Текст книги "Камни, веер, два меча (СИ)"
Автор книги: Александр Форра
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Ближе к полуночи, в ночь на девятый день месяца падающих листьев. Из ненаписанного дневника оберегающей Руэны Отчаянной
Вторая вероятность пахла хозяйственным мылом.
Иногда это случается, когда касаешься нитей, уходящих в вероятное будущее. К каждой нити сознание будто бы прикрепляет ярлычок: цвет, запах или мелодию. В той вероятности, где в тарране Ямата воцарилась Нимара, пахло навозом и розовыми лепестками. А здесь вот – мылом.
Я невольно поморщилась. Если честно, я не слишком люблю тащить подопечных в эти будущие вероятности. Это, конечно, здорово прибавляет мотивации. Торн, я думаю, после зрелища стрелы в собственной груди уже куда сильнее замотивирован на свершения из свитка. Ну и мне эта история прибавила рвения и бдительности, не скрою.
Вот только я каждый раз гадаю, сможет ли подопечный отличить видения от воспоминаний? Сможет ли Торн прежними глазами смотреть на сестру, которая, вообще-то, пока не отдавала приказов стрелять в детей?
Между тем, на что человек способен и тем, что он действительно сделает – лежит пропасть. Шириной в один шаг или в полет стрелы из сильного лука – жизнь покажет.
Торн выдернул пальцы из моей руки.
Картинка неохотно прояснялась, переставая плыть волнами. Подопечный с перекошенным лицом стоял у незнакомой дороги.
– Жалкая… расфуфыренная…
– Этого не было, Торн, – я шагнула к нему, но не решилась прикоснуться к плечу в успокаивающем жесте. Казалось, о скулы подопечного можно было порезаться. – Пока не было.
Он шумно выдохнул и явно попытался расслабиться, но на щеках все еще алели пятна. Следом за Торном я решительно стерла из памяти картинку, где в грудь подопечного впивалась стрела. Этого не было.
Этого не будет, пока я рядом.
– Ладно, забыли, – Торн стал оглядываться по сторонам, и я последовала его примеру.
Мы стояли на обочине какой-то старой дороги. На горизонте виднелись очертания знакомого замка, другой конец дороги упирался в ворота большой деревни. Видно было, что когда-то в далеком и светлом прошлом дорогу аккуратно замостили серым камнем, но теперь часть брусчатки отсутствовала.
«Не иначе как в деревне нашли камням лучшее применение», – подумала я, задумчиво глядя на отражение голубого неба в грязных лужах там, где раньше были обтесанные булыжники.
– Это Ирико, – Торн ткнул пальцем в деревню и искоса посмотрел на меня. – Или ты и без меня знаешь?
– Оберегающие не всеведущи, – покачала головой я. – Ну то есть я могу подключиться к полю мира и выудить кусочек информации, но только если его не знаешь ты, а он тебе позарез нужен.
– Как обычно, – фыркнул син-тар, скрещивая руки на груди. – И что я должен понять, стоя тут на обочине? Это то возможное будущее, где правлю я? Или Готар?
Со стороны замка послышался топот копыт и чьи-то окрики.
– Сейчас узнаем.
Ворота деревни распахнулись и оттуда, семеня, выбежал седобородый человечек, круглый и благостный с виду, в зеленом халате. За ним спешили двое слуг – или телохранителей? – широкоплечих и высоких, в одинаковых коричневых одеждах. На гребне холма на дороге показалась процессия из пяти всадников. Первым на белоснежном жеребце ехал брат Торна, Готар. После пышных и ярких нарядов из вероятности Нимары его костюм показался мне более чем скромным: блекло-голубой шелк и никакой вышивки. Из украшений – только сияющий набалдашник на гарде меча. Свита тара держалась чуть позади, и казалось, что их лошади умудряются скакать в ногу.
Готар осадил лошадь как раз перед самой большой из луж – там в брусчатке не хватало полусотни камней.
– Да благословят каму сиятельного тара Ямата, – человечек в зеленом спешно приблизился к другому краю лужи и отвесил низкий поклон. – На земле Ирико, что принадлежит роду его отцов и нижайше управляется мною…
– Что нижайше управляется, я вижу, – прервал Готар поток славословия от деревенского главы. Его голос был бесстрастным и серым, как камни под копытами лошадей.
