Текст книги "Похищение Европы"

Автор книги: Александр Белов (Селидор)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Отдай мне камень, старик! – шепотом сказал мужчина. За спиной он держал короткий нож в ножнах.

Хранитель покачал головой. Легкая улыбка тронула его лицо.

– Ты же знаешь, я не могу. Сэрту принадлежит нам.

– Отдай камень, и я не буду тебя убивать! – прохрипел мужчина, доставая нож из ножен. Лицо его и вся фигура показались Белову странно знакомыми, словно бы он уже их где-то видел. Но где? Он не мог вспомнить.

– Убьешь ты меня или нет – это ничего не изменит. Но Хранитель не должен отдавать то, что призван хранить.

– Ах так, упрямец! – вскричал мужчина. – Ты сам виноват!

Мягким, неуловимым, кошачьим движением он бросился вперед и прежде, чем старик успел поднять руку, чтобы защититься, вонзил ему в сердце нож по самую рукоять.

Из уголка рта Хранителя показалась струйка темной крови; она быстро прибывала и пузырилась на губах.

Убийца схватил сверток и прижал его к груди.

– Сэрту! – алчно сказал он. – Мой Сэрту!

Он коротко рассмеялся и шагнул из юрты в непроглядную черноту ночи. Ноги его были длинны и быстры; мужчина бежал не хуже оленя.

Мягкие торбаса не оставляли на земле даже легких следов, мышцы работали, не зная усталости.

Но Хранитель угасающим взором видел своего губителя сквозь покров темноты; он простер окровавленную руку и, схватившись за рукоять ножа, торчавшую из груди, произнес:

– Будь ты проклят! И ты, и род твой – до последнего колена! – и умер.

У Белова закружилась голова. Он почувствовал, что еще немного и упадет. Перед глазами возник тот самый нож – с коротким лезвием и в ножнах из оленьей шкуры. Но он был не совсем такой, каким предстал в его видении.

Теперь в его рукоять был вделан небольшой камень, размером с ноготь мизинца. Этот камень излучал мягкое голубоватое сияние.

Когда раздался настойчивый стук в дверь, доктор вздрогнул.

– Ватсон, открой! – послышался голос Витька.

Федор быстро сунул ложку в банку с персиковым компотом и спрятал ее под кровать. Затем схватил висевшее в изголовье полотенце и наскоро вытер усы и бороду.

Станислав Маркович открыл дверь; на пороге стоял Витек, и он был чем-то сильно возбужден.

– Что случилось? Очередной звонок? – спросил Ватсон.

Злобин помотал головой.

– Нет. Факс. От Шмидта. – На Лукина он даже не взглянул. – Пойдем скорее, ты сам должен это видеть. – И Витек, грохоча ботинками, стал спускаться по чугунной витой лестнице.

Ватсон бросил книжку на кровать и устремился следом. Федор потянулся было за компотом, но передумал и поспешил за приятелями вниз, в центральный зал.

Витек сунул доктору полученный факс. Черно-белое изображение было смазано, но тем не менее увиденное заставило Ватсона вздрогнуть.

Он перечитал подпись под фотографией: «Митрофанов Николай Васильевич. Купец первой гильдии».

Федор выглянул из-за плеча Ватсона и удовлетворенно произнес:

– Ну? И что я говорил? Разве я был неправ?

Доктор осторожно, словно опасался чего-то, положил бумагу на стол и придвинул лампу. Все трое склонились над нечетким изображением.

– Витек, – шепотом произнес Ватсон. – Поправь меня, если я ошибаюсь. Может, это просто галлюцинация? Может, я сплю? Ой! – вскрикнул он – Федор больно ущипнул его за руку. – Нет, не сплю. Тогда скажите, вы видите то же самое, что и я?

– Конечно, – подтвердил Лукин. – Это – призрак!

– Да, – сказал Витек. – Это – Князь!

С фотографии на них смотрело знакомое лицо с грубыми и резкими чертами. Колючие серые глаза под кустистыми бровями, густая шевелюра, седых волос. Это действительно был Князь, непонятно каким образом попавший на страницу журнала «Вестник Камчатки» за тысяча девятьсот восьмой год.

XVI

Белов пришел в себя, когда над тундрой забрезжили первые лучи солнца. Они пробивались сквозь дырки в шатре и проникали в юрту.

Угли давно уже остыли и стали золой. Рультетегина в жилище не было.

Саша ощущал непривычно странную легкость в голове; словно у него на плечах вдруг вырос воздушный шарик, наполненный гелием.

Он относил это на счет настойки, которой напоил его шаман. Мысли очистились; сделались легкими и ясными. Тревоги и волнения отошли на второй план, но рассказанное (и – показанное) Рультетегиным виделось особенно четко.

Вероломное убийство Хранителя, похищение Сэрту, высокий худой человек с пышной седой шевелюрой, очень похожий на… кого?

Белов не помнил. Зато он очень хорошо помнил фразу Ивана Пиновича, сказанную незадолго до того, как Саша погрузился в глубокий спокойный сон:

– Не задавай ненужных вопросов, мельгитанин! Многие загадки только кажутся неразрешимыми. Подожди немного. Пройдет время, и ответы найдутся сами собой.

«Найдутся сами собой…» – про себя повторил Белов и подумал, что неплохо бы еще немного поспать. Он хотел было перевернуться на другой бок, но что-то, лежавшее под грудью, мешало и кололо подмышку.

Он пошарил рукой и нащупал продолговатый сверток из ровдуги. Саша достал сверток и развернул. Из куска выделанной оленьей шкуры выпал нож с коротким лезвием. Рукоять ножа была инкрустирована небольшим – не больше, чем ноготь мизинца, – камнем, испускавшим мягкое голубоватое сияние.

Легкая полудрема, на волнах которой все еще нежился Белов, исчезла в тот же миг. Наверное, потому, что нож удивительным образом напоминал тот самый, что держал за спиной убийца Хранителя. Но самое главное (и Белов готов был в этом поклясться) – свечение было точь-в-точь таким же, как и то, что исходило от рисунков на стенах анфилады митрофановского особняка.

В цепи загадок прибавилось несколько звеньев; Белов чувствовал, что еще немного и цепь замкнется в кольцо, надо только правильно распределить события. «Итак, что мы имеем? Таинственный особняк и его загадочный владелец. Рисунки, сделанные на стенах с помощью светящегося состава.

Светящийся камень – Сэрту. Огонь, сошедший с небес. Талисман, приносивший удачу целому народу. Убийца и похититель метеорита, человек со странно знакомым лицом. Орудие убийства – нож, оставшийся в сердце Хранителя и позже инкрустированный кусочком метеорита. Вот, пожалуй, все, что есть на сегодняшний день. Осталось только правильно сложить эти кусочки паззла в цельную картинку. Ха! Мне кажется, я приблизился к разгадке!».

Саша прислушался. Из-за плотного полога доносилось негромкое пение. Это была одна из тех песен, что поют погонщики оленей во время долгого перехода. Белов вскочил и выглянул на улицу. На траве перед юртой сидел Павел Тергувье. Он курил короткую глиняную трубку. Невдалеке паслись пять оленей из табуна дедушки Они – выигрыш Белове.

– Павел! – хриплым от сна голосом позвал Александр. – Где Иван Пинович?

Тергувье неопределенно махнул рукой.

– Рультетегин тундра ходи. Он долго с люди не живи.

– Когда он ушел? Ночью? – удивился Белов.

Тергувье удивился еще больше – его недогадливости.

– Для Рультетегин нет день и нет ночь. Он не смотри глазами.

Саша огляделся. Над бескрайним простором вставало огромное светило. Солнце было круглым и пористым, как апельсин; от его яркого света болели глаза.

– А это что? – спросил Белов.

– Твои олешка, – ответил Павел. – Теперь ты их с собой забери, однако.

Белов задумался. Вчера в азарте борьбы он поступил не совсем красиво – подарил Тергувье чужую вещь. Нет, хочешь не хочешь, а портсигар надо вернуть.

– Павел, – сказал он, – давай меняться.

Тергувье оживился.

– Однако, давай. Что хочешь менять?

– Этих оленей из табуна дедушки Они – на портсигар.

Павел задумался. Он молча курил и пускал дым колечками.

– И еще – твой ботинки на мой торбаса, – накинул цену Тергувье.

Для Белова это был лучший выход из положения. Он немного поломался – для виду, а потом согласился. В результате обе стороны остались довольны.

Белов получил назад портсигар и удобные торбаса из оленьих шкур, расшитые бисером.

– Рультетегин говори: «Павел, передай мельгитанин мои слова!», – сказал Тергувье, ловко справляясь с длинными шнурками.

– Он велел мне что-то передать? – удивился Белов. – Что?

– Два вещь. Рультетегин говори: «Мельгитанин, снова оседлай Сэрту и тогда будешь победи».

– Снова оседлай Сэрту? – переспросил Белов. Что бы это могло означать? – недоумевал он. Но недолго – «пройдет время, и ответы найдутся сами собой…» – вспомнил Саша. – Что еще?

– Рультетегин говори, ты – отец двух великих воинов, Петр и Павел. Свет Сэрту поможет им.

Белов опешил.

– Отец? Постой, ты, наверное, неправильно понял? У меня есть сын, но один, и зовут его Иваном…

Тергувье снисходительно прищурился и покачал головой.

– Камень падает вниз, птица летит вверх. Солнце уходит – наступает ночь. Приходит весна – тундра оживает. Никто не спорит с Рультетегиным; шаман лучше знает Тергувье. Шаман лучше знает, мельгитанин. Петр и Павел.

В эту минуту Белов сильно пожалел, что река Времени течет так медленно. До того, как проснутся Зорин и его свита, должно пройти еще несколько часов. Потом они похмелятся, загрузятся в вертолеты и улетят. А он вынужден их ждать. Ждать, хотя больше всего на свете в этот момент хотел бы оказаться в Петропавловске-Камчатском, в митрофановском особняке.

Белов взъерошил волосы. Он не представлял, как переживет несколько часов томительного ожидания. «Петр и Павел»… Ну конечно! Ведь он что-то подозревал, чувствовал, но почему-то… А, да какая разница, что он чувствовал?! Теперь Саша хотел только одного – поскорее вернуться в город и поговорить с Лайзой.

Александр не мог усидеть на месте. Ему нужно было что-то делать, иначе он лопнет от нетерпения. Белов двинулся вдоль ряда юрт. Тергувье окликнул его:

– Мельгитанин, меняй обратно коробочка на мой топор?

– Нет, Павел, спасибо… – рассеянно ответил Саша. – Кажется, сегодня мне больше ничего в жизни не надо. Даже твой драгоценный топор – и тот не нужен. Знаешь, бывают такие дни, когда кажется, что тебе больше нечего хотеть?

Тергувье задумался.

– Человек всегда хоти. Если он ничего не хоти, значит, он вчера умри.

Белов рассмеялся.

– Ты прав. Но сегодняшний день – исключение.

Не желая вступать в споры с мудрым табунщиком, Саша побрел к вертолетам. Он еще не знал, что и сегодняшний день – не исключение. Вечером он очень захочет повернуть реку Времени вспять, но, к сожалению, это окажется невозможным. Белов упустил из цепочки рассуждений одно-единственное, но очень важное звено – предсмертное проклятие Хранителя, наложенное на неизвестного убийцу и его род. Оно было сильным. И оно продолжало действовать.

Витек, Ватсон и Лукин не спали всю ночь. Шмидт ничего не знал об их делах; он просто честно выполнил поручение Ватсона. Стало быть, невероятное сходство купца Митрофанова, бывшего владельца особняка, где они жили, с криминальным авторитетом Князем нужно было воспринимать как данность. Упрямый факт, которому следовало найти объяснение.

Первым выступил Федор: он уже имел возможность все хорошенько обдумать.

– Чего тут непонятного? Дом хранит страшную тайну, и его хозяин следит, чтобы кто-нибудь ее не раскрыл. Вот он и присматривает за особняком. Пуще того – чтобы попугать честных людей, он вселяется в любые телесные оболочки. Предлагаю освятить особняк, а заодно уж выгнать нечистого из Князя. «Изыди!» – скажу я ему, и демон…

– Постой! – перебил его Ватсон. – Не части! Давай по порядку. Итак, в первый же день ты заметил, что за домом кто-то наблюдает. Так?'

– Ну?

– Кто-то, очень похожий на Князя и купца Митрофанова одновременно, что неудивительно, поскольку они сами очень похожи друг на друга. Так?

– Да так, так… Говорю же тебе…

– Минутку, Федор, – оборвал доктор. – Отвечай на мои вопросы. Мне непонятно только одно: тогда, ночью, Князь наблюдал за домом или не он? Помнишь, ты сказал, что «немножко перепутал»? Мол, ты почти настиг призрака на рынке и уже схватил его за шиворот, но… Это оказался не призрак, а Князь. Вспомни, это очень важно!

Лукин насупился.

– Рубашка, – наконец сказал он. – Рубашка была другая, это точно. И вообще, он был какой-то… Ну, не такой, что ли?

– Понятно, – вздохнул Ватсон. – Нас преследуют клоны купца Митрофанова. Одного мы, слава богу, уже знаем. А кто другой? Или их несколько?

– Да, – задумчиво сказал Витек. – Я не поверю, чтобы Князь прятался в кустах и сам, лично, следил за домом. Тем более, в грозу. Выходит, он здесь ни при чем?

– Или же это – ловкая игра, – вставил Ватсон.

Все только запутывалось. Происходившее напоминало морской узел – стоило им потянуть за конец веревки, как узел еще больше затягивался.

– Я предлагаю выйти на Князя и заставить его рассказать все откровенно, – заявил Витек.

– Спросить напрямик, нет ли у него брата-близнеца? – подхватил Ватсон. – И кто, по-твоему, может это сделать? Я так думаю, что Князь ни с кем из нас и разговаривать не станет.

– Получается, надо ждать Сашу, – сокрушенно развел руками Злобин. – Все упирается в него. И с Лайзой еще – полный вперед! Где была, что делала?

– А что с хозяюшкой? – заволновался Федор.

– Да ничего особенного, – не желая посвящать его в подробности, уклончиво ответил Витек.

– Поскорее бы Белов вернулся, – подытожил Ватсон.

Никогда еще они не чувствовали себя такими беспомощными без Саши. Каждый шорох заставлял вздрагивать; каждое шевеление за окном казалось пугающим. Витек принес электрический чайник, и все дружно заварили растворимый кофе. Злобин и Ватсон курили, на крыльцо так никто и не вышел. Как знать, кто окажется там, во мраке ночи? Князь? Его двойник? Или же сам купец Митрофанов?

– Виктор Петрович. – Глебушка выглядел обеспокоенным. – Его нет в юрте. Говорят, ушел ночью в тундру.

Зорин сверкнул глазами, но рюмочка в отставленной руке не дрогнула. Она была полна до краев; тем не менее Зорин выпил, не пролив ни капли.

Водка приятно обожгла пищевод. Виктор Петрович подцепил кусок холодного шашлыка, поджаренного накануне (не доверяя оленине, они привезли мясо с собой), и закусил. Только после этого он дал волю чувствам.

– Чертов папуас! – выругался Зорин. – Ищи его теперь свищи по всей тундре! Известно, о чем они говорили с Беловым?

– Ну, приблизительно-то известно, – пожал плечами Хайловский. – Наверняка про этот булыжник… Они, – он показал на старейшин, спавших вповалку в дальнем конце юрты, – подтверждают, что Рультетегин помешан на своем камне.

От старейшин разило перегаром. Костюмы волка и моржа валялись на полу и выглядели частью какого-то нелепого маскарада.

– Этот камень, он что, действительно существует? – спросил Зорин.

– Достоверных исторических свидетельств нет, – ответил Хайловский. – История очень темная и запутанная. В начале двадцатого века наблюдалось падение крупного метеорита, но куда он упал… Кто знает? Спустя год по тундре поползли слухи, что он хранится у одного племени. Профессор Куликов снарядил экспедицию, которая отправилась в отдаленные стойбища на поиски метеорита, однако никто из участников экспедиции не вернулся. Пять человек пропали, как в воду канули. В царские времена здесь хозяйничали лихие люди – беглые каторжники. Нетрудно предположить, что ученых могли ограбить и убить – ради медной полушки. В общем, следы теряются. Но Рультетегин почему-то верит в этот камень, и для нас это самое главное. Только он обладает среди камчадалов реальным авторитетом. Он, а не эти пьяные клоуны, – показал он на шаманов.

В это время один из них проснулся и хриплым голосом потребовал «огненной воды».

– Дай ему похмелиться, – брезгливо поморщившись, сказал Зорин. И добавил: – Пора собираться. Я хочу поскорее отсюда улететь.

– Как мы поступим с господином Беловым? – спросил Хайловский. – Оставим здесь? Пусть выкручивается сам? Как Дэвид Копперфильд?

– Ни в коем случае! – воскликнул Зорин. – Я теперь глаз с него не спущу! Что, если Главный Туземец шепнул ему пару словечек про метеорит? А? Ты недооцениваешь Белова – это такой везунчик! Он найдет камень даже в том случае, если его и в природе нет! Белов приносит булыжник Рультетегину, Рультетегин приводит камчадалов на избирательные участки, они голосуют за Белова, и он – губернатор! Это же яснее ясного! Нет, дорогой мой! Теперь я буду контролировать его еще жестче! Поэтому ты пойдешь и предложишь ему место в моем вертолете! Понял?

– Понял, – скривился Хайловский.

По его лицу было видно, что мысль о предстоящем разговоре с Беловым ему явно не по душе. Но что поделаешь – хозяин приказал, изволь выполнять.

Глебушка вышел из юрты и сразу же увидел Белова; направляющегося к вертолетам. Он выглядел чем-то озабоченным.

– Александр Николаевич! – издалека сказал Хайловский. Телеоператоров поблизости не было, а Глебушка вовсе не был уверен, что Белову не захочется сделать то, чего не сделал вчера – хорошенько врезать ему по морде. – Виктор Петрович предлагает вам место в своей машине. Вы полетите с нами?

Саша размышлял недолго.

– Он спрашивает или просит?

Хайловский решил, что кашу маслом не испортишь. К тому же это вполне согласовывалось с указаниями шефа.

– Просит.

– Передайте, что я не против. Будем изображать мир и согласие.

– Вылет через полчаса!

Белов улыбнулся.

– Меня это устраивает. Хочу поскорее оказаться в городе.

«Он что-то знает, – подумал про себя Хайловский. – Рультетегин ему что-то сказал, поэтому он так и торопится. Надо доложить обо всем Виктору Петровичу».

Глебушка нацепил на лицо самую широкую из своих улыбок и продемонстрировал тридцать два фарфоровых зуба, сверкавших в лучах утреннего солнца неестественной белизной. Не рискуя приближаться к Белову, он помахал ему с безопасного расстояния и поторопился скрыться в юрте, где сидел Зорин.

XVII

Саше казалось, что обратный путь – из Ильпырского в Петропавловск-Камчатский – занял куда больше времени. Но, наверное, это только показалось – возвращение всегда бывает долгим. Да и часы говорили обратное.

В полете Зорин несколько раз пытался завести непринужденную беседу, но Белов только загадочно улыбался и отмалчивался. К тому же двигатель ревел так, что ни слова не разберешь. Зорин кипятился, и Саша это видел. Белов смотрел в иллюминатор и не поддерживал разговор ни словом.

В Петропавловске была половина одиннадцатого, когда винтокрылые машины пошли на посадку. Вертолеты приземлились неподалеку от башенки авиадиспетчера. Белов, Зорин, Хайловский и журналисты высыпали на траву – тоже густую и сочную, но все же чем-то неуловимо отличавшуюся от той, что была в Ильпырском. По-видимому, в ней было меньше жизни.

Первым делом Белов включил мобильный (в полете это делать запрещалось) и позвонил Витьку. Злобин несказанно обрадовался, услышав голос шефа, и пообещал через пятнадцать минут быть на месте.

Затем. Саша подошел к журналисту в столичной одежде и с московской стрижкой, отдал ему рюкзак, куртку и портсигар.

– Верни приятелю, – сказал он. – И передай, что в его возрасте мужчине как-то не к лицу баловаться травкой.

Журналист втянул голову в плечи и опасливо обернулся.

– Я надеюсь, – сказал он, тщательно подбирая каждое слово, – что дальше вас это…

– Я никогда ни на кого не стучал, – перебил Белов. – Просто знаю, что вся эта дурь – от безделья. Пусть найдет себе достойное дело, которое захватит его целиком.

Он повернулся и пошел к кромке поля – туда, где начинался щербатый асфальт дороги.

Витек примчался даже на пятнадцать минут раньше, чем обещал. Огромная черная «тойота» возникла на горизонте едва заметной точкой, которая увеличивалась с каждой секундой. Джип с визгом затормозил напротив Белова, оставив на асфальте черные следы.

Злобин выскочил из-за руля и стал преувеличенно бодро трясти Саше руку.

– Шеф, – говорил он, – я так рад. Как съездили? У вас все нормально?

Белов внимательно посмотрел на Витька и, ни слова не говоря, сел в машину. Злобин тронул «тойоту» с места.

– Как поездка? – повторил он. – Вы виделись с Рультетегиным?

– У меня-то все хорошо, – ответил Белов. – А вот у вас, судя по тому, что ты обращаешься ко мне на «вы», что-то случилось.

Витек сделал вид, что целиком поглощен дорогой.

– Ай! – негромко приговаривал он. – Какие ямы… Тут только на тракторе ездить…

– Что произошло? – мягко спросил Белов. – Не тяни, все равно ведь узнаю.

Витек понял, что рано или поздно, но рассказать обо всем придется. Правда, он не знал, с чего начать. Как бы поделикатнее сформулировать мысль, что женщина, которой Белов всецело доверял, оказалась…

– Ох-х-х! – вздохнул Злобин. – Понимаешь, Саша… Ты только не волнуйся. Если разобраться, то ничего страшного… Хорошо, что вовремя это заметили… Теперь уж все будет нормально… Ну, в общем, Лайза…

– Я знаю, – сказал Белов. – Я уже все знаю и очень рад. Давай-ка заедем на рынок и купим ей огромный букет цветов. Ты взял с собой деньги, а то у меня – ни копейки? В тундре эти бумажки не стоят ровным счетом ничего.

– Вы знаете… Ты знаешь? – Витек совсем запутался.

Саша, оказывается, уже в курсе и собирается подарить ей цветы, хотя, по мнению Злобина, Лайза скорее заслуживала хорошей порки. От удивления он чуть было не проехал нужный поворот, но в последний момент выровнял машину и направил ее в сторону города, а не особняка на холме.

– Да, – мечтательно сказал Белов. – Конечно, несколько странно слышать это от постороннего человека, но это – тот человек, которому нельзя не поверить.

– Зорин? – Бедный Витек окончательно перестал что-либо понимать. – Он во всем признался?

Саша расхохотался. Он смеялся так громко и весело, как могут смеяться только по-настоящему счастливые люди.

– При чем здесь Зорин? – с трудом выдавил Белов. – Нет, это не его рук дело. Точнее, не совсем рук… Ну, ты взрослый человек, понимаешь, что к чему. Нет, виновник торжества – я. А сказал мне об этом Рультетегин.

Злобин так сильно вцепился в руль, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Он смотрел на дорогу широко открытыми глазами и никак не мог взять в толк, о чем же они говорят.

– Подожди, Сань, – медленно проговорил он. – Рультетегин сказал тебе…

– Что я скоро буду отцом… – закончил за него Белов.

«Тойота» вильнула в сторону. Она выскочила на встречную полосу, затем – на обочину, съехала в кювет и несколько десятков метров неслась, подпрыгивая на кочках. Белов схватился за ручку, торчавшую из передней панели, и вовремя – иначе он протаранил бы головой потолок и унесся в стратосферу.

Хорошо, что на трассе никого, кроме них, не было. Витек немного пришел в себя, собрался и вернул машину на шоссе.

– Я не понимаю, – отдышавшись, сказал Белов. – Почему такая бурная реакция? Ты что, ревнуешь?

– Боже, шеф! – воскликнул Витек. – Так Лайза… Что?

– Беременна, – кивнул Белов.

Витек не знал, плакать ему или смеяться. У него словно гора с плеч свалилась.

– Беременна?

– Причем – двойней, – уточнил Белов. – Два мальчика – Петр и Павел.

– Конечно… «Все даже в два раза лучше, чем она предполагала», – произнес он почему-то с американским акцентом и вдруг заорал:– Ну что за идиот?!

– Кого ты имеешь в виду? – не понял Саша.

– Не обращай внимания, шеф, – Злобин убрал руки от руля и принялся отчаянно тереть глаза. – Это я от радости. – Не обращай внимания. Сейчас мы приедем на рынок, я сложу задние сиденья и забью весь салон цветами – столько, сколько влезет в эту консервную банку. Господи, – прошептал он. – Как хорошо!

Саша с опаской наблюдал за Витьком. Он не ожидал такой бурной реакции и даже не мог предположить, чем она вызвана.

Белов осторожно принялся задавать наводящие вопросы, на которые Витек отвечал односложно: «Я – идиот, шеф» и «Не обращайте внимания». Время от времени он поднимал глаза к небу и шептал: – «Господи, как хорошо», – фраза скорее из репертуара Федора, чем сурового Злобина.

«Мораль, – подумал Белов. – Их нельзя оставлять надолго одних. Они без меня, как дети малые».

На рынке Витек взял бразды правления в свои руки. Он действительно сложил задние сиденья, прошел вдоль цветочного ряда, тыкал пальцем в самые роскошные букеты и велел грузить их в джип.

Цветы обошлись ему в два месячных жалованья – целую кучу денег, но Витька это не останавливало. Он с трудом захлопнул дверцу багажника; бутоны роз на длинных стеблях торчали из открытых задних окошек. Свернув на подъездную дорожку, ведущую от трассы к особняку, Злобин надавил клаксон и больше не отпускал.

Глаза его блестели, Витек беззвучно шевелил губами и все время повторял: «Ну как же хорошо!». Примерно через полчаса, когда крики радости, поздравления и шутки по поводу предстоящего прибавления в семействе немного утихли; когда Федор торжественно поклялся приготовить-таки невиданный плов (невзирая на полное отсутствие березовых чурок); когда Витек с Любочкой отправились в город покупать вазы для цветов, а Ватсон, вознамерившись («серьезно! Я выясню все подробности!») побеседовать с акушером, пошел наряжаться в свой лучший костюм, Белов с Лайзой остались наконец одни.

– Почему ты мне ничего не говорила? – спросил Белов, покрывая поцелуями ее шею, плечи и голые руки.

– Потому что не была уверена! – ответила Лайза. – Это же у меня – в первый раз. Я думала, что на время беременности месячные прекращаются, но они почему-то продолжались – правда, не такие сильные, как обычно. Вот я и решила наведаться в клинику при американском консульстве. Они сделали все анализы, УЗИ и подтвердили, что плода – два. А небольшие кровотечения в первые два-три месяца беременности бывают. Редко, но бывают. Никакой патологии в этом нет.

– А почему ты не пошла к нашим специалистам?

– Я американская гражданка, не забывай. У меня нет ни российского паспорта, ни полиса – ничего.

Саша нахмурился.

– Получается, и дети будут американцами?

– Это уже зависит только от нас, – ответила Лайза.

Белов взял охапку алых роз, положил ее на руку, согнутую в локте, и встал перед любимой на одно колено.

– Мисс Донахью! – решительно сказал он. – Позвольте, пользуясь как нельзя более удобным случаем, сделать вам одно предложение…

– От которого я не смогу отказаться, – тщательно копируя интонацию неподражаемого Марлона Брандо – «крестного отца», – закончила за него Лайза. – Я – вся внимание, господин Белов!

– Мисс Донахью… – Голос Белова смягчился; он бережно, словно имел дело с национальной святыней, взял край легкого белого платья Лайзы и поднес к губам. – Лайза! Прошу тебя, будь моей женой!

Девушка коварно улыбнулась.

– Я не готова ответить вот так, сразу. Мне нужно трое суток на размышление, – Лайза увидела, что лицо Саши погрустнело. – Однако, учитывая некоторые интересные обстоятельства… – Она погладила себя по животу. Несмотря на срок, поставленный американским акушером, – три месяца – живот еще не начал расти. Врач предупредил Лайзу, что, скорее всего, это произойдет очень быстро, буквально в один день, и тогда уже не останется незамеченным. – Так вот, учитывая кое-какие обстоятельства, я готова сократить раздумья до… Скажем, трех секунд.

– Я жду! – воскликнул Белов. – Один! Два!

Он поднял брови и набрал полную грудь воздуха:

– Три!

– Я согласна! – одновременно с ним вскричала Лайза.

Белов отбросил розы, подхватил любимую на руки и сыграл на губах туш, плавно переходящий в свадебный марш Мендельсона.

Саша с Лайзой на руках кружился по центральному залу митрофановского особняка. Его переполняло ощущение счастья – обыкновенного человеческого счастья, для которого вовсе не обязательно быть губернатором Камчатки. Взгляд его случайно упал на бумагу, лежавшую на столе. Белов аккуратно поставил Лайзу на пол и взял листок с черно-белой распечаткой.

– Что это такое? – спросил он, внезапно становясь серьезным. – Ориентировка? Князя разыскивает милиция?

Лайза пожала плечами.

– Понятия не имею. Я почти целые сутки провела в своей комнате. У меня такое чувство, что Витек меня в чем-то подозревал. Но не в том, в чем следует. Дурачок!

Саша оторвался от печатного портрета.

– Почему же ты не рассеяла его подозрения?

– Потому что об этом, – со значением произнесла она и показала на живот, – в первую очередь должен узнавать отец. А тебя не было, вот я и решила немного подождать. К тому же меня постоянно клонило в сон. Так что от одиночества я не страдала.

– Ну, теперь это уже невозможно, – отозвался Белов. – Вас же – как минимум трое. А если еще и я рядом, так все четверо.

Он улыбнулся, но какое-то тревожное чувство заставило его снова взглянуть на факс. Лицо, изображенное на бумаге, было странно знакомым. Так бывает, когда слышишь шаги за дверью и понимаешь, что знаешь человека, который вот-вот войдет, и силишься вспомнить, но никак не можешь. Это лицо…

Он прочитал подпись. «Журнал "Вестник Камчатки", номер 6 за 1908-й год… Митрофанов Николай Васильевич. Купец первой гильдии».

Белов внезапно услышал легкий мелодичный звон. Все встало на свои места. Полночный убийца Хранителя, похитивший Сэрту. Высокий худой человек с пышной седой шевелюрой. Купец первой гильдии Митрофанов. И Князь, живущий спустя сто лет. Казалось бы, между ними не могло существовать никакой связи, но она была, и причем достаточно очевидная.

Все они были на одно лицо. А если уж быть совсем точным, они выглядели, как листья на дереве, – совершенно одинаково.

– Лайза, – хрипло сказал Белов; у него от волнения пересохло в горле. – Я говорил с Рультетегиным. Уже несколько поколений камчадалов ищут свой священный символ – метеорит, который они называют Сэрту. Когда-то давно его украл один человек. Теперь Сэрту надо вернуть коренным жителям. Я пока не знаю, где его искать, зато знаю, кто его похитил!

– И кто же? – спросила Лайза, подходя к столу.

– Он! – Белов ткнул пальцем в портрет. – Николай Васильевич Митрофанов.

Послышался стук шагов по чугунной лестнице; со второго этажа спускался Ватсон в темно-синем легком костюме, голубой рубашке и бледно-лимонном галстуке, завязанном франтовским узлом. Довершали наряд щегольские ботинки от «Barker» цвета «бургунди».

Доктором невозможно было не залюбоваться. К такому хотелось броситься на грудь и сразу же поведать обо всех своих болячках.

– Хочу выглядеть достойно в глазах американских коллег, – пояснил Ватсон. – Тут уж, как говорится, нельзя «в грязь лицом промахнуться».

Вонсовский заметил, что Саша держит в руках лист с изображением купца Митрофанова.

– Это и есть призрак, о котором говорил Федор, – сказал Ватсон. – Ты заметил, как он похож на Князя? Мы ждали тебя, чтобы разрешить этот вопрос.

– Хорошо. – Белов достал карточку с безымянным номером телефона и набрал на мобильном несколько цифр. – Але? – сказал он.

– Да, слушаю, – раздался в трубке хриплый голос. Князь как будто ждал этого звонка. – Кто это?

– Ты по-прежнему стоишь за моим правым плечом? – спросил Белов.

Послышался скрипучий смех – словно запели несмазанные дверные петли.

– Привет, Белый! – ответил Князь. – Можешь говорить спокойно. Эта линия чистая.

– Наша встреча была очень короткой, – сказал Белов. – Мы не успели обсудить все вопросы.