Текст книги "Книга катастроф. Чудеса мира в восточных космографиях"

Автор книги: Александр Юрченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

§ 17. Зеленый единорог

В предыдущем сюжете о Чингис-хане и его советнике Елюй Чу-цае я пренебрег формой посланий и сосредоточил внимание на их содержании. Такое упрощение позволило ярче обрисовать ситуацию истолкования знамений. На самом деле, форма диалогов между императором и астрологом крайне важна. В центральноазиатской войне был эпизод, когда, по мнению Елюй Чу-цая, он спас Чингис-хана от катастрофы.

В поисках разумного баланса между рациональной и мифологической составляющими при оценке принятых Чингис-ханом решений современные историки обычно не учитывают такую тонкую вещь, как характер завоевателя мира. В отличие от историков, Елюй Чу-цай был просто обязан соотносить свои слова с характером своего господина. Пространство войны было мифологизировано, на его границах возникали мифические персонажи, и все явственнее звучала тема безграничности империи и покровительства высших сил Сыну Неба. Вот как это выглядело на практике.

В официальном документе, на посмертной стеле Елюй Чу-цая, сообщается, что во время похода Чингис-хана в Восточную Индию его телохранитель увидел необыкновенного зверя. «В [году] цзя-шэнь (22 января 1224 г. – 8 февраля 1225 г.) император, достигнув Восточной Индии, остановился у горного прохода Железные ворота. Какой-то однорогий дикий зверь, по виду похожий на оленя, но с лошадиным хвостом и зеленой масти, произносящий слова, как человек, сказал телохранителю: “Пусть твой правитель побыстрее возвращается обратно!”. Когда император спросил о нем у Елюй Чу-цая, он ответил: “Это благовещий зверь. Имя его цзюе-дуань^{52}. Он умеет говорить на всех языках, любит жизнь и ненавидит убийства. Небо ниспосылает этот знак, чтобы предостеречь Ваше величество. Ваше величество – старший сын неба, а все люди Поднебесной – сыновья Вашего величества. Внемлите воле Неба и сохраните жизнь народам!”. Император в тот же день повернул войска обратно»^{53}.

Это событие относится к военной кампании осени 1224 г. Войско Чингис-хана двигалось вверх по течению Инда, а Угедей был послан вниз по течению. Угедей, разрушив Газни, просил у отца разрешения выступить в Систан. Однако из-за жары Чингис-хан велел ему повернуть назад и сказал, что направит туда другие силы. Согласно Джузджани, Угедей разбил свой зимний лагерь у Пул-и-Ахангарана, в верховьях Герируда. По причине нездорового климата большинство воинов заболели, и мощь войска уменьшилась.

Дальнейшие события, согласно Джувайни, развивались так: «Когда монгольские воины выздоровели, Чингис-хан принял решение возвратиться домой по пути, пролегающему через Индию в землю тангутов. Он прошел несколько перегонов, но поскольку там не было никаких дорог, он повернул назад, и пришел в Пешавар, и вернулся тем путем, которым пришел» (Джувайни. I. 109). Неприступные горы, густые леса, нездоровый климат и плохая питьевая вода – это, а также сообщения о мятеже, поднятом тангутами, стало причиной возвращения Чингис-хана.

Джувайни собирал сведения о Чингис-хане спустя тридцать лет после описываемых событий. О единороге у него нет ни слова, ничего не говорится и о знамениях. Причина, по которой монголы отказались от задуманного маршрута – отсутствие дорог, выглядит веской, но она относится к категории «внешних» причин. Джувайни смотрит на ситуацию глазами стороннего наблюдателя, для которого важен ход уже свершившихся событий, а не драма выбора.

Отказ от принятого решения имел для Чингис-хана внутреннюю мотивировку, поскольку чрезвычайные трудности пути рождали серьезные сомнения в целесообразности продолжения маршрута. Елюй Чу-цай помог своего господину принять правильное решение, представив некий знак как волю Неба. Рациональная сторона дела не исключала, а, наоборот, предполагала мифологическое обоснование, что прекрасно понимал Елюй Чу-цай. Современные историки, гадающие о том, был ли необыкновенный зверь носорогом^{54}, не учитывают тонкого механизма принятия важных решений.

