Текст книги "Книга катастроф. Чудеса мира в восточных космографиях"

Автор книги: Александр Юрченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

§ 25. Ветер перемен

Предсказание звездочета Хусам-ад-дина сбылось. Хусам-ад-дин заявил Хулагу: «Ни один государь, который покушался на Багдад и на Аббасидов, не попользовался царством и жизнью». Шестая небесная казнь в прогнозе звездочета касалась судьбы монгольского правителя: «Великий государь в тот же год скончается». Великим государем был монгольский каан Мунке, а вовсе не его родной брат, Хулагу. Хулагу, взяв Багдад и уничтожив халифа, лишь исполнил высочайший приказ.

Вот как эта деликатная ситуация описана чагатайским историком Джамал ал-Карши, возлагающим всю вину на Хулагу: «Взошел на трон Манку-хан справедливый, имя его Манку ибн Тули ибн Чингиз-хан…. Отдал своему брату Кубилаю страну Хитай и отправил [с войсками] брата Хулаку в Хорасан и [в регионы] двух Ираков. Это он занял Багдад и убил халифа ал-Му'тасима би-л-Лах, повелителя правоверных» (Джамал ал-Карши, с. 119). На самом деле, война против халифа была общим мероприятием Чингизидов. Мунке-кааи дал такие наставления брату: «Ежели халиф багдадский соберется служить и слушаться, не обижай его никоим образом, а ежели он возгордится и сердце и язык не приведет в согласие [с нами], то и его присовокупи к прочим (врагам)» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 24).

По сведениям Рашид-ад-дина, халифа прикончили вместе со старшим сыном и пятью слугами 14 числа месяца сафара 656 г. х. (20 II 1258). Монгольский каан Мунке скончался в пятидесятилетнем возрасте 11.VIII. 1259.^{75} Отметили ли современники связь между этими драматическими событиями? Открытых размышлений на эту тему в официальных хрониках, созданных на территории Монгольской империи, нет и быть не может. Однако версий смерти каана не меньше, чем версий гибели халифа. Символические фигуры – халиф и каан, гарантирующие в своих сообществах социальный порядок, оказавшись вовлеченными в противостояние, ушли в небытие почти одновременно. С тех пор в мусульманском мире не было багдадского халифа, а в Монгольской империи не было каана, признанного всеми Чингизидами.

Со смертью великого хана Мунке в конце 1259 г. закончился и период единства Монгольской империи. Мунке не назначил своего преемника, и борьба за престол на этот раз произошла между родными братьями Хубилаем и Ариг-Букой. Удивительным выглядит не соперничество претендентов, а результат: крушение вертикали власти. Возможно, размеры империи достигли некоего критического предела, за которым единство власти становится абсолютно призрачным, независимо от воли правящей группы. Жизнеспособностью обладают системы с обратной связью.

Хубилай в то время находился с войском в Китае, а Ариг-Бука в Монголии. Царевичи и эмиры, которые состояли при Хубилае, не стали откладывать «дело о ханском престоле» в долгий ящик, тут же созвали сходку и так решили на своем совете: «Хулагу-хан ушел в область таджиков, род Чагатая далеко, род Джучи тоже очень далеко, а люди, которые находятся в союзе с Ариг-Букой, совершили глупость»; «если мы теперь кого-нибудь не поставим кааном, то как мы можем существовать?». Посоветовавшись таким образом, все согласились и в год Обезьяны, соответствующий 658 г. хиджры (1260 г.), в середине лета, в городе Кайпине посадили Хубилая на престол царства (Рашид-ад-дин. Т. II. С. 160).

Поспешное и неправильное избрание Хубилая вызвало смуту. Противники Хубилая в свою очередь провозгласили великим ханом Ариг-Буку. Таким образом, в 1260 г. произошло одновременное избрание двух великих ханов – Хубилая в Китае и Ариг-Буки в Каракоруме. Наиболее могущественные представители рода Чингизидов, Хулагу, глава ильханов, и Берке, глава Улуса Джучи, не приняли участия ни в том ни в другом избрании. Но, как показывают монеты, чеканенные в Поволжье, Берке (правил в 1256–1267) признал младшего претендента Ариг-Буку законным наследником престола^{76}.

