355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Студитский » Сокровище Черного моря (с илл.) » Текст книги (страница 1)
Сокровище Черного моря (с илл.)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 12:10

Текст книги "Сокровище Черного моря (с илл.)"


Автор книги: Александр Студитский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

А. Студицкий
СОКРОВИЩЕ ЧЕРНОГО МОРЯ
Научно-фантастический роман

ВСЕСОЮЗНОЕ УЧЕБНО-ПЕДАГОГИЧЕСКОЕ
ИЗДАТЕЛЬСТВО ТРУДРЕЗЕРВИЗДАТ
МОСКВА
1956

Часть первая
ЗОЛОТАЯ ВЕТВЬ

Глава 1
В ЛАБОРАТОРИИ ПРОФЕССОРА СМОЛИНА

В это сияющее сентябрьское утро сотрудниками профессора Смолина владело приподнятое, праздничное настроение. Вчера Смолин выступил на пленарном заседании съезда биогеохимиков [1]1
  Биогеохимия – наука о роли живых организмов в распределении химических элементов в земной коре.


[Закрыть]
с большим докладом о работах своей лаборатории. Это был рассказ о результатах многолетних исследований и широкая программа дальнейшего развития разработанной Смолиным области науки.

В течение многих лет труды Смолина и его сотрудников встречали непонимание, недоумение, даже недоверие. Вот почему таким торжеством для всего коллектива был полный и очевидный успех доклада руководителя лаборатории.

– Вы только подумайте, – взволнованно говорила молодая сотрудница лаборатории Ольга Дубровских, – сам академик Герасимов сказал, что работы Евгения Николаевича проложили новый путь в науке! – Ее большие серые глаза сияли счастьем.

– Да, признание полное и несомненное, – подтвердил Петров, по своей привычке взъерошивая короткие светлые волосы на круглой, как шар, голове. – Ни один из выступавших не решился возражать против главной идеи Евгения Николаевича – об управлении биогеохимическими процессами.

– Что и говорить, друзья, – негромко сказал Ланин. – Приятно чувствовать, что идея, за которую с нашей посильной помощью так долго боролся Евгений Николаевич, теперь получает, наконец, если и не полное признание, то хотя бы право на разработку. Ведь верно?

Его темные глаза под густыми черными бровями, сросшимися фигурной скобкой, остановились вопросительно на старейшем сотруднике лаборатории – Крушинском, который, казалось, не разделял общего восторженного возбуждения.

– Пока, дорогие товарищи, едва ли следует чересчур увлекаться этим признанием. – Крушинский неторопливо снял очки, подышал на стекла и, протирая их платком, посмотрел на собеседников бесцветными близорукими глазами. – Вчера оппоненты выступали под непосредственным впечатлением от блестящего доклада Евгения Николаевича. Чего же вы хотите? Конечно, они хвалили доклад и поддерживали идеи профессора Смолина. Но я уверен, что нам еще предстоит услышать очень серьезную критику от наших противников. И к ней нужно быть готовым.

– Каких противников? – запальчиво спросила Ольга. – Неужели кто-нибудь решится выступить и теперь, после такого признания?

– И еще как! – Крушинский усмехнулся, надел очки и посмотрел на Ольгу ласково-насмешливым взглядом прищуренных глаз. – Теперь-то и разгорятся страсти. И зачем бояться этого? Евгений Николаевич сумеет ответить любому оппоненту.

– Да, бояться критики нет оснований, согласился Ланин. – У нас есть чем парировать любую критику – у нас есть факты. Управление жизнью земной коры – это уже не только программа научных работ, а целое направление в науке, которое покоится на солидном фундаменте добытых нами фактов… Ах, друзья! Не знаю как вы, а я ушел с заседания окрыленным. Какое счастье знать, что участвуешь в работе, которая несет человеку такую власть над природой!

Ольга восторженно посмотрела на него.

– Хорошо, Иван Иванович, молодец! – вырвалось у нее с такой непосредственностью, что она сама смутилась и покраснела. Все заметили ее смущение, и Петров пришел ей на помощь дипломатичным вопросом:

– Когда будет профессор?

