Текст книги "Сокровище Черного моря (с илл.)"

Автор книги: Александр Студитский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава 35
УМЕНЬЕ ЧИТАТЬ ЦИФРЫ

Калашник навалился на стол и, положив всклокоченную голову на руку, другой рукой нетерпеливо перелистывал лежащие перед ним тетради. Это были материалы исследований группы Смолина: дневники экспедиций, журналы обследований Черного моря, протоколы химических анализов, записи экспериментов самого Евгения Николаевича и тоненькая тетрадочка Петрова с описаниями и выводом последнего его опыта. Все остальные бумаги Петрова исчезли вместе с остатком золотой ветви из несгораемого шкафа.

Калашник внимательно читал бесконечные описания опытов с изменениями дозировок золота и экспозиций облучения, кривыми прироста вещества, записями температуры и анализами воды на содержание золота. Потом он перешел к материалам по неудачным поискам золотой водоросли. Он долго изучал материалы прошлогодней экспедиции. Во всех протоколах справа была отчеркнута вертикальная полоса, в которой против каждой записи стояли цифры: 0,2; 0,6; 0,01; 0,03 и т. д. Калашник догадался, что сюда заносились результаты анализов на содержание золота. Он разобрался во всем очень быстро и теперь вкладывал все свое упорство, чтобы ввести в этот огромный материал, собранный биологами, свою мысль исследователя-химика.

Рубашка на спине Калашника взмокла.

День был томительно жаркий, застывший душный воздух казался плотным и тягучим. Шторы в раскрытом настежь окне повисли, не колеблясь ни единой складкой. Много часов просидел уже Калашник над проклятыми листками. И все еще не было видно никакого просвета.

Он поднял голову и посмотрел, не мигая, в щель под шторой, сквозь которую виднелась голубизна залива и зелень садов Северной стороны. Золотая бактерия ушла так же внезапно, как появилась. Два дня нестерпимым золотистым сиянием светились небо и море, а на третье утро солнце осветило привычную нежную голубизну.

– На дне моря! – вслух сказал Калашник. – Золото опустилось на дно. Интересно: отразилась эта потеря на содержании золота в морской воде или нет?

Он закрыл глаза, ощутив какую-то неясную мысль, шевельнувшуюся в глубине сознания. Мысль не уходила. Наоборот, она постепенно прояснялась, поднимаясь на поверхность, и вытесняла собой все остальное.

Калашник опустил глаза на лежащие перед ним листки. Рука его уже торопливо перебрасывала их слева направо, разыскивая что-то в уже просмотренном материале.

– Постой, постой, – бормотал он, перелистывая. – Сейчас, сейчас… Вот.

Он склонился над листком, испещренным цифрами и записями. У верхнего края была надпись: «Сводные материалы по всем станциям сентябрьской экспедиции». Его палец медленно двигался от цифры к цифре.

– 32, 15, 14, 26, 26, 30, 14, 12, 3, 2, 2, 4…

– Черт возьми! – выругался Калашник и шумно вздохнул.

Он встал, стремительно отодвинул кресло, подошел к огромной настенной карте Черного моря и впился в нее воспаленными глазами. Палец его продвинулся по южному берегу Крыма, описывая широкую кривую от Севастополя до Феодосии.

– Это здесь! – сказал он вслух. – Под Карадагом.

Он рванулся к столу, схватил листок с цифрами, толстый красный карандаш и снова подбежал к карте. Крепкий ноготь впился в плотную бумагу, отмечая расстояние, и на синеве моря у берега под Ялтой появилась крупная цифра 32. Калашник опять посмотрел на листок, прицелился взглядом на карту и прямо под Гурзуфом поставил жирную цифру 26. Он отступил на шаг, внимательно изучая записи на листке. Покрутил головой, освобождая потную шею от налипающей рубашки, и снова подскочил к карте.

Через несколько минут он неподвижно стоял карты, устремив взгляд на красные цифры, нанесенные по всему берегу Крыма от Ялты до Алушты. На лице его светилось глубокое удовлетворение.

