Текст книги "Ратибор и волшебство Купальской ночи (СИ)"

Автор книги: Александр Окольников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

В полумраке дворца царил жуткий холод. Ветер свистел под потолком, и лишь через разбитые витражи пронизывался лунный свет, благодаря которому можно было разобрать, что происходит внутри.

– Поднимите ему веки! Выше, ещё выше! – властный срывающийся голос не давал шанса ослушаться.

– Да не вижу я, не вижу, хватит, – жалобно кричал тот, кому поднимали веки. – Худой, я не вижу его.

Названный «Худым» махнул рукой, дескать «от-пускайте», и, зло цокая костяными шпорами об пол, на-чал расхажть взад и вперед, заложив руки за спину. Его ладони были в сетке затягивающихся шрамов, как буд-то их резали чем-то острым. Глаза зло горели кусаю-щимися желтыми огоньками. Потрепанный временем черный плащ развевался за спиной и при каждом рез-ком повороте зависал в воздухе, будто норовя преобра-зиться в крылья. Лысая голова была непокрыта, хотя многие из присутствующих привыкли видеть на ней остроконечную корону с тонкими и длиннымизубьями.

– Даже Вий, всевидящий Вий не видит его! И это в моём царстве! – Худой остановился, задумчиво уставившись на Луну. – Дааа, дела, – процедил он, цокая языком.

– Может, мы зря всё затеяли? – раздалось бульканье из-за угла.

– Мы?! – желтые глаза зыркнули в сторону говоря-щего, от чего тот вздрогнул. – Ты у себя в болоте сидел и носа не показывал, пока я всё делал.

Водяной вжался в стену. Да, это был именно он, растекаясь по шершавой поверхности, словно большая лужа. Пожалев, что посмел перечить хозяину дворца, он благоразумно замолчал.

– И где этого Лешего носит? – раздался вопрос в пустоту. При этом все присутствующие попытались вжаться в стену, по примеру водяного, никто не посмел ответить Худому.

– Да здесь я, здесь, – из темноты вышел Леший. – Есть же ещё время, мы успеем!

– Успеете? – хрипло закричал названный Худым. – Да чтобы ноги вашей тут не было, пока вы не найдете Цветок Папоротника, – кто-то в углу слабо пискнул, ви-димо, он не был посвящен во все детали происходя-щего.

– Ветры мои быстрые, – продолжал хозяин. – Упыри, вурдалаки, волколаки, оборотни всех мастей, повелеваю вам найти мальчишку!

В ответ, дико завыв над головами собравшихся, сквозь прорехи в мозаике, навстречу лунному свету, стали вылетать ветры, из всех дверей и ворот замка полезли, побежали и поплыли прямо по воздуху темные тени.

– Эй, там, седлайте мне Горыныча! – крикнул Худой в темноту, в ответ раздались быстро удаляющиеся шаги.

Когда хозяин замка со своим сотоварищем остались совсем одни, и только лунный свет мог подслушать этот разговор, Леший спросил настороженно:

– Думаешь, Цвет у мальчонки?

– Не знаю, – зло фыркнул собеседник. – Чувствую только, что он как-то связан с ним.

– Расскажи, что случилось с Цветком, – Леший на-клонился вперед.

– Сегодня как раз такая ночь, когда граница между Навью и Явью слаба, размыта и нечетка, Цветок был в порубежье – на самой границе, в тумане. Его мог взять как живой, так и навий.

– Именно поэтому мы решили действовать этой но-чью, – кивнул Хозяин леса.

– Я уже сорвал его и собирался уходить в Навь, как тут, – его собеседник подался ещё сильнее вперед, – меня ослепило, словно Даждьбог лично посмел вторгнуться в мои владения. Но это был не он, – молчание повисло в пустом замке.

– Есть догадки? – вопрос Лешего прозвучал слегка отстраненно и уже более спокойно.

– В том то и дело, что нет. Когда я смог снова ви-деть, Цветка уже не было на месте. Я обернулся в ворона и полетел по границе своего Царства. Дальше мне дороги нет… пока нет, – зло усмехнулся Худой. – Лишь только мы добудем Цветок, и нам уже будет не нужен мост через реку Смородину, который охраняет эта старая карга, – он поморщился, – чтобы перейти в Явь. Мои легионы готовы, осталось лишь найти Цветок и успеть в эту ночь, – потирая руки, продолжил он.

