Текст книги "Похищение Европы"

Автор книги: Александр Белов (Селидор)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Такое объяснение Зорина устраивало. Проблема заключалась в другом. Все это было неправдой, и удача здесь ни при чем. И незачем лгать самому себе, списывая все на отчаянное везение.

Белов являлся ярким представителем новой породы, народившейся за последнее десятилетие. Он не лизоблюдствовал и не ждал милостей; он делал свое дело так, как умел, и так, как считал нужным. Закалившийся в боях характер не позволял ему отступиться от единожды выбранной цели.

В этом и заключалась основная разница между ними: Зорин всегда выбирал легкий и окольный путь, а Белов – прямой и самый трудный, опасный, как военная тропа. Зорин осторожничал и взвешивал каждый шаг, точно рассчитывая силы и средства, а Белов пер напролом, невзирая на синяки и шишки. Зорин заранее видел скользкие места и стелил соломку, а Белов не задумывался и больно падал: один, два, десять, сто раз… И всегда поднимался.

В этом было его главное преимущество: семь раз упасть и восемь – подняться. Зорин так не мог. Поэтому в борьбе с Беловым у него оставалась последняя надежда – что тот заиграется и рано или поздно грохнется оземь так, что разобьется.

В глубине души Виктор Петрович не особенно надеялся на помощь Хайловского – по его разумению, очень уж мудрено действовал Глебушка (хотя правильнее было бы называть его «Иудушкой»).

Но и у Зорина имелся крапленый туз в рукаве – свой человек в близком окружении Белова. «Жучки» – это, конечно, здорово, но по старинке-то оно надежнее. В этом Зорин только что убедился.

Белов встречался с Князем, а шпионы Хайловского – ни сном, ни духом.

– Засранцы! – от души выругался Зорин. – Даром хлеб едят! Ну ничего…

Ничего. Зато у Виктора Петровича есть одно качество, незаменимое для аппаратных игр, – он умеет терпеливо дожидаться своего часа. И он его дождется.

Зорин сладко потянулся. Слабая надежда на то, что когда-нибудь Белов ошибется, постепенно крепла и перерастала в уверенность.

Это было уже слишком. Даже всегда спокойная Лайза не выдержала:

– Знаешь, Федор… По-моему, ты перегибаешь палку. Я еще могу поверить, что за домом кто-то наблюдал… Но почему именно призрак бывшего владельца? Нет, дорогой мой. Прости. Мне кажется, ты просто морочишь нам голову. Я только одного не могу понять, зачем тебе все это нужно? Что это? Шутка? Скажу честно: я и так по горло сыта твоими выходками…

Лукин не мог поверить своим ушам. Лайза, взявшая на себя роль заступницы, вдруг переменила точку зрения и стала на сторону противников?

В глазах Федора показались слезы.

– Матушка… – начал он.

– Никакая я тебе не матушка! – отрезала Лайза.

Все с удивлением посмотрели на нее. Белов недоумевал: откуда такая резкая перемена настроения? Он подошел и взял любимую за руку. Лайза мягко, но настойчиво освободила руку.

– Может, лучше займемся делами? – сказала она. – А Федору… нужно отдохнуть. Доктор, – обратилась Лайза к Ватсону, – отведите его, пожалуйста, наверх. В комнату. Пусть поспит.

Ватсон понял, что ей лучше не перечить. Он испытующе посмотрел на Лайзу, но она выдержала этот взгляд.

Станислав Маркович нежно подхватил Федора под мышки и поставил на ноги.

– Пойдем-ка, проповедник. И не спорь. Ты действительно всех утомляешь.

Лукин пробовал сопротивляться. Он бормотал что-то несвязное, но Ватсон его не слушал. Прихватив походный чемоданчик, доктор увел новоявленного Ван Хельсинга наверх, в спальню.

Федор горячо шептал:

– Я докажу… Я докажу вам, что я прав. – И Ватсон успокаивал его, как мог.

– Конечно, докажешь. Но – завтра. Дело-к вечеру. А завтра проснешься, глядишь, все и переменится. Пошли-ка, охотник за привидениями.

Второй этаж был разбит на шесть отличающихся размерами комнат. Лайза с Беловым занимали самую большую. Любочке досталась самая маленькая, но зато самая светлая каморка в противоположном от беловской спальни конце здания. Одна комната была общей, еще одна – проходной, там находилась винтовая лестница. Первую из оставшихся, выходившую окнами на ворота, занимал Витек, а Ватсон с Федором делили вторую.

Доктор Вонсовский усадил незадачливого искателя приключений на кровать, помог Федору снять ботинки и свитер.

– Ложись, Федор…

Лукин вцепился в руку Станислава Марковича.

– Ватсон, – горячо зашептал он. – Ну хоть ты-то мне веришь? Я тебе покажу. Там, рядом с центральным рынком, на улице Тараса Шевченко… Там…

– Конечно, верю, – ласково сказал Ватсон. – Но только завтра, ладно?

– Прямо с утра, – говорил Федор. – Обязательно пойдем…

– Обязательно, – успокоил его Ватсон. – Дать тебе снотворное?

– Какое там снотворное? – отмахнулся Федор. – Я все равно не засну, даже если выпью целую пачку.

Он без сил повалился на подушку и через мгновение захрапел – сказывались переживания долгого и трудного дня.

Ватсон постоял немного, почесывая гладкую голову.

– Ну как ребенок, ей-богу! За ним – глаз да глаз. Хорошо еще, что не обвешал весь особняк связками чеснока…

Ватсон усмехнулся, тихо закрыл за собой дверь и спустился в центральный зал, где Лайза четким приказным тоном отдавала распоряжения.

– Так, – говорила она, сверяясь с портативным компьютером. – На завтра план следующий. В поселке Ильпырский состоится Праздник лета. Оленеводы пригонят туда свои табуны. Лучшего повода пообщаться с камчадалами не найдешь. Нельзя забывать, что они – тоже избиратели. Нам важен каждый голос. Камчадалы, – назидательно сказала она, повернувшись к Белову, – это коренное население Камчатки, объединяющее ительменов, чуванцев и коряков. Запомнил?

Александр, как прилежный ученик, повторил:

– Ительмены, чуванцы и коряки.

– Хорошо. Постарайся побеседовать как можно с большим количеством людей, вникнуть во все их проблемы и насущные нужды. Учти, что все они – дети природы, кормящиеся в основном оленеводством и охотой. Нынешний губернатор урезал им квоты на добычу рыбы и зверя; это все равно, что запретить европейцу ходить в магазин, понимаешь?

– Угу. – Белов кивнул.

– В твоей программе одним из первых пунктов записана охрана природных богатств. Так вот, нельзя охранять природу от камчадалов, потому что они сами и есть часть этой природы. Запомнил? Очень важный тезис. И вот еще что, – Лайза пролистала несколько электронных страниц и нашла нужную. – Ты обязательно должен встретиться с Иваном Пиновичем Рультетегиным. На Камчатке все еще сильны языческие традиции, а Иван Пинович – самый уважаемый из всех шаманов. Смотри, не перепутай имя – Иван Пинович Рультетегин.

– Хорошо, – ответил Белов.

Солнце клонилось к закату. Огромный оранжевый диск, как циркулярная пила, вгрызался в синюю тайгу.

– Праздник лета будет широко освещаться прессой, – сказала Лайза. – По-моему, самое время озвучить громкое предвыборное заявление. Сегодня на пресс-конференции в аэропорту случился фальстарт. Завтра это не должно повториться. Зачем делать такие роскошные подарки нашим соперникам?

– Согласен, – сказал Саша.

Голос Лайзы слегка смягчился, но очерк губ был по-прежнему жестким. Как-то незаметно она взяла бразды правления в свои руки, но – странное дело! – никто и не собирался с ней спорить.

– На этом – все, – объявила Лайза. – Пора ложиться спать. Если честно, то я устала, а впереди – трудный день. Витек, запирай ворота.

Злобин нехотя поднялся со стула и направился к выходу. Его вид говорил, что сам бы он ни за что не послушал упрямую американку, но если даже шеф не осмеливается ей возражать, то… Что уж тут поделаешь?

Белов пристально наблюдал за Лайзой, пытаясь понять, что с ней происходит? Может, бешеный темп жизни и постоянная нехватка времени начали негативно действовать на его любимую? Может, Лайза не выдерживает этой нагрузки и теперь подсознательно хочет только одного – чтобы затея с выборами как можно скорее завершилась, пусть и неудачно?

«Нет. – Он встряхнулся, отгоняя прочь мрачные мысли. – Этого не может быть. Что бы ни случилось, мы будем вместе. Лайза не подведет».

Но рациональная часть сознания твердила другое: если однажды нечто подобное уже произошло – с Ольгой, то почему это не может произойти с Лайзой?

«Потому что я этого не хочу. Не хочу повторять старые ошибки», подумал Александр. Он решил поговорить обо всем начистоту, но не прямо сейчас, а тогда, когда Лайза сама этого захочет. Надо было выдержать небольшую паузу.

Лайза сосредоточенно листала электронные страницы карманного компьютера. Несколько раз она украдкой ловила на себе внимательные, взгляды Белова, но делала вид, будто ничего не замечает.

Наконец она не выдержала, выключила «палм» и заявила:

– Все. Объявляю отбой. Нам всем надо хорошенько выспаться.

Лайза первая покинула центральный зал и ушла на второй этаж, в свою комнату.

Белов выждал несколько минут. Он покурил, перекинулся парой словечек с Витьком и Ватсоном, затем пожелал Любочке спокойной ночи и поднялся в спальню.

Лайза уже лежала, до подбородка накрывшись легким покрывалом.

– Не включай свет… – попросила она, услышав скрип половиц и тихие шаги Александра. – Я уже сплю.

Белов не стал возражать; он быстро разделся и скользнул в постель, поближе к любимой. В полумраке комнаты угадывались только плавные контуры тела, но они были такими родными… и соблазнительными. Саша поцеловал Лайзу в плечо и медленно провел рукой по талии.

Лайза отстранилась и негромко, но отчетливо произнесла:

– Не надо…

Белов почувствовал, как в груди начала медленно подниматься волна возмущения, но он тут же постарался ее погасить. В конце концов, нельзя же быть таким эгоистом! Разве их желания всегда должны совпадать?

Встреча с Лайзой многому его научила. Раньше он привык только брать, пользуясь правом сильного. Он не считался с желаниями других – полагал, что это ни к чему. Но по прошествии некоторого времени оказалось, что так он теряет близких и дорогих людей. Пример с Ольгой был слишком красноречив.

Да, нужно быть сильным, чтобы отстоять свою точку зрения, но иногда требуется куда больше силы, чтобы подавить собственное самолюбие и уступить. Особенно тому, кто беззащитен перед тобой.

Он аккуратно убрал руку и еще раз поцеловал Лайзу в плечо – легко и нежно, будто просил прощения.

– Что-то не так? – спросил он. – С тобой что-то случилось? Может, нам надо поговорить об этом?

Лайза молчала. Казалось, она колебалась. Белов уже думал, что еще немного и она повернется к нему и расскажет обо всем, что ее беспокоит… Но Лайза только вздохнула и прошептала:

– Не сейчас. Давай будем считать, что на сегодня нерешенных вопросов больше не осталось.

– Как скажешь, – ответил Белов. – Я тебя люблю. Спокойной ночи.

К сожалению, это было неправдой. Нерешенные вопросы остались, и, что еще хуже, их было много. С некоторыми из них им пришлось столкнуться уже через несколько часов.

VI

Виктор Петрович Зорин жил в центральной гостинице Петропавловска, в президентском «люксе». Естественно, гостиница называлась «Камчатка», и, разумеется, в означенном «люксе» никогда не останавливались президенты. Просто небольшой городок, будучи региональным центром (выражаясь старомодно – губернской столицей), страдал тщательно замаскированным комплексом неполноценности. Отсюда и тяга к пышным названиям. Единственное, что было президентским в этом номере, так это размер тараканов.

Зорин считал, что если бы усатые паразиты объединили свои усилия, то наверняка смогли бы выбросить будущего губернатора из окна – настолько они были рослые и мускулистые. Но, видимо, у тараканов была та же извечная проблема, что и у людей – не хватало толкового руководителя.

Нынешний губернатор клялся и божился, что со дня на день, а то и с минуты на минуту Зорину предоставят гостевую резиденцию, построенную специально к визиту Батина. Однако Батин в свое время не пожелал приехать. Губернатор из-за этого не сильно переживал; куда больше огорчало другое – президент не стал утверждать его на повторный срок, выказав тем самым свое недоверие. И сейчас, подозревал Зорин, действующий правитель Камчатки спешно «подчищал хвосты», приводя внутреннее убранство гостевой резиденции в соответствие с суммой, заявленной в строительной смете. Поэтому переезд Виктора Петровича из гостиницы в более пригодное для проживания место постоянно откладывался.

Зорин сидел в кресле, положив ноги на журнальный столик. Было около двух часов ночи. Тараканы бегали под кроватью, шумно сталкиваясь друг с другом. Их жесткие панцири гремели, как крошечные рыцарские доспехи. На журнальном столике горела лампа; она очерчивала на роскошном ворсистом ковре четкий круг света. Нахальные соседи (или – подлинные владельцы? Это еще как посмотреть) остерегались выползать на свет: то ли боялись, то ли скромничали, ожидая приглашения. А скорее всего хранили некий паритет; соблюдали негласное джентльменское соглашение: ты нас не давишь шлепанцами, мы не выбрасываем тебя в окно и вообще не показываемся на глаза. И Зорин был им за это благодарен.

Он еще раз обдумывал события сегодняшнего дня. Ближе к вечеру он несколько раз звонил Хайловскому, чтобы узнать, есть ли документальные подтверждения встречи Белова с Князем, появится ли это в завтрашних газетах. Глебушка делал удивленный голос и заявлял, что он такими сведениями не располагает. Но Зорин-то точно знал, что встреча была. Значит, и Глебушке доверять было нельзя?

Если честно, Виктор Петрович не доверял ему с самой первой минуты. Но что поделаешь? «С волками жить…», как говорится. Тут уж, будь любезен, забудь немецкий, которому с грехом пополам Зорина обучили в школе, и вой по-волчьи. У каждой игры есть свои правила. Вот Зорину и приходилось изображать из себя простачка – хитрого, но недалекого интригана. Пусть Глебушка втайне гордится своим превосходством и постепенно утрачивает чувство реальности. Главное, чтобы Зорин его не утратил. Удара в спину можно ожидать в любой момент и в первую очередь от тех, кто лижет тебе руки.

Анализируя эту абсурдную ситуацию, Виктор Петрович начинал остро завидовать Белову. Тот был окружен настоящими друзьями. Но… Зорин вспоминал кое-что, известное лишь ему одному, и зависть отступала.

«Все-таки мы с тобой не слишком отличаемся, – мысленно поучал Зорин Белова. – И тебя, и меня можно продать. Подороже или за бесценок – это другой вопрос. Но можно. А вот в чем я тебя опережаю, так это в знании людей. Я знаю, чего они стоят на самом деле. А ты до сих пор не снимешь розовые очки. Бригада! Дружба! Верность! Романтик хренов! Больно тебе будет падать, ох как больно!».

Зорин уставился на мобильный телефон, лежавший на столике рядом с лампой. Почему-то он был уверен, что аппарат сейчас запищит.

Но прежде вдалеке послышались раскаты грома. Погода вновь менялась – только за истекшие сутки в четвертый раз. Дождь, солнце, снова дождь, опять солнечные залпы и бешено скачущий столбик термометра. Затем маленький дождик, слабый, словно чихание ребенка, за ним отчаянный приступ жары – до самого заката, чистое небо, как обещание превосходного прогноза на завтра, и вот – на тебе, пожалуйста. Снова гроза, быстро накатывающая на город со стороны суши. Ничего не попишешь – особенности муссонного климата. К этому придется привыкать и мириться следующие четыре года самому Виктору Петровичу и его заслуженному ревматизму.

Тараканы притихли и стали деликатно отступать. Наверное, у них было такое правило – пережидать грозу в укромном местечке, в какой-нибудь тараканьей пивной.

Телефон заиграл первые такты полонеза Огинского. Зорин схватил аппарат и принялся читать поступившее сообщение: сначала быстро, потом более вдумчиво. По условиям конспирации их связь с информатором была односторонней. Даже если Зорин чего-то не понимал, он не имел права переспрашивать, чтобы не подставить под удар своего человека.

Виктор Петрович еще раз перечитал сообщение. «Вот оно что! Я ожидал чего-то подобного. Ну что же? Вот вам, господин Белов, ответный ход!».

Зорин снял трубку стационарного аппарата. Звонить губернатору не имело смысла; тот все дни и ночи напролет был занят только одним делом – как бы прикрыть свою мягкую и нежную попу от возможных наездов прокуратуры. А вероятность этих наездов неуклонно повышалась по мере того, как губернаторский срок подходил к концу.

Зорин позвонил сыну губернатора – генеральному директору рыболовецкой компании «Бриз». Парень понимал, что еще немного и на заступничество папаши можно будет не рассчитывать, тогда как Виктор Петрович – фигура мощная и надежная.

Зорин с ним не церемонился – в двух словах объяснил суть дела и велел выполнять, а на испуганный вопрос «как?» ехидно ответил:

– Каком книзу, дружок. Или кверху – возможны варианты. Выбирай сам, меня интересует результат.

И он знал, что результат будет – независимо от того, какой вариант выберет завравшийся сынок заворовавшегося папаши.

Белову редко снились сны, особенно в последнее время. А может быть, и снились, но он их быстро забывал – сразу после пробуждения.

В ту ночь он проснулся от далеких раскатов, гремевших за окном. Со стороны суши на город надвигалась гроза. В кромешной темноте тучи были не видны; сполохи молний сверкали, как вспышки электросварки. Гром запаздывал – секунд на десять, не меньше. Александр умножил это время на скорость звука – получилось три с небольшим километра; именно столько оставалось до грозового фронта.

С улицы доносился шум листвы; тяжелые, но пока редкие капли дождя гулко ударяли по стеклу.

Белов повернулся на другой бок. Первой неосознанной мыслью было укрыть Лайзу потеплее, спрятать ее от разгулявшейся стихии; он протянул руку, и пальцы нащупали… пустоту.

Легкая дрема, до той поры еще туманившая рассудок, исчезла без следа. Белов рывком вскочил и воскликнул:

– Лайза!

Шум листвы за окном усилился, словно пытался ему что-то сообщить, но любимого голоса Белов так и не услышал.

– Лайза! – повторил он, подходя к выключателю, хотя уже чувствовал, что это напрасно – девушки в комнате не было.

Александр не понимал, что с ним творится, откуда взялось ощущение тревоги и неотвратимо надвигающейся беды? Если разобраться, мало ли кто встает по ночам? И мало ли для каких надобностей?

Белов щелкнул рычажком выключателя, и комната озарилась мягким приглушенным светом. Та сторона постели, где спала Лайза, была смята. Александр машинально провел ладонью по простыне – льняная ткань уже успела остыть.

Белов схватил джинсы и, путаясь в штанинах, натянул их на голое тело. Он выскочил в маленький узкий коридор, соединявший комнаты, – в отличие от первого этажа, где они располагались изогнутой анфиладой, здесь все спальни были изолированы – и увидел белую стремительную тень, мелькнувшую в темноте и тут же пропавшую.

– Лайза! – Белов старался не повышать голос, чтобы не разбудить остальных обитателей митрофановского особняка, но у него это не очень хорошо получалось.

Тень больше не появлялась. Белов прислушался – еле слышно пропели половицы, и стало тихо. Только ветер завыл с новой силой.

Следующий звук, заставивший его насторожиться, донесся снизу. Отчетливый скрип несмазанных петель. Белов бросился к лестнице.

Саша рисковал поскользнуться на истертых чугунных ступеньках и сломать себе шею, но его это не останавливало. Преодолев витой пролет, Белов побежал в сторону центрального зала. Дверь оказалась заперта. Нелепо было предположить, что Лайза потихоньку вышла в зал и каким-то чудом умудрилась заложить за собой тяжелый железный засов – с обратной стороны.

«Значит… Она пошла в другую сторону». Белов двинулся в противоположном направлении, переходя из комнаты в комнату. Под потолками здесь висели слабые электрические лампочки, но сейчас они не горели; общий выключатель находился на распределительном щите, в центральном зале, а у Белова не было времени на то, чтобы включать свет. Через узенькие вытянутые окошки в анфиладу врывались голубоватые отсветы молний. Гроза уже вовсю бушевала над особняком, постепенно смещаясь к морю.

Днем эти комнатки выглядели крошечными, почти игрушечными, но сейчас почему-то казались огромными. Ночью, в отблесках грозы, дом купца Митрофанова никак не напоминал подводную лодку. Витек был прав: сравнение с рыцарским замком напрашивалось само собой. Белов чувствовал себя отчаянным смельчаком, в поисках любимой пробравшимся в грозную крепость.

Молнии сверкали все чаще и чаще; паузы между ними длились не более двух-трех секунд, а гром следовал сразу, без малейшего промежутка. Белову казалось, что некий злобный великан взобрался на крышу и без устали колотит чудовищными кулаками по железу кровли.

Но даже в этом грохоте Саша вдруг безошибочно различил тонкий протяжный вой. Он походил и на стон, и на плач одновременно, хотя не был ни тем, ни другим. В нем таилось что-то еще, помимо жалобы и боли. Что-то… Угрожающее?!

Белов уже достиг дальнего левого угла особняка – места, где анфилада поворачивала в последний раз, чтобы завершиться тупиком.

Гроза уходила, вспышки молний били в спину; всякий раз Белов видел свою гигантскую тень, распластавшуюся на полу.

Внезапно он уловил еле заметное голубоватое свечение, исходившее от левой стены. На ней возникли причудливые светящиеся линии, с трудом пробивающиеся сквозь толстый слой свежей побелки.

Очередная вспышка молнии поглотила слабое свечение. Картинка потонула в мертвящем блеске. Белов зажмурился в надежде, что глаза быстро привыкнут к темноте, и он снова сумеет различить узор на стене. Но ждать было некогда.

Впереди оставалась еще одна комната, а за ней – последняя, с огромной печью. Оттуда послышался шорох, и Белов, на время позабыв про узор, бросился вперед.

Между тем вой усилился. Александр был готов поспорить на что угодно, включая и губернаторское кресло, что тональность этого странного звука изменилась. Он стал ниже и глуше. Угрожающие нотки проявились более отчетливо.

– А-у-у-у! О-у-у-у! А-у-у-у! – завывал голос.

– Лайза! – закричал Белов.

В дальней комнате раздался сдавленный возглас. Белов, очертя голову, ринулся туда. И вовремя – Лайза, опираясь на печь, из последних сил старалась устоять на ногах.

Саша обхватил девушку за талию, просунул руку под плечи, и в этот момент Лайза стала медленно оседать на пол. Она успела прошептать:

– Призрак! – и потеряла сознание.

Белов пытался привести ее в чувство, но все попытки были тщетными. Тогда он взял Лайзу на руки и побежал обратно, по длинной изогнутой анфиладе.

Гроза гремела где-то вдали, теряя свою силу. Света молний уже не хватало, чтобы разглядеть дверные проемы, и Белову приходилось отыскивать их на ощупь ногой.

– Ватсон! Витек! Помогите! – закричал он.

Наверху застучали торопливые шаги, захлопали двери. Луч фонарика выхватил винтовую лестницу, показались ноги в мягких тапочках на войлочной подошве. Ватсон свесился через перила и хриплым от сна голосом спросил:

– Саша? Что случилось?

– Сюда! Скорее! Лайзе плохо! – ответил Белов.

Ватсон не дослушал; он исчез, будто чья-то невидимая рука втянула его в проем. Один тапок сорвался с ноги и мягко упал между перилами на пол. Белов не успел бы досчитать до пяти, а доктор Вонсовский уже мчался на помощь, сжимая в руке неизменный походный чемоданчик, в котором звенели, шуршали и перекатывались инструменты, шприцы, ампулы и облатки с таблетками.

Белов присел на корточки и положил голову Лайзы себе на колено. Ватсон передал ему фонарик и коротко спросил:

– Что с ней?

– Не знаю, – ответил Белов. – Она упала в обморок.

Громыхая по чугунным ступенькам, прибежал Витек. Он кинул быстрый взгляд на Белова и Ватсона, склонившихся над Лайзой, и, не останавливаясь, бросился дальше, к двери, ведущей в центральный зал. Заскрежетал засов, надсадно скрипнули петли, и через несколько секунд по всей анфиладе загорелись лампочки.

Ватсон открыл чемоданчик и достал пузырек с нашатырным спиртом. Он откупорил пробку и несколько раз провел пузырьком рядом с лицом Лайзы. Глазные яблоки девушки под закрытыми веками задвигались, на побелевшее лицо стала медленно возвращаться краска.

Доктор энергично похлопал Лайзу по щекам. Длинные ресницы затрепетали, упругая грудь под тонкой белой рубашкой вздрогнула.

Лайза нахмурилась и вдруг оглушительно чихнула. Она скривилась от запаха нашатыря, открыла глаза и отстранила руку Ватсона с зажатым в ней пузырьком.

Белов принялся покрывать лицо любимой поцелуями.

– Ф-у-у! Лайза! Девочка моя! Как ты меня напугала!

Лайза, опираясь на ладони, села и обвела мужчин недоумевающим взглядом.

– В чем дело? – сказала она.

Ватсон усмехнулся в густые усы и запечатал склянку из темного стекла тугой резиновой пробкой.

– Да, в общем-то, ни в чем. Просто нам не спится. Не обращай внимания.

Белов встал и помог Лайзе подняться.

– Ты сможешь дойти до спальни?

– Конечно, смогу, – Лайза сделала шаг, но тут же покачнулась, и Белов был вынужден ее поддержать, чтобы она не упала.

– Да, действительно, пойдемте наверх, – сказал Ватсон. – Там как-то удобнее.

Из центрального зала пришлепал босоногий Витек. Он был в широких семейных трусах, разукрашенных легкомысленными цветочками. Злобин озадаченно почесывал коротко стриженный затылок.

– Это… Свет выключать? – спросил он.

Белов сначала кивнул, но потом ему в голову пришла мысль, которую необходимо было проверить.

– Нет, пока не надо. Я сам все сделаю.

Он крепко обнял Лайзу за талию и подвел к лестнице.

– Пойдем. Будь аккуратна, не упади.

Лайза с присущей ей самостоятельностью пробовала отбиваться. Она выглядела так, словно хотела сказать: «Полегче, я уже взрослая девочка и научилась взбираться по винтовой лестнице, даже такой неудобной, как эта». Но Белов не обращал на нее внимания. Он вернул фонарик Ватсону и теперь был озабочен только одним – как бы Лайза не оступилась.

Бережно поддерживая любимую, Белов отвел ее в спальню и уложил на кровать. Затем раздался деликатный стук в дверь, и на пороге появился доктор.

– Я не помешаю?

– Господи, да конечно нет, – Саша подвинулся, уступая место Ватсону.

Они, не отрываясь, глядели на Лайзу, а она так же пристально следила за ними. Было видно, что у каждого на языке вертится множество вопросов, но никто не решался начать первым.

Наконец в лице Лайзы что-то дрогнуло и смягчилось, уголки рта задрожали, в глазах показались слезы. Лайза всхлипнула – совсем по-детски – и плаксивым голосом произнесла:

– Ребята… Что вы так на меня смотрите? Что случилось?

– Она ничего не помнит, – вполголоса, почти не разжимая губ, сказал Белов Ватсону. Тот кивнул и, не сводя глаз с пациентки, расплылся в широкой профессиональной улыбке.

– Лайза… – вкрадчиво начал он. – Ты меня знаешь: Я…

Девушка нахмурилась.

– Вы что, принимаете меня за идиотку? Я прекрасно знаю, кто вы такой. Станислав Маркович Вонсовский. А это, – она ткнула пальцем в Белова, – Саша. Он привез нас сюда, потому что хочет стать губернатором Камчатки. Желание дурацкое, но вы почему-то обращаетесь с ним, как с нормальным человеком…

– Она мыслит вполне здраво, – успел вставить Ватсон,

– А там, внизу, рядом с вами, стоял Витек Злобин. И, если уж хотите знать мое личное мнение, то у человека, который носит такие трусы, мало шансов найти себе достойную подругу. Что? Я не права?

– В магазине других не было, – раздался из-за двери голос Витька. – Я забыл взять с собой белье, пришлось покупать прямо здесь…

– Не подслушивай! – прикрикнул на Злобина Ватсон. – Иди спать!

Из коридора донеслось обиженное бормотание и потом – удаляющееся шлепанье босых ног.

– Я все помню, – продолжала Лайза. – Даже то, что мы живем в бывшем особняке купца Митрофанова… – Она замолчала. Повисла долгая пауза. – Единственное, чего не помню – так это почему я оказалась на первом этаже?!

Лайза отвернулась, зарылась лицом в подушку и тихо заплакала.

Белов вскочил с кровати и намеревался броситься к ней, но Ватсон поймал его за руку и силой усадил на место.

– Ничего, – мягко сказал он. Интонация Станислава Марковича напомнила Белову другого доктора – Якова Наршака. – Реактивное состояние после психической травмы. Это пройдет. Знаете, как говорят? «Утро вечера мудренее». Ей просто надо выспаться. Сейчас я… – Ватсон нагнулся и принялся рыться в своем чемоданчике. Лайза насторожилась. – Сейчас я сделаю ей укольчик…

Лайза вдруг села на кровати и натянула на себя одеяло.

– Нет! – воскликнула она. – Никаких укольчиков!

Ватсон, похоже, не ожидал такого поворота событий. За последнее время он привык иметь дело с нервными барышнями, но все они свято верили в чудодейственную силу транквилизаторов. Здесь же был обратный случай.

Опасаясь, что Лайза начнет нервничать и ей станет только хуже, Ватсон поспешно защелкнул никелированные замочки.

– Хорошо-хорошо… – Он поднял руки и показал, что они пусты. – Не буду. Ни за что не буду. Ты только постарайся уснуть.

Лайза сверлила Ватсона недоверчивым взглядом.

– Ну? – сказала она. – Уходите. Тогда я спокойно усну.

Доктор встал, огляделся и увидел бутыль с питьевой водой. Он налил воды в пластиковый стакан и, поколебавшись немного, снова открыл чемоданчик.

– Я же сказала – ничего не надо, – повторила Лайза.

Ватсон досадливо махнул рукой.

– Да Господь, с тобой, голубушка. Это я не тебе, а себе. – Он достал флакончик с экстрактом валерианы и щедро накапал в стакан. По всей спальне разнесся сладковатый запах, способный свести с ума любого кота.

Станислав Маркович одним залпом опрокинул стаканчик, поморщился, затем вытер и подкрутил усы.

– Ну и ночка! – ни к кому не обращаясь, сказал он. – Один храпит, другой кричит, третья разгуливает во сне… Четвертый носится по всему дому в антигуманных трусах, а я, представьте, всего лишь навсего потерял тапочек! Какой напрашивается вывод? Из вас из всех я – самый нормальный. Вот только надолго ли? Буэнос нучас, бамбини, – непонятно зачем сказал он и вышел в коридор.

Ватсон, как всегда, очень кратко и точно обрисовал сложившуюся ситуацию. Он не учел одного – ночь не закончилась. За те несколько часов, что остались до рассвета, произошло еще кое-что.

Белов терпеливо ждал, когда Лайза уснет. Свечение, виденное им в комнате, и непонятный узор на стене, пробивающийся сквозь штукатурку, никак не давали покоя.

Лайза ворочалась с боку на бок и все время что-то шептала. Саше показалось, что он услышал слово «призрак». Белов переспросил:

– Что?

Но Лайза вдруг затихла, вытянулась и через несколько секунд глубоко засопела. Белов выждал еще десять минут и потом тихо позвал:

– Лайза!

Девушка не откликалась и даже не пошевелилась. Она спала, и только тело под покрывалом легко колыхалось в такт дыханию.

Белов осторожно встал с кровати. Рядом с бутылью, откуда Ватсон наливал воду, лежал фонарик. Саша прихватил его, вышел из комнаты и стал осторожно спускаться на первый этаж.

Он прошел в центральный зал, поворотом рубильника выключил свет во всей анфиладе и зажег фонарик.