Текст книги "Ратибор и волшебство Купальской ночи (СИ)"

Автор книги: Александр Окольников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Что случилось?

– Когда Аука кинулся на тебя, твой оберег залился светом, а потом как шандарахнуло, – она показала рукой на тлеющие деревья вокруг. – И вот что вышло.

– Ты-то цела? – мальчик осмотрел её с ног до голо-вы.

– Я-то да, меня отбросило в кусты. Ты спалил часть леса. Зато теперь нам опять открыта тропа, – русалка указала в сторону исчезнувшей преграды. Сейчас в том месте густел темнотой проход.

– Кто на нас напал?

– Это был Аука – мелкий лесной дух из подручных Лешего. Даже я сильнее его, но почему-то не справилась, – девочка провела рукой около глаза, будто бы утерла слезу.

– Никогда не думал, что русалки умеют плакать.

– Нет, не умеем. Наплакались в прошлой жизни. Зато смеемся всласть. Обычно это последнее, что слышат живые, – она смотрела на него виновато. – Чем дольше я с тобой провожу времени, тем больше че-ловеческого во мне просыпается и тем слабее я станов-люсь в Нави.

– Так, значит, я тебе для этого? – Ратибор вскочил, но ойкнул и присел обратно – закружилась голова.

– Нет, ты что? Ты единственный друг за все время моего существования в Нави, а прежней своей жизни я и не помню.

Они сидели, молча держась за руки. Ратибор еще многое хотел спросить у Берегини, но никак не решался.

– Нужно идти, сейчас на шум еще кого-нибудь принесет, – русалка была собрана – от плачущей девочки не осталось и следа.

Оставшийся участок леса они прошли без приклю-чений. И уже совсем скоро вышли на освещенную лун-ным светом поляну.

– Это ты меня куда привела? – Ратибор стоял как вкопанный, смотря то на русалку, то на поляну, открыв-шуюся его взору.

А посмотреть тут было на что. Центр поляны окру-жал высокий деревянный слегка покосившийся забор. Тут и там над забором возвышались колья с черепами. Глазницы черепов светились слабым светом, который перемещался по поляне, как будто обшаривая её. За забором едва виднелась избушка. Через прорехи в заборе мальчику показалось, что изба стоит на двух толстых столбах. Но тут один из этих столбов, согнувшись, оторвался от земли и огромными когтями почесал второй шершавый столб. Затем изба потопталась на месте. Мальчика наконец-то осенило:

– Неужели избушка Бабы Яги?

– Кроме неё тебе никто не поможет, – русалка потянула мальчика за рукав рубахи. – Идем уже!

В гостях у Бабы Яги

Сочная спелая ягода быстро таяла во рту. Вкусный аромат свежей клубники витал по избе, ударяя в нос манящим: «Съешь меня, съешь!». Мальчик ел, уплетая за обе щеки.

Самым удивительным было то, что клубника сама запрыгивала из тарелки в рот. Когда хозяйка избы ска-зала мимоходом: «Ешь сколько хочешь, вот тебе, чтобы руки не марать», – и щёлкнула пальцем, мальчик с не-пониманием раскрыл рот, в вопросительном «Аа?». Тут-то первая ягода и запрыгнула, видимо, желая, чтоб её скорее съели. Самым сложным было приноровиться: если долго держать рот открытым – ягоды начинают запрыгивать, не переставая, и, уже не влезая, просто щекотно щелкают по носу и губам и валятся в разных направлениях.

– Проголодался, касатик? – Бабушка Яга, именно так она просила называть её, улыбаясь, погладила мальчика по голове. Отчего тот взглотнул.

– Благодарим, Бабушка, за приют и угощение, – молвила Берегиня, сидевшая за столом рядом с Ратибо-ром, жуя горячий, только из печки, хлеб и запивая его молоком.

На самом деле, хоть мальчик и боялся поначалу, всё прошло очень гладко: избушка не кочевряжилась, а сразу повернулась к лесу задом, а к ним передом и впустила нежданных гостей; Яга не пыталась съесть ребят или учинить чего худого, а посадила за стол и накормила. Да и сама хозяйка избы была не кривой злой старухой, как мальчик представлял себе. Она была чем-то похожа на

бабушку Василису, только намного старше, сутулее. Даже голос хозяйки напоминал бабушку, так что мальчик расслабился и лишь иногда вздрагивал, вспоминая, где он и с кем.