Монгольские историки позднего Средневековья понимали суть дела, хотя и занимались конструированием идеального буддийского прошлого Чингис-хана. Саган Сэцэн меняет смысл метафоры, придуманной Елюй Чу-цаем, и превращает случай с единорогом в благочестивую легенду: «Во время похода в Индию, когда монгольские войска проезжали через горный перевал Читгаранг, вдруг прибежал однорогий зверь, называемый сэру, встал на колени перед ханом и три раза поклонился ему. Все чрезвычайно подивились этому. Тогда хан изрек: “А ведь Индия – это страна древних алмазопрестольных высших божеств – бодисатв и мудрых царей-миродержцев. А теперь этот зверь, который не знает человеческого языка, молится, точно человек. Что бы это значило? Это, однако, Всевышнее Небо, отец мой, отговаривает меня”. И повернул назад»^{55}.

Чингис-хан умел слушать своих советников и, отказавшись от высокогорного маршрута, возможно, избежал роковой катастрофы. Под пером Саган Сэцэна счастливый случай Чингис-хана инвертируется в спасение Индии.

§ 18. Телепортация болезни

В метафизическом мире средневекового Востока коллективные медитации иногда приводили к неожиданным результатам. Речь не идет о картонных чудесах типа сдвинутой горы по молитве благочестивого башмачника из Багдада, о которых поведал Марко Поло (Марко Поло, с. 62–63). Буквальное прочтение евангельских метафор, кроме недоумения, ничего не вызывает. Иное дело – манипуляции с тонкими энергиями, психические внушения разрушающего свойства.

В «Чудесах сотворенного и диковинках бытия» Закарийа ал-Казвини в поисках определения понятия «необычное», ссылается на такие бесспорные вещи, как чудеса пророков и сглаз; а удивительные дела жрецов и жриц происходят, по его мнению, вследствие слияния их душ с душами джиннов. Ходили слухи и о совершенно невероятных происшествиях. Одно из них было связано с султаном Махмудом Газнави. В 1025 г. султан завоевал в Хиндустане провинцию Калинджар и разрушил храм Шивы. Религиозная война тюрков-мусульман с язычниками-индусами оживила магическую составляющую соперничества.

«Необычное – это любое удивительное явление, которое редко случается и противоречит известным нормам и привычным наблюдениям….К необычному также относится то, что некоторые люди обладают свойствами души, способной творить удивительное, свойствами, какими не обладают иные. Например, рассказывают, что некое племя в Индии, если их что-нибудь тревожит, удаляется от людей и все свое внимание концентрирует на этом так, что эта вещь попадает под их влияние. Говорят, что в Индии есть город, где живет это племя, и когда кто-то хочет им овладеть, то они насылают болезни. Когда султан Махмуд направился в поход против Индии, он спросил об этих людях, и ему рассказали, что существует секта индийцев, которая может концентрировать внимание на болезнях, и тогда они возникают по их желанию. И вот один из приближенных Махмуда подсказал ему сильно бить в барабаны и дуть в трубы, чтобы рассеять их внимание. Войска Махмуда проделали это, и болезнь прекратилась, а город был взят»^{56}.

Отрицать магическую составляющую средневековых войн равносильно отрицанию самих этих войн. Ссылка на то, что такого рода сведения не часто попадают в источники, не принимается. Очень мало действительно важного остается на бумаге, отсюда и изначальная необъективность исторической науки.

Почти по всей северной границе, протянувшейся от Ордоса до Хамийского оазиса, вдоль южной окраины пустыни Гоби, монголы граничили с тангутами. В апреле 1209 г. монгольские войска под командованием Чингис-хана вторглись на территорию Тангута. Тангутская армия во главе с наследником престола вступила в сражение с монголами и была разбита. Монголы двинулись к столице. В одном из горных проходов Алашаня, у заставы Имынь, их ожидала 50-тысячная тангутская армия. Монголы заманили тангутов в засады и разбили, затем приступили к осаде столицы. Тангуты сопротивлялись. Стены Чжунсина оказались достаточно прочными, чтобы выдержать длительную осаду. Стояла глубокая осень. Начались сильные дожди. Осада явно затягивалась. Тогда монголы решили запрудить протекающую поблизости реку и затопить город. По приказу Чингис-хана была сооружена большая плотина. Потоки воды хлынули в город. Тангутский правитель Ань-цюань срочно отправил посольство к чжурчжэням с просьбой выслать войска, но чжурчжэни отказались помочь тангутам. Столица была на краю гибели. Вода подмывала стены города. Но случилось непредвиденное. В январе бурный поток прорвал сооруженную монголами плотину и затопленным оказался монгольский лагерь. Монголы начали переговоры о мире^{57}.

