Текст книги "Галопом к столбу"

Автор книги: Александр Прилепский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

съезжаются сюда пить чай гости – цыганские хоры и

их поклонники. Мишка Кацман сидел за своим

постоянным столиком и, время от времени,

принимал ставки на завтрашние бега.

За соседним столом расположилась сильно

подвыпившая троица. Пожилой широкоплечий

мужчина в поддёвке тонкого сукна спал уронив

голову между бутылками и стаканами. А двое

молодых людей низко склонившись над беговой

афишкой, бурно обсуждали на кого ставить.

– Ничего ты, Сидор, не смыслишь, -

добродушно басил светловолосый здоровяк в

пиджаке из «чёртовой кожи». – Это надо же удумать

– на Полынка ставить! Да он на первой версте

заскачет!

– Ни… ничего подобного, Митя. Придёт По…

Плын…Полынок, – заплетающимся языком

возражал маленький, изящный брюнет в модном

сюртуке. – Один Пли.. Полынок…

342

– Чего? Ну и чудила! – захохотал здоровяк. – Да

спроси кого угодно – Уголёк выиграет. Эй,

почтенный! Объясни хоть ты этому недоумку, не

может Полынок завтра приз выиграть.

Просьба была адресована вошедшему в зал

высокому полному человеку с длинными, как у

запорожца, усами. Небрежно отмахнувшись от

спрашивающего, усатый подошёл к столику

Кацмана:

– Ну, докладывай.

– Всё сделал как вы велели. Целую неделю

всем говорил, что по заказу Портаненко Удалого

украли. Наездникам рассказывал, цыганам,

извозчикам, – затараторил Кацман.

– Да шо ты орёшь? Потише гуторь.

– А я виноват, что у меня такой голос? Да и

кому нас здесь подслушивать?

– И то так, – обведя взглядом зал, сказал

усатый. – А теперь слухай меня.

Говорил он тихо, но отдельные фразы

разобрать всё-таки было можно:

– Сам, мол, слышал…плевать хотел Феодосий

на москалей… хозяином на Москве будет…А

Ваське Ильюшину перо… Всё понял? Вот и гарно.

А теперь давай рассчитаемся. Я ставил на Лебёдку

двадцать карбованцев.

Получив причитающийся ему выигрыш и

поставив пару красненьких на Летучего, усатый

ушёл.

Пьяная троица тут же протрезвела.

343

– Это не Мотя, а его двоюродный братец

Петро Наливайко, – сказал Ильюшин, сжимая

кулаки. – Разберусь я с ними. Навек отучу между

уважаемыми людьми раздор чинить… Спасибо,

андел мой. Рысачок, как обещал, с меня.

– Василий Петрович, только вы с Мотей

повремените немного, – попросил Лавровский. -

Нам ещё Удалого от них получить надо.

– И у меня просьба имеется, – добавил

Малинин. И указал взглядом на, испугано

съежившегося за соседним, столом Мишку

Кацмана. – Этого не трогайте. Обещал я ему, что

жив останется.

– Ладно, андел мой. Всё так и сделаем. Не

люблю я хорошим людям отказывать.

Глава 28

Хороший затырщик

Воскресные бега начинались в двенадцать. Но

уже в половине десятого Лавровский пришёл на

ипподром. Первый, кого он встретил, был Пейч. Тот

распекал служителей:

– Почему в гостевой бардак?! Пыль не

протёрта, ковры не чищены?! Полчаса даю на

наведение порядка! Флаги не забудьте вывесить… А

сейчас позвать ко мне повара и буфетчика.

– Никак важные гости, Николай Сергеевич? -

поинтересовался Алексей.

344

– Важнее некуда. Владимир Андреевич вчера

вечером нарочного прислал. Сообщает, что решил

сегодня посетить нас.

– С чего вдруг? Даже вспомнить не могу когда

Долгоруков в последний раз на зимних бегах был.

– Какой-то лорд английский в Москву приехал.