– Проголодались, набегались, – Яга стояла перед столом и, умиляясь, смотрела на гостей. Ратибор отметил, что русалку это совсем не смущало, как будто один из жутких страхов всех карапузов так и должен себя вести. – Я смотрю, ты никак не успокоишься, внучок?

Мальчик открыл рот от удивления, дескать «какой я тебе внучек», отчего туда запрыгнуло столько ягод, что снова пришлось жевать.

За окном щебетали птицы, летали бабочки и светило яркое Солнце, хоть зажмуривайся. Да-да, самое настоящее Солнце и дневной свет. Вдаль стелилась зеленая поляна, переходя в красивый хвойный лес. Ратибор несколько раз ещё проверил, когда вошел: за дверью ночь и полная Луна, за окном день и яркое Солнце.

– Я, конечно же, глаза всем отвела и дорогу сюда замела, не найдут вас в скором времени, – продолжала хозяйка свою речь. – Да вот чудится мне, что не хорониться вам надо, а действовать, пока совсем поздно не стало.

– Поздно для чего? – мальчик успел поймать ягоду на лету, отчего та брызнула на него соком, раздавленная пальцами.

– Ну вот, испачкался, – Яга проговорила с сожалением. Щелчок пальцами, и ягоды перестали запрыгивать в рот к Ратибору. – Коли вы наелись, будем о деле говорить. Рассказывайте, с чем пожаловали, гости дорогие!

– Теперь ты не русалочка, а Аленушка, – смеялся Ратибор, прижав кулак ко рту, чтобы не залиться ещё большим смехом.

– Дааа, – загадочно протянула девочка, примеряя свой новый наряд и вертясь перед медным тазиком, который был натерт до блеска и отражал девочку лучше всякого зеркала. – Так славно, – она захлопала в ладоши и запрыгала на месте.

Берегиня уже несколько раз примеряла и перемеряла платья из сундука Бабы Яги, вертелась у своего тазика-зеркала, хихикала и хлопала в ладоши. На её щеках горел едва заметный румянец.

После долгой беседы хозяйка быстро покинула избу, ребята остались вдвоем и были посвящены сами себе.

– Откуда у нее столько нарядов, – мальчик сидел на печи, сверху наблюдая за всем происходящим.

– Знаешь, я никогда об этом не задумывалась, – де-вочка захлопнула крышку сундука, уселась сверху. Сейчас на ней был белый сарафан, на рукавах и подоле которого красовались витиеватые узоры, подобные узо-рам на рубахе собеседника. – Я частенько захаживаю к Бабушке Яге, она очень добра ко мне. Иногда разреша-ет мне надевать эти платьишки, говорит, мол: «Так в те-бе останется хоть что-то человеческое и Навь не погло-тит тебя окончательно». Я не ведаю, откуда они у Яги, но один раз бабушка обмолвилась, что это одежда её дочери.

В воздухе повис невысказанный вопрос Ратибора: «Разве у Бабы Яги есть дочь?»

Раздался скрип двери, ребята вздрогнули и посмот-рели в ту сторону: Ратибор с испугом, Берегиня с надеждой. Но это была не Яга, в дверной проем протиснулся угольно-черный кот с горящими зелеными глазами.

– Баюша, Баюньчик, – русалка потянула к нему руки, словно ожидая, что кот примет приглашение и пойдет к ней, но кот, издав вальяжное «Мур-мяуу», поспешил к миске с молоком, стоящей подле стола.

– Ты бы хотела снова стать живой? – мальчик тере-бил в руках подол своей рубашки.

– Ты что, конечно, хочу, – Берегиня вскочила с сундука и сделала шаг к собеседнику. На глазах девочки наворачивались слезы. – Я чужая тут, все меня не любят, русалки издеваются, только вот Бабушка Яга добра ко мне, говорит: «Придет ещё твоё время». А когда оно придет-то?

– Я бы всё готов сделать, чтобы это произошло, – Ратибор сжал кулаки. Ни он, ни русалка не заметили, что при этих словах кот перестал лакать молоко, пристально посмотрел на мальчика, переведя взгляд на Берегиню. – Вот только я не знаю, что для этого нужно.

Баюн подошел к девочке и начал тереться о её ноги.

