Текст книги "СУРОВАЯ ГОТИКА"
Автор книги: Александр Птахин
Жанры:
Исторические детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Преисполнившийся энтузиазма от открывшихся перспектив, Прошкин поспешил заверить начальника:
– Войны не будет, – и, заметив промелькнувший в глазах Корнева интерес, уточнил, – во всяком случае, в ближайшее время, по крайней мере, с Германией…
– Ты откуда это взял? – спросил тот тихо и еще раз оглянулся вокруг.
– От Феофана…
– Что прямо из жития святых прочитал? – саркастически ухмыльнулся Корнев.
– Да нет, из газеты… – расстроился из-за скепсиса руководства Прошкин, – Я когда к нему зашел, он читал Пакт о ненападении, дружбе и сотрудничестве с Германией! – громко чеканил он как школьник-отличник. Владимир Митрованович стремительно побледнел и изменился в лице – понятно, руководитель переживал, что, погрузившись в текущие дела, совершенно не следил за глобальными политическими новостями…
– Прекрати орать! Не в лесу, – Корнев очень ощутимо треснул Прошкина по затылку, – ты меня со своим Феофаном просто в гроб загнать решил и крышку гвоздями забить! Я ему битые два часа про политику толкую – а он то молчал три дня про эту чертовую газету, а теперь вопит – на две деревни и соседнее село! – понизив голос, добавил, – Феофан пакт ему читал! О дружбе и сотрудничестве с нацистской, гитлеровской Германией! Ты сам соображаешь, что ты мелешь? Да про такие вещи люди если и упоминают, то шепотом как-то или намеками… Я и сам краем уха слышал, от этого мужика – из пятого управления…
– Да что же тут секретного? – Прошкин удивился совершенно искренне, – в любой же газете написано, и везде этот Пакт напечатан! Товарищ Молотов подписал…
– Это тоже тебя премудрый старец просветил или ты лично видел хоть одну такую газету?
– Ну конечно, видел – «Комсомольская правда», – Прошкин начал довольно уверенно, но следуя за выражением лица руководителя, постепенно тоже понизил голос, – Я вошел, а Феофан как раз читал и мне показал статью – прямо пальцем ткнул! Даже фотография там была… Правда, я подробно изучать не стал – поручил Вяткину политинформацию по материалам прессы подготовить – сами же учите делегировать ответственность! Думаю, раз в газетах было – найдет и расскажет…
– Прошин – нет такого Пакта, на сегодняшний день. Пока нет… Так что не могло такого быть в официальной советской газете напечатано… Откуда ТА газета взялась надо быстренько и по-тихому выяснить… Типографским способом напечатанная? Где она сейчас может быть?
– Не знаю… может в комнате у Феофана лежит, или в библиотеке?
– Немедленно поехали! Может, удастся разыскать – раньше других…
До утра Корнев и Прошкин излазили всю комнату, где жил Феофан вдоль и поперек, заглядывая под шкафы, матрас и даже поднимая половицы. Странно, но очень походило на то, что отправляясь в лучший мир дальновидный служитель культа не забыл прихватить документы, личные вещи, и даже некоторую хозяйственную утварь… Потом осмотрели избу читальню – старик действительно из всей прессы отдавал предпочтение именно «Комсомольской правде». Номер за номером перебрали три имевшихся подшивки – ничего. Но именно ТА газета испарилась вместе с гражданином Чагиным. А Прошкин с Корневым вернулись в Н. только около одиннадцати утра – усталые и разочарованные…
В слабое утешение, по пути до Н. Корнева посетило еще одно блестящее административное решение – посадить писать судьбоносный рапорт Баева вместе с Субботским. Идеологически подкованный Александр Дмитриевич настрочит убедительную теоретическою часть, ученый – энтузиаст – добавит необходимого фактажа и научности. В конце концов – оба не меньше Корнева заинтересованы в том, что бы экспедиция состоялась! Получится очень славно – Корнев, конечно на самотек это дело не пустит, и будет лично осуществлять общий контроль и руководство. А Прошкину достанется другая ответственная миссия – посетить сперва городской совет, а потом нотариуса и утрясти, наконец, эти формальности с домом. Коллеги пришли к общему решению, что обременять такой хлопотной недвижимостью, как усадьба фон Штерна, вверенную их попечению Управление местного ГБ не стоит, и правильно будет, если Баев передаст унаследованную им усадьбу маститого ученого городским властям, а исполкомовские чиновники, в свою очередь, будут хлопотать об ее охране так, как сочтут правильным.