Узнал, что у нас до сих пор разыгрывается приз в

память посещения бегов ихним принцем. Вот и

изъявил желание посмотреть. А Владимир

Андреевич, как радушный хозяин, его сопровождать

вызвался… Ну, а где его сиятельство, там и вся

Москва.

– Не вовремя, наверное, я к вам со своей

просьбой.

– А вот это зря! За Судакова с Комаровым мы

все у вас в долгу. От большой беды вы беговое

общество уберегли.

– Я? – деланно изумился Алексей.

– Да, не прикидывайтесь, Алексей

Васильевич. Заезжал сегодня ко мне господин

Степанов из сыскного. Попросил кое-какие бумаги

подписать. Да вы знаете – поди сами с Сергеем

Сергеевичем их сочиняли… Так, что общество от

позора вы избавили. Правда мне из старших членов

всё равно придётся уходить.

– Почему это?

– Не простят мне наши либералы, что я из

избы сор вынес. Вслух об этом, конечно, говорить

не станут – другие поводы найдут. Ну и чёрт с ними!

345

Займусь хоть своей собственной конюшней… Так

чем могу вам быть полезен?

– Не мешайте сегодня Семёну Герасеву, как

следует, выпить в буфете.

– Шутить изволите?

– Нет. Вполне серьёзно.

– Но ведь это грубейшее нарушение

параграфов 121-го и 122-го устава общества, -

начал Пейч. А потом решительно махнул рукой. -

Пусть по-вашему будет…

Перед входом на ипподром пристав 1-го

участка Пресненской части Носков давал последние

указания своим подчинённым и старшим нарядов,

прибывших в помощь от резерва городской полиции

и жандармского дивизиона.

– А кто сегодня от сыскного здесь дежурит? -

поинтересовался Лавровский.

Тут же, словно из-под земли, появился

маленький, вихрастый, вечно улыбающийся

Соколов.

– Наше вам с кисточкой, Алексей Васильевич!

Нас с Рабиновичем сюда прислали.

– Саня, сегодня на бегах Ювелир будет.

– Спасибо за подсказку. Уж мы его не упустим.

– Нет, Саня. Сделайте вид, что ничего не

видите. Так надо.

Соколов не стал задавать лишних вопросов.

346

Компания репортёров московских газет

обступила наездника Семёна Герасева и

расспрашивала его о сегодняшних бегах. Тот хитро

улыбался и на все вопросы отвечал неопределённо:

– Это как бег сложится… Сомнительно, но кто

его знает… У всех шансы имеются…

Лавровский в разговоре не участвовал. Во-

первых, потому что знал – ничего существенного

Герасев не скажет, он язык за зубами держать умеет.

А во-вторых, всё его внимание было приковано к

прогуливающемуся вдоль галереи Матвею

Одинцову. Вот неспешной походкой к нему подошёл

низенький щуплый человечек в роскошной лисьей

шубе и меховом картузе – месье Антуан, он же в

прошлом известный жокей Подьячев. Несколько

минут они тихо переговаривались.

Потом Одинцов передал коротышке большой

плотный конверт, а взамен получил свёрток,

обёрнутый в газету, который месье Антаун извлёк из

внутреннего кармана шубы.

Похоже на пачку сторублёвок, подумал

Алексей.

Адвокат надорвал обёртку и, судя по

движениям большого и указательного пальца, стал

пересчитывать деньги. Порыв ветра донёс до

Лавровского обрывок разговора:

– … Не проверяете?... А если…

– Зачем?... Нет у вас другого покупателя…

Подьячев сложил конверт пополам и спрятал в

карман. Указал Одинцову в сторону буфета, видимо

347

предлагая обмыть сделку. Тот, даже не удостоив его

ответом, демонстративно отвернулся в сторону.

– Ну, как хочешь. А я пойду выпью.

Лавровский громко кашлянул. Герасев сразу

прервал беседу с репортёрами:

– Извините, судари мои, некогда. Приятеля

давнего увидел. Поздороваться хоть надо… Антон!