– Интересно, – сказал он, вытирая широким рукавом пот со лба. – Кажется, я напал на след чего-то такого… черт возьми!

Он подошел к телефону, поднял трубку и, не сводя глаз с карты Черного моря, набрал номер.

– Евгений Николаевич? Говорит Калашник… Да, мое здоровье в порядке, что мне делается… Не об этом речь… У меня появились некоторые соображения, с которыми я хотел бы вас познакомить… Вы не смогли бы сейчас ко мне забежать?.. Ну, я вас жду…

Он бросил трубку я возбужденный зашагал по комнате.

– Конечно, так… – бормотал он. – Другого решения быть не может!.. Этот вывод сам напрашивается. Как, черт возьми, они не сделали его?..

Вскоре пришел Смолин.

– Что случилось? – спросил он, задерживая руку Калашника в своей, и внимательно вглядываясь в его лицо. – Чем вы так возбуждены?

– Очень любопытные соображения. Они пришли мне в голову при просмотре результантов ваших работ. И, простите, я не мог ждать. Это надо было немедленно обсудить с вами.

– Интересно. Я вас слушаю. – Смолин уселся у стола и вытащил из кармана портсигар.

Калашник начал развивать свою мысль, продолжая ходить по комнате.

– Кажется, золотая ветвь была найдена у берегов Карадага? – опросил он.

– Да, в Карадагской впадине, на глубине пятисот метров, – ответил Смолин, закуривая.

– И ваши дальнейшие поиски?..

– Не увенчались никаким успехом. Мы сделали двадцать станций на самых различных глубинах и не нашли никаких следов от колоний этого вида багрянок.

– Никаких?

– Абсолютно никаких… Там ничего нет…

– И вы думаете, что двадцати станций достаточно, чтобы получить уверенность для такого заключения?

– Двадцать станций – это довольно много. Нам казалось, что мы получили достаточно ясную картину.

Калашник усмехнулся, остановился у стола и посмотрел в упор на спокойное лицо Смолина.

– Ну, а что вы скажете, если я буду уверять вас, что двадцати станций было мало и дальнейшие поиски должны были обязательно привести к находке этой водоросли.

– Если ваши уверения будут подкреплены соответствующими аргументами, – Смолин пожал плечами и улыбнулся, – я буду считать, что мы в этом заключении могли ошибиться…

– Очень хорошо… Разрешите вас просить сюда… к этой карте…

Смолин поднялся, явно заинтересованный.

– Смотрите, – ткнул пальцем Калашник в одну из цифр, нанесенных им на карте под Карадагом.

– Четыре, – прочитал Смолин и вопросительно посмотрел на Калашника.

– А здесь? – палец уперся в море у Симеиза.

– Двадцать шесть. Что это за цифры?

– Это ваши цифры. Материалы анализов Ольги Федоровны Дубровских… Содержание золота в воде… В миллиграммах на тонну…

Смолин подошел вплотную к карте и пробежал взглядом нанесенные Калашником цифры.

– Черт возьми, – пробормотал он. – Если это не случайное совпадение…

– Какая может быть здесь случайность? – возмутился Калашник. – Я нанес сюда наиболее часто встречающиеся цифры. Все ваши пробы под Карадагом дали такой результат. Вода здесь содержит не более четырех миллиграммов золота на тонну. Вот шестьдесят анализов, он потряс листком перед лицом Смолина, – по три пробы с каждой станции под Карадагом… И покажите мне хоть одну цифру, которая превышала бы ту, что я записал на карте. От двух десятых до четырех миллиграммов. Ни одной сотой больше!.. Понимаете ли вы, что это значит? Ведь по всему южному берегу вода содержит не менее двадцати миллиграммов на тонну!

Смолин бросил недокуренную папиросу и достал из кармана платок.

– Боже мой, какой возмутительный недосмотр! – сказал он, вытирая пот на лбу. Ведь это же значит, что под Карадагом происходит обеднение воды золотом. Как я мог не заметить этого!