– Так откуда взялся этот мальчишка?

– Я встретил его на самой границе, он как-то связан со всем происходящим, и я не знаю ещё пока, как, – он выпрямился. – Кстати, у меня для тебя отдельное поручение.

Баю, баю, баю, бай,

Поскорее засыпай,

Баю, баю, баю, бай,

А не то придет Бабай,

– Ой, ну не могу, – давно забытая бабушкина песенка почему-то именно сейчас вспомнилась Ратибору. Мальчик еле сдерживался от смеха. – Вот умора.

– Да тише ты, услышит же, – Берегиня сильно нервничала. Ей ещё никогда не приходилось тягаться в силе с таким могучим существом, как Бабайка.

Она крепкой хваткой зажала мальчику рот, отчего на водной глади пошли небольшие колебания. Пузырьков воздуха не было.

В самом начале Ратибор сильно удивился, когда после долгого бега его спутница прошептала: «Скорее в воду», – плавал он не очень. Ещё большим был испуг, когда девочка потащила его на дно, крепко держа руками. Все попытки выбраться были тщетны, руки русалки, холодные и сильные, держали мертвой хваткой.

«Ну всё, приплыли», – мелькнуло у него в голове.

Минуты через три он понял, что спокойно дышит под водой и даже может говорить со своей спасительнице-утопительницей.

– Странно, твоя рубашка не жжет, – тем временем продолжила она. – Видимо, она действует только на того, кто может причинить тебе вред. Где ты взял такое сокровище?

– Мне его бабушка сшила, – заявил он гордо.

– Бабушка? – вытаращила глаза русалка, отчего стала похожа на одну из проплывающих рыб. – Как её имя?

– Она – Бабушка… Имя? – Ратибор призадумался. Она всегда для него была просто Бабушкой. Так что этот вопрос просто поставил его в тупик. – Василиса её имя.

Русалка побледнела, что было очень трудно ожидать от нее и так бледной, и тем более в воде. Но сейчас девочка стала совсем белой, чуть ли не прозрачной.

Они на время замолчали. Вода была приятно теплой, хотя изначально показалась весьма прохладной. Дрыгая ногами, разгоняя при этом донный ил, Ратибор по привычке пытался держаться на воде.

– Не мути воду! – русалка с небольшим усилием подняла его выше, чтобы мальчик не мог выдать их сво-им бултыханием.

– Почему я не утонул? – этот вопрос интересовал его все больше и больше.

– Если я правильно поняла, ты теперь вроде как то-же навий. – Он побледнел похлещи русалки. – Но при этом ты и живой. Я не ведаю, как такое вышло, но знаю, у кого можно спросить. И тебе она точно даст ответ, внук Василисы.

На водную гладь легла черная тень.

– Это он, – едва слышно шепотом сказала русалка.

Мальчик сквозь водную массу видел размытую фигуру ночного кошмара всех карапузов: темный, кривобокий, хромающий старик в обветшалой хламиде был хорошо виден на фоне Луны. Он топтался на месте, озираясь по сторонам и обнюхивая воздух, при этом водил опущенными к воде ладонями, приговаривая:

Чую-чую, где-то тут,

Чую-чую, не уйдут.

Чую-чую, попадут

В мои лапы.

Это было так забавно и нелепо, что Ратибор не вы-держал и засмеялся. Русалка закрыла ему рот, но водная гладь уже пошла рябью. Бабайка пустыми черными немигающими глазами уставился в воду. Он смотрел прямо в глаза мальчика, что у того начали дрожать руки.

Медленно садясь на корточки, их преследователь протянул руку к воде, растопырив кривые пальцы. Покачивая головой налево-направо, он угрожающе продолжал: «Чую-чую…»

В этот момент на груди Ратибора, как будто взорвался вулкан – оберег под рубашкой нагрелся до такой степени, что обкатил всего мальчика теплом. Русалка ойкнула и отстранилась от него.

В голову пришли слова «Чур, меня, Чур, не я!», – Ратибор начал их повторять, отчего водная гладь пошла волной. Но Бабайка уже ничего не видел. Он резко встал, что было необычно для хромца. Произносимое: «Чую-чую», – было очень жалобным. Голос смолк. И, спустя мгновение, едва не плача молвив: «Не чую, не…», ночной кошмар растворился в воздухе.

