Текст книги "Аквариум. Геометрия хаоса"

Автор книги: Александр Кушнир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

ЗАЛОЖНИК РОК-Н-РОЛЛА

«Второсортный рок-н-ролл – это преступление».

Игги Поп

В Ленинград Гребенщиков вернулся в ковбойских сапогах, пробковом шлеме и с перевесом багажа на четыреста пятьдесят долларов. Несколько суток он рассказывал друзьям о своих приключениях, и эти истории казались настоящей фантастикой. Но, к сожалению, родина не дала своему пилигриму необходимого времени для релаксации. В феврале 1988 года всех накрыла страшная новость – с восьмого этажа выбросился Александр Башлачёв. Ему было двадцать семь лет.

Борис догадывался, что в последние годы череповецкий поэт остро ощущал депрессию, одиночество и давление вселенной. Жил как перекати-поле, в условиях тотальной неустроенности – денег, квартиры и собственной группы у него не было, а песни в 1986-87 годах совершенно не писались. Сделанные наспех магнитофонные записи он зачастую уничтожал – ни одна из них Башлачёву не нравилась.

За несколько дней до смерти СашБаш решил прогуляться вдоль Финского залива – в компании с Лёшей Ипатовцевым, обитавшим по соседству в посёлке Комарово. В ту морозную ночь природа словно сошла с ума: громадные льдины со скрежетом яростно наслаивались друг на друга. Рискуя жизнью, поэт и звукорежиссёр попытались влезть на одну из них. И Башлачёв, глядя с тоской в ночное небо, задумчиво сказал Ипатовцеву: «Смотри, а звёзды, оказывается, совсем близко». И вскоре уехал в Ленинград, где прыгнул вниз из окна квартиры на проспекте Кузнецова.

Позднее Гребенщиков неоднократно говорил в интервью, что Башлачёв реально надорвался. Мол, «московская интеллигенция подняла его на щит», а поэт не успел переварить материал, который находился внутри него. Через некоторое время идеолог «Аквариума» повесил у себя на стену чёрно-белую фотографию рок-барда, но слушать его записи не мог ещё несколько лет – было невыносимо тяжело.

«На концерте памяти СашБаша в ленинградском рок-клубе выступали все, кто мог – Гребенщиков с Титовым, Шевчук, Кинчев, Цой, – вспоминает Сергей Гурьев в книге “Над пропастью весны”. – Также там была Ира Литяева (сибирская рок-активистка – А. К.), и ей запомнилось, как Борис в коридоре, ни к кому не обращаясь и смотря в никуда, словно разговаривал с Башлачёвым: “Что же ты так? Всем тяжело, а ты…” И это можно было понять так, словно он говорил: что ж ты, мол, всем дорожку-то протаптываешь?” – поясняла Литяева».

На мемориальном концерте Борис несколько неожиданно исполнил романс «Чёрный ворон» – не догадываясь, что фрагменты текста унтер-офицера Николая Верёвкина станут пророческими для его американской карьеры, которая начинала раскручиваться с сумасшедшей скоростью.

В марте 1988 года Кенни Шаффер подписал контракт с CBS Records на выпуск восьми альбомов, и в этом факте таилась серьёзная опасность. Из документов следовало, что это будут сольные релизы БГ, в которых не менее семидесяти процентов материала должно исполняться на английском языке. При этом никакой «Аквариум» в контракте не упоминался, и это был переломный момент для взаимоотношений Гребенщикова и музыкантов.

«Практичных американцев можно было легко понять, – размышлял впоследствии Артемий Троицкий. – Зачем им связываться с большой и плохо организованной командой русских хиппи, большинство из которых на самом деле являлись не очень хорошими музыкантами? И почему они должны были держать в уме тот факт, что “Аквариум” считался культовой единицей в “нерыночной” России?»

Вскоре выяснилось, что отъезд Гребенщикова разделил его поклонников на два лагеря. Одни осуждали Бориса за то, что он бросил своих друзей. Другие оставляли за ним право на творческий эксперимент. Объединяло их только одно – все с нетерпением ждали результатов. Ведь у идеолога «Аквариума» впервые появилась возможность поработать с исполнителями мирового уровня, набраться студийного опыта и ознакомиться с новейшими музыкальными идеями. В итоге, триумфально отыграв на презентации кинофильма «Асса», Гребенщиков в мае вылетел на запись альбома, который в его голове уже получил название Radio Silence. Теперь судьба пластинки во многом зависела от идей Дэйва Стюарта и маркетингового отдела CBS Records.

Понимая, что будущее выглядит туманным, Дюша организовал собственный проект «Трилистник», который его друзья называли «“Аквариум” без Гребенщикова». Сева Гаккель в эту историю не вписался – он оставался «носителем духа», ездил по городу на велосипеде и лишь изредка выступал в составе «Поп-Механики».

«С появлением “Трилистника” Боб перестал чувствовать ответственность за остальных, – рассказывал Миша Файнштейн. – Наверное, он считал, что у нас и так есть своё дело. Это никак не показывалось, вслух не говорилось, но чувствовалось. Как многое чувствуется при длительных отношениях между людьми».

Как это нередко бывает, жизнь всё расставила по местам. Незадолго до этих событий «Аквариум» получил приглашение выступить в Монреале на всемирном конгрессе врачей-психиатров.

«Представьте себе играющих регги музыкантов – с виолончелью, флейтой и скрипкой, – так анонсировала их выступление Montreal Gazette. – Или английскую фолк-роковую группу, затерявшуюся в русских степях, и вы получите представление об оригинальном стиле “Аквариума”. В их лидере Борисе Гребенщикове вы увидите настоящую рок-звезду».

Сыграв летом 1988 года на одной площадке с легендарными Crosby, Stills & Nash, БГ вместе с братушками отправились в близлежащую студию – попробовать записать несколько треков. С подробностями этой безумной сессии можно ознакомиться в фильме Long Way Home, в котором американские операторы бесстрастно фиксировали очередной суперхаос в рядах рок-группы из Ленинграда.

«Боб решил записать Death of King Arthur, которую они с Дюшей написали ещё в 1978 году, – вспоминал Гаккель. – Эта красивая композиция на три аккорда давно сложилась как номер, который они играли вдвоём. И вдруг Боб говорит нам с Решетиным, чтобы мы сыграли что-нибудь на скрипке и на виолончели. Меня бросило в пот, поскольку я никогда не играл в этой песне и был совершенно к этому не готов… Все начали давать советы, крутясь перед камерами и явно переигрывая в этой ситуации. В жизни такого никогда не было. Я не выдержал и всех послал».

После этой неудачной попытки Борис, связанный по рукам и ногам контрактом, мог рассчитывать только на американских музыкантов, но уже никак – на своих друзей.

«За последние годы мы с “Аквариумом” многого достигли, но сейчас эта фаза закончилась, – рассуждал Гребенщиков в Long Way Home. – По крайней мере, в Монреале стало очевидно, что мы делаем не то. Потому что мы стали повторяться… Так что нам надо распустить “Аквариум” и начать всё с самого начала, с пустого места».

Это было довольно дерзкое заявление. Оказавшись лицом к лицу с мировым шоу-бизнесом, БГ в полной мере ощутил размеры надвигавшейся опасности. По большому счёту, никого не интересовали «поиски нового звука» или «работа для вечности». Представители лейбла ждали от русского музыканта ярких радиохитов и соблюдения дедлайнов. Теперь Борис на собственной шкуре ощутил, что значила классическая фраза Pink Floyd «welcome to the machine».

Очутившись в тупиковой ситуации, Гребенщиков нашёл единственный выход. Он потребовал выписать в Америку Сашу Титова – мол, так работа пойдёт быстрее. На самом деле ему была необходима моральная поддержка и «плечо друга». Кенни Шаффер немного посопротивлялся, но пошёл Борису навстречу.

Приезд Титова в Лос-Анджелес добавил БГ уверенности, но в корне изменить ситуацию не смог.

«Radio Silence оказался проектом, задуманным с размахом, но осуществлённым неграмотно, – вспоминал басист “Аквариума” в интервью писателю Андрею Матвееву. – Притом что милейшие люди раскрутили CBS на огромные деньги и полномасштабную кампанию с интервью, турами и Дэйвом Стюартом, они совершенно не подумали о вопиющем несовпадении этой машины с антисистемной сутью “Аквариума”. Борис находился под колоссальным прессингом, поскольку на карту было поставлено очень многое. На него наседали со всех сторон».

***********************************************

Летом 1988 года лидер «Аквариума» неожиданно засветился на сцене переполненного стадиона Уэмбли. На историческом концерте в честь Нельсона Манделы Гребенщиков выступил в качестве «приглашённого музыканта в составе Eurythmics, и тот факт, что его гитара не была подключена к усилителю, не имел никакого значения.

Работа над альбомом медленно, но нервно подходила к концу. Уже были готовы девять композиций на английском, песня Вертинского «Китай» и вышеупомянутая Death of King Arthur. Саша Титов играл почти на всех треках, а Сева Гаккель и другие музыканты «Аквариума» – на одной композиции.

Надо признаться, что Гребенщикову не нравились запись вокала и финальное микширование, и он сумел убедить руководство лейбла перенести сроки выхода альбома на 1989 год. В качестве иллюстрации нечеловеческого напряжения приведём фрагмент малоизвестного интервью, данного Кенни Шаффером американской журналистке Дайане Мелцер.

«В августе 1988 года Дэйв и Борис смонтировали запись, – рассказывал босс «Белки». – И только спустя несколько недель БГ осознал: то, что получилось, совсем не было похоже на его собственные песни. Они стали отредактированными и слишком гладкими… Я как идиот кричал ему во всё горло, что запись – дерьмо! Борис, напротив, не особенно распространялся на эту тему, хотя я прекрасно чувствовал, насколько сильно он разочарован».

В этой ситуации Марина Алби оказалась куда менее политкорректной. Когда спустя много лет я попросил её подвести итоги этой истории, она высказалась крайне бескомпромиссно:

«Борис явно мечтал о коммерческом успехе. Он падал на колени перед Стюартом и всё, что говорил Дэйв, выполнял беспрекословно. И в результате у них получился over produced record. Там самые лучшие песни – те, которые наиболее простые. Но у Гребенщикова были совсем другие амбиции. Мне кажется, что в тот момент он действительно хотел стать поп-звездой на Западе».

А в это время музыканты «Аквариума», которые были вынуждены остаться в Ленинграде, находились в глубоком кризисе. Стадионный тур по стране был прерван, не успев даже толком начаться. Казалось, что всё идёт прахом – денег не было, жёны отчаянно бухали, и в целом настроение было крайне упадническим.

«То, что Борис делает сейчас, не очень мне нравится… И как он относится к музыкантам, мне не нравится патологически, – сетовал Дюша в интервью писателю Александру Житинскому. – У Гребенщикова сложная проблема: он получил контракт и будет с ним копаться ещё очень долго. Он, к несчастью, потерял себя начисто».

Незадолго до завершения работы над книгой я побеседовал с Гаккелем о событиях того времени.

«У нас тогда постоянно менялись директора, – признавался виолончелист “Аквариума”. – К примеру, некто Виталий Калманов мог встать за пульт и считал своим долгом участвовать во всех фотосессиях и съёмках видео, так же как и подсидевший его позднее Андрей Белле. Такое ощущение, что Бобу это было безразлично, а я сходил с ума от всеобщего безумия. Оказывается, эта заноза так глубоко сидит, что спустя тридцать пять лет даёт о себе знать. Я до сих пор всех ненавижу».

Как известно, беда не приходит одна. За время отсутствия Гребенщикова его квартиру несколько раз грабили, пролезая внутрь через крышу. Воры вынесли всё что смогли, включая деньги, книги и коллекцию пластинок. После этого Борис заявил юристам CBS Records: «Я должен поехать домой. Мои ребята бедствуют. Я возвращаюсь, чтобы мы могли сыграть несколько концертов и заработать немного денег».

Представители лейбла нехотя согласились, но в ответ придумали провести в Ленинграде концерт «Аквариума» вместе с участниками Eurythmics. Мероприятие состоялось в Спортивно-концертном комплексе и было анонсировано как презентация ещё не вышедшей пластинки. Под прицелом телекамер музыканты исполняли старые хиты и материал из Radio Silence, но во всём происходящем ощущался некий привкус сахарина.

«Публика дважды аплодировала артистам стоя, но старые поклонники были разочарованы, – отмечал еженедельник The Village Voice. – Им казалось, что “Аквариум” стал мягче и эпоха закончилась».

Эти стадионные выступления дались БГ дорогой ценой. На сцене он выкладывался по полной, а в гримёрке долго и надрывно кашлял, поскольку пел простуженным. Он улыбался съёмочной группе, вёл себя сдержанно перед журналистами, но реально рисковал потерять здоровье.

«После этих концертов Борис пришёл ко мне и сказал: “У меня отнялась рука”, – вспоминала Людмила Харитоновна. – Я вызвала “скорую помощь”, и они констатировали у сына нервное истощение. Жена Люда просто доводила его своими скандалами. Она регулярно закатывала истерики и несколько раз пыталась выброситься из окна».

Через несколько недель лидер «Аквариума» вылетел в Лондон, где на студии Дэйва Стюарта дописал песню «Молодые львы» – последний трек в этой нереально тяжёлой сессии. В итоге альбом оказался компромиссом между саундом Eurythmics, иллюзиями Гребенщикова и стратегической линией CBS Records. По-русски этот синдром исчерпывающе описан в басне «Лебедь, рак и щука».

В мае 1989 года пластинка с глазами БГ на обложке была выпущена world wide – «по всему миру». Она попала в топ-200 журнала Billboard, обойдя на две позиции свежий релиз группы R.E.M. Диск имел определённый успех в Японии, а две композиции из Radio Silence вошли в локальные хит-парады Америки.

«Когда я зашёл в нью-йоркский магазин Tower Records, то просто налетел на две гигантские бронзовые буквы BG, – сообщал Гаккель в книге “Аквариум как способ ухода за теннисным кортом”. – Но что-то я не заметил, чтобы кто-нибудь эти пластинки покупал, наверное я просто попал не вовремя. Было немного обидно за державу».

Релиз альбома, в который было вложено более двух миллионов долларов, сопровождался туром по восточному побережью США и гастролями в Западной Европе. На концертах Гребенщикову подыгрывали Саша Титов и американские музыканты, выступавшие ранее со Стингом и Дэвидом Бирном. Помню, что спустя несколько лет мы с Борисом смотрели видеозапись одного из концертов Talking Heads, и Гребенщиков, глядя на экран, мимоходом заметил: «О, старые знакомые… Этот перкуссионист отъездил со мной весь тур Radio Silence».

Что там говорить, я был впечатлён этой фразой. Говоря откровенно, концертный тур в поддержку альбома напоминал выход в космос, причём без какой-либо страховки. Поэтому неудивительно, что в ноябре 1989 года на пресс-конференции в МИДе Борис не смог (или не захотел) сдержать раздражения.

«Я не хочу никого ругать, но, когда мы ездили по городам, рекламы не было вообще, – заявил лидер “Аквариума” журналистам. – Приехав в город, мы подолгу не могли узнать, в каком клубе выступаем. В магазинах я не мог купить свою пластинку: её либо не завезли, либо она уже была распродана. Или на выступление в клуб не привезут тираж пластинок для продажи. Или привезут, но не мои».

Во время паузы Гребенщиков встретился с Троицким и признался, что не представляет, каким именно будет его возвращение домой. Он дал откровенное интервью и потом ещё раз поговорил с Артёмом в Ленинграде – для ориентированной на западный рынок книги Tusovka.

«В сентябре 1989 года БГ вернулся с Запада разочарованным, – писал впоследствии Троицкий. – Продажи его иностранных пластинок оказались ничтожными, и турне не стало триумфом, на который Борис надеялся. “Я так устал играть с сессионными музыкантами”, – сказал он при первой нашей встрече после возвращения, тем самым опровергнув мою остроумную реплику о нём в американском интервью: “Мы послали вам поэта, а взамен получили профессионала”».

К слову, на эпохальном концерте памяти Башлачёва в Лужниках Гребенщиков так и не выступил.

БИТВА ДЕРЕВЬЕВ

«В последнее время мы застыли на месте. Мы находимся в полном болоте, и вся американская история – это возможный путь выбраться из него… В России “Аквариум” и так могут “хавать” ещё сколько угодно. Но я не хочу как “Машина времени”, не хочу как Майк. Потому что это – бесконечное повторение».

Борис Гребенщиков

После полутора лет приключений Родина-мать встречала своего блудного сына настороженно, до конца не понимая, чего от него можно ожидать. Такой же была реакция и на пластинку Radio Silence, которую все лениво поругивали и так же лениво покупали. Борис, в свою очередь, смутно догадывался, что прилетел в совершенно другую страну. Можно предположить, что в его душе царили горечь и опустошение, которые он тщательно скрывал. Казалось, что лидер «Аквариума» вернулся из Америки «человеком мира» – с лицом странника, в изящных очках, модных твидовых брюках и с новыми зубами.

Модернистский имидж БГ я наблюдал осенью 1989 года на фестивале журнала «Аврора», куда съехалось около сотни рок-групп. По замыслу Житинского, это действо было приурочено к двадцатилетию Вудстока, а за микшерным пультом восседал великий Тропилло. Внезапно на деревянной сцене парка имени Кирова возник неанонсированный Гребенщиков, который, по слухам, должен был находиться где-то в Европе. Насладившись эффектом неожиданности, он спел в акустике несколько песен, толкнул речь про «массовую промывку мозгов» и быстро исчез.

Никого из его музыкантов мне идентифицировать не удалось, за исключением флейтиста Олега Сакмарова, которого я помнил ещё со времён какой-то уральской конференции. Там бородатый музыковед обратил на себя внимание роскошным докладом «Рок-н-ролл как зеркало русской революции», который венчала убийственная фраза в стиле «нечего на зеркало пенять, коли рожа крива».

«Моё первое свидание с Борисом организовала Людмила Харитоновна, с которой мы трудились в одной из консерваторских структур, – рассказывал мне Сакмаров. – Я явился на квартиру к БГ и первое, что услышал, была фраза: “Олег, я не смогу тебя принять, потому что у меня рушится жизнь”. За его спиной стоял страшный грохот, видимо у них с супругой шли очередные разборки. Через несколько дней он приехал ко мне в гости и оказался поразительным человеком. Мы обсуждали “Книгу Перемен” и вели беседу о семейных ценностях, которые до сих пор мне кажутся актуальными. Например, Гребенщиков комментировал песню “Сладкая N” и говорил, что это исключительно парадоксальный взгляд Майка, потому что женщинам, наверное, можно простить всё».

Надо признаться, что на практике это получалось не всегда. Вскоре Борис развёлся с Людмилой и начал встречаться… с женой своего басиста. В этом контексте мне симпатична позиция Гаккеля, который всегда утверждал, что женщины в истории «Аквариума» – это табу и на данную тему говорить нельзя. Другое дело, что для Сакмарова с Липницким границ в этом вопросе никогда не существовало, поэтому их мнения автоматически попадали в категорию «аутентичного фольклора».

«Жена Людмила могла вывести из себя каждого, и Бориса в том числе, – уверял Липницкий. – Она могла вывести из себя даже святого. И, находясь у меня в гостях, Люда настолько достала своего мужа, что тот взялся за ремень. В итоге ночью ко мне явилась делегация бабушек-балерин, которые стали упрекать меня в том, что в квартире мучают какое-то животное… Мол, такие из комнаты доносились звуки».

«Я дружил с семьёй Титовых и поэтому присутствовал при семейных разборках Бори, Саши и Ирины, – нехотя признавался Олег Адольфович. – Тогда у них много историй случалось, и со стороны это выглядело совершенно нелепо. Для Тита это была настоящая драма, поскольку он не понимал, что именно вокруг творится».

Неудивительно, что вскоре после окончания данной эпопеи басист «Аквариума» начал новую жизнь. Он выступал с группой «Турецкий чай», «Поп-Механикой», а также продюсировал дебютный альбом «Колибри». Кроме того, общаясь с журналистами, Титов стал целенаправленно критиковать бывшего друга.

«Музыку, как и ребёнка, обмануть нельзя, – откровенничал Александр в беседе с Житинским. – Последнее время в каждой песне, которую Боб приносил нам как новую, прослеживался набор гребенщиковских штампов… И в гармониях появились клише, которые он в предыдущие годы использовал. Как гитарист он ритмически очень слаб и знает только три-четыре способа игры на гитаре. И на этих приёмах стали строиться все новые композиции. Раньше он давал музыкантам больше воздуха и был меньшим авторитетом. И не так сильно, как в последние два года, затыкал людей на репетициях».

В тот период БГ всячески старался отмежеваться от «бытовых проблем». Он поселил Людмилу с сыном Глебом в новую квартиру на улице Белинского, но сам при этом оставался без жилья. В квартире на Софьи Перовской жить уже было невыносимо. Вместе с новой супругой Борис снимал комнату, о чём и написал песню «Королевское утро», которую я впервые услышал в парке имени Кирова: «Им не нужен свой дом – день здесь, а потом прочь, / Им достаточно быть вдвоём, вдвоём всю ночь».

«Знаете, у меня очень странная семейная ситуация, но при всей её странности эти люди сохраняют нормальные отношения, – говорил БГ в одном из интервью. – И каким бы безнадёжным ни казалось положение человека, если он сохраняет силу духа, то обязательно выстоит».

Теперь вернёмся к Сакмарову, которому предстояло сыграть немалую роль в новейшей истории «Аквариума». В своё время выпускник теоретико-композиторского факультета написал по просьбе Гребенщикова партитуры для альбома «Равноденствие». Несложно догадаться, что эта затея успехом не увенчалась – оказалось, что не все музыканты умели играть по нотам, да и учиться, кажется, не собирались.

Но Олег не отчаивался. На журналистском поприще дела у него шли куда веселее – «Ленинградская правда» опубликовала его развёрнутый анализ музыкальных структур «Равноденствия», от которого у Бориса, впервые столкнувшегося с выражением «гимническая природа альбома», прямо-таки опух мозг. Штудируя массу искусствоведческой литературы, Сакмаров вдохновлялся подвигами деятелей русского авангарда. Судите сами.

«Ночью после одного из рок-фестивалей я собрал грандиозную тусовку у своего друга Бориса Периля, – смеялся Олег Адольфович. – Там был суперсостав: Цой, Башлачёв, Кинчев, Задерий, Липницкий и весь “Аквариум”. Также туда приехал шведский консул с ящиком виски, а я пригласил красавиц-актрис из театра Комиссаржевской. Ещё там были музыкантские жёны, которые постоянно запирались в ванной с разными людьми. Меня всё это поразило своей невероятной свободой, поскольку я толком не знал, что такое рок-н-ролл, и затем целый день убирал за всеми блевотину».

Прошли месяцы. Во время американской эпопеи Гребенщикова Сакмаров с удивлением наблюдал, как стремительно вокруг меняется мир. Он даже успел посетить концерт группы «Аквариум», которая умудрилась сыграть в ДК Связи… без своего вокалиста. Затем Олег послушал несколько выступлений «Трилистника», а также концерт «Турецкого чая», где музицировали Ляпин, Гаккель и Титов. Ещё ему запомнилось, как БГ уныло сидел в пустом коридоре, терпеливо ожидая окончания репетиций вышеупомянутых коллективов.

«У меня нет будущего, – заявил тогда Борис в интервью журналу “Огонёк”. – По неизвестной причине у меня пропало будущее. А в прошлом году вообще исчезла способность к предвидению».

Созерцая со стороны этот дурдом, Сакмаров не сильно удивился приглашению Гребенщикова выступить на фестивале журнала «Аврора» в компании Серёжи Щуракова, Андрея Решетина и басиста Сергея Березового.

«В парке Кирова мы, почти не репетируя, исполнили четыре новые песни, – бодро вещал новый флейтист “Аквариума” в интервью для книги. – В тот вечер восторг заключался в том, что впервые БГ оказался совершенно свободен. Он не зависел ни от старого аквариумного “обоза”, ни от империалистического давления CBS Records. А мы смотрели на него, широко открыв рот, и при этом неплохо играли. Светило солнце, и со стороны это напоминало если не Вудсток, то Гайд-парк конца шестидесятых».

Вскоре Олег принял участие в эфире актуальной телепрограммы «Взгляд» и в московской презентации фильма Сергея Соловьёва «Чёрная роза – эмблема печали…», музыка к которому записывалась тогда на «Мосфильме».

«У нас были гастроли по Украине и Белоруссии, фантастически оплачиваемые, – радовался жизни Сакмаров. – Тогда существовал громадный зазор между кооперативной свободой и фиксированными госценами. За несколько концертов я получил гонорар в четырнадцать тысяч рублей и был сильно потрясён этой суммой, поскольку в консерватории неплохо зарабатывал по 180 рублей в месяц. А здесь мне по-быстрому оплатили стоимость нескольких “Жигулей”… Когда я эти деньги получал, стоя за занавеской на репетиционной базе, то сдуру спросил у Файнштейна, который тогда был директором: “А мне с этих денег надо платить партвзносы?” Миша на меня внимательно посмотрел и сказал: “Олег, настоящий коммунист должен платить партвзносы даже со взяток”. Это была гениальная фраза, после которой у меня снялись абсолютно все вопросы».

***********************************************

В июле 1990 года Гребенщиков вылетел в Лондон, чтобы приступить к записи второго альбома для CBS. Поначалу ничто не предвещало беды – Борис работал в студии у бас-гитариста Eurythmics, где подготовил демо-версии десяти песен на английском языке.

В какой-то момент лидер «Аквариума» решил «выписать» в Англию Гаккеля, который был готов помогать старинному другу, несмотря на сильнейшие идейные разногласия. Но суровая реальность, открывшаяся его глазам, превзошла все ожидания.

«Время от времени Борису звонили из местного отделения CBS и, судя по интонации его голоса, подгоняли, – писал Сева в своих мемуарах. – По этому же поводу звонили из Америки Марина Алби и Кенни Шаффер… В итоге песни просто вымучивались, поскольку этого требовал контракт. Так я впервые соприкоснулся с дыханием капитализма. Уж больно идиллической была картинка, которую Гребенщикову нарисовали в Нью-Йорке: всего восемь альбомов за двенадцать лет – в обмен на реальные деньги. Но на этот раз Боба подвела интуиция».

Позднее в многочисленных интервью Гребенщиков озвучивал другую версию событий, к слову – достаточно убедительную.

«Вся американская халява закончилась тем, что фирма CBS перестала существовать и была продана компании Sony, – подвёл черту БГ в одной из бесед. – Японцы вежливо пытались объяснить, чего именно от меня хотят. А я вёл себя нагло и говорил, что хочу продюсером Рэя Купера, с которым меня познакомил Джордж Харрисон. И никак по-другому. Они подумали и сказали: “Если вы такой специфический, то давайте с вами разведёмся”. И я уехал в Россию, оставив в Лондоне все вещи, поскольку думал, что скоро вернусь».

Быстро вернуться, к сожалению, не получилось. В августе 1990 года погиб в автокатастрофе Виктор Цой, и вскоре «Аквариум» выступил в Лужниках на крупном мемориальном концерте. По иронии судьбы музыканты играли в том месте, где в 1988 году группа «Кино» выступала на мероприятии памяти Башлачёва, а «Аквариум», как уже упоминалось, не выступал. Честно говоря, лучше бы он не выступал и на этот раз. Хотя первоначально состав группы особой тревоги не вызывал, а БГ, одетый в странный халат и тюбетейку, нашёл нужные слова, которые задели многотысячную аудиторию:

«Надеюсь, что это не мемориальные пляски над гробом… Всё понятно, что смерть – это переход. Витя сделал всё, что надо, и перешёл. Он сам лучше знает куда».

Но затем в дело вмешалась злодейка-судьба. То ли идеи «Аквариума» начали тихо умирать, то ли в группе исчез внутренний драйв, но энергия со сцены перестала идти совсем.

«Все, подчёркиваю, все группы до “Аквариума” отыграли на прекрасном звуке, – писал в “Рокси-экспресс” Александр Старцев. – Но как только на сцену вылезла славная компания под руководством Боба, началась какая-то каша, в которой слов было не разобрать. Плюс ко всему у группы появился новый, совершенно монотонный саунд, при котором выделить какую-то конкретную вещь было невозможно. Даже старые композиции типа “Молодых львов” получались нивелированными».

Вполне логично, что после концерта в Лужниках у Гребенщикова опустились руки. Это было то редкое выступление, после которого музыкантам было неловко смотреть в глаза поклонникам и журналистам. Наверное, их настроение можно понять – вокруг царили интриги, равнодушие и нежелание репетировать. Долго так продолжаться не могло, и вскоре грянул кризис.

«Девяностые годы начались с того, что я сидел в Лондоне и писал песни, – рассказывал мне Гребенщиков. – Мы приезжали сюда и играли, такой уже поблекший вариант “Аквариума”, вместе с Дюшей. Из музыки исчезла всякая актуальность, и в какой-то момент мы потеряли любые творческие импульсы. С моей точки зрения, люди в группе были, а музыки – не было. С восемьдесят седьмого по девяностый мы, конечно, пытались записываться, но, кроме музыки для фильмов Соловьёва, у нас ничего не получилось. Так случилось, что весь рок-н-ролл из музыки ушёл».

Событие, которое окончательно похоронило «Аквариум», случилось в феврале 1991 года. После удачных концертов в ДК МЭЛЗ группа выступала в городе Северодвинске, невдалеке от Архангельска. Эти концерты организовал старинный друг Коля Харитонов, который устраивал им гастроли ещё в далёком 1982 году. Но то, что произошло на этот раз, БГ комментировать отказался, назвав последующие события «тяжёлой историей». Ночью после мероприятия Борису случайно озвучили сумму, выплаченную директору «Аквариума». Она оказалась в два раза больше, чем гонорар, который музыканты получили на руки. Другими словами, выяснилось, что стародавний друг-директор его обманывает.

«Борька просто взбесился, когда узнал, что до него доходят не все деньги, – утверждал Олег Сакмаров. – Тогда в шоу-бизнесе это было обычной историей, но Гребенщиков не привык к таким поступкам и уволил Фана. А потом ещё много лет на него обижался».

В момент написания книги у меня не было возможности выслушать версии Файнштейна или Коли Харитонова, поскольку они к этому времени умерли. Гаккель комментировать эту историю отказался, так как его в Северодвинске не было. В свою очередь, я могу предположить, что часть денег Фан откладывал, к примеру, на издательскую деятельность – в частности на выпуск газеты «Арокс и Штёр» и сборника текстов «Аквариума».

К сожалению, раскрывать правду никто не торопится, да и пресса на эту тему уверенно помалкивает. В 1998 году мне удалось пообщаться с Серёжей Щураковым, и наша беседа сохранилась на кассете. Вот что он рассказал:

«Боб окончательно разошёлся с Фаном и Дюшей, и это произошло именно в Северодвинске. Это было очень болезненно, это был полный крах. После концерта в гостинице у нас состоялся тяжёлый разговор, но без наездов. Всё было трезво, и все согласились, что сейчас нужно прерваться. Я очень переживал, и когда мы всё-таки возобновили репетиции, я пришёл в ДК Связи и сразу же оттуда ушёл».