– Я иногда втихаря пробиралась за другими русал-ками, когда они ходили людей пугать, чтобы взглянуть на Явь, – мечтательно уставившись на мальчика, она начала говорить неожиданного, но при этом как будто не замечая его. – Мне больше всего запомнились Звезды. Я никогда их не видела, ведь в Нави нет Звезд, только черное безмолвие над головой и вечный сумрак.

– Я тоже люблю смотреть на звезды.

– Вы, живые, даже не цените то, что имеете, – она, словно не слыша его, продолжала говорить больше для самой себя. – Они такие ласковые, дарят свет, как Солн-це, хотя и его я не видела. В избе Яги есть солнечный свет, но нет Солнца, ты заметил это?

Ратибор только сейчас понял, чего не хватало во всей этой радужной картине мира за окном – там не было Солнца.

– Бабушка часто мне рассказывала о жизни там, за Калиновым мостом, за рекой Смородиной, – она махнула рукой в сторону. – Только нет мне там прохода, лишь через туман, да и то на небольшой миг.

За дверью послышалось: «Ох, мухоморы ёжики, свалились мне на голову», – поспешные шаги по лестнице, и дверь резко распахнулась.

На пороге стояла Яга, запыхавшаяся и растрепанная, с метлой в руке.

– А ну живо в чулан! – палец с длинным кривым ногтем указал в угол за сундуком. – И чтобы тише травы, ниже воды… Тьфу ты… Выше травы… ай. – Решив не продолжать, она захлопнула дверь и метлой погнала ребят в указанный чулан.

Оберег на шее Ратибора горел огнем, как никогда раньше.

– И ты ещё не вовремя, – обращаясь к оберегу сказала хозяйка избушки. Она провела рукой над ним, и оберег погас. – Баюн, иди с ними, смотри, чтобы чего не вышло.

После того как ребята спрятались, Баба Яга начала мести перед чуланом своей метлой, приговаривая:

Тропы явные, тропы скрытные,

Век идти по ночной тишине.

Для иных все пути – закрытые,

Отворяется путь только мне.

Очередной раз в эту ночь в избушке раздался скрип входной двери.

Праздничная поляна была практически пустой. Люди копошились на берегу у воды. Оттуда были слышны песни и радостные голоса. Настала пора попрощаться со старым светилом – огненное колесо, как символ умирающего Солнца, готовили опустить в воду. Наступало самое темное время этой ночи. Время, когда Ярило уже покинул небосвод, а Даждьбог ещё на него не вступил. И пока не будет возжён главный костер праздника – Купалец, можно найти Цветок Папоротника и клад под ним.

Дед Пахом, грузный и понурый, сидел в центре ка-менного лабиринта. Лабиринт спиралью раскручивался из центра, и вот он – родной лес, иди в свои угодья! Но слово Василисы держало пуще оков.

– Что, Старый, сидишь? – раздалось от края круга лабиринта за спиной узника.

Пахом нехотя повернулся. Он был удивлен, вряд ли кто из местных посмел бы с ним так разговаривать, его уважали и, пуще этого, боялись, хотя он и был добр к сельчанам.

Говоривший продолжил:

– Какого Лешего тебя занесло сюда? – туман под-ступил вплотную к лабиринту, он уже стелился и по по-ляне, скрывая задающего вопрос, лишь его силуэт был слегка различим.

– Иди атседа, подо́бру! – Пахом махнул рукой, указывая куда стоит пойти собеседнику. Деда передер-нуло от произнесенного имени Лешего, и он начал злиться сильнее.

– А что ты мне сделаешь? – насмешка сквозила в голосе. – Ты в западне сидишь, и до Купальца тебе не выбраться.

Пахом резко встал, сейчас он был похож на шатуна, свирепого и опасного. Яростный взгляд буравил туман. «Только покажись, только дай мне тебя узнать, в век из моего леса не выйдешь», – думал он, постукивая посохом по земле.

– Взглядом пронзить пытаешься, Лесной Хозяин? – говоривший, видимо, хорошо представлял, кто скрывался под личиной Деда Пахома, и нисколечко не боялся его гнева.

Узник зарычал. В тумане запели волки.

– Говори, с чем пожаловал. Вижу, ты неробкого десятка, коли глаголешь так дерзко, зная, кто перед тобой, – Пахом немного успокоился.