– И кто теперь чей спаситель? – Берегиня сидела на траве у озера, положив руки на колени и уткнувшись в них лбом, мокрая, заляпанная болотной тиной. Периодически поднимая голову, она всхлипывала. Вид у нее был жалкий. – Я снова не справилась, не сберегла.

– Что ты, что ты, – мальчик сидел сбоку, успокаи-вающе положив руку ей на плечо, отчего её плечу стало тепло. – Если бы не ты…

– Если бы не вот ЭТО, – русалка не дала ему закон-чить, указав пальцем на грудь Ратибора, точнее на вися-щий там оберег. – Он бы нас нашел!

Мальчик сжал оберег в кулаке и, встав, сделал шаг назад. Она шмыгнула, утерев нос пальцем, и продолжила:

– Ты полон сюрпризов, как сундук с сокровищами. – Девочка встала и, топнув ножкой, произнесла: – А ну, показывай, что там от меня прячешь! А то обижусь, – затем надула щечки.

Делать было нечего, мальчик вытащил оберег и, положив на ладонь, показал русалке. Та охнула, совсем по-девчачьи схватившись ладошками за щеки.

– Он-то у тебя откуда? – она протянула руку, но так и не решилась прикоснуться. Ратибору показалось, что при этом оберег слегка нагрелся.

– Друг подарил.

– Ты хоть знаешь, что это такое?

– Спица колесницы Хорса, – не задумываясь выпа-лил Ратибор, повторяя слова кудрявого белобрысого незнакомца.

– Спица… колесницы… – глаза русалки начали си-ять, по лицу медленно поползла улыбка. – Какая же это спица? Кто тебе такое сказал?

– Кто нужно, тот и сказал, – обиженным тоном молвил мальчик, быстро убирая оберег обратно под рубаху. – Чего ты смеешься-то?

Русалка заливалась хохотом.

– Спица… ахахах… колесницы… хахахахах… ик… хахахахах… Хорса… А почему не молния Перуна? – она немного успокоилась. – Да каждый навий его чует. Откуда он у тебя? Это же…

Договорить им не дали.

Из-за бурного смеха и громкого разговора они не услышали приближающихся шагов. Прятаться было поздно. К счастью, идущий тоже не обращал внимания на происходящее по сторонам, разговаривал с самим собой.

– Тоже мне, в болоте я сидел, ничего не делал. Он только один все тут делает.

Чем ближе идущий подходил к берегу, тем отчетливее было слышно бульканье: то ли в его шагах, то ли в словах, а может, и во всем одновременно.

Ребята поднялись на ноги. Ратибор видел, что Берегиня сильно испугана, наверно, она знакома с приближающимся к ним.

– А кто русалок послал людей отвлекать, чтобы они за Папоротником не пошли раньше времени? Кто воду мутил, чтобы не купались, да улов рыбакам хороший дал, чтобы заняты были и не мешались?

С его приближением в воде начали плескаться мелкие рыбы.

– Эх, жизнь моя-я-я… – погруженный в свои думы он чуть было не прошел мимо Ратибора и Берегини, за-стывших в испуге на берегу. Но все-таки в последний момент опустил занесенную над водой ногу на берег, сделал шаг назад, поравнявшись с испуганными друзьями.

– Так, ты почему, – уже будничным тоном начал Водяной, – не ушла с остальными? Снова измываются над тобой? Ух, я им… – продолжить он не успел.

Взгляд хозяина водоема уставился на мальчика.

– Так, так, так. Что тут у нас: молодая русалочка и живой, – он почесал затылок. – Самому, что ли, утопить тебя?

Залезать в очередной раз в воду, а тем паче топиться не хотелось. Поэтому Ратибор со словами:

– Как вы мне все уже надоели сегодня, – недолго думая, быстро подошел к опешившему Водяному и толкнул его в озеро со словами: «Да, кем бы ты ни был – сгинь», – после чего схватил удивленную Берегиню за руку и дал стрекача. За их спиной раздался громкий «Бульк!».

Оберег медленно остывал на груди мальчика.

Каждый раз, когда они сбивались с пути и вновь его находили, делали повороты или возвращались назад в поисках тропинки, Ратибор не переставал удивляться, как же это Берегине удается так ориентироваться в этих дебрях. Казалось, что она видит в темноте, как кошка. Мальчик же, наоборот, практически ничего не видел, будь он тут один – за-блудился бы после первых десяти шагов.