Между братьями разразилась война, в которой Ариг-Бука в конце концов потерпел поражение и в 1264 г. сдался Хубилаю. Ханом всей империи был объявлен Хубилай, но только номинально: Хулагу в Персии, Берке во владениях Джучидов и Алгуй в Улусе Чагатая были фактически независимыми государями.

Алгуй был ставленником Ариг-Буки, однако перешел на сторону Хубилая. Закон Ясы пошатнулся. Строгая система соподчинения оказалась размытой. Чингизиды превращались в завистливых владетелей. Алгуя соблазнили значительные суммы денег, собранные чиновниками Ариг-Буки в его владениях, и он распорядился умертвить сборщиков, чтобы завладеть деньгами, скотом и оружием. Взбешенный его вероломством Ариг-Бука прекратил борьбу в Хубилаем и в 1262 г. направил все свои силы против Алгуя. Алгуй разбил близ города Пулада и озера Сут авангард армии Ариг-Буки под начальством Карабуги, который был убит, и, считая себя после этой победы в безопасности, спокойно возвратился в свою резиденцию на берегах р. Или и распустил свое войско. Между тем Асутай со вторым корпусом Ариг-Буки прошел через ущелье, которое называли Железными воротами, и овладел Алмалыком. Алгуй со своим правым крылом удалился к Хотану и Кашгару. К Аксутаю вскоре присоединился с остальною своею армией сам Ариг-Бука. Он приказал опустошать страну своего врага и убивать всех воинов Алгуя, которые попадали в его руки. Эти варварские действия имели гибельные для него последствия. Страна Алмалык испытала в наступившую весну все ужасы голода, повлекшего большую смертность. Между тем эта страна славилась плодородием почвы и многочисленностью скота. Большинство офицеров Ариг-Буки, негодуя на бесчеловечие, с которым он обращался с монгольскими войсками противника, которых жреоий войны предавал в его руки, решилось его покинуть; они отправились со своими воинами к царевичу Юругташу, сыну Мунке, который командовал аванпостами Хубилая в пустыне алтайской и на берегах Джабагана. и перешли на службу к Хубилаю. У Ариг-Буки осталась только горсть войска. Оставшись без армии и средств он отдался на волю Хубилая^{77}.

Так выглядят эти события в исторических исследованиях. Создается впечатление, что события разворачивались в неком идеальном ландшафте, не подверженном ни катастрофическим перепадам температур, ни ураганам. С позиции политической метеорологики все выглядело несколько иначе. Считается, что особо суровая зима 1263 г. ускорила падение соперника Хубилая^{78}.

Окончательно судьбу Ариг-Буки решил случай. Рашид-ад-дин склонен видеть здесь проявление мистической силы. «Однажды Ариг-Бука предавался развлечениям и удовольствиям, как вдруг поднялся вихрь, [который] разорвал приемный [ханский] шатер из шелковой материи, хазармихи, и сломал опорный столб, и из-за этого было ушиблено и ранено много народа. Его приближенные эмиры и вельможи сочли это обстоятельство предзнаменованием начала упадка его могущества и совсем отстали от него, и все разбрелись. Там остались Ариг-Бука и Асутай с небольшим войском, и они с достоверностью поняли, что это плачевное состояние и расстройство есть [последствие] проклятий несчастных людей, отдавших Богу душу во время той нужды и голода. Какое может быть сомнение в том, что множество могущественных родов рухнуло под воздействием вздохов угнетенных?» (Рашид-ад-дин. Т. II. С. 165). Падение приемного шатра было знаком того, что Небо отвернулось от хана. Между тем, в отличие от Хубилая, Арик-Бука имел законное право на власть.

§ 26. Тайфун, спасший Японию

В представлении Марко Поло, главная особенность Японии – обилие золота. Дворец японского императора – диковинное сооружение. «Сказать по правде, дворец здесь большой, и крыт чистым золотом, так же точно, как у нас свинцом крыты дома и церкви. Стоит это дорого – и не счесть! Полы в покоях, а их тут много, покрыты также чистым золотом, пальца два в толщину; и все во дворце, и залы, и окна покрыты золотыми украшениями» (Марко Поло, с. 170). Рассказ о золотом дворце микадо – это мифологический текст. Золото – один из элементов, подчеркивающий исключительный статус правителя. Мистические функции золота используются для защитной магии. Марко Поло буквально воспринимает текст, когда переводит символическую ценность золота в практическую плоскость. И уж совсем нелепо выглядит у него мотивация Хубилая, пожелавшего захватить Японию: «Когда великому хану Кублаю, что теперь царствует, порассказали об этих богатствах, из-за них захотел он завладеть этим островом» (Марко Поло, с. 170). Сокровища микадо являются символом священного царя. Хубилай посягал не на золото, а на божественный статус микадо.