Так ли уж случившееся было непредвиденным? С тангутской точки зрения, крушение плотины было ожидаемым событием. Тангуты прибегли к магической акции. В их распоряжении имелась сложная система обрядов во избежание бед и несчастий в государстве^{58}. Когда монголы в 1210 г. осадили тангутскую столицу, император (по другой версии – тибетские буддийские чины) изготовили дорму Махакалы, после чего река прорвала сделанные монголами дамбы и затопила их лагерь. Тем пришлось снять осаду и искать мира^{59}.

Спустя много лет южносунский посол Сюй Тин записал случайную беседу, где речь шла о необычайно жестокой расправе с сакральной фигурой тангутского общества – государственным наставником. По приказу Чингис-хана тот был разрезан на куски. Такой способ расправы косвенно свидетельствует о признании монголами магической мощи наставника.

«[Я, Сюй] Тин видел Ван Цзи, который говорил: “Я прежде сопровождал Чингиса при нападении на Си-Ся. По обычаю государства Си-Ся все, начиная с их владетеля и ниже, почтительно служили государственному наставнику (го-ши). Во всех случаях, когда [у них] имелись дочери, |они] прежде всего преподносились их государственному наставнику, а [только] потом смели выдавать [их] замуж другим. Как только Чингис уничтожил их государство, [он] прежде всего разрезал на куски государственного наставника. Государственный наставник [по своему положению] был, как монах Цю”»^{60}.

^{Тибетский трактат «Голубой берилл». Заклятие города} 

Считается, что Чингис-хан умер естественной смертью во время похода на царство Тангут в 1227 г. Тело его в строжайшей тайне было перевезено в Монголию и похоронено на горе Бурхан-халдун. Однако слухи о насильственной смерти Чингис-хана имели широкое хождение в областях, граничащих с Монгольской империей. Согласно известиям Галицко-Волынской летописи, после битвы на Калке, «ожидая покаяния христиан, бог повернул татар назад на восточную землю, и они завоевали землю Тангутскую и иные страны. Тогда же их Чингис-хан был убит тангутами. Татары же обманули тангутов и впоследствии погубили обманом. И другие страны они погубили – ратью, а больше всего обманом» (ПЛДР. XIII в. С. 261).

Вильгельму де Рубруку известен другой вариант: тангуты, отличаясь храбростью, пленили Чингис-хана, но заключив мир с монголами, отпустили его, а впоследствии были покорены им[24]24
  Post istos sunt ipsi Tangut ad orientem inter montes illos, homines fortissimi, qui ceperunt Chingis in bello, et pace facta dimissus ad eis, postea subiugavit eos (Ininerarium. XXVI. 2).


[Закрыть].

Картина этих же событий в «Сокровенном сказании» – источнике, отражающем взгляды монгольской кочевой элиты, выглядит так: «Дважды ополчаясь на тангутский народ за нарушение данного слова, Чингис-хан, после окончательного разгрома тангутов, возвратился и восшел на небеса в год Свиньи» (Сокровенное сказание, § 268). Специалисты по тангутской истории испытывают почти мистический интерес к этому эпизоду. К. Б. Кепинг задает вопрос: «Почему в изложении § 268 “Секретной истории монголов” ощущается определенная причинно-следственная связь между действиями Чингис-хана, направленными против тангутов, и его смертью?»^{61}.

По сведениям Джувайни, во время тангутской кампании Чингис-хан был сражен болезнью. Виной тому считался нездоровый климат. Однако то обстоятельство, что недуг сразил Чингис-хана, с позиции монголов, указывает на вредоносную магию. Несмотря на то, что жители столицы сдались на милость победителей, все они были уничтожены, а город превращен в заповедник смерти. Так монголы поступали лишь в случае насильственной смерти представителей «золотого рода»^{62}.

«Когда Чингис-хан вернулся из стран Запада в свой старый лагерь на Востоке, он исполнил свое намерение выступить против тангутов. И после того как весь тот край был очищен от злоумышлении его врагов, после того как все они были завоеваны и покорены, его вдруг сразил неисцелимый недуг, причиной которого был нездоровый климат. Он призвал к себе своих сыновей Чагатая, Угедея, Улуг-нойона, Колгена, Джурчетая и Орчана и обратился к ним с такими словами: “Болезнь моя такова, что ее нельзя излечить никакими лекарствами, и кому-то одному из вас придется оберегать трон и могущество государства и еще более возвышать пьедестал, у которого уже есть прочное основание”» (Джувайни. I. 142–143).

Согласно поздней монгольской летописи «Алтан Тобчи» (1601), Чингис-хан умер от лихорадки, которой заразился в тангутском городе Дармегее.

§ 19. «Гора ветров»

В 1221 г. Чингис-хан, завершив боевые действия в Средней Азии, пригласил из далекого Китая в свой походный лагерь знаменитого даоса Чань-Чуня. Согласно молве, Чань-Чунь, достигший преклонного возраста, владел секретом эликсира бессмертия. В беседе с Чингис-ханом учитель дао рассеял слухи, заявив, что никакого особого секрета у него нет, а смерть – удел всего живого. Откровенный ответ понравился Чингис-хану, и они расстались друзьями.

23-го числа третьей луны 1223 г. даосские монахи во главе со своим учителем Чань-Чунем переправились через реку Чу. Через десять дней они были в ста ли на запад от города Алма-лека. Затем перешли через Инь шань и спустя двадцать дней выехали на старую почтовую дорогу по южную сторону Цзиньшань (Цзиньшань – китайское название Алтая). «На юг отсюда виднеется высокий хребет, покрытый скопившимся снегом, который не тает и в сильную жару, – пишет Ли Чжи-чан, автор путевых записок о путешествии учителя. – Много здесь необыкновенных вещей. Отсюда, несколько на запад, около озера, есть ветряный курган; на верху его белая глина, во многих местах потрескавшаяся. Во 2-ю и 3-ю луну отсюда поднимается ветер и, прежде всего, раздается в скалах и пещерах южных гор; это начальный ветер. Когда ветер выходит из кургана, сначала появляются кружащиеся вихри в виде бараньего рога, в бесчисленном множестве; спустя немного времени, вихри соединяются в один ветер, который поднимает песок, катит камни, срывает крыши с домов, вырывает деревья и потрясает долины; он прекращается на юго-востоке…. Отсюда на северо-запад, за 1000 слишком ли, находится страна Кянь кянь чжоу, где добывается доброе железо и водится много белок» (Си ю цзи, с. 337–339). Небольшой курган был «горой ветров», где рождался разрушительный ураган.

Летом 1246 г. францисканская миссия во главе с Иоанном де Плано Карпини по пути в Монголию в районе озера Алаколь увидела небольшую гору, на вершине которой, как им сообщили, зимой зарождаются сильные ветра. Несомненно, это тот самый курган, о котором говорится в китайском источнике. Отметим любопытное совпадение сведений относительно начала периода бурь – зимние месяцы. Францисканцам, как и ранее даосам, повезло, они миновали эту область до сезона сильных ветров. Скорее всего, в обоих случаях сведения о ветре принадлежали проводникам. Неужели ситуация несла столь серьезную опасность, что требовалось предупреждать о ней иноземных послов? Возможно, проводники умолчали о чем-то важном.

Вот как описана эта ситуация в донесении брата Иоанна: «Выйдя оттуда, встретили мы какое-то море, не очень большое, название которого мы, не спросив, так и не узнали. На берегу этого моря есть невысокая гора, в которой имеется некоторое отверстие; из него, как говорят, зимой исходят столь мощные порывы ветра, что люди проходят мимо с трудом, подвергаясь большой опасности. Летом же шум ветра слышен постоянно, но, как нам сообщили местные жители, он исходит, удерживаясь в пределах отверстия. Берега этого моря мы огибали в течение нескольких дней. На этом море много островов, и мы обошли его с левой стороны. Земля же эта изобилует многочисленными реками; по берегам рек с обеих сторон – леса, идущие неширокой полосой. В этой земле живет Орду, старший брат Баты, [представитель] древнейшего княжеского рода у тартар. Там есть также орда, или двор его отца, в которой пребывает одна из жен его, которая и правит там» (LT. IX. 25)[25]25
  Inde exeuntes invenimus quoddam mare, non multum magnum, cuius nomen, quia non interrogavimus, ignoramus. In litore autem illius maris est quidam mons parvus in quo est quoddam foramen, ut dicitur, unde in hyeme exeunt tarn magne tempestates ventorum, quod homines vix et cum magno periculo possunt transire. In estate ibi semper auditur sonitus ventorum sed tenuiter de foramine exit, sicut nobis incole referebant. Per litora illius maris ivimus per plures dies. Quod mare plures insulas habet; et illud dimisimus a sinistris. Terra autem hec abundat flu-minibus multis, non magnis tamen; in ripis fluminum ex utraque parte sunt silve, sed in latitudine parum habent. In terra ilia habitat Ordu qui est senior frater Bati, immo est omnium ducum Tartarorum antiquior; et est orda sive curia patris ipsius, in qua est una de uxoribus eius que ipsam regit (LT. IX. 25).


