Текст книги "Камни, веер, два меча (СИ)"

Автор книги: Александр Форра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Камни, веер, два меча

Часть I. Фусэки

Фусэки (яп. 布石) – начальная стадия партии в игре го. Считается, что стадия фусэки заканчивается тогда, когда в партии начинает завязываться первая борьба. Японский термин фусэки обозначает «распределение камней»

Позднее утро восьмого дня месяца падающих листьев. Из ненаписанного дневника син-тара Торна Ямата

Третий день, как нас навсегда оставил благословенный тар. Внезапная смерть, но даже правители – лишь игрушки в руках судьбы. Странная смерть, отмеченная недобрыми знаками на гадальных камнях. Злая смерть, забравшая сначала отцовскую прорицательницу, а потом и его самого. Я бы поклялся, что это убийство, но отец успел даже завещание написать. Уж рассказать, что на него покушались, времени хватило бы с лихвой.

Третий день как меня одолевают мысли о будущем. А миру всё равно. Деревья уже покрылись пятнами сусального золота, словно ржавчина тронула добрую сталь. Листья ручейком льются на землю.

Лист золотистый

В танце прекрасном летит

С пылью валяться

Это трехстишье я написал еще в детстве, пока хранитель большой печати рассказывал о системе податей в Ямата. Отец, заглянувший на урок, заметил и отобрал кусок пергамента. Прочитал, поморщился и выбросил его в камин. Больше никто не видел моих стихов. Я их не записываю, и строчки забирают каму, которые питаются воспоминаниями. Только это одно и осталось в моих пропитанных кислым вином мозгах.

Третий день, и надо что-то решать. А листья все текут с деревьев. Скоро этот ручеек превратится в водопад, и к таррану Ямата потянутся холодные языки северного ветра. Что-то заканчивается, что-то начинается.

Эта история началась ранней осенью на маленьком позабытом лесном погосте. Я стоял у края довольно глубокой ямы, мучился похмельем и, признаюсь, здорово нервничал. Могильщик, казалось, еле ворочал заступом, время шло, а мне ну совсем не хотелось попасться кому-нибудь на глаза.

– Шевелись давай! Солнце уже высоко! – прошипел я, заглядывая в яму.

– Господин син-тар может быть спокоен, все будет сделано, – пробормотал копатель и поклонился, что сверху смотрелось довольно забавно. Я хмыкнул. Потом вспомнил где мы и чем занимаемся и добавил копателю бодрости:

– Быстрее! Если к полудню не закончишь, денег не получишь.

Чтобы придать веса словам, я положил руку на рукоять меча. Могильщик оценил мою силу убеждения и удвоил усилия. Земля полетела во все стороны, словно он работал не лопатой, а, как собака, разрывал мышиную нору лапами. Один особенно жирный комок глины тут же попал мне в плечо, я выругался и отступил подальше.

«Дух покойного батюшки, наверное, повторно умирает, уже со смеху, – подумал я. – Сидит себе в беседке Вечности и хихикает. Ну ведь есть же владетели, сохраняющие разум до перехода в иной мир! Устроил бы бой на мечах между наследниками. Или как тар Сента, благословенный арантар – состязание по декламации вечных уложений и государственных законов наизусть. Но нет, старый тар Ямата, мой почтенный отец, от души покуражился над алчными наследничками!»

– Нижайше прошу у господина син-тара прощения за любопытство. Правда ли, что благословенного тара настигло проклятье? – прервал мои мысли могильщик.

Я поневоле вспомнил вскрик старшего прорицателя таррана, увидевшего в опочивальне умершего расклад на гадальных камнях.

– Чего только люди не болтают, – комок грязи, поддетый сапогом, разбился об ствол ближайшего дерева. – Копай уже.

Могильщик вернулся к работе, а я глубоко задумался. Перед глазами чередой мелькали картинки последних нескольких дней. Вот я еду из павильона весёлых сестер, едва держась в седле, а потом хмель слетает – в замке приспущены флаги. Вот я пускаю коня вскачь, но успеваю лишь узнать, что опоздал.