– С минуты на минуту, – ответил Крушинский, вытягивая из переднего кармашка брюк большие круглые часы на черном кожаном ремешке. – Без пяти десять. Сейчас будет. Да вот, кажется, идет, – добавил он, прислушиваясь.

Дверь распахнулась, и в широкой полосе света, ворвавшегося из залитого солнцем коридора, возникла высокая фигура профессора Смолина.

– Слышал ваши голоса еще с третьего этажа. О чем, Ольга Федоровна, такая оживленная беседа? – спросил он, пожимая и задерживая руку Ольги в своей.

– О вашем вчерашнем докладе, – ответила Ольга, опять краснея, досадуя на себя за это, и еще больше краснея. – Какой был прекрасный доклад, Евгений Николаевич!

– Мы все радовались вашему успеху, – сказал Ланин, открывая в улыбке белые, ровные, блестящие зубы.

– Рад, что вам понравилось, – ответил профессор, пожимая руки сотрудникам. – Но думаю, что радость наша еще будет изрядно омрачена.

– Чем? – испуганно спросила Ольга.

– На вечернем заседании будет продолжение дискуссии. Надо готовиться к бою. А сейчас, друзья, нам предстоит одно очень важное и ответственное дело. – Смолин подошел к столу, на котором лежала почта, и продолжал говорить, распечатывая конверты и бегло просматривая письма: – Да, друзья, очень… очень ответственное… Заседание физико-химического общества… Мало интересно… Завтра – экспертная комиссия ВАК. Аркадий Петрович, позвоните и скажите, что я не смогу быть… Иван Иванович, это прочтите и ответьте – из Киева просят о консультации… Да, да – очень ответственное дело… А это что такое? – в голосе Смолина прозвучало раздражение. – Когда же, наконец, кончится эта путаница. Что они думают: я географ?


Он с возмущением швырнул на стол только что прочитанный листок и обернулся к сотрудникам, готовый продолжать беседу.

– Что такое? – спросил озабоченно Крушинский.

– Да, чепуха, – отмахнулся Смолин, – письмо из Биологического отделения. Просят сообщить о целесообразности отправки за границу какой-то книжки.

– Позвольте, позвольте, – забеспокоился Крушинский, – но об этом письме сегодня утром по телефону запрашивали из Бюро отделения. Дело, говорят, очень срочное, послали вам еще в пятницу с просьбой ответить немедленно, а от вас до сих пор никакого ответа. Я сказал, что вы задержали ответ в связи с подготовкой к докладу.

– Но я решительно не понимаю, – сказал раздраженно Смолин, – на каком основании этот запрос направили мне. Речь идет о каких-то путешествиях. Я в жизни не видал этой книги, не имею о ней никакого представления, что же я им отвечу? Вот слушайте: «В связи с запросом Центральной библиотеки Академии наук СССР, Бюро отделения биологических наук просит вас дать заключение о целесообразности отправки за границу (США) по запросу Филадельфийской академии наук фотокопии книги: «Дневник путешествия по островам Тихого океана Федора Радецкого, Санкт-Петербург, 1864 год»». Понимаете? Путешествия по островам Тихого океана, будто это в моей компетенции! Что они не знают, что я биолог, биогеохимик и к географии никакого отношения не имею?

– Радецкого?.. Федора Радецкого? – переспросил заинтересованно Петров. – Евгений Николаевич!.. Так, ведь, это же, очевидно, тот самый Радецкий…

– Ну, конечно, он, – перебил его Ланин, старейший геолог и минеролог Радецкий, почетный гость на нашем съезде. Поэтому к вам и обратились, Евгений Николаевич!

– Что вы говорите, – протянул озадаченно Смолин, оглядывая сотрудников. – Старик Радецкий?.. Вот уж никак не думал, что он путешествовал по островам Тихого океана. Хотя, конечно, старик древний, чуть не полжизни провел за границей… Впрочем… «Санкт-Петербург, 1864 год»… Да нет, друзья, – засмеялся Смолин, качая головой, – напрасно вы морочите мне голову. Как ни стар Радецкий, но в 1864 году его даже не могло быть на свете. Да и зовут его, насколько я помню, не Федор, а…

– Павел Федорович, – подсказал Крушинский.