Младший брат был очень похож на Торна. И в то же время совершенно не похож. Да, те же высокие скулы, темные глаза, гладко зачесанные черные волосы. Вот только у моего подопечного в уголках губ вечно таилась усмешка – веселая или язвительная, это уж как повезет. А Готар, похоже, не умел улыбаться вовсе.
«Это ж надо, мне, оказывается, еще повезло с подопечным!» – успела подумать я, а Готар тем временем продолжал:
– Как вышло, что дорога к Ирико в неудовлетворительном состоянии?
Глава деревни забормотал что-то невразумительное, призывая сиятельного тара дать своему ничтожному слуге возможность исправиться. И снова Готар не позволил ему договорить.
– Через три дня я снова буду проезжать по этой дороге, – тар тронул поводья, и лошадь, повинуясь всаднику, грохнула копытом в лужу. Брызги грязной воды окатили седобородого главу, запачкав его нарядный зеленый халат. – Если здесь все останется по-прежнему, ты будешь отправлен на рудники Тамиру.
Даже эту зловещую фразу тар умудрился произнести безо всякого выражения. Тем же тоном он мог сказать, что завтра приедет сборщик налогов или что ночью был дождь.
Не дожидаясь ответа, Готар круто развернул лошадь и поскакал прочь от деревни. Только когда грохот копыт затих вдали за холмом, деревенский глава осмелился поднять руку и стереть грязь с лица.
– За ним? – необычно тихо спросил Торн, глядя вслед брату.
– Нет. Я чувствую, что нам нужно еще немного задержаться здесь.
Из-за ворот хлынула толпа нарядных людей. Похоже, тару Ямата в Ирико готовилась пышная встреча, но сиятельный правитель не соизволил доехать даже до ворот. Суета и шум превратили старую дорогу в подобие ярмарочной площади.
– Тихо! – вдруг гаркнул глава деревни, из благообразного старичка превращаясь в свирепого хищника. – Молчать всем! Обратно за ворота, живо! Ванши, ко мне!
Люди нехотя потянулись обратно. Праздничное настроение таяло над Ирико, лопалось пузырями с вонью хозяйственного мыла. К главе деревни приблизился мужчина в плотном синем халате. Торн потянул меня за руку, и мы подошли поближе, чтобы лучше расслышать разговор.
– Тар приказал восстановить дорогу, – вполголоса сказал Ванши глава деревни. – За три дня! За три дня, да смилостивится над нами Сангару, творительница миров! Где я возьму ему камень для брусчатки? В старые времена туго набитый кошель добыл бы мне уже завтра лучший гранит из приграничных каменоломен! Но нынче только предложи золото! Все боятся тарского гнева, никто не хочет гнить на рудниках! Как работать в этом тарране, Ванши?
– Пойдем отсюда, – Торн потянул меня прочь. Мы обошли лужу, хотя она никак не могла намочить наших ног. Подопечный остановился, когда мы поднялись на холм. Вдалеке на дороге еще не осела пыль там, где проскакал тар со своей свитой.
– Ну и как тебе тар Готар? – спросила я, сдержав смешок от внезапной рифмы.
– Он всегда был правильным до тошноты, – отозвался Торн. – Его бы воля, половина таррана отправилась бы на рудники!
– Рудокопы были бы в восторге, полагаю, – я почувствовала, как что-то кольнуло меня в левую ладонь. – Подожди, Торн. Похоже, мы еще не все увидели.
– А что еще смотреть?..
Но я уже не слушала подопечного. Нить вероятности тянула меня за собой, я успела только схватить Торна за руку – и нырнуть в следующую картинку.
Сладкий аромат благовоний странно мешался с уже знакомым запахом хозяйственного мыла. Торн оглушительно чихнул, и я хотела было шикнуть на него, чтобы не шумел. Но это было без надобности, никто даже не повернул головы в нашу сторону.
А поворачивать было кому. В большом зале за накрытыми низкими столами сидели по меньшей мере пятьдесят человек. Судя по тому, что почетное место у дальней стены было отведено юной паре, вломились мы на местную свадьбу. В журчание застольной беседы вплеталась музыка – пузатый мужчина с серьезным видом дул в толстую бамбуковую дудку.