Вот управляющий замка поднимается на северную башню огласить весть о беспробудном сне владетеля. Вот мы, наследники, собрались у дверей отца, а из покоев усопшего выходит старый верховный жрец таррана рука об руку со старшим прорицателем (что, между прочим, очень странно) и вручает нам – троим осиротевшим син-тарам – по свитку.

Вот я развернул бумагу, а там дрожащей рукой отца начертано: «Я верю, что ты можешь стать таром! В подтверждение этого пять свершений жду от тебя. И первое из них: найди в Закрытой могиле свою помощь». Какой злющий каму нашептал этот бред на ухо умирающему?

И других «свершений» не видно, мутные разводы вместо текста. Прорицатель объяснил: каму коснулись нитей судьбы и скрыли текст завещания. Как первое задание будет выполнено, появится второе, и так далее. Я тогда здорово призадумался, вспомнив Закрытые могилы. Вообще не дело каму умерших тревожить. А это… Базальтовые плиты толщиной в две ладони, постаменты со сдерживающими молитвами. Что или кто там закрыт? Хороших (при жизни) людей так не хоронят. Начать бы с другого задания, да не видно их… А сидеть у окна в ожидании невесть чего, продолжая заливать в глотку кислое вино… Тошно! Надо было что-то сделать. Хоть что-нибудь.

Братец Готар тоже сильно призадумался, прочитав свой свиток. Едва ли его отправили копать – утром они со слугой оседлали коней и ускакали в сторону Долины сердитых каму. Не иначе кипяток из бурлящих источников в кувшин набирать. Только сестрица Нимара осталась как всегда мила и спокойна, ушла в свои комнаты едва ли не с улыбкой. И сегодня из них не показывалась.

Пока я предавался этим грустным воспоминаниям и пытался отделить белый шелк от серо-коричневой грязи, в яме раздался отчётливый стук железа по дереву. Я постоял поодаль, прислушиваясь к скрежету, пока могильщик не окликнул меня:

– Господин син-тар может посмотреть, вроде как всё!

С этими словами он сноровисто выбрался из ямы. Я заглянул в могилу. На дне обнаружился гроб. Нельзя сказать, чтобы находка была неожиданной, но надежда на другой исход всё-таки была. Я достал из-за пазухи глухо звякнувший кошель. Могильщик подхватил его и исчез за ближайшим кустарником.

Копатель поработал на славу, гроб был полностью очищен от земли, поднимай – не хочу! Я не хотел. Настолько не хотел, что промелькнула мысль нанять парочку бродяг для этой работы. Потом представил, как пойдёт слушок о том, что син-тар раскапывает закрытые могилы, и как я получу прозвище «тар-гробокопатель». Сразу передумал! Посмотрел по сторонам, в десятый раз за день пожалел, что отпустил своего слугу на свадьбу к брату, и спрыгнул в могилу.

Стараясь не дышать носом, я наклонился к гробу и начал ощупывать его в поисках защёлки. Она обнаружилась справа – маленькая, неудобная и вдобавок залепленная глиной. Ломая ногти, я открыл её, раздался щелчок. Я взялся за край крышки и потянул. Она поддалась на удивление легко. Мелькнула запоздалая мысль, что за такое время под землей деревянный ящик должен был бы превратиться в труху. Ох, и не к добру это всё. Так, схватить обещанную «помощь» и обратно в замок, от чужих каму подальше!

А потом крышка гроба откинулась, и я застыл. Я ожидал увидеть бурые от времени человеческие останки и какой-нибудь неведомый кусок металла – артефакт, который и должен был помочь мне в борьбе за наследство, но в гробу лежала девушка.

«Восемь уродливых женщин!» – выругался я: обитательница Закрытой могилы ничем не отличалась от живых. На вид – моего возраста, невысокая, худая, с вьющимися тёмными волосами, только самые кончики отдавали темной медью, словно их слегка тронул огонь. Очень бледная кожа, что для трупа в общем-то не удивительно. Вышитый золотыми цветами бордовый традиционный костюм, кожаные сапоги. Милая, в общем-то, девушка, даром что мёртвая. И никакого артефакта на ней не было.

