Текст книги "Галопом к столбу"

Автор книги: Александр Прилепский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Однако Капа, судя по всему, по части сведения

знакомств была куда как опытнее его.

– Ой, сколько у вас бумаг! – сказала она.

взглянув на стол заваленный кипой статей и

заметок. – Вы, наверное, писатель?

– Нет, сударыня. Я редактор журнала.

– Ах, как интересно! Я так люблю журналы.

Всегда читаю.

– К сожалению, сударыня мой журнал вряд ли

вам понравится. Он не о модах.

– А о чём?

– О лошадях, бегах, скачках.

– Как это восхитительно! Я обожаю лошадей.

И даже иногда бываю на бегах… Только, что это вы

всё – сударыня, да сударыня. Меня Капитолиной

Васильевной зовут. Но вы можете называть меня

просто Капа.

– Алексей, – представился Лавровский. – А не

хотите ли чаю?

– Хочу. Ой, а это что у вас? – она указала на

бутылки, которые принёс Ширинкин.

– «Натуральный кавказский коньяк» Мне его

хозяин завода Георгий Болквадзе прислал. Мы с ним

давно знакомы.

159

– Вы бывали на Кавказе?

– Доводилось. Там и с Георгием подружился.

Абреки у него украли любимую девушку, а я… Да

вам, Капа, это наверное совсем не интересно.

– Нет, нет! Очень даже интересно. Горы,

разбойники, похищенная красавица – всё так

романтично и захватывающе!

Алексей понял, что Капа большая охотница до

сентиментальных, слезливых романов, которые

постоянно печатались в большинстве московских

газет и журналов. И его понесло. Он мешал правду

и вымысел, собственные похождения с

прочитанным ещё в детстве у Бестужева-

Марлинского и Лермонтова. Получалось неплохо.

Женщина слушала, как говорится, открыв рот. А

пару раз в её глазах даже слёзы сверкнули. Правда, к

этому времени, пили они уже не чай. Смущённо

потупив глаза, Капа сказала, что коньяк, конечно,

напиток не для дам, но очень уж любопытно

попробовать, ведь в самом Париже высшую награду

получил. К концу душещипательной истории о

похищении никогда не существовавшей

французской актрисы Жанны Бове и о

благополучном возвращении её влюблённому

красавцу-грузину они ополовинили вторую бутылку.

– А у нас с вами, Капочка, общие знакомые

имеются, – сказал Алексей.

– Ой, как замечательно! А кто?

– Ольга Ветрова.

160

– Оля… Она мая самая-самая лучшая подруга.

Я так за неё радовалась. А сейчас… Беда у неё

сейчас.

– Господь с вами, Капа. Какая у неё беда

может быть? Живёт у богача Малютина, как сыр в

масле катается.

– Да ничего ты… да ничего вы, Лёша, не

знаете. А она ко мне заезжала вчера в гости. Кража

у них случилась.

– Жеребца обманом выманили? Слышал… А

Ольга-то причём?

– А она знает, кто украл этот, как его ат… ап…

– Аттестат, – подсказал Лавровский. – А

почему Малютину не рассказала?

– Боится.

– Да чего бояться? Николай Павлович её

любит, в обиду не даст.

– Пригрозили ей, обещали о её прошлом

Малютину донести.

– А ей есть, что скрывать?

– Любой женщине, Лёшенька, есть что

скрывать. Давайте ещё выпьем… Божественный

напиток. А этот дурак Пердников мне коньяк не

дозволяет…

– Так, какой секрет у Ольги?

– Я тебе скажу, только ты ни-ни… Она, после

смерти мужа, когда совсем без денег осталась, в

«Амстердаме» месяца два жила.

… Трактир «Амстердам», находящийся возле

Немецкого рынка был известен всей кутящей

161

Москве. По словам одного фельетониста,

бичующего пороки современного общества, он

«вмещал в себя всю практическую энциклопедию

распутства, начиная с гомерического пьянства,

продолжая азартными картёжными играми всех

типов и кончая самым гнусным, циничным, нагло

откровенным развратом». Для приманивания гостей

хозяин трактира держал целую армию жриц любви -

начиная от дорогостоящих певичек и арфисток до

обыкновенных уличных проституток. Все они

бесплатно проживали в находящихся в соседнем

доме меблированных номерах. Но за это обязаны

были все вечера и ночи проводить в трактире.