Незнакомец повел рукой, туман, словно подвласт-ный ему, расступился. Но даже сейчас невозможно бы-ло разглядеть говорящего из темноты. Виден был лишь его черных балахон, закрывающий лицо, и пепельный, как сама ночь, плащ. В лунном свете он даже прозван-ному Хозяином казался зловещим. Говоривший сделал еще несколько пасов своим посохом, навершие которо-го украшал белый череп, и туман окончательно рассту-пился в том месте, где стоял незнакомец.

– Зови меня – Черный Колдун, – говорил он уве-ренно. – Я знаю, что задумал твой хозяин. – Пахом сно-ва дернулся, он сам был себе хозяином. – И готов по-мочь тебе выбраться, чтобы ты продолжил задуманное.

– Ну так, помоги, чего же ты многословишь-то?! – Пахом ухмыльнулся в бороду.

– Даром ничего не бывает, уж ты-то знаешь, Хозяин.

– Чего же хочешь?

– Плату свою приду просить позже, как дело сделаете, договорились?

– Делай уже, коли пришел.

Подул сильный ледяной ветер, Пахом поёжился. Черный Колдун поднял свой посох и начал что-то шеп-тать и водить свободной рукой перед собой. Земля под лабиринтом ходила ходуном. Камни, из которых он был сложен – увесистые валуны, начали медленно уходить под землю. Пахому казалось, что тут и там костлявые руки вылезают из земли, цепляют камни и тянут их вниз.

Путь был открыт – часть лабиринта просто отсут-ствовала. Колдун тоже куда-то пропал, растворился во вновь надвинувшемся тумане. Долго не думая, Дед Па-хом последовал примеру своего избавителя – ушел в туман.

Лишь после этого волки перестали выть, и над поляной стихли все звуки.

Дверь в избушку на курьих ножках в очередной раз за эту ночь протяжно скрипнула, нехотя закрываясь. Черный плащ мел пол избы, звенели шпоры на сапогах, на несколько секунд в воздухе повисла зловещая тишина.

– Принимай гостей, хозяйка, – надменно и величаво молвил вошедший.

– Незваный гость хуже Тугарина, – Баба Яга стояла посреди комнаты, оперевшись на свою метлу. Вид у нее был напуганный, но боевой. – Чего явился?

– Поди ты не знаешь, Ведающая?! – Он был высок и худ, лысая голова, обтянутая смуглой кожей, немигающий взгляд и крючковатый нос могли заставить любого впасть в панику. А еще от него веяло Силой. Страшной, не признающей неповиновения Силой. – Весь лес на ушах стоит, а ты не знаешь, дескать?!

– Слышу звон, да не знаю, где он, – лукаво сказала Яга и, указав ему на стол, продолжила: – Ты чего с по-рога ворвался, да пытать меня вздумал, а, Худой? Са-дись, отведай моих пирогов с кренделями, потом и по-говорим.

Он остался на месте и начал перебирать в руках маленькие четки из белых камней. Когда Яга присмотрелась повнимательнее, то увидела, что камни выточены в маленькие черепа, и охнула: «Батюшки!» Вошедший проследил её взгляд, быстро убрал четки куда-то под свой черный плащ, говоря:

– Ну что, старая, по-хорошему договоримся, али как? – глаза его горели красным. – Чую, у тебя тут где-то спрятался, укрылся живой. Весь лес обшарили, негде ему

таиться более. Дальше уйти он не мог, просто не успел бы без чьей-то помощи.

– Бузить вздумал, Кощей! – Баба Яга щелкнула пальцем, и свет из окна уже не был ласковым и днев-ным, там стояла ночь. Избу освещали только несколько горящих лучин. Черепа с частокола смотрели в упор на гостя. – Гость остается гостем, пока в доме есть хозяин! В этом доме – я хозяйка.

– Недолго, старая, – он подошел к ней вплотную. Две немигающих пары глаз смотрели друг на друга. Две вечности, голодные бездны бытия встретились, но столкновения пока избежать удалось. – Боги живы, пока в них кто-то верит. Моя сила с каждым часом растет, скоро мне будет мало одной Нави.

– Вижу, что ты задумал. Не лопни только, – она по-ставила перед ним метлу, с досадой сделав шаг назад.

– Я-то не лопну, а вот твой последний час близится, Макошь, – он с усмешкой фыркнул. – Хотя, кто теперь тебя так называет? У живых короткая память, для них ты злая Баба Яга, даже уже не Ведающая, а просто старая ведьма, крадущая детей.

