Текст книги "Сокровище Черного моря (с илл.)"

Автор книги: Александр Студитский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 5
ДЕЛО ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ

– Не понимаю, почему так задерживается Евгений Николаевич, – оказал Петров, расхаживая взад и вперед по лаборатории.

– У него разговор с директором. Сергей Иванович задержал его после заседания, – объяснил Крушинский.

– Сергей Иванович поздравляет его с блестящим заключительным словом? – спросил Лапин.

Крушинский подумал и неторопливо ответил:

– Сомневаюсь… Он был чем-то очень озабочен.

– Послушайте, Аркадий Петрович, – сказала с возмущением Ольга, – а вы хорошо поняли, что вам сказал Евгений Николаевич?

– В пределах моих умственных способностей. – Петров пожал плечами. – Я же вам говорил: он просил меня собрать в лаборатории после заседания всех научных сотрудников. – Для чего?

– Об этом он ничего не сказал, добавил только, что очень спешит.

– Не похоже, – буркнула Ольга, посмотрев на часы. – Двадцать минут девятого.

– Что же делать, надо ждать, – с философским спокойствием ответил Крушинский. – Сегодня суббота. Очевидно, дело, из-за которого нас задерживает профессор, не терпит отлагательства до понедельника.

– А, вот и он! – Ольга просияла в улыбке, не вязавшейся с только что высказанным ею недовольством.

Петров повернул голову, прислушиваясь. В коридоре прозвучали твердые, четкие шаги. Петров кивнул головой и облегченно вздохнул.

– Он!..

Дверь распахнулась. Профессор Смолин быстро прошел через комнату и сел спиной к окну. Все молча ждали, что он скажет. Смолин побарабанил по забытому кем-то на столе стакану, тонко зазвеневшему под его пальцами.

– Как дела? – спросил он отрывисто.

– В порядке, – ответил Петров, улыбаясь. – Мы в восторге от вашей речи. Калашник потерпел полное поражение.

– Зажгите свет! – коротко попросил Смолин.

Петров повернул выключатель. Под потолком вспыхнула лампа. Сумерки за окном сразу же сгустились.

– Больше в лаборатории никого нет? – спросил Смолин нахмурившись.

– Здесь все, – ответил Петров, – кого я успел предупредить. Ведь вы…

– Хорошо, – прервал его Евгений Николаевич. – Нам предстоит довольно серьезный разговор. Николай Карлович, – обратился он к Крушинскому, – вы хорошо знаете Черное море?

Крушинский снял очки и начал неторопливо протирать их платком.

– Как вам сказать, Евгений Николаевич… Конечно, как специалист по водорослям, я знаю его главным образом с этой стороны. Но, поскольку я работал там много лет, общее представление о нем у меня есть.

– Карта Черного моря у вас найдется? – перебил его Смолин.

– Да, конечно.

– Масштаб?

– Пять километров.

– Пока достаточно. Принесите.

Крушинский вышел.

– Предполагаются работы на море? – спросил Петров. – Но ведь до сих пор мы работали с пресноводными…

– Сейчас все узнаете. Вам, – обратился Смолин к Ольге, – предстоит обучиться новой методике.

– Какой методике? – сразу заинтересовалась Ольга.

Смолин усмехнулся.

– Вы спросите лучше, у кого… Вам никогда не придет в голову…

– Вот, что вы просили, – сказал Крушинский, входя в комнату.

Он развернул на столе большую карту Черного моря, старую, пожелтевшую и истертую на сгибах.

– Ну-с, – интригующим тоном обратился Смолин к сотрудникам. – Начнем, как говорится, ab ovo [3]3
  ab ovo (латынь) – с самого начала. Буквально: с яйца. У древних римлян обед начинался с яиц.


[Закрыть]!.. Расскажите нам, Николай Карлович, о растительности Черного моря. Где, что и как произрастает?

Крушинский нагнулся над картой, близоруко щурясь на мелкие надписи.