– Ясно, вода здесь теряет золото в пределах десятка миллиграммов и больше на тонну воды. Течение, как вам известно, идет вдоль берегов Черного моря против часовой стрелки, – продолжал доказывать, размахивая руками, Калашник. – Заметьте, цифры, характеризующие содержание золота, выше к востоку и ниже к западу от Карадага. Это может означать только одно – под Карадагом вода встречается с фактором, вызывающим задержку золота. Здесь, Евгений Николаевич, – если этот процесс продолжался достаточно, долго должны находиться огромные отложения золота. Ну, а если ваши представления о деятельности протоплазмы верны, то эти отложения производятся тем организмом, который вы ищете…

Смолин молча слушал. Когда Калашник, наконец, выговорился, Евгений Николаевич подошел к телефону.

– Вы поедете со мной? – спросил он, снимая трубку и набирая номер.

– Если вы меня возьмете, – усмехнулся Калашник.

– Отлично… Всеволод Александрович? С вами говорит Смолин. Извините за беспокойство. Есть срочное дело… Необходимо немедленно судно… Да, да… в Феодосию… Для драгирования у побережья… «Ковалевский»? Да, вполне устраивает… Когда можно рассчитывать?.. Благодарю вас. Мы сейчас же выезжаем с профессором Калашником и будем ждать судно в Феодосии.

Смолин повернулся к Калашнику и посмотрел на часы.

– Если не возражаете, – поезд уходит через час. «Ковалевский» будет в Феодосия завтра в восемь утра.

Глава 36
НОВАЯ НАХОДКА

– Идет! – крикнул Калашник, махая рукой капитану.

– Стоп! Давай тихо! – раздалась команда.

Тяжелое, облепленное илом тело драги показалось из воды, изливая мутный поток грязных струй.

Стрела повернулась над палубой. Драга раскрыла пасть. На щит с грохотом посыпались камни и раковины. Калашник торопливо зашагал на корму, где происходила обработка поднятого грунта.

Когда вода стекла по желобам, Смолин наклонился над решеткой, осматривая промытые водой камни, раковины, куски затвердевшего грунта, обрывки водорослей. Калашник сопя, сжимая и разжимая в нетерпении руки за спиной, следил за каждым его движением. Драпирование продолжалось уже пятый день. Каждая новая проба заставляла Смолина терять свою обычную выдержку и работать в несвойственном ему стремительном темпе, к которому побуждал его темперамент Калашника. Но постепенно их пыл начал ослабевать, сменяясь разочарованием.

– Бесконечные фазеолины… Конечно, мертвые, – комментировал Смолин свой осмотр. Червячки… Форонис… Теребеллидес… Меллина… Бедно, бедно! Сероводород… Какая может быть здесь жизнь? Опять червяки… Форонис… А вот редкая в Черном море форма… И кажется живая… Это голотурия-кукумария [31]31
  Фазеолина, форонис, теребиллидес, меллина, кукумария – морские животные, обитающие на небольших глубинах, на дне моря.


[Закрыть]… она попала на такую глубину? А что здесь, под этим камешком?.

Он неожиданно замолчал и медленно встал с колен, держа что-то в пальцах. Калашник впился взглядом в его руку.

– Ну, Григорий Харитонович! Вы оказались на высоте…

– Она? – спросил, тяжело дыша, Калашник.

– Смотрите! – Смолин протянул руку и перед самым носом Калашника раскрыл ладонь.

Григорий Харитонович осторожно взял с его руки своими крепкими толстыми пальцами темную, пурпурно-лиловую ветку, поднял ее на уровень глаз, рассмотрел со всех сторон, потом взвесил на ладони и, облегченно вздохнув, сказал:

– Ну?

Смолин кивнул головой.

– Золотая водоросль. Вы дали правильное указание, Григорий Харитонович. И я могу только удивляться, почему в прошлом году ни в одной из двадцати проб мы здесь не нашли ни одного экземпляра…

– Живая? – перебил его Калашник, продолжая рассматривать драгоценную находку.