Антон Иванович!

Подьячев остановился. Герасев сграбастал его

в объятия:

– Давненько ты в наши края не заглядывал!

Всё больше по Парижу да Венам разным! Водку-то

на чужбине пить не разучился? Пойдём в буфет.

– Рад бы Сеня, да бумажник в «Лоскутной»

забыл. Но ежели угостишь, от рюмочки – другой не

откажусь.

– Какие рюмочки? Помнится в Венсенне мы с

тобой стаканами пили под устрицы ихние, будь они

не ладны. А уж здесь под икорку и балычок, сам бог

велел…

Прошло пятнадцать минут, полчаса. А они всё

не возвращались. Лавровский забеспокоился. А

вдруг Подьячев выпил на дармовщинку, да и уехал с

бегов? Эх, надо было вслед за ними в буфет идти.

Но знающий человек запретил, незачем, дескать,

«светиться».

К нему подошёл один из беговых служителей:

– Господин Лавровский, вас настоятельно

приглашают в гостевую.

348

– Иди ты…, – раздраженно отмахнулся от него

Алексей.

– Его сиятельство вас спрашивал.

– Да пошёл… Кто?!

– Его сиятельство князь Владимир Андреевич.

– Выручай, братец. С дамой одной у меня

свидание назначено. Не дождусь – обидится

смертельно. Скажи, что не нашёл меня, – Алексей

пошарил в кармане, но мелочи не нашёл. – А за

мной не пропадёт, ты меня знаешь.

– Наслышаны-с.

Прошло ещё минут пять. А вот, наконец, и

они. Лица красные, шубы нараспашку.

– Всё. Антоша, всё… Пора мне. У меня

сегодня лошадь едет – Грозный-Любимец. Надо

посмотреть, всё ли Сашка сделал, как я велел.

– Выиграет твой Грозный?

– А кто его знает.

– Ты, Сеня, не темни. Кто первым придёт?

– Это уж как бег сложится.

Посмотрев вслед наезднику, Подьячев

плюнул:

– Никогда верную лошадку не подскажет…

Вот жлоб!

Он остановился, выбирая, куда идти дальше -

к кассе тотализатора или в буфет. К нему подбежал

человек, обличьем и одеждой похожий на купчика

средней руки.

– Почтенный, выручай! – он умоляюще

всплеснул руками. – Съел я, понимаешь, чего-то…

349

– Ничего не понимаю. Чего тебе от меня надо?

– Съел я чего-то… Вот и приспичило,…

Подскажи, где нужник тута…

Алексей, подошёл к Подьячему сзади и

крепко шлёпнул его рукой по плечу:

– Здорово, Стёпа!

Подьячев обернулся, Алексей изобразил на

лице смущение:

– Извините, почтеннейший. Обознался я,

Больно уж вы похожи на приятеля моего Степана

Степановича Тюрина. Он совсем как вы, только

росточком чуть побольше…Вы его, случайно, не

знаете?

– Не знаю, – буркнул Подьячев и,

развернувшись, направился в буфет.

Алексей, как было заранее условлено, прошел

за угол правой галереи. Там его уже ожидал

Ювелир.

– Держи, – протянул он конверт и улыбнулся. -

А из тебя, Лексей, хороший затырщик получится.

Таким цены нет…

Ознакомившись с украденными документами,

Лавровский понял, почему ильюшинские ребята

почти за неделю, так и не смогли отыскать Удалого.

Мошенники поместили его на конном дворе в

Кузьминках под чужим именем – выдали его за

десятилетнего темно-гнедого жеребца Драгуна,

родившегося в заводе какого-то Кучеряну в

Бессарабии… Бумаги на руках. Можно ехать за

Удалым. А Сергей, что-то запаздывает…

350

Малинин появился ближе к двенадцати.

– Антон Иванович Подьячев, – представил он

тощего и длинного как жердь блондина. – Мы с ним

с детства дружим, в гимназии вместе учились.