– Совершенно верно, Павел Федорович… Фамилия эта довольно редкая. Тогда Федор. Радецкий, – по всей вероятности, его отец, а может быть, и дед. И уж, наверно, к биогеохимии он не мог иметь никакого отношения. В те далекие времена этой науки не было. Так что запрос все-таки направлен явно не по адресу. Да откуда и взять эту книгу, чтобы хоть бегло с ней познакомиться?

– Любопытно, – сказал вдруг Ланин. – А я эту книгу совсем недавно держал в руках. Да, да, мне кажется, я не ошибаюсь. Не далее, как позавчера, в воскресенье. Я увидел ее в витрине книжного магазина Академии на улице Горького. «Дневник путешествия по островам Тихого океана» – книга прекрасной сохранности, в кожаном переплете. Зашел, посмотрел. Но показалось дорого – сорок рублей – не взял. Может быть, позвонить в магазин? У меня есть телефон.

– А зачем? – досадливо возразил Смолин. – Впрочем… Знаете, даже безотносительно к этому запросу, пожалуй, интересно было бы познакомиться с работой отца или деда Радецкого… Сорок рублей, вы говорите? Плачу. Звоните!

Ланин снял с аппарата трубку и быстро набрал номер.

– Книжный магазин Академии? – спросил он вежливо. – Скажите, пожалуйста, вы не можете отложить книгу «Дневник по островам Тихого океана Федора Радецкого», выставленную у вас на витрине? Она нужна для профессора Смолина из Академии Наук. Мы сейчас пришлем за ней… Что? Как нет такой книги? Да я в воскресенье смотрел ее у вас… Продана? Кому продана? Так… Благодарю вас. Извините за беспокойство.

Лапин положил трубку и в некотором замешательстве посмотрел на Смолина.

– Вот ведь какое досадное совпадение, – сказал он. – Книга, лежавшая больше месяца на витрине, сегодня, буквально полчаса назад, внезапно нашла покупателя. Какой-то иностранец… купил несколько старых книг, в том числе и «Дневник путешествия Радецкого».

– Ну, значит, не судьба, – сказал Смолин. – Николай Карлович! – обратился он к Крушинскому, – не откажите в любезности: позвоните в Бюро отделения и разъясните, что профессор Смолин не будет давать никакого заключения о книге Федора Радецкого, так как путешествия не по его специальности. Пусть обратятся в географическое отделение.

– Простите, Евгений Николаевич, – не выдержал Петров. – Вы начали было говорить о каком-то деле?..

– Да, да, об очень ответственном деле, – спохватился Смолин. – Вчера после заседания мне позвонили из президиума и сообщили, что завтра, то есть сегодня утром, на нашу опытную полевую станцию направляется экскурсия участников съезда, включая и иностранных гостей. Прошу всех вас, товарищи, подготовиться. Машины стоят во дворе, а гости, наверно, уже собираются. Вас, Николай Карлович, обратился он к Крушинскому, – я прошу в мою машину: будете переводчиком. Со мной Симпсон.

– Симпсон? – удивился Крушинский.

– Да, да, Симпсон – наш американский гость. Он-то и был инициатором этой экскурсии. Жду вас внизу… – Смолин посмотрел на часы. – … ровно в половине одиннадцатого. Прошу не опаздывать.

Глава 2
ОПЫТНЫЕ ПОЛЯ

Ольга внимательно рассматривала гостей, усаживающихся в автомобили, узнавая знакомых и нетерпеливо расспрашивая Петрова о незнакомых.

– Академик Герасимов!.. А кто же с ним – его жена? Какая молоденькая!

– Дочь… Геолог… – пояснил Петров.

– А этот? Да не туда смотрите… Вон там… Справа… В сером костюме, без шляпы, с лохматой головой.

Ольга показала на невысокого, коренастого человека с могучими руками и крупной головой, крепко посаженной на короткой шее.

– А! Это – профессор Калашник, вечный оппонент Евгения Николаевича.

– Любопытен… А вон тот старик с белой бородой?

– Это кажется Радецкий.

– Путешественник по островам Тихого океана? – улыбнувшись, уточнила Ольга.

– Да нет же… Ведь вы слышали, что сказал Евгений Николаевич. Это сын или внук того путешественника. Известный геолог, минералог. Говорят, был с начала первой мировой войны в эмиграции. Репатриировался совсем недавно.