– Это мы еще поглядим.

– Что ты так цепляешься за этого мальчишку? – он снова обвёл взглядом избу.

– Он внук Василисы, – Яга стояла только за счет метлы, готовая вот-вот упасть. Нелегко ей давалось скрывать чулан от всевидящего взора Кащея.

– Чтоооо??? – тот просто рассвирепел. Обнажив острые клыки и воздев руки с растопыренными пальцами вверх, пришелец был готов разнести всю избу.

Тут из чулана раздался грохот, как будто что-то тя-желое упало на пол.

– Чулан! – только сейчас Кащей обратил внимание на него, до этого убежище Ратибора было скрыто от взора хозяина Нави. – Вот ведьма! – прокричал он, направляясь к чулану, мимо осевшей на пол и едва державшей метлу Бабы Яги.

Как ни в чем не бывало, из-за занавески вышел кот Баюн, облизывая сметану с морды. Он посмотрел недо-вольно на Кащея и улегся у ног хозяйки, которая начала его медленно гладить.

Кащей резко отодвинул занавеску, но там было пусто. Точнее не пусто, а много хозяйственной утвари, разбитая крынка и лужа сметаны на полу.

– Чую-чую, русским духом пахнет, – обернулся он к хозяйке избы. – Ладно, тобой займусь позже.

И уже на выходе его догнали еле слышимые слова Бабы Яги:

– Чернобог, я не пропущу твои легионы через Калинов мост, тебе не пройти!

Он обернулся, но она уже лежала ничком на полу, между ними стоял ощетинившийся кот.

Дверь захлопнулась.

Тем временем праздник переместился к воде. У реки стоял гомон. Одни толкались на сходнях к воде, кто-то у зажигаемого колеса на пригорке. Все ждали – скорей бы!

– Масла подлей поболе.

– Да не мешай ты.

– Разойдись!

Мужчины факелом пытались поджечь колесо – по-лучалось не очень.

Раздался всплеск.

– Ой ты батюшки, неужели русалки?

Люди как по команде посмотрели в воду, но ничего не было видно – огни факелов освещали только часть реки.

Василиса нервничала. Что-то шло не так. Завыли волки. Как будто злая кошка начала скрестись у бабушки Ратибора на груди. Уже не дожидаясь ухода чучела Ярилы в водную гладь, она побежала к лабиринту. Люди посмотрели ей в след, но, не придав значения, продолжили заниматься прежним делом – бабка Василиса всегда отличалась чудовством.

Она опоздала.

Василиса уселась на земле у одного из оставшихся валунов, со слезами разглядывая разрушенный лаби-ринт Судьбы. Малой ценой отворотить беду не получи-лось, видимо, пришло время действовать всерьез.

Сколько уже лет она берегла Влесов Ключ от лиходейских деяний детей Нави. Её сторонились, хотя в трудные минуты хвори, когда врачи не могли помочь больному, бежали именно к ней. И она помогала, жаль, что не всегда ей удавалось это – жизнь среди людей не делает сильнее таких, как она.

– Навьи дети ещё живут среди нас, – молвила ба-бушка Ратибора, опустив взгляд. – И сила их растет.

Подняв голову к диску огромной полной Луны, она растяжно запела.

Ой, пойду по воду,

Да в лесах оводом,

Да в степи колосом,

Ветра быть голосом.

Приключилась кручинушка,

Ох, судьбина-судьбинушка

У забытого омута

Жду незримого повода…

Лес дремучий колышется,

Мне не кажется – слышится,

Тот туман не воротится

Волком буду, как водится…

Песня оборвалась. Большая белая волчица стояла там, где только что сидела Василиса, слегка подвывая на Луну. Вой прекратился, зверь облизнулся и ушёл в туман.

«Чтоооо???» – рокотом разносилось по избе, отчего занавески в чулане затрепетали…

Все это время Ратибор и Берегиня сидели обняв-шись. Оберег горел, каким-то образом подпитывая силы русалки, иначе бы она не справилась. Обережный купол, который она создала над собой и мальчиком, закрывал их, помогая Бабе Яге отводить взгляд Кащея от чулана.

Ратибору в голову начали приходить какие-то странные воспоминания. Ему казалось, что очень-преочень давно он уже был в этой избе.