Русалка вела его за ответами на вопросы. Хотя мальчик искренне сомневался, что получится разо-браться во всех загадках купальской ночи. С каждый разом загадки и странности только росли, а ответов все не было.

– Стой. Послушаем лес, – девочка резко останови-лась. Ратибор едва не сбил её с ног.

– Чего его слушать-то…

– Тсссс, – она не дала ему договорить. – Так странно. За нами нет погони, меня это пугает.

Порассуждать о том, что наличие погони это плохо, а не наоборот, ему не дали. Берегиня схватила спутника за руку и продолжила путь, с опаской оглядываясь.

– Так куда ты меня тащишь-то? – после нескольких минут молчания мальчик не выдержал.

– Если она тебе не поможет, уже никто помочь не сможет.

– К кому к ней-то? Хватит говорить загадками, – мальчик немного замедлил шаг и топнул ногой. – И так уже полно загадок, хочу разгадки.

Берегиня промолчала. Вопросы так и остались ви-сеть в воздухе.

От леса пахло сыростью, Ратибор мерз и постоянно ежился. Вдруг мальчику показалось, что сзади раздалось жалобное: «Аууу!»

– О, нет, – русалка ускорила шаг, практически волоком уже таща Ратибора за собой.

Порою они переходили на бег. Но ночью в лесу особо не побегаешь. И всё чаще то слева, то справа слышалось: «Аууу-аууу-ауукка», и этот непонятный «аууука» становился все отчетливее.

– Всё-таки догнали, – в голосе девочки была дрожь.

– Кто это?

– Леший и его свита. Дальше дороги нет.

Деревья закрывали им проход, кусты хватали за ноги, вперед было не протиснуться.

Оберег на груди начал раскаляться. Ратибор даже ждал этого, он уже понял, что оберег может действительно помочь выйти победителем в борьбе с нечистью.

– Я буду сражаться! – мальчик заслонил спутницу, встав перед надвигающимся Лешим.

– Ау-аука. Зачем сражаться? – говорящего не было видно, голос раздавался попеременно со всех сторон: либо это было такое странное эхо, либо преследователь мог перемещаться с неимоверной скоростью. – Ау…

– Ты один, что ли? – русалка выступила вперед из-за спины Ратибора.

– Да, Аука-ау, – вперед, зависая над землей, проступило нечто небольшое и темное, но в сумраке было невозможно разглядеть, кто стоял напротив них. – Я один. Я никому не сказал, что увидел тебя с живым. Поделись им со мной…

Застыла тишина. В груди мальчика сильно билось сердце: «Как это, поделиться мной? Неужели она меня вела в западню? Для чего я ей?»

Не дождавшись ответа, преследователь продолжил:

– Я маленький, ты маленькая, нам его хватит на двоих, – голос был просящий и жалобный.

– Аука – лесной дух, – видимо, она знала говорящего. – Ты из немногих был всегда добр ко мне, указывал дорогу, а не водил по чащобам, – в голосе Берегини звучала сталь. – Уйди по добру, дай пройти и открой нам тропу. Тебе со мной не справиться!

– Ау-ау-аука, – звук снова начал метаться, он звучал то в кустах, то на поляне, а то и в кромках деревьев. А затем с визгом: «Моё, не отдам!» ринулся на них, опрокинув русалку на землю.

На поляне был разгар праздника. Светила полная Луна, что само по себе было редкостью на Купалу.

Гой, Купала! Гой, Ярило!

С утра за водой ходила.

Гой, Ярило! Гой, Купала!

Водяного повстречала.

Повстречался Водяной,

Увязался он за мной.

Гой, Ярило! Гой, Купала!

Коромыслом отгоняла…

Тут и там затевались хороводные игры, девушки подмигивали парням, весело хохоча и убегая от их объятий в самый последний момент.

Уже совсем скоро мужчины будут пытаться захва-тить березку, а после удачного захвата жечь её вместе с Ярилой, весенним Солнышком, в виде соломенного чучела, пустив их горящими вниз по реке. Так повелось издревле и было всегда. А уже после всего этого будет зажжен и сам Купалец – костер высотой в девять или десять метров, и жизнь новому Солнцу будет дана.