– Основные черты распределения растительности в Черном море, – начал Крушинский своим обычным неторопливым скучным голосом, – были выяснены еще пятьдесят лет назад академиком Зерновым. С тех пор наши знания значительно углубились, но в основном не вышли за пределы предложенной им схемы.

Растительный мир Черного моря, как вы знаете, распространяется на 200 метров в глубину. Ниже начинается зона сероводорода, убивающего все живое.

– Вы только покороче, – прервал его Смолин. – В самых общих чертах.

– Хорошо, – невозмутимо отозвался Крушинский. – Растительность Черного моря – это в основном прибрежные водоросли. Глубоководных растений в Черном море нет, потому что на дне этого бассейна зловонный ил, населенный бактериями, производящими сероводород, и абсолютно непригодный для другой органической жизни…

– Какие именно водоросли и где произрастают? – снова прервал его нетерпеливо Смолин. – Особенно меня интересуют багрянки [4]4
  Багрянки, багряные водоросли – низшие растения, отличающиеся красной окраской, распространены главным образом в воде морей и океанов.


[Закрыть].

– Что ж, можно и о багрянках, – без оттенка раздражения согласился Крушинский. – На прибрежных скалах в зоне прибоя основные формы растительности – это розовая известковая водоросль кораллина и мелкая слизистая водоросль немалион. На глубине до шестидесяти метров встречается мягкая багряная водоросль филлофора. В северо-западной части моря академик Зернов обнаружил заросли этой филлофоры на огромной площади и даже предложил назвать эту часть бассейна «Филлофорным морем». – Крушинский обвел рукой на карте большой круг к западу от Каркинидского залива. – Итак, основные виды багрянок в Черном море, это – кораллина, немалион и филлофора. Они в Черном море имеют широкое распространение. Глубже филлофоры найдены антитамнион и полисифония наиболее густо окрашенные багрянки Черного моря. Вообще, надо сказать, чем глубже развиваются красные водоросли, тем ярче и гуще их окраска. Описано еще несколько видов, но они имеют очень ограниченное распространение.

Смолин пристально посмотрел на Крушинского.

– И это все? – разочарованно спросил он.

– Все, – подтвердил Крушинский.

– Небогато, – покачал головой Смолин.

Он выдержал небольшую паузу, переводя испытующий взгляд с одного лица на другое.

– Нам предстоит, – сказал он медленно, – дело государственной важности. Мы получили задание разработать биологический метод извлечения золота из морской воды.

Четыре пары глаз смотрели на него с напряженным интересом.

– Золота? – переспросил изумленно Петров.

– Да, золота. Вас это удивляет?

– Собственно, я никогда не думал об этом, – недоумевающе ответил Петров.

– Напрасно. Золото – элемент, который по своей распространенности в живой и мертвой природе не имеет себе равных. Все организмы содержат в составе протоплазмы следы золота…

– Но ни один из них не концентрирует его в заметных количествах, – возразил Петров.

– Да. До сих пор считалось так, – подтвердил Смолин.

– Что значит до сих пор? – удивился Петров. – А теперь разве что-нибудь изменилось?

Смолин усмехнулся, встал и с высоты своего огромного роста оглядел, прищурясь, сотрудников. Потом вытащил из кармана небольшую картонную коробочку и раскрыл ее.

Четыре головы наклонились над странным предметом. Он был похож на сухую, корявую ветку какого-то растения. Тонкие, жесткие, колючие стебли плотно переплелись между собой.

– Ну, что скажете, Николай Карлович? – спросил Смолин.

Крушинский протянул руку к коробке.

– Разрешите.

– Пожалуйста.

Николай Карлович поднес ветку к самым глазам, затем положил на ладонь и встряхнул, пытаясь определить вес ветки.

– Ну, что скажете? – повторил вопрос Смолин.

– Да что ж тут сказать… – Крушинский пожал плечами. – Непонятно…

– Не узнаёте?