Очень хороший человек. Одна беда, копуша. Пока

он побрился, оделся, завтраком меня накормил…

Вот мы и опоздали.

Лавровский знал от Сергея, что блондин

служит учителем каллиграфии в катковском лицее.

Поэтому рассчитывал встретить зануду вроде своего

соседа Пердникова. На всякий случай, приготовился

убедительно объяснить – хотя их предприятие не

совсем законно, зато с точки зрения морали… Но

после первых же слов, учитель остановил его:

– Не надо. Серёжа мне всё рассказал. Очень

уж обидно будет, если жеребца, который может

прославить нашу страну, увезут за границу.

– О, так вы, наш брат, лошадник!

– Отнюдь, – улыбнулся Подьячев. – До сих пор

никогда на бегах даже не бывал. Но вот, наконец, и

посмотрю их.

– К сожалению, сегодня вам это не удастся, -

сокрушенно развёл руками Алексей.

– Нам срочно надо ехать в Кузьминки.

– Экая, право, досада, – вздохнул учитель.

– Вот и хорошо! А то бы пришлось мне

нажаловаться твоей Маше, как ты шикуешь – деньги

на ветер кидаешь, – шутливо ткнул в бок приятеля

Малинин. – Понимаешь, Лёша, мы видели, как вели

на ипподром стрельцовского Бравого. Вот он

351

Антону и приглянулся. Захотел на него поставить. И

ещё спорит со мной!

Лошади владельца Чернышёвских бань

Алексея Фёдоровича Стрельцова отродясь призов не

брали. Класс не тот, да и ездок из него не ахти

какой. Поэтому в тотализаторе на Стрельцова всегда

был взят только один рублёвый билет – купленный

им самим.

– Серёжа, твоё мнение мне, бесспорно,

интересно, но изволь уважать и моё, – неожиданно

проявил твёрдость блондин. И попросил

Лавровского. – Алексей Васильевич, а можно

задержаться немного? Сыграем разок и поедем.

– Уговорили, – махнул рукой Алексей.

– Вот и замечательно! Серёжа под каким

номером Бравый выступает?

– Антон, не дури! – возмутился Малинин. -

Хочешь сыграть, так слушай людей знающих.

Поставь лучше на Гордую. Ей в первом заезде

равных нет. Много за неё, конечно, не дадут. Но

рубля полтора на рубль получишь.

Лавровский, как и многие игроки, был не

чужд суеверий. Не раз слышал он истории о том, как

сказочно везёт людям, впервые оказавшимся на

бегах. Взглянув в афишу, увидел, что Бравый

записан в первом заезде под первым номером.

Символично!

– Антон Иванович, раз понравился Бравый.

так и играйте его, – сказал он. – Только не

увлекайтесь. Больше рубля ставить не рекомендую.

352

– Да у меня больше и нет, – смущённо

улыбнулся учитель. – А когда кассы открываются?

– Уже открылись, идите. За одно и нам с

Сергеем билет на Бравого возьмёте. Вот, держите.

С афишкой в руках подошёл судебный

следователь Быковский. Чувствовалось, он сильно

расстроен.

– Что это с вами, Василий Романович? -

спросил Лавровский. – Не иначе, как, поставили на

Гордую, а потом увидели её на проездке и

засомневались.

– Нет, Гордая на проездке показала себя во

всей красе. Она лучше остальных и по формам и по

резвости. Да и Владимир Карлович фон Мек ездок

преизрядный. Кто с ним в этой компании

сравнится?!

– Полностью с вами согласен, – поддержал его

Малинин. – Дмитриев слишком горяч, зачастую сам

лошадь сбивает. Серёжа Губонин второй или третий

раз в жизни на приз едет, опыта никакого. А о

Стрельцове я уж молчу.

– Рад нашему единомыслию. А расстроен,

батеньки мои, я другим. Очень не люблю, когда,

хоть и по обстоятельствам от меня независящим,

данное слово не держу.