Среди гуляющего люда шел старик, крепкий, с гус-той седой бородой. Все знали его в деревне как деда Пахома. Видели его редко, он жил бирюком в лесу, неподалеку, в своей сторожке. Питался охотой и промыслом, часто помогал деревенским: с кем приключилась беда в чаще или какая хворь. В душу не лез, но и в помощи не отказывал. Его все уважали, но сторонились. Веяло от него чем-то таким: суровым, лесным и диким-звериным.

Он шел к кромке леса, изредка поглядывая на сло-женный и готовый к зажжению купальский костер. Что-то бормоча себе в бороду и постукивая по земле посохом, он только собрался нырнуть под покров леса, как из толпы к нему быстрым шагом двинулась статная фигура.

– Ну, здравствуй, Пахом, – бабушка Ратибора поклонилась в ноги. – Или лучше именовать тебя Хозяин? Лишних ушей тут нет.

– Полно тебе, Василиса-рукодельница, – он нехотя остановился, озираясь, до опушки оставалось немногим шагов двадцать. – К чему нам все эти титулы?

– По добру ли к нам или лихое чего таишь в такой час? – она встала буквицей «Ферт», уперев кулаки в свои бока.

– Не буди Лихо, ежели спит оно тихо, – старик смотрел на нее грозным немигающим взглядом. – А ведь я тебя еще маленькой помню, на руках даже качал, приходилось как-то. Гляди ж ты, вымахала, отца забыла, в гости к нам не захаживаешь.

– По что же забыла-то? Помню-помню, такое не за-будешь. А в гости не хожу, то верно, отец суров, я с прошлого раза с его лягушачьей шкуры долго оправлялась, Ивана мне чуть не погубил. – Бабушка Ратибора взяла старика под локоть и повела по кромке леса, обходя поляну. – На руках, значит, качал, говоришь, любо-дорого послушать.

– Да, Василиса названная Премудрой, – он нехотя пошел с ней рядом, пару раз оглянувшись на то место, где хотел уйти в лес. – Так ты свою вину перед ним искупи, он, глядишь, и будет милостив к тебе!

– Милостив? Он?! – бабушка Ратибора звонко расхохоталась. – Вину, значит, искупить, может, ещё из его мертвой чаши испить, чтобы не было мне дороги в Явь?

– Зачем же ты так, – спутник поморщился.

– Я лучше тебя знаю своего отца! – она улыбалась. – А теперь побудь тут, мне своими силами с тобой не совладать, но в этом месте не только мои силы.

Сказав это, бабушка Ратибора легкими шажками вышла из круга, в который завела деда Пахома, названного Хозяином. Тот только сейчас осмотрелся по сторонам и понял, что находится в каменном лабиринте. Камни были крупными, но не более его лодыжки. Только выход для старика был там, где вход, не мог он, как Василиса просто перескочить через невысокую стену лабиринта Судьбы.

– Именем своим зарекаю: нет тут дороги ни пешему, ни конному, ни пролететь и ни проползти, пока слово мое будет крепко! Быть так! – бабушка Ратибора, успев добежать до входа в западню, что-то резко бросила оземь, пошел небольшой дымок, который быстро развеялся.

Дико взревев, дед Пахом прорычал из центра лаби-ринта, зло постукивая своим посохом оземь:

– Нет тебе больше дороги в мой лес! Нет… – тут он осекся и уставился в гущу деревьев, практически в то же место, где хотел уйти с поляны. И ему слабым дуновением ветра донеслось удивленное: «Твой лес?!» Отчего Пахом, как подкошенный, сел в центре лабиринта и жалобно заскулил, словно побитая дворняга.

Василиса тоже обернулась в ту сторону, будто и она услышала. Ей показалось, что за деревьями медленно скрылась тень, похожая на большого черного медведя.

Туман стал густеть, как будто чьё-то войско окружило поляну.

– Ратиборчик, миленький мой, ну очнись, – это было первое, что услышал мальчик, когда начал приходить в себя.

– Мы еще живы?

– Наконец-то, – Берегиня засияла и начала утирать свои слезы. – Ты уже долго так лежишь, что я перепуга-лась за тебя.

Ратибор медленно сел, покачав головой, осмотрел-ся: тот же темный лес, только почему-то все деревья вокруг них были обуглены, тлели головешки и кое-где еще догорали маленькие языки пламени, слабо освещая место недавнего боя.

– Что случилось?

– Когда Аука кинулся на тебя, твой оберег залился светом, а потом как шандарахнуло, – она показала рукой на тлеющие деревья вокруг. – И вот что вышло.

– Ты-то цела? – мальчик осмотрел её с ног до голо-вы.

– Я-то да, меня отбросило в кусты. Ты спалил часть леса. Зато теперь нам опять открыта тропа, – русалка указала в сторону исчезнувшей преграды. Сейчас в том месте густел темнотой проход.

– Кто на нас напал?

– Это был Аука – мелкий лесной дух из подручных Лешего. Даже я сильнее его, но почему-то не справилась, – девочка провела рукой около глаза, будто бы утерла слезу.

– Никогда не думал, что русалки умеют плакать.

– Нет, не умеем. Наплакались в прошлой жизни. Зато смеемся всласть. Обычно это последнее, что слышат живые, – она смотрела на него виновато. – Чем дольше я с тобой провожу времени, тем больше че-ловеческого во мне просыпается и тем слабее я станов-люсь в Нави.

– Так, значит, я тебе для этого? – Ратибор вскочил, но ойкнул и присел обратно – закружилась голова.

– Нет, ты что? Ты единственный друг за все время моего существования в Нави, а прежней своей жизни я и не помню.

Они сидели, молча держась за руки. Ратибор еще многое хотел спросить у Берегини, но никак не решался.

– Нужно идти, сейчас на шум еще кого-нибудь принесет, – русалка была собрана – от плачущей девочки не осталось и следа.

Оставшийся участок леса они прошли без приклю-чений. И уже совсем скоро вышли на освещенную лун-ным светом поляну.

– Это ты меня куда привела? – Ратибор стоял как вкопанный, смотря то на русалку, то на поляну, открыв-шуюся его взору.

А посмотреть тут было на что. Центр поляны окру-жал высокий деревянный слегка покосившийся забор. Тут и там над забором возвышались колья с черепами. Глазницы черепов светились слабым светом, который перемещался по поляне, как будто обшаривая её. За забором едва виднелась избушка. Через прорехи в заборе мальчику показалось, что изба стоит на двух толстых столбах. Но тут один из этих столбов, согнувшись, оторвался от земли и огромными когтями почесал второй шершавый столб. Затем изба потопталась на месте. Мальчика наконец-то осенило:

– Неужели избушка Бабы Яги?

– Кроме неё тебе никто не поможет, – русалка потянула мальчика за рукав рубахи. – Идем уже!

В гостях у Бабы Яги

Сочная спелая ягода быстро таяла во рту. Вкусный аромат свежей клубники витал по избе, ударяя в нос манящим: «Съешь меня, съешь!». Мальчик ел, уплетая за обе щеки.

Самым удивительным было то, что клубника сама запрыгивала из тарелки в рот. Когда хозяйка избы ска-зала мимоходом: «Ешь сколько хочешь, вот тебе, чтобы руки не марать», – и щёлкнула пальцем, мальчик с не-пониманием раскрыл рот, в вопросительном «Аа?». Тут-то первая ягода и запрыгнула, видимо, желая, чтоб её скорее съели. Самым сложным было приноровиться: если долго держать рот открытым – ягоды начинают запрыгивать, не переставая, и, уже не влезая, просто щекотно щелкают по носу и губам и валятся в разных направлениях.

– Проголодался, касатик? – Бабушка Яга, именно так она просила называть её, улыбаясь, погладила мальчика по голове. Отчего тот взглотнул.

– Благодарим, Бабушка, за приют и угощение, – молвила Берегиня, сидевшая за столом рядом с Ратибо-ром, жуя горячий, только из печки, хлеб и запивая его молоком.

На самом деле, хоть мальчик и боялся поначалу, всё прошло очень гладко: избушка не кочевряжилась, а сразу повернулась к лесу задом, а к ним передом и впустила нежданных гостей; Яга не пыталась съесть ребят или учинить чего худого, а посадила за стол и накормила. Да и сама хозяйка избы была не кривой злой старухой, как мальчик представлял себе. Она была чем-то похожа на

бабушку Василису, только намного старше, сутулее. Даже голос хозяйки напоминал бабушку, так что мальчик расслабился и лишь иногда вздрагивал, вспоминая, где он и с кем.