– A с ним кто? – встрепенулась Ольга не слушая. – Какая красавица!

За черной фигурой старика всколыхнулось облако белой ткани, золотом вспыхнули на солнце пушистые волосы, и легкая фигура женщины скрылась в глубине автомобиля. Высокий плечистый молодой человек, наклонившись, шагнул за ней в кабину и захлопнул дверцу.

– Не знаю, – Петров недоуменно покачал головой. – Действительно, красивая. Но я ее впервые вижу.

До опытно-полевой станции Института биогеохимии было не больше часа езды. Дорога шла на юго-запад от Москвы по гладкому асфальтированному шоссе, окаймленному ровным пунктиром деревьев. Проплыло и осталось позади величественное здание университета. Замелькали редкие пригородные лесочки. Машины свернули круто влево, лес раздвинулся, и вдали показались центральные ворота станции. В воздухе остро пахло ароматами ранней осени. Табак, петуния, виола огромными куртинами покрывали просторный двор.

Машины проезжали мимо куртин и останавливались у подъезда главного здания. На широких ступенях уже стояли профессор Смолин и академик Герасимов. Петров и Ланин побежали на поля к своим делянкам. Ольга присоединилась к экскурсантам, собиравшимся вокруг Смолина. В ней еще бурлила радость, рожденная удачей вчерашнего дня. Но появилось и беспокойство, возникшее в утреннем разговоре с сотрудниками. Она поймала на себе внимательный взгляд Смолина, улыбнулась и кивнула ему головой.

Ольга внимательно следила за тем, как менялось выражение лица профессора, когда он то дружески кивал знакомым, то вежливо кланялся почетным гостям, то любезно улыбался иностранцам. И вдруг его лицо стало напряженно серьезным. Ольга оглянулась в направлении его взгляда и увидела женщину в белом. Теперь на более близком расстоянии Ольга смогла рассмотреть тонкие линии профиля, нежный изгиб шеи, несущей прекрасную голову. Лучистые, светлокарие глаза гостьи, чуть щурясь от солнца, в упор смотрели на Смолина. Евгений Николаевич глубоко поклонился.

Рядом с женщиной возвышалась величественная фигура Радецкого. Сзади шел высокий молодой человек, которого Ольга заметила при посадке в машину. Ольга продолжала смотреть на красавицу. Белое облако прошелестело совсем рядом, обдав Ольгу нежным запахом тонких духов. И – странно! – весь облик этой женщины показался Ольге удивительно знакомым, настолько знакомым, что ей трудно было разубедить себя в таком ощущении.

Смолин, не останавливаясь, провел гостей через вестибюль нижнего этажа, до широких, распахнутых настежь дверей, ведущих на задний двор станции, и остановился на верхней площадке лестницы. Отсюда открывался вид на уходящие вдаль до синеющего на горизонте леса опытные поля Института: голубые, розовые, сизые, зеленые полосы – бесчисленные опытные делянки, заполнившие все видимое пространство геометрически правильными прямоугольниками. В центре опытных полей отчетливо вырезанным квадратом сверкал на солнце пруд. За ним – красное одноэтажное здание разборочной, вправо и влево от него тянулся кирпичный забор, а за забором снова пруд поменьше, и снова голубые, сизые и сиреневые полосы опытных делянок.

Наступила торжественная тишина, гости любовались пейзажем. Ольге был хорошо знаком этот пейзаж, но каждый раз при посещении станции она с удовольствием смотрела на него. Она даже вздрогнула, когда услышала за спиной спокойный громкий голос Смолина, сопровождавшийся вкрадчивым воркованием переводчика:

– Вот наши опытные поля, где мы создаем растения, концентрирующие различные химические элементы из окружающей их среды. Сейчас вы увидите десятки созданных нами растительных организмов, накапливающих в своем теле разнообразные, в том числе и очень важные для нас, вещества.

Смолин спустился с лестницы, быстро подошел к изгороди, отделяющей двор от поля, и остановился в воротах, вежливо пропуская гостей.

Сколько раз проходила Ольга через эти ворота, и всегда неизменно ее охватывало ощущение какой-то удивительной новизны окружающего, словно она попадала в неведомый, сказочный мир. Она искоса посмотрела на идущих рядом с ней гостей и, улыбнувшись, с удовлетворением отметила ошеломленный, озадаченные выражения их лиц.