23.
В скромном Н. было всего три нотариальных конторы. Ближе всего к зданию УГБ была, конечно же, первая. И нотариуса, что там работала, Прошкин знал великолепно. Но, невзирая на это ни сколько не огорчился, когда в коридоре здания нотариальной конторы суровая уборщица, хлюпнув на пол мокрую синю тряпку так, что брызги осели на свеженадраенных сапогах Прошкина до самого верха голенищ, сообщила:
– В отпуске нотариус. Нона Михална в Крым поехали… Отдыхать от вас от всех будут… Нечего двери напрасно дергать!
Потому что упомянутую Нону Михалну Прошкин не просто знал, но еще и основательно недолюбливал. Для этого имелись совершенно объективные причины. Очень упитанная и очень властная тетка – Нона Михална – считала своим первейшим долгом «устроить» личное счастье Прошкина. Ответственному человеку, такому как Николай Павлович, необходимо как можно скорее связать свою еще молодую, но уже руководящую жизнь с интеллигентной девушкой из достойной семьи. Нона Михална как раз, подходящую девушку имела среди родни – в качестве племянницы. Вообще, Прошкину сильно повезло. Потому что племянница Ноны Михалны, помимо всех описанных достоинств еще и очень домовитая, редкая красавица и прекрасно поет…
Де – факто племянница была медлительной, тощенькой и конопатой девицей с многочисленными дефектами речи. Она работала тут же – секретарем у самой Ноны Михалны. Сердобольный Прошкин испытывал к бедолаге даже некоторое сочувствие и готов был прощать ей скверно заваренный чай, поломанные карандаши и орфографические ошибки – но что бы женится – это уж было бы слишком!
Лирическое отступление.
Решать такой серьезный вопрос как женитьба, не посоветовавшись с руководством, Прошкин был просто не в праве – он, как сотрудник органов, себе действительно не принадлежит! Поэтому его брак, как любил повторять товарищ Корнев, вопрос стратегический. Дело в том, что и самого упомянутого товарища, а с ним вместе и Прошкина – за разнообразные, безусловно полезные, но порой уж слишком новаторские начинания время от времени «отжимали» по партийной линии. Прикрыть это слабый фланг многоопытный аппаратчик Корнев надеялся, устроив семейное счастье Прошкина.
Именно ради такой благой цели сам Корнев в канун международного женского дня сказался больным, и отрядил надлежащим образом проинструктированного Прошкина с огромным букетом и тортом поздравлять от Управления сотрудниц Обкома. Под «сотрудницами» надо было понимать исключительно Ольгу Матвеевну – вдовую, но стройную, моложавую, и очень влиятельную даму с красиво уложенной в парикмахерской прической из густых черных волос, высокими выщипанными бровями, всегда затянутую в строгие, но изящные платья из черного панбархата. Ольга Матвеевна до недавних пор курировала легкую промышленность, а теперь – после повышения, стала занималась исключительно идеологией… Такому вниманию со стороны Управления, она очень обрадовалась, усадила Прошкина рядом с собой сперва в президиуме, потом в зале, хватала за руку во время особенно впечатляющих номеров художественной самодеятельности, угостила пирожным в буфете, и даже пригласила заглядывать запросто – а не только по службе. В общем, адюльтер можно было признать удачно состоявшимся!