В ушах звучал голос Бабы Яги: «А ну, полезай на лопату, да ноги не раздвигай». Потом было жарко и страшно, затем приятно. Тот же голос в его памяти про-должал говорить: «Теперь ты у нас припеченный и обжаренный, как калачик, никакая хворь больше не возьмет».

Вроде бы тогда в избе был ещё кто-то, но вспоминалось слабо. Память лишь зацепила фразу: «Мама, я так устала быть вдалеке от дома, среди людей».

Еще вспомнилось, что он любил играть с хвостом Баюна, который невозможно было поймать.

Да и саму избушку на курьих ножках он вспомнил вполне отчетливо. Он играл с ней: «К лесу задом, ко мне передом. Ко мне передом, к лесу задом», это «задом-передом» могло продолжаться до бесконечности, что уже сама Баба Яга не выдерживала и приструнивала его.

Ещё мальчик отчетливо вспомнил разговор, случайным свидетелем которого стал, будучи чуть постарше:

– Когда сила пропитывала весь мир, словно полно-водные реки питали океан, я помню то время, в нас ве-рили, и мы могли многое. Боги – так нас называли. Мы били частью мира – единого Рода. Мы даже не имели телесной оболочки: юный Ярило был светом, просто светом; Стрибог – ветром, тысячами ветров; я была пашней и урожаем.

– Тебе горько вспоминать?

– Да, сила не имеет чувств. Увы, мы уже не Сила.

– Как это случилось?

– Мы не поняли, упустили этот момент. Сила стала уходить от нас, она так же осталась в мире, но нам её доставалось все меньше и меньше. Для того чтобы сохранить хотя бы крупицы, мы приобрели тела. И уже Хорс стал богом Солнца, а не Вселенским безграничным Светом.

– Как реагировали остальные?

– По-разному: Перун горделиво заявил: «Я бог грозы и войны, всегда буду нужен людям». И что, потом он стал богом княжеской дружины, а сегодня о нем помнят единицы, и мало кто в засуху бьет в барабан.

– Почему ты выбрала путь изгнания, мама?

– Трудно было из Макоши стать ЭТИМ! – она развела руки. – Сейчас мною пугают детей, а раньше я была под стать Роду, стояла у его трона. Теперь я – Баба Яга, старая ведьма, крадущая детей.

– Почему же Род не помогает вам?

– Род и есть Сила, Вселенная. Ты забываешь: Сила не имеет чувств.

– Но как всё это исправить, без вас мир погибает?

– Сила возвращается…

Неожиданно приятная нега воспоминаний была прервана. Обережный купол русалки сдерживал натиск взора Кащея, но, к сожалению, любая сила небезгранична.

– Я больше не мо… – только и успела прошептать Берегиня, прежде чем с грохотом свалилась на пол, зацепив рукой крынку со сметаной.

Шаги приближались к затаившимся ребятам. Сквозь прореху колыхающегося полотнища, отделявшего чулан от горницы, мальчик на миг смог увидеть надвигающегося Кощея, названного Бессмертным.

Медлить было нельзя, но что же делать?

Яробор и Ходута, оглядываясь, шли по ночному лесу. Каждый куст казался чудовищем, каждый шорох опасным. Пока весь люд на поляне праздновал, проводя время в играх и обрядах: отбирали березку у девок, затем топили (конечно, березку, а не девок), сжигали Ярилу на плоту, которого, горящим, носило по реке (плот, а не Ярилу, разумеется), да запускали зажженное колесо в воду, как символ уходящего Солнца, с трудом его подпаля (ясно, что не Солнце, а колесо). Откуда же в ночи Солнцу взяться? Эти два молодца смекнули, что самое время заняться поиском Цветка Папоротника, авось, быстрее найдешь, да и соперников поменьше будет.

Пойти туда, откуда, вот диво, валил туман, они не решились. Да тем более видели, как эта сумасбродная бабка Василиса зачем-то бежала от реки в ту сторону, видать, к каменному лабиринту. Кто её разберет-то, да и не задумывались эти два парня о таком никогда.

– А ежели найдем? – это был Ходута, высокий и то-щий, с едва только начавшими пробиваться усиками. – Думаешь, поцелуют?

– Не говори гоп, – Яробор залепил другу затрещину. Он был на голову ниже ростом, но шире в плечах, – пока не запрыгнешь.