– Это вы о чём? – насторожился Лавровский.

– Об Одинцове. Обещал я вам его день-другой

на свободе оставить. Но в ходе следствия, которое

ведёт член судебной палаты Лопатин, всплыли его

353

связи с террористами. Именно он незаконно ввёз в

Россию из Бельгии несколько пудов динамита и за

хорошие деньги продал их пятёрке Адвоката. Никто

и слушать не захотел, что преждевременный арест

Моти может помешать отыскать Удалого. Дудкин из

жандармского управления, так и заявил:

«Безопасность августейшей фамилии важнее не

только какого-то рысака, но и всего нашего

коннозаводства».

– Это, как сказать, – Алексей в очередной раз

забыл, что его главный враг – собственный язык. -

От иного жеребца прока побольше, чем от дюжины

великих князей.

– Вы бы, батенька, хоть при мне от подобных

высказываний воздержались, – голос Быковского

был строг, а вот глаза смеялись. – Короче, решено

арестовать Одинцова прямо на бегах.

– Просто замечательное известие! -

обрадовался Алексей. До этого он опасался, что

Антуан, обнаружив пропажу документов, обратится

за содействием к Моте Адвокату. А от его шайки,

чего уж себя обманывать, можно было ожидать

любых неприятностей, вплоть до открытого

нападения по дороге в Кузьминки. На всякий

случай, Алексей даже револьвер у Карасёва

позаимствовал.

Малинин быстро оценил изменившуюся

ситуацию:

– Значит, теперь мы можем не торопиться в

Кузьминки?

354

– Конечно, друг мой. Вполне можем позволить

себе посмотреть два-три заезда… Огромное спасибо

вам, Василий Романович, за приятную новость, -

сказал Лавровский. А потом понизил голос до

шёпота. – Поставьте рублишку на Бравого.

Не задавая своего излюбленного вопроса о

надёжности сведений, Быковский устремился к

кассам, которые вот-вот должны были закрыться.

Глава 29

Бравый и Гордая

Вернувшийся из кассы учитель каллиграфии

принялся расспрашивать Лавровского и Малинина.

Ему, как и любому человеку, впервые попавшему на

бега, всё было интересно и непонятно.

– На приз записаны четыре лошади. А как же

все они поместятся на такой узкой дорожке? -

недоумевал он.

– Их по две запускать будут, – объяснил

Алексей. – Вот от того столба, что напротив беседки.

Первая пара – Бравый и Гордая, вторая – Кролик и

Ловкий.

– Они только один круг бегут?

– Три. Ведь Пресненский приз разыгрывается

на дистанцию в три версты. А дорожка здесь

верстовая, – сказал Сергей. – Бравый твой, слов нет,

хорош. Завод графа Сологуба, в котором он родился,

по числу взятых призов в России на первом месте.

Да и родословная у жеребца не плохая – от

Великана-Кролика и Цыганки. А вот ездок слабоват.

355

– Почему же хозяин не нанял опытного

наездника? – возмутился учитель.

Ему терпеливо разъяснили, что приз

любительский, в его розыгрыше могут участвовать

только ездоки-охотники – члены Московского,

Петербургского или любого провинциального

бегового общества. А наездникам, служащим по

найму у других лиц, в такие общества доступ

закрыт.

– Понятно, – закивал головой Подьячев. – На

любительские призы допускаются только владельцы

лошадей.

– Не совсем так, – уточнил Лавровский. – Они

могут поручить это другим членам общества.

Впрочем, некоторые любители по мастерству

наездникам не уступят.

– Да уж, – грустно вздохнул Малинин. -

Володя фон Мекк любого за пояс заткнёт. А вот он-

то, Антоша, и едет на Гордой, которой ты пренебрёг.

– Фон Мекк? – спросил Подьячев. – Он часом

не родственник известному железнодорожному

деятелю, построившему Московско-Рязанскую

дорогу?