Прошкин, конечно, заглянул – для начала в отдел кадров. И был сильно удивлен – Ольга Матвеевна была, разумеется, женщиной не старой, но все-таки на много старше чем выглядела. Вдобавок, вдовой она была даже дважды – ее первый супруг – пламенный комиссар – погиб в гражданскую, а второй муж – полярный летчик Вяхин – героически погиб среди арктических снегов, чуть больше года назад. Узнав о сиятельной даме такие биографические подробности, мнительный Прошкин сразу же представил, как Ольга Матвеевна, еще больше помолодевшая и похорошевшая, вешает на стену рядом с двумя парадными портретами безвременно скончавшихся супругов еще один – самого невинно убиенного при исполнении служебных обязанностей Прошкина, и аккуратно перевязывает рамку черной бархатной ленточкой, хищно улыбаясь при этом губами, покрытыми кроваво-красной помадой…
В любом сборнике трудов, посвященных оккультным обрядам и особенно ведовству, можно прочесть истории про то, как дамы с подобной внешностью забирают сперва молодость, а потом и жизнь у своих доверчивых супругов! Но поведать хотя бы одну такую мрачновато – мистическую историю скептику – Корневу Прошкин не рискнул бы. Хотя сам тихо ужаснулся, и быстренько съел совершенно случайно завалявшуюся в столе просвирку – лучшее профилактическое средство от происков колдовства со стороны сотрудниц руководящего аппарата. И, через несколько дней, деликатно поинтересовался у Корнева – прибавит ли престижа Управлению, ситуация, когда про одного из его районных руководителей будут говорить – вот, мол, муж вдовы летчика-героя Вяхина?
Корнев, поразмыслил и согласился, что Управлению, в лице Прошкина, жена – идеолог на сегодняшний день ни к чему! Вообще умная жена – сущее наказание для ответственного работника, и Прошкин, принимая во внимание чужой опыт, должен выбрать супругу милую, но поглупее – ему с ней логарифмы не решать! Тем более, Корнев уверен, что Прошкин возьмется, в самое ближайшее время, за ум, поступит в университет, на исторический факультет. А потом и сам сможет через год – другой пойти на повышение по партийной линии, на ту же идеологию – если, конечно, будет следовать разумным советам старших товарищей.
Для подтверждения последнего тезиса Владимир Митрофанович при случае взял Прошкина с собой в гости – на дачу к давнишнему своему приятелю – товарищу Грищенко. Этот солидный хозяйственник возглавлял строительство нового индустриального комплекса в окрестностях Н… Но для такого человека как товарищ Грищенко нынешняя – объективно весьма высокая – должность была не более чем опалой, потому что до этого он служил одним из заместителей председателя Совнархоза! Тем не менее, успехи товарища Грищенко даже на скромном новом поприще были настолько впечатляющими, а внутриполитические веяния настолько изменчивыми, что начали уверенно поговаривать о его возвращении в столицу, после пуска объекта, причем на должность никак не меньшую чем кандидат в Президиум…
***
Товарищ Грищенко был не только талантливым организатором, но и счастливым отцом девятнадцатилетней Риты – веселой, коротко остриженной спортивной девушки в беленьких носочках. Рита гоняла вокруг дачи на дамском велосипеде, играла в мяч с ребятишками гостей, и все время звонко и весело смеялась, пока ответственные работники перекидывались в картишки в тенистой беседке.
– Помилосердствуйте, Мария Савишна! Или хоть дайте нам отыграться, – полушутя упрашивал товарищ Грищенко. Действительно, банк снова был у Марии Савишны – супруги Корнева. Она аккуратно собирала в столбики мелкие монетки, раскладывала в порядке возрастания стопочками потрепанные рубли, тешки, пятерки и ритмично стряхивала пепел с сигареты. Хотя играли на сущую мелочь, Прошкин уже лишился половины месячного оклада, а потери «старших товарищей» – самого Грищенко и Корнева – были значительно более существенными.
– Отыграемся мы, как же… – пробурчал Корнев, – скорее по миру пойдем…
– Нет денег – не садись, первое правило преферанса, – парировала Мария Савишна, умело, как настоящий крупье, сдавая карты, – второе – проиграл, не отыгывайся…
Товарищ Грищенко засмеялся:
– И где вы так только научились?
– Математические вероятности везде равноценны – что в Жмеринке, что в Москве, что в Париже, – улыбнулась Мария Савишна, – я, когда была студенткой, подрабатывала в казино – банкометом. А как математику мне очень занятно было наблюдать за рулеткой и обобщать данные…
– Надо же, как интересно! В казино работать… – подала голос супруга товарища Грищенко – Мира Соломоновна – тучная дама в блузе из очень дорогих кружев с большущей брошкой из ценных камней – только что принесла в беседку кувшин с морсом, и как раз успела, что бы с сожалением проводить взглядом очередную пятерку, перекочевавшую из бумажника супруга в аккуратную стопочку Марии Савишны, тут же с ноткой превосходства, добавила, – А ваш, сыночек, младшенький, подрался с внуком нашего соседа – профессора Семкина, нос ему в кровь разбил! Такой скандал! Мог быть… если бы не уговорила не жаловаться…
– Не дети – а просто коршуны! Стервятники! – вздохнул Корнев, и успокоил Миру Соломоновну, – Я ему дома уши надеру – не сомневайтесь! Надолго запомнит как себя нужно вести в гостях!
