Текст книги "Воевода"

Автор книги: Александр Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Кирьян услышал первым, как Митяй играет голосом, насторожился и, увидев бегущего Колюху, встретил его.

   – Что там?

   – Ногаи. Восемь их. В лес вошли, нас ищут.

   – Вот дураки, – засмеялся Кирьян. – Ну, пошли к воеводе.

Степан, выслушав Колюху, сказал как-то отрешённо:

   – Не нужны они нам. Уберём – и баста. Разве что одного прибережём. – И распорядился: – Семён, Фадей, спеленайте княжича и спрячьте в чапыжнике вон там. – Он показал на заросли малины. – Один останется при нём.

И вот уже охотники, ведомые Колюхой и Степаном, пошли на зов Митяя. Он был уже близко, и Степан сказал последнее:

   – Бьём стрелами. Каждый своего. По зову «ку-ку». А теперь разбегайтесь по кругу, заходим «зверю» за спину.

Охотники рассеялись по лесу. Бежать им пришлось недолго. Замельтешил меж деревьев убегающий Митяй. Саженях в пятидесяти от него все заметили ногайцев. Митяй тоже увидел охотников и прекратил свой завораживающий зов. Упал на землю, чтобы не попасть под случайную стрелу. Тут же закуковала «кукушка»: «Ку-ку, ку-ку!» Ногайцы остановились. И в это время на них вышли шесть лучников со стрелами на тетивах и в мгновение сразили шестерых. Двое побежали, но одного достала стрела Степана. А последнего догнал Кирьян, который был к нему ближе всех. Он ткнул ногайца кулачищем в спину, и тот, врезавшись в дерево, упал.

Ногайцу связали руки, поставили на ноги. Кирьян поднял его саблю. Потом все подошли к убитым ногайцам, забрали у них сабли, сняли ножны. Степан просмотрел саблю за саблей. Все рукоятки у них были отделаны золотом, и на каждой рукоятке было по два рубина.

   – Княжеские нукеры это, – определил Степан. – Вот уж придёт в ярость Губенчи, когда десятка не досчитается.

Когда вернулись на стоянку, Ипат сказал Степану:

   – Старшой, нам надо уходить отсюда. Знают же в стане врага, куда ушли нукеры, и пошлют на поиски тьму. Губенчи это ничего не стоит.

   – Ты верно говоришь, Ипат: нужно уходить. Будем пробираться к северным воротам. Мы своё дело сделали.

И вновь Степан отправил в дозор двух воинов. На этот раз с Митяем пошёл Ипат. Степан наказал ему:

   – Подбирайтесь к ногаям поближе с западной стороны. Попытайтесь узнать, докатилась ли до них тревога с восточной стороны.

   – Всё поняли. Постараемся, – ответил скупо Ипат.

Он был самый искусный охотник из семерых, и Степан ему во всём доверял.

   – Помните, мы всё время будем рядом с вами по голосу кукушки. Колюха проводит вас до становища, а потом возвратится.

   – Так вернее будет, – согласился Ипат.

В эти же предвечерние часы Даниил был вызван послом Могатой на переговоры в третий раз. Вторая их встреча ни к чему не привела. Даниил твердо стоял на своём: выдаст княжича Чаудала только к вечеру следующего дня при получении пяти кибиток с оружием. В третий раз, увидев Даниила на стене, Могата начал разговор с угрозы.

   – Ты, русский воевода, крепко пожалеешь, если думаешь отсидеться за этими гнилыми стенами! – кричал он.

   – Зачем ты пришёл? Угрожать? Ругаться? – отвечал Даниил посланцу Губенчи. – Побереги голос для своих воинов, когда они побегут от нас. Говори о деле, или я уйду.

   – Покажи княжича Чаудала, и я пришлю тебе кибитку пшена.

   – Не покажу. И ты сам знаешь, почему.

Мудрому Могате показалось: русский воевода даёт ему понять, что Чаудала нет в крепости. Но он может и в заблуждение ввести. У Могаты от противоречивых предположений кружилась голова. Теперь он, храбрый воин, боялся показаться на глаза великому князю.

   – Тогда брось за стену сапог с левой ноги княжича, – добивался своего мурза, – и я останусь доволен.