В 1267 г. Хубилай отправил в Коре двух посланцев с письмом на имя «короля» Японии и потребовал, чтобы корейцы сопроводили туда посланцев. Корейцы отправили в Японию своего посланника, доставившего письмо императору. В монгольском послании говорилось: «С незапамятных времен правители небольших государств стремились поддерживать дружеские отношения друг с другом. Мы, Великая Монгольская Империя, получили мандат Неба и стали править миром. Поэтому многочисленные страны в отдаленных землях стремились установить отношения с нами. Как только я занял трон, я прекратил войну с Коре и восстановил их землю и народ. В благодарность и правитель, и народ Коре стали нашими, их радость напоминает радость детей в отношении отца. Япония расположена около Коре и со времени своего основания несколько раз направляла послов в Срединное Королевство. Однако такого не случалось с начала моего правления. Это, возможно, из-за того, что вы недостаточно осведомлены. Поэтому я настоящим посылаю к вам специального посла, чтобы сообщить о нашем желании. Отныне давайте установим дружественные отношения друг с другом. Никто не хочет прибегать к оружию».

В Японии это письмо было воспринято следующим образом: «Недавно было доставлено послание, из которого видно, что монголы имеют злое сердце в отношении нашей страны. Приказываем довести до сведения гокэнин и прочих в провинции Сануки. чтобы они полностью осознали необходимость быть бдительными»^{79}.

И четвертое посольство, которое возглавлял Чжао-лан-би, не увенчалось успехом. Переговоры с Японией начаты не были. Между тем японское правительство получило письмо Хубилая, написанное китайскими чиновниками из учреждения Чжун-шу-шень. Ответ японского правительства был подписан 7 числа 1 месяца 1270 г.

«Письмо из Японского Императорского кабинета (Дай-цзёо-кан). Мы получили письмо через корейского посла Гао-жоу из монгольского центрального учреждения (Чжун-шу-шень) 9 месяца, 24 числа. За 17 дней до этого к порту Инахо[33]33
  На юго-западе острова Цусима.


[Закрыть] прибыл иностранный корабль. Когда его задержали и опросили, откуда он пришел, то оказалось, что это прибыл корейский посол, представивший монгольское письмо. Мы познакомились с его содержанием и тщательно обсудили его. Оказалось, что слово “Монголия” нам до сих пор было незнакомо, и мы с трудом догадались, что это слово значит[34]34
  Заявляя о том, что они первый раз слышат о Монголии, японцы иронизируют над славой монгольского оружия.


[Закрыть]. Мы брали Ханьские и Танские книги (китайские), а также другие иностранные словари, знакомились с соседями Китая, изучали его границы, но такого народа не оказалось. Ни худого, ни хорошего мы против Вас не имеем, но у нас не представлялось причины завязать отношения с Вами. Теперь мы хотя и получили Ваше второе письмо, более любезное, чем раньше, но все еще сомневаемся в вашей искренности; хотя Ваши конфуцианские и буддийские книги с их учением ни убивать никого очень почтенны и хотя сам Император называет свою страну стремящейся к миру и избегающей завоевательных стремлений, но мы этому сильно не доверяем. Свет богини Тенсёо-коо-дай-цзин (Богиня Солнца, назыв. также Аматерасу) проходит божественною нитью до нынешнего времени через всю нашу страну, в лице наших Императоров – потомков ее. Этот свет Японии льется во все места [мира] и влияние его распространяется везде. Кто же после этого осмелится быть равными нам, или мериться с нами силами? Бун-е 1-й месяц и день 7 года»^{80}.

Письмо из императорской резиденции в Киото было отправлено на обсуждение правительству в Камакуру. Во главе правительства стоял девятнадцатилетний Токимунэ, который решил не посылать письма Хубилаю.