Я еще раз внимательно оглядел тело, но не увидел на девушке никаких украшений, кроме вышитых на халате золотых тюльпанов. Что же делать? Может, она сама и есть «помощь»? И что прикажете, колёсики к гробу приделать и за собой ее таскать?! А может всё-таки тут есть артефакт? На спине или – еще хуже – под одеждой?

Пока я искал в себе решимость притронуться к телу, девушка открыла глаза и сказала:

– Кого это ты назвал уродливой?

Восьмой день месяца падающих листьев. Из ненаписанного дневника оберегающей Руэны Отчаянной

Первым включилось обоняние. Тяжелый запах сырой земли, горчинка ранней осени. Едва уловимая нить – терпкий аромат чужого страха пополам с гневом, а за ними кислый запах вчерашнего вина. Следом вернулся слух.

«Восемь уродливых женщин!» – услышала я знакомый голос. Сколько раз он звучал из зеркала Судьбоплетов, когда я готовилась к миссии. Восемь-то откуда? Да еще и уродливых? Я представила себя лежащей в ряду еще семи женщин неприятной наружности. Ох уж эти Судьбоплеты с их юмором! Любят поизмываться над оберегающими!

Что я знаю о тебе, подопечный? Старший сын покойного тара Ямата, девятнадцать лет, не замечен, не привлекался… Хотя, как раз-таки и замечен, и привлекался бы, если бы не был син-таром. Но меня не отправили бы помогать никчемному богатому оболтусу. Точно нет.

Зрение возвращалось неохотно. Сквозь серую пелену проступило лицо Торна – еще более юное, чем мне казалось в зеркале. Черные брови сошлись на переносице, запах страха и гнева усилился, вина, впрочем, тоже. На мгновение я увидела себя его глазами – юная девушка, лежащая… Стоп! В гробу? В разрытой могиле? Ладно. С организаторами этого ну очень драматического знакомства с подопечным я разберусь после.

– Кого это ты назвал уродливой? – сказала я, чтобы немного разрядить обстановку, и села, с наслаждением вспоминая навыки владения человеческим телом. Разрядить не вышло. Торн одним прыжком вылетел из могилы.

– Поможешь выбраться? – на всякий случай сделала я вторую попытку. Но вместо протянутой руки увидела блеснувшее в утреннем солнце лезвие изогнутого меча.

– Ты не выйдешь с этого погоста, злобная кёнши, – выплюнул син-тар, стоя на краю ямы и всем своим видом давая понять, что стоит мне попробовать выбраться – и он покрошит меня в капусту. Или не в капусту. Что у них тут растет? Еще будет время выяснить. В одно движение я взвилась на ноги. Торн даже не дрогнул, молодец. Прыжок – и я уже стою по другую сторону ямы от син-тара. Хлопнули на ветру широкие бордовые рукава, расшитые золотыми тюльпанами.

– Не выйду? – говорят, оберегающими становятся ради удовольствия от процесса. – Спорим на тот жидкий хвостик, что ты носишь на затылке?

Издав устрашающий звук, Торн ринулся в атаку, огибая разрытую могилу по правому краю. О, как он был великолепен в этот момент! Скорость и бесстрашие во плоти, вихрь ярости и безжалостной стали! Ну, то есть это Торну, наверное, так казалось. Меч сверкнул над моей головой, и я знала, что в воображении подопечного я уже распадаюсь на две половинки. Темноволосые, злобные, но уже не опасные для спокойствия таррана Ямата. Я же ждала нужного мгновения и вскинула руки. Хлопок – и лезвие меча остановилось между моими ладонями.

– Неправильно ты, Торн, с кёнши воюешь, – сказала я наставительно, глядя в бешеные глаза юного син-тара. – Где колокольчики? Где топор? Кровь черной собаки не предлагаю, слишком люблю животных. Ну уж монеты хотя бы мог бы рассыпать. Я бы увлеклась пересчетом, и…

Договорить он мне, конечно, не дал. Дернул меч на себя, ожидая, что я с воем упаду на землю с разрезанными до кости ладонями. Чего он не ожидал, так это того, что меч не поддастся. Пальцы Торна соскользнули с рукояти, он отступил, запнулся о комок глины и едва не упал в могилу. Я с улыбкой выпустила лезвие из ладоней и тут же перехватила меч за рукоять. Кожаная оплетка приятно грела руку.