– Старший сын, – словоохотливо пояснил

Малинин, близко знакомый с фон Мекками. -

Замечательный человек – порядочный, добрый…

Только не дал ему бог деловой хватки отца. Вот и

потеснили Володю в железнодорожном деле разные

Поляковы и Варшавские. Зато по конской части он

их всех «за флагом бросил». У Володи в селе

356

Рахманове Можайского уезда очень приличный

завод, при нём даже небольшой ипподром имеется.

Когда гости собираются, устраиваются

импровизированные бега – жребий тянут, кому на

какой лошади ехать. Призы выдаются. Я прошлым

летом ящик дорогих гаванских сигар выиграл. Лёше

они очень понравились… Все спортсмены за честь

считают к фон Меккам в гости попасть… А

Варшавский? Этого прохиндея Петербургское

беговое общество в свои ряды принять отказалось.

В Московское сунулся – и здесь его на вороных

прокатили.

– На каких вороных? – не понял Подьячев.

Малинин пояснил:

– Чёрных шаров при баллотировке накидали.

С великим трудом, поговаривают за взятки, пролез

он в Полтавское общество… И Поляков не намного

больше добился! Миллионами ворочает, а на

призовой конюшне ни одного резвача.

– Ты имеешь в виду банкира Лазаря

Соломоновича Полякова?

– Его самого, Антоша. Недавно я про него

анекдот…

– Да помолчите вы, друзья мои, – оборвал их

Лавровский, доставая секундомер. – Начинается.

Первыми на беговую дорожку выехали

Бравый и Гордая.

… В России, ещё с XVIII века, лошади

запускались «с шага» – подъезжали к столбу, от

357

которого начинался бег, шагом и только миновав его

переходили на рысь. А на американских ипподромах

давно практиковался запуск «с хода», то есть старт

полной рысью. Это позволяло выиграть несколько

секунд.

В Московском Императорском обществе

любителей конского бега шли постоянные споры.

Сторонники введения новых правил доказывали:

– Одна из причин того, что у наших рысаков

на всех дистанциях секунды «тише» чем у

американцев, в запуске «с шага». Начнём и мы «с

хода» ездить, быстро все их рекорды побьём.

Противники любых изменений возражали:

– Граф Алексей Григорьевич Орлов не глупее

вас был. Не позволим славные традиции ломать!

И переубедить их, что старинные традиции

сегодня стали помехой развития русского бегового

спорта, пока не удавалось…

Слышно было, как судья на старте Шипов

кричит:

– Выравнивайтесь! Выравнивайтесь!

Стрельцов не отставайте!

Стрельцов взмахнул вожжами и Бравый, ещё

сажени за две до столба, пошёл рысью. Гордая

осталась на месте.

– Назад! Заворачивай! – кричал стартёр.

Тут же послышались частые удары колокола.

– Фальстарт, – объяснил Алексей Подьячеву.

Только с третьего захода обе лошади подошли

к столбу шагом одновременно. Шипов дал отмашку

358

флагом. Один раз звякнул колокол, извещая, что бег

начался.

Вороной жеребец и серая кобыла шли голова в

голову.

– Хорошо приняли, – прокомментировал

Алексей, взглянув на секундомер. – Первая четверть

без тридцати двух, вторая без тридцати пяти…Но

такого пейса Бравый долго не выдержит.

– Ничего не понимаю, – вздохнул Подьячев. -

Вроде и по-русски говорит Алексей Васильевич, а

смысл не улавливаю.

Малинин перевёл ему с «бегового языка» на

общедоступный:

– Обе лошади хорошо приняли старт. Первую

четверть версты пробежали за двадцать восемь

секунд, вторую – за двадцать пять. Но сомнительно,

что Бравый долго выдержит такую скорость бега.

– И, что тогда? – спросил Подьячев.

– Сам увидишь… Гляди!

Когда лошади заканчивали первый круг,

вороной перешёл на галоп.