Возникло даже выражение «дама из Амстердама»…

Действительно, человеку укравшему аттестат

было чем шантажировать Ольгу Карловну.

– Ой, засиделась я у вас, Лёшенька… Что-то

голова немного кружится, – женщина поднялась и

тут же рухнула на стоящую у стены узкую кровать.

Вот только этого мне и не хватало, подумал

Лавровский.

– Что с вами. Капа? – склонился он к ней. -

Вам плохо?

Руки женщины крепко обхватили его за шею,

потянули на себя

– Иди ко мне котик.

– А если твой муж сейчас вернётся?

– Не вернётся – он Татьянин день празднует.

Под капотом на ней ничего не было…

162

Глава 16

Чаепитие по-московски

Малинин, как и обещал, пришёл к десяти

часам. Лавровский не мог скрыть удивления:

– Не ожидал, честно говоря. Думал, после

Татьянина дня ты до обеда отсыпаться будешь. Вон

сосед мой из 42-го номера, только-только домой

пришёл, лыка не вяжет.

– Как можно, Лёша! Неудобно большого

начальника из Петербурга заставлять себя ждать.

– А он ко мне в гости ещё вчера заглянул.

– Вот как? Очевидно, сильно в нас нуждается.

– Нет, друг мой. У меня сложилось совсем

другое впечатление. Похоже просто-напросто

навязали нас с тобой ему Черевин и Долгоруков,

слишком переоценивающие наши скромные

способности и возможности. А Евгений

Никифорович отказаться не может, и чем нас занять

не знает.

Алексей пересказал вчерашний разговор с

Ширинкиным.

– Вот так-то, друг мой, – не без обиды в голосе

закончил он.

Лавровский уже свыкся с мыслью, что в

предстоящем розыске террористов им отведена чуть

ли не главная роль, проникся серьёзностью и

важностью этого дела. Ещё бы! Именно им с

Сергеем, как он полагал, предстояло отвести

опасность от десятков знакомых и уберечь доброе

имя бегового общества. И вдруг, оказывается, что

163

всерьёз на них никто не рассчитывает. Князем

Вадбольским и Коробковым, связь которых с

революционерами очевидна, занимается охранное

отделение. Куриловым, хранившим у себя динамит,

– жандармы. А им предложили лишь

присматриваться, прислушиваться, обращать

внимание на какие-либо странности.

– Напрасно обижаешься, Лёша. Дело нам

доверили не простое. Охранка и жандармы, весьма

далёки от бегов. Они много чего не увидят. А у нас

глаз намётанный. Странностей же вокруг,

действительно, немало.

– Ну, да, – столько, аж жуть берёт, – засмеялся

Лавровский. – Я вчера, чтобы придать нам с тобой

веса, такого Ширинкину наплёл! Отставной гусар

водку не пьёт и газеты читает. Не исключено, что

террорист! Беговой сторож по-французски

понимает. Несомненно, нигилист. Самому смешно,

право.

– Ничего смешного, Лёша. Насчёт гусара не

знаю, а вот беговой сторож Иван Комаров,

действительно, личность подозрительная. Он в

последнее время в «Мир» зачастил, пытается там

всех под себя подмять и податью обложить. Зяма с

Быком воспротивились и нарвались вчера на

большие неприятности с мордобоем. Кроме того, он

по-крупному играет в тотализаторе и у букмекеров.

И, заметь, беспроигрышно.

– Ну и что? Везёт просто человеку.

164

– Нет, Лёша. Похоже, он подкупает или

запугивает наездников. Помнишь. Степанов

рассказывал, как сторож с бегов и какой-то

железнодорожник заставляли Никиту Маркова

придержать Боевого, когда поедет на Большой

зимний приз?

– Припоминаю, ты говорил об этом.

– Первым фаворитом в заезде был тогда

Угрюмый.

– Верно! Он на третьей версте сбился.

Тяжелейший сбой. Еле-еле сумел Соколов его на

рысь поставить. Да всё равно «за флагом» остался.

– Вторым фаворитом Посадник считался. Он

на старте проскачку сделал. Первым пришёл

Боевой, которого тоже многие играли. Напомни-ка

мне, сколько за него в тотализаторе давали?

– Сорок с полтиной на рубль.

– А теперь представь, что Марков, как ему

велели, придержал Боевого и приз взял

стрельцовский Бравый? Какая выдача была бы?