– Отрезать хвостик я тебе, пожалуй, все-таки не стану, – сказала я, глядя в пылающие гневом темные глаза. – Без него ты будешь плохо смотреться на церемонии наречения тебя таром Ямата. Но вот выслушать меня тебе все-таки придется, син-тар Торн. Потому что я, разумеется, не кёнши. Я оберегающая. Твоя воплощенная удача. Приятно познакомиться.

На лице Торна промелькнуло понимание. Стало быть, про оберегающих он слышал, хотя бы краем уха. Лучше бы, конечно, целым ухом, но на такую удачу я рассчитывать не могла.

– Твой достопочтенный батюшка планировал передать тебе вот это, – свободную руку я запустила за ворот и извлекла овальный амулет на толстой цепочке. Бирюза, обрамленная серебряными листьями мальвы, блеснула в лучах осеннего солнца. – Если не ошибаюсь, помогает сохранять ясность рассудка в любой ситуации. Очень рекомендую надеть прямо сейчас.

Торн взял амулет, все еще источая горький аромат гнева. Следом я протянула ему меч рукоятью вперед, готовая ко второму раунду сражения. Но то ли амулет стал действовать сразу, то ли про оберегающих син-тар знал больше, чем я даже надеялась. Взгляд юноши из гневного сделался оценивающим. Меня подмывало сказать что-нибудь вроде «возьми меня с собой в дорогу, я тебе пригожусь», но я молчала, ожидая слов подопечного.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Пойдешь со мной. По дороге придумаю, кем тебя представить.

В этот момент я впервые увидела в юном оболтусе задатки будущего тара. Которым я помогу ему стать.

Некоторое время мы смотрели на разрытую яму с открытым гробом внутри. Торн без особого энтузиазма покосился на лопату, воткнутую в земляной бортик. Видно было, как все в нем восстает против грубой и грязной работы, не подобающей его положению в обществе. Потом син-тар перевел взгляд с лопаты на меня. Если не хочется использовать один инструмент, возможно, сгодится другой?

– Даже не думай, – отрезала я. – Закапываться обратно я не буду.

– Я не это имел в виду!

Я демонстративно вынула из рукава бумажный веер и начала обмахиваться им, изображая придворную даму, чуждую всякой работе.

– И просто закапывать яму лопатой тоже.

– И не это!

Я наградила его ехидной улыбкой. Получила в ответ мрачный взгляд человека, у которого болит голова после вчерашних возлияний, да еще и вдобавок приходится иметь дело с упрямой оберегающей.

– Я имел в виду, – сквозь зубы проговорил Торн. – Может быть, ты не только мечи умеешь ловить? Ну там, щелчок пальцами – и земля обратно в яме, а плита сверху?

– Только если от этого будет зависеть твоя жизнь, – я постаралась придать голосу максимум серьезности. – Явно не тот случай.

Торн еще некоторое время сверлил взглядом яму. Потом демонстративно отвернулся от нее и пошел прочь с погоста, сделав мне короткий жест следовать за ним. Привык, что его слушаются без вопросов. Это мы тоже исправим, но в другой раз.

Когда мы дошли до поляны, где у Торна была привязана лошадь, син-тар вдруг остановился и смерил меня взглядом с ног до головы.

– Пойдем пешком, – сказал юноша не терпящим возражения тоном. – До замка недалеко.

– Твоя лошадь не вынесет двоих? – удивилась я, оглядывая массивное животное со светлой шкурой и длинной черной гривой. Тем более что на этот раз Судьбоплеты поселили меня в легкое и стройное тело.

– Вынесет, – Торн поморщился. Кажется, он бы предпочел, чтобы я какое-то время помолчала. – Но это неприлично. После этого к тебе будут относиться, как… В общем, не стоит.

Идти по осеннему лесу было приятно. Хруст шишек под ногами, пятна солнца на тропинке, едва уловимый аромат дыма. Лошадь послушно ступала за хозяином. Торн шагал широко, и я не сразу подстроилась под его шаг.

– Ну что, первое задание ты выполнил, – бодро начала я. – Уже знаешь, что там дальше?