Торн быстро огляделся кругом, потом вопросительно посмотрел на меня. Я развела руками. Взгляд скользил по залу, выхватывая детали. Красные вышитые одежды невесты, белая косынка на высокой прическе, смущенный румянец пробивается на выбеленных щеках. Жених, которому едва ли больше шестнадцати, сидит, гордо расправив плечи, и оглядывает гостей. Два флага на самом почетном месте над головами молодых – зеленый с изображением маяка и встающего над морем солнца и оранжевый с орлом и звездой.
Потянуться к полю мира за информацией? Зачем, если можно просто спросить.
– А что за флаги? – я невольно понизила голос, хотя могла бы хоть орать песни в центре зала и танцевать голой под бамбуковую дудку, никто бы не заметил.
Торн снова одарил меня одним из своих фирменных взглядов типа «ну и что это за оберегающая, которая ничего не знает». И ответил с ноткой снисходительности в голосе:
– Зеленый – это флаг моего таррана, таррана Ямата. А оранжевый – флаг таррана Сента, где властвует благословенный арантар.
– У тебя красивый герб, син-тар, – я решила, что комплимент лишним не будет, и не прогадала – подопечный улыбнулся с довольным видом. Потом внезапно нахмурился.
– Выходит, это свадьба где-то в приграничье. Невеста из наших, а жених из Сента.
– А откуда ты знаешь, что не наоборот?
Торн фыркнул.
– Я смотрю, оберегающих совсем ничему не учат! Свадебное торжество в доме жениха? Да где такое видано?
Я снова огляделась, пытаясь понять, зачем мы здесь. Угощения на столах напомнили мне о том, что человеческое тело надо кормить, и лучше бы регулярно. Сделав мысленную пометку «как вернемся, стребовать с Торна обед», я стала разглядывать гостей. Ничего примечательного. Добротные праздничные одежды, без лишней пышности. То ли зажиточные крестьяне, то ли горожане средней руки.
За нашими спинами грохнула дверь, и я невольно метнулась в сторону, заслоняя собой подопечного. Хотя никто в этом призрачном мире еще не сбывшегося будущего не мог ему навредить.
Шум, взволнованные крики. Мимо нас в центр зала прошагали, чеканя шаг, с десяток воинов.
– Молчать, именем тара Ямата! – послышался резкий окрик. Пала тишина, накрыв зал белоснежной ритуальной косынкой.
Один из воинов выступил вперед и нарочито медленно развернул свиток тонкой бумаги с яркой печатью из зеленого воска.
– Именем благословенного тара Ямата, мы берем под стражу этого мужчину, вора и сына деревни воров Икама. Он будет с позором выдворен за пределы Ямата. Если он или кто-либо иной из деревни Икама пересечет нашу границу без милостивого разрешения тара, наказанием будет смертная казнь.
Этого мужчину? Двое воинов грубо схватили и выволокли через стол мальчишку-жениха. Пронзительно закричала невеста, хватая его за руки. Но через мгновение ладони жениха выскользнули из ее пальцев, и она всхлипывая сползла по стене. Мальчишка до последнего держал лицо. Он не кричал, когда безжалостные руки сомкнулись на его плечах. Только сопротивлялся, молча и отчаянно, хотя шансов у него не было. Если я хоть что-нибудь понимала в местных традициях, жених и гости на свадьбе были безоружны.
– Я понял, где мы, – послышался сдавленный шепот Торна у меня над ухом. – Это Такама, деревня у каменоломни на границе. Я тебе потом расскажу!
Из-за стола резко поднялся мужчина. В его длинных убранных в хвост волосах пробивалась седина. Судя по тому, как он смотрел на бьющегося в хватке воинов жениха, мальчишка был ему сыном.
– Ты назвал Икаму деревней воров, воин Ямата. Готов ли ты ответить за свои слова перед таром Сента, благословенным арантаром?
Воин со свитком медленно повернулся к говорящему.
– Я лишь голос, который возвещает закон тара Ямата на этой земле. Убирайся прочь вместе со всеми, кто пришел с тобой из Икамы. Вы не получите больше наших женщин, как не получите ни единого камешка из нашей каменоломни. Слишком долго вы жирели от плодов нашей земли, но этому настал конец. Таково слово тара Ямата.
Отец жениха в один прыжок перемахнул через стол. Следом за ним вскочило еще с десяток мужчин. Кто-то из женщин рыдал, кто-то тряс за плечи бесчувственную невесту, и только пузатый музыкант продолжал дуть в свою бамбуковую дудку, как заведенный.
Грохот. Крик. Брызнули осколки белого фарфора, разлетаясь по полу. Брызнула алая кровь. Я невольно отшатнулась, заслоняя лицо ладонью. Но красные капли пролетели мою руку и лицо насквозь.
Торн выхватил меч и бросился в самую гущу схватки, пытаясь оттеснить воинов брата от гостей, которые хватали вместо оружия тяжелые блюда и столовые ножи. На мгновение вдох замер у меня в горле.
«Он погибнет!» – это видели мои глаза, и все мое существо рвалось на защиту, хотя этот мир не мог причинить Торну вреда. Отточенные лезвия и выщербленные блюда пролетали сквозь фигуру син-тара. Кажется, он что-то кричал там, среди звона и крови, и его лицо казалось застывшей маской из тарского придворного театра, откуда у меня в голове эти сравнения, я ведь никогда не видела этих масок, я…
Скользкий шелк под пальцами.
– Торн!
– Пусти меня! – хрипел он и снова бросался в гущу бойни, замахиваясь призрачным мечом и кривясь от боли – чужой, близкой, настоящей.
Я оттащила его с третьей попытки. Выволокла сквозь дверь, пролетела с подопечным по улице и свернула за первый же угол. На шум и крики к покинутому нами дому уже бежали люди. Торн вырывался, но нет в известных мне мирах силы, способной разжать хватку оберегающей, если подопечный раз за разом бросается в безнадежную битву. Или висит над пропастью.
В переулке было безлюдно. Торн больше не пытался ринуться назад. Просто стоял, прислонившись к стене и опустив меч. Пальцами левой руки Торн сосредоточенно потер лоб, потом левую щеку. Потом правую. И снова лоб.
Я знала, что он пытается стереть.
– Ты ничего не сможешь изменить здесь, – сказала я тихо, делая ударение на последнее слово.
Подопечный поднял на меня глаза и посмотрел так, как будто видел впервые. Потом опустил взгляд на свои пальцы. Совершенно чистые.
– Такама и Икама, – глухо проговорил Торн. – Две деревни на границе тарранов Ямата и Сента. Граница всего лишь условность, говорил отец. Он закрывал глаза на то, что люди из Икамы берут камни из нашей каменоломни. Как арантар закрывал глаза на то, что люди Такамы распахивают под свои поля куда больше земель, что позволяют им границы на карте.
Син-тар поднял к глазам свой изогнутый клинок – тоже совершенно чистый – и с силой вбросил его в ножны.
– А Готар решил не закрывать. Убивать людей из-за каменоломни? Бросать вызов арантару? Проклятый идиот!
Мне показалось, что еще миг, и Торн разрыдается. Нет. Видно было, как он сжимает зубы и возвращает на лицо свое обычное чуть насмешливое выражение.
– Третья нить, – после недолгого молчания напомнила я. – Сейчас мы увидим Торна, сиятельного тара Ямата, во всем его великолепии.
Син-тар даже не фыркнул в ответ. Плохой знак. И если бы я знала, насколько.
Третья вероятность не пахла ничем.
Мне всегда нравилось думать, что я готова ко всему. Истинная оберегающая, посланница судьбы, умелая и бесстрастная.
«Все в жизни когда-нибудь бывает в первый раз, – как наяву прозвучал в голове голос оберегающей Тоаны, моей наставницы. – Даже в такой долгой жизни, как наша».
Больно. Жжение во всем теле, будто вместо третьей нити вероятного будущего у меня в руке оказался высоковольтный провод. Я задохнулась, пытаясь выдрать пальцы из хватки Торна. Сгореть в пламени боли самой, но заслонить подопечного – бесславный, но достойный конец.