– Тысячи полторы-две, не меньше. Так ты

полагаешь…

– Да! Вот тебе и объяснение, почему пятёрка

Адвоката не нуждается в финансовой помощи

своего исполнительного комитета и каким образом

она на бегах хорошие деньги зарабатывает… Но это

не всё. Комаров сотник 1-й Ходынской сотни

Московской добровольной народной охраны.

165

– Ловко, шельмец, придумал! Не вызывая

подозрений местной полиции можно сколотить

возле бегов свою шайку.

– Говорят, он её уже сколотил из своих

приятелей железнодорожников. Если там все, такие

как Сева, то это сила.

– Что ещё за Сева?

– Железнодорожник. На вид неказистый -

маленький, щупленький. А с нескольких ударов

Быка уложил. Сразу видно – боксом занимался.

– Действительно любопытно. Надо заглянуть

на ипподром, познакомиться с этим сторожем. Да и

пристава Петровско-Разумовского участка не лишне

о нём расспросить… Только когда всем этим

заняться? У меня на сегодня другие планы. Я, ведь,

друг мой, выяснил, кто аттестат Удалого украл!

– Кто же?

– Лакей Нестор. Ольга Карловна знает об

этом, только говорить в открытую не решается.

Опасается, что Нестор поведает Николаю

Павловичу кое-что неблаговидное о её прошлом.

Вот и подложила она мне записку в карман. Мне

обязательно с ней встретиться надо. Может, ты в

участок зайдёшь?

– Можно. Но я с приставом почти не знаком.

Сомневаюсь, что он со мной станет откровенничать.

– Тоже верно.

– Я лучше Кацманом займусь. Не верю я, что

этот хитрый еврей просто так языком мелет.

Наверняка, свой интерес… И вот ещё что.

166

Познакомился я вчера с Одинцовым Матвеем

Петровичем…

Обсудив предложение Одинцова, решили

отказать.

– Взять у него деньги – значит снова на чужого

дядю работать, – сказал Алексей. – Надоело.

– Согласен, – кивнул Сергей. – Да и

подозрительный он какой-то. Вроде бы и фактов нет,

а душа к нему всё равно не лежит.

На звонок в дверь открыл лакей Нестор:

– Николая Павловича нет дома. Они с Ольгой

Карловной в Мысово уехали.

В Мысово, под Мытищами, находилась одна

из усадьб Малютина.

– Экая досада. Впрочем, мне не столько он

нужен, сколько вы. Позавчера не успел я с вами

поговорить.

– Понимаю, вы по поводу кражи аттестата.

Осмелюсь предположить, я у вас главный

подозреваемый?

– Ну, с чего вы это взяли? – Алексей сам не мог

понять, почему у него язык не поворачивается

называть Нестора на «ты». Худощавый, с длинными

бакенбардами и высоким лбом, походил он скорее

на провинциального врача, бухгалтера из банка

средней руки или судебного следователя. Впрочем в

старых барских домах доводилось Алексею

встречать лакеев. которые важностью и

солидностью министрам не уступали. Нет, не во

167

внешности дело. Пожалуй, в умном и слегка

насмешливом взгляде холодных серых глаз.

– Всё очень просто, сударь мой. Служу я в

этом доме недавно – около года. Никто меня толком

не знает. До этого жил в Баден-Бадене, где на

каждом шагу казино. Следовательно, игрок.

– Так казино в Москве нет. Было одно на

Поварской улице, так и то, при моём содействии

прикрыли.

– А игроку, сударь мой, всё равно чему удачу

свою вверять – шарику, карте, лошади или таракану.

Главное сделать ставку. Как видите побудительные

мотивы для кражи у Нестора Петровича

Герасимова, у меня, то есть, имеются.

– А возможности?

– Так я газеты и письма в кабинет Николая

Павловича ношу, на стол складываю. Где ключ от

несгораемого шкафа находится не секрет.

– Хорошо… Допустим, украли вы аттестат. А

где с мошенниками снюхались, которым он

потребовался?

– Как где? В «Перепутье». Как только

свободная минута выдается, так я сразу туда. Меня

там все букмекеры знают.

– Любопытно.

– А если бы вы догадались позавчера обыск в

моей комнате провести, то такое бы под матрасом

нашли!

– Что именно?

168

– Размеченные беговые афишки. А из них

понять можно – за весь летний сезон и с начала

зимнего ни единой лошади я не угадал. Не везёт мне

в игре, понимаете. Вот и связался с мошенниками,

чтобы деньжат достать.

– Кто подложить мог, догадываетесь?