– Пока нет, – ответил Торн. – Узнаю только после проверки первого задания прорицателем и старшим жрецом. Кстати, мне тебя так и называть, оберегающая? Или у тебя есть имя?

– Есть, – я в который раз усмехнулась про себя. Опять я забыла про эту формальность. – Руэна. Прозванная когда-то «Отчаянной», это может сойти за фамилию.

Торн кивнул и снова поморщился.

– Кстати, что ты все-таки еще умеешь? – поинтересовался он. – Было бы неплохо, если бы ты могла избавлять от головной боли.

Он сделал паузу и нехотя продолжил:

– Или опять только если от этого будет зависеть моя жизнь?

– Именно, – развела руками я. – Могу искренне посочувствовать и дать совет больше не перебирать с вином. Тоже, знаешь ли, не каждый на это решится, глядя на такого грозного син-тара, как ты.

Торн покосился на меня. Он явно никак не мог привыкнуть к такой манере вести беседу.

– И это все? Сочувствие и советы? Я как-то иначе себе представлял помощь Легендарного Оберегающего.

– Бесконечное золото и бесконечные патроны? – прищурилась я. – Нет, это не к нам.

– Понятия не имею, что такое патроны, – в голосе Торна слышалось все больше раздражения. – А вот золото было бы полезно! В дорогу мне из отцовского наследства много не дадут.

– Увы, нет.

– Хотя может и дороги-то никакой не будет, – помолчав немного, сказал син-тар. – Раскопать могилу было не сложно, амулет я получил. Посмотрим, что там за следующее задание. Понравится – съездим, всё развлечение. А вот если дальше надо будет достать жемчужину со дна залива Нэку? Оно мне надо?

– То есть ты не очень-то хочешь быть таром? – уточнила я.

– А зачем? – искренне удивился Торн. – Чтобы вместо охоты и прогулок я выслушивал скучные отчеты управляющего? Вместо прелестей красавиц из павильона весёлых сестриц созерцать унылые рожи просителей? Син-тару, проигравшему в сражении за наследство, положено пожизненное содержание из казны таррана. На вино и развлечения мне хватит. А надоест, так начну выращивать бонсаи в замковой оранжерее. Или разводить лошадей. В общем, найду, чем заняться.

Этого я и опасалась. Как помочь победить тому, кто сам не очень-то и хочет победить? Торн явно не из тех, кому можно торжественно сказать: «Я пришла, чтобы провозгласить твою судьбу, син-тар. Тебе и только тебе предначертано стать таром Ямата. Поэтому бери себя в руки, лечи похмелье – и поехали, пока нас не обскакали!» То есть сказать, конечно, можно. Но толку от этого не будет никакого. Торн закатит глаза, фыркнет и пойдет дальше тратить отцовское наследство, пока не посадили на голодный паёк пенсии проигравшего.

Ничего. К тем, кто рвется навстречу судьбе, пробивая лбом преграды, оберегающих посылают редко. И в основном для того, чтобы перестали пробивать. А вот вправить мозги тому, кто сам многого о себе не знает – это в каждой второй миссии. Не всегда приятно, но уже привычно.

Некоторое время мы шли молча. Солнце припекало все сильнее, и я снова достала из рукава веер. Развернула, усмехнулась – на белом фоне неведомый художник изобразил маргаритки.

– Так что, оберегающая Руэна, ты…, – начал было юноша.

– Стоп! – я щелкнула веером у Торна перед носом. Тот сердито моргнул. – Имей в виду, едва ты скажешь что-то вроде «зря ты пришла» или «не очень-то ты мне и нужна» – и я превращусь в тыкву.

– В смысле? – снова моргнул син-тар, еще более сердито.

– Ох уж эти метафоры, контрабандой пронесенные из других миров! – я картинно воздела руки к небу, любуясь вышивкой на бордовых рукавах. – Я потеряю силу оберегающей. И буду просто находиться рядом, пока Судьбоплеты не отзовут меня назад.

Судя по виду Торна, он едва не сказал «да и ладно», но все же сдержался.