[Закрыть].

Возможно, мы так и не узнали бы истинного положения дел, если бы не случай. Вильгельм де Рубрук оказался в этих местах в конце ноября 1255 г., когда от погоды можно было ожидать любых неприятностей. Ущелья Джунгарского Алатау и Тарбагатая спутники пересекли во вторую неделю декабря. По этой причине они столкнулись с ветром, порыв которого сбивал человека с ног. Но это было не главное. Оказавшись в трудной ситуации, брат Вильгельм услышал леденящие душу истории. Проводник уверял, что людей, вступивших в ущелье, уносят демоны, иногда же они наводят ужас, похищая лошадь из-под всадника, либо же потрошат человека. На глазах странников реальное пространство переоформляется в фантастическое. То, что происходит со всеми участниками возможной драмы, можно назвать состоянием измененного сознания.

«Итак, из указанного выше города (Кайлака) вышли мы в праздник святого Андрея и нашли [по пути), в трех лье, полностью несторианское селение. Войдя в их церковь, возгласили мы с той радостью, что была в наших силах: “Славься, Царица”, поскольку мы давно уже не видели церкви. Отправившись оттуда, за три дня мы достигли главного города этой провинции, в начале моря, которое казалось нам бурным, как океан. И увидели мы большой остров в нем. Мой спутник приблизился к берегу и смочил льняную ткань, чтобы отведать вкус воды, которая оказалась столь мало соленой, что годилась для питья. Между больших гор с юго-востока простиралась некая долина, и там между горами было какое-то иное большое море, и протекала река через эту долину от того моря к этому. И такой сильный ветер почти непрерывно дул через всю эту долину, что человек с большим трудом мог пересечь ее, так чтобы ветер не унес его в море. Итак, мы направились через долину, направляясь на север, к высоким горам, покрытым большими снегами, которые в то время покрывали всю землю. И поэтому перед праздником святого Николая мы значительно ускорили продвижение вперед, поскольку более уже не находили людей, но только ямы (почтовые станции), где люди были собраны для того, чтобы принимать послов между дневными переходами. Во многих местах среди гор дорога тесна и пастбища малы. Поэтому расстояние между двух ямов мы проходили за один день и одну ночь, таким образом сокращая путь двух дней до одного, продвигаясь более ночью, чем днем. Там стояла неимоверная стужа, поэтому они выменяли нам козьи шубы мехом наружу. Во вторую субботу Рождественского поста вечером мы проезжали через одно место среди очень страшных скал. И стал наш проводник просить меня произнести какие-нибудь благостные слова, которые могли отпугнуть демонов, поскольку демоны имели обыкновение хватать людей, спускающихся в это ущелье. Зачастую они хватали лошадь, оставив при этом всадника, иногда же они извлекали человечьи внутренности, оставляя лишь его оболочку на коне, и многое подобное часто совершалось ими. Тогда воспели мы во весь голос: “Верую в Бога единого”, и прошли мы, по милости Божией, [через это ущелье] вместе со спутниками. После этого они начали просить меня написать сохранные грамоты, которые бы они носили над своими головами и в которых я написал им: “Учил я вас слову, дабы несли вы его в сердце своем и через которое спасутся души ваши и тела ваши во веки”» (Itinerarium. XXVII. 1–4)[26]26
  Egressi autem sumus in festo sancti Andree a predicta civitate, et invenimus ibi prope ad tres leucas unum casale totum nestorinorum. In-gressi autem ecclesiam eorum cantavimus cum gaudio, quantum altius potuimus: Salve regina, quia diu erat quod non videramus ecclesiam.
  Inde profecti tribus pervenimus ad capud illius provincie. in capite predicti maris quod videbatur nobis ita:empestuosum sicut occeanus. Et magnam insulam vidimus in eo. Socius meus appropiavit litori eius et humectavit pannum lineum in eo ut gustaret de aqua, que erat parum salsa, potabilis tamen. Veniebat quedam vallis ab inter montes magnos a regione inter meridiem et orientem, et ibi inter montes erat aliud quoddam mare magnum, et veniebat fluvius per vallem illam de illo mari in istud, et tantus ventus quasi continue venit per vallem illam, quod homines cum magno periculo transeunt, ne ventus portet eos in mare.
  Transivimus ergo vallem, tendentes in aquilonem ad magna montana cooperta nivibus magnis, que tunc erant super terram, ita quod in festo sancti Nicholai incepimus multum accelerare iter, quia iam non inve-niebarnus populum sed ipsos iam, hoc est homines constitutes de dieta in dietam ad colligendos nuntios. Quia in multis locis inter montana via arcta est et pascua pauca, ita quod inter diem et noctem comprehende-bamus duos iam; unde faciebamus de duabus dietis unam, et ibamus plus de nocte quam de die. Ibi erat maximum frigus, unde mutuabant nobis pelliceas caprinas, pilo extra verso.
  Sabbato secundo adventuum in scro transibamus per quemdam locum inter rupes valde horribiles, et misit ductor noster ad me rogans me ut dicerem aliqua bona verba, quibus possent fugari demones. quia in passu illo solebant ipsi demones homines asportare subito, et nesciebatur quid fiebat de eis. Aliquando arripiebant equum, homine relicto, quandoque extrahebant homini viscera, busto relicto super equo, et multa talia con-tingebant ibi frequenter. Tunc cantavimus alta voce Credo in unum Deum, et transivimus per gratiam Dei cum tota societate illesi. Ex tunc ceperunt me rogare ut scriberem eis cartas, quas ferrent super capita sua; et ego dicebam eis: “Docebo vos verbum quod feretis in corde vestro, per quod salvabuntur anime vestre et corpora vestra in eternum” (Itinerarium. XXVII. 1-4).


