Текст книги "Начало (СИ)"
Автор книги: Александр Нерей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Annotation
Когда мудреца спросили, с какого возраста нужно начинать воспитывать ребёнка, он ненадолго задумался, а потом поинтересовался: «Сколько вашему?»
«Три года», ─ ответили ему.
«Тогда вы на три года опоздали», ─ изрёк мудрец.
А вот на вопрос: «С какого возраста начинать готовить путешественника по параллельным мирам?» ─ вам никто не ответит.
Не потому, что некому. А потому что всё зависит от индивидуальных качеств кандидата в эти самые путешественники. Его одарённости, харизмы, обучаемости, семейных традиций, и тому подобное. Моральных качеств в том числе – без них никуда. О безрассудном авантюризме даже речи не может идти: таких и близко туда не пускают.
Главный герой Саги о Головастике сначала думал, что попал в неприятную, и даже опасную, ситуацию, как кур в ощип, а не в параллельный мир или отражённую реальность. В его нежном восьмилетнем возрасте обычные дети не знают таких слов, но кто же их спрашивает?
«Коварно хватают за ногу и айда в неизвестность замётывать», ─ так он шутил...
Сага о Головастике. Начало
Глава 1. Особая золотая память
Глава 2. Знакомство
Глава 3. Пещерные люди
Глава 4. Первые цветочки
Глава 5. Глазастая репутация
Глава 6. День варенья
Глава 7. Сила колдовского гипноза
Глава 8. Ругательский инструктаж
Глава 9. Неудача
Глава 10. Весенние страдания
Глава 11. Змеиная клятва
Глава 12. Доклад об успехе
Глава 13. Инструктаж
Глава 14. Посреднические будни
Глава 15. Похмелье
Глава 16. Прояснение в золотой голове
Глава 17. Мороки продолжаются
Глава 18. Чему не научат в школе
Глава 19. Душевный кошмар
Глава 20. Работа над ошибками – 6
Глава 21. Работа над ошибками – 3
Глава 22. Командирские выходные
Глава 23. Зарифмованный август
Глава 24. Контузия
Глава 25. Путешествие во времени
Глава 26. В поисках Калики
Глава 27. Явка с повинной
Глава 28. Бабулины миры
Глава 29. Допрос
Глава 30. Большой сбор
Глава 31. Откровения душ
Глава 32. Подготовка к пещерному походу
Глава 33. В поисках тайн
Глава 34. Горячий отчёт
Глава 35. Начало вражды
Глава 36. Добрая встреча
Глава 37. Повестка
Глава 38. Судный день
Глава 39. Футбольная чехарда
Глава 40. Беда не приходит одна
Сага о Головастике. Начало
Глава 1. Особая золотая память
Как я стал путешественником между мирами? Когда и как это со мной случилось? Ну и вопросы у вас. В детстве, конечно. Лет в восемь. Правильно говорить, в первом по счёту детстве. Но то, что их у меня было много, узнал я сравнительно недавно.
Как только приснится, что снова стал карапузом в школьной форме лимонного цвета, а вокруг открытый космос и рой золотых пчёлок – сразу понимаю, что… Нет, не родился заново, а всё… Опять всё начало повторяться. То есть, совершаться на новый лад.
Иногда сам себя в зеркале не угадываю, не то что свою одёжку или октябрятские значки, школьные эмблемы. Или ранец для учебников. Зато пчёлки всегда знакомые. Не раз… жалили, а потом в космос запускали.
Одинаковым всегда было только то, что и в первый, и во второй, да и в этот, третий раз, я был и остаюсь самым обыкновенным мальчишкой. Но о своих прошлых приключениях никогда не помнил. Или меня кто-нибудь заставляет о них не помнить.
Всё что в памяти сейчас, происходило в этом, в последнем детстве.
Само собой, я ни о чём таком никогда не догадывался. Хотя… Частенько замечал неладное. Например, знал многое наперёд. Умел всякое такое, чему никогда и нигде не учился. Всегда разговаривал и сейчас разговариваю заумно. Сколько себя помню, столько и умничаю. Но все эти странности объяснял себе врождённым талантом. Или дурной наследственностью, она, как выяснилось, у меня ещё та. А иногда думал, что предвидеть будущее умеет каждый человек.