«Руэна! – ударило в барабанные перепонки. – Руэна! Ты что…» Мир вокруг моргнул, я ощутила гладкий камень под щекой – и отключилась.
Девятый день месяца падающих листьев. Из ненаписанного дневника син-тара Торна Ямата
Нет ничего страшнее перехода от домашнего уюта к промозглому холоду и чувству беззащитности перед слепой стихией. Для этого не нужно бедствий, вроде урагана или цунами. Ты просто можешь быть не готов. Помню ещё в детстве я сидел у стола, и сосредоточенно тренировался в каллиграфии в мягком свете свечей. И вдруг порыв ветра резко распахнул окно. Жалобно зазвенели мелкие стекла, гордость отца и труд дюжины мастеров-стеклодувов. Ледяной вихрь ворвался под свод десятком прячущихся в неверном свете каму пробежал по стенам и швырнул пригоршню сухих листьев на подоконник. Они кружились в жутком танце, с сухим шелестом, словно что-то злобно и неразборчиво шептали. «Воин должен жить так, словно уже умер» – так нас учил Ву, имея в виду, что воин не должен бояться, ведь тому, кто может умереть в любую секунду, бояться просто нечего. И именно эта мысль парализовала меня окончательно. Содрогаясь от холода, я всё смотрел на золотистый хоровод и не мог собрать свою храбрость, чтобы встать, сбросить листву на пол и закрыть окно.
Возвращение в реальный мир было болезненным. Едва темнота перед глазами рассеялись, нас с оберегающей отбросило друг от друга. Я успел кое-как сгруппироваться, а Руэна была, видимо, без сознания и ей крепко досталось. Она отлетела на несколько кэн, по дороге сломав стул, и выбила ножку стола, под которым и остановилась.
– Руэна, ты что? – крикнул я, поднялся на ноги и подбежал к оберегающей.
Она не ответила и даже не пошевелилась. Я вытащил её из-под стола за ноги, напрочь позабыв о приличиях. Руэна была бледна до синевы. Она дышала, словно сопротивляясь этому – резкими короткими вдохами, которые заставляли вздрагивать тело.
«Да ей же каму овладели!» – понял я. Как говорил старый отцовский лекарь Мэзэо: если каму попал в человека, человек заболевает. Каму теряется внутри и растворяется в крови. И человек становится отражением духа, переставая быть собой, но и не становясь каму. Духа нужно выпустить наружу. Отвори такому человеку кровь – и каму уйдет. Дух будет благодарен, а человек поправится.
«Меч не годится», – решил я и схватил короткий узкий нож с камина.
Я положил Руэну на кровать и сделал короткий надрез на запястье. В то же мгновение оберегающая открыла глаза.
– Ты, я смотрю, времени даром не теряешь, – несмотря на свой бледный и побитый вид, Руэна не растеряла присутствия духа. – Стоило девушке на минутку прикрыть глаза, как ты ее затащил в постель.
– Да не дай каму такую в постель затащить, – мгновенно отреагировал я. Наверное, скоро научусь достойно отвечать на её выпады.
Руэна поморщилась и зажала запястье здоровой рукой.
– Ох уж эта средневековая медицина!
Она убрала пальцы, зажимавшие рану. На запястье остался тонкий шрам, который на глазах исчез. Я не подал вида, насколько меня поразила эта демонстрация сил, но не удержался от вопроса:
– Что с тобой произошло?
– Я… – оберегающая замолчала. Она молчала так долго, что я решил уже не ждать ответа, но она закончила:
– Я не знаю. Спасибо за кровопускание.
– Ты же вроде была недовольна…
– Повреждение моего тела включило сигнальную систему, а она задействовала резервы организма и вывела меня из комы.
Я не понял ни единого слова, но покивал на всякий случай. Ударилась оберегающая головой, да ко всему еще и каму в нее проник, мало ли что теперь болтать будет. Главное, чтобы не переживала, пока в себя не придет. Руэна вздохнула и села у окна. Я расположился рядом и задумчиво прошептал:
Солнцем горит
В жилах кипящая кровь:
Ждёт изменений
– Это стихи? – спросила Руэна, удивленно поднимая голову.
Я смущенно отвернулся.