– Проголодались, набегались, – Яга стояла перед столом и, умиляясь, смотрела на гостей. Ратибор отметил, что русалку это совсем не смущало, как будто один из жутких страхов всех карапузов так и должен себя вести. – Я смотрю, ты никак не успокоишься, внучок?

Мальчик открыл рот от удивления, дескать «какой я тебе внучек», отчего туда запрыгнуло столько ягод, что снова пришлось жевать.

За окном щебетали птицы, летали бабочки и светило яркое Солнце, хоть зажмуривайся. Да-да, самое настоящее Солнце и дневной свет. Вдаль стелилась зеленая поляна, переходя в красивый хвойный лес. Ратибор несколько раз ещё проверил, когда вошел: за дверью ночь и полная Луна, за окном день и яркое Солнце.

– Я, конечно же, глаза всем отвела и дорогу сюда замела, не найдут вас в скором времени, – продолжала хозяйка свою речь. – Да вот чудится мне, что не хорониться вам надо, а действовать, пока совсем поздно не стало.

– Поздно для чего? – мальчик успел поймать ягоду на лету, отчего та брызнула на него соком, раздавленная пальцами.

– Ну вот, испачкался, – Яга проговорила с сожалением. Щелчок пальцами, и ягоды перестали запрыгивать в рот к Ратибору. – Коли вы наелись, будем о деле говорить. Рассказывайте, с чем пожаловали, гости дорогие!

– Теперь ты не русалочка, а Аленушка, – смеялся Ратибор, прижав кулак ко рту, чтобы не залиться ещё большим смехом.

– Дааа, – загадочно протянула девочка, примеряя свой новый наряд и вертясь перед медным тазиком, который был натерт до блеска и отражал девочку лучше всякого зеркала. – Так славно, – она захлопала в ладоши и запрыгала на месте.

Берегиня уже несколько раз примеряла и перемеряла платья из сундука Бабы Яги, вертелась у своего тазика-зеркала, хихикала и хлопала в ладоши. На её щеках горел едва заметный румянец.

После долгой беседы хозяйка быстро покинула избу, ребята остались вдвоем и были посвящены сами себе.

– Откуда у нее столько нарядов, – мальчик сидел на печи, сверху наблюдая за всем происходящим.

– Знаешь, я никогда об этом не задумывалась, – де-вочка захлопнула крышку сундука, уселась сверху. Сейчас на ней был белый сарафан, на рукавах и подоле которого красовались витиеватые узоры, подобные узо-рам на рубахе собеседника. – Я частенько захаживаю к Бабушке Яге, она очень добра ко мне. Иногда разреша-ет мне надевать эти платьишки, говорит, мол: «Так в те-бе останется хоть что-то человеческое и Навь не погло-тит тебя окончательно». Я не ведаю, откуда они у Яги, но один раз бабушка обмолвилась, что это одежда её дочери.

В воздухе повис невысказанный вопрос Ратибора: «Разве у Бабы Яги есть дочь?»

Раздался скрип двери, ребята вздрогнули и посмот-рели в ту сторону: Ратибор с испугом, Берегиня с надеждой. Но это была не Яга, в дверной проем протиснулся угольно-черный кот с горящими зелеными глазами.

– Баюша, Баюньчик, – русалка потянула к нему руки, словно ожидая, что кот примет приглашение и пойдет к ней, но кот, издав вальяжное «Мур-мяуу», поспешил к миске с молоком, стоящей подле стола.

– Ты бы хотела снова стать живой? – мальчик тере-бил в руках подол своей рубашки.

– Ты что, конечно, хочу, – Берегиня вскочила с сундука и сделала шаг к собеседнику. На глазах девочки наворачивались слезы. – Я чужая тут, все меня не любят, русалки издеваются, только вот Бабушка Яга добра ко мне, говорит: «Придет ещё твоё время». А когда оно придет-то?

– Я бы всё готов сделать, чтобы это произошло, – Ратибор сжал кулаки. Ни он, ни русалка не заметили, что при этих словах кот перестал лакать молоко, пристально посмотрел на мальчика, переведя взгляд на Берегиню. – Вот только я не знаю, что для этого нужно.

Баюн подошел к девочке и начал тереться о её ноги.