– Да тот же, кто аттестат взял.

– Почему Николаю Павловичу всё сразу не

сказали?

– А как вы думаете, кому он больше поверит -

мне или Косте, который с ним чуть ли не с пелёнок

вместе?

– Тоже верно, – согласился Алексей. – А

покажите-ка. Нестор Петрович, мне эти афишки.

Нестор принёс десятка два беговых афишек.

Пролистав их, Лавровский пришёл к выводу, что

размечал их человек мечтающий «поймать тёмную

лошадку» и огрести сразу тысячи. Даже при

розыгрыше Большого Московского приза, где у

Наветчика с конюшни Молостова серьёзных

конкурентов не было, он поставил на ермаковского

Богатыря, который не имел на победу малейших

шансов.

Интересный сюжет, получается, вспомнилось

Алексею любимое присловье судебного следователя

Быковского. Но верить на слово кому-либо он не

привык. Надо проверить.

Мишка Кацман, не смотря на свои тридцать

лет, до сих пор был учеником аптекаря. Точнее

169

числился им. И это его вполне устраивало -

принадлежность к цеху аптекарей давала еврею

право на законное проживание в Москве. Правда

приходилось платить и кое-кому в городской

ремесленной управе, и хозяину аптечного заведения.

Кормился он возле бегов и скачек. Сперва был

«жучком» – за долю в выигрыше подсказывал

«верную лошадку» или размечал афишки, отмечал в

них лошадей, которые придут первыми. Потом,

скопив немного денег, занялся букмекерством. В

последнее время дела у него шли неплохо.

Окружающие стали называть его уже не Мишкой, а

уважительно – Михал Абрамычем.

Работал он – принимал ставки и

расплачивался с выигравшими – в бильярдной

гостиницы «Мир» и трактире «Молдавия». Нужные

сведения собирал в «Перепутье». А свободное

время предпочитал проводить в трактире Осипова,

что возле Тверской заставы. По вечерам этот вертеп

был переполнен всевозможным жульём и

продажными женщинами. Но до обеда здесь было

тихо и спокойно. К тому же подвали чай десятков

различных сортов.

О национальности Кацмана догадаться было

сложно. Никаких пейсов и долгополых лапсердаков.

Все ухватки и повадки точь в точь московские. Даже

любовь почаёвничать. А то, что жгучий брюнет, так

их и среди орловских немало. Выдавала его только

неискоренимая привычка отвечать вопросом на

вопрос.

170

Мишка сидел за своим постоянным столом и

читал газеты, которые выписывал хозяин трактира

для гостей – «Московский листок» и «Ведомости

московской городской полиции». Увидев Малинина,

заулыбался – он знал, что Сергей близок к беговой

администрации и, следовательно, может быть

полезен.

– Сергей Сергеевич! Радость-то какая!

Составьте компанию – попейте со мной чайку.

– Не откажусь.

– Эй, человек! Пару чая нам. Моего любимого.

Расторопный повой принёс два круглых

фаянсовых чайника – большой с крутым кипятком и

маленький с очень крепкой заваркой, колотый сахар

и конфеты «Монпансье», чашки и блюдца.

Чашки, тогда как остальным посетителям

подавали простые стаканы, и чистая скатерть на

столе лучше всего говорили – Мишка здесь

пользуется особым уважением.

– Чай должен быть крепким и горячим, как

поцелуй женщины, – щедро разливая заварку по

чашкам, сказал Кацман.

– И сладким, – закончил за него

распространенное московское присловье Малинин,

любящий пить «внакладку».

– Сергей Сергеевич, замолвите за меня

словечко Пейчу – пусть разрешит билетёрам меня на

бега пускать. Обожаю я бега, а приходится, словно

босяку какому-то, из-за забора их смотреть. Слово

171

честного человека, недозволенной игрой на

ипподроме заниматься не буду.

– Восхитительный чай. Давненько такого не

пил.

– Ещё бы! Это вам не какой-нибудь

«Ординарный полуторный в бумаге» или

«Санинский средний». Настоящий «Лянсин букета

китайских роз». Осипов его по двадцать пять рублей

за фунт у Росторгуева берёт… Так как насчёт моей

просьбы?

– Да, хорош чай… Даже «Ин-жень серебряные

иглы» с ним не сравнится… А попросить можно,

Пейч мне не откажет. Только…

– Я вас отблагодарю.

– Да, не о деньгах я, Михаил Абрамович. Но

не ходят ведь на бега покойники.