– Иногда вот…
– А ты определенно начинаешь мне нравиться, син-тар Торн, – сказала оберегающая.
– Звучит как угроза, – буркнул я.
– Что предлагаешь дальше делать? Будем свиток жечь? – проигнорировала мои слова Руэна.
– Если тебе лучше, приводи себя в порядок, и будем собираться в дорогу.
Рынок оглушил многоголосой перебранкой нескольких сотен людей. Рыбаки вернулись с вечернего лова и крестьяне побогаче спешили урвать себе свежатины. Мы с Руэной проталкивались сквозь плотную толпу, пока рыбные ряды не закончились.
– А почему мы здесь ничего не купили? – удивилась оберегающая.
– Ты хочешь взять в путь рыбы? – изумился я. – Ты вообще когда-нибудь за крепостную стену выбиралась?
И тут Руэна вновь поразила меня: она смутилась и промолчала.
– До ближайших селений рудокопов три дня, – пояснил я. – Рыба испортится к обеду первого. Мы возьмём копчёной и вяленой.
Оберегающая задумчиво молчала. Я про себя решил ничему не удивляться, но тут она поразила меня третий раз:
– Копчёности. Боги, как я хочу копчёной рыбки! – сказала Руэна, ухватила меня за рукав и потянула вперёд.
– Да подожди же ты, – я осторожно освободил одежду из её рук, – тебе стоит прикупить одежды. Не годится ходить все время в одном халате, а потом и до еды доберёмся.
Руэна вздохнула и пошла за мной. Это всё было очень странно. Я, конечно, не очень представлял себе, что и как чувствуют оберегающие. Но женщина, которая так спокойно и даже уныло отнеслась к покупке нарядов! Впрочем, она сразу оживилась, когда вокруг нас запестрели одежды всех цветов радуги. С восхищением ребенка Руэна перебирала отрезы ткани, брала и снова складывала на прилавок расшитые цветами халаты. А потом словно по щелчку пальцев возникла старая знакомая оберегающая.
– И долго мы будем эти кукольные одёжки смотреть? – спросила она, разглядывая нежно-бирюзовую накидку.
Возмутиться мне не дали.
– Идём, нам туда, – уверенным тоном сказала Руэна и пошла сквозь ряды, не обращая внимания на зазывающих продавцов.
Поворот, снова поворот. Мы оказались в отдаленной части рынка, куда я, признаться, даже и не заходил никогда. Толпы здесь не было, прилавки стали пониже, навесы порой и вовсе отсутствовали, а товары явно были попроще и намного дешевле.
– Зачем ты меня сюда привела? – удивился я. – У меня есть средства!
– Тебе придётся поверить мне, я же оберегающая, – отрезала Руэна. – О, нам сюда!
Она просветлела лицом и подошла к одной из лавок, явно знавших лучшие дни. Хозяин тоже когда-то был и посвежее, и спина его была попрямее, но к нам он выбрался довольно проворно.
– Молодые господа, – сказал он с низким поклоном. – Я к вашим услугам. Лучшие дары земли Ямата и…
– Нам нужна еда в конную поездку, на десять дней.
– Конечно, молодой господин, – мелко закивал хозяин. И начал сноровисто снимать вязанки сушеного мяса, подвешенного на жердях, держащих полог.
– Копчёная рыба немного попахивает, но вполне съедобная, – продолжал он, выкладывая коричневые переплетенные волокна на предусмотрительно подстеленную пыльную циновку. – Тэй белых бобов. Сухие лепёшки, только размочить в теплой воде. Три тэй риса. Чай с южной окраины Сента. Мешочек с солью. Молодая госпожа захочет полакомиться сыром.
Гора снеди росла на глазах.
– Остановись, достойный продавец! – наконец не выдержал и засмеялся я. – Этого достаточно. Мы не планируем держать стодневную осаду!
– Молодой господин знает историю таррана, – с уважением поклонился торговец.
– А покажи-ка мне вон ту одежду, что висит на стене лавки, – попросил я.
Хозяин удивился настолько, что маска вежливости на мгновение сползла с его лица. Впрочем, это произошло так мимолётно, что мне это могло просто показаться.