Вот только до школы всё это со мной произошло или уже на каникулах после первого класса, наверняка сказать не могу. Я сейчас не о путешествиях, а об отправной точке. О самом начале, о шаге, после которого в очередной раз оказался в новой «колее».
До сих пор не понимаю, как такое возможно. Раз за разом возвращаться в малолетний возраст и проживать несколько лет заново. Но вернёмся к моменту последнего «перерождения», о котором и сегодня в памяти дырка от бублика. А в дырке яркая зелень, летнее тепло и соседские мальчишки, митингующие посреди улицы…
* * *
Помню, как все мы громко посмеивались над незнакомой девчонкой, появившейся в наших владениях. В нашем провинциальном частном секторе, укрывшимся от центральных улиц частоколом многоэтажек.
В те времена все города и городки неформально делились на мелкие княжества – на районы, которые вечно враждовали. Поэтому мальчишки всегда охраняли свои улицы от чужаков.
А девочка была в ярком платьице, с растерянной улыбкой на кукольном личике. По крайней мере, тогда мне так виделось. Смотрела на всех огромными зелёными глазами и очень серьёзно, без тени сомнения, отвечала на наши расспросы и колкости. Это внушало малоприятный трепет, похожий на страх, но все мы стыдились показать его, поэтому бодрились и подтрунивали дальше.
Вот тогда я и спросил эту умницу, знает ли она, сколько детей у неё будет или не знает. С чего вдруг о детях, в памяти опять ни зацепки, ни намёка. Скорее всего, захотел выпендриться. Или из-за того, что у меня в то время только что появился младший братишка, а я до самого его рождения ничего подобного от родителей не ожидал. Оттого в душе могла затаиться досада из-за неведения житейских премудростей.
Знать о следующем космонавте тоже было интересно, но личные вопросы всегда во мне вызывали настороженность. Поэтому захотел сбить с толку, а то эта девочка уж больно складно отвечала и знала, или врала, что знала обо всём подряд, даже о жизни на Марсе.
Взгляд её перестал блуждать по нашим лицам и замер на мне, после чего она строго спросила:
– А сам не боишься заглянуть в будущее?
– Какое будущее? Твоё или моё? – схохмил я тогда и сразу пошёл в атаку: – А ты, часом, не ведьма?
– А если ведьма, не забоишься узнать, что с тобой будет?
– Валяй. Только ручку золотить не буду. Ты же не цыганка, – согласился я без всякой охоты, а для оживления притихших дружков продолжил дурачиться: – Кто-нибудь ещё хочет погадать на судьбу, на детей?
В ответ дружки загомонили:
– Я хочу. И я. Мне тоже! Давай уже предсказывай, – и так далее.
Я, вроде бы, говорил всё это, что готов услышать о будущем, и говорил искренне, а сам почему-то пятился назад. Потом боком-боком и затерялся за спинами приятелей. А девочка с уставшими глазками по-взрослому вздохнула и, не обращая на меня внимания, на самом деле начала пророчествовать.
Она по очереди брала всех за руку, что-то шептала, о чём-то ненадолго задумывалась, а затем торжественно произносила:
– Две девочки. Девочка и мальчик. Два мальчика и девочка.
Участники предсказаний вели себя по-разному. Кто-то глупо и без остановки смеялся, кто-то озадаченно чесал затылок, кто-то нервно грыз ногти. В конце концов, подошла моя очередь, и я обречённо протянул зеленоглазке левую руку. Она недолго с ней повозилась, куда-то нажала, а потом удивлённо воскликнула:
– Ага! Вот он ты. Слава Богу, нашёлся.
После такого возгласа у меня внутри разом похолодело.
«Нашёлся? Я что, когда-нибудь терялся? Может это она за то, что сразу не подошёл за предсказанием?.. Что такого возомнила о себе эта фифа? Кто она на самом деле? Вдруг, по-настоящему ведьма?» – примерно такие мысли зажужжали тогда в голове, как осы над перезрелой грушей, и каждая пребольно жалила, когда ловил их по одной, чтобы хорошенько обмозговать. Отчего становилось ещё обиднее, ещё страшнее.
