Текст книги "Ловец богов"

Автор книги: Александр Матюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

5

Выходить из Города Одиноких больно. Не физически, нет, морально! Словно только что был в невесомости, а потом навалилась сила тяжести и прижала к земле с такой силой, что ноги не слушаются. Или, может, с такой болью возвращается свободная мгновение назад душа в оковы человеческого тела.

Возможности Ниши губительны. Мысли о невесомости и неуязвимости проникают в мозг не хуже сорняков на грядки, а вырвать их куда сложнее. Оглянуться не успеешь, а мысли о полетах, о прыжках с третьего этажа уже там, в бедной моей головушке. И если выдергивать такие сорняки с корнями – тогда больно. Меня словно надули углеродом, как воздушный шарик, потом проткнули иглой, а то, что осталось, заштопали грубым швом. Вот такие примерно ощущения, что еще сказать? Мир возник, словно из ниоткуда, и поначалу казался сном. Затем проникли связные мысли. Я стал существовать, нащупал рукой горячий ИК-порт и выдернул его из скретчета. Только Слоны тратят время на адаптацию, привыкание к внешним условиям, дают отдохнуть выключенной аппаратуре, контролируют мышцы. Софтеры обычно предпочитают шоковую терапию. Больно, но быстро. Стоит обесточить скретчет, мозг остается без подкачки оперативной памяти виромата и начинает функционировать самостоятельно. Он ленивый, мой мозг. Врубается неохотно, со скрипом. Недовольство свое выражает огоньками перед глазами и монотонным гудением внутри головы. Но потом все равно мы с ним договариваемся.

«Как работал, так и заработал» Я сосредоточил все свое внимание на агитационном плакате. Я снова живой, смертный, здоровый, что б тебя… Я снова я. Кругом такие же живые, хотя в будущем абсолютно и стопроцентно мертвые люди. Можно позволить себе улыбнуться над шуткой. Аплодисменты. Помимо жуткой головной боли еще ноет спина, задница, жжет в глазах, а во рту вязкая гадость, как на утро после пьянки.

Нахожу в этом мутном неприятном мире Паршивца. Улыбается, скотинка. Знает, как мне сейчас плохо. В могучей руке маленькая чашечка. Опять чай! Ненавижу чай! От него потом икота!

– Или пьешь сам, или залью я. Ты меня знаешь, – голос Паршивца как в пустоте. Отскакивает от стенок внутри черепушки.

– Лучше сам.

– И мне чаю, и мне, – голос Пройдохи, слабый и запредельно далекий.

Я взял кружку, чувствуя пальцы, словно набитые стекловатой, и сделал несколько глотков. Внятно посмотрел на Паршивца, похожего на заботливую сиделку-телохранителя у постели смертельно больного. И выражение лица соответствующее.

– Я бы очень сильно удивился, если бы чего-нибудь не спер. Надо было тебя выдернуть принудительно, чтоб знал в следующий раз.

– Сам спровоцировал, – говорю, – отмычки зачем дал?

– Чтоб ты голыми руками не полез. Если бы я был твоей матерью, я бы придушил тебя сразу после родов. Невыносимый у тебя характер, Грозный, ей богу.

– Кто-нибудь нас засек?

Паршивец качает головой:

– Там и не было никого особо, так, пара дежурных. Вообще-то за первый раз полагается проставляться.

– Граждане, – говорю, – с каких это пор софтер со стажем должен поить шайку прохвостов за свой счет? – оглядываю присутствующих и вижу, что шайка прохвостов, в общем-то, не против, – какой такой первый раз? Ничего не знаю!

Но Негодяй невозмутимо добавляет:

– Предлагаю собраться у меня. Там, как бы, неделю никого.

– Предлагаю надавать вам всем по мордасам! – говорю, – что за развод?

– Нас четверо, – весомо замечает Паршивец, – хотя я и сам справлюсь.

– Ладно. Шутки в сторону. Принимаю поздравления и ухожу. Чай, конечно, хороший, но с непривычки я словно под каток попал. Отдохнуть стремлюсь. – нащупываю угол стола, опираюсь и встаю. Головокружение практически прекратилось. И то хорошо.

– Я тебя провожу, – поднимается Паршивец, – кое-что обсудить надо.

– Ты на счет своего важного дела?

Паршивец кивает:

– Не сердишься уже? Признаю, что я сволочь и скотина, но ты мне действительно нужен. Если дело выгорит, сорвем столько кредиток, что на всю жизнь хватит. Это не просто джек-пот, а все джек-поты всех игральных домов Такера разом.

– Их всего три.

– Чего?

– Игральных домов в Такере. Играть-то некому. Не так уж много кредиток выходит.

– В общем, это, пойдем. Диски я тебе завтра занесу, посмотришь, что там стырил.

Я согласно киваю головой.

Посмотрю.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Кого знали, кого не знали

Глава 006

1

Кто-то перед сменой нажрался чеснока, и теперь в душной дежурной комнате воняло так, что живых выноси. Оба окна распахнуты настежь, но что с того? На улице хоть и середина апреля, а солнце лезет прямо в глаза, воздух похож на забродивший кисель, ветерка и в помине нет. Жара, одним словом, как в августе. Что происходит с этим поганым миром?

Спасало одно – холодная таблеточка под языком. Что-то из слабенького и даже, кажется, незапрещенного. Если собрать волю в кулак и не гнать на всех порах, а посасывать белый кругляш неторопливо, давая ему раствориться минут за двадцать – двадцать пять, тогда эффект наступит сногсшибательный.

Мороз по коже, как сказал Строганов, который занес таблетки в дежурную комнату несколько часов назад. Строганов знает свое дело.

Свою первую таблетку Говорухин проглотил час назад, и после нее уже почти отпустило. Сквозь приоткрытую дверь пробился запах чеснока, снова зачесалась шея в том месте, где натирал жесткий подворотничок офицерского кителя. Жутчайшим образом хотелось надавать кому-нибудь по ребрам…

– Виталь, чай завари.

В дежурной комнате, помимо Говорухина сидел старший сержант Морозов, коротающий долгие часы дежурства разгадыванием кроссвордов. Не поднимая головы от очередной черно-белой сетки, Морозов протянул руку и щелкнул кнопкой автомата. Спустя несколько минут забурлила вода.

Говорухин вытянулся на кровати, положив руки за голову, и посмотрел на часы.

Через десять минут последний выход в Нишу, потом через три с половиной часа пересменка. Хорошо. Скучное и унылое дежурство, которое не спасали даже таблетки Строганова, подходило к концу.

А сегодняшний вечер сулил множество приятных моментов.

Во-первых, Говорухин заберет деньги у коротышки Шепко. Тот будет ждать на перекрестке Северной и Стасова в ресторане «Знамя», стилизованном под недавнее идеологическое прошлое страны, еще. Если Шепко придется по вкусу та информация, которую Говорухин собственноручно раздобыл в Нише, то можно ожидать продления контракта. Читай – много кредиток на ближайшие полгода.

Из-за кредиток же возникали пресловутые «во-вторых», «в-третьих» и так далее и тому подобное. Это были, собственно, бабы, водка и наркотики.

Баб Говорухин любил. Как говорится в одном анекдоте: «по пять за ночь». Даже была у него скидка в одном публичном заведении Такера, где его никто не знал, а за глаза называли (Говорухин слышал) каким-то отставным офицером из центра. Откуда шлюшкам знать, что через два месяца он собирался подать прошение на повышение звания в связи с выслугой лет, и что на самом деле он работал в Службе Охраны Ниши (злые языки прозвали службу «СЛОНовьей работой», а самих офицеров не иначе как Слонами). Впрочем, бабам простительно не знать. Он бы тоже не смог отождествлять пьяного, одурманенного мужика, шляющегося по проституткам, с офицером самой модной нынче службы Центрополиса.

Между прочим, Говорухин маскировался. Он всегда переодевался перед походом в город. Иногда клеил себе усы. И неизменно, в любое время суток, его глаза скрывались от внешнего мира за большими черными очками. Ведь худшие последствия от приема наркотиков – красные глаза, словно у кролика. Раньше краснота наступала только в период «отходняка», теперь же не проходила совсем, даже в те редкие дни, когда Говорухин не пил, не глотал и не колол ничего, что он сам называл веселым словом «шипучка».

Автомат горячих напитков призывно пискнул, выплюнув пластиковый стаканчик с чаем.

– Виталь, подай, будь человеком.

Морозов оторвался от кроссворда и поставил стаканчик на тумбочку возле кровати, между пустой кобурой Говорухина и его же темно-синей кепкой с овальной кокардой посередине.

– Через пять минут снова в бой, – сказал Говорухин, сжимая горячий стаканчик в руке, – солдат, ты готов?

По обыкновению молчаливый Морозов не отреагировал и на этот раз. Скучно с ним дежурить. Ни выпить, ни баб привести. Морозов, конечно, мужик ничего, но посмотришь на его унылую рожу, и сразу ничего не хочется. Он же еще женатый, сколько-то там детей завел, поэтому от баб точно откажется. А какая выпивка без баб?

Эх, был бы кто-нибудь из Лиги, тогда бы повеселились, и время бы быстрее прошло.

Говорухин осторожно отхлебнул, поглядывая на часы.

Трое офицеров, входящих в так называемую Лигу, сейчас отдыхали. Четвертый – Говорухин – оказался неудачником и угодил в наряд даже не в свою смену, а по указу кого-то сверху, подменяя заболевшего товарища.

Еще с утра Говорухин позвонил Афимину. Тот с радостью сообщил, что загнал базу данных какой-то валютной фирмочки, и в настоящий момент сидит на унитазе и ширяется нехилым многопроцентным раствором.

«А я?» – спросил Говорухин в трубку.

Афимин пьяно указал, где Говорухину место в общей иерархии жизни и отключился.

Вот так и бывает. Кто-то улетает в другие миры, а кто-то пьет чай в жаркой душной комнате, пропахшей чесноком.

С наркотиками Говорухин познакомился в военном училище, причем еще на первом курсе. Все пробовали понемногу – кто курил, кто покупал слабенькие таблетки перед походом на дискотеку, самые смелые приобретали героин. В одной комнате с Говорухиным поселился Красиков – молодой рыжий парень двадцати двух лет. За его плечами было два ареста за хулиганство и условный срок на два года за попытку сбыта «травки». После суда он заявил, что решил исправиться и поступил в училище, чтобы стать офицером. Поговаривали, что ему помог какой-то родственник, работающий здесь же. Как известно, помощь родственника – это самый лучший способ попасть куда бы то ни было. В первый вечер знакомства Красик уединился на балконе, где выкурил сигарету. Сладкий дымок проник в комнату, а получасом позже веселый Красик предложил Говорухину попробовать. Тот не отказался. Стоить заметить, что до училища Говорухин тоже не отличался монашеским образом жизни. Виной всему, как считал сам Говорухин, стала невнимательность к нему родителей. Отец вообще ушел из семьи, когда Говорухину было пять лет, а мать после этого усиленно занялась воспитанием старшей дочери – таскала ее на кружки по плаванию, на теннис, фехтование, легкую атлетику, баскетбол и спортивные танцы. Подросший Говорухин в тяжелых боях вырвал для себя право посещать плавание, но бассейн с холодной, пахнущей хлоркой водой ему по вкусу не пришелся. А поскольку мать отдала все силы дочери (Машка, кстати, вскоре сделала неплохую карьеру в гимнастике и даже попала в десятку лучших на международной Олимпиаде пять лет назад), Говорухин рос сам по себе. Немудрено, что в двенадцать лет он в первый раз затянулся сигаретой, через полгода после этого не отказался от протянутого пластикового стаканчика с водкой, а в шестнадцать пришел домой пьяный в стельку и заявил, что уходит жить к одной знакомой женщине, старше его на семнадцать лет. Мать не сильно обрадовалась такому повороту событий, но остановить сына не успела. Говорухин собрал вещи, кредитки (в то время он уже год работал интермехаником, каждый вечер, после школы) и уехал с любовницей в маленький тихий городок с мутным названием.

С женщиной Говорухин разошелся еще через год, когда понял, что женщин можно менять, как перчатки, было бы достаточно кредиток. В двадцать он поступил в военное училище, ибо в маленьком городке поступать было больше некуда, работать интермехаником как-то надоело, и пора было думать о каком-никаком карьерном росте.

А затем Красик дал ему попробовать «травку». «Травка» Говорухину понравилась. Он захотел больше, и вскоре крепко сидел на героине и других наркотиках. Потом, как опять же считал Говорухин, удача повернулась к нему лицом. Началась война на Северо-востоке, и его отправили туда в должности командира отделения. Причем здесь удача? Да притом, что во время войны Говорухин получал повышенный оклад и «боевые», таким образом находя деньги для новых наркотиков и «травки». Повоевать тоже пришлось. Убивал пару раз (с ем не бывает?). А уж наворовал на пару с Красиком столько, что и вспоминать страшно.

Ну, а после войны, по счастливому стечению обстоятельств, перенаправили их с Красиком в новообразовавшуюся Службу Охраны Ниши, что в Такере. Простора для заработка кредиток тут стало еще больше. Помимо окладов и премиальных за сложность-напряженность, можно было воровать и перепродавать информацию, заниматься легким шантажом, отбивать деньги за счет махинаций с софтом, да мало ли, черт возьми, возможностей заработать? Были бы мозги.

И, наконец, Говорухин и Красик основали Лигу…

Воспоминания, такие неожиданные, заставили Говорухина улыбнуться.

Три минуты до выхода в Нишу. Дежурство в Нише – самое нелюбимое Говорухиным время. В течение суток дежурные патрулируют виртуальный город раз в три часа по тридцать минут. Самый последний раз – полтора часа. Время уходило на осмотр вверенного квадрата, проверку опломбирования наиболее важных участков, заполнение дежурной книги и смену-прием дежурства.

В Нише таблетки, само собой, сосать нельзя. Их там попросту нет. Говорухин еще выдерживал получасовые паузы в течение дня, но финальные полтора часа его бесили. Отключенное тело, тем не менее, требовало дозы, и если дозы не было, мстило впоследствии самыми жестокими способами. На последнем дежурстве, например, Говорухина пробил понос, и он едва успел добежать до унитаза, забыв про скретчеты и не отключенный порт, прежде чем его прорвало. Хорошо, что в ту смену с ним был Красик. Тот сам хорошо разбирался в таблетках и последствиях.

А сегодня Говорухин вообще ничего не ел с утра. Заливался чаем и таблетками, так что если его желудку взбредет снова что-нибудь выкинуть, то, собственно, выкидывать будет нечего.

Минус две минуты. Говорухин отхлебнул чай, поглядывая то на часы, то на Морозова. Старший сержант делал вид, что гадает кроссворд, а сам то и дело косился на циферблат. Еще бы ему не нервничать – без приказа офицера активировать вироматы запрещено. А офицер молчит… а начальство недовольно будет…

Минус четыре минуты.

– Сань?..

Говорухин неторопливо допил чай, смял стаканчик, поднялся с кровати, скрипнув пружинами, подошел к мусорной корзине и аккуратно положил стаканчик внутрь. Все это время Морозов не отрывал от него взгляда. Говорухин, в свою очередь, посмотрел на него. Он знал, что очки скрывают глаза, а еще он прекрасно знал, что заставляет людей нервничать, разглядывая их в такой вот непринужденной позе, повернув голову.

– Сань, может, начнем? – спросил Морозов. Смутился.

– Действительно, кого ждать, солдат? – спросил Говорухин тихо.

Минус семь минут. Не успел Морозов протянуть руку к кнопкам активации, как затрещал телефон. Морозов вздрогнул, бросил взгляд на замершего у мусорной корзины Говорухина и быстрым движением поднял трубку:

– Сектор одиннадцать тире «а», старший сержант Морозов слушает…

Говорухин, опустив руки в карманы, подошел ближе. Из трубки доносилось:

«…чему не в Нише?…» – Мы, это, товарищ майор… – Морозов с мольбой посмотрел на Говорухина, но тот молча наблюдал за часами, или делал вид, что наблюдает, потому что за очками глаз видно не было, – товарищ майор, сеть немного выбило. Вы же знаете наш сектор. Все прогнило, порты через один работают…

«… е знаю, что у вас там прогнило, товарищ Морозов, а надо было доложить заранее! Через три минуты извольте наблюдать за вами в мониторе! Если нет – приеду лично, ясно?» – Ясно, товарищ майор.

Говорухин видел, что Морозов кидает на него непонимающие взгляды, но до ответа не снизошел.

Минус десять минут. Если Шепко еще не успел убраться из их квадрата Ниши, то ему же хуже. Говорухин обещал дать не больше десяти минут. А в наши суматошные дни время – это целое состояние.

Загудели вироматы. Воздух в одно мгновение наполнился запахом резины. В одном месте, переплетении проводов, заметно искрило. Прав был Морозов, техника здесь дореволюционная.

Шаркая тяжелыми бутсами по линолеуму, Говорухин подошел к креслу и уселся за монитор. Сзади примостился все еще немного бледный Морозов.

– Хорошо врешь, солдат, – сказал Говорухин, не поворачивая головы.

Морозов промолчал.

Автоматическая система ввела съемные скретчеты под кожу, чуть ниже шеи. Голова наполнилась звуками. Цвета в дежурной комнате стали ярче, черты окружающего мира – резче. Безумный художник прошелся по миру широкой кистью, оставляя яркие мазки на холсте.

«Активизация через десять секунд – сообщил женский голос в ушах».

Говорухин снял очки, положил их на столик, откинул голову назад, на спинку кресла.

«Если бы Морозов был холостым наркоманом, он мог бы стать членом Лиги», – подумал Говорухин, и это была последняя мысль, которая проникла в голову до того, как сознание провалилось в Нишу.

2

Здесь нет запахов. Не должно быть. Скорее всего, это сознание решает все за тебя, додумывает и воспроизводит воспоминания или ощущения.

Потому что в дежурной комнате – точной копии своей сестры в настоящем мире – тоже пахло чесноком.

– Узнаю, кто жрал чеснок в прошлой смене – убью! – мрачно пообещал Говорухин пустоте и поднялся.

Комната отличалась от своего прототипа лишь одним – вместо ненужных здесь вироматов стояли столы с мониторами. Три монитора, выдающие по шесть картинок каждый. Итого – восемнадцать изображений наблюдаемого квадрата Ниши.

Первым делом Говорухин взял со столика черные очки и водрузил их себе на нос. Он понятия не имел, почему очки возникают в Нише, или почему остаются красными глаза. Главное, что очки появлялись, и их можно было нацепить. Это уже хорошо, а вопросами пусть задается кто-нибудь другой.

Потом Говорухин посмотрел на мониторы. Конечно, на них не отображалось видео или цифровое изображение. Только одна камера в Нише (насколько Говорухин знал) могла работать в системе записи. Здесь же подавалось схематическое трехмерное изображение, указывались точки всплеска энергии, и можно было определить местонахождение гипнотики или кибер-элементалиев. Да и это больше условность. Нормально работающей техники в Нише не было. У нас в стране всегда так. Сначала придумают виртуальный город, шуму наделают, а потом оказывается, что ничего в этом городе не работает и нужно как-то выкручиваться. Вот и делают трехмерное моделирование местности, тепловые датчики и все такое.

А ведь Говорухин нутром чуял, что где-то в его квадрате шляются софтеры. Для них тут просто рай – самый отдаленный уголок Ниши. Тут ценной информации с гулькин нос, но и охраняют ее сквозь пальцы. На восемнадцать участков два человека! В центре на такую площадь положено девять Слонов!

На одном из мониторов были хорошо видны два энергетических следа. В районе дома культуры брели кибер-элементалии и было их, судя по точкам, штук десять. Около Тополиной площади замерли два человека, инициируемые как люди.

– Идиот! – произнес Говорухин, чувствуя, как потеют ладони. И дело было не в сорокоградусной жаре, проникающей с улицы.

Сказано же этому Шепко – не больше десяти минут! С того момента, как Морозов активировал Нишу, их сектор теперь просматривался и в центральном штабе тоже! Самое интересное, что точки не двигались. Словно не хотели исчезать, а хотели, чтобы их засекли.

– Идиот, – еще раз сказал Говорухин. По инструкции, он должен был оповестить штаб о несанкционированном проникновении и принять меры по поимке взломщиков… да какие, к черту взломщики? Софтеров невозможно засечь без выбросов энергии. А эти прямо так и светятся, будто две свечки в темноте! У Шепко, между прочим, ходит в Нишу почти легально. У него даже есть шестичасовой пропуск… но договаривались же… чтобы не привлекать лишнего внимания… и кто с ним еще затесался?

Говорухин ощутил горячее дыхание Морозова.

– Доложить в штаб? – осведомился тот.

А что делать?

– Докладывай.

Морозов потянулся к телефону, торопливо набрал номер, вдавливая кнопки до упора. Говорухин молча ждал, поглядывая то на монитор, то на открытые окна и пейзаж за ними. А пейзаж поменялся. Исчезли трехэтажные домики, увитые виноградом и хмелем, остался в том мире чудесный вид на кафе с фонтаном, его место заняла высокая водонапорная башня из красного кирпича. Вокруг высились пустые многоэтажные дома с черными окнами и опломбированными подъездами. Но хуже всего было вечное солнце. Оно светило всегда, не меняя своего положения на небе уже много лет. И это нервировало.

– Алло? Алло, товарищ майор, у нас тут несанкционированный взлом… или проникновение, пока не ясно. Сами видите? Ага. Выброс энергии третьей степени. Не знаю…

– Скажи, что лейтенант Говорухин сейчас отправится выяснять ситуацию. Все под контролем, – сказал Говорухин, положив потную ладонь на плечо Морозова. Морозов кивнул и все в точности передал.

Молодец, солдат.

– Да, конечно, обязательно, товарищ майор…

Морозов положил трубку. Говорухин продолжал сверлить глазами монитор, на котором мигали две зеленые точки.

Мать вашу! Третья степень! И что мешает Шепко убраться подобру-поздорову с проклятой площади? Может, не нашел диски? Нужно быть полным идиотом, чтобы не найти диски! Тогда что? В голове мелькнула мысль: «А Шепко ли там вообще?» и тут же исчезла, как невозможная в принципе. Любой нормальный человек не будет так открыто светиться. Софтеры умеют не оставлять следов. Наверняка зеленые точки отмечали даже не людей, а работающие автомобили. Словно привлекают внимание… хотят, чтобы их заметили. Кого же туда занесло, если не Шепко, а?..

Говорухин повернулся к Морозову.

– Я возьму телефон и посмотрю кто там. Следи за мониторами, ясно?

– Это могут быть софтеры?

– Наглые они для софтеров… – Говорухин помолчал, – какие-нибудь уроды, решившие прогуляться по легальным пропускам. Или ученые или военные. Наплодились, блин.

Механическим движением Говорухин проверил кобуру на поясе. В Нише он никогда ее не снимал. Ведь здесь был другой мир. Здесь шла своя война. Партизанская. Много лет назад Говорухин уже был на войне. Он не знал, кто с кем воюет, кто прав, а кто виноват и что вообще происходит. Он был одним из офицеров, которым ничего не объясняли, просто дали в руки оружие и велели стрелять во все, что движется. Его и двадцать молодых подчиненных, рядовых срочной службы высадили на пустынном пляже огромного океана. Говорухин расставил посты, а сам залез в кусты и просидел там до позднего вечера, не сводя глаз со спокойной темно-голубой воды и рыхлой желтой пены, крутящейся на берегу. А ночью противник высадил десант. Как раз в тот момент, когда со стороны океана раздались первые выстрелы, молодой офицер Говорухин совершил оплошность. Он положил оружие на землю и отошел в кустики – отлить. От первой же мощной вспышки яркого света он ослеп, упал на землю и окончательно дезориентировался. Своего оружия он так и не нашел. Зато увидел самый настоящий ад. Для многих его подчиненных и сослуживцев (несколько взводов сорок шестой дивизии расположились неподалеку) война в тот день закончилась. Сам Говорухин подобрал чью-то нейтронную полуавтоматическую винтовку и, засев в маленьком, наспех вырытом окопе, стрелял в темноту до тех пор, пока не кончились заряды. А потом забился на дно окопа, зажав голову руками, и ждал, когда подойдет противник и уничтожит его в целях зачистки территории. Противник не подошел. Высадка десанта провалилась. Побережье океана осталось нетронутым. С тех пор Говорухин никогда не расставался с оружием, когда попадал на чужую территорию. Потому что война идет везде и всегда.

Его пистолет в Нише был особым. Стрелял он не патронами, а пучком света, питаясь энергией прямо из воздуха Ниши. Пучок света был напичкан под завязку разнообразными блокирующими, сканирующими и парализующими программами. То есть софтера такой выстрел, ясное дело, на тот свет не отправлял, но его тело в Нише оказывалось парализованным, а в головной офис Слонов отправлялся полный отчет о месте входа в Нишу вышеупомянутого софтера, его Ip-адрес и даже некоторые предположительные данные касательно его места проживания, пола, возраста и т. д. Конечно, техника не совершенна, но, в общем, неплохое оружие. Кибер-элементаля, между прочим, можно растворить тремя точными выстрелами.

Бросив взгляд на мониторы (зеленые точки по-прежнему не исчезали), Говорухин натянул кепку и вышел из комнаты. Он мог выскочить через окно, но не видел в этом смысла. Выпендриваться он не любил, да и не перед кем по большому счету. И еще придерживался стандартного правила – не позволяй Нише втянуть тебя. Ниша, в представлении Говорухина, была похожа на болото. Пока ты осторожен, передвигаешься мелкими шажками, прыгаешь с кочки на кочку – тогда все нормально. Но стоит потерять осторожность, как обязательно споткнешься и упадешь лицом в вязкую жижу. А там утонуть – раз плюнуть.

Автомобиль поджидал под окном дежурного помещения.

«А вот еще одна шутка от разработчиков!» – подумал Говорухин.

Кому-то пришло в голову, что будет забавно сделать Нишу непохожей на реальный мир. Поэтому возвели город прошлого. Сто или даже двухсотлетней давности. Насколько Говорухин слышал, специально для такого дела привлекали специалистов-историков, которые указывали, как что выглядело в те времена, где росли клумбы, какие у домов были фасады и окна. Город забит лампами, вместо рекзаторов света, метрами ненужных проводов, неработающими ламповыми телевизорами, мелочевкой вроде ручных кофемолок и алюминиевых чайников с прогоревшим дном. Оттуда же затесались автомобили – неудобные металлические монстры с коробками передач и ревущим мотором. Все служащие Ниши проходили специальный курс техники вождения на древних развалюхах. Лично Говорухин этого не понимал. Ну, что мешало разместить в Нише парочку нормальных интермобилей, хотя бы в виде служебного транспорта? Нет, раз городу двести или-сколько-то-там лет, извольте тарахтеть в гробу на колесиках.

С одной стороны, конечно, забавно прогуляться по улицам города двухвековой давности. Но с другой стороны, невыносимо раздражало внимание программистов ко всяким мелочам. Как, например, в данный момент: чтобы автомобиль завелся, нужно вставить в замок ключ зажигания, надавить педаль газа, переключить скорость… да еще и рулить! А где же новейшие технологии, вироматизация? Где достижения науки и техники, я вас спрашиваю?

В салоне автомобиля воздух стоял от жары, а когда Говорухин втиснул туда свое потное тело, с радостью облепил его подобно жирному горячему слизняку.

Захлопнув дверцу, Говорухин первым делом расстегнул китель и растер ладонью затылок. Убийственная вечная жара! Температуру в Нише завышали специально. Говорухину говорили, что благодаря большим градусам город вырабатывает энергию самостоятельно, тем самым снижая энергозатраты на его содержание. Чем выше температура, тем меньше платить. Поэтому Слоны работали на пределе – на градус выше, и они попросту подохнут от жары.

Положив голову на спинку сиденья, Говорухин глубоко вздохнул и завел мотор. Специальный ключ был одним из многих в большой связке, болтающейся у него на поясе.

Желание положить под язык прохладную таблеточку призывно заворочалось где-то в груди, начиная просыпаться. А еще Шепко… даже мысль о кредитках, которые должен дать ему Шепко уже не грела, потому что из-за этих самых кредиток теперь приходиться переться по жаре черт знает куда, потеть в душном салоне автомобиля, не говоря уже о составлении отчета, разговором со штабом и, скорее всего, небольшом выговоре. Давненько в его квадрате так явно никого не засекали.

Говорухин вырулил на улицу Красную (говорят, двести лет назад в каждом городе была своя улица Красная) и двинулся вдоль домов и киосков, постепенно набирая скорость. Сквозь открытое окно врывался хоть какой-то ветерок.

Если оставить множество мелких факторов и оценить Нишу, так сказать, в целом, то было в городе что-то определенно затягивающее. Наверное, не только Говорухин, но и любой человек, посетивший виртуальность, находил в городе то, что цепляло исключительно его. Говорухин, например, обожал тишину. Собственное дыхание и шум мотора не в счет. Он имел в виду другую тишину. Тишину одиночества. Среди софтеров Ниша называлась еще и Городом Одиноких. Очень точное определение. Даже зная, что где-то в Нише одновременно с ним патрулируют еще человек сорок (не считая самих софтеров, которых здесь как тараканов), Говорухин не мог прогнать ощущение, что он совершенно одинок в этом искусственном мире. Здесь можно было снять очки, содрать маску, которую приходилось постоянно натягивать на лицо при людях. Ослабевало чувство, словно за тобой постоянно кто-то наблюдает – здесь в этом не было смысла, потому что и наблюдать-то некому. А значит, можно просто расслабиться и отдохнуть от вечного надзора друзей-начальства-случайныхпрохожих. Через дорогу не перебежит кошка, в лобовое стекло не врежется рассеянная птица… проще говоря, изюминка Ниши в том, что она лишена всей этой мелкой мировой суеты, которая так затрудняет жизнь. Спору нет, Ниша полна опасностей, но, согласитесь, здесь шансов попасть в лапы гипнотике гораздо меньше, чем попасть под лезвия интермобиля в Такере.

Говорухин свернул на перекрестке, включил рацию.

– Нормально все? Прием.

– Спокойно, – ответил Морозов.

– Что там с гостями?

– На месте стоят. Ждут чего-то.

Почему-то Говорухин и не надеялся, что они уйдут. Непрошенные гости хуже заклятого врага!

– Хорошо, я скоро буду на месте. Держи связь.

Он выключил рацию, проехал несколько перекрестков и свернул на улицу Линейджа, которая упиралась аккурат в Тополиную площадь. Уже отсюда Говорухин смог различить маленькие, словно игрушечные, модельки автомобилей и фигурки людей возле них.

Еще через какое-то время Говорухин проверил пистолет и водрузил черные очки на нос. Они с Шепко, конечно, давние партнеры, но в среде наркобизнеса и при жесткой конкуренции продажи информации осторожность всегда оставалась важным фактором деловых отношений. Не хотелось, знаете ли, получить пулю в лоб только из-за того, что считал своего старого знакомого слишком честным и слишком верным. О какой честности вообще может идти речь в такой ситуации?

Старого знакомого, кстати, Говорухин разглядел уже отсюда – не доезжая полукилометра до тополя. Шепко стоял в окружении троих телохранителей в тени ресторана Карла Лихтенберга и ждал.

Маленький рост и неказистая фигурка Шепко вызывали у многих неправильное впечатление. Казалось, разговаривать о чем-то серьезном с человеком, рост которого в широких массах называли «метр с кепкой», а голова похожа на грушу, невозможно. Однако тех, кто слишком поздно сообразил держать язык за зубами, в скором времени ждала быстрая и неминуемая расправа. От рук Шепко (вернее от рук его помощников) в той или иной степени пострадали многие бывшие партнеры Говорухина. При весьма скромной криминальной иерархии Такера, Шепко умудрялся занимать в ней одну из лидирующих позиций. Он держал в своих руках средний и малых бизнес, а также трафик ворованной информации из Ниши. Как раз за информацию Говорухину и платили.