– Очень тяжелая… Удивительно тяжелая. Именно поэтому я не решаюсь отнести ее к какому-либо из знакомых видов.

– Но вы догадываетесь, что это такое?

– Насколько я понимаю, это багряная водоросль… К сожалению, я слабо знаком с этой группой. Как и любому биогеохимику, мне известны только багрянки, накапливающие известь, – литотамниевые багрянки. Но этот вид я вижу впервые. И не могу понять, что в нем Накапливается. Судя по весу этого экземпляра, он содержит, по меньшей мере, свинец.

– Вы очень близки к истине, Николай Карлович. Посмотрите-ка поближе к лампе.

Крушинский шагнул к столу, не сводя глаз с водоросли. Яркий свет настольной лампы скользнул по рукаву его пиджака и задрожал на ладони. Растение засветилось густофиолетовым цветом. Крушинский медленно повернул руку, поочередно обращая к свету все ответвления. Внезапно лицо его озарилось догадкой.

– Евгений Николаевич… – негромко сказал он, не решаясь высказать пришедшую в голову мысль.

Смолин широко улыбнулся.

– Итак, Николай Карлович?

– Это же… золото.

– Да, Николай Карлович, золото… Настоящее золото. И водоросль, которую вы держите в руках, содержит восемьдесят процентов этого металла.

– Золотая ветвь! – мечтательно прошептала Ольга.

Смолин кивнул головой.

– Вижу, всем вам хочется прежде всего узнать, что это за растение, – сказал он, улыбаясь.

– Еще бы!.. – вырвалось у Петрова.

– Этого я сказать вам не могу… Да и никто пока не может. Дело в том, что эта водоросль – неизвестный в науке вид. Ее подняли случайно со дна Черного моря, нашли в пробе грунта…

– В Черном море? Быть не может, – удивился Крушинский. – Оно так хорошо обследовано…

– И вот, тем не менее… Она была обнаружена при драгировании в Карадагской котловине на глубине пятисот метров и отправлена для определения в Ботанический институт…

Там в физиологической лаборатории сделали анализ и нашли золото. Находкой заинтересовались в высоких инстанциях. Вчера академика Герасимова вызвал президент Академии и предложил немедленно начать работу с этой водорослью. Работа поручена нашей лаборатории.

– Но ведь найден только один экземпляр водоросли… – Крушинский недоумевающе поднял брови и продолжал рассматривать золотую ветвь.

– Ну, не только с этим экземпляром, конечно. Там, где нашли один, найдут и другой, и третий. Я думаю, товарищи, вам понятно, почему привлекают именно нашу лабораторию.

– Догадываюсь. Новый организм-концентратор. Кому же еще им заниматься, как не нам.

– Да, это растение – концентратор золота. И нам всем предстоит, оставив другие темы, немедленно взяться за эту проблему.

Евгений Николаевич положил водоросль в коробку.

– И вы считаете, – спросил нерешительно Петров, – что эта веточка стоит того, чтобы из-за нее в нашей лаборатории было заброшено все остальное?

– Не заброшено, – мягко ответил Смолин, положив руку на его рукав, – а приостановлено на тот срок, пока мы не сумеем разрешить поставленную перед нами задачу. Сейчас накопление золота – важная государственная проблема для каждой великой державы. Сотни ученых всего мира работают над изысканием новых источников золота. Эти источники существуют… И недалек час, когда будут открыты способы их эксплуатации. Вы понимаете теперь, о чем идет речь?..

– Золото, растворенное в воде… – тихо сказал Петров.

– Да, золото рек, морей и океанов. Великий Менделеев сто лет назад указывал, что золото, растворенное в воде океанов, это несметное богатство, исчисляемое квадрильонами рублей. Над задачей извлечения золота из морской воды работали десятки химиков и металлургов.

– Но разве у нас ничего не делается в этом направлении?.. – спросила Ольга.

– Делается, конечно. И знаете, кто эту работу возглавляет?

Ольга пожала плечами.

– Откуда же нам знать?