– Сбился, – пояснил Малинин. – Плакали твои

денежки, Антоша… Надо было меня слушать -

Гордую играть… А у Бравого проскачка…

– Нет, – коротко бросил Лавровский, не отводя

взгляда от дорожки. – После десятого скачка

Стрельцов жеребца на рысь поставил. Идёт хорошо!

Его слова вызвали веселье у нескольких

постоянных посетителей бегов, стоящих рядом.

359

– Поставить-то поставил, а что проку, -

противным тенорком захихикал модно одетый,

сравнительно молодой, но уже изрядно

потасканный, господин. – Вы посмотрите, где

Гордая, а где Бравый!

– Где, где…, – басовито хохотнул мордастый

толстяк, судя по наружности и одежде из

охотнорядских торговцев. – Такое слово на людях и

сказать зазорно…

Когда Бравый проходил мимо галереи,

потасканный, издеваясь, крикнул:

– Браво, Стрельцов! Брависсимо!

– Веником его, Лёха! Веником! – глумливо

захохотал мордастый, намекая на профессию

Алексея Стрельцова.

– Эх, не повезло, – вздохнул Подьячев. – Но

смотрите… Догоняет… Догоняет!

– Немыслимо, – изумился Малинин. – После

такого тяжелого сбоя и достать…

– Ты на секундомер посмотри, – усмехнулся

Лавровский. – Первая четверть была без тридцати

двух, вторая без тридцати пяти, третья так же.

примерно… А седьмая?

– Без двадцати. Устала кобыла, вот и встаёт.

– Нет, друг мой! Заблуждаешься. Гордая

кобыла дистанционная. Она и на пятой версте

свежей останется, а не то что на второй… Это

Володя фон Мекк поиграться решил, публику

красивой ездой потешить. Подпустит сейчас

Стрельцова, а потом такой бросок сделает!

360

К началу третьего круга Бравый сравнялся с

Гордой.

– Достал! Давай, Стрельцов, давай! -

размахивая руками, орал во всё горло учитель

каллиграфии.

Третью версту соперники начали голова в

голову. А на левом повороте Стрельцов тряхнул

вожжами, гикнул и его вороной вырвался вперёд на

упряжку, на две… И тут фон Мекк сделал бросок.

– Ничего себе! – воскликнул Лавровский в

очередной раз взглянув на секундомер. – Вот это

пейс! Четверть без сорока… А Бравый-то

держится… Эх, приотстал малость…

Пытаясь оторваться от соперника фон Мекк

посылал кобылу раз за разом. Видимо очередной

посыл оказался, как говорят беговые спортсмены

«несоразмерным». За две-три сажени до призового

столба Гордая, шедшая на пределе своих сил,

заскакала. Призовой столб она прошла галопом.

Ипподром замер. А потом начался

невообразимый шум и гам.

– Чёрт безрукий! – завизжал потасканный

господин. – Галопом в столб! Ездить не умеешь!

– Это надо же было так умудриться, мать

его…, – матерился мордатый охотнорядец. – А я на

него полсотни зарядил! Да, чтоб тебя…

– Жулики! – вопил кто-то. – Сговорились!

– А чего они кричат-то? – спросил, ничего не

понимающий, учитель каллиграфии. – Ведь их

Гордая первой пришла.

361

– Согласно правилам, лошадь пришедшая к

призовому столбу галопом теряет право на приз и

резвость её бега не учитывается, – объяснил

Лавровский.

– Значит, наш Бравый выиграл?! – обрадовался

Подьячев.

– Пока ещё нет, – разочаровал его Малинин. -

Сейчас побежит вторая пара – вороной Ловкий и

серый Кролик. Победителем будет признан тот, кто

покажет лучшую резвость.

Зато Лавровский обнадёжил:

– У Бравого очень приличное время – пять

минут тридцать семь секунд. Думаю, Ловкий и

Кролик таких резвых секунд не покажут.

Он оказался прав. Кролик заскакал на старте,

сделал проскачку и съехал с круга. А Ловкий

пришёл к призовому столбу на восемь секунд тише

Бравого.