– Конечно. Это очень… м-м-м… добротная одежда. У меня часто покупают её… э-э-э… люди, которым нужна крепкая одежда.
Серые штаны и халаты из конопляной пеньки действительно выглядели довольно крепко. И очень дёшево. В самый раз для работы в поле. На секунду вспомнились липовые крестьяне в льняных халатах.
– Хорошо, берём! – усмехнулся я. – Сколько мы должны за это всё?
На лице хозяина отразилась внутренняя борьба. Жадность боролась с достоинством.
– Два серебряных хона, молодой господин, – победила жадность.
Руэна кашлянула.
– Да, молодая госпожа, – не удержался я.
Она прикрыла лицо веером. И прошептала:
– Я чувствую, что надо заплатить золотом. Верь мне…
– На эти деньги можно купить всю его лавку целиком, – так же шёпотом ответил я и сказал хозяину:
– Достойный человек, это за твой товар. Вот твои два серебряных хона, – полюбовавшись на загоревшиеся глаза продавца, я снова залез в кошель и достал еще одну монету. – И благодарность за твоё обхождение.
И протянул ему полновесный золотой. Хозяин лавки закашлялся. Потом убрал руки и спрятал их за спину.
– Я не возьму таких денег, молодой господин. Товар, который я дал вам, стоит тридцать медных хонов. Простите меня, господин, – продавец поклонился и замолчал.
Я вздохнул и вытащил еще одну золотую монету.
– Достойный человек. Не обижай меня отказом. Когда ты собрал мне припасы в дорогу, ты заработал тридцать медных хонов. А когда проявил честность, несмотря на то, что тебе нужно кормить семью, а я наверняка не беден и могу позволить себе швыряться деньгами, ты заработал больше чем два золотых хона. Я уверен, что не пожалею о своей плате, – сказал я и положил деньги на прилавок.
Рядом удовлетворенно кивнула оберегающая. Продавец забрал дрожащей рукой монеты и они, блеснув на солнце, исчезли у него за пазухой. Я быстро уложил покупки в дорожную сумку, закинул на плечо и направился к выходу.
– Теперь обратно в замок? – спросила Руэна.
– Нет, тут недалеко есть отличный постоялый двор. Там это всё и оставим.
По дороге к постоялому двору я несколько раз недобрым словом помянул так не вовремя отпросившегося слугу. Мыслимо ли, что Атари развлекается на свадьбе в родной деревне, когда хозяин так… я перекинул мешок с припасами на другое плечо… так вкалывает.
– Слушай, почему не в замке? – оберегающая решила развлечь меня беседой, нести груз я ей не позволил. – И вообще, что нам мешало взять дорожные запасы в закромах тара?
– Да ничего не мешало, – задумчиво протянул я. – Только не дает мне покоя то, как распорядились властью мои дражайшие родственники в тех вероятностях. И есть теперь у меня подозрение, что в пути мы можем налететь на случайную стрелу из подворотни, а то и на меч из-за деревца… Так что обставим свой отъезд очень тихо.
Я оглянулся на Руэну, она молчала, но на лице оберегающей я заметил необычное для нее выражение лица. Такое же, как у моего учителя – мастера Ву, когда у меня получался особенно сложный фехтовальный выпад.
Аран нехотя сползал к горизонту, устав поливать жаркими лучами скорбящий по ушедшему правителю город. Мы с Руэной уже второй раз за день шли пыльной дорогой в замок. Оберегающая на этот раз была молчалива, решив видимо, для разнообразия, соответствовать придуманной мною легенде.
– Торн, я внезапно поняла, – наконец нарушила молчание она. – Что не выразила тебе свои соболезнования.
– Не стоит Руэна. – ответил я. – Тар был в первую очередь отцом таррану, а не своим детям. Я едва могу вспомнить, когда мы с ним просто говорили. Без насущной политической цели.
– Прости. Я не знала… Но тогда что нас удерживает от того, чтобы тронуться в путь прямо сегодня?
– Традиции. До четвёртого дня тар не считается умершим. Он всё ещё действующий правитель, – ответил я и добавил вполголоса. – А ещё он всё-таки был моим отцом и я должен с ним проститься.