Пока продолжались подобного рода переговоры, Хубилай начал готовится к войне с Японией. Постройка судов началась еще в 1268 г. На это дело Хубилай не жалел ни средств, ни людей.

Япония тоже не отставала от монголов в приготовлениях к военным действиям. 13 сентября 1271 г. Токимунэ, опасаясь вторжения монголов, приказал наместнику северной части области Ата укрепить приморские города на острове Киусиу.

В том же 1271 г. Хубилай снова посылает Чжао-лан-би в Японию в качестве посла, а вслед за ним нового курьера, по имени Цзиньду. Письма Хубилая не были переданы японскому правительству. Два года положение дел оставалось неопределенным. Наконец, в 3 месяц 10 года Чжи-юань (1273 г.) Хубилай снова приказал Чжао-лан-би отправиться в Японию с прежним поручением. Тот прибыл в Дадайфу и просил позволения отправиться в Киото для встречи с императором. Подобно прежнему, ему было в этом отказано, и посол ни с чем возвратился обратно в мае месяце в Пекин. По прибытии он докладывал Хубилаю об именах и почетных званиях различных высокопоставленных лиц японского правительства, указывал название и число областей Японии, обычаи жителей и местоположение важных для военных целей мест. Все эти сведения сохранились в династийной хронике «Юань ши». Самое любопытное в них – это предупреждение о возможной трагедии в море. Тайфун, уничтоживший оба флота Хубилая, начал обретать силу как воображаемая величина.

Хубилай сообщил корейскому послу о своем намерении совершить поход на Японию. Посол ответил следующее:

«Я жил больше года в Японии и прекрасно изучил нравы жителей этой страны. Наблюдения мои показали мне, что японцы имеют зверские наклонности и с легким сердцем убивают людей. Они не знают ни дружеских, ни хороших семейных отношений, не знают даже основных правил приличия, каковые столь необходимы в общественной жизни. Кроме того, у них мало обработанных земель, по причине множества гор и рек. Если бы Вы, Государь, и подчинили себе эту страну, то от этого Вы ничего бы не выиграли и пользоваться богатствами страны Вам бы не пришлось: Мореплавание там очень опасно: ему мешают беспрерывные бури. Поэтому и Ваше, Государь, войско может подвергнуться неожиданной катастрофе, если бы Вы отправили его к берегам Японии. Вы совершенно напрасно будете рисковать, а Ваше войско погрузится в бездонную глубину. Я осмелюсь Вам посоветовать не начинать войны с Японией». После этих слов Император задумался.

Однако воинственная решимость монгольского Императора взяла верх. В 1 месяц 11 года Чжи-юань (1274 г.) Хубилай приказал своему полководцу Хун-ча-цю отправиться в Корею, чтобы там наблюдать за постройкой тех военных судов, которые должен был приготовить корейский правитель для Хубилая. Работы по постройке судов в Корее должны были начаться с 15 числа 1 месяца этого года. Ввиду спешности приготовления кораблей рабочие и мастеровые набирались без разбора. Способных и готовых к работе оказалось около 30 500 человек. Согласно корейским источникам, такое громадное количество рабочих мешало инженерам вести наблюдения за постройкой судов, а потому всюду была страшная суматоха.

В 3 месяце 1274 г. был дан второй указ Императора Хубилая на имя уполномоченного комиссара Цзинь-ду и назначенного стоять во главе корейского войска и народа Хун-ча-цю. Эти лица должны были к 7 месяцу приготовить 300 мелких и 600 больших судов, запастись водою, собрать 15 000 войска и по первому указанию совершить нападение на Японию. Корея должна была выставить в помощь монголам 5600 человек.

В 5 месяц 1274 г. монгольское войско в 15 000 человек прибыло в полном вооружении в Корею и ожидало там дальнейших приказаний. Через месяц отсюда был отправлен в Пекин курьер по имени Лоюй с извещением, что 900 судов уже построены и стоят на якоре в порту Цзинь-Чжоу (Кинсай на юге Кореи). Цзинь-ду был назначен главнокомандующим всех монгольских войск. Его помощником стал Хун-ча-цю.