– Я доволен той жизнью, которая у меня есть, – произнес он вместо этого. – Не очень понимаю, чем ты можешь мне помочь. Разве что развлечь приятной беседой за бокалом вина?

И Торн окинул меня оценивающим взглядом. Размышляя, видимо, о разных способах применения талантов оберегающей.

– Приятных развлечений будет с избытком, это я тебе обещаю, – ласково оскалилась я. – Вот только доберемся до свитка со вторым заданием. Там и начнется.

– Ты хочешь видеть меня таром больше, чем я сам, – поскучнел син-тар.

– Конечно! – я снова щелкнула веером, потом раскрыла и яростно им замахала. – Иначе мне придется ждать, пока Судьбоплеты не сообразят, что миссию я провалила. И что пора бы вытаскивать меня назад. У вас тут может пройти десятилетие или даже больше, а терпение, увы, не входит в список моих талантов.

– Это я уже успел заметить, – отозвался Торн и потер пальцами висок.

Кажется, его подмывало сказать волшебные слова, чтобы я все-таки потеряла силу и интерес тащить его за ворот фиолетовой накидки на тарский престол. Но пока он держался. Хорошо, что не сказал. Они бы не сработали, а я бы здорово разозлилась. Мы прошли по тропинке еще немного, и в просвете между деревьями показалась замковая стена.

В тот же день, ближе к вечеру. Из ненаписанного дневника син-тара Торна Ямата

Меня никогда не учили, как вести себя с оберегающими. С благословенным арантаром и другими тарами, с их наследниками и наследниками младших дворянских родов, с воинами своими и чужими, с купцами таррана Дашими и рудокопами гор Тамиру, с крестьянами и городскими торговцами, с просителями и жалобщиками – учили. А с оберегающими нет.

Одно дело легенда, которую слушаешь в детстве у едва тлеющего камина, когда дождь за окном поливает крепостные стены. Можно представить, как оберегающий приходит к тебе – прославленный воин, разумеется, а не девчонка с золотыми тюльпанами на рукавах. Кто-то вроде Атари, с кем можно вдвоем ввязаться в любое приключение. Что-то вроде брата. Не такого зануды, как Готар, упаси каму! С таким, чтоб можно плечом к плечу вступить в любую схватку и завоевать Тарланг отсюда и до северной оконечности таррана Сента, до самого клюва священной чайки.

И совсем другое – когда оберегающая вот она, уже здесь, шагает рядом. Остра на язык, как лучшие из веселых сестриц, но при этом серьезна, как замковый управляющий в месяц сбора податей. Она хочет, чтобы я был таром после отца. Я никогда раньше не задумывался об этом. Отец казался вечным. Сорок один год – самый расцвет для мужчины, правителя, воина. Хочу ли я быть таким, как он? Хочу ли я быть таром? Кто я, Торн Ямата, если отнять у меня титул?

Меня не учили задавать себе этот вопрос.

Мост перед замком был непривычно пуст. В это время обычно к воротам стекались жалобщики, гости и купцы из соседних тарранов, посыльные, носильщики да и просто попрошайки. Осиротел тарран Ямата. Некому выслушать жалобу и поприветствовать гостей. И нет людей на замковом мосту. Лишь двое часовых пекутся живьем в лучах полуденного солнца. А что делать, традиции! Полный доспех – дань неспокойному прошлому, белые платки на локтях – дань скорби.

Там, за стенами, город никак не мог выбрать между тишиной – в память о покойном правителе – и шумным волнением. Из замка просочился слух, что в Торико вот-вот прибудет наместник благословенного арантара. «Чтобы власть, выскользнув из рук умирающего, не упала на землю, разбиваясь на сотни осколков», – как принято было говорить в таких случаях. Всколыхнулась древняя Торико, выбирая между трауром и нарядом для торжественной встречи. То и дело можно было видеть на улицах, как один лавочник украшает витрину цветными флажками, а другой злым шепотом орет на соседа, напоминая про скорбь по почившему тару. Одни традиции сталкивались с другими, завихрялись коварными водоворотами, как в озере Мару.

Пока мы с Руэной шли по мосту, к воротам спустился управляющий. А вот в этом никакой традиции не было.

«Ишь, старый лис, – подумал я. – Что-то не припомню я, чтобы ты самолично у ворот меня приветствовал. Что ж. Приму как должное. Надо привыкать к этим мелким знакам почтения».

– Приветствую господина син-тара и его гостью, – сказал управляющий, опуская голову и слегка кланяясь. Вот уж кому в дни после гибели тара не было и мгновения покоя! Но как ни бурлил замок, ни капли беспокойства не отражалось в этих непроницаемо черных глазах. Все тот же безупречный коричневый халат с неяркой вышивкой, все та же спокойная неторопливость.

– Здравствуй, Банто! – ответил я, и тут понял, что напрочь забыл о легенде Руэны. Нет, как раз легенду-то я помнил: пока оберегающие держат нити судьбы, солнце не устанет вставать над Тарлангом и счастье не покинет народ тарранов. А вот как представить Руэну людям в замке…

– Эммм, моя гостья, – сказал я вслух, пока моя голова со скрипом пыталась отыскать решение. – Руэна.

Банто вежливо слушал, глядя на меня очень пристально.

– Она… эммм, послушница, – выпалил я первое пришедшее даже не в голову, а на язык слово.

Тут я почувствовал тепло на левой щеке. Слегка покосился в ту сторону и понял, что это гневный взгляд оберегающей.

– Госпожа Руэна, – сказал Банто. – Рад приветствовать в столице Ямата, Торико. Сейчас скорбное время для посещения, но это не помешает нам проявить гостеприимство. Какой монастырь представляет наша гостья?

– Она из эммм… Из северной части Сента, монастырь Цветущих вод, – тут я сообразил, что вежливость управляющего не доведёт до добра.

– И не задавай вопросов нашей гостье, Банто. «Ты ставишь её в неловкое положение», – сказал я и добавил полушёпотом. – Она дала обет молчания.

Тревожащее тепло взгляда Руэны на моей щеке превратилось в жар. Но меня продолжало нести:

– Обет молчания в знак скорби о безвременно ушедшем таре Ямата. Руэна будет сопровождать меня в свершениях, которые поручил мне отец, и будет поддерживать эмм… молитвой…

– Но она же не говорит! – опешил управляющий.

Жар на моей щеке превратился в вулканическое пекло.

– Мысленной, мысленной молитвой, конечно! – поспешил уточнить я.

– О, разумеется, мысленной, прошу меня простить, – преувеличенно смутился управляющий. – Я прикажу подготовить комнату для нашей почтенной гостьи.

– В соседних с моими покоях, – завершил я его фразу, и управляющий с поклоном шагнул в сторону, пропуская нас внутрь.

Во дворе замка тоже было непривычно тихо. Приготовления к приезду наместника бурлили где-то вдали. А здесь ветер шуршал желтеющей травой и гонял по площади одинокие листья, словно песчинки времени в древних часах прорицателя. Я хотел показать Руэне направление ко входу в замковую пагоду, но внезапно получил несколько болезненных ударов в плечо. Я удивлённо обернулся и заработал ещё один тычок в грудь.

– Что ты себе позволяешь?

Руэна в ответ пожала плечами, сложила руки лодочкой на груди и прикрыла глаза, словно в молитве. Я не нашелся, что ответить на эту пантомиму и всё-таки показал рукой, куда нам следовало идти, предусмотрительно отступив на пару шагов. Но Отчаянная вела себя тихо, продолжала беззвучно шевелить губами и шла за мной не поднимая глаз.

В тенистой аллее перед входом в пагоду нам навстречу попалась Мару – отцовская хранительница малой печати. Её официальный халат сиял безупречной белизной, две длинные спицы держали на затылке плотный пучок волос в виде аккуратной плотной сферы цвета ночи. Самая юная и самая высокомерная во всем Тарланге хранительница печатей склонилась в приличествующем поклоне, не опустив головы ни на волос ниже положенного. Из-под левого рукава ее халата выглядывало серебро. Уже который раз я замечал, что она постоянно носит один и тот же браслет. Подарок возлюбленного? Память о погибшей матери? Да нет, мать, отцовская прорицательница, скончалась вот только что. Да и какое мне дело до побрякушек Мару, в конце концов?