Смолин с сомнением покачал головой.

– Не знаю… На такой глубине… Там же сероводорода не меньше кубика на литр, а кислорода почти нет… Но сейчас посмотрим.

Они спустились в лабораторию.

– Продолжайте драгировать! – крикнул по дороге Смолин капитану.

В иллюминатор лаборатории светило яркое солнце. Смолин опустил белую штору, вытащил из футляра микроскоп. Движения его были точны и уверенны, но быстрота и стремительность выдавали волнение.

Он взял у Калашника водоросль и опустил ее в стеклянный кристаллизатор. Затем отломил крошечную веточку, положил ее на предметное стекло, выпустил на нее из пипетки каплю воды, накрыл покровным стеклом, осторожно сдавил и сунул препарат под объектив микроскопа.

Калашник в возбуждении ходил по лаборатории, дожидаясь заключения Смолина. Прошла минута, две, три. Он с нетерпением посмотрел на тонкие пальцы Смолина, едва заметно вращающие микрометрический винт…

– Ну что? – спросил он, наконец.

Смолин молча продолжал передвигать препарат на столике микроскопа.

– Мертвая? – спросил Калашник.

Смолин откинулся на спинку стула. Лицо его было невозмутимо спокойно, но брови сдвинулись, отражая напряженную работу мысли.

– Да, – сказал он, наконец, негромко, – она мертва.

– А! – досадливо отозвался Калашник, сжимая огромный кулак. – Как же это понять?

– Я тоже пока ничего не понимаю, – ответил Смолин тем же негромким, напряженным голосом.

– Как же она может быть мертвой, если она, черт возьми, извлекает золото из воды?! – от возмущения Калашник почти кричал.

– Конечно, когда шел этот процесс, она была живой. Когда же она попала сюда… она умерла.

– Но, позвольте, Евгений Николаевич, – продолжал возмущаться Калашник, – все-таки эта находка попалась там, где мы ожидали ее обнаружить? Этот факт о чем-то говорит!

– Да… Мы на что-то натолкнулись. На какие-то следы. И они нас могут привести к цели. Несомненно, где-то должна быть огромная колония этой водоросли. Иначе объяснить нечем. Но совершенно ясно, что мы извлекли этот новый экземпляр не из колонии. А где ее искать, не имеем ни малейшего представления… Продолжать драпировать – бесполезно: на пятьдесят станций – одна веточка…

– Что же делать?

– Придется подумать об этом.

– Кажется, эта находка не вызывает в вас большого энтузиазма?

Смолин не ответил.

– А почему? – не унимался Калашник. – Все-таки, это несомненное свидетельство, что колония находится где-то здесь…

– Что значит «где-то здесь»? – раздраженно перебил его Смолин. Ведь очевидно же, что на этих глубинах никакая жизнь невозможна.

– А это? – возразил Калашник, встряхивая на ладони золотую водоросль.

– Черт ее знает! Прямо, как сквозь землю провалилась! – Смолин замолчал, пораженный пришедшей в голову мыслью. – А может быть… и в самом деле так?.. Да, да… Представьте себе: колония развивалась где-то около берега, затем произошел сброс, дно опустилось, – и вот вам результат!

– Что ж? Как гипотеза, такое заключение быть может и подходит, – согласился Калашник. – Но оно нас никак не продвигает к решению задачи. И не согласуется с совершенно бесспорным фактом – с резким снижением содержания золота в прибрежной зоне.

– Да. Верно, – с досадой согласился Смолин. – Значит будем продолжать поиски.

Калашник пристально посмотрел на Смолина и грубовато сказал:

– Что-то не нравится мне ваше настроение, уважаемый профессор. Никаких причин для такого настроения я не вижу. Уверяю вас: мы на верном пути. Уж поверьте химику снижение концентрации вещества ни в каких растворах не происходит само собой. Мы на верном пути.