[Закрыть].

^{Тибетский трактат «Голубой берилл». Злые демоны} 

Рассказы о горном оборотне слышали и спутники Чань-Чуня. Дело происходило в ущельях Китайского Алтая. «На дороге слуга Чжэнь-хая рассказывал Ли-цзяну, что, перед тем, у этих гор оборотень схватил его за волосы на затылке и чрезвычайно напугал его. Чжень-хай тоже говорил, что найманский государь, проезжая этими местами, был обморочен горным оборотнем и принес ему в жертву отборные кушанья. Учитель не сказал на это ни слова» (Си ю цзи, с. 296). По мнению П. И. Кафарова, Чань-Чунь, промолчав, поступил как человек, который выше подобных опасений и размышлений. Так можно думать, если принимать рассказы о демонах за суеверия, однако здесь, на мой взгляд, речь идет о наваждениях, то есть о соприкосновении с другой реальностью. В таком случае Чань-Чунь просто удержался от того, чтобы объяснять сопровождающим его монголам тонкие вещи.

Каждый из трех путешественников рассказывает о губительном ветре то, что услышал, и отчасти, то что испытал сам. Они прошли мимо «горы ветров» в разное время года.

Это обстоятельство решающим образом отличает одно свидетельство от другого. Глубина сведений определяется дистанцией между наблюдателем и явлением. Ужас ситуации в полной мере предстал лишь взору брата Вильгельма, поскольку он оказался в ущельях Джунгарского Алатау в момент начала сезона ветров.

Спустя пятьсот лет восприятие «горы ветров» утратило мифологическую напряженность. В 1858 г. Чокан Валиханов в составе кокандского каравана под видом знатного купца совершил путешествие к киргизам в долину Верхнего Кегена. Вот что пишет он о сезонных ветрах: «Перейдя Джунгарский Алатау проходом Джаксы-Алтын-Эмель, который известен тем, что под осень через него дуют сильные северо-восточные ветры, называемые “эбэ” вроде тех, что на южном берегу Алакуля, караван вышел на голую кремнистую долину. Вдали виднелась Или»^{63}.