3 числа 10 месяца 1274 г. монгольские суда из порта Хэфу вышли в открытое море. Через два дня юаньская эскадра прибыла к местности Сасухо на о. Цусима. Жители острова немедленно сообщили об этой опасности начальнику острова, который выступил с восьмьюдесятью всадниками и героически погиб. 15 числа монголы высадились на о. Ики и уничтожив гарнизон, вырезали население. 17 числа весть о поражении достигла двора императора Гоуда. Прося защиты от опасности у богов, император отправился в храм Хациман и приносил там умилостивительные жертвы. 20 числа произошла решающая битва, где объединенная японская армия потерпела поражение. Преимущество монголов заключалось в применении железных пороховых снарядов те пао величиной с ручной мяч. Несколько тысяч таких снарядов при метании взорвались со страшным грохотом, потрясшим окрестности. По свидетельствам очевидцев, японские воины, никогда не встречавшиеся с подобным оружием и испуганные страшным грохотом взрывов, в панике бежали^{81}.

Дальнейшие события не поддаются уразумению. Востоковед С. В. Недачин излагает точку зрения японских историков XIX в.

«Несмотря на такой успех юаньского оружия, в тактике монголов вдруг произошла неожиданная перемена: оставив дальнейшее наступление, они вернулись на свои суда с тем, чтобы уехать обратно. На следующий день, когда японцы, отчаявшись в своем спасении, обезумевши от страха, вышли к морю, то увидели, что волнующаяся поверхность моря не отражала в себе ни одной тени неприятельского корабля. Только близ острова Сига в воде барахталось одно судно. Японские войска приблизились к нему и захватили в плен около 220 монголов. Пленники были доставлены в крепость Мидзуки и там убиты. Какая же могла быть причина столь неожиданной тактики монголов? Японские историки объясняют это явление тем, что на море случилась страшная буря и стала разбивать неприятельские суда. С этим мнением согласуется и корейская история “Тон-гук тхон-гам” дополняя при этом, что во время бури погиб начальник левого монгольского крыла Цзинь-Шен. Не смея отрицать подобного утверждения (Японское море почти всегда, а особенно осенью, – это был 10 месяц, бывает бурно), все-таки трудно согласиться с тем, чтобы буря была настолько сильна, что явилась причиной отъезда монголов. Если бы это и было так, то будет естественнее искать спасение от бури на ближайшем берегу, чем в открытом море. Если это было следствием усталости от битвы, как предполагает Овада и автор истории “Тон-гук тхон-гам”, то почему юанцы не могли отдохнуть с меньшим риском пред стихией на суше? “Юань ши” так определяет причину возвращения монголов в данный момент: “Так как не было согласия между начальниками монгольских войск и в то же время истощились стрелы, то монголы вернулись обратно, пограбив только прибрежные места”»^{82}.

Несмотря на неудачу, Хубилай не оставлял своего намерения рано или поздно подчинить Японию. Он приказал выехать в Японию новому посольству. По приказанию Токимунэ послы были казнены. Им отрубили головы и повесили их на шестах на берегу моря. На пять лет Япония была оставлена в покое. Хубилай вел войну с Южным Китаем, где династия Сун доживала свои последние дни. Став повелителем всего Китая, Хубилай вновь обратил внимание на Японию. Советники отговаривали его от рискованного предприятия. Он попытался начать мирные переговоры с Японией и вновь отправил туда посольство в 6 месяце 1279 г. Послы везли грамоту правительству Японии с требованием подчиниться Китаю. Послы были казнены.

В 5 месяце 1281 г. полководцы Цзиньду, Хун-ча-цю и Цзинь-фань-цин с 40 000 войском на 900 судах вышли из порта Хэпу в открытое море, не дождавшись главнокомандующего Фань-вень-ху, опоздавшего явиться к назначенному сроку в Корею. Пока монгольские и корейские войска опустошали остров Ики, в море вышла эскадра с китайским войском на 3000 кораблях. 5 июля обе юаньские эскадры соединились у о. Мунаката. Как ни старались монголы перебраться на сушу и двинуться к городу Хаката для взятия Дадайфу – попытка эта им не удалась. Японцы удержали за собой береговую крепость. Юань-ская эскадра снялась с якоря и направилась к небольшому острову Такасима. Там и разыгралась трагедия. В ночь на 1 число 8 месяца 1281 г. с севера подул страшный ветер. На море разразилась сильная буря, вернее, это был тайфун, потопивший монгольские суда. Оставшиеся в живых были вынесены волнами на необитаемый остров Така-сима. Главнокомандующий монгольской армией Фань-вэнь-ху вместе с другими генералами на уцелевших судах бежал в Корею.