– Наш яростный оппонент – профессор Калашник.

– Любопытно… – сказал Петров. – И он добился каких-нибудь результатов?

– Он разработал метод извлечения золота из морской воды. Этот метод исключительно точен. Но абсолютно не рентабелен. Стоимость извлеченного золота оказывается значительно выше мирового паритета [5]5
  Паритет – соотношение между валютами различных стран. Здесь употреблено в значении цены золота как мерила стоимости.


[Закрыть]… Вот почему находка этой водоросли привлекла внимание руководящих инстанций. Природа предоставляет нам крупнейший шанс. Необходимо приложить все силы, чтобы его использовать. На нас будет работать живое вещество, протоплазма водоросли, приспособленная к накоплению золота из окружающей среды. Президент Академии предложил профессору Калашнику, вопреки его желанию, оказывать нам всяческое содействие… и, очевидно, вам, Ольга Федоровна, – с улыбкой обратился Смолин к девушке, – придется осваивать новые методы. Вы знакомы с химией золота?

– Очень слабо, – ответила она тихо, опустив голову. – В пределах университетского курса.

– Ну, все равно. Готовьтесь к срочному путешествию. Вы поедете в Ленинград. Вам нужно овладеть методами определения золота в низких концентрациях. Единственная лаборатория, где эти методы применяются, находится под Ленинградом.

– Что же это за лаборатория?

– Профессора Калашника.

– Калашника? – прошептала Ольга растерянно.

– Да. Наш уважаемый оппонент окажет вам обещанное им содействие.

Щеки Ольги стали совсем пунцовыми. Смолин улыбнулся.

– Где моя машина? – спросил он Петрова.

– У подъезда, Евгений Николаевич.

Смолин подал ему руку.

– Не горюйте, Петров, это дело в тысячу раз важнее вашей темы.

– Да я ничего, Евгений Николаевич. Мне только культур жалко.

– Культуры подождут. Чем быстрее вы закончите эту срочную работу, тем скорее вернетесь к вашим культурам.

Смолин простился с сотрудниками и вышел.

– Вот так история! – сказал Петров, обеими руками яростно взъерошивая волосы на круглой, как шар, голове.

Глава 6
ПРОФЕССОР КАЛАШНИК

Ольга прибыла в Ленинград в десять часов утра. На вокзале она долго выясняла по телефону, где находится профессор Калашник. Дома его не оказалось, номера служебного телефона она не знала и отправилась прямо в институт. Там ей сообщили, что профессор, вернувшись со съезда, сразу же отправился в свою морскую лабораторию и будет там, очевидно, до конца лета. Она едва успела на поезд, отходящий в полдень. Приехав в маленький приморский городок, она долго ходила в поисках морской лаборатории и только к концу дня вошла в подъезд приземистого двухэтажного здания, обратившего к морю огромные окна.

В сумрачном вестибюле швейцар молча показал ей, куда идти. Едва вступив в коридор, она с волнением ощутила знакомые запахи и звуки химического института. Из дверей доносилось жужжание центрифуг, приглушенный вой моторов, потрескивание газовых горелок.

В коридоре стоял сложный запах всевозможных химических препаратов.

Коридор был пуст. Она остановилась перед последней дверью, на которой криво висел квадрат белого картона с неразборчивой надписью: «Если нужно, входите без стука, не отвлекайте от работы».

Ольга была решительной девушкой и, если природная застенчивость ей не мешала, действовала быстро и энергично. Дверь подалась от легкого толчка и неслышно отворилась. Ольга, озираясь по сторонам, медленно закрыла ее за собой.

Это была обширная, слабо освещенная комната, заставленная всевозможными аппаратами. Слева вдоль всей стены громоздились стеклянные и металлические цилиндры, связанные блестящими трубами, сверкала бронза каких-то колес и поршней, темнела паутина приводных ремней. Колоссальная центрифуга, как огромный серый гриб, придавила мощной ногой тяжелый бетонный пьедестал.