Он был хитёр. Знал, что если княжич в крепости, то сапог можно вполне бросить как подтверждение, что Чаудал в ней. И Даниил оказался в затруднении, какой ответ дать посланцу. Однако он твердо знал другое: ногайцы уже упустили время идти сегодня на приступ. Не пойдут они на ночь глядя, не те воины, чтобы ночью биться. Конечно, разъярённый князь может послать свою орду на стены и в ночь, но если он обладает здравым смыслом хотя бы малую толику, то этого не сделает. Даниил повернулся к Ивану.

   – А знаешь, Ванюша, я могу сказать посланцу правду: нет в крепости княжича. И ничего сейчас это не изменит. Мы же выиграли нонешний день. Нам только бы дождаться ночи да в оба смотреть, чтобы не прозевать, где Стёпа зажжёт смолянки. А он их зажжёт, я верю!

   – Так и поступи. Пусть сей Могата убирается ни с чем.

Даниил показался на виду у Могаты, крикнул:

   – Слушай, посол Могата! Иди к своему князю и скажи, что русские морочили тебе голову. Кони давно уже уносят Чаудала в Москву. Вот и весь сказ!

В ответ вместо слов, прилетела стрела. И пустил её стоящий рядом с Могатой воин на коне. Даниил словно ждал этой стрелы, укрылся за частоколом. Когда Могата и воины ускакали, он молвил:

   – Всё как должно. – Помолчал и помолился: – Господи, укороти время, придвинь полночь.

Однако до полуночи было не так уж много времени, всего каких-то три часа, и за эти часы надо было приготовиться к вылазке. Даниил сказал об этом Ивану:

   – Приготовь пять сотен воинов, тысяцкий. Три из них по первому сигналу Степана пойдут на вылазку, прорубят брешь в стане ногайцев. Две будут близ крепости, и им действовать по обстоятельствам, ежели возникнет нужда. И прихвати восемь осёдланных коней, для наших...

   – Всё так и исполню, воевода.

Когда стемнело, у северных ворот выстроились три сотни конных воинов и две пешие сотни. От ворот отодвинули противотаранные устройства, откатили пушки. Всё было готово к вылазке. Осталось лишь дождаться клича, чтобы уйти во вражеский стан и прорубить в нём брешь. Сотни возглавлял сам Иван Пономарь. Он напутствовал сотских:

   – Как откроются ворота, мы идеи тихо и молча. Только приблизившись к становищу, по моей команде идём рысью и тараним ордынцев.

В эти же часы по западной стороне в направлении к северным воротам в лесной чаще продвигалась отважная ватажка охотников Степана. На северо-западе в эти летние ночи ещё алела вечерняя заря, и казалось, что она не погаснет до появления утренней зари. В лесу же было темно, хоть глаз выколи. Но охотникам ночной лес не помеха. Они чутьём улавливали проходы между деревьями и шли довольно быстро, хотя пленники и сдерживали их ход. Пленников вели со связанными руками на поводу два медвежатника Семён и Васюк, приторочив верёвки к своим поясам. Пленники часто падали, их приходилось поднимать. Отшагав вёрст десять в лесной чаще и поглядывая на небо в поисках Полярной звезды, Степан скоро понял, что они уже близки к концу пути. Вскоре лазутчики выбрались к реке Снежеть. Тут она протекала по лесной чаще. Идущие впереди Степан и Ипат нашли упавшую поперёк реки могучую сосну, видимо, подмытую весенним паводком. Перебравшись на другой берег, воины следовали лесом ещё с версту и неожиданно вышли на чистое поле. Вдали в отсветах ещё не угасшей зари они увидели крепость. Степан спросил Ипата:

   – Сколько до неё ещё шагать?

   – Версты две будет. Да пока опасицы тут нет.

   – Как знать, может, ищут нукеров по всей округе.

   – Тоже верно. Давай к берегу поближе. Тростник бы под руками был, так и в воде бы спрятались.

Шли берегом, по откосу. Идти было трудно: кустарники, густые травы путались под ногами.

   – Уже с версту осталось, – предупредил Ипат.

Остановились. Ипат выбрался на берег и через минуту вернулся.

   – Чую становище, – сказал он, – конский дух идёт. А тут холм рядом. Можно витени[33]33
  Витень – арапник; нож на ремне.


[Закрыть] на него поставить, зажечь. Из крепости увидят.