– Вот наша титановая флора, – сказал Смолин, указывая перед собой широким движением руки.

По обе стороны центральной дорожки росли странные деревья. Их ветви почти смыкались над головами гостей, образуя длинный полутемный коридор. Хотя деревья были не очень высоки, они поражали своей величественностью. Их стройные стволы, покрытые черной с серебристым отливом корой, разветвлялись метрах в трех от земли. Среди причудливо изрезанных блестящих листьев то там, то здесь виднелись огромные, похожие на плоские блюдца цветы. И листья, и цветы, и сами деревья были очень красивы. Но их красота поражала неправдоподобием. Зелень – неотъемлемое свойство растения – у этих деревьев отсутствовала, скрываясь под дополнительной, непривычной для глаза окраской. Цвет листьев был в основном сизо-синий, от нежно-сиреневого до густого лилово-черного оттенка. Незаметно было и той упругой легкости, которая составляет главную прелесть растения, – ни трепетания листьев под дуновением ветра, ни колыхания ветвей, ни качания ствола. Деревья стояли, как изваянные из металла. Не чувствовалось и запаха. Огромные тарелки цветов сидели на твердых цветоножках, словно вырезанные из жести.

– Эти растения, – рассказывал Смолин, – выведены нами из самых обыкновенных видов путем скрещивания и воспитания на почвах, обогащенных титаном. Это результат первых наших опытов. Они были начаты еще лет десять назад. Отправной точкой для первых наших опытов послужили слова академика Вернадского о роли растений в накоплении титана: «Растительные организмы, – говорил он, – как бы выкачивают атомы титана из водных растворов и вводят их в обмен химических элементов в живом веществе».

– Вернадский? – переспросил кто-то из гостей, раскрывая блокнот.

– Да, Вернадский, основатель науки о роли живых организмов в распределении химических элементов в земной коре. Он первый обратил внимание на процессы рассеяния химических элементов в результате деятельности на земной поверхности воды и ветра… Вернадский указал на огромную роль живых существ в собирании и накоплении элементов. Увлеченные мыслью Вернадского о выкачивании растениями титана из водных растворов, мы начали скрещивать растения, накапливающие этот элемент, и воспитывать их на почве, богатой титаном. В почве, как известно, титана очень много – до полупроцента. Но растворимых соединений очень мало – миллионные доли процента. Мы начали повышать в почве содержание этих соединений сначала до тысячных долей, потом – до сотых процента и так далее. Одновременно мы отбирали растения с повышенным содержанием титана в живом веществе. И вот результат девятого года наших опытов. Иван Иванович, сколько здесь титана в почве?

– Растворимых соединений один процент, – ответил Ланин.

– Вот видите, какое чудовищное количество, – сказал Смолин. – А растущие на этой почве растения еще чудовищнее. Сколько титана, например, в этом удивительном живом существе, которое превратилось почти в окаменелость? – спросил Смолин, щелкая ногтем по лепесткам огромного иссиня-фиолетового цветка.

– До двадцати процентов титана на живой вес, – ответил Ланин.

Гости любезно захлопали. Ольге бросилась в глаза расплывшаяся в улыбке физиономия Симпсона, который аплодировал нескладными, торчащими из рукавов пиджака худыми руками чуть ли не под носом у Смолина.

– Но любопытнее и интереснее всего, сказал Смолин, – что созданное нами свойство не исчезает у этих растений и при пересадке на почвы, бедные титаном. Если в почве есть постоянный приток растворимых титановых соединений, хотя бы и в миллионных долях, то в два – три года растение накапливает те же двадцать процентов. Это значит, что живое вещество растения концентрирует рассеянный в почве элемент в сто миллионов раз. Мы изучили множество растений дикой флоры. Наивысшая способность к концентрации титана обнаружена у морской водоросли литотамнии, которая концентрирует титан в несколько тысяч раз. Воспитанные нами растения превосходят литотамниевые водоросли в своей способности к концентрации титана, по крайней мере, в сто тысяч раз.

Смолин повернулся к гостям, ожидая вопросов. Профессор Калашник издал глухое рычание, точно прочищая горло, но ничего не спросил.