«Вот уж кто не будет лебезить, если я стану таром», – подумал я. Кивнул в ответ и вдруг понял, что Мару меня словно не замечает. Она впилась глазами в Руэну. Две девушки на мгновение встретились взглядами и мне показалось, что грянул беззвучный гром и в безоблачном небе сверкнула молния. Но морок тут же исчез. Руэна тоже поклонилась, и мы прошли мимо к пагоде. Только оберегающая, чуть запнувшись за камень мостовой, украдкой оглянулась вслед уходящей Мару.

Косая тень от пагоды нависла над нами, и я оробел, словно тысячи раз не входил сюда, не вбегал в детстве с деревянным мечом. За последнее, кстати, я был с позором выставлен старым Даичи, поскольку деревянное оружие – тоже оружие, и будь ты хоть трижды син-таром, в пагоду с ним входить нельзя. Я снял перевязь и передал меч низко склонившемуся передо мной жрецу.

Длинный коридор между каменными колоннами обступил нас сразу за дверями, тесаный булыжник дыхнул холодом, словно не зная о том, что на улице жаркий полдень. Мы миновали ещё одни двери, жрецы с обеих сторон поклонились, раскрывая их перед нами. Снова коридор, отделанный резными деревянными панелями, и вот третьи двери распахнулись, открывая вид на золотой зал.

Про него ходила старая легенда. В те времена, когда тары не подчинялись арантару, тарраны бились между собой словно стая голодных собак. Однажды тар Ямата был на объезде границ. В этот момент отряд Дашими из тридцати воинов пробрался в храм с целью поживиться. Настоятель не стал противиться и с поклоном отдал всё золото, что нашлось в золотом зале. Воров нагнали через десять ли и зарубили на месте без особых затруднений. Их сгубила жадность – воины побросали доспехи и оружие, лишь бы не оставить золото.

Может в этой истории и есть правда – отношения между нашими тарранами натянутые. То ли из-за этой легенды, то ли из-за того, что в Дашими добывают ту же медь, те же изумруды и малахит что и у нас в горах Тамиру…

Мы вошли. Золотой зал как всегда вызывал восторг пополам с благоговением. Он был наполнен сиянием, словно океан водой. Ярким жёлтым светом запрета, потому что это золото посвящено каму, оно не для нас, не для людей. Негоже его трогать. Клянусь двадцатью ударами по пяткам, которые я заработал в двенадцать лет, когда попробовал!

Тут я перестал предаваться этим приятным размышлениям и остановился. В зале перед самыми девятью ступенями к сердцу пагоды стоял небольшой столик. Около него сидели, очевидно проводя время за разговором, главный жрец таррана и прорицатель. На столике лежали три свитка. Старики встали и склонились в приветствии. Я поклонился в ответ. Тем временем жрец и прорицатель взяли свиток каждый со своей стороны и аккуратно развернули его слаженным движением (тренировались они что ли?) Я узнал надпись. То самое возмутительное обращение отца и задание. Теперь свиток был аккуратно намотан на бамбуковую палочку и снабжен голубой кистью – видимо, чтобы не путать с другими.

– Сын, благословенный каму на свершения, выполнил ли ты волю отца? – спросил жрец.

«Да куда б я делся-то», – подумал я, а вслух важно кивнул:

– Выполнил!

В подтверждение своих слов снял с шеи амулет и показал старцам.

– Вижу, нить твоего свершения вплетена в ткань судеб Тарланга, – сказал прорицатель, и серебряная заколка в виде цветка хризантемы торжественно блеснула в его седых волосах.

– Каму подтверждают твои слова! – добавил жрец.

На свитке текст первого свершения начал расплываться по бумаге. Чернила словно намочили её, потекли вниз и набухли каплями, вновь превращаясь в слова.

– Фига себе спецэффекты, – послышался очень тихий шёпот позади. Я хотел огрызнуться, но вместо этого сделал шаг к свитку и прочитал вслух:

– Каждый путь начинается с первого шага, но им не заканчивается. Второй тоже следует сделать. Новое свершение ждет тебя, возлюбленный наследник. Начертай свое гордое имя на нижнем уровне копей в недрах гор Тамиру.