Ольга обводила взглядом комнату, отыскивая хозяина среди хаотического нагромождения аппаратов. Лаборатория была наполнена легким жужжанием, но откуда идут эти звуки, понять было трудно. Ольга нерешительно шагнула вперед, продолжая оглядываться по сторонам, и вздрогнула, едва не столкнувшись с человеком.

От двери она не могла его видеть: он был скрыт высоким, в рост человека, стеклянным цилиндром, наполненным прозрачной жидкостью. Темный халат скрывал его фигуру в тени сложной аппаратуры.

Это был невысокий, плотный мужчина.

Он склонил косматую голову над мраморным пультом управления, на котором темнела его широкая рука, медленно поворачивавшая какой-то рычаг. Жужжание усилилось, вверху раздавалось легкое потрескивание. Человек поднял голову и впился взглядом в стеклянный цилиндр. Внезапно жидкость в цилиндре засветилась. В сумраке комнаты возник странный дрожащий розовый свет. Рука человека продолжала передвигать рычаг на пульте. Жужжание неожиданно прекратилось. В наступившей тишине слышно было лишь его напряженное дыхание. Свет в комнате стал слабеть, приобретая густой рубиновый оттенок, и почти совсем погас. Только жидкость в цилиндре багровела исчезающим пурпурно-фиолетовым пламенем.

– Черт! – выругался сквозь зубы человек.

Он стукнул кулаком по мрамору, яростно, с треском, двинул рычаг в обратном направлении и стремительно отошел от пульта.

Ольга в испуге отшатнулась и задела локтем какую-то свободно висящую трубочку. Раздался мелодичный звон.

– Кто?.. Что такое?.. – раздался гневный нетерпеливый голос.

– Я к профессору Калашнику, – тонким голосом сказала Ольга.

– Я! В чем дело? – рявкнул он, наступая на нее.

Ольга испуганно попятилась, смотря на него широко раскрытыми глазами. Он остановился и неожиданно рассмеялся отрывистым грохочущим басом.

– Извините, я вас, кажется, испугал, – сказал Калашник, успокаивающе беря ее за руку. – Вы застали меня, так сказать, в разгаре творческого процесса. Прошу вас, проходите. Чем могу быть полезен?

Он сделал неуклюжий жест рукой, приглашая вглубь комнаты. Щелкнул выключатель, и комната осветилась.

– Туман, – сказал Калашник, мельком взглянув в окно. – Рано стемнело.

– Да, туман, – кивнула Ольга, садясь в кресло у стола.

– Ну, я вас слушаю, – Калашник уселся напротив нее. – Разрешите узнать ваше имя и отчество.

– Дубровских, Ольга Федоровна.

– Очень приятно. Вас не побеспокоит? – Калашник вытащил из кармана трубку и начал набивать ее табаком.

– Ничего. Разрешите мне прямо к цели моего посещения.

Калашник кивнул головой. Ольга быстро, боясь, что он будет перебивать вопросами, объяснила, что ей от него нужно. Калашник слушал, хмурился и медленно выпускал клубы синего дыма сквозь рыжеватые усы.

– Так, так… – сказал он, теребя короткую бородку толстыми пальцами. – Методика определения золота? В низких концентрациях? Так… А-а… зачем вам? – спросил он быстро, смотря ей в лицо маленькими свинцового цвета глазами.

– Мой руководитель профессор Смолин собирается работать с организмами, концентрирующими золото, – объяснила Ольга.

– С организмами… концентрирующими золото? – усмехнулся Калашник. – Как же, слышал. Так… так… Очень интересно.

В голосе его прозвучала насмешка. Ольга вопросительно подняла брови.

– Отлично. Показать можно, – Калашник поднялся с места.

Ольга тоже встала. Калашник сделал несколько шагов по комнате и вдруг повернулся к ней.

– Извините меня. Не понимаю я смысла этой возни с живым веществом. Кому это нужно возвращаться вспять к младенческим годам науки, когда человек был бессилен воспроизвести в пробирке то, что совершается в протоплазме?