– Что за дичь – физически наказывать ребенка! – пожала плечами Марина Савишна, – Прекрати, Владимир, ты же не на службе! Пусть мальчик свободно развивается, растет в естественной среде!
Надо сказать, все четыре отпрыска Корнева, росли в рамках «естественной среды», то есть совершенно безнадзорно, были отъявленными хулиганами и наводили суеверный ужас и на сверстников, и на педагогов и даже на сотрудников милиции… И, в конечном итоге, доставляли своему ответственному папаше массу дополнительных хлопот, в которых Корнев, отчасти справедливо, винил воспитательную доктрину и вечную профессиональную занятость своей супруги – доцента кафедры математики местного пединститута.
Между супругами Корневыми много лет шел перманентный диспут о методах наказания и поощрения в воспитательных целях, в рамках которого Владимир Митрофанович не преминул полюбопытствовать:
– Николай Павлович – поведай, а тебя в детстве пороли?
Прошкин кивнул и привел длинный список разнообразных наказаний от надирания ушей и многочасового стояния на коленях до порки розгами, которым он подвергался в тяжелом детстве. Оно и понятно – при царском режиме ни о каком свободном развитии для детишек и слыхом не слыхивали!
– Вот видите – Николай Павлович можно сказать жертва народной педагогики и что? А ничего! Даже наоборот, в результате – перед нами – коммунист, майор, перспективный работник! В журнал «Пропагандист» статьи атеистические пишет – да не в каждом городском Управлении есть такие компетентные сотрудники, не то что в районе! Гладишь, к осени в университет поступит, – Корнев пнул Прошкина под столом ногой, и Николай Павлович, скромно потупившись под изучающим взглядом потенциального тестя, без промедления уточнил:
– На исторический факультет… Я, как практический работник постоянно сталкиваюсь с плачевными результатами недостаточной идеологической пропаганды… А бороться с такими явлениями можно только повышая образовательный уровень – в первую очередь свой собственный!
Конструктивная самокритика произвела на товарища Грищенко положительное впечатление, и он одобрительно кивнул. Мира Соломоновна тоже заулыбалась и протянула Прошкину пирожок с повидлом. А Корнев продолжал:
– Ты, Николай Павлович не красней – как девица на выданье – а лучше задумайся о своем дальнейшем будущем! Семья – между прочим – ячейка общества…
Мария Савишна устало заметила:
– Сейчас еще и Энгельса вспомнят… Прекращайте этот выездной партхозактив – я сдаю! Надеюсь, у вас еще остались какие-то деньги?
Товарищ Грищенко шутливо погрозил Корневу пальцем:
– Ты уж как хочешь, Владимир Митрофанович, а я, как только получу добро на то, чтобы исследовательскую часть открыть, сразу же Марию Савишну на работу приглашу! Иначе просто-напросто бесхозяйственное отношение к карам получается – что бы специалист – математик, теоретик с дипломом Сорбонны в захолустном пединституте преподавал!
Мария Савишна грустно покачала головой:
– У меня диплом питерского университета, хотя и с отличием разумеется… А в Сорбонне я всего два года проучилась – замуж выскочила…
– Надо же какая необычная судьба! Все люди успевают – и диплом и замуж… – не то удивилась, не то посетовала Мира Соломоновна.
– Да что ж удивительного? – Мария Савишна посмотрела на Миру Соломоновну с легким презрением, – Судьба совершенно типичная для того времени. Все девицы тогда, из юношеского романтизма или следуя какой-то странной моде, стремились за революционеров замуж выйти – как сейчас за летчиков!
– Вот, про моду это вы правильно говорите, – согласилась Мира Соломновна, – действительно из-за этой моды на революционных ухажеров столько мы в жизни глупостей понаделали! Молодость загубили! Лучшие годы в платках да кожанках проходили…А могли бы и получше жить…
– Ну вот – раскудахтались! Вышли б замуж за кадетов или юнкеров каких-нибудь, где бы вы сейчас были? – довольно ехидно осведомился Корнев и ответственные работники дружно засмеялись, Прошкин тоже заулыбался – из мужской солидарности.
