Текст книги "Последний торпедоносец"
Автор книги: Александр Мартвнов
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
Глава 12
СВЯТОЙ КРЕСТ
– Вот оттого, что вы думаете не то, что говорите и не говорите того, что думаете, и происходит весь этот горький катаклизм, который я здесь наблюдаю!
Х/ф «Киндзадза».
На этот раз около эллинга никого не было. Должны были собраться, как и положено, вечером, но Игорь, глядя на море, подумал, что этого сбора тут может и не быть – море опять было неспокойно. За четыре дня намечался второй шторм. Правда, синоптики успокаивали, что этот будет последним на долгое время, а дальше погода установится опять.
Игорь бродил по берегу и швырял в воду, соревнуясь сам с собой, окатанные голыши. Наташка уехала к какой-то тётке в Анапу. Всего на три дня, но сегодня был только первый, в конце-то концов. Внезапно стало тоскливо, и он притащился сюда в полном расстройстве чувств. Пожалуй, он не хотел сейчас никого встречать – и недовольно скривился, подальше зашвырнув камешек, когда увидел неподалёку среди начавших интенсивно расти волн идущую яхточку – небольшую, белую, под ярким оранжевым парусом. Игорь уже знал, что такие яхты раньше массово выпускались для яхт-клубов и назывались «кадетами».
На яхте был один человек. Полулёжа на фальшборте, он ловко управлялся с оснасткой и рулём одновременно. Игорь в этом мало что понимал, но шла яхта, прямо скажем, красиво. На борту уже различалась надпись:
– МАУГЛИ и рисунок – голова киплинговского мальчишки. А через какое-то время Игорь узнал в человеке, ловко вёдшем яхту к берегу, Сеньку. Тот, кажется, тоже узнал Игоря, потому что помахал рукой и заложил особо лихой вираж.
Он был без жилета, хотя это запрещено даже когда идёшь в экипаже, в плавках, к которым были пристёгнуты компас и нож. Игорь вбежал в воду по колено, помог подхватить яхту, вместе – Сенька, сбросив парус, выскочил тоже – мальчишки затащили её в небольшой сухой док в стороне от эллинга.
– Здорово, я не знал, что ты тык умеешь, – сказал Игорь, пока Сенька натягивал безрукавку – ветер свежел – и шорты, которые лежали в кокпите, ящичке на носу яхты. – Я вообще не знал, что тут такие есть.
– Это последняя, – ответил Сенька. – Тут раньше была детская секция, на базе… Потом всё развалилось… а я год назад вот эту нашёл и починил.
– И нарисовал классно, – похвалил Игорь рисунок.
– Не я, Зойка. Она и рисовать умеет…
– А почему "Маугли"? – Игорь кивнул на яхту.
Сенька вдруг смутился.
– Так… – вздохнул и махнул рукой: – А, ладно. Пошли в станицу, я по пути объясню.
Они зашагали к тропинке на скалы. Сенька молчал, потом заговорил скомканно:
– Есть такая книжка. "Трое с Орудийной Площади", писателя Кропилина… – он был слишком поглощён своими мыслями и не заметил удивлённого взгляда Игоря. – Там у мальчишек была такая вот яхта… только без рисунка… – Сенька вздохнул и неожиданно спросил: – У тебя в той библиотечке, в штормовской, Кропилин есть, кажется? – Игорь кивнул. – Дай почитать.
– Да конечно, – развёл руками Игорь. – Их вообще пора перетащить в эллинг.
– Ага, – согласился Сенька. И попросил неожиданно: – Только Денису не говори. Что я у тебя книжки спрашивал, и вообще… Он, как этого писателя назовут, звереет. По-настоящему. Из-за Севастополя, он же про Севастополь писал много, а Денис по Севастополю до сих пор скучает знаешь как?
Игорь не признался, что видел Дениса читающим Кропилина. В конце концов, это его личная тайна. А Сенька продолжал:
– Я дядьке давал читать, он у меня военный, спецназовец. "Внук своей бабушки и его братья", есть такая повесть, из новых… Дядька прочитал и говорит: "Всё он духов жалеет. Наших бы кто пожалел!" И рассказал, как ещё в первую Чеченскую они под Грозным больше ста братских могил разрыли. И в каждой – человек по тридцать. Женщины, дети – не чеченцы, конечно. И не просто убиты, а все изуродованы так, что сказать страшно… Ребята тогда прямо озверели. И давай чехов всех подряд крошить… А их потом под суд…
Игорю не очень хотелось про это говорить. Они выбрались на плоскогорье. Ветер ощущался тут сильнее, травы ходили волнами. А на море уже неслись на берег волны настоящие – и ползла откуда-то из-за края грозовая туча.