– Страхуются от того, что тар не в глубокой коме, – пробормотала Руэна. – О, эта средневековая медицина. Впрочем, разумный вариант.
Тут она подняла на меня взгляд.
– И вновь прости меня, Торн. Для оберегающей я досадно мало знаю о твоём мире. А он очень отличается от мест, где я успела побывать. Обычаи, уклад, архитектура… да я практически ничего о вас не знаю.
– Вот с этим я точно смогу помочь. Идём.
Каменные ступени вдоль крепостной стены уводили вверх. Мы прошли сквозь пустующий пост охраны. Стена пострадала от недавнего землетрясения, и на время ремонтных работ караул выставлялся снаружи. Уже третий месяц. Пыльная караулка осталась позади, мы преодолели еще один лестничный марш, и перед нами открылась Торико. В розовом закатном свете город напоминал детскую игрушку, вырезанную из сандала руками мастера. Столица утопала в осенних листьях. Посреди этого золотистого моря возвышалась череда острых черепичных крыш, к окраине сменяясь соломенными скатами, каменные мосты, украшенные скульптурами, чередовались резными деревянными. Узкие улочки протискивались между домами и превращались в площади, а потом снова исчезали между зданиями. Руэна прислонилась к нагретому за день зубцу крепостной стены и замерла, глядя на открывшийся вид.
– Люблю здесь бывать. Каждый день прихожу! Но это что, – сказал я и усмехнулся. – Ты не представляешь какой вид с дозорной башни! Пошли.
Дальше гладкая кладка разошлась – землетрясение не пощадило древнюю стену, и через трещину шириной почти два кэна были переброшены доски. Я шагнул на этот импровизированный мостик, обернулся и понял, что Руэна продолжает разглядывать город, даже не услышав меня. В этот момент доски затрещали, и я полетел вниз.
Замковая стена Ямата не самое высокое укрепление на Тарланге. Восемь кэн у нас против десяти в Сента. Я уже не говорю о Дашими, где стена построена на скальном выступе, возвышаясь на двадцать два кэна, внушающих уныние любому потенциальному врагу. Но падая с такой высоты на булыжную мостовую, поневоле сожалеешь о том, что каму вулкана Хатори, заставляющие землю сотрясаться, не развалили этот бесполезный забор. Впрочем, я едва ли успел об этом подумать. Спустя краткое мгновение я с размаху влетел… в стоящую внизу повозку со стогом сена. Я соскользнул по сену вниз и оказался на ногах на твёрдой и безопасной земле Ямата.
Спустя мгновение сверху раздался ещё один «плюх» и на меня скатилась Руэна. И тут же схватила меня за грудки.
– Не смей… больше… падать… – выдохнула она слово за словом.
Я не сразу нашелся, что ответить, и тут позади нас за телегой раздался крик.
– О благословенная Сангару, творительница этих… как их! Мои цветы!
Голос показался мне смутно знакомым. Сверху с телеги послышался ответный крик:
– С дороги, пьяный осёл!
Руэна уже тянула меня за рукав мимо телеги. Первое, что мне бросилось в глаза – это большие корзины на обочине, наполненные белыми лотосами. Одна из корзин валялась посреди дороги, цветы рассыпались в пыли, и запряженная в телегу лошадь лениво жевала неожиданное лакомство. Перед ней ползал давешний торговец, пытаясь сгрести лотосы в кучу. Но старик, судя по всему, был пьян, и только поднимал пыль. Рядом валялась глиняная бутыль, из которой уже натекла ароматная лужа. С телеги на торговца замахивался кнутом возница.
– Это еще что? – к ним бежал стражник. Руэна подхватила с земли лотос и потащила меня прочь. – Опусти кнут, ты! Под сенью тарской стены…
– Мои лотосы! – несся нам вслед жалобный пьяный крик торговца. – Мое подношение… милостивым каму… Такое богатство мне, недостойному… А ну выплюнь, ты, животное!
Мы прошли быстрым шагом до поворота улицы. Я оглянулся через плечо. Стражник оттаскивал торговца с дороги, тот отбрыкивался и продолжал голосить что-то про милостивых каму и лотосы.
Перед нами в просвете домов открылся крошечный пруд с резным деревянным мостиком над ним.








