все это унылое однообразие и принялся искать в мрачной окружающей обстановке хоть одно окно, которое не было бы темным и безжизненным.

Может, я в конце концов и нашел бы его – окно, я имею в виду – но тут наш путь непредсказуемо завершился – войдя в очередной дверной проем, мы неожиданно оказались в довольно большом зале. Метров, наверное пятьдесят квадратных. Да и никакой не зал это был – что-то вроде капитанской рубки или поста управления со всякими кривыми изогнутыми тумблерами, экранами и светящимися кнопками, я такие видел, когда по Днепру ходил на прогулочном теплоходе-«поэте», со шлюзованием.

Да что я про шлюзование-то – в этом зале были окна! Огромные, овальные, как бы поляризованные, в половину стены!

И в этих окнах был космос. Черный, холодный, пугающий, с острыми точками звезд и расположившимся где-то вдали, на периферии зрения, белым пламенем солнца. А где-то – по привычке хотелось сказать «внизу», но это не имело смысла для пространства, где не было ни верха, ни низа – висела, едва-едва поворачиваясь, сине-белая планета.

Земля.

– Приветствую вас, – громкий голос словно ударом тока хлестнул по нашей компании. На небольшом возвышении стоял мужчина в темно-синей форме лет сорока с виду. Высокий – это потому, наверное, что постоянно находится в космосе, нам рассказывали такое на уроках астрономии – серьезный, подтянутый, лицо самое обычное, волевое и умное, стрижка короткая, почти налысо. Но ведь не человек он! Инопланетянин! Как такое возможно?

– Здрасьте, – сказал я. – Идиотское начало, конечно, хотя уж точно не хуже, чем вся эта история. Но пришелец ответил.

– Меня зовут капитан первого ранга Болеслав Хайпаэр, я командую этим кораблем, – выговор у него был чистый, но интонации звучали неестественно, будто у капитана не было понимания того, что обозначает каждое из произносимых слов. – У вас, несомненно, есть вопросы относительно… сложившейся ситуации. Я готов на них ответить.

Вот это поворот. Это как если бы на землю опустился Будда и буднично предложил научить всех желающих переходу в нирвану. Или ненароком встреченный на набережной морячок между делом указал бы на точное место крушения «Черного Принца». Или алхимик, открывший секрет вечной молодости, предложил бы случайному прохожему присоединиться к эксперименту. Или… ну, вы поняли. Это было невероятно буднично. Обыкновенно. И оттого казалось еще более фальшивым и вычурным.

– У вас земное имя! – выпалила Ульянка прежде, чем кто-то еще сумел ориентироваться. – Почему?

Меня-то больше всего это привычное «каперанг» поразило. Но, если подумать, имя было даже важнее – звания и должности примерно одинаковы даже у нас с американцами, а вот имена совершенно разные, слишком уж далекое родство. А у этого имя пускай и непривычное, но в нем явно присутствует и что-то западное, и очевидные славянские мотивы, а это значит…

Капитан усмехнулся.

– Наша цивилизация старше вашей – намного старше – так что разумнее будет сказать, что это вы носите наши имена. И у меня есть догадки, почему так вышло…

– Почему ваши пилоты, которых мы извлекали из сбитых аппаратов, выглядели совершенно иначе? – Славя снова ухватила саму суть. А ведь мне это тоже в голову приходило! – Низкорослые, серые, с выпученными черными глазами.

– Одноразовые… хм… – капитан впервые запнулся, подыскивая слово, -…werkani, servi… слуги. Да, созданные слуги, synthetinai. Живут не больше месяца, не могут мыслить, выполняют команды. Легки и быстры в производстве.

Вот так. Значит, все эти два года, изнемогая и мобилизуя все силы, мы раз за разом боролись с какими-то биороботами, искусственными пилотами. Они преуспели в генетике и биотехнологиях – эта цивилизация и правда намного опередила нашу. Значит, это было не вторжение, не захватническая война – для такого они должны были сосредотачивать все силы, а не клепать своих одноразовых слуг, словно на конвейере, и не посылать их на уничтожение бело-голубой планеты внизу.

– Почему мы воюем? Что вам нужно? – наконец-то у меня получилось вставить нужный вопрос. И кажется, это был правильный вопрос.

Капитан кивнул и прищурился.

– Да, разумеется. Это следует осветить в первую очередь – так мы избежим недопонимания и снизим вашу агрессивность. Первое, что вам необходимо понять и уяснить – нас не интересует ваша планета, ее ресурсы и обитатели как таковые. Это, – он обвел рукой зал, – многоцелевой корабль-матка Торговой Гильдии «Пеон», а на вашей орбите висят еще три однотипных – и он попросту не предназначен для осуществления полноценного вторжения. Мы обслуживаем гигантскую торговую корпорацию, сеть, раскинувшуюся по значительной части этой галактики и нескольких соседних. Урегулируем споры, находим и доставляем в требуемое место должников, сопровождаем грузовые баржи – в таком духе. Осада планет – не наш профиль.

– Так чего ж вы в нас-то вцепились? – не выдержала Алиса. Капитан Хайпаэр качнул головой.

И рассказал.

***

Портвейна Ульянке в тот вечер так и не дали, а в наказание за излишнюю буйность устроили-таки внеплановый тихий час. Но второго мая, как и было обещано, поздравили поутру с праздником, зачитали приказ прямо в корпусе, не отходя от кассы, дали тридцать минут на сборы, да и вытащили на остров, причем в самую его лучшую, северную часть.

Хортица – место уникальное. Наверное, на свете нет другого такого перекрестка, где в одну сторону отчетливо веет лошадиными гривами степной ковыль, и терпко пахнет шалфеем и чабрецом, напоминая о бесконечных конных армиях, что волнами накатывали когда-то с востока; и плещется внизу черная вода, зажатая между гранитных плит Старого Днепра, несущая холод и северную исконную сдержанность, и скрытую ярость, и расчетливое коварство местных богов; а на юге все это незаметно переходит в сочные зеленые, заросшие топкой осокой, словно джунгли, плавни, в которых водится и птица, и рыба, а стрекозы достигают полуметра в размахе слюдяных своих крыльев; а если пробираться по центру, да еще на велосипеде, внедорожной зеленой «Тисе», как я любил, то легко представить, что ты где-нибудь на диком американском западе – и вот-вот перед глазами удивленного путника откроется гигантская секвойя, на упавшем стволе которой сидит плутоватый Том Сойер или, скажем, заросший, как снежный человек, следопыт Натти Бампо.