– Какие покойники?

– Любые – и своей смертью помершие, и

убиенные.

– Почему убиенные?

– По разным причинам, Михаил Абрамович,

людишек убивают. Кого из-за денег, кого из-за того,

что знает много лишнего. А тебе, Миша, сия участь

грозит из-за языка длинного.

– С чего он у меня длинный?

– А вот это мне неведомо. Не могу понять,

зачем тебе нужно было про Портоненко слухи

распускать?

– Про какого Портаненко?

172

– Про харьковского барышника Феодосия

Портаненко. Ты, ведь, всем встречным-поперечным

уши прожужжал, что кража малютинского Удалого

его рук дело.

– А что такое? Бедному еврею уже нельзя

вслух свою догадку высказать?

– Можно. Только сперва не мешало бы

подумать кого твоя догадка задевает.

– А что этот цыган стал такой важной цацей?

Слова о нём не моги сказать, как о государе-

императоре, или Лазаре Соломоновиче Полякове?

– Важная он цаца или так себе, судить не

берусь. Но вот то, что он вчера своему доверенному

в Москве срочную телеграмму прислал, знаю точно.

– И, что такого в ней особенного?

– Да всего несколько слов: выяснить, у кого

язык длинный и укоротить.

– Как это укоротить? – спросил слегка

побледневший Кацман.

– Скорее всего так, – Малинин провёл ладонью

по горлу. – Эти харьковские цыгане, Михаил

Абрамович, такие головорезы. Мы, с Лёшей

Лавровским, не робкого десятка, да и то не рады

были, когда связались с ними. Им человека зарезать,

как мне рюмку водки выпить.

– Как это зарезать? За такую малось!

– Хороша малость! Из-за твоего языка, Миша,

вот-вот свара у Ильюшина с Феодосием начнётся.

Кацман стал белым как мел, руки затряслись:

173

– Что делать-то теперь, Сергей Сергеевич?

Посоветуйте. Век доброты вашей не забуду… Не по

своей воле я, сыщики заставили.

Интересную историю рассказал Мишка.

… В субботу вечером сидел он в «Молдавии»,

принимал ставки на воскресные бега. Рублей триста

уже набрал, когда подошёл высокий плотный

мужчина с большими висячими, как у запорожцев

на картине, усами. Поставил в заезде кобыл-

пятилеток красненькую на Лебёдку. А потом, не дав

спрятать деньги, цепко ухватил букмекера за руку:

– Вот я тебя и поймал с поличным, Кацман! Я

из сыскной полиции. Сейчас будем составлять

протокол.

Деньги, изъятые в случаях недозволенной

игры, подлежали конфискации…

– А оно мне надо? – тяжело вздохнул Кацман. -

Может, договоримся, ваше благородие, прошу я его?

Вот и договорились. Велел мне этот сыщик целую

неделю всем рассказывать, про Феодосия. Ему, мол,

это поможет на след опасного преступника выйти.

Высокий, плотный, с длинными хохляцкими

усами… Кого-то этот лже-сыщик Малинину

напоминает. Вспомнил! Именно так выглядит

присяжный поверенный Матвей Одинцов, с

которым он познакомился вчера по дороге в

«Эрмитаж».

Пообещав Кацману заступиться за него перед

харьковскими цыганами, Малинин потребовал от

него полной откровенности. Узнал много

174

любопытного. А самое главное, что в субботу,

ближе к полуночи, «сыщик» придёт в «Молдавию» -

узнать, как выполнено его задание и получить свой

выигрыш за Лебёдку.

– Водочки с морозца? – предложил половой,

как только Лавровский сел за свой постоянный стол

в «Перепутье».

– Нет, Кузьма. Чаю подай. И скажи-ка, братец,

кто из малютинских у вас бывает?

– Многие-с. Сам Пал Алексееич Чернов

заглядывает. Только редко. Он всё больше то в «Яр»,

то в «Стрельну». Помощник его Богомолов почитай

каждый день по два-три раза наведывается. Лакей

Нестор бывает, камердинер Костя.

– Играют?

Половой замялся. Хозяин трактира не любил,

когда прислуга судачит о посетителях. За это можно

и места лишиться.

– Рассказывай без утайки. За мной не

пропадёт.

– Один Костя играет.

– По крупному?

– Лёха Курносый сказывал, что по две-три

сотни рублей каждое воскресенье просаживает.

– Неужто никогда не выигрывает?

– Выигрывает, только очень редко-с. Он всё

«тёмную лошадку» ждёт-с.

– А Нестор играет?

175

– На бегах нет-с. А в шашки любит. Да не с

каждым играть станет. Только с людьми тверёзого

поведения, как сам.

– Да разве таких в «Перепутье» найдёшь?! -

засмеялся Алексей. – Я кроме наездника Егора

Куркина непьющих и припомнить не могу.

– Почему-с? Ещё Степан Степаныч.

– Не знаю такого.

– Да это новый смотритель бега. Судаков его

фамилия.

Алексею сразу вспомнились слова,

отвечающего за охрану ипподрома Пейча, что новые

смотритель бега и сторож кажутся ему

подозрительными. Насчёт сторожа он оказался прав.

Обязательно надо и о смотрителе справки навести.

– Что за человек, Кузьма?

– Да, кто его разберёт! Молчун он. Сидит, чай

пьёт, да газеты читает. С одним Нестором лишь

иногда, словом перекинется.

– А новый беговой сторож Иван Комаров к вам

заходит?

– Это тот, которого на место убитого Петьки

Кулакова взяли? Не, он у нас не бывает.

Сейчас бы ещё Лёху Курносого потрясти,

думал Лавровский, с удовольствием потягивая

крепкий горячий чай. Но он в «Перепутье»

появляется всегда ближе к вечеру. Домой, что ли к

нему нагрянуть?

– Кузьма, а ты знаешь, где Курносый живет?

176

– Знаю-с. На Башиловке у кузнеца

Стародубова угол снимает. Только его дома сейчас

нет.

– Почему?

– В участок его забрали. Мне Василий

Петрович, буфетчик из «Стрельны» говорил.

Приехали к ним ночью студенты пьяные. И Лёха с

ними. Безобразничать стали – в фонтане купаться,

посуду бить. Околоточный их стыдить начал, а

Курносый его по матушке, куда подальше послал.

Да ещё и этим…слово такое мудрёное…сатрапом

царским обозвал. Вот его и забрали.

Пара чая в «Перепутье», как и в других

московских трактирах, стоила пять копеек.

Расплачиваясь, Лавровский дал Кузьме рублёвку:

– Сдачи не надо.

Полученные сведения того стоили. Да и не

любил Алексей скупиться со своими постоянными

«агентами».

Глава 17

«Фамилия устанавливается»

Зная характер Степанова, который дня не мог

прожить без дела, Малинин предположил, что тот

наверняка уже сбежал из полицейской больницы на

Яузе и скорее всего сейчас в сыскном. Так и

оказалось.

Осунувшийся, с правой рукой на перевязи,

Степанов сидел за столом и перебирал свою

знаменитую картотеку.

177

– Эх, сыщики, – ворчал он на стоящих перед

ним полицейских надзирателей Соколова и

Рабиновича. – Вы ещё вчера должны были

перешерстить всех блатер-каинов и найти эти

проклятые бухановские бимбары.

Сергей догадался, что речь идёт о

нераскрытой до сих пор краже часов у старшины

ремесленной управы Буханова.

– Вася! Что я слышу? – засмеялся Малинин. -

И от кого? От ярого противника «картавого».

– Эх, Серёжа! От такой жизни не только «по

фене заботаешь», но и горькую запьёшь, – махнул

рукой Степанов. И уже сыщикам.– С богом ребята.

Начните с Позолочённого.

– Почему с него? – возразил Рабинович. – Он у

Брестского вокзала проживает. А бимбары на

Ильинке стырили. Там, что своих блатер-каинов

нет?

– Идём, Лёха, – потянул его за рукав Соколов. -

Василий Васильевич, толковый совет дал. Я тебе всё

по дороге разобъясню…

Малинин поинтересовался:

– А, действительно, почему ты их к

Позолочённому направил? На Ильинке с десяток

своих скупщиков краденного имеется.

– Часы Буханова приметные очень, под заказ

сделаны. Да ещё и с дарственной надписью. Не

каждый такие купит. Разве, что на лом. А

Позолоченный возьмёт – для своей коллекции…. Да,

совсем забыл, тебя поздравить.

178

– С чем это?

– С задержанием Курилова. Константин

Гаврилович, божится, что все мы награды получим.

А ты, гляжу, не рад? Не того, кто тебе нужен взяли?

– Не того. Курилов к похищению Удалого не

причастен…. А я к тебе, Вася, опять за содействием.

Нет ли в твоей картотеке чего на присяжного

поверенного Одинцова Матвея Петровича. В

Одессе его знают, как Мотю Адвоката. Кстати, с

Жорой Пиндосом он знаком был, сам мне об этом

рассказывал вчера.

Степанов посмотрел картотеку, перелистал

несколько толстых журналов:

– Нет ничего. Ни про Одинцова, ни про Мотю,

ни про Адвоката. Хотя в голове, что-то такое

мелькает. Мотя…Мотя…. Не помню. Но считай, что

тебе повезло. Завтра в Москву приезжает чиновник

для особых поручений при

одесском

градоначальнике Романенко. А он, будет тебе

известно, первейший одесский сыщик. Саму Соньку

Золотую Ручку два раза ловил.

– Вот бы мне познакомиться с ним!

– Нет ничего проще. Муравьёв поручил мне

встретить Романенко на вокзале. Поехали вместе.

– Замечательно. И ещё вопрос. Вася, помнишь,

ты про бегового сторожа рассказывал?

– Того, который заставлял Никиту Маркова

жеребца придержать? Помню.

– Ты им больше не интересовался?

– Нет, Серёжа, не дошли пока руки.

179

– А зря. Он в «Мире» уже всех под себя

подмял. Поговаривают, под видом сотни

добровольной народной охраны шайку свою

сколотил.

Степанов помрачнел:

– Ох уж мне эта добровольная охрана. Еще, не

известно будет ли от неё толк, а головной боли уже

предостаточно. Пойдём, доложишь об этом

Муравьёву.

Вдруг Степанов хлопнул себя ладонью по лбу:

– Вот дурья голова! Вспомнил, где я о Моте

каком-то читал. В суточном рапорте пристава

Петровско-Разумовского участка. В лесу между

Петровским и Академическим парками вчера

вечером раненого подобрали. Он, пока не умер, всё

про какого-то Мотю твердил. Это, дескать, Мотя,

скажите хозяину.

– А кто хозяин?

– Не знаю, Серёжа. На момент составления

суточного рапорта личность убитого не была

установлена.

– А вдруг уже выяснилось кто он такой?

Можешь запросить по телеграфу?

– Конечно. Я ведь, как ни как, исправляющий

должность помощника начальника.

Управление Петровско-Рамумовского участка

находится, как говорится, у чёрта на куличках – на

Михалковском шоссе, на самой дальней окраине

парка Петровской земледельческой и лесной

180

академии. Но делать нечего. Пришлось брать

извозчика и ехать туда – к Эффенбаху.

… Михаил Аркадьевич Эффенбах служил в

петербургской полиции почти пятнадцать лет.

Дошёл до должности старшего помощника

участкового пристава. Досрочно получил чин

надворного советника. Был награждён орденом

Святого Владимира IV степени. Как гласил именной

указ «в воздаяние отличных и ревностных

исполнений служебных обязанностей во время

арестовывания важных преступников с 17 на 18 мая

1880 года, при чём подвергал жизнь свою

опасности». Но так как вакансий приставов не было

и не предвиделось, он попросил о переводе в

Москву, где возможности для дальнейшего

служебного роста имелись.

Лавровский впервые встретился с ним во

время одного из своих частных расследований, при

задержании двух известных домушников в притоне

на Долгоруковской улице.

– Очень хорошо, что с Эффенбахом

познакомился, – сказал тогда редактор «Московского

листка» Пастухов. – Михаил Аркадьевич далеко

пойдёт.

Пастухов в таких вещах никогда не ошибался.

В прошлом году Эффенбаха назначили приставом

Петровско-Разумовского участка…

Пристав встретил Лавровского любезно:

181

– Слышал, ушли вы из «Московского листка».

Сожалею. Скоро совсем не останется репортёров

способных вести уголовную хронику.

– Да, полно вам, Михаил Аркадьевич. И в

«Листке», и в «Русских ведомостях», и в

«Современных известиях» много толковых ребят,

своё дело знающих.

– Надеюсь, вы не о господине Емельянцеве?

– А чем он вам не угодил? – улыбнулся

Алексей, не сомневаясь, что услышит сейчас о

новом «перле» коллеги.

– Карманника Петьку Барина на каторгу

отправил. Его по приговору Московского окружного

суда в арестантские роты определили. А

Емельянцев ваш решил показать, что «кумекает по

свойски» и написал: «За свои преступления словил

он туза».

Алексей засмеялся. О человеке, отправленном

в арестантские роты, следовало написать «попал к

дяде дрова колоть». А «словить туза» на «картавом»

означало быть осужденным на каторгу.

– Это ещё ничего, Михаил Аркадьевич. Он

прошлым летом проститутку Верку Белошвейку в

наводчицы произвел.

– Каким образом?

– Взял да и написал: «Как поведала мне на

Тверском бульваре известная всей Москве

давальщица Верка Белошвейка…».

Теперь расхохотался пристав. Отсмеявшись,

вытирая выступившие на глаза слёзы, спросил:

182

– Чем обязан? Кражи и пожары для редактора

спортивного журнала вряд ли интерес

представляют.

– Почему? Очень даже представляют. Правда

если это кражи лошадей и пожары на конюшнях, -

улыбнулся Алексей. – Интересуют меня двое новых

служащих летнего ипподрома. Старший член

бегового общества Николай Сергеевич Пейч

попросил о них справки навести. Подозрительными

они ему кажутся.

– Вы о смотрителе бега Судакове и стороже

Комарове?

– О них.

– Насчёт смотрителя Николай Сергеевич пусть

не волнуется. Достойный человек. Отставной

вахмистр 8-го Лубенского гусарского полка. По

службе ему дают блестящую аттестацию: отличный

кавалерист, знаток уставов, имеет награды.

Грамотный. Ему всегда поручали вести с

новобранцами занятия по словесности. Готовился к

экзамену на офицерский чин, да несчастье

случилось – удар хватил, еле откачали. Пил он,

говорят, даже по гусарским меркам, чересчур. Вот

вам и объяснение всех его странностей – и

трезвости, и газет.

– А сторож?

– Признаюсь, не нравится он мне. Но ничего

существенного не имею. Даже запрос из Рыбинска,

откуда он родом, ещё не пришёл. Впрочем, теперь

это уже не моя головная боль. С 1-го января сего

183

года, в соответствии с распоряжением генерал-

губернатора, вся Ходынка, в том числе и летние

бега, перешла в ведение 2-го участка Пресненской

части. Я, конечно, подсказал Змееву, что следует

обратить особое внимание на Комарова…

В кабинет вошёл младший помощник

пристава:

– Ваше высокоблагородие, получена

телеграмма из сыскного управления. Настоятельно

требуют принять меры к установлению личности

убитого.

– Кто подписал? Муравьёв?

– Никак нет. Временно исправляющий

должность помощника Степанов.

– Не велика птица, подождёт.

– Что за убийство? – по неистребимой

репортёрской привычке поинтересовался Алексей.

– Полюбопытствуйте. Вот рапорт

околоточного, обнаружившего вчера вечером в лесу

раненого.

Алексей пробежал глазами рапорт. Стоп! А

вот это уже интересно: «В момент обнаружения он

был ещё жив, но без сознания. На мои вопросы не

отвечал и только бормотал что-то. Из его

бессвязных слов я сделал предположение: на него

напал какой-то Мотя, о чём он просит сообщить

своему хозяину».

Мотя? Помнится, присяжного поверенного

Матвея Одинцова в Одессе кличут Мотей

Адвокатом.

184

– Дозвольте на труп взглянуть? – попросил

Алексей.

– Ради бога. Нечипоренко! Проводи Алексея

Васильевича.

Взглянув на убитого – коренастого бородача

цыганской внешности – Лавровский признал его. По

шраму на щеке и отсутствию мизинца на левой

руке. Один из ильюшинских ребят, которые

выручили когда-то их с Малининым под Харьковым.

– Это служащий Василия Петровича

Ильюшина, – сказал он, вернувшись в кабинет

пристава. – Мироном звали. А фамилию не

спрашивал.

– Нечипоренко! Живо пошли кого-нибудь на

Башиловку к Ильюшину, – распорядился Эффенбах.

– И немедленно отправь телеграмму в сыскное:

«Убит служащий барышника Ильюшина Мирон.

Фамилия устанавливается". Пусть эти господа

убедятся, – наружная полиция умеет работать не

хуже сыскной.

Начальник управления сыскной полиции

Муравьёв, выслушав Малинина, принялся

расхаживать по кабинету. Так бывало всегда, когда

ему приходилось принимать непростое решение.

– Вечно у нас так! Из самого хорошего дела

получается чёрт знает что! Нужна полиции помощь

законопослушных обывателей. Тем более во время