Марко Поло известны подробности этого дела. Загадочно звучат его слова о северном ветре. Северный ветер не просто внушил тревогу и грозил разбить суда, это метафора слепоты. Руководители похода приняли ложное решение (как нам кажется сегодня), и их действия выглядят иррационально.

«Послал он сюда двух князей со множеством судов, с конным и пешим войском. Одного князя звали Абатан, а другого Вонсаничин, были они и разумны, и храбры. Вышли они из Зайтона и Кинсая [Цюаньчжоу и Ханчжоу], пустились в море, доплыли до острова и высадились на берег. Захватили они много равнин да деревень, а городов и замков не успели еще взять, как случилось с ними вот какое несчастье; зависть была промеж них, и один другому не хотел помогать; подул раз сильный ветер с севера, и стала тут говорить рать, что следует уходить, не то все суда разобьются; сели на суда и вышли в море; не проплыли и четырех миль, как прибило их к небольшому острову; кто успел высадиться, спасся, а другие погибли тут же. Высадились на остров около тридцати тысяч человек, да и те думали, что погибли, и очень тосковали; сами уйти не могут, а уцелевшие суда уходят на родину. И плыли те суда до тех пор, пока не вернулись к себе» (Марко Поло, с. 170–171). По версии Марко Поло, монгольская армия, оставшаяся на маленьком острове, отчаявшись, не знала, что делать. Когда же к острову подошла японская эскадра, монголы хитростью захватили суда, поплыли к большому острову и, введя в заблуждение столичный дозор японскими знаменами и значками, беспрепятственно вошли в город. Согласно «Юань ши», японцы, высадившись на остров, пленили юаньцев и казнили большую часть из них. Из тех, кто выжил, несколько человек бежали на родину и сообщили Хубилаю о гибели армии.

Монгольский историк Рашипунцуг, Чингизид, потомок Даян-хана в десятом колене и тайджи третей степени, завершил хронику «Болор эрикэ» в 1775 г. Будучи чиновником цинской административной системы, он имел доступ к официальным и неофициальным источникам. Вот как он описывает первый поход Хубилая в Японию: «Согласно императорскому указу, была подготовлена военная кампания против Японии. Когда войско отправилось по морю и [корабли] плавали, придерживаясь берегов Фэнвэиху, но еще не достигли [берегов основного острова], а только добрались до острова Пинху, то попали в тайфун, и лодки разбились об океанские волны. Тогда все полководцы каждый для себя выбрали комфортные, крепкие лодки и на них вернулись обратно. В результате вернулось из десяти человек только трое». Далее Рашипунцуг приводит текст комментария из произведения частного лица: «В летописи “Сюй бянь” так комментируется [это событие]: “В прошлом году зимой [императорские войска] отправились на завоевание государства Жибень. А осенью этого года они вернулись. Они, конечно, встретились с войском [неприятеля], и в течение неполного года все наши войска истреблены. И никакого успеха не добились. То, что войска были истреблены, – ошибка Ши-цзу-хана[35]35
  Ши-цзу – храмовое имя Хубилая (1260-1294).


[Закрыть]. Как можно, чтобы человек, ставший правителем и собравший под одну крышу весь мир в пределах четырех морей благодаря своему ясному разуму, стал соперничать и затевать войну с несколькими разбойниками, обитающими вне пределов империи?»^{83}.

Погода не всегда стояла на стороне казавшихся непобедимыми монголов. Монгольские военные экспедиции в Японию в 1274 и 1281 гг. были разметаны тайфунами, получившими название «божественного ветра» – камикадзе. Эти катастрофы произошли несмотря на то, что экспедиции снаряжались по повелению Хубилая, который не только считался ставленником Вечного Неба, но и был провозглашен ханом-чакравартином – вселенским монархом, «вращающим колесо закона». Однако и здесь, как в случае с Хулагу и халифом ал-Мустасимом, столкнулись две космологические мифологемы, но на этот раз божества – хранители Японии оказались сильнее монгольского Тэнгри.