Когда справился с волнением, поспешил отшутиться:
– А вот и я. Самый многодетный марсианин в городе. О чём ещё мои инопланетные родичи проболтались?
Все вокруг замерли и уставились на предсказательницу, которая не торопилась поведать о моих детских количествах.
– Давай-давай. Ему тоже ребятёнков предскажи. Штук семь ему! Пусть порадуется, – загомонили дружки после неловкой паузы, но девочка и бровью не повела.
Выждала минуту, другую, пристально глядя мне в глаза, потом снова печально вздохнула.
– Ты пока не знаешь, что вот-вот сделаешься посредником. Посредником… Посредником между… Потом всё поймёшь. Скоро уже пробьёт твой час.
Предсказательница отвела взгляд и продолжила, как бы между прочим:
– А на счёт детей, сам смотри. Видишь, над запястьем появляется пара жилок? Они и означают два мальчика.
Зеленоглазка несколько раз отпускала и снова надавливала на моё предплечье, на котором две жилки то набухали, то пропадали.
– А девочки, это как? – поинтересовался я с какой-то стати.
– Девочки – это когда не жилки, не полоски надуваются, а шишки. Или округлые бугорки.
– А это что такое? – указал я на тень у самого локтя, возникавшую с нажатием на руку.
И тут гадалка задумалась, но было понятно, что она и об этом знала, просто, решала, говорить мне или нет.
– Это особый знак. Он указывает на то, что ты посредник между своим миром и… И ты несёшь ответственность за… За… Недалёк тот час, когда сам всё поймёшь, – неохотно объяснила девочка и смолкла.
Видимо рассказала она больше, чем собиралась.
Волосы у меня так и зашевелились от слов «ты посредник между своим миром и-и…» «И миром мёртвых, не иначе. Или ещё что похлеще», – вообразил я всякие страсти и ужаснулся.
Как бы там ни было, а дальнейшие воспоминания о том дне, как отрезало. Чем закончились наши потешные предсказания, куда подевалась зеленоглазая всезнайка, никто из нас не помнил.
Несколько дней меня подразнили наследником и марсианином, потом успокоились. Все почему-то услышали, что я не посредник, а наследник чего-то непонятного и не очень интересного для нас, шпингалетов.
Летом у мальчишек что дел, что впечатлений полным-полно и без гадалок с косичками. Но у меня в душе осталась твёрдая уверенность, что всё будет именно так, как предсказала глазастая девочка. Именно двое сыновей, а не дочек у меня когда-нибудь будет, и я посредник чего-то серьёзного и важного. А когда придёт время, себя проявлю в лучшем виде, и все ещё узнают обо мне.
В общем, дальше всё было с точностью до наоборот.
* * *
На моей улице прямо у соседского двора постоянно собирались окрестные дедушки и бабушки. Было самое начало 70-х годов. Старички беспечно шутили, обсуждали новости и сплетни, лузгали семечки, играли в дурака. Заодно присматривали за детворой, пока наши мамы с папами трудились на фабриках или заводах и изо всех сил строили социализм.
Специально для этого у калитки соседей, которые от нас через улицу, стояла большущая скамейка, вокруг которой была утоптанная площадка. Стол для игры в карты или домино приносили отдельно, когда находились желавшие в них поиграть.
В эту дружную компанию приходили многие окрестные пенсионеры, но и среди них встречались исключения. Отдельно за углом, на своей лавочке, так же часто восседали две интеллигентные старушки, которые всегда игнорировали наше беспокойное общество. И только когда я стал постарше, моя бабуля объяснила, почему они не общаются с этими дамами.
– Это же комсомолки. Они добрых людей раскулачивали, а детки их потом с голоду умирали, – высказала она с удивлением, после чего глаза её стали злыми, потом взгляд остановился, и слёзы так и полились без остановки.
Должно быть, она вспомнила те далёкие времена, и ей отчего-то стало нестерпимо больно. После этого случая я начал побаиваться разговаривать с бабулей.
В то время было не принято вспоминать при детях о том, что пережили их деды и прадеды, да и родители тоже. Так и в моей семье никогда не говорили, что дедушку с бабушкой когда-то объявили кулаками и раскулачили. То есть, забрали всё, что у них было, и даже из собственного дома выгнали.
Впоследствии родители не раз инструктировали меня, что можно и нужно говорить в школе, о чём писать в сочинениях, анкетах для пионерии, комсомола, и так далее. По всем бумагам я был «из рабочих», и тогда это было правдой. Отец трудился токарем на заводе, а мама на фабрике упаковщицей продукции. Но история моя не об этом.
Отдельно от всей пенсионерской братии обитал мрачный седобородый старик, которого все звали только по имени – Павлом. Этот Павел степенно бродил по округе с палочкой-клюкой, но редко его можно было увидеть дальше пары кварталов от собственной скамейки, торчавшей у калитки дедовских владений.
Стариковские руки были поражены странной болезнью, от которой пальцы неестественно изуродовало и местами согнуло. Зрелище не из приятных, а я ещё, встречая его, постоянно удивлялся, как он такими руками управляется с хозяйством, а особенно со своей тростью. И когда этот суровый и нелюдимый дед ни с того ни с сего заговорил со мной, я чуть не присел от страха.
Именно в то мгновение закончилась моя спокойная жизнь.
Глава 2. Знакомство
– Здравствуй, внучек. Стало быть, ты из наших, из посредников. А я Павел. Для тебя дед Паша. Теперь будем чаще видеться. Может даже слишком часто. Ежели, конечно, всё у тебя получится, и ты не испугаешься.
Дед говорил медленно, уверенно, будто старому знакомому. Смотрел в глаза. Не моргал. Стариковское лицо было спокойным и ничего не выражавшим.
Ноги у меня моментально сделались ватными и непослушными. Дар речи был потерян и, возможно, надолго.
«Откуда этот бородач узнал, что девочка надо мной подшутила? Может это его внучка? Значит, это он её подсылал», – замелькало в моей головушке.
– Ну ты не торопись с ответом. Хотя, мог бы для приличия поздороваться. Чему, интересно, вас в школе учат? – важно выговаривал дед, а я всё стоял и решал, что предпринять.
То ли задать стрекача и шмыгнуть за ближайший угол перекрёстка, то ли вступить в разговор. Пока раздумывал, любопытство пересилило страх, и я остался торчать посреди улицы, не отваживаясь ни убежать, ни подойти и поздороваться.
«Интересно, что он обо мне знает?» – не успел я заподозрить неладное, как вдруг дед продолжил речь, словно прочитал мои мысли.
– Да всё я о тебе знаю. Всё. О семье твоей всё знаю. Но я не энкавэдэшник. Просто, мне и так всё и обо всех известно. Все страшные тайны и секреты. И не только твоей семьи.
Мы с Николаем, родным дядькой твоим, знались. Он помладше меня лет на пятнадцать. Тоже шустрый был, как ты сейчас. У батьки о нём поспрошай. Да не стой столбом. Когда будешь готов к разговору, приходи. Я всегда на штатном месте, как на посту. Но сильно не откладывай, а то я старый уже. Ждать долго не буду. Помру, и тогда никто тебя уму-разуму не научит.
С чего вдруг чужой старик должен меня учить уму-разуму, я понятия не имел. А о взрослых разговорах с родителями и помыслить не мог. Но спокойный и уверенный голос деда убеждал, что пришло время узнать семейные секреты. Хотя бы о родном дядьке Николае.
«Может я потомок волхвов?» – размечтался я и, конечно, убежал, но с расспросами к домашним приставать ещё долго не решался.
С отцом по душам никогда не разговаривал. Всё больше о рыбалке, охоте да о школьной ерунде. С бабулей после комсомолок тоже не очень хотелось, а с мамой о таких тайнах говорить было бесполезно. Она в военные времена жила в станице. У другой моей бабушки, её мамы. В общем, пока ломал голову кого спросить о том, о чём просто так не спросишь, всё случилось само собой.
На выручку пришла бабуля.
– К Павлу не ходи. Рано тебе ещё, – проронила она, даже не взглянув в мою сторону. Сделала вид, будто занята домашней работой и просто разговаривала сама с собой.
– Про Николая ничего не расскажешь? – я тоже притворился, что ничем подобным не интересуюсь, но если кто-нибудь обмолвится, так и быть, нечаянно подслушаю.
– Это дядька твой. Отцов брат. Он на фронте сгинул. А до войны ещё тем шкодником был. Никогда ничего не боялся. А вот Павел, тот намного старше его, но всегда посмирнее был. И когда городской знахарь умирал, он всё Павла кликал. Долго кликал и долго маялся. Всё никак умереть не мог, покуда силу свою не передаст. А Павел всё не шёл к нему. Испугался, может, или ещё что. Вот Николай и вызвался подсобить тому деду помереть, да силу его поганую забрать. Жалко ему было знахаря. Я об этом позже узнала. Когда Николай чудить стал да над девицами измываться.
Я тотчас забыл, что всё это, как бы, тайком подслушиваю, и выпалил:
– Как это, измываться? Что он с ними делал?
Бабуля расцвела в улыбке. Воспоминания о погибшем сыне были светлыми и, наверное, было чему улыбнуться.
– Как, да как. Собирал дружков с подружками и говорил им, что они все на ярмарку идут. Они и шли, как оглашенные, ничего вокруг не видя. Это я про девиц.
Парни, те только реготали, как жеребцы. А Николай девиц подначивал: «Теперь вам ручей перейти нужно». Они подолы платьев поднимали и шли дальше. А этот пострел им командовал: «Ручей всё глубже и глубже». И девицы подолы задирали всё выше и выше, – тут бабуля беззвучно захохотала.
– А дальше? Про издевательства, – потребовал я в нетерпении.
– А я тебе про что? Трусов-то в те времена почти ни у кого не было.
И тут меня осенило. «Это же внушение. Дядька подружек гипнотизировал, и тем казалось, что ручей переходят», – догадался я, но размышлять на подобные темы мне до сих пор противно, поэтому перевёл разговор опять на деда Пашу.
– А Павел тут каким боком?
– А Павел помог Николаю потолок и крышу разобрать. Это в хате у Ясеня, чтобы он умереть смог. Знахаря того так звали. Ещё книги там убрать, зелья. Но знахарем твой дядька сразу не стал. Сила дурная уже была, а ума ещё не было. Учиться надо было, книжки читать. Только Николай и дальше шкодил да дружков веселил. Павел приглядывал за ним, помогал чёрных кошек ловить, да на ум наставлял, что можно делать, а что ни в коем разе.
Про кошек мне стало чрезвычайно интересно.
«Ловить чёрных кошек? И что с ними дальше делать? А гипноз – это вообще дар бесценный. С ним такое можно. Такое! Внушай всем, что вздумается. Бери, что у кого захочешь, возражений-то никаких не будет», – размечтался я до колик в животе, но спросил только про кошек.
– А зачем им кошки понадобились?
– Они их варили и тринадцатую кость искали, которая в позвонке. Это чтобы сила была. И нашли её, окаянные. И книгу чёрную, что про магию, тоже нашли. Или у Ясеня, или ещё где. Кто их разберёт.
После бабулиных откровений я заподозрил, что Павел неспроста со мной говорил. Ой, неспроста. Самая настоящая тайна вот-вот должна была проклюнуться. По крайней мере, что-то интересное со мной просто обязано было случиться. И в самое ближайшее время. Одного не мог взять в толк: всё, о чём узнал, было давным-давно. Лет тридцать назад, не меньше. Причём же здесь я?
Как ни крути, а чтобы разобраться, нужно было идти к деду. Или ждать, когда у отца будет хорошее настроение, чтобы расспросить о дядьке. Но он родился за пару лет до войны и про погибшего брата мог знать только с чужих слов. «Всё равно попробую разговорить», – решил я и попробовал.
И снова байки о кошках, о походах на ярмарку. Кое-что новенькое было, конечно. Про возвращение украденных лошадей с другого берега Кубани, про конфеты детям из воздуха, и не гипноз, а самые настоящие. Про мнимое возгорание сена, когда всей улицей его тушили и разбрасывали, а оно оказалось только что скошенным. Про то, как дядька запросто пролазил сквозь заборы и стены, но это точно внушение. Много всего, а того, что нужно, не хватало.
Пришлось переться к дедову двору. Звать его или стучаться в калитку я точно не собирался. Решил пройти мимо его владений, будто в магазин. А вот если он на скамье восседать будет, тогда и поговорить.
До последнего надеялся, что деда на месте не окажется, но он, как и обещал, был на посту. Сидел у калитки и корявыми руками держал костыль.
– Явился, значит. Долго же ты собирался, – завёл Павел невесёлую песню. – Я сижу, жду, а время идёт. Пора тебе начинать, пока холода не наступили. Страшно небось?
– Что начинать? И почему мне должно быть страшно? – приступил я к расспросам и опять забыл поздороваться.
– Пришла пора тебе с собой знакомиться. И время уже назначено. Двадцать третьего августа, стало быть. Хорошо, что сам пришёл. А то пришлось бы ковылять к твоей бабке и за тебя просить. А она уже лет сто, как на меня злая.
Последние дедовские слова я пропустил мимо ушей, а вот фразу «пора тебе с собой знакомиться», повторял снова и снова, опасаясь и забыть её, и понять.
– Что значит знакомиться с собой? Где-то есть другой «я»? Чушь какая. А что будет двадцать третьего августа? – застрекотал я вопросами.
– Зацепило? – усмехнулся дед в бороду. – Ты узнал про семью свою, про дядьку?
– Ерунду я всякую узнал. О фокусах, о гипнозе, о знахаре, – вспылил я не к месту, но Павел будто ничего не заметил.
Пошамкал беззубым ртом и продолжил допрос:
– Так ты понял, почему я силу ведуна не принял?
– Не знаю я ничего про вас. Только то, что котов с дядькой ловили, и всё, – отмахнулся я от деда, а когда успокоился, чинно уточнил. – И в чём там дело было?
И тут Павла как подменили. Затряс бородёнкой, точно Хоттабыч на футбольном матче.
– Не было никакого дела. Не мог я. Никак не мог! Я же посредником был. Работу свою делал. А времена тяжкие тогда настали. Нашего брата чуть ли не вдвое уполовинили. Вот твой дядька по молодости да по глупости к Ясеню тому и явился. Я-то всегда рядом был. Только сказать никому не мог. И ты теперь не можешь. Одному мне, а другим ни-ни! И учиться хорошо тебе теперь нельзя. То есть, учиться можно и нужно, а вот оценки хорошие – забудь. После школы в училище или ПТУ там, ещё позволено, а в институты-академии ни ногой!
После таких сногсшибательных известий пришлось срочно просить пощады. Сколько ни старался, всё равно не поспел за стариковскими сказками.
– Помедленнее, пожалуйста, деда. Давай про посредников, потом про август, а уже потом про академии с ногами.
– Ладушки, – заулыбался Павел. – Можно и медленнее. За Старой станицей бывал? Фортштадт где, знаешь? Не хутор, а сам правый берег Кубани, что напротив городских водохранилищ с пляжами.
– Бывал. С отцом на рыбалку там проезжаем.
– Значит сам найдёшь наше место заветное. Встреча с собой там состоится. И так двенадцать… То есть, одиннадцать раз. Вас же, пострелов, как апостолов у Христа. Пещеру нужную сыщешь, и всё, – дед перестал улыбаться и, пока я растерянно моргал глазами, на полном серьёзе продолжил: – Куриная пещерка, не ошибись. Там их теперь много стало. Бабки туда за ракушкой ходят. Знаешь, зачем бабкам ракушка нужна?
Коленки затряслись от одной мысли, что придётся одному ехать не просто за город, а за Старую станицу. Тут ещё дедовская страшилка о дюжине апостолов. Мне и без них уже тошнило. Никак не мог представить, как можно несколько раз встретить самого себя, и решил, что дед бредит. А Павел продолжал издёвки:
– Не робей, пехота. Не помрёшь. Разве что от страха. Штаны, значит, запасные с собой бери.
И звучали его слова, как ласковый расстрельный приговор.
Ладно бы не согласиться рисковать велосипедом, чтобы не отобрали в чужих краях. И потом не получать подзатыльники от родителей, упрёки от друзей, которых не позвал на приключения. Но отказаться от встречи с тайной, а, главное, с пещерой, было выше моих силёнок.
«Поеду, и будь что будет», – отмёл я сомнения, но решил подстраховаться. Узнать обо всём, как можно больше, чтобы не сплоховать из-за какой-нибудь мелочи.
– Подробнее изложить можешь, деда? Куда это ты меня, неполного второклассника, посылаешь? Я конечно любознательный. Умный. Читать задолго до школы научился, стало быть, точно умный. Но не рано ли это мне, такому умному и… Маленькому?
Дед погрустнел. Улыбку с бородатого лица словно ветерком сдуло. Он не торопясь откашлялся и изрёк:
– В том только моя вина, извини. В холодное время вас там собирать не посмею, а вот перезимую или нет, неизвестно. Так что, рисковать придётся тебе и рисковать прямо сейчас. И не такой уж ты малец. В магазин же сам бегаешь? А в школу тебя мамка, что ли, за ручку водит?
– Магазин или школа – это одно. А станица с пещерой – другое, – рассудил я и, скрепя сердце, согласился на авантюру, чреватую не только сногсшибательными приключениями, но и телесными огорченьями от отцовского ремня и мамкиных подзатыльников. – Если не перезимуешь, тогда ладно. Съезжу, так и быть. А кто там ещё будет? Чтобы я не очень растерялся.
– Да ты и будешь, чудак-человек! – взревел дед белугой и закатил глазки, точь-в-точь как наша учительница. – Сколько раз повторять? Ты посредник. И ты не один такой. То есть, здесь ты один, конечно, а там ещё одиннадцать таких же умников завелось. По одному на свой мир. А всего вас двенадцать. Понятно?
Тут я пожалел, что согласился ехать в пещеру. Просто замерло всё внутри от дедовых шуточек. Потом решил, что Павел от старости тронулся умом, и собрался от него сбежать. А про зеленоглазую девочку с её двумя сыновьями пообещал забыть и никогда не вспоминать.
«Это же надо. Двенадцать миров, а я посредник какой-то. И не учиться, и не говорить никому. Фантазёр, а не дед», – думал я и дрожал от волнения, но дедовский взгляд не предвещал ничего, с чем можно было не соглашаться.
Наоборот, стариковские глазки так и вещали: «Пощады не жди, внучек. Всё сделаешь, как миленький. Без отговорок. Шагом марш в пещеру, и никаких гвоздей!»
– Деда, ты часом не заболел? – начал я жалобно. – Может голова у тебя кружится?
– Я тебе сейчас покружусь! – рявкнул в ответ бородач. – Тебе русским языком говорю: ежели…
Неожиданно дед закашлялся, как чахоточный, но как-то не взаправду. Должно быть крепко задумался, что такого мальцу дальше наговорить, чтобы он не штаны со страху замарал, а дело нужное сделал.
– Ладно. Тренировку тебе устрою. Готов? Чтоб обвыкся с неизбежностью предназначения, – наконец, подобрал он нужные слова.
Глаза у деда стали хитрыми, а набежавшая злоба мгновенно испарилась. Но даже от этих слов мне легче не стало.
– Прямо сейчас тренировка? Не завтра, не через неделю, а прямо сейчас? – опешил я от очередной напасти и окончательно размяк.
Замотал головой и начал отнекиваться, но дед успокоил.
– Добре, добре. Не можешь сразу, потом сделаем. Время пару недель у тебя есть. А сейчас мне помощь нужна. В подвал слазить можешь? Ты не думай плохого. Тебя там никто не укусит и не закроет. Собак я не держу. Вернее, они у меня не держатся. Привяжу – воют и дохнут, а не привяжу – сбегают. А я тебя обожду на скамеечке. Ноги уже не ходят почти. Так что? Уважишь деда Пашу с его бабой Нюрой?
Мне бы тогда задуматься, почему стариковские глазки, как были хитрыми, так и остались, но в благодарность за отложенную тренировку, я выпалил:
– Мигом сделаю. Только покажи, где подвал.
– Ладно-ладно. Инструкцию получишь в подробностях, – чинно выговорил дед и приступил к изложению просьбы: – Идёшь во двор. За времянкой свернёшь направо. Там сарай со всяким хламом. В полу сарая увидишь люки в подвал. Так ты в левый залезай, а из правого вылезай. Чтобы не перепутать, там лестницы разные. Одна чёрная, другая зелёная. Не заблудишь? Чёрная – слезаешь. Зелёная – вылезаешь. А что принести, у Нюрки поспрошай. Только, чур, ничему не удивляться.
Я кивал, стараясь всё запомнить, но в голове поместилось только начало задания, а последние слова… В общем, от волнения места в памяти не хватило. А дед тем временем уже похлопывал меня костылём по спине и напутствовал:
– Готов, значит. Ну, с Богом.
В последний момент я заподозрил неладное, но все мысли были заняты инструкцией, как дойти и куда залезть.
На негнущихся ногах вошёл в незнакомую калитку. Прокрался мимо дедовой белёной хаты. Скромной, но ухоженной. Поглазел на крыльцо, что было вровень с землёй. А когда собрался сворачивать направо за времянку, вспомнил о неведомой бабе Нюре. Спохватился и виноватым голосом позвал:
– Баба Нюра!
Откуда-то издалека кое-как расслышал в ответ:
– Клубничную-у! Литровую-у!..
На секунду показалось, что голос бабуси донёсся из соседнего двора.
Потихоньку подошёл к сараю. Добротному, но полному старых запылённых вещей. В первую очередь огляделся вокруг.
Дедовский двор плавно, без всяких заборов переходил в огород. Никого не было ни за сараем, ни за времянкой, ни в огороде. Даже если бы баба Нюра хотела меня запереть, она бы никак не успевала добежать до сарая. А если успевала, у меня был шанс услышать её и выскочить во двор. Так я себя успокоил и шагнул в сарай. Не стал долго водить носом по сторонам, а быстренько спустился в левый лаз по чёрной лестнице.
Подвал оказался довольно глубоким. Я поместился в нём в полный рост, а вот дед, скорее всего, сгибался в нём в три погибели, когда сам за вареньем захаживал.
В полумраке начал шарить по деревянным стеллажам. Банок оказалось много. Полки были почти полными. Покосился с подозрением на лазы, прислушался – ничего. Глаза привыкли к темноте, и сквозь стёкла банок я без труда различил ягодки. Взял клубничную литровую и ходу по зелёной лестнице вон из подземелья, вон из сарая.
Выскочил во двор и сразу осмотрелся. Всё в порядке, всё тихо. Немного успокоился и, важно чеканя шаги, отправился в обратный путь. На ходу вспомнил, что банку нужно отдать бабе Нюре, и весело завопил:
– Баб Нюра! Куда клубничную?
Баба Нюра оказалась на улице. Сидела на месте деда Паши и улыбалась.
– Так вот ты какой, Александр. Ну, давай литровую сюда.
Я безвольно протянул банку и уставился на новую знакомую.
– А дед куда делся?
Мысль о том, что Павел оказался шустрым и успел убежать в хату, пока я лазил в подвал, смутила и встревожила.
– А дед просил тебя сходить домой и позвать себя из дома, – как ни в чём не бывало сказала бабушка.
«Позвать себя? Я что похож на дурака?» – не успел я опомниться, как бабуся продолжила:
– А тренировка уже идёт. Ты уже не дома. Обманули дурачка-а! – нараспев выговорила дедова жёнушка и натужно рассмеялась.
«Что за бред», – удивился я про себя, но спорить со старушкой не стал и поковылял до дома.
А ненормальная бабка ещё и вдогонку напутствовала:
– Сам во двор не входи! Как этот, другой «ты», выйдет на улицу, сразу ко мне беги. Я тебя тут дожидаться буду…
Отмахнувшись от полоумной бабульки, я чуть ли не бегом помчался домой.
«Что если всё правда, и второй я существует?» – начал запугивать сам себя и, замедлив шаги, с подозрением огляделся по сторонам.
– Вдруг я сейчас в сказочном зазеркалье? – продолжил нагонять страхи.
Но улица была, как будто, моя. Деревья, дома, дворы – всё то же самое. Ничего не изменилось.
Медленно, но верно родной двор приближался. Вот и калитка. Хлопнул её ладошкой разок, потом другой. Собака Кукла лениво тявкнула.
Тишина. Недолго поколебавшись, робко позвал:
– Санёк, выходи!
Кукла тявкнула снова. Уже взялся за щеколду калитки чтобы войти во двор, как вдруг услышал:
– Сейчас. А кто это?