Ольга молчала, опустив голову. Она не находила слов для возражений.

– Вы химик? – спросил Калашник.

– Да, я окончила химический факультет университета, – ответила Ольга виновато.

– То-то… университета. Поэтому у вас и фантазии в голове. Если бы вы обучались в каком-нибудь химико-технологическом институте, вас интересовали бы промышленно-технические проблемы, а не воздушные замки.

Калашник бросил трубку на стол и снова зашагал взад-вперед по кабинету. Затем резко остановился и уставился на Ольгу недобрым насмешливым взглядом.

– Вы подумайте только, что было бы, например, с нашей автопромышленностью, если бы мы ограничились воспроизводством каучуконосов, корни которых синтезируют основу каучука – изопреновые группы? Мы отстали бы на добрых десять лет, если бы не научились заменять работу протоплазмы химическими реакциями в автоклавах, где мы полимеризуем изопрены в каучук. А витамины и гормоны?

Было время, когда человек, предохраняя себя от цынги, бери-бери, диабета, кретинизма, адисоновой болезни, полностью зависел от животного и растительного мира. А теперь: аскорбиновая кислота и всевозможные другие витамины, тироксин, тестостерон, кортизон и другие гормоны – тоннами производятся на фабриках витаминов и эндокринных препаратов.

Он схватил со стола трубку и снова торопливо начал набивать ее, продолжая засыпать Ольгу доказательствами:

– А пенициллин? А стрептомицин? Когда-то мы добывали эти чудодейственные препараты из плесневых грибков. А теперь пенициллин, стрептомицин и другие антибиотики – химически чистые препараты – производятся из неорганического сырья в сотнях килограммов без всякого содействия микроорганизмов. Он остановился перед Ольгой, сверля ее злыми глазами. – Впрочем… что говорить, дело ваше, хозяйское. Профессор Смолин хочет, чтобы вы овладели техникой определения золота в морской воде? Отлично. Мы вас обучим и не будем спрашивать, для чего вам это нужно. Можете привлекать на помощь себе любые организмы.

Пока он говорил, Ольгой овладевало возмущение, она несколько раз порывалась возразить, но его быстрая запальчивая речь не давала ей возможности вставить хоть слово. Наконец он замолчал, и Ольга смогла задать вопрос, вложив в него всю обиду за свое дело:

– А скажите, Григорий Харитонович, вы считаете безупречным разработанный вами метод извлечения золота из воды? Достаточно совершенным, чтобы так пренебрежительно отзываться о методах профессора Смолина?

– К сожалению, нет, – мрачно ответил Калашник. – Золото, добытое моим способом, стоит в три раза дороже платины.

– Почему же? Вы употребляете слишком дорогие реактивы?

– Не в этом дело. Реактивы дешевые. Но их идет при осаждении золота такое количество, что золото не оправдывает их стоимости. А главное, – на осуществление реакции требуются чудовищные затраты энергии.

– Что же делать?

– Значит, нужно искать иные способы. И самый верный путь – укрупнение коллоидных частиц золота. Вы, конечно, знаете сущность коллоидного состояния?

– Знаю, – нахмурясь и краснея, ответила Ольга.

– Так вот, если знаете, то представляете себе, что частица, взвешенная в коллоидном веществе, – мицелла – несет электрический заряд и притягивает к себе частицы окружающей среды, заряженные электричеством противоположного знака и составляющие ее оболочку. Эта оболочка так прочна, что для ее разрушения нужны огромные количества реактивов, образующих в растворе тоже заряженные частицы – ионы.

Он показал рукой на цилиндр с жидкостью, которая только что на глазах Ольги претерпевала удивительные превращения, и спросил:

– Вы видели?