– Я в такое попадал, – кивнул Сенька. – Знаешь, как здорово? – Игорь посмотрел недоумённо, а откуда-то вдруг раздался голос:
– Есть наслаждение в бою,
И бездны мрачной на краю…
Мальчишки крутнулись на месте. И увидели Генку.
Постоялец бабушки Нади сидел на одном из камней, хотя буквально секунды назад его там не было. Ловко спрыгнув, он первым пожал руки мальчишками и пояснил:
– Это Пушкин.
– А чего ты один? – на правах более близкого знакомого спросил Игорь. – Поссорился, что ли?
– Поссорился? – Генка посмотрел как-то рассеянно, подбросил на ладони камешек. – Нет, мы никогда не ссоримся. Зачем? Просто она поехала в Окружную по одному делу… – он повернулся в сторону моря. – Я слышал, вы говорили о Кропилине? Я с ним знаком. Немного.
– Правда, что ли? – Сенька недоверчиво свёл светлые брови. Генка кивнул:
– Даже книжка его есть, с посвящением…
– Так ты из Екатеринбурга, что ли? – Сенька встал рядом с ним. – Он же там живёт.
– Да нет, я из других мест. Просто так получилось. У меня и отсюда знакомые есть. Знаешь полковника Злобу?
– Максим Максимыча? – переспросил Сенька. – Отец знает, а я так, немного…
– Он в наших местах гостил. И к вам на день станицы собирается приехать.
– А, да, говорили…
Трое мальчишек – старший и двое младших – подошли почти к самому краю обрыва. Игорь смотрел, как накатывает туча – и услышал, как кто-то – Сенька или Генка, он не понял – негромко, но ясно сказал рядом:
– Пусть сильнее грянет буря…
* * *
Как и во всех праздниках, которые празднуют в современной России, в дне станицы Виноградной чувствовалась смесь ещё живущих надежд (может, всё ещё и будет хорошо?!) с привкусом пира во время чумы (эх, пить будем, гулять будем, а как смерть придёт – помирать будем!!!) Улицы и дома расцвечивали флаги Кубанского войска. Мельком проскочил губернатор – не особо задерживаясь, он предпочитал «отмечаться» в аулах и на экономических выставках, потому что казаки задавали слишком много вопросов. Появилось телевидение, интересовавшееся в основном балалаечниками и гармонистами в форме, скачками и прочей экзотикой. Но всё это не слишком-то отражало настоящий праздник, крутившийся и кипевший во дворах и переулках, подальше от необходимого «для представительства» официоза. В праздник оказались втянуты и приезжие (куда их деватьто, наливай!!!), большинство из которых и не протестовало.
Игорь с Наташкой и Сенька с Зоей удрали от компании. Точнее – как-то разминулись, а потом не стали разыскивать своих, логично решив, что прибоем суеты их обязательно принесёт друг к другу рано или поздно. Девчонки на ходу поедали мороженое, купленное с лотка. Мальчишки придерживали подружек за талии, чем вызывали у некоторых возмущённые взгляды, а пара очень активных бабок помахала вслед клюшками и обложила всех четверых поимённо «развратниками».
– О, меня тут уже знают? – удивился Игорь, чем вызвал взрыв хохота. – Я не то хотел сказать, – смутился он. Сенька фыркнул:
– Оговорка по Фрейду…
– Сенечка, золотце моё, а кто такой Фрейд?(1) – промурлыкала Зойка, устраивая свою медно-кудрявую голову у него на плече. Сенька подозрительно затих, с опаской покосившись на свою подружку. Потом пожаловался Игорю:
– Слова не могу сказать, такая умная. Бросить её, что ли? Й-й-и-и-х-х-х! – он легко подхватил Зойку на руки и дальше понёс так. Та потрепыхалась с возмущённым писком (явно для виду) и довольно притихла. Наташка требовательно посмотрела на Игоря, но как раз в этот момент Сенька, успевший вспотеть и запыхтеть, споткнулся и чуть не грохнул ношу наземь. Игорь облегчённо заметил:
– Вот, а я такого никогда не допущу.
– Хлипок современный мужчина, – разочарованно заметила Зойка Наташке, одёргивая короткую юбку. Наташка согласилась:
– И не говори, подруга. А может, оно так всегда было? Как там Сапфо(2) писала…
– Э! Э, э, э! – забеспокоился Игорь. Сенька похлопал глазами:
– А это кто?
– Потом объясню, – пообещал Игорь.
1. Зигмунд Фрейд – австрийский лже-психиатор, теории которого являются «незыблемым фундаментом» современной оправдательной психологии скотства, безраздельно господствующей на Западе. Вкратце – сводил все побуждения человека исключительно к сексу.
2. Древнегреческая поэтэсса, жительница острова Лесбос. Автор весьма вольных стихов, из-за чего её считают (безосновательно) чуть ли не основательницей т. н. «лесбийской любви».
– Купите нам ещё мороженого, – настырно потребовала Наташка. – Вон опять лоток.
– Они тут на каждом шагу, – проворчал Сенька, подсчитывая деньги. – Лопнете.
– Да ладно, я заплачу, – еле слышно шепнул Игорь. Сенька нахмурился, но потом кивнул со вздохом.
Во дворе дома возле лотка ребята увидели старших. Тут был отец Наташки и Сеньки, Геннадий Андреевич. Был атаман станицы Иргаш, отец Таньки. Ещё кто-то. С ними сидел Старик – бывший юнга Трофим Кротких. И там же был Роман Иванович, отец Дениса – с гитарой, хотя и не в своём обычном хипповском наряде. Сидя вокруг порядком подразорённого стола, все слушали, как он поёт…
– До сих пор я не верю
В то, что детство ушло,
В то, что пусто за дверью
В час, когда тяжело,
И опять губы сами
Эти шепчут слова,
Снова перед глазами
Проплывут острова.
Острова в океане, вы из детской мечты,
Вы встаете в тумане посреди пустоты,
Острова в океане, я опять к вам иду,
Я в житейском тумане вспоминаю мечту.
Вы всегда выручали, Вы остались навечно
Если трудно порой, Новым домом моим,
Вы с улыбкой встречали, Все пути бесконечны,
Словно вы – дом родной, Но пройду я по ним,
И, укрывшись за вами, Если знаю, что где-то
Я шептал, как в бреду: Так же верность храня,
"Острова в океане, Будь зима или лето,
Я всегда вас найду!" Острова ждут меня…
– Давайте выпьем, что ли? – предложил атаман и, увидев стоящих возле забора ребят, махнул на них рукой: – Брысь!
Брысь не брысь, но все четверо отошли, так и не купив мороженое. И, когда Игорь об этом напомнил, Наташка замотала головой:
– Да ну, неохота… – а Зойка добавила:
– Какие у них печальные лица… У отца тоже бывает такое, если он свою работу вспоминает… Неужели мы тоже так будем когдато?
– Мы так не будем, – мрачно ответил Сенька. – Мы просто не доживём.
– Ну тебя… – Зойка сильно ударила его по руке. А Наташка вдруг прочитала, глядя куда-то поверх крыш домов:
– До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей…
– Это Есенин, – пояснила она в ответ на взгляд Игоря. Тот кивнул:
1. Стихи В. Васильева
– Я знаю, представь себе.
Сенька с неожиданной злостью спросил:
– Почему у нас все праздники такие грустные?! Обязательно грустные, даже если веселимся – грустные! Что за чёрт?!
И все четверо вздрогнули от раздавшегося за их спинами голоса:
… сколько не берегись, а помрёшь… Русскому человеку хоть один час пожить, себя ощутить. Потому помрёт не своей смертью… Русский человек только на свет родится, а для него уж пули отлиты. Дитятей сиську сосёт, цветики на лужайке рвёт, а пули для него уж отлиты. Под пули… родимся, – они оглянулись и увидели, что их неслышно нагнали Генка со своей девчонкой, с Надькой. – Это Проханов. Повесть «Деревенские», – пояснил Генка.
– Ты ходишь, как кот, – не то укоризненно, не то восхищённо сказал Сенька. – Как кот с кошкой, – поправился он, глядя на высокую зеленоглазую Надьку так, что Зойка свела брови.
Старшие ребята рассмеялись, переглядываясь. И зашагали дальше. Они были отличной парой, прямо чок-вчок друг другу, как два кусочка головоломки. Игорь это видел превосходно и не ощущал никакой ущербности – завидовать Генке и Надьке было так же бессмысленно, как завидовать звёздам. Настоящим, тем, которые в небе…
– Интересно, она знает, что она красавица? – задумчиво и тоже без зависти спросила Зойка. – Игорёк, где таких выращивают?
– А я не знаю, – пожал плечами Игорь и плотнее взял под руку Наташку. – Я вообще про них толком ничего не знаю… О, наши!
Действительно, вся компания – включая "иностранных волонётров", валила навстречу. Начался шумный обмен приветствиями.
– А ты чего, тоже казак? – с ходу подколол Игорь Званко. Серб подтвердил:
– Природный.
– Хватит гнуть! – звонко закричал Денис. – Пошли, там как раз «ветерок» кончили монтировать, сейчас полетаем!..
… Ослеплённый турками казак Антон Рушайло повесился у себя дома, над порогом, очевидно, в конце праздника. Чем он перед этим напоил семилетнего Вову – осталось неизвестным, но мальчик, лежавший на кровати совершенно спокойно, уже не дышал.
Их нашли ближе к вечеру, когда заносили подарки от станицы.
* * *
Автобусы с ОМОНом подоспели в тот момент, когда митинг на площади достиг наивысшей точки накала. Вместе с ними вернулся бледный, как варёное яйцо, губернатор.
Казаки, среди которых было больше половины вооружённых – и не нагайками, хотя пока и не «калашами» – развернулись фронтом, мешая ОМОНовцам окружить площадь. Женщины и младшие ребята не уходили, толпились за спинами старших. Игорь заметил, что в толпе много отдыхающих, таких же озлобленных, как и сами казаки. ОМОНовцы неуверенно переглядывались – их было намного меньше, а перед ними были не футбольные фанаты, не деды" ахтивисты" с портретами Ленина и Сталина – здоровые молодые мужики, у каждого за спиной – армия… И опасно – и свои, как ни крути. Со стороны казаков сыпались многоэтажный мат и жуткие угрозы. Подъехали несколько телевизионных передвижек.
– Мужики! – орал командир ОМОНа. – Ну мужики же!!!
Его крыли по матушке:
– Мы тебе, итить твою, не мужики, а казаки!
– "Господа казаки" к нам обращайся, мурло!
– Счас пойдём и всех бородатых по аулам на вяленку поразносим!
– "Губа", сука, иди сюда, отвечай народу!
– Камеры в дом! В дом камеры! Пусть снимают!
– Ментовозки на х… й! Сожжём к чертям, вот вам крест!!!
– Атаман! Иргаш, Тимоха! Говори!
– Атаман, давай!
– Тихххааа, казаки, атаман говорить будет!
Отец Таньки (она сама стояла в толпе, держась за плечо Генчо) вышел между ОМОНом и казаками. Повёл ладонью, стирая остатки шума. Его голос – резкий, с металлическими нотками, неприятный – легко донёсся до всех углов площади:
– Короче. Дело такое. Вот мы тут стоим. Нас, казаков, много. С нами греки, болгары, сербы, немцы. Все с нами. Мы на этой земле хозяева. Мы вас, – он махнул в сторону губернатора и ОМОНовцев. – кормим со своих рук. И кто к нам с добром – тем мы со всей душой. Но кто в душу нам харкает… – он поднял кулак. – Я в войско завтра поеду. Это я громко говорю, чтоб, если что со мной по дороге случится – знали, из-за чего. С Громовым(1) буду говорить. И, если ты, – он указал на губернатора, называя его на «ты», – нам поперёк станешь и будешь, как раньше, себе на х… й турецкую чалму мотать – мы и тебя с турками в одной говённой яме закопаем. Вот наш приговор. Любо, казаки?! – крикнул он, поворачиваясь.
– ЛЮБОООО!!! – взревела площадь.
– Ар… ар… арестуйте его! – побагровел губернатор, бросив взгляд в сторону телевизионщиков и с радостью убедившись в том, что там присутствуют только "испытанные строевые кони демократии" – они всё подадут, как надо…
– Чего-о? – поинтересовался Иргаш. И обратился к ОМОНовцам: – Кто с места двинется – вон, смотрите, – он указал на окрестные крыши. Там поблёскивали солнечные зайчики. – Это не пацаны с зеркальцами играют. В море сбросим и скажем, что так и было.
– Мы… – губернатор осекся, стараясь сохранить лицо. – Мы решим этот вопрос… буквально на днях в краевой думе… уже к концу месяца…
– Решайте, – веско сказал Иргаш. – А то мы решим. Раз и навсегда.
* * *
Сенька ждал Игоря около калитки. Стоял, опершись затылком и спиной в доски и спросил, не открывая глаз, когда Игорь подошёл:
– В церковь пойдёшь?
– В нашу? – Игорь вздохнул. – Молиться за… – Сенька кивнул. – Конечно. Только я не умею.
– Научишься. Пошли.
– Наташка-то дома? – на ходу спросил Игорь. – Я её довёл, а потом что-то не по себе стало.
– Дома… – Сенька вдруг матерно выругался. – Сегодня и начинать надо было!
– В ОМОН стрелять? – спросил Игорь. – Они же наши, как ни крути…
– А ты думаешь, ОНИ против нас своих пришлют? Неет. Их ребята появятся, когда настанет черёд "порядок наводить". И обязательно с манадтым ООНом.
– Сень, – попросил Игорь, – не матерись, пожалуйста. Что-то слушать паскудно.
– Извини, – Сенька махнул рукой. – Вот Зойка мне тоже так говорит: мы друг друга постреляем, а в горах только порадуются. Но сколько ж терпеть-то? Отец домой пришёл – аж чёрный, смотреть страшно…
… Мальчишки собрались за околицей. Все были злые и взвинченные и не разговаривали друг с другом, чтобы не сорваться. Шли – как будто не в церковь, а в рукопашную.
И, как выяснилось, так оно и было.
Что-то не так – это почувствовали все почти одновременно, ещё когда церкви и видно не было. И перешли на быстрый шаг. Потом – на бег.
1. Атаман Громов – глава оппозиционной к правительству РФ фракции Всекубанского Казачьего войска.
Около церкви стояли несколько мотоциклов. Слышалась чужая речь. Полтора десятка парней – помладше, ровесники, постарше ребят с побережья – деловито высаживали двери. Кто-то уже нарисовал на побелке саблевидные полумесяцы и звёзды, написал полдюжины ругательств и лозунгов. Ещё минут пять – и было бы поздно, потому что к багажникам мотоциклов были пристёгнуты канистры с бензином. Явно не для дозаправки.
Потом Игорь не помнил, успел Денис что-то скомандовать, или нет. Кажется, нет…
… Камень – пролетел прямо над плечом, в ухе свистнуло…
… Нож, в руке у него – нож…
… Земля больно ударила в лицо, нога – над головой, руки сами перехватывают её…
… Суетливо дёргающиеся под чёрной майкой лопатки убегающего…
… Запах – отвратный, животный запах, такого не бывает от людей. Жёсткие волосы в пальцах…
… Вопль. Удары подобранной палкой – тренированные, тело вспоминает их без участия мозга. Опять удары, опять вопль – жалобный, рыдающий…
… Всё закончилось очень быстро. Натиск и бешеная ярость европейских мальчишек переломили сопротивление погромщиков в самом начале. Пятеро остались лежать на месте, восемь или девять разбежались в разные стороны, побросав ножи, кастеты и велоцепи. Хрипящего Николая с трудом оттащили от турчонка, которому грек уже начал отрезать ухо его собственным ножом. У Николая – да и у всех – были разбиты пальцы. Серьёзно пострадал только Лешка – ему глубоко распороли ножом левое плечо, но он отталкивал тянущиеся к нему руки и ругался.
– Класс, – сказал Сенька, подходя к Игорю и обнимая его мокрой от пота рукой. От Сеньки тоже резко пахло, но это был человеческий запах – запах бойца после рукопашной. – Класс, класс, класс, как легко стало…
– А то, – искренне согласился Игорь, глядя, как Николай прошибает ножом бензобаки – ноздри у грека раздувались, зубы скалились до верха дёсен.
– Можно сказать, помолились, – добавил, подходя, Борька. Мальчишки начали хохотать, толкая друг друга локтями.
Денис присел возле одного из турчат – тот как раз начал возиться. Взял его за шею:
– Слушай, ты, – процедил Денис, приближая своё загорелое лицо к посеревшему смуглому лицо турчонка. – Ещё раз здесь появитесь – перебьём всех, как кур. Прямо в ваших аулах. Всей станицей придём, все пацаны с побережья вообще, и перебьём на хер. Потом пусть сажают, нам пофиг. Ты понял!? – он тряхнул турчонка так, что тот захрипел и бешено закивал. Денис поднял его и бросил на колени. Пригнул голову: – Крестись, сука! Крестись, я сказал! Крестись и повторяй: "Прости меня, Господи!" Крестись! Крестись!! Крестись!!! – и снова тряс турчонка, неумело крестящегося непослушными руками, как крысу…
Золотой кельтский крест летел в безоблачном небе – снайперским прицелом…
* * *
Этой ночью Сенька и Денис ночевали у Игоря. Бабушка ничего не имела против, тут к этому относились проще простого. Игорь уже успел в этом убедиться.
Мальчишки взвинтились так, что, невзирая на перенасыщенный день, долго не могли уснуть, рассказывали похабные анекдоты, боролись, ржали и вообще вели себя, как идиоты. Наконец Денис, улёгшись на разостланное одеяло, вдруг сказал задумчиво:
– Сень, помнишь, ты сказал тогда про тридцатисемимиллиметровку?
– Помню, – лениво сказал Сенька, ложась на живот.
– А как ты думаешь – не завалялась ли у них и правда хоть одна?
– Хочешь проверить? – привстал на локте Игорь.
– Посмотрим, – уклончиво Денис, закидывая руки под голову:
– Мы навык воинов приобрели,
Терпенье и меткость глаз,
Уменье хитрить, уменье молчать,
Уменье смотреть в глаза…
– Багрицкий… – сонно сказал Игорь.
* * *
На этот раз «предшественники» постарались конкретно. Игорь сто раз их проклял, работая лопатой. Южная земля взвивалась тонкой пылью, оседая на коже и волосах белёсой пудрой, заставляя неудержимо чихать. Мальчишки угрюмо переглядывались, соображая, кто первым скажет: «Да нет тут ничего!».
Остаётся неизвестным, кто бы это сделал, потому что после чёрт те какого удара лопата в руках Сеньки «вдруг» – о этот "вдруг"! – коротко и основательно ударила в плоскую каменную плитку, явно не просто так сюда попавшую. Ребята переглянулись и бросились расширять яму. Стало ясно, что плита – не меньше чем метр на метр – лежит поверх какой-то пустоты. Докопавшись до её краёв, пацаны принялись молча и свирепо «домкратить» её лопатами и руками. Слышалось яростное пыхтение. Потом кто-то нездешним голосом сказал: "Ы-ы-ы-ы-ык-к!", плита встала на ребро и неожиданно тихо рухнула на край ямы.
– Взорам, – запыхавшимся голосом объявил Сенька, – отважных кладоискателей открылся… японский городовой, парни, это же миномёт!!!
– Восьмидесятидвухмиллиметровый, – солидно подтвердил Денис, делавший вид, что всё так и было задумано. Но и он не удержался – нагнулся над ямой, в которой – на нескольких серых ящиках – лежал скоробившийся брезент. Из него выглядывали густо покрытые окаменевшим тавотом детали.
– Мать моя женщина! – высказался Борька, спрыгивая в яму и поднимая счастливое лицо. – Ну теперь! Ну мы! Ох-х! – и он потряс кулаком в пространство.
– Быстро наружу, – приказал Денис. Генчо и Николай спрыгнули туда же. Теснясь в яме, подали наверх трубу ствола, тяжёлый блин опорной плиты, сложенную опору-двуногу. Потом начали передавать ящики – в каждом было по четыре мины, всего десять ящиков.
– Глядите! – крикнул Николай, поднимая Из-под ног фанерку, выстилавшую дно. Отряхнул её от песка. На листе было написано чёрной краской:
ПОМНИТЕ, ПАРНИ – ПУТЬ НАШ ВЫСОК!
ИЛИ ПОБЕДА – ИЛЬ ПУЛЯ В ВИСОК!
ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ – ОТВАЖНО ВСТАНЬ!
МОЛОДОСТЬ-ДОБЛЕСТЬ-"ШТОРМ"-КУБАНЬ!
– Здорово, – сказал Борька. – Кто же у них сочинял, не твой отец, капитан?
– Это не их стихи, – сказал Денис. – Это Анны Ахматовой, просто переделано…
– Всё равно здорово, – заметил Игорь. – Теперь надо думать, как это добро и куда переправлять.
– А что тут думать? – Николай выпрыгнул на край раскопа, сидя на корточках, с прищуром посмотрел снизу вверх на остальных. – Скоро ночь. Чего ждать?
Он был прав.
Ждать больше было нечего.
* * *
У пресных, сухих галет был вкус дела. Точнее Игорь не взялся бы объяснить. Но это было здорово: сидеть с Сенькой на траве, пить очень сладкий горячий кофе из термоса, разлитый в алюминиевые кружки, обжигающие пальцы и губы, и дробить на зубах упакованные в жестянку шестьдесят пять лет назад вроде бы безвкусные печенья.
Из «морской» формы на мальчишках оставались только тельняшка и берет. Остальное заменили кроссовки, камуфляжные штаны и майки, поверх которых были надеты самодельные разгрузки. Сенька – у него был только ТТ – перегрузился сверх всякой меры гранатами: нашими РГ42 и немецкими «колотухами», взяв не меньше полутора десятков. У Игоря из карманов торчали изогнутые магазины к ППШ и батончики «пикника». Рядом лежали вместительные рюкзаки.
– Тяжело будет нести, – заметил Игорь, сплёскивая чаинки в расселину у ног. – Миномёт, да ящики…
– Допрём, – рассеянно ответил Сенька. Спросил: – Боишься?
– Знаешь – нет, – подумав, ответил Игорь. – В море сперва очень боялся. А тут – нет… О, идут.
Это подходили «иностранцы» – Николай, Генчо, Званко, Лешка. Генчо пёр на плече «дегтярь». Но буквально в ту же секунду с другой стороны появились и Денис с Борькой и Сашкой. Они мирно катили тележку, в которой покоился миномёт.
– О, здорово, – восхитился Сенька, – может, так и попрём?!
– На, – Денис передал ему треногу. Сенька водрузил её на спину и охнул:
– Мама моя… Командир, а доплата за вредность?!
– Хватит трепаться… – Денис решительным движением забросил за плечи «упряжь» с опорной плитой и встал прямо. – Никому ничего напоминать не надо? – все замотали головами. – Ну и отлично. Будет тяжело, ну да когда нам было легко? Взялись – пошли!
Сашко сразу бесшумно ушёл вперёд. Ствол взвалил на себя Борька. Остальным досталось по два ящика мин, немедленно придавивших плечи нешуточной тяжестью. Игорь увидел, что Генчо прикусил губу – пулемёт-то и сам по себе нелёгкий, да ещё запасные диски… Денис коротко приказал:
– Генчо – диски по одному всем, кто рядом.
– Давай мне, – Игорь подставил рюкзак первым и мысленно усмехнулся: наверное, это и есть военное братство… ой, а тяжело-то как!
– Попрыгали, – приказал Денис. Игорю это удалось, и он собой загордился. Прыжки оказались бесшумными, и Денис дал отмашку рукой.
А дальше начался переход.
* * *
Сашко сидел на коряжине и был совершенно незаметен – мальчишки прошли бы мимо, не окликни он их:
– Эу.
– Что? – мгновенно остановился Денис.
– А часового-то они тут всё-таки выставили, значит, знают про тропку, – неспешно сказал похожий на черепашку мальчишка. И указал длинным ножом на что-то, лежащее у ног. Игорь только теперь заметил, что у Сашко не финка, как у остальных, а слегка изогнутый кинжал-бебут. А у ног флегматичного немногословного парнишки лежал, задрав вверх чёрную бороду, человек в камуфляже. В его глазах стеклянно отражалась ущербная луна, и трава вокруг была тёмной. К коряжине был прислонен «калашников» со сложенным прикладом. – Только он, – Сашко встал, – кумарил, как у них обычно принято. И слона бы не заметил, – он вогнал бебут в обложенные серебром ножны. – Дальше чисто. Пошли.
Игорь отвернулся. Просто чтобы не смотреть на луну в глазах. Почему-то это было страшней всего. Сейчас он уже не ощущал себя таким смелым, как раньше. Но… дело в том, что это уже ничего не могло изменить.
Война оставалась войной.
Неизвестно, как Сашко различал тропинку – для Игоря всё вокруг было смесью тьмы и лунного серебра. И ещё – он очень устал, казалось, что поясница готова переломиться, а плечи вот-вот сойдутся перед грудью. Когда так устаёшь – даже не веришь, что это может кончиться. Поэтому Игорь не сразу воспринял короткую команду:
– Пришли.
Густая полоса кустов отделяла край поляны, на которую они вышли, от обрыва. Метрах в пятидесяти внизу – за ограждением из кипарисов – стояли буквой П несколько двухэтажных корпусов, перед ними – площадка с флагштоком. Комплекс казался бы совершенно заброшенным, если бы не два горящих прожектора (их лучи были направлены на площадку) и несколько видневшихся на крышах фигур.
Когда тут строили эти дома, никто не предполагал, что их будут использовать, как военную базу. Соответственно, и не заботились об их охраняемости. Поэтому часовые на крышах находились ниже поляны над обрывом, на котором располагались мальчишки. Это было им на руку.
– Через двадцать минут они выйдут на молитву, – Денис указал рукой, и ребята начали монтировать миномёт. – Надеюсь, эту штуку не разорвёт… Открывайте ящики. Все сразу.
Быстрая деловитая суета скоро улеглась. Юные диверсанты заняли места для боя. По кругу отправились шоколадки.
Игорь выложил рядом несколько магазинов и лёг удобнее. Луна светила как раз на «их» кусты, а это значило, что для часовых – даже если он будут смотреть изо всех сил – кусты сольются в чёрно-серебряную мешанину. Опасными могли бы оказаться тепловизоры, но их не было видно ни у кого из боевиков. И вообще – охрана тут была не слишком налажена. С одной стороны это радовало. Но с другой говорило яснее ясного о том, как уверенно себя чувствуют бандиты.
Игорь проверил прицел (он был перекинут на сто метров)и затвор. ППШ был готов к стрельбе. Провёл пальцами по рукояткам гранат, разложенных Сенькой. В кустах трещали цикады – этот звук по-прежнему был непривычен Игорю, громкий и назойливый…
– Внимание, – прошептал Денис.
– Алла-а-а… – понёсся со стороны комплекса тягучий вой. Через какое-то время из дверей – сразу из нескольких – начали выбегать люди. Молодые крепкие парни. Все бородатые, босиком, в камуфляжных штанах и майках. Они молча разворачивались рядами и опускались на колени. На первый взгляд, парней было не меньше ста. Гнусавый вопль возвысился…
Игорь оглянулся. Сенька нагнулся над прицельным приспособлением. Лешка держал у ствола мину. Борька, стоя на колене возле ящиков – вторую. Денис, примыкая к пистолету приклад, отрешённо смотрел перед собой. Потом начал поднимать оружие к плечу. Игорю казалось, что он делает это страшно медленно. Захотелось крикнуть: "Давай же!"
"Трататт!" – сказал «маузер». И тут же коротко, пыльно как-то, хлопнул миномёт, а через секунду медный разрыв вспыхнул среди недоуменно замерших молящихся.
Игорь нажал на спуск. Он не целился, а просто начал водить стволом, стараясь отчеркнуть мысль о том, что там – живые люди.
Мины рвались одна за другой. Старый миномёт работал исправно, хотя мальчишки толком и не умели с ним обращаться. Боевики рванулись к дверям – но именно двери были под прицелом всех ППШ и «дегтяря» Генчо, дверные проёмы – не такими уж и широкими, а с ручным оружием мальчишки обращаться умели.
Игорь бросал гранаты. Бросал изо всех сил, так, что рвало болью плечо. Немецкие «колотухи» летели дальше, но, кажется, не все взрывались. А «консервы» никак не получалось добросить точно. Ночь ухала, выла и свистела. Потом он снова стрелял… а потом оказалось, что он бежит вместе со всем по ручью, разбрызгивая воду…
А позади что-то продолжало рваться и гореть.