Смолин резко повернулся.

– Неужели вы всерьез думаете, Григорий Харитонович, что это – единственный правильный путь?

– А разве нет?

– Конечно, нет! Вы только подумайте: два взрослых человека – опытные исследователи, руководители больших лабораторий – вместо разработки методов извлечения золота из морской воды занимаются поисками клада. Ну, совсем как Том Сойер и Гекльберри Финн!

– Я вас не понимаю, – недоуменно пробормотал Калашник. – Неужели перспектива найти эту вашу водоросль не оправдывает времени и сил, которые мы тратим на ее поиски?

– Не знаю, не знаю… Этого я, не знаю. Но я совершенно определенно знаю: если требуется организм с таким свойством, то не следует искать его в природе готовым, а нужно создавать заново. Этим мы и занимались, как вам известно.

– Но я не понимаю, почему бы не воспользоваться готовым организмом, если его свойства пригодны для определенной цели?

– А откуда мы знаем, будет этот организм годен или нет? – возразил Смолин. – Мы знаем только одно, что он накапливает золото. А в каких условиях он нуждается? Пригоден ли он для разведения в больших масштабах? Словом, если мы и сумеем найти колонию, это будет не конец, а только начало новой, большой, кропотливой работы. А к чему эта работа, если мы на пороге решения проблемы своими силами, без расчета на милость природы? Если мы уже преодолели ее сопротивление и получили от нее то, что хотели?

– Вот как?! – удивился Калашник. – Неужели всерьез у вас дело идет к завершению?

Смолин сунул руку в карман пиджака, вытащил сложенный вчетверо листок и протянул Калашнику:

– Читайте.

Калашник развернул листок. Это была телеграмма. Он прочитал ее вслух:

– «Удовлетворительные показатели достигнуты. Разрешите начать выселение Сайда-губы. Ланин». – Он вопросительно посмотрел на Смолина.

– Это значит, – пояснил тот, – что мы вывели новую расу из гигантской, быстрорастущей прибрежной водоросли ламинарии… И эта раса приобрела такие свойства, как концентратор золота, что можно начать опыты разведения ее в естественных условиях. Вот это и есть реальная перспектива решения нашей задачи.

– Что же вы ответили на эту телеграмму?

– Пока ничего. Мне казалось, что с этим торопиться не следует. По крайней мере, пока не выяснится что-нибудь здесь – с этой проклятой водорослью. Но теперь я думаю, что опыты с переселением откладывать не следует. Переселять – и как можно скорее! А мы будем продолжать наши поиски.

Глава 37
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА

– Ну, профессор будет доволен, – сказал Ланин, широко улыбаясь.

На лице Ольги мелькнула улыбка и исчезла.

– Если ему сейчас до этого, – откликнулась она тихо.

– Ручаюсь вам, какие бы дела ни были у Евгения Николаевича, он бросит все и приедет сюда, когда узнает… это же решение вопроса! Поймите!..

Ланин встряхнул на ладони темнолиловое растение, оценивая его вес.

– С тех пор как он уехал, прошло не больше десяти дней… А что стало с его культурой!

Ольга перевела взгляд на массивные стекла аквариумов, за которыми под слабым светом голубых ламп виднелись причудливые переплетения водорослей.

– Десять дней и никаких известий! – вздохнула она.

– Вы посмотрите только, – продолжал Ланин, – все ваши аквариумы заполнены этой расой ламинарии. Она развивается со сказочной быстротой. Каждый день я выбираю наиболее интенсивно растущие экземпляры, пересаживаю в новые бассейны, и к концу дня из бесчисленных спор водоросли возникают проростки тысяч новых растений. И с каждым днем содержание золота в растениях повышается. – Ланин опять встряхнул водоросль, лежащую у него на ладони. – Нет, вы только подумайте! Вот эта штучка еще в двухнедельном возрасте! А то, что в ней, по вашим анализам, десять процентов золота, меня нисколько не удивляет. Ведь золото здесь даже на ощупь дает себя знать. Водоросль хрустит, она тяжелая, как камень. Живой самородок!