– Дальше у нас идут собиратели легких металлов – лития, рубидия, цезия, – продолжал Смолин, переходя к следующим делянкам. – Здесь нет ничего особенно интересного: опыты начаты сравнительно недавно. Растения внешне сильно изменены. Обратите внимание на их темный цвет и очень сухие, бедные водой стебли. Узнаете? Нет? Это представители самых обычных семейств лютиковых, пасленовых, а также солянки и некоторые другие. Концентрация элементов здесь пока что увеличена 6 десять тысяч раз. А вот здесь более интересные и, может быть, практически важные растения. Это накопители марганца. Узнаете?

– Похоже на люпин, – буркнул Калашник, отрывая ветку растений с бурыми стручками и разглядывая его темнокрасные листья.

– Вы не ошиблись, – подтвердил с вежливой улыбкой Смолин. – Это созданный нами сорт люпина, накопляющего марганец. В почве этот элемент присутствует в десятитысячных долях процента. Его значение для урожайности растений огромно. То, что на богатых марганцем почвах растения содержат много этого элемента, известно давно. В Чиатурах, около марганцевых месторождений, растения накапливают до десяти граммов марганца на килограмм сухого веса. Но наши люпины в этом отношении значительно превосходят чиатурские растения. Они накапливают марганец до ста граммов на килограмм сухого веса.

Смолин взял из рук Калашника сорванную им ветку, вылущил из стручков семена и встряхнул их на ладони.

– Вот в этих семенах одна десятая часть сухого веса – марганец. Присутствие марганца можно отчетливо различить на вкус. Накопление идет теперь и на обычных почвах, содержащих десятые доли процента марганца. Концентрация увеличивается в тысячу раз. Если почва содержит сто тонн марганца на гектар, мы нашими люпинами получаем ежегодно до двух центнеров марганца с гектара.

– А какой в этом практический смысл? Любой шахтер в Чиатурах добывает это количество за час без всяких люпинов, – язвительно спросил Калашник.

– Я позволю себе отложить ответ на этот вопрос, – спокойно ответил Смолин, переходя к следующей группе растений.

Ольга уже устала слушать. Она свернула в сторону, отстала от экскурсантов и медленно шла по дорожке одна, рассматривая диковинные растения и припоминая их скромных прародителей.

Огромные астрагалы – накопители бария, выкинули высоко вверх большие листья с созревшими плодами. Крошечные кустики подсолнечников с малиново-красными листьями и маленькими корзинками почти готовых семян концентраторы ниобия. Потом шли делянки квасцовой флоры – накопители алюминия, серпентинитовая флора – концентраторы никеля, селеновая флора – собиратели селена. Здесь Ольга остановилась.

Селеном Смолин особенно интересовался.

Этот редкий элемент рассеян в земной коре и в обычных почвах его не более одной миллионной процента. Только вулканические почвы содержат значительное количество селена. Давно уже известно, что растения на этих почвах накапливают селен в таких количествах, что становятся ядовитыми. Здесь, на селеновых почвах, бурно росли накопители селена – различные крестоцветные и бобовые растения, измененные селекцией до неузнаваемости. Листва и цветы их были серебристо-голубого цвета.

Рядом с селеновыми находились теллуровые почвы, на которых Смолин ставил опыты выведения растений, накопляющих этот элемент в количествах, пригодных для промышленного использования. Здесь он работал сам, без помощников, вкладывая в свой труд огромное упорство, удивлявшее даже привыкших к его настойчивости сотрудников. Теллур – редкий элемент, еще более редкий, чем селен; его добыча ничтожна, а потребность промышленности в нем огромна. Вот почему так заманчивым казалось Смолину перейти от теории к практике, именно, на этом объекте.

Ольга внимательно рассматривала огромные формы теллуроносных растений с мясистыми, толстыми листьями и колючими стеблями, напоминавшие кактусы. Цвет их был пепельно-серый. Кисти созревших семян, опушенные длинными щетинками, свешивались над дорожкой.

Звуки приближающихся голосов вывели Ольгу из задумчивости. Опередив всю группу, стремительно шагали к теллуровой делянке, споря между собой на ходу, Калашник и Смолин.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю