Текст книги "Последний торпедоносец"

Автор книги: Александр Мартвнов

Глава 11
Ш Т О Р М

Я спросил… почему он должен браться за дело, зная наперёд, что оно опасно. Ведь с таким же успехом он мог сидеть дома в Рыцарском подворье и жить себе припеваючи. Но мой брат сказал, что есть вещи, которые нужно делать, даже если они грозят нам опасностью.

– Но всё-таки почему? – не отставал я. И получил в ответ:

– Чтобы быть человеком, а не ошмётком грязи.

А. Линдгрен

Из дома позвонили утром, и звонок мобильного показался Игорю сиреной – он уже и забыл, как эта штука звучит. Он вскочил, уронив с груди книжку – «В дебрях Даль-Гея» – которую читал перед сном, да так с ней и задрых. Связь была так себе, но Игорь разобрал, что дома беспокоятся, любят, ждут и желают.

Конечно, спать было бессмысленно, и Игорь, утащив с кухни две оладьи с вареньем, отправился на поиски. Вообще-то сегодня подразумевалась встреча вечером для тренировки, а до этого он договорился часов в двенадцать встретиться с Сашко на пляже, чтобы помочь тому расторговаться поделками. Но до этого срока оставалось ещё ого времени.

Колесниковых дома просто-напросто не было. Игорь погрустил и отправился к Денису, заранее предчувствуя, что и там никого нет. и точно: дом Губиных встретил его тишиной. Правда, около открытого гаража дремал Денисов BMW. А это значило, что Денис может быть всё-таки дома.

В комнатах оказалось пусто. Игорь вышел наружу и получил виноградиной в лоб.

Денис свешивался с крыши одного из сараев. Может быть, он там и спал, неизвестно – Игорь мигом взлетел туда по приставной лестнице. Денис встречал его, сидя по-турецки на матрасе. Рядом лежала книжка – довольно новая, толстая, в солидной обложке. Кстати, раньше Игорь за Денисом не замечал особой тяги к чтению – и теперь, удивлённо садясь рядом, прочитал вслух:

– Вячеслав Кропилин. "Пламенный стяг упорства"… Это про что?

– Это про вообще, – туманно ответил Денис. Помолчал и вдруг сказал: – Я его раньше любил очень, этого писателя. Можно даже сказать, он мой любимый был.

– М?.. – уточнил Игорь, рассматривая обложку. На ней были изображены какие-то мальчишки на небольшой лодке под парусом. – А он про что вообще пишет?

– Про мальчишек, – пояснил Денис так же туманно. – Не в этом дело.

– Я, кажется, видел у меня его книжки… в смысле – в комоде.

– Ничего удивительного… Ты ведь знаешь, что я жил в Севастополе? – Игорь кивнул. – Ну вот. У него много книг про Севастополь. Такие классные… Про героизм, про подвиги… Про две обороны(1)… И про мальчишек, у него все главные герои мальчишки…

– Он что… – Игорь поднял бровь. Денис поморщился:

– А иди ты… – и, кажется, даже подумывал обидеться, но потом продолжал: – При чём тут это? Просто мальчишки. Вот. Он так про Севастополь писал, что я прямо лопался от гордости, что в таком городе живу. И он ведь правду писал, я читал – и узнавал, что вокруг, хотя он и про советские времена писал… Мы уже здесь жили, а я прямо читал и как будто туда возвращался… В Севастополь. А потом мне попалась другая книжка – "Призрак фрегата «Рафаил» ". уже про после перестройки. Я прочитал – и, помню, расплакался. Так стало обидно… Как будто друг предал. Понимаешь?

1. Денис имеет в виду две героические обороны русского города-крепости Севастополя: против англо-франко-сардинско-турецких войск ((13 сентября 1853 – 27 августа 1855 г. г) и против германско-румынских войск (30 октября 1941 – 4 июля 1942 г. г)

– Почему? – спросил Игорь. Денис вздохнул:

– Потому что писал совсем другой человек. И совсем другое… И про флот, и про Севастополь, и про героизм… Что всё это ерунда, выдумки, чтобы заставить людей кровь проливать. А на самом деле всё это зря. И не нужно совсем… Я тогда стал другие его новые книжки читать. И везде одно и то же. Военные – звери, думать нужно о каких-то "человеческих ценностях", родина у каждого – его двор, защищать свою страну глупо…

– И здесь тоже? – Игорь тронул книгу. Денис кивнул:

– И здесь… Вот я и думаю: кого он обманывал? Всех? Или себя? Наверное, я чего-то не понимаю. Я бы с ним поговорить хотел, просто поговорить – как же так, как можно было сначала писать одно, а потом – вообще противоположное? Как он мог написать, например, что военный флот России не нужен?!

И Игорь понял вдруг, что Денис почти плачет. Осторожно спросил:

– Ты из-за отца? Да?

– Ты не был в Севастополе, – тихо ответил Денис, садясь на краю крыши и обнимая колени. – Ты не видел… Тут похоже, но всё-таки не то. Там каждый камень – как сгусток славы. Это отец так говорит. И это правда. Разве не стоило это защищать? Я бы костьми лёг. Я бы патроны подносил, я бы… я не знаю, я не знаю, я бы всё отдал! А мы просто ушли. Такая сила была! Ты не видел, ты представить себе не можешь, а я-то помню! Как побитые щенки. И это – предательство. Других слов тут не придумано. И писать об армии, что это место для негодяев и преступников – предательство. И всё тут. А он пишет. А как он о казаках упоминает – с отвращением почти… А как радуется, когда "военных преступников" «кара» настигает… Вот хотя бы здесь, в этой книжке…

– Насчёт войны он, может, и прав… – решился вмешаться Игорь. – Разве наши ничего не делали… такого?

– Смысл такой, Игорек, – тихо сказал Денис, – что на войне все звери. Это правда. Но лучше всё-таки быть в своей стае и защищать своё логово, своих самок и детёнышей. Вот и вся философия. А ещё правда то, что мы первыми войн не начинали почти никогда. На нас лезли и лезли… Или провоцировали, пока не выводили из себя. а потом начинали кричать, какие мы плохие, жестокие и коварные. Гад всегда приписывает свои худшие качества противнику… – он сорвал виноградинку, взял в губы, подержал, плюнул, попав точно в кувшин, стоявший внизу. – Что до "русских зверств"… Отец мне говорил… В начале 90х такой поэт и журналист Прийма брал интервью у Драгослава Бокана, командира сербских четников, "Белых Орлов". Четники – это партизаны… И этот Бокан привёл потрясающие слова сказал, я их почти наизусть помню, – Денис прикрыл глаза и чётко сказал: – "Все это напоминает приблизительно такую ситуацию: как если бы кто-нибудь схватил тебя, о, читатель, связал бы тебя, потом схватил бы твою жену и ребенка и начал бы их насиловать и резать ножом. И вот в один прекрасный момент, когда он уже почти убил их, он вдруг снимает с тебя веревки, цепи и – включает камеру! И что видит тогда сторонний зритель? Он видит тебя, обезумевшего, в пене, как ты набрасываешься на какого-то молодого человека явно с целью убить его… Сторонний наблюдатель не ведает того, что предшествовало этому акту: что этот молодой человек в роли палача убивал твою жену и твоего ребенка.»

Денис свесил ноги и стукнул ими о стенку. Сказал с неожиданной тоской:

– Я иногда сам себя боюсь… И всех нас. Потому что мы можем веселиться, смеяться, дурака валять, когда вокруг – такое творится. Это как-то… – он поморщился. – Неправильно это. Как будто на похоронах пляшем.

Помедлив, Игорь положил руку на плечо Дениса:

– Слушай. Пошли купаться, – предложил он. – Наши похороны, хотим – и пляшем. А на остальное – наплюй… хотя бы временно.

* * *

 
– В нашей жизни всё взаимосвязано.
Вот наешься варенья – и слипнется!
Ведь недаром по поводу сказано:
Как аукнется – так и откликнется!
И какой тебе жизнь представляется
Так она непременно и сложится.
В равной мере всем предоставляется.
Сам не сможешь – само, брат, не сможется!
Но если хочешь быть правым – не бегай налево,
Если хочешь быть первым – не спи за рулём!
А захочешь, чтоб рядом была королева
Для начала попробуй сам стать королём!
 

– Нет… не так. Смотри ещё раз – левое предплечье, бросок – удар!

– Понял? Давай ещё.

Игорь послушно повторил движения Сеньки, и тот довольно кивнул:

 
– Ага, нормально. Давай ещё раз…
– Ничего просто так не прибавится.
Пустота непременно заполнится.
И если сверху чего-нибудь свалится
Значит, тут же чего-нибудь вспомнится!
Вот такая, браток, философия!
Не смотри на меня, как на шизика…
«Нету, – скажешь, – по жизни пособия!»…
 

… Да это ж просто – начальная физика… – Николай перебрал струни гитары, вздохнул:

 
– В нашей жизни всё взаимосвязано,
Каждый сам принимает решения…
А в учебнике физики сказано,
Что
Угол падения равен углу
Отражения… (1)
 

– Ваши девчонки нас проклянут окончательно, – добавил он. – Мне хорошо, я…

– Импотент, – задумчиво закончил склонившийся над бумагами «Шторма» Денис.

– Сам-то… – неожиданно вяло отозвался грек под общий злорадный смех.

– Давай поспорим, кто больше кончит, – предложил рассеянно Денис, бросая карандаш. Смех стал оглушающим. – Вообще-то можно сходить вот к этому складу, – он черкнул по карте.

Сборище в эллинге проявило интерес. Борька перестал тягать штангу. Лёшка и Генчо опустили боккэны(2), которыми фехтовали. Званко опустил руку с ножом. Сашко поднял голову от схемы двигателя. Игорь и Сенька прервали боксёрский спарринг.

– А что-о… – протянул Сенька. Зубами стал расшнуровывать перчатку. – Мофно и ффотить. Фехо полфифёртофо… – он стряхнул перчатку и добавил: – До восьми обернёмся?

– Боишься, Зойка заноет? – подколол Денис. Игорь подал голос, садясь на скамейку:

– Вообще-то и я хотел бы вернуться. Сил больше нет на ваши рожи глядеть.

1. Стихи В. Третьякова. 2. Тренировочный деревянный меч.

– Если идти – то сейчас, – Денис посмотрел на часы. – Тут шесть километров, обратно в станицу вернёмся и на базу с грузом на мотиках поедем. Я и Сенька. А Зойка подождёт! – прервал он возражения Сеньки. Тот махнул рукой, и Денис едва уклонился от второй перчатки – полетевшей ему точно в лоб.

* * *

В полшестого, когда мальчишки выбрались на заброшенную дорогу, солнце всё ещё палило нещадно, день и не думал кончаться. Потом обливались даже закалённые местные. Игорь же вообще умирал и тоскливо надеялся, что в складе – каким бы он ни был – ничего не окажется и не придётся тащить обратно полными рюкзаки, которые и пустыми-то вызывали отвращение, болтаясь за плечами. Он понимал, что это пораженческие мысли, но на таком солнце это понимание не помогало. Мир казался белым – от неба до травы, раскалённым, как будто только что вынутым из горна.

– Куда дорога-то ведёт? – спросил Игорь, когда окончился подъём и вроде бы даже ветерком повеяло.

– Если до конца – то к заброшенному пионерлагерю, – пояснил Сенька, сдувая с губ капли пота. – Только фик он заброшенный, там какая-то гуманитарная организация филиал для больных детей устроила. В одном корпусе больные чесоткой турчонки, а в пяти – база подготовки боевиков.

– А? – Игорь опасливо посмотрел на дорогу. – А… это что – прямо туда дорога?

– По ней никто не ездит, – без насмешки успокоил Сенька.

– А что же вы… – Игорь замялся. – То есть мы…

– Там полсотни лбов, – сказал Сенька. – И оружия – как в Смольном перед переворотом. Если бы с моря можно было подойти…

– Ну вообще… – Игорь покрутил головой. – Ну слушай… что же, тут вообще Никакой власти нет, что ли?! Ну какое-то государство худо-бедно… казаки ваши, в конце концов!!!

– Игорь, – Сенька поддёрнул рюкзак, – к твоему сведению, всех турок в этих местах – пока – сто пятьдесят тысяч. И не все, конечно, бандиты. Даже власти никакой не надо, именно наши казаки, кубанцы, сами, без помощи, за один день всю эту проблему решить могли. У нас же одних реестровых(1) казаков – сорок тысяч. Всё могли бы вычистить, как гнойный нарыв. И ни одна паскуда не ушла бы… это мой отец так говорит. Только как же тогда – сегодня казаки бандюг перебьют, а завтра, глядишь, найдётся какой атаман – и пойдёт походом на Москву?! Повесит политиков на рекламных щитах, разгонит журиков(2) и правозащитников, коронует нового императора Всея Руси – и п…ц всем планам мирового господства… На армию-то у власти надежды нет, она сама, армия, только и ждёт, пока кто-нибудь дело в свои руки возьмёт. А разные там ОМОНы-хремоны просто разбегутся…

– Ты серьёзно, что ли? – Игорь моргал. Сенька вздохнул и устало, с каким-то раздражением, спросил:

– А ты серьёзно с нами? – Игорь обалдело кивнул. – Ну и что тогда спрашивать?

Игорь заткнулся и постарался ни о чём не думать.

Около полузаброшенного родника напились холодной воды. На камне возле холодной струйки было выцарапано:

ВСЕМ РУСАКАМ – ВОТ ТАКОЙ КОНЕЦ!

– нарисован перечёркнутый крест и – криво, от этого ещё более мерзко – нож, отрезающий мужские половые органы. Мальчишки промолчали, но Николай, достав из кармашка на широком поясе складной нож, начал с остервенением выцарапывать выше:

1. Форма учёта казачества – внесение в государственные списки военнообязанных казаков с целью организованного призыва в случае войны. Не столь давно возрождена в РФ. Но более половины казаков отказались записываться в реестр, справедливо видя в этом просто желание власти держать их под контролем. Реестровые списки давно переданы (или просто проданы) западным и исламистским спецслужбам, чтобы во время начала боевых действий те могли парализовать казачество, уничтожив его лидеров.

2. Журналистов (жарг)

БЕРЕГИТЕСЬ, СКОТОТРАХИ!

– и – кельтский крест.

– Вот так, мать их Мухаммедову, – сказал он удовлетворённо, убирая нож. – Каждому лично сперва яйца отрежу, потом уши, сожрать заставлю, и только тогда башку отхерачу… И обратился к Денису: – А волонтёр наш прав. Пора с этим гнездом орлов что-то делать.

– Потом решим, – буркнул Денис, озираясь. – Тайник где-то тут… сейчас уточним…

– Чего уточнять, – подал голос Званко. – Вот же.

Он стоял чуть в стороне, возле другого камня, похожего на пирамиду. Все три грани пирамиды были отмечены звездой, глубоко выбитой в граните…

… Наверное, мальчишкам было бы сложно объяснить в случае чего, что они тут копают. Но не было на заброшенной дороге никого, кто спросил бы об этом – и через десять минут сапёрная лопатка в руках копавшего в свою очередь Борьки стукнула в крышку деревянного ящика.

Пыхтя и мешая друг другу, как всегда бывает в таких случаях, мальчишки с натугой выволокли большой снарядный ящик наружу, грохнули на сухую землю. Он крякнул, но не рассыпался, как ожидал Игорь. Борька лопаткой сбил крышку, открыв полиэтилен, под которым оказалась промасленная бумага.

– Давай скорей, – взволнованно прохрипел Борька, уступая место Денису. Николай резко сказал:

– Осторожно!

– Да нет тут ничего, не стали бы они ловушки устраивать, – сказал Денис, присаживаясь рядом с ящиком. Но бумагу поднял осторожно.

И засмеялся удовлетворённым смехом бойца, за секунду до гибели получившего в руки мощнейшее оружие.

* * *

Кроме почти трёх тысяч парабеллумовских и пятисот тэтэшных патрон в ящике оказались двадцать РГ-42, гранат, похожих на консервные банки, с уложенными отдельно запалами, десять 200-граммовых толовых шашек, моток бикфордова шнура и записка, гласившая:

Кто сюда залез без спроса

тот останется без носа.

– Батин почерк, – сказал Сенька. – Честное слово, батин! – он понянчил на ладони клочок бумажки. – Командир, надо и все остальные склады к нам перебазировать. Может, у них там где хоть одна тридцатисемимиллиметровочка завалялась…

– Со временем, – пообещал Денис. – Давайте набивать рюкзаки и двигать обратно… С запалами осторожней… хотя – я их сам понесу, давайте сюда.

– Кто играет с динамитом Тот домой придёт убитым, – задумчиво сообщил Сенька, укладывая в рюкзак желтоватые пачки патронов. – Похоже, я ещё успею к Зойке…

… Нескольких вооруженных казаков с двумя пограничниками мальчишки встретили у самого спуска в станицу. Игорь буквально обмер. Взрослые есть взрослые – им достаточно просто захотеть посмотреть, что в рюкзаках… Эта мысль пришла в голову Игорю, который знал о грузе. Но, очевидно, она и краем не коснулась мужчин – с чего им было смотреть в мальчишеские «сидоры»? Мальчишки вежливо уступили дорогу. Когда патрульные неспешной походкой скрылись где-то среди камней, Игорь перевёл дух и спросил, стараясь, чтобы голо не вибрировал:

– А если б заглянули?

– Да ну и что? – равнодушно отозвался Генчо. – Тут каждый год такого добра находят – тьму. По шее дали бы, а если б успели сказать, что участковому несём – ещё и похвалили бы.

– Мы идём дальше или нет? – проявлял всё большее нетерпение Сенька…

… Девчонки дружным рядком сидели возле "Весёлого колеса", и Игорь порадовался, что ему не надо никуда ехать – видно было, что Зойка не спустит Семену ещё одной отлучки. Точно. Глядя поверх его головы, она противным голосом сказала, что идёт в кафе на час раньше, потому что завтра 22 июня и надо порепетировать песни для ветеранов – у них там междусобойчик. И если кто-то захочет – найдёт её там. Сенька сердито посмотрел на Дениса и промолчал. Танька молча подцепила Генчо под руку и уволокла по улице. Остальные как-то быстро рассосались кто куда; из ворот дома Колесниковых выехал на своём мотоцикле Сенька и унёсся в сторону дома Губиных. Наташка осталась сидеть на лавочке, и Игорь опустился рядом.

С тех пор, как несколько дней назад он поцеловал её, между ними словно кошка пробежала. Нет, они общались, встречались, разговаривали… но Игорь не мог избавиться от ощущения, что Наташка думает так же, как он сам: то ли приснилось? И как к этому сну относиться?

– Пойдём опять на то место, – вдруг сказала она, вставая. – Где храм стоял.

– Пошли, – с готовностью отозвался Игорь, хотя сейчас с удовольствием поел бы холодной окрошки и полежал в теньке. – Только к бабуле зайдём, хотя бы скажем ей, что я живдоров, а то ведь с утра не виделись…

* * *

На этот раз – может быть, потому что дело было к вечеру – никакие экскурсантыуристы не нарушали тишину и одиночество древнего места. И от этой тишины Игорю стало немного не по себе. Он вдруг ощутил себя очень-очень маленьким и каким-то незначительным. В молчании старинных камней не было ни удивления, ни недовольства, что кто-то опять нарушает их покой. Они знали, что люди уходят – и их сменяют другие люди, которые тоже уходят… а камни – остаются.

Чтобы избавиться от наваждения, Игорь погладил рукой камень с надписью???????С???? и излишне громко сказал:

– Интересно, кто он был?

– Мы уже не узнаем, – Наташка сидела на другом камне и смотрела в море. Не глядя на Игоря, она сказала: – Я сюда прихожу, когда хочу погрустить. Вот камни… они столько видели, им всё равно. Наверное, если хочешь долго-долго прожить, надо стать, как камень. Чтобы ни слёзы, ни крики, ни беда тебя не трогали…

– Что случилось? – Игорь подсел к ней.

– Ты уедешь, – тихо произнесла она, и Игорь не сразу понял, что это не просто слова, а ответ на его вопрос. Когда же это дошло до него, то какое-то время он не мог придумать, что же сказать, пока не сказал глупость:

– Ну… ты же всегда можешь приехать в Москву…

– Домработницей? – Наташка дёрнула плечом, повернулась, презрительно улыбаясь. – Я казачка, москвич. Для меня это не просто слово… Как ещё не лопнула ваша Москва от тех, кто в неё набился.

Теперь Игорь не знал, что сказать. Поэтому промолчал и тоже стал глядеть на море. И вздрогнул, когда услышал голос Наташки – она не то напевала, не то читала стихи…

 
Осень – золото дорог,
На которых я живу.
Осень – след моих тревог
Убегает в синеву.
Осень – если бы ты мог
Уберечь от странствий дальних…
Здесь не смех, не стон, не вздох,
Жизнь – моя исповедальня.
Осень – в небе запах скорби.
Осень – горе без любви!
Что друг другу мы не скормим,
Завтра склюнут воробьи…
 

– Завтра склюнут воробьи, вот так, – повторила она и, тряхнув волосами, посмотрела на Игоря. – Ты знаешь, что твой отец оставил тут девчонку? – Игорь ошарашено покачал головой. – Она так ни за кого и не вышла. Всё ждала, что он приедет… Четыре года назад умерла. От сердца, ещё не старая была.

Игорь прочно взял Наташку за плечи:

– Я не мой отец, – тихо, раздельно сказал он. Наташка улыбнулась с жестокой мудростью:

– Тебе четырнадцать. Что ты можешь решить сам?

«Многое,» – хотел ответить Игорь, но потом понял, что это будет так же глупо и фальшиво, как попытка спеть басом. И убрал руки.

Наташка поднялась с камня и потянулась:

– Пошли искупаемся, – предложила она.

* * *

К девяти вечера было темно, как ночью. На мачте над почти пустым пляжем мотало чёрные шары – предупреждение о шторме. Игорь вышел из переговорного пункта – связь не брала совсем, а он как раз захотел позвонить домой – и ощутил, что ветер плотный, как картонный лист. И тёплый. Почти горячий. На маяке где-то в скалах задыхался ревун. Плакат, напоминавший о позавчерашнем 22 июня, мотало, как воздушный шарик.

Улица пустовала, только около угла пункта торчал мальчишка, и Игорь даже не сразу узнал Сеньку. Просто потому, что не ожидал его тут увидеть. Сенька был босиком, в шортах, рядом стоял его "ИжЮпитер+".

– Ты что, меня ждёшь? – удивился Игорь. Сенька кивнул, посмотрел на небо и сказал:

– Сейчас рванёт ого… Я к баб Наде заезжал, сказал, что будем ночевать в эллинге. Садись, поехали.

И Игорь понял.

Нельзя сказать, что он остался равнодушным. Сердце прыгнуло в горло, ноги ослабели. И собственный голос, когда Игорь заговорил, был чужим и хриплым:

– Что… выходим?

– Турецкий сухогруз с разной техникой, – Сенька то ли улыбнулся, то ли оскалился. В два ночи будет в нужном месте. К этом времени море с небом смешаются. Ну, садись.

Игорь перевёл дыхание. Оказывается, он всё-таки думал, что всё, бывшее раньше – игра. Увлекательная и острая игра в тайное общество. Но вот стоит Сенька и смотрит, и говорит, что надо ехать…

1. Стихи А. Злаказовой

НАДО ЕХАТЬ ВОЕВАТЬ.

По-правде.

– Поехали, – кивнул Игорь.

Наверное, так поднимаются в первую атаку, с треском ломая страх. И потом уже не боятся.

* * *

Дождь хлынул, когда они проехали две трети пути – и Игорь понял, почему Сенька говорил «рванёт». Казалось, мотоцикл с размаху влетел в водопад. Игорь промок так мгновенно, что не успел этого толком ощутить. По шоссе рванулись потоки воды, и мальчишка ощутил, как эта вода выбивает асфальт Из-под колёс. И от мысли, что можно разбиться, стало щекотно под ложечкой… и здорово.

Воздух ревел. Ясно было, что дождь скоро кончится, но дождь – не шторм, штормить будет всю ночь, и в самом деле "море с небом смешаются". А где-то идёт корабль. Какой он? Игорь не знал. Но он везёт сюда что-то, чего не должно быть на русской земле. Ни под каким видом. И получается так, что не допустить этого не может Черноморский флот, не могут пограничники, казаки. У них связаны руки. Подлость оказалась не сильнее – хитрее их.

Руки свободны у девяти мальчишек, У команды торпедного катера N26, который так и не смогли потопить враги в ТУ войну. Потому что для этих мальчишек справедливость и Родина – важнее выдуманных законов.

 
Ну что ж. Пусть так.
… ты знал, на что идёшь.
Теперь – держись.
Во время шквала галс менять опасно,
 

– вспомнил Игорь слова одной из песен, слышанных здесь.

Мокрая дорога-река летела под колёса.

Грудью Игорь ощущал, как бьётся сердце. И не мог понять, его это сердце – или Сеньки.

* * *

В подземном заливе базы буря, конечно, не ощущалась. Была спокойна чёрная вода, ровно светили огни. Слышалось ровное гудение механизмов; Игорь, спускаясь по лестнице, увидел, как на катер плывёт, придерживаемое руками ребят, длинное тело торпеды. При этом никто ничего не говорил, и даже Денис, встретивший прибывших, только молча пожал им руки и указал на домик.

– Пошли переоденемся, – бросил Сенька. Поддавшись всеобщему настроению, Игорь без слов кивнул.

В оружейке Лёшка раскладывал на столе позвякивающую тяжеленную ленту, из которой выглядывали острые патроны. Он тоже просто кивнул, почти не глядя. Сенька открыл одёжный шкаф, начал вылезать из шортов:

– Давай, напяливай, – скомандовал он.

Игорь уже видел летнюю форму экипажа: тельняшку, чёрную рубашку, клешёные брюки, тяжёлые ботинки и чёрный берет, раскатывающийся при нужде в маску. И знал, где лежит его комплект. Быстро раздевшись до плавок, он оделся, продел в петли клёшей широкий ремень, на котором висели револьвер, нож, подсумок с патронами к «нагану» и сумка с запасным диском к ППШ. Взял из стойки свой «Шпагин», примкнул диск, передёрнул и поставил на предохранитель затвор.

– Я готов.

– Помогите ленты донести, – сказал Лешка.

Вместе они вынесли наружу неподъёмные коробки. Вторую торпеду уже уложили в держатель, Денис что-то говорил из рубки. Николай и Генчо сидели на высоких креслах у аппаратов. Из открытого на корме люка доносилось позвякивание.

– К рации, – сказал Денис Игорю. Тот подумал и отдал честь, как видел по телевизору. Кажется, поступил правильно, потому что Денис ответил тем же жестом.

Около рации Игорь с минуту сидел неподвижно. Катер гудел на разные голоса, гудел металлом. Потерев руками лицо, мальчишка включил рацию, прошёлся по каналам, отзывавшимся свистом, хрипами и обрывками голосов.

– Что там? – окликнул сверху Денис. Игорь ответил:

– Всё нормально, работает, – и наконец поставил ППШ в зажим, только сейчас догадавшись, что же так оттягивает ему плечо. Сверху слышались отрывистые слова о готовности того и этого. Потом раздалась команда Дениса:

– На построение! – и Игорь, опять подхватив ППШ, выскочил на палубу.

Мальчишки занимали место вдоль борта. Денис стоял на корме, глядя поверх голов, потом тряхнул головой:

– Экипаж! Равняйсь! Смирно! Равнение на – флаг! – и двумя короткими рывками поднял на металлическом флагштоке знакомое Игорю полотнище. – На молитву! – Игорь чуть запоздал сдёрнуть берет и бросить правую руку с ним, зажатым в кулаке, к бедру, а через секунду голоса мальчишек слились в привычном пении:

 
– Не мир Господь нам принес, но меч,
Так будем верны мечу,
И, чтобы от ворога Русь уберечь,
Восстанем плечом к плечу.
Пусть взяты сегодня врагом в полон
Отчизны душа и плоть,
Пусть нынче нас мало, а враг силен
За правых всегда Господь.
Калеки рыдают над прошлым пусть
Нам дело дороже фраз,
Из пепла и праха поднимем Русь,
Как было уже не раз.
Ревнители Славы Ее былой,
Изрубленной на куски,
За ротою рота вставайте в строй,
Выстраивайтесь в полки!
К чертям этот мир, и да пусть война
Восстанет из мглы годин.
У нас должна быть страна одна,
И должен быть Вождь один.
И смерть над полями несется пусть,
И пушек гремит раскат.
Омытая кровью воспрянет Русь,
Лишь краше еще сто крат.
Иначе Родины не сберечь,
Все нынче легло на кон.
Не мир Господь нам принес, но меч
Запомним этот закон. (1)
 

* * *

Больше всего Игорь боялся двух вещей:

а) что его будет тошнить;

б) что он просто испугается шторма.

Но тошноты не было, хотя его комнатка, казалось, стремится развалиться на составляющие. А шторма он пока что не видел.

Тело катера сотрясалось ровной частой дрожью, но эта дрожь почему-то успокаивала – работали могучие авиационные двигатели, давая полную скорость. Игорь об этих двигателях уже кое-что знал – Сашко как-то раз пропел им вдохновенную поэму в прозе. Поэма не поэма, но почти восемьдесят километров на воде – это не шутки. На Чёрном море просто не было других плавсредств, способных дать такую же. Игорь попытался выловить из эфира какую-нибудь музыку, но перед ним ожил переговорник.

– Игорян, ты чего там? – сказал Денис своим обычным голосом, не командирским. – Иди сюда, если промокнуть не боишься.

Наверху Игорь застыл, вцепившись руками в ограждение рубки. Он хотел зажмуриться, но не получилось.

Вокруг катера клубилась чернота. Из этой черноты шли эбонитовые валы, украшенные, как боевыми султанами, гребнями светящейся пены. Непонятно было, идёт всё ещё дождь, или нет, но Игорь действительно мгновенно промок. Чья-то рука, ухватив его за шиворот, втиснула между Денисом и Сенькой, стоявшими рядом.

– Спа… сибо, – выдохнул он. Сенька улыбнулся:

– Не за что. Вот это и называется – десять баллов. Красиво, а?

– М-м-м…

По сравнению с волнами катер казался крохотным и несерьёзным, как детская лодочка в ванне, где разыгрался не в меру какой-нибудь пятилетка. Но сказать об этом Игорь, конечно, не мог, поэтому прочней вцепился в трубку ограждения. Из носовой башенки-турели торчал Лёшка. Повернув голову, Игорь увидел и Борьку – на корме, подальше неистово вибрировал флаг. Николай и Генчо пристегнулись к креслам торпедистов.

– Не тошнит? – поинтересовался Денис. Игорь помотал головой. – Ну и хорошо. А то первый раз мы почти все блевали… Что там, Сень?

Перед Сенькой на маленьком откидном столике были прижаты зажимами залитый пластмассой лист карты, какие-то инструменты… Денис легонько придерживал рукояти управления – никакого штурвала на катере не было, а Игорь сперва надеялся его увидеть.

– Двадцать три минуты сорок секунд до точки рандеву, – доложил Сенька.

– Харашо-о… – промурлыкал Денис и вдруг дурашливо захрипел:

 
По морям и океанам
Злая нас ведёт
Звезда.
Бродим мы по разным странам
И нигде не вьём
Гнезда…
 

– Подпевайте! – и Сенька подхватил, а Игорь только смущённо улыбнулся:

 
– Стала нашим капитаном
Чёрная, как ночь,
Вражда!
Приятели, скорей разворачивай парус…
 

– и Игорь оживился:

– А, это я знаю!

 
– Йо-хо-хо – веселись, как чёрт!
 

– рванули все трое.

 
Одни убиты пулями, других убила старость!
Йо-хо-хо – всё равно за борт!
Пятнадцать человек на сундук мертвеца
Йо-хо-хо – и бутылка рому!
Пей! И дьявол тебя доведёт до конца!
Йо-хо-хо – и бутылка рому!
 

– Слышишь, как он поёт?! – Сенька потряс Игоря за плечо. – Я про катер, он же поёт, слушай!

И Игорь понял, что это – правда. Катер пел. Может быть, не на человеческом языке… да конечно – не на человеческом. Но тем не менее, это была песня. И в этой песне жили грохочущие волны, мощь моторов, свист ветра и голоса тех, кто ко

Гато ходил на этом же катере по этим же водам. Странно, что ещё только что Игорю казалось: это просто дрожит корпус… Да нет же, и не одни они на мостике…

Наверное, у Игоря что-то вырвалось, потому что Денис, наклонившись к нему, спросил:

– Ты тоже их видишь?

У него были серьёзные, без насмешки, глаза. Только печальные… И Игорь без колебаний кивнул, не боясь, что про него скажут – сумасшедший…

… – Цель справа по борту, дистанция сорок кабельтовых(1)! – прокричал Сенька. Денис поднёс к губам мегафон:

– Боевая тревога! Торпедные аппараты товьсь!

Теперь и Игорь видел то, про что сказали минуту назад – как впереди в мутной круговерти переваливается неуклюже, но уверенно длинный, кажущийся низким корабль – поднимались и падали огни. Оттуда ударил, зашарил по воде мощный, вышибающий глаза луч, потом замигал. Игорь без труда прочитал международное сообщение:

– Докладывают свои позывные и запрашивают, кто мы, капитан!

Денис, нависший над управлением, был похож на длинноногого волка-подростка. Белые зубы сверкнули в луче прожектора, когда он скомандовал:

– Отвечать! Пиши! – Игорь включил фонарь Ратьера(1). – "Мы – хозяева земли здешней!" АТАКАА!!!

"Уа-а-а-а-х-ха-а-а-а-а!!!" – страшно взвыл ревун.

Видно было, как большой корабль спешно разворачивается. Зажёгся второй прожектор, два луча метались над водой.

– Дистанция двадцать кабельтовых! – орал Сенька. – Разворачиваются носом! Догадались, пойдут на таран!