   – Считаешь, что пора? – спросил Степан.

   – Пора, воевода, пора. Пошли со мной Фадея. Смолянки у него, и мы вмиг это спроворим. И помни: как зажжём смолянки, так бегом, бегом вперёд. Нас не ждите, мы догоним.

   – Фадей, – позвал Степан, – иди с Ипатом. Витени у тебя?

   – Все в руках. – Фадей скрылся следом за Ипатом.

Лазутчики продолжали движение. Вскоре смолянки заполыхали. Степан приказал:

   – Бегом, браты, бегом!

В крепости на северной башне в тот же миг заметили, как загорелись смолянки. Ворота распахнулись. Три сотни всадников шагом покинули крепость и сажен двести ехали медленно. Но вот впереди показалось становище ногайцев, и Иван Пономарь подал команду:

   – Браты, за мной!

Лавина покатилась. Какое-то время в становище было тихо, но, когда нахлынули конники, в нём начался переполох. Никто не знал, сколько напало русских, и ногайцы, забыв об оружии, бежали подальше от скачущих воинов.

Вот и конец становищу. Берег Снежети свободен. Иван первым увидел бегущих навстречу лазутчиков. Им уже подготовили коней. Все поднялись в сёдла. Васюк и Семён вскинули на крупы пленников, сами – в седло, и все поскакали к крепости. Иван Пономарь развернул свои сотни назад, и они помчались, вновь расчищая путь, теперь уже прорубая его среди опомнившихся ногайцев. Но сопротивление было слабым. Может быть, какая-то сотня ордынцев встала на пути русских, и они пробились сквозь неё, не потеряв ни одного своего воина. Вот и крепость. Распахнуты ворота, и конники вкатились в них. Следом зашли пешие воины, которые так и остались без дела. Всё завершилось благополучно.

О выступлении русских дошла весть и до князя Губенчи. Ему рассказали, что через северные ворота кто-то возвращался в крепость, на холме горели два факела, потом была вылазка русских. Понял Губенчи, с какой целью была она, зачем горели факелы. Гяуры вернулись в крепость с добычей, с его сыном. Потому-то они и не соглашались показать его в течение минувшего дня. Теперь сын в крепости. Но не только это удручало князя Губенчи. В его груди жил страх. Ещё не увидев в лицо ни одного русского воина, он потерял больше ста своих воинов. А что будет, когда он пойдёт на приступ? Отказаться бы от погибельной сечи: сына потерял и орду потеряет, – но над Губенчи тяготела клятва, данная крымскому хану Девлет-Гирею, биться вместе с Крымской ордой во всех сражениях против русских – и с рассветом он поведёт свои тысячи на приступ. Он сам поднимется на стену и найдёт дерзкого воеводу, укравшего у него сына.

Наступил ранний рассвет. В стане ногайцев всё пришло в движение. Воины подтаскивали к крепости штурмовые лестницы.

Готовились к отражению приступа и ратники Даниила Адашева. И вставал извечный вопрос: кто кого одолеет?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ ИГРА С ОГНЁМ

В ночь возвращения в крепость лазутчиков Степана Лыкова мало кто в ней спал, и рано наступивший рассвет застал всех воинов на ногах. Кашевары уже приготовили кулеш, зная, что ежели предстоит сеча, то всем будет не до еды. Даже горожане покинули дома чуть свет. И у всех была забота, одна боль: как выстоять против десятитысячной орды?

Даниил Адашев в эту ночь тоже не сомкнул глаз. У него было больше забот, чем у других. Когда привели в крепость двух пленников, он попытался с ними поговорить. Но княжич и воин были настолько испуганы всем пережитым за минувшие сутки, что слова не могли вымолвить. Только и узнал от них Даниил, что нукер Арад – сын ногайского мурзы. Оба они были молоды, и у Даниила не возникало в душе никакого желания причинить им страдания. Но они были пленниками и могли стать разменной монетой в противостоянии двух ратей. Получить за них пять возов оружия и отступное: не штурмовать крепость – это уже немалая победа. Однако Даниил чувствовал, что князь Губенчи не из тех людей, кто пойдёт на такую сделку, даже ради собственного сына, и угрозы, которые передавал от его имени мурза Могата, не звучали вхолостую.

Но и у Даниила были причины не идти на какое-либо соглашение с Губенчи. Ему мешали чувство долга и совести: не дать врагу волю чинить зло на родимой земле, не позволить ему вольничать на просторах Руси, и придётся обломать ордынцам ноги и руки здесь, под Мценском. И потому ни о каком обмене на оружие или золото и речи больше не должно быть. Княжич и нукер сыграют другую роль.

Так решил Даниил уже на рассвете погожего летнего дня. Он знал, что вот-вот близ восточных ворот появится мурза Могата и будет кричать ему, что он, дескать, играет с огнём, ежели не хочет идти ни на какой обмен. Да, он начнёт игру с огнём. И пусть в этой игре Всевышний рассудит их праведно. Даниил уже подумывал, как отправить княжича и нукера в Москву или хотя бы в Калугу, но пока не видел такой возможности, да и думать о том было недосуг. Едва поднялось солнце, как у восточных ворот появился мурза Могата. Правда, сегодня он был в сопровождении одного всадника, у которого не было лука и стрел. Могата подъехал ближе, чем обычно, и крикнул:

   – Воины урусы, позовите своего главного воеводу!

Даниил в это время был в восточной башне и в бойницу видел Могату. Тот был так близко, что ему хотелось пустить в наглеца стрелу: всё одним врагом будет меньше. В башню заглянул стременной Захар.

   – Батюшка-воевода, там опять желтолицый тебя зовёт.

   – Скажи ему, чтобы проваливал подальше. Не будет у нас мирной беседы.

Захар ушёл, но вскоре вернулся.

   – Там вроде ихний князь явился. Свита при нём.

   – Упрямы, – с досадой произнёс Даниил и покинул башню. Близ неё он увидел Ивана Пономаря и позвал его: – Идём, послушаем, что скажет князь Губенчи. Похоже, радеет за сына.

   – Вот как! Сам пожаловал?

   – То-то и оно. Серьёзный разговор будет.

   – Слушай, воевода. Не отдавай ты ни за какие калачи княжича. Выстоим ноне день, а ночью прорубим в становище ногаев дверь и отправим его в Москву. Как ты на это смотришь?

   – Морока мне с тобой, Иван. Ты мои желания даже во сне угадываешь.

Они поднялись на стену и увидели большую группу всадников. Среди них возвышался на рослом коне сам князь Губенчи. Подумал Даниил, что хорошо бы пустить в эту кучу пару ядер – то-то наломали бы дров! Но над всадниками на лёгком ветру колыхалось белое полотно. Не стрелять же в тех, кто ищет мира! И Даниил показался в бойнице между кольями. Сегодня воевода был в кольчуге и в шишаке: помня о коварстве врага, принял меры защиты. Он молчал, вызывая на первое слово князя Губенчи, и тот не замедлил сказать зло и несправедливо:

   – Зачем ты украл моего сына? Лишь воры так поступают по ночам.

Даниил в ответ не произнёс ни слова. Сам тон Губенчи оскорблял его, но он не хотел платить врагу той же монетой.

   – Говори свои условия, шайтан. Мне теперь известно, что мой сын у тебя. Если ты отпустишь его, я дам тебе кибитку сабель с золотыми рукоятками. Ты доволен?

Даниил вновь ничего не ответил. Он пришёл к мысли, что такой «разговор» быстрее откроет истинное лицо врага, его тайные побуждения. Он уже знал по беседе с Могатой, что князь Губенчи может только пообещать короба добра. На поверку они окажутся пустыми.

   – Ты мне покажи сына! – продолжал кричать князь. – И за это получишь сто сабель. Я свою саблю отдам, а ей цены нет. – Когда и на этот раз Даниил промолчал, князь Губенчи взорвался: – Ты можешь молчать до полудня, а потом будешь молить о пощаде, но не услышишь милости!

И тут Даниил сказал те единственные верные слова, которые должны были отрезвить князя Губенчи и уберечь от напрасной гибели тысячи его воинов:

   – Слушай теперь меня, Губенчи. Ты знаешь, что Казань уже никогда не придёт тебе на помощь в твоих разбоях. Уже не с тобой удмурты, черемисы, мордва, чуваши. Скоро и Крымская орда рухнет под ударами русской рати. Близок конец Астраханскому ханству. С кем ты и твой правитель Большой Ногайской орды каган Исмаил останетесь? Потому мой тебе совет один: складывай со всей своей ордой оружие и иди на службу к русскому царю. Тогда и сын твой будет при тебе.

   – Ты необрезанный гяур! Я вздёрну тебя на воротах этой крепости сегодня же!

Губенчи хлестнул плетью коня, ногайский скакун поднялся на дыбы, развернулся и поскакал к роще. Вся свита умчалась следом.

   – Вот и поговорили, друг мой Ванюша, – грустно улыбнулся Даниил и спустился по лестнице с помоста. Внизу сказал: – Иди и расставляй своих ратников, кого на стены, а кого к бойницам.

   – Ты ответил ногайцу правильно. И правда за нами. – С тем Иван и ушёл.

Даниил увидел Захара и позвал его.

   – Найди воеводу Григория и Степана. – Даниил, увидев небольшую толпу горожан, подошёл к ним. С лёгким поклоном произнёс: – День добрый, хотелось бы мне молвить, но он у нас будет нынче жаркий. Так вы уж помогите посильно. И наперво следите за крышами, чтобы ордынцы град не подожгли. Водой запаситесь для того. Ежели можете, женщин пришлите под стены: раненых перевязывать. У меня всё. – Заметив Григория и Степана, пошёл к ним. – Давайте присядем там, на брёвнах. Разговор есть. – Все прошли к брёвнам, уселись. – Григорий, как у нас с кормом?

   – Две недели без подвоза продержимся.

   – Это хорошо. А для коней?

   – Сам знаешь, Фёдорыч. Тут хуже. Даст Бог, неделю без подножного корма продержатся. А потом...

   – Что ж, не совсем плохо, ежели не будем почивать на лаврах. А в Москву ты не хочешь сходить?

   – Не могу. Тут моя служба. А так, кто от такого блага откажется...

   – Степан, а ты как?

   – Тем более не могу. Да и зачем?

   – Об этом сейчас и скажу. Надо бы отвезти к царю-батюшке княжича Чаудала. Как я понял, княжич – внук кагана Большой Ногайской орды. Когда-нибудь он унаследует трон. Так пусть он получит в Москве воспитание и проникнется дружбой к русскому народу. Ну, как царевич Шиг-Алей. Ведь ни в чём не пошатнулся...

   – Всё это разумно, – повёл речь Степан. – Но для этого ни воеводе Григорию, ни мне в Москву идти не надо.

   – Ты так думаешь?

   – И думать нечего. Послать пятерых молодцев, что со мной ходили, и они за милую душу доставят ордынцев к царю.

   – Ты уверен?

   – Как в себя. Да Кирьян один в Москву медведей водил, а тут – щенков пару...

   – Тогда приготовь отправить, кого сочтёшь нужным. Я отпишу. И при первом удобном случае прорубим дверь близ Снежети.

   – Лучше и не придумаешь, – согласился Степан.

   – Я тоже так считаю, – поддержал его Григорий.

   – Вот и славно. Как твоя тысяча? – спросил Даниил Степана.

   – Все на местах.

   – Сейчас пойдём посмотрим. А ты, Григорий, постарайся бережно корм расходовать. И ещё: поставь людей две копани[34]34
  Копань – яма, вырытая для скопления дождевой воды.


[Закрыть] сделать, сруб туда опустить. О воде надо подумать...

   – Надо – сделаем, – ответил Григорий.

Поднявшись на стены, Даниил и Степан заметили, что ногайцы готовятся к приступу и в некоторых местах подтащили лестницы уже совсем близко.

   – Готовятся, и рьяно. К полудню и прихлынут, – заметил Даниил. – Накажи стрельцам, пусть в наглецов стреляют.

   – Им это потеха будет. Но многовато ногаев, ой многовато...

   – Ты, поди, и один на стаю волков ходил.

   – То волки...

   – Не подвёл бы нас навес. Как думаешь, сработает?

   – Этой новинке цены нет. Вот увидишь! Я заметил такую особицу. Ногаи не могут стрелять в наших воинов из луков прицельно: навес мешает стреле лететь в воина, стоящего на стене.

   – Верно говоришь. А ведь мы этого не предполагали.

Даниил присмотрелся так и этак. Впрямь выходило, что стрела, летящая снизу даже за полсотни сажен, не поразит воина на стене. И получалось, что навес давал двойную выгоду: легче, доступнее не допустить на стену врага и надёжно защититься за навесом от его стрел.

Повеселев, Даниил сказал:

   – Ну, посмотрим, как всё будет на деле.

Между тем ордынцев близ крепости становилось всё больше. Даниил заметил это.

   – Давай всё-таки, Степан, нанесём урон врагу прямо сейчас. Иди распорядись стрельцами.

Степан побежал вдоль стены, отдавая сотским приказ. Едва он вернулся к Даниилу, как зазвучали первые выстрелы пищалей – пять, десять, двадцать. Запахло порохом. А в стане врага началась суматоха. Многие ногайцы слышали выстрелы впервые, не знали силы их огненного боя. И когда они увидели своих товарищей убитыми и ранеными, их обуял животный страх. А выстрелы продолжали звучать, пули находили новые жертвы. И спасение от пуль было одно – бегство. Но кто из ордынцев знал, куда надо бежать? Туда, откуда они пришли? Но там их встретят княжеские нукеры и запорют нагайками любого труса. – Ну, воевода, заварили мы кашу, разозлили ордынцев. Теперь они как звери бросятся на нас, – с весёлой улыбкой сказал Степан.

   – А вот этого не будет. Мы с них собьём пыл. Давай, продолжай в том же духе. Я же к пушкарям спущусь и к Ивану сбегаю.

Даниил спустился со стены, зашёл в башню и велел пушкарям дважды выстрелить из пушек.

   – Видите, там в кучу сбились? Вот пару ядер туда и пошлите.

Выстрелы оказались удачными: ядра проложили «улицу». Суматоха в стане врага усилилась. Но вскоре из глубины становища прискакали несколько воинов. Они что-то кричали и показывали на стены. Воины схватили лестницы и побежали к крепости.

   – Ну, посмотрим, какие вы вояки! – произнёс Даниил и велел послать ядро в гущу всадников.

Прозвучал выстрел. Ядро угодило в цель. Сколько всадников оно поразило, было неведомо, но оставшиеся в живых помчались в разные стороны.

Даниил вновь поднялся на стену и побежал к Ивану Пономарю, на восточную сторону. Там, в стане врага, происходило то же, что и на западной стороне. Увидев Пономаря, Адашев сказал:

   – Слышишь, Степан открыл стрельбу? Давай и ты из пушек в ту кучу ногаев, а со стены из пищалей! Остуди их рьяность.

   – Исполню, воевода. – И Пономарь поспешил к пушкарям и стрельцам.

На восточной стороне приступ начался более стремительно, чем на западной. Лучники нижнего яруса уже били в бойницы набегающих плотной стеной ордынцев с лестницами. Стрела за стрелой летели в цель, потому как промахнуться было некуда. Но ногаи уже вскидывали на карнизы лестницы, начали быстро подниматься. Вот первые враги уже над карнизом. А дальше... Они ошарашены. Выхватили сабли, но не могут достать врага. Бойницы для них недосягаемы. А русские ратники уже нацелили на ногайцев простые остро застроганные жерди с рогатинами и сильными ударами в грудь, в голову, в живот валят врагов, словно снопы, на землю. И так по всей стене. Даниил и сам схватил жердь с рогатиной и отбросил от карниза лестницу. Хорошо сработала жердь. И падали, падали в ров те, кто успевал добраться до карниза, но до стены так и не добрался.

Вражеские лучники стреляли, но их стрелы летели выше стен, выше русских воинов. Зато лучники Степана и Ивана били ордынцев без промаха. Там, из бойниц, нельзя было промахнуться, потому как к стенам подступали всё новые и новые ногайские воины. Одни из них поднимали лестницы, другие вытаскивали раненых, третьи вновь лезли на стены и летели оттуда вниз, так и не испытав жажды боя. Все попытки ордынцев овладеть хотя бы саженью стены оказались тщетны. Пробовали ногайские воины добраться до восточных ворот, подкатывали тараны, но им так и не удалось ударить по воротам. Их расстреливали из пушек и пищалей в упор.

Даниил в эти часы приступа многажды побывал на разных местах крепостной стены. Всюду он видел одну и ту же картину: штурмующие не могли одолеть карниз. Русские ратники, не вынимая сабель из ножен, побили ногайцев жердями и кольями. Временами не верилось, что происходило чудо. Но это так и было. Ни один воин врага не ступил за стену на помост, и лишь в каком-то невероятном полёте несколько стрел ранили с десяток воинов и троих убили. Под стеной же во рву лежали горы вражеских трупов.

Князь Губенчи, бесстрашный и «непобедимый» усман, видя, как сотня за сотней гибнут его воины только у восточных ворот, вначале неистово гнал на стены новые сотни. Он хлестал плетью по спинам идущих на приступ и кричал, что если крепость не возьмут, то он всех, кто останется в живых, продаст в рабство. К вечеру князь приказал метать в крепость стрелы с тлеющей ватой, надеясь пожаром посеять среди защитников панику. Но и этого не случилось. Все стрелы с горящей ватой были найдены на крышах и брошены в воду.

Потеряв всякое самообладание, князь Губенчи отправил под Тулу гонцов к крымскому хану Девлет-Гирею с просьбой прислать ему помощь. Но гонцы были перехвачены и убиты засадой, высланной Даниилом. К вечеру первого дня штурма князь Губенчи призвал к себе Могату и спросил:

   – Храбрый Могата, сколько у тебя осталось от тысячи воинов?

   – О, великий князь, я потерял больше половины.

   – Что же нам делать дальше? Говори, ты мудр.

   – Великий князь, помолись Аллаху и спроси у него совета. Меня же гяуры Лишили войска и разума.

   – Вонючий шакал, иди на штурм стены сам. И одолей её!

   – Я это и хочу сделать, великий князь! – И чтобы не испытывать унижений и побоев, Могата побежал к стене и повёл своих воинов на приступ.

Однако Могата не хотел умирать. В свои сорок лет он чувствовал себя полным жизни и сил. И он возглавил своих воинов с одной надеждой – выжить. Когда поставили лестницу, он велел четверым воинам её, а сам с криком: «О Аллах! О Аллах! О Аллах!» – повёл своих нукеров вверх. Он держал в зубах нож и, когда достиг карниза и поднялся над ним, опередил воина, нацелившего ему в грудь острую жердь, и с силой бросил нож в горло ратника. Могата взобрался на карниз, прыгнул с него на стену. За ним следом поднялись ещё несколько воинов. В душе Могата торжествовал: ему удалось то, что не удавалось другим темникам. Он уже предвкушал победу, знал, что за ним встали многие воины. И неизвестно, во что бы вылился успех Могаты, если бы на его пути не вырос Иван Пономарь.

   – Господи, старый знакомец! – воскликнул Иван и, обнажив свой меч, двинулся навстречу Могате, который сразил ещё одного воина. – Ну, здоров будь, темник! – Он взмахнул мечом с такой быстротой и силой, что Могата даже не заметил, как сабля и рука, державшая её, полетели вниз, на двор крепости. Ещё один удар, теперь уже кулаком по голове, свалили ордынца туда же, куда упала рука.

Не задержались на стене и те, кто взобрался на неё следом за Могатой. Их побили воины Пономаря слева и справа, тут же сбрасывая за стену, на головы тех, кто поднимался вверх. Вскоре на помосте не осталось ни одного – ни живого, ни мёртвого – врага. Лишь два павших воина лежали на помосте.

Долгий летний день уже угасал. Спал накал сражения, а вскоре и вовсе погас. Оставив на волю Аллаха раненых и искалеченных воинов в переполненном рву, уцелевшие ногайцы скрылись в роще, за холмами и увалами. Наступил вечер. В крепости и в округе воцарилась немая тишина. Будто и не было дня, полного грохота пушек, выстрелов пищалей, гортанных криков ногайцев, будто всегда властвовали покой и мир.

В русском стане в эти благостные часы природы заботами Григория Жолобова ратники предавали земле павших защитников. Священник Пимен отпел их, потом тела убитых сложили одно к другому в братскую могилу и засыпали землёй. За долгий и жестокий день сражения было убито всего семнадцать воинов. Провожавший их в последний путь Даниил всё-таки был недоволен потерями. По его горькому убеждению, погибли те, кто был неосторожен на стенах.

Когда отдали дань павшим, к Даниилу подошёл Степан.

   – Думаю я, воевода, если ты хочешь отправить княжича в Москву, то надо сделать это сегодня.

   – Почему сегодня? – спросил Даниил.

   – Да по одной причине: ордынцы ноне, как побитые псы, огрызаться не будут. Да и в страхе они. Вот и время прорубить дверь...

   – Значит, вылазка.

   – Да, батюшка-воевода. Княжича и нукера упрячем в крытый возок и к нему пятерых воинов приставим.

   – А где делать вылазку?

   – Только там, где делали вчера. И никто нас не будет ждать наперехват. Губенчи раны зализывает. Да и река рядом, уйти за неё легко.

   – Ладно, благословляю. Ипата поставь над всем. Кирьян, Васюк и Семён с Митяем – под его рукой.

   – Так и сделаю.

   – Тогда ищи Пономаря. Ему сподручнее идти на вылазку. Да и ходил уже, знает, как...

К полуночи в крытый лёгкий возок была запряжена пара резвых коней. Митяй сел за возницу. Чаудала и Арада спрятали в возок связанными по рукам и ногам, с кляпами во рту. За возком встали Семён, Кирьян, Васюк. Впереди – Ипат. Оставалось ждать, когда откроются ворота и конные воины помчатся прорубать «дверь» в стане врага. Но случилась непредвиденная задержка. Уже в темноте ночи Иван Пономарь поднялся на стену у восточных ворот. Степан разыскал его там.

   – Пошли, Ваня, вниз. Воевода поручает тебе сделать вылазку из северных ворот.

   – Подожди, Стёпа. Послушай, что у ногаев происходит.

Степан по-охотничьи долго вслушивался в звуки ночи, в то, что совершалось в стане врага. Там шло необычайное шевеление, будто малые кабанчики сбивались в кучу и хрюкали, спасаясь от холода, который проникал в логово. «Много там, слишком много ногаев, и все тянутся к северным воротам, – подумал Степан. – Да и то сказать, князь у них не дурак: счёл же, что для вылазки нам удобнее всего открывать северные ворота».

   – Пошли к воеводе. Надо всё переиначить, пока не поздно.

Нашли его тысяцкие у северных ворот.

   – Ты уж прости, воевода, что долго ждать заставили, – сказал Степан. – Вот мы с Иваном считаем, что через эти ворота нынче нельзя уходить.

   – Почему? – спросил Даниил.

   – Там ногаи ждут нас, сбиваются в кучи, – ответил Степан.

   – И где же лучше теперь пробиваться?

   – А через южные ворота. Ордынцам и в голову не придёт, что мы туда пойдём. И лес там близко. А как до леса доведём Ипата, ногаям его уже не достать. Так я пошёл туда, на стену, а ты уж разверни Ивана.

Как и в прошлый раз, вылазка началась тихо, неторопливо. Распахнулись южные ворота, и три сотни конных воинов выехали за них. В строю были и упряжка с возком, и пятеро гонцов. Двести сажен до становища прошли благополучно. Но потом раздались крики в стане врага, дозорные обнаружили приближение русских. Тут уж Пономарь с гиком, со свистом повёл своих воинов «прорубать дверь». Но на этот раз пришлось туго. Ратники наткнулись на ряд кибиток, поставленных поперёк пути как ограда становища. Пока пробили в них брешь, пока хлынули в неё, всё южное становище задвигалось. Но пешие ордынцы не воины, они не страшны конному русичу. Их разметали, и конники вырвались к лесу. Ещё двести, сто сажен, и вот он – лес. Путь гонцам открыт. Как только Ипат, Кирьян и их спутники скрылись в лесу, Пономарь развернул свои сотни к крепости и тем же путём повёл обратно. Ордынцы, похоже, не пришли в себя, не предполагали, что русские вернутся, и не оказали сопротивления. Они стреляли из луков, и кто-то из воинов был ранен, у кого-то подбили коня. Но вот и размётанные кибитки, за ними – чистое поле. Вот уже и распахнутые крепостные ворота.

Когда вернулся Пономарь, Даниил вздохнул с облегчением. Он был уверен, что охотникам Степана ничто не помешает добраться до стольного града и доставить свою добычу по назначению на царский двор, побывать на Сивцевом Вражке. Остаток ночи Даниил спал. Навалившаяся за сутки усталость дала себя знать. Но сон его был коротким. Едва взошло солнце, как Захар разбудил Даниила: