Текст книги "Сокровище Черного моря (с илл.)"

Автор книги: Александр Студитский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Глава 11
ХИМИЯ ТЕРПИТ НЕУДАЧУ

Калашник взлохмаченный, вспотевший, злой, ходил по своей лаборатории, яростно топая по линолеуму.

Еще одна неудача… Это прямо, черт знает, что такое!.. Опыт готовился так, что была полная уверенность в успехе. Удалось завершить длинный ряд подготовительных работ на искусственных моделях. Он сумел разработать методы приготовления искусственных растворов золота в любой концентрации, хотя бы даже за пределами миллионных долей процента. Коллоидное золото в этих растворах было в тонко раздробленном – ультрадисперсном состоянии. Среда для растворов приготовлялась в полном соответствии с химическим составом морской воды. Словом, все делалось так, чтобы при переходе от искусственной модели к воде Черного моря осечки не получилось. И вот – на тебе!

Новый способ осаждения был его гордостью, его будущей славой. Славой! Ха-ха! Но кто бы мог подумать, что блестяще завершенный эксперимент на практике окажется мыльным пузырем? Калашник, продолжая стремительно шагать из угла в угол, в сотый раз мысленно проследил до деталей весь ход реакции.

Он набрел на свой новый метод, просматривая старые работы по химии золота. Впервые мысль об этом методе мелькнула у него при чтении Менделеева. Калашник любил в часы ночной бессонницы успокаивать расходившееся воображение торжественными, полными аромата молодости науки, классическими страницами «Основ химии» [16]16
  «Основы химии» – классический труд Д.И.Менделеева, изданный впервые в 1869–1871 годах.


[Закрыть].

Органические вещества и иод – это неизменные спутники золота, сопровождающие как накопление, так и рассеяние его в морской воде. Правда, у Менделеева было место, заставлявшее Калашника всякий раз морщиться – упоминание о морских организмах, причастных к извлечению золота из раствора.

Но, – черт возьми! – не всякое лыко в строку. Мог ли старик предвидеть, до какого уровня дойдут через сто лет методы физико-химических исследований! Для осаждения золота из растворов нужен энергичный катализатор, действующий безотказно и избирательно только на золото. В состав катализатора должны войти: иод, органические вещества, содержащие серу, и некоторые металлы. Словом, – нечто сходное с пиритами, издавна применяющимися в металлургии золота.

Катализатор был создан. В искусственных растворах он творил чудеса. Осечек не было.

А впрочем… Нет! У Калашника не возникало никаких сомнений, когда он в сотый раз воспроизводил в своей голове ход процесса.

Короткая обработка раствора током высокой частоты. Погружение в раствор пластины с катализатором. Бешеное вращение мешалки. Пауза. Золото, потерявшее заряд, крупными частицами осаждается на дно цилиндра. Калашнику даже чудится, что он простым глазом видит эти частицы.

Новая порция раствора. Снова бурлит и пенит воду блестящая мешалка. Опять пауза.

Как ненавистны были эти паузы Калашнику! Тридцать минут нелепого, никчемного, смертельно тоскливого ожидания, парализующего воображение и память.

Наконец на дне сосуда ясно виден темный осадок. Калашник помнит, с каким биением сердца он в первый раз направил на этот осадок пучок коротковолновых лучей. Сомнений не оставалось: осадок засветился густым пурпурно-фиолетовым светом. Это было золото!

Да, опыт подтвердил правильность расчета Калашника. Его способ действовал избирательно и безотказно. Катализ направлял ход всех химических и коллоидно-химических процессов к тому результату, которого Калашник добивался. Из тонны раствора за час работы накоплялось до 30 миллиграммов золота. Такое соотношение решало бы проблему извлечения дьявольского металла из океана.

Но катализатор [17]17
  Катализ – замедление или ускорение химической реакции с помощью особых веществ, не входящих в конечный продукт реакции – катализаторов.


[Закрыть]действовал на золото только в том состоянии, которое создавал экспериментатор в искусственных растворах. При перенесении опыта с искусственного раствора на воду феодосийской гавани, – профильтрованную, очищенную от грязи и взвешенных в ней микроорганизмов, – ничего не вышло! Десять раз яростно крутилась мешалка в столитровом цилиндре. Десять раз Калашник мерил лабораторию тяжелыми шагами, с возрастающим возбуждением переживая каждую новую паузу.

И – ничего! Калашник подбегает к одному цилиндру, к другому, к третьему, садится на корточки перед четвертым, прилипает влажным лбом, изборожденным гневными морщинами, к стеклу, напряженно всматривается… Ничего!

Пуста и равнодушно прозрачна вода, еще сохраняющая медленное вращательное движение. Чиста и стеклянная поверхность дна, словно ее только что вымыли. Осадка нет!

Ну, что же – дело ясное. Значит, золото океана имеет иное состояние и в нем нет ничего общего с изготовленной Калашником моделью. Но какое состояние? Какое, черт возьми?

И столько времени убить зря! Подумать только – два месяца погубить на работу, а результаты не стоят и выеденного яйца! Тяжелый кулак грохнул по столу, вызвав разноголосый звон химических стаканов, цилиндров и колб.

Испуганная физиономия ассистента заглядывает в дверь и скрывается. Калашник нетерпеливо пинает осколки ногой. Да, только этим… парацельсам безразлично, в каком состоянии взвешено золото в воде океана. Протоплазма накапливает его, не нуждаясь в решении этого вопроса. Раствор, или коллоидное состояние, или соединение с хлором – ей безразлично. И совершенно безразлично этому счастливцу – Смолину!

…Дверь бухнула по косякам, осыпав Калашника мелкими брызгами штукатурки. Он вытер платком лоб и шею, медленно расстегнул пиджак и глубоко вздохнул, приходя в себя.

Спускался весенний вечер. Тянуло свежим запахом моря. Калашник посмотрел на косые лучи нежаркого солнца, цепляющиеся за окна верхних этажей, и медленно спустился по ступенькам.

Глава 12
МЕТОД ОЛЬГИ ДУБРОВСКИХ

Прошло уже две недели, как Смолин и Петров выехали в Батуми.

Ольга тяжело переживала известие о гибели Крушинского. Он никогда не был ей особенно близок. Но она так привыкла видеть в коллективе лаборатории этого смешного, медлительного чудака, что мысль о его опустевшем рабочем месте вызывала у Ольги болезненное ощущение тяжелой утраты. Она вспомнила, как мало интересовалась Крушинским. Это был одинокий холостяк, не увлекавшийся ничем, кроме своих водорослей. Ни у Ольги, ни у многих других сотрудников института никогда не возникала мысль, что этому немолодому ученому, как и любому другому человеку, свойственны личные переживания, тревоги, сомнения словом, сложная внутренняя жизнь. И вот человека нет, – полезного, нужного работника, мягкого, внимательного, предупредительного товарища. И нечего вспомнить о нем, кроме того, что он был хорошим знатоком водорослей. Ужасно!

Известия из Батуми ограничились коротким письмом Петрова. Он сообщил, при каких обстоятельствах погиб Крушинский и что дало следствие по поводу его смерти. Выяснить, что случилось с лодкой, так и не удалось. Она затонула на глубине более двухсот метров, и поднять ее оказалось невозможным. Труп Крушинского также не был обнаружен. Море в этот день было спокойным и оставалось сделать единственное правдоподобное заключение, что лодку захлестнуло водой из-за неловкого движения Крушинского. Не удалось понять и того, в чем же заключалось «открытие» Николая Карловича. Можно было догадаться, что он пытался вырастить культуры из обломков водоросли, рассчитывая, что в высохших спорангиях сохранились стойкие споры. Но не удалось найти никаких намеков, что эти его попытки увенчались успехом.

«В общем, история загадочная, – писал Петров. – Евгений Николаевич очень расстроен, мрачен, зол. Жалко Николая Карловича. Теперь только я понял, какой это был простой, бесхитростный и преданный науке человек. И, конечно, жаль, что из строя выпал такой первоклассный специалист. Когда вернемся, неизвестно. Евгения Николаевича даже спросить об этом страшно. А я здесь уже тоскую».

Ольга невольно улыбнулась. Последняя фраза могла относиться и к ней, но не исключалось, что речь шла о драгоценных водорослях. Это, пожалуй, было более вероятным, так как вслед за подписью следовала приписка: «Берегите культуры».

Оставалось работать и ждать. За культуры Петров мог не беспокоиться – они были в прекрасном состоянии. Бассейны, где росли водоросли, были заполнены неудержимо нарастающей массой растений. С утра, приняв от сторожа ключи, Ольга начинала рабочий день обходом аквариальной. Она тщательно обследовала один за другим все бассейны и только после этого принималась за свою работу. Работы было много. Смолин поручил Ольге обучить методике определения золота пятерых лаборантов. Пять комнат второго этажа были заняты сложной аппаратурой – установками для извлечения золота из морской воды. Под ее наблюдением ежедневно делались десятки точнейших анализов, улавливающих ничтожные следы драгоценного металла. А сама она, наряду с повседневной работой, тайком, не говоря никому ни слова, вела исследование – первое самостоятельное исследование Ольги Дубровских.

Оно возникло совершенно случайно. В обязанности Ольги входило обследование проб воды из бассейнов с культурами филлофоры. Воду из бассейна брали черпаком и наполняли ею стеклянный цилиндр определенной емкости. Однажды утром ее оторвали от работы, и три цилиндра с пробами простояли целый день в лаборатории. Вечером Ольга спохватилась, что не закончила анализ. Вернувшись к пробам, она обнаружила, что в одном из цилиндров плавает порванная, разможженная водоросль. Досадуя на небрежность ассистента, она профильтровала воду из загрязненной пробы, ввела во все три цилиндра осаждающие реактивы и тотчас же начала определение.

Щелкнул рубильник. Содрогаясь загудели вибраторы. Она включила привычным движением «черный свет» – лучи большой жесткости. Жидкость сейчас же засветилась густым пурпурно-фиолетовым цветом – осаждение золота было закончено. Ольга была изумлена. Она направила «черный свет» на другой цилиндр. Пурпурно-фиолетовый цвет не появлялся. В чем дело? Она облучила третий цилиндр – цвет жидкости не изменился. Снова поставила под «черный свет» первый цилиндр вода опять заблестела пурпурно-фиолетовым цветом. Ольга в растерянности села на стул и, ничего не понимая, смотрела на светящийся цилиндр. Потом спохватилась, надо было кончать анализы, – обработала положенное время второй и третий цилиндры и проверила «черным светом», окончено ли осаждение.

В обоих цилиндрах появился характерный пурпурно-фиолетовый цвет. Затем она прокалила осадок и взвесила. Все три цилиндра дали одинаковое количество золота.

Она долго сидела в лаборатории, обдумывая этот непонятный случай. Осаждение золота во втором и третьем цилиндрах прошло нормально. Первый цилиндр подвергался действию вибратора не пятнадцать минут, а меньше минуты. Но, может быть, осаждение золота в нем произошло и до ультразвуковой обработки? Нет, это было бы совсем невероятно.

Все три пробы были взяты из одного бассейна. Осаждающие реактивы вводила сама Ольга – здесь ошибка исключалась. Правда, на этот раз одна из проб была загрязнена… Но какое это могло иметь значение?

В конце концов Ольга решила, что, очевидно, утром перед уходом из лаборатории она успела подвергнуть первый цилиндр действию вибратора и забыла об этом. Но в глубине души затаилась неудовлетворенность этим решением.

У Ольги был настойчивый, упорный характер. Если что-нибудь западало ей в голову, она не успокаивалась, пока не добивалась своего.

Она считала себя химиком. И вера Калашника в эту науку производила на Ольгу сильное впечатление. В глубинах сознания у нее теплилось крошечное, тайное, никогда не высказываемое сомнение: а прав ли ее учитель в споре с Калашником? Она была глубоко убеждена, что Смолин рано или поздно сумеет заставить живое вещество морских организмов концентрировать золото так, как он хочет. Но она не могла отказаться от мысли, что физикохимический метод извлечения золота из морской воды может конкурировать с организмами-концентраторами.

«Ведь речь идет не о сложных веществах, пока еще не поддающихся синтезу, – думала Ольга. – Золото – всего-навсего элемент, простейшее тело. Вся трудность извлечения золота в том, что концентрация его в морской воде чрезвычайно низка. И все же, взять, например, гелий. Хотя он и содержится в воздухе в несколько больших количествах, чем золото в морской воде, но ведь было время, когда не только не думали о добыче гелия из воздуха, но и даже о наличии его в воздухе не догадывались. И нашли же способы концентрации гелия, не прибегая к помощи живых организмов!».

Она мечтала о том, что ей самой удастся так изменить метод Калашника, что не нужно будет этих непомерных затрат энергии. Тогда задача оказалась бы решенной. Но легко сказать – понизить затрату энергии. Как с меньшими затратами вызывать эти чудовищные вибрации среды, разрушающие золотые мицеллы? Вот, если бы удалось разрушать их другими средствами…

А как действуют организмы на эти мицеллы, когда золото переходит в состав живой ткани? Познания в биологии у Ольги были довольно слабы. Но все же она знала, что химические процессы в живых организмах регулируются особыми веществами ускоряющего и замедляющего действия – ферментами [18]18
  Ферменты – сложные органические вещества, образующиеся в органах животных и растений, способные сильно ускорять протекающие в живых телах химические реакции.


[Закрыть]. Очевидно, и накопление золота водорослями совершалось под влиянием особого фермента. «Вот если бы удалось выделить этот фермент!» – мечтала Ольга.

Ольге навсегда запомнилась минута, когда неожиданно для нее самой в ее сознании вспыхнул яркий свет догадки. Она поняла, что ускорение процесса, которое ей привелось наблюдать, было вызвано именно ферментом, выделяемым разрушенными тканями водоросли.

Никому ни слова не сказала она о своей догадке, не говорила и о наблюдении, породившем эту гипотезу. Но с тех пор почти каждый день, закончив очередные анализы, она оставалась в лаборатории. Груды водорослей, привозимых ежедневно для анализа, лежали на столах. Она выбирала наиболее богатые золотом формы. Из них приготовляла эмульсии, настои, экстракты. Добавляла к воде и проводила анализ за анализом. Это была увлекательная, волнующая работа. Временами ей казалось, что она на пороге решения проблемы. Золото выходило в осадок при минимальной интенсивности вибраций… Но при повторении опыта ничего не получалось… Ольга изменяла условия опыта: температуру, силу вибрации, концентрацию эмульсий, – все было безуспешным. И вдруг, неожиданно какой-нибудь новый вариант приводил к прекрасному результату. Задача заключалась в том, чтобы заставить вещество, извлекаемое из тканей водорослей, действовать безотказно. А это было так трудно, что порою у нее опускались руки. – «Неужели я просто что-нибудь путаю? – думала она иногда. – А если рассказать Евгению Николаевичу? Ну, нет! Чтобы надо мной посмеялся Аркадий? Ни за что!»

Последняя неделя неожиданно принесла ободряющие результаты. Закономерность определилась. Факторы, ускоряющие осаждение золота, стали действовать безотказно, если были соблюдены определенные условия. И самым главным условием было сохранение в сосуде, наряду с разможженными, тонко измельченными тканями, целых кусков растения.

Она работала теперь, как одержимая. С раннего утра она готовила сосуды, помещая в них различные части водорослей, нарезанные кусками разной величины. Весь день, пока шла очередная лабораторная работа, длился этот таинственный незримый процесс накопления в воде удивительного вещества, вызывающего укрупнение мицелл растворенного золота. А вечером, запершись в лаборатории, охваченная нетерпением, она приступала к анализам.

Работа принимала отчетливые очертания. Догадка Ольги оказалась, повидимому, правильной. Можно было, не стыдясь первых наивных самостоятельных попыток, доложить профессору о результатах работы. Вода, насыщенная ферментами из обрывков водорослей, отдавала золото во много раз быстрее. Уже не минутами, а секундами измерялся срок действия вибраторов, необходимый для завершения процесса.

Да, результаты совершенно очевидны. Ольга стояла у стола. Перед ней матовым блеском светились цилиндры с пробами. Она закончила анализы. Все было ясно. Щеки ее пылали от возбуждения. Она смотрела на листки, с только что сделанными расчетами, ничего не видя, кроме последних цифр. В той постановке, которая была разработана Ольгой, метод Калашника давал возможность полностью извлекать золото из воды при минимальных затратах энергии.

Она не могла справиться с волнением. Внутри у нее все пело, все ликовало от радости.

Глава 13
СТОЛКНОВЕНИЕ

Ольга распахнула окно, высунулась навстречу свежему ветру, дувшему с моря. Заходящее солнце окрашивало синеву Севастопольской бухты в лиловый цвет. Небо сияло нежным золотистым светом…

И вдруг она вздрогнула от мощного окрика, загудевшего внизу:

– Дома хозяин?!

Ольга взглянула вниз. У подъезда, широко расставив ноги и закинув голову назад, стоял Калашник.

– Есть кто-нибудь? – опять крикнул он. – Что у вас там случилось?

– Проходите, Григорий Харитонович! – крикнула в ответ Ольга с радостным возбуждением. – Прямо на второй этаж!

Калашник пинком ноги распахнул дверь и скрылся внутри здания. Ольга отошла от окна. Неожиданный визит Калашника всколыхнул старые мысли, которые столько раз возникали у нее в разговорах с ним. Итак – биология или химия? Ей не терпелось рассказать этому скептику, как живое вещество может содействовать физико-химическим процессам.

Тяжелые шаги Калашника послышались на площадке лестницы и застучали по коридору. Ольга раскрыла дверь лаборатории.

– Сюда, Григорий Харитонович!

Калашник протянул руку.

– Где же ваш… хозяин? – спросил он, заходя в лабораторию. – Куда он так неожиданно скрылся?

– В Батуми, – ответила Ольга. – У нас ведь несчастье. Погиб один из наших сотрудников – Крушинский. Утонул.

– Да, я слыхал об этом… И Смолин все еще там? – удивился Калашник. – Да уж две недели с тех пор прошло…

Ольга промолчала.

– Ну, а у вас как дела? – загрохотал Григорий Харитонович, расхаживая по лаборатории. – Вижу, вижу, аппаратура знакомая. Это вы хорошо приспособили. Для параллельного анализа? Правильно. Молодец!

Ольга вдруг заколебалась, говорить ли Калашнику о своем открытии или воздержаться. Она не знала, как к этому отнесется Смолин. Но соблазн был очень велик. Ведь это, в сущности, будет сражением – в защиту ее учителя против его самого активного противника… И она решилась;

– А, знаете, Григорий Харитонович… – начала она, и собственный голос показался ей чужим. Она вспомнила сокрушающее выступление Калашника на съезде биогеохимиков, и вдруг увидела себя глазами этого маститого, сурового ученого маленькой-маленькой, совсем крошечной.

– Что знаю? – спросил Калашник, продолжая ходить по лаборатории…

Отступать уже было нельзя. Да и никогда не простила бы себе Ольга такого позорного малодушия.

– С некоторыми поправками… – она почувствовала, что у нее пересыхает горло, ваш метод извлечения золота из морской воды может оказаться рентабельным…

– Что такое? – повернулся к ней Калашник. – С какими поправками?

Теперь было уже легче. Ольга взяла со стола свои листки, раскрыла тетради контрольных анализов и рассказала быстро и сбивчиво, как добилась она сокращения затрат энергии при осаждении золота. Калашник слушал ее, нахмурясь, шумно дыша, теребя и пропуская сквозь пальцы свою маленькую бородку. Изредка он прерывал ее рассказ неопределенными восклицаниями:

– Так… так… Ну и что же? Правильно… Так… Так… Да что вы? Ах, ты, черт!.. Ну, ну?.. Так…

Ольга кончила, отчаянно краснея, и только тогда решилась поднять взгляд на Калашника. Он тоже был красен, то и дело лохматил свои волосы рукой и вытирал пот на лбу большим синим платком.

– Ну, девушка! Задали вы мне задачу. Что же вам сказать… С одной стороны – возразить нечего… Все, что дает результат, – следует использовать… С другой… впрочем, это уж мое… об этом не стоит. – Он нахмурился и снова зашагал по лаборатории. – Конечно, лабораторный опыт одно, а опыт в производственном масштабе – совсем другое. Здесь, дистанция огромного размера. Но попробовать, может быть, и стоит. Я, со своей стороны, готов предоставить вам свою аппаратуру в Феодосии. Десять цилиндров по сто литров. Пожалуйста…

Он неожиданно остановился и посмотрел на Ольгу через плечо.

– Если, конечно, позволит ваш Парацельс, – закончил он язвительно.

– Не знаю, – прошептала Ольга, опять густо краснея.

Калашник в раздумье поскреб подбородок.

– А скажите, Ольга Федоровна, – лицо его вдруг просветлело, – не приходило ли вам в голову использовать для предварительной обработки воды не разможженные ткани водорослей, а живые растения?

Ольга широко открыла глаза.

– Как? Я вас не понимаю…

– Эх, вы, а еще биолог, – покрутил головой Калашник. – Ну, представьте себе, что в ваших сосудах не сорванные и разрезанные куски растений, а нормально растущие водоросли. Понимаете?

– Понимаю, – просияла Ольга. – До этого почему-то я не додумалась. – Она остановилась соображая. – Дело в том, что в наших аквариумах вода для этого не подходит. В одних – проточная вода. Мы ежедневно берем ее для анализа, и я не замечала, чтобы энергии требовалось меньше. А в других – искусственно повышенные концентрации золота.

– Так, позвольте, – загудел Калашник. – Это же в ваших руках устроить такой бассейн!

– Я не знаю, как будут жить водоросли в стоячей воде.

– А, ну, идемте, посмотрим.

Он тяжело загрохотал по ступенькам вслед за быстро спускающейся вниз Ольгой.

Комнату заливал тревожный пурпурный свет, льющийся из огромных, саженных стекол аквариумов. Они были густо заполнены разросшимися и переплетающимися ветвями филлофор. Ветви светились таким ослепительным, раскаленно-красным цветом, что глазам было больно смотреть.

– Необычайное развитие красного пигмента фикоэритрина, – объяснила Ольга. – Днем мы затеняем аквариумы, ведь филлофора растение глубоководное, тенелюбивое – и открываем вечером, когда свет уже неярок.

– Как же без света? – спросил Калашник.

– Глубоководные растения обходятся голубыми коротковолновыми лучами. Эти лучи проникают сквозь толщу моря… Красный цвет Помогает поглощать эти лучи. Вот, смотрите.

Ольга тронула рычаг на мраморной доске. Послышалось гудение. И сейчас же красный свет померк и сменился густым пурпурно-фиолетовым сиянием. Калашник увидел сеть тонких и прозрачных трубок, тесными рядами пронизывающих воду аквариума. От них исходили едва видимые трепетные, фиолетовые лучи.

– По длине волны эти лучи близки к ультрафиолетовым, – объяснила Ольга. – В малых дозах они способствуют росту растения. Большие дозы смертельны. Поэтому мы не даем большой интенсивности, чтобы не погубить культуру.

– А как вы регулируете интенсивность света? – с неожиданной живостью заинтересовался Калашник.

Ольга кивнула на мраморную доску, не спуская руки с рычага. Чуть заметно она продвинула рычаг вперед. Свет в трубках сгустился. Растения приняли пурпурно-черную окраску.

На доске вспыхнула красная лампа. Сейчас же Ольга сдвинула рычаг назад.

– Десять минут при такой интенсивности света, – сказала она, – и эти лучи убьют все живое.

– Однако, – Калашник усмехнулся, – вы рискуете…

Ольга подняла брови, но не ответила. Ей послышались какие-то звуки из коридора. Она приоткрыла дверь, просунула в нее голову, прислушалась. Было тихо. Она вышла в коридор, подбежала к лестнице, постояла, напряженно слушая, несколько минут, и снова вернулась к Калашнику, застывшему у стекла аквариума.

– Ну, а… как с накоплением золота? – спросил Калашник.

– Думаю, что рано или поздно Евгений Николаевич добьется того, что нам нужно. Пока еще накопление идет недостаточно интенсивно, но оно уже в двести раз превышает свойства исходной формы.

– Алхимия!.. – пробормотал Калашник, отходя от стекла и оглядываясь по сторонам. Ну, так вот. Я полагаю, что любой из аквариумов можно приспособить для ваших опытов. В каждом концентрация живого вещества такая, что вода, очевидно, будет быстро насыщаться этим вашим… ферментом.

– Да, да, – ответила Ольга машинально. Сердце ее забилось. Ей почудилось, что она слышит голос Смолина. Она уже не понимала, что говорил Калашник. Да, это его голос… Звуки шагов на лестнице. Дверь распахнулась.

На пороге появился профессор Смолин. Он бросил быстрый взгляд на Ольгу, перевел глаза на Калашника. Лицо его стало каменным.

– В чем дело, Ольга Федоровна? – спросил он резко. – Почему здесь посторонние?

Ольга вспыхнула. Смолин никогда не говорил с ней таким тоном. Она посмотрела на него умоляющим взглядом. Но Калашник предупредил ее.

– Ольга Федоровна показывала мне культуры по моей просьбе, – сказал он угрюмо. – Я не подозревал, что вы можете иметь что-либо против этого. Впрочем… это ваше дело.

Он стремительно пошел к двери, так что Смолин невольно посторонился.

– Это, конечно, мое дело, – с яростью повторил он слова Калашника. – Но я не понимаю смысла таких посещений при вашем… отношении к моей работе. И имею право трактовать его определенным образом.

Калашник остановился в дверях. Повернул посеревшее, искаженное лицо к Смолину.

– Полагаю, что это посещение будет последним, – сказал он хрипло. – Можете трактовать его, как хотите!

Он оттолкнул стоящего на дороге Петрова и вышел, хлопнув дверью.