– Видела, – ответила Ольга тихо. – Извините, я не решалась вас прервать, и потому…

– Пустое, – отмахнулся он. – Не в этом дело. Реакция, вызывающая разрушение оболочек мицелл и приводящая к выпадению золота в осадок, производится посредством ультразвука. Несколько миллионов колебаний в секунду разрушают оболочки мицелл золота.

Они начинают слипаться, укрупняться, и в силу своей тяжести оседают на дно. В лабораторной обстановке – это простейшая операция. А в промышленных масштабах такой способ нерентабелен. Вибрация среды поглощает огромное количество энергии.

– Но я не понимаю, – сказала Ольга, – свечение этой жидкости… Ведь это вода?

– Да, профильтрованная морская вода…

– …Свечение воды… вызывалось вибрациями?

– Нет. Это так, мелочь: лучи большой жесткости – с малой длиной волны. Под их действием мицеллы золота начинают светиться. Чем крупнее частицы, тем гуще фиолетовый оттенок. Вот и все. Очень просто. Сейчас золото – на дне этого цилиндра. В лабораторных условиях оседание частиц можно ускорить центрифугированием. Затем – пропустить ток, и на одном из электродов будет получена пластинка золота. Вот, пожалуйста.

Он нагнулся к пульту и повернул рычаг. Ольга молча следила за его движениями.

– Постоянный ток сейчас проходит через среду, в которой золото медленно оседает. Угольный электрод притягивает все соответственно заряженные частицы. Но для более подвижных частиц натрия, кальция, магния и других ионов, которые находятся в морской воде, я применяю особые уловители. Таким образом, на угле осаждается чистое золото.

Калашник двинул рычаг обратно, нагнулся к подножью цилиндра, быстро закрутил какой-то кран, что-то толкнул вперед и назад, сунул руку в образовавшееся отверстие и выпрямился, держа черную плоскую коробку.

– Смотрите.

Он стряхнул воду и протянул коробку Ольге. В центре крышки блеснул ровный желтый квадрат.

– Это… золото?

– Да.

– Так много?

Калашник усмехнулся. Осторожно раздвинув крышку коробки, он освободил желтый квадрат и подал ею Ольге. Она взяла квадрат, взвесила на руке, перевернула.

– Так это же… уголь! – сказала она разочарованно.

– Конечно, – подтвердил Калашник. – А слой золота здесь в несколько микронов. Прокалив пластинку, можно взвесить золотой слой.

– А много его здесь?

– Очень мало. Ведь электролиз не закончен. Здесь не больше пяти миллиграммов. Но полностью завершенный процесс извлечения приносит до сорока миллиграммов золота на тонну воды. В этом цилиндре – ровно кубический метр, те есть, как раз тонна.

Ольга вернула пластинку Калашнику.

– И этот способ пригоден… для наших определений? – спросила она.

Калашник опять нахмурился.

– Я не знаю намерений профессора Смолина, – сказал он холодно. – Но более простых и точных методов я показать не смогу.

Он замолчал. Ольга стала прощаться.

– Когда я смогу начать? – спросила она робко.

– Завтра с утра, если хотите, – ответил Калашник.

Рука Ольги утонула в его широкой ладони. Когда Ольга вышла на набережную, уже совсем смеркалось. С моря тянул прохладный, сырой ветер. Туман еще больше сгустился. Днем, разыскивая станцию, Ольга заметила на главной улице около вокзала вывеску «Дом туристов» и сейчас решила направиться туда. Зябко поведя плечами, она застегнула на все пуговицы шелковое прорезиненное пальто и быстро пошла по набережной, обгоняя редких прохожих.

Разговор с Калашником произвел на нее тягостное впечатление. Ольга вспомнила, что так ничего и не возразила Калашнику на его критику биогеохимического направления в науке. Щеки ее вспыхнули, точно она уличила себя в неблаговидном поступке.

– Завтра же… скажу ему, – прошептала она, замедляя шаги.

«Но что?» – мелькнуло в ее голове.

– Да. Ничего не скажешь, – ответила она себе. – Потому что, может быть, он более прав, чем Евгений Николаевич.