– Вы считаете, что нужно вызвать Евгения Николаевича? – спросила Ольга, продолжая задумчиво рассматривать водоросли сквозь стекло.

– Что значит вызвать? – возмутился Лапин. – Надо ему сообщить о результатах… А уж он сам приедет, будьте покойны.

– Ну, как знаете. – Ольга отошла от аквариума к двери.

– Постойте! – Ланин озадаченно уставился на нее. – А вы полагаете, что не стоит извещать профессора?

– Вам виднее…

– Ну, а вы как думаете? – Ланин начал уже раздражаться.

– Я думаю, что он и сам представляет себе, как развиваются его культуры. Если уж и сообщать ему, то совсем другое.

– Что вы имеете в виду?

– Пробные пересадки этих водорослей в естественные условия.

– А именно?

– Заселение золотоносными водорослями Сайда-губы.

Ланин посмотрел на Ольгу с изумлением.

Она молчала. Ланин засмеялся.

– Что вам взбрело в голову? Я надеюсь, вы шутите?

Ольга медленно покачала головой.

– Нет, я не шучу. Это единственный способ вывести группу Калашника из тупика, в котором она сейчас находится.

– Позвольте, позвольте, – перебил Ланин. – При чем тут Калашник? Я решительно не понимаю.

– А я вот не понимаю, как вы могли забыть наши обещания оказать помощь его экспериментальному цеху.

Ланин удивленно поднял брови.

– Вот в чем дело! Вы имеете в виду метод, о котором рассказали Громову?

Ольга немного смутилась.

– Да.

– Заселять нашей культурой бассейн Сайда-губы?

– Да.

– С какой же целью?

– По моим наблюдениям, в среде, обитаемой золотоносными водорослями, золото изменяет свое состояние.

– Ну и что же?

– Оно выпадает в осадок неизмеримо быстрее.

– Так. А почему это происходит?

– Очевидно, водоросли выделяют какие-то ферменты, ускоряющие этот процесс.

– Это ваша рабочая гипотеза? – в голосе Ланина прозвучало недоверие.

– Это результат экспериментального исследования, – ответила Ольга обидчиво.

– Вот как?!

– Напрасно смеетесь. Опыты дали точный результат. Я производила анализы воды из аквариумов, где развивается культура. Потребление энергии для выпадения золота из раствора уменьшается больше чем в сто раз.

Ланин поскреб свою дремучую бороду.

– Любопытно! Ну, что ж, молодец. Вы меня извините, но я никак не думал, что вы…

– Что я способна к самостоятельной мысли? – насмешливо спросила Ольга.

– Нет. Что вы можете так конспиративно работать…

– Я не была уверена в успехе. А теперь результат не вызывает сомнений. Вот и все.

– Как же вы представляете себе осуществление вашего метода?

– Если нам удастся перевести культуру в Сайда-губу, то, во-первых, эти водоросли будут сами накапливать золото – уже не в лабораторных, а в промышленных масштабах… А, во вторых, они будут обогащать своими ферментами воду, из которой добывается золото в экспериментальном цехе. Неужели вас не увлекает такая перспектива, Иван Иванович?

– Легко сказать – перевести культуру, – проворчал Ланин. – А как это сделать?

– Ну, Иван Иванович, голубчик, вы же знаток водорослей, экспериментатор, опытный специалист, неужели вас кто-то должен учить? Конечно, это сделаете вы… – Ольга запнулась, – если разрешит Евгений Николаевич.

– То-то и оно. Профессор уже сделал одну попытку помочь Калашнику. И, насколько я понимаю, это не привело к улучшению их отношений… Хотя… В общем, все ясно. Попробовать стоит. Ведь рано или поздно мы будем разводить эти растения в естественных бассейнах для промышленного использования? Зачем же откладывать? Сегодня же телеграфирую Евгению Николаевичу.

…Весь день лихорадочное возбуждение мешало Ольге работать. Она механически включала и выключала приборы, делала отсчеты, производила вычисления. Но мысли ее были далеко.

Наступал решающий этап. Она ощущала гордость от сознания того, что на этом этапе будут иметь какое-то значение и ее работы, ее мысли, ее напряженный труд. Она в сотый раз до мельчайших деталей восстанавливала в памяти свои последние исследования. Ошибки быть не могло. В лабораторных условиях вода, насыщенная ферментами, отдавала золото почти без сопротивления.

Опыты были повторены много раз и все с тем же результатом.

После посещения Громовым биологической станции Ольга побывала у него в райкоме. Громов сказал Ольге: «Действуйте, мы вас поддержим». Она спросила: «А если не получится?». Он ответил: «Наука без риска – какая же это наука?» Разговор с Громовым произвел на Ольгу большое впечатление. У нее в жизни уже бывали трудные минуты, когда путь впереди затуманивался, а назад идти не позволяло самолюбие. Но впервые она почувствовала в такой момент твердую руку партии, уверенно выводящую ее на дорогу.

Подобно миллионам других советских людей, она ощущала в своем труде могучую и радостную силу общего дела. Это дело носило величественное и ясное имя: коммунизм. Этим делом руководила партия. Ольга понимала, что руководство партии не только в объединении усилий миллионов в единое целое, но и в правильном использовании усилий каждого из этих миллионов. И все же это ее представление было в значительной степени общим, отвлеченным, пока она на себе самой не почувствовала его конкретное содержание.

«Поймите, что сейчас главное – не поддаваться влиянию буржуазной идеологии, в какую бы личину оно ни рядилось», – говорил ей Громов. Она смотрела на него не мигая.

«Мы не против взаимной критики, – говорил он, – мы не против научных споров. Критика – одна из движущих сил нашего развития. Но когда из критики и теоретических разногласий вырастают преграды для претворения теории в практику, тогда ясно, что наши споры и разногласия могут быть использованы для укрепления враждебной нам идеологии. Критика должна не разоружать, а вооружать практику. А до сих пор, нападая друг на друга, вы только мешали друг другу перейти от теории к практике».

Она ушла из райкома окрыленная. Опыты были поставлены и через неделю закончены.

И ей приятно было услышать по телефону одобрение Громова.

– Значит, продолжать? – спросила она.

– Обязательно.

– Может быть, вызвать Евгения Николаевича?

– Зачем? Надо полагать, что на Черном море у него не менее важные дела. Продолжайте работать.

Ускорение осаждения золота под влиянием ферментов не вызывало сомнений в экспериментальных условиях. Но от этого теоретического вывода до его претворения в практику Ольга представляла себе огромное расстояние – месяцы, годы. Однако Громов посоветовал немедленно приступить к реализации ее открытия. Мысль о заселении золотоносной водорослью бассейна Сайда-губы принадлежала ему.

– Но таким образом культура всегда будет под угрозой похищения, – робко возразила Ольга.

Громов рассмеялся.

– Ну, об этом не беспокойтесь. И не такие объекты у нас под охраной.

Оставалось немедленно приступить к осуществлению плана. Задержка была только за разрешением Смолина.

…Ольга плохо спала эту ночь. Она часто просыпалась. Время текло убийственно медленно. Светящиеся стрелки показывали час, два, три. Ольга думала о Петрове. От него не было никаких известий, и самолюбие не позволяло ей написать третье письмо: два письма остались без ответа. Какое-то гнетущее беспокойство грызло ее. Только на рассвете она задремала, как ей показалось, совсем ненадолго. Ее разбудил стук и голос Ланина. Она вскочила с постели, подбежала к дверям. В щель просунулась полоска бумаги.

– Держите, – сказал Ланин из-за двери.

Это была телеграмма. Ольга развернула ее, взглянула на подпись: «Смолин». В тексте было всего три слова.

«Разрешаю желаю успеха».