– Я иногда втихаря пробиралась за другими русал-ками, когда они ходили людей пугать, чтобы взглянуть на Явь, – мечтательно уставившись на мальчика, она начала говорить неожиданного, но при этом как будто не замечая его. – Мне больше всего запомнились Звезды. Я никогда их не видела, ведь в Нави нет Звезд, только черное безмолвие над головой и вечный сумрак.

– Я тоже люблю смотреть на звезды.

– Вы, живые, даже не цените то, что имеете, – она, словно не слыша его, продолжала говорить больше для самой себя. – Они такие ласковые, дарят свет, как Солн-це, хотя и его я не видела. В избе Яги есть солнечный свет, но нет Солнца, ты заметил это?

Ратибор только сейчас понял, чего не хватало во всей этой радужной картине мира за окном – там не было Солнца.

– Бабушка часто мне рассказывала о жизни там, за Калиновым мостом, за рекой Смородиной, – она махнула рукой в сторону. – Только нет мне там прохода, лишь через туман, да и то на небольшой миг.

За дверью послышалось: «Ох, мухоморы ёжики, свалились мне на голову», – поспешные шаги по лестнице, и дверь резко распахнулась.

На пороге стояла Яга, запыхавшаяся и растрепанная, с метлой в руке.

– А ну живо в чулан! – палец с длинным кривым ногтем указал в угол за сундуком. – И чтобы тише травы, ниже воды… Тьфу ты… Выше травы… ай. – Решив не продолжать, она захлопнула дверь и метлой погнала ребят в указанный чулан.

Оберег на шее Ратибора горел огнем, как никогда раньше.

– И ты ещё не вовремя, – обращаясь к оберегу сказала хозяйка избушки. Она провела рукой над ним, и оберег погас. – Баюн, иди с ними, смотри, чтобы чего не вышло.

После того как ребята спрятались, Баба Яга начала мести перед чуланом своей метлой, приговаривая:

Тропы явные, тропы скрытные,

Век идти по ночной тишине.

Для иных все пути – закрытые,

Отворяется путь только мне.

Очередной раз в эту ночь в избушке раздался скрип входной двери.

Праздничная поляна была практически пустой. Люди копошились на берегу у воды. Оттуда были слышны песни и радостные голоса. Настала пора попрощаться со старым светилом – огненное колесо, как символ умирающего Солнца, готовили опустить в воду. Наступало самое темное время этой ночи. Время, когда Ярило уже покинул небосвод, а Даждьбог ещё на него не вступил. И пока не будет возжён главный костер праздника – Купалец, можно найти Цветок Папоротника и клад под ним.

Дед Пахом, грузный и понурый, сидел в центре ка-менного лабиринта. Лабиринт спиралью раскручивался из центра, и вот он – родной лес, иди в свои угодья! Но слово Василисы держало пуще оков.

– Что, Старый, сидишь? – раздалось от края круга лабиринта за спиной узника.

Пахом нехотя повернулся. Он был удивлен, вряд ли кто из местных посмел бы с ним так разговаривать, его уважали и, пуще этого, боялись, хотя он и был добр к сельчанам.

Говоривший продолжил:

– Какого Лешего тебя занесло сюда? – туман под-ступил вплотную к лабиринту, он уже стелился и по по-ляне, скрывая задающего вопрос, лишь его силуэт был слегка различим.

– Иди атседа, подо́бру! – Пахом махнул рукой, указывая куда стоит пойти собеседнику. Деда передер-нуло от произнесенного имени Лешего, и он начал злиться сильнее.

– А что ты мне сделаешь? – насмешка сквозила в голосе. – Ты в западне сидишь, и до Купальца тебе не выбраться.

Пахом резко встал, сейчас он был похож на шатуна, свирепого и опасного. Яростный взгляд буравил туман. «Только покажись, только дай мне тебя узнать, в век из моего леса не выйдешь», – думал он, постукивая посохом по земле.

– Взглядом пронзить пытаешься, Лесной Хозяин? – говоривший, видимо, хорошо представлял, кто скрывался под личиной Деда Пахома, и нисколечко не боялся его гнева.

Узник зарычал. В тумане запели волки.

– Говори, с чем пожаловал. Вижу, ты неробкого десятка, коли глаголешь так дерзко, зная, кто перед тобой, – Пахом немного успокоился.