– Куда? – Ходута резко остановился, почесывая ушибленный затылок, отчего его спутник, шедший чуть позади и сбоку, врезался в него. Дать сдачи Яробору парень не решился.

– Что куда? – почесывая кулаки, проговорил Яро-бор. Он был немного туповат и скор на расправу, и в деревне сверстники его побаивались, хотя частенько подшучивали.

– Куда запрыгнешь-то? Говорят: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь!», а не «запрыгнешь», – при этих словах парень чуть отстранился от друга, видя, что тот хочет снова влепить ему затрещину.

– Чаво!? Умный самый, что ли? – обиженно прого-ворил Яробор, закатывая рукав. – А ну, подь сюды, я сейчас покажу тебе «не запрыгнешь», быстро у меня запрыгаешь сейчас.

Исполнить свою угрозу ему было не суждено. Не-ожиданно откуда-то из кустов сбоку в него прилетела шишка и болюче ударила в лоб, вторая шишка следом прилетела в лоб Ходуте.

– Ай, – только успели прокричать они в голос, как из кустов раздался смех, а затем, нараспев иронично:

Что же делать, как мне быть?

Спорят Митрофан и Федя.

Как же будем мы делить,

Шкуру недобытого медведя.

– Шутит?! Шутить вздумал, – Яробор, весь красный от гнева, с шишкой на голове, продирался через кусты. Он очень не любил, когда над ним шутили, шуток он не понимал. – Врешь, не уйдешь!

– От нас не уйдешь! – Ходута шел за ним и под-бадривал друга, помахивая кулаком, но делал это вяло, больше для виду. Он очень хотел сейчас вернуться на поляну к остальным парням да девкам. Но, зная пыл товарища, не решался. А то потом ещё засмеёт трусом, да и тумаков ему достанется за то, что оставил друга одного.

Когда они пробрались через заросли кустарника, под старой сосной, откуда прилетели шишки, уже никого не было.

– Сбег! Сбег, негодник, – Яробор в ярости пинал шишки, лежащие на земле, те, что смог разглядеть в лунном свете.

– Смотри, – Ходута дергал друга за плечо, показывая направление, куда смотреть. – Цветок Папоротника, слово говорю.

Действительно, в той стороне, что-то ярко горело, освещая центр небольшой полянки, но это был не костер. Неужели вправду – папоротник зацвел?

Лучины медленно догорали. Баба Яга заворочалась на полу. Всё это время она так и пролежала на метле, охраняемая верным котом Баюном.

За окном постепенно появился дневной свет, а вид ночного двора с черепами на кольях стал меркнуть. Свет проникал в избушку неспешно, с той же скоростью, с которой хозяйка избы приходила в себя.

Баюн терся о руки своей хозяйки. Та в ответ только вздыхала и охала, видать, нелегко ей далось противо-стояние Кащею. Кот довольно урчал.

– Ну что, Баюша, – она, пошатываясь встала, опираясь на свою метлу. Теперь кот терся у её ног. – Плохие времена настали для нас. Чует моё сердце…

Кот ответил мурчанием.

Яга подошла к столу, с трудом села на стул, едва не упав.

– Кащей собирает легионы Нави, – она говорила, рассеянно смотря вперед. Впереди была печь, но взгляд и мысли Бабы Яги простирались гораздо дальше. – Он снова хочет стать Чернобогом в полной своей власти. Да, силы его растут, это я уже давно чую.

– Урр, – Баюн склонил голову набок, как будто по-нимая, о чем идет речь.

– Как же он хочет пройти в Явь? – Острый ноготь указательного пальца её правой руки монотонно постукивал по столу. – Нееет, не может такого быть, – она почесала подбородок. – Неужели он решится пройти через Калинов Мост?!

– Урр, – кот зевнул, видимо ему стало неинтересно.

– Да, ты прав, Баюша, – она почесала кота за ухом. – Это люди меня забыли, для него же я все ещё Макошь. Сила тает, но она остается при мне.

Баюн вопросительно пялился на хозяйку.

– Как я раньше-то не подумала, вот старая, – она обернулась к окну, щурясь, как будто не видела бутафорского дневного света, а смотрела во тьму. – Сегодня купальская ночь! Вот что он задумал! Как же так?

Какое-то время она сидела думая, почесывая подбородок и постукивая ногтем по столу.

Кот лежал на спине, играя с подолом её платья.

– Полно тебе, выпускай их, – с натугой сказала Баба Яга, глядя на кота. – Утомились, поди, уже.

Кот зевнул и начал увеличиваться в размерах. Став чуть больше самой Яги, заняв практически все место между столом и печью и упершись головой в потолок, он изогнулся, положил морду на пол и широко раскрыл пасть. Оттуда не спеша, оглядываясь по сторонам, вылезли Ратибор и Берегиня. Девочка была бледна и измождена, как и хозяйка жилища. Русалка практически висела на мальчике, еле передвигая ногами.

Как только они выбрались, кот принял свой обыч-ный размер.

– Садись, моя хорошая, – Яга подвинула табурет, на который тотчас плюхнулась Берегиня. – Ну что, касатики, ёлки-иголки, плохи наши дела.

– Эко диво! – Яробор прятался за дерево, стоящее на краю поляны. Шишка на лбу побаливала.

– Что загадаем-то? – Ходута боязливо выглядывал из-за спины друга, толком ничего не видя, но уже жаждя загадать желание или, на худой конец, найти клад под Цветком Папоротника.

В центре небольшой поляны ярким пламенем горело нечто. Нет, это был не костер, но света оно давало не меньше. Друзья решили, что это Цветок Папоротника, только подойти не решались, рядом с источником свечения стояли двое. Еле слышно от центра поляны доносился их разговор.

– Ай, жжется, – тот, что поменьше ростом усиленно дул на свою руку. Если присмотреться, он был совсем ещё мальчишкой.

Это был голос того наглеца, что кидал в друзей шишки. Но ни Яробор, ни, тем более, Ходута не осмелились сейчас затеять расправу над ним, хоть и очень желали этого. Особенно Яробор, так как рядом с говорившим стоял высокий, статный молодец с обнаженным торсом и венком на голове, видать, тоже с поляны, решил Цветок Папоротника найти.

– Тяжелые времена наступают, наследник, – высокий устало глядел на Звезды. – А тебе всё хиханьки да хахоньки, да шишками покидаться.

Мальчик обиженно надулся.

– Сам-то, когда гулял весной в зените, как будто не хохотал, да девок веснушками не красил? – Он, будто забыл о боли в руке, продолжая: – Высоко сижу, никого не вижу.

– Да, слепил всех светом, купаясь в нежданно полученной Силе, а ослепил себя, – казалось, он ничуть не обиделся на слова юнца. – Сошел с небосвода и увидел, что тут происходит. Только поздно уже, назад дороги нет.

– То-то и оно, – мальчик смотрел с укором. – А ко-му-то расхлебывать.

– Не я заварил, не тебе расхлебывать, в зенит тебе нужно войти, да коня оседлать, дальше дело других. Чуешь, наследник? – Молодец полной грудью вдохнул воздух, сладко улыбаясь. – Сила возвращается к нам, вон и праздники старые да забытые снова в почете. Меня как в былые времена честь по чести встретили, сейчас колесо жгут, провожая.

– Жгут, да разжечь не могут, Нави в руку.

– Дааа, не тот нынче народ, ой не тот. Далеко потомкам до славы своих дедов, – говоря это, молодец стал медленно растворяться в воздухе. – Смотри-ка, разожгли, выходит, Ярилино колесо – символ уходящего Солнца. Прощаться пора, до возжжения купальца наступает время Чернобога.

– Через год встретимся, братец, – мальчик говорил серьезно, совсем по-взрослому.

– Слава тебе, Наследник! – молодец полностью растворился в воздухе.

– Доброй догори, Ярило! – после этих слов мальчик, обернувшись, посмотрел за спину, ровно туда, где боясь даже шелохнуться, затаились Яробор и Ходута, которые начали понимать, кто только что был перед ними. И уже совсем иным, детским и озорным голосом мальчик продолжил: – Ну что, олухи?! Догоняйте! – в парней снова полетело несколько шишек.

– Как вам мой травяной чаёк? – Яга потчевала ребят так, как будто не было всех страшных событий этой ночи.

Хоть и прошло совсем немного времени, но Ратибор и Берегиня, да и сама хозяйка избушки на курьих ножках чувствовали себя гораздо лучше. Хотя руки ее заметно тряслись, когда она подносила блюдце с чаем ко рту.