– В Париже… – грустно и мечтательно пропела Мира Соломоновна.
Хотя на самом деле душа Прошкина во время этого разговора подернулась легкой грустью. Нет, о Париже он никогда не мечтал. Зато его не обошла другая, не менее пагубная мода, упомянутая Марией Савишной – повсеместная популярность покорителей небес. Это Прошкин сейчас был человеком достаточно зрелым и рассудительным, но некоторое время назад отношения, вполне тянувшие на определение «гражданский брак», почти два года связывали его с девушкой по имени Лариса. Конечно, Лариса была не настоящей летчицей – а всего лишь инструктором по планерному спорту, но и сам Прошкин в ту пору был самым обыкновенным лейтенантом! Ничего хорошего из этой романтической истории не вышло – однажды решительная Лариса безо всяких объяснений собрала вещи и ушла от Прошкина к тенору из филармонии! Будь новый сожитель ветреной планеристки инженером, физкультурником, сельским тружеником, или хотя бы рабочим – Прошкин вызывал бы его повесткой в Управление и попросту морду набил! Но марать руки о работника культуры было ниже его достоинства…
Когда деньги у Корнева закончились совершенно, он дипломатично отстранился от игры, сославшись на головную боль. Мира Соломоновна тут же поймала за локоть пробегавшую мимо Риту и радостно уведомила присутствующих, что Рита – большая умница и прекрасная хозяйка – учится на доктора, и незамедлительно – для практики, принесет порошок расхворавшемуся Корневу. Действительно – Рита быстренько притащила из дома стакан с водой и большую коробку с порошками и таблетками, в содержимом которой сразу же запуталась, часть порошков от волнения будущая доктор просыпала и перемешала, а несколько таблеток уронила на землю, но тут же подняла и отряхнула… Принять адскую смесь, получившуюся у Риты в результате, здравомыслящий Владимир Митрофанович не рискнул и, что бы избежать дальнейшего домашнего лечения, отрядил Прошкина катать Риту на лодке.
Через полчаса катания голова жутко болела уже у Николая Павловича – от Ритиного звонкого и беспричинного смеха, раздававшегося слишком близко.
Прошкин после происшествия с порошками снова серьезно задумался о своем будущем. Супруга – медичка это же просто мина замедленного действия! Рано или поздно отравит – не по злобе – так по глупости. Спутает одну пилюлю с другой – они все похожи! – и нет человека… Умирать во цвете лет, даже будучи зятем такого влиятельного, приятного и разумного человека как товарищ Грищенко, Николаю Павловичу совершенно не хотелось.
Ох, как всегда прав товарищ Корнев! В конце концов, Прошкин не глупее остальных, перечитал множество литературы, в университет поступит запросто и выучится. В крайнем случае будет прямо в форме на экзамены ходить… Да и Субботский ему помочь не откажется – все-таки Алексей Михайлович доктор наук без пяти минут! Хотя посмотреть на этого самого Лешу – довольно-таки тщедушный типаж, хотя и высокий – рубашка к тонкой шее галстуком привязана, вместо мускулатуры – очки на переносице. А девицы – студентки и даже аспирантки за Субботским бегают табуном, словно за киноактером – с лекций ждут, в библиотеку бутерброды носят, едва не дерутся – кому за сигаретами для него сходить. Прошкин такие сцены собственными глазами неоднократно наблюдал рядом с кафедрой на которой работал его приятель. А все потому, что знание – сила!
Да и где как не в пыльных коридорах учебного заведения или в удручающе огромном библиотечном зале можно повстречать именно такую девушку, о которой мечтал Прошкин? В синем платье в черный горошек, с толстая умной книжкой в красивых длинных пальцах, с выбившимися из русой косы завитушками, пушистыми ресницами и спокойной улыбкой? Хотя, в советской стране такую девушку можно повстречать где угодно – и в университете, и в библиотеке, и в театре и даже в нотариальной конторе!
«Нотариус – Мазур Е.А.» – прочитал Прошкин на табличке, подумал «Елена Андреевна, или может Елена Антоновна», приветливо улыбнулся и осторожно постучал…