– Поздравляю, Антон Иванович! – Алексей

хлопнул Подьячего по плечу. – Идите в кассу за

честно заработанными деньгами. Заодно и наш

выигрыш получите.

Учитель, не пошёл, а побежал к кассам. Он

сиял, словно именинник.

– Ты чего его раньше времени отправил? -

удивился Сергей. – Кассы только минут через

десять откроются. Очереди, как я полагаю, не будет.

– А зачем ему, друг мой, в чужом пиру

похмелье? Ты посмотри, кто к нам пожаловал.

362

Решительной походкой к ним шёл Мотя

Адвокат. В сопровождении всей своей шайки.

Глава 30

Вы арестованы!

Одинцов и Вейсман подошли к ним. Петро

Наливайко и трое плечистых молодчиков,

державших руки в карманах, остановились в

некотором отдалении.

– Здравствуйте, Матвей Петрович! – лучезарно

заулыбался Малинин. – Позвольте познакомить вас с

моим другом и соиздателем журнала господином

Лавровским.

– Это они, – тихо сказал Вейсман.

– Разумеется, мы, – насмешливо взглянул на

него Алексей. – А вы кого рассчитывали увидеть

господин Вейс, Вейсман, Конэссёр, Знавец и так

далее? Полицмейстера Антонова, отправленного с

вашей помощью в отставку? Убиенных во время

еврейского погрома в Одессе? Или мичмана

Серёгина и Карлушку Гехта, которых ваш приятель

Красавчик угостил «Шато-Лафитом»?

– Это они сидели за соседним столиком у

Трамбле, – голос Вейсмана дрожал от злости. – Они

выследили Антуана и украли у него бумаги…

Говорил же я, что надо их того…

– Ша, Женя! – прикрикнул на него Одинцов и

протянул руку. – Очень приятно познакомиться.

Лавровский сделал вид, что не видит

протянутой для рукопожатия руки:

363

– Позвольте усомниться в вашей искренности,

господин Одинцов.

– Почему? Мне всегда, ей богу, приятно иметь

дело с талантливыми людьми… Вы обдумали моё

предложение об участии в вашем издании?

– Обдумали. И отвергли. Правда, друг мой?

Сергей молча кивнул и расстегнул пальто.

– Не спешите доставать свой револьвер,

господин Малинин, – поморщился Одинцов. – Всё

равно не успеете. Мой Петро стреляет с двух рук.

Лучше объясните, почему вы не хотите принять

денежного компаньона в своё предприятие? Жалко

делиться возможной прибылью? Напрасно. Как

говорят в Одессе, лучше иметь пятьдесят процентов

в хорошем гешефте, чем сто в пропащем. А без

денег ваш журнал не то, что пропадёт, он просто в

свет не выйдет.

– Вполне возможно. Только для нас с Сергеем

журнал не гешефт, а нечто большее. Ну, да это к

делу не относится…

Лавровский заметил, что возле них трутся

двое – сыщик Санька Соколов и коренастый

мужчина с густыми бровями и небольшими усами

подковкой. Он узнал одного из лучших филёров

Московского охранного отделения Евстратия

Медникова, с которым свёл знакомство в

позапрошлом году, когда ловили Колю Американца.

Соколов, что-то шептал спутнику, а тот,

похлопав его по плечу, громко сказал:

364

– Ты, Василич, не суетись. Потерпи четверть

часа, а потом получим деньги и в буфет пойдём.

Не понял, подумал Алексей, почему Василич?

Ведь Соколов, по отчеству Иванович. Потом

догадался. Значит надо тянуть время.

– И вообще, Матвей Петрович, – неторопливо

начал Алексей. – У нас в Москве считается дурным

тоном – прийти на бега, а говорить о чём угодно,

только не о бегах… Ответьте-ка мне на такой

вопрос: почему проиграл фон Мекк?

– Неблагоприятное стечение обстоятельств.

Гордая заскакала в самый неподходящий момент -

до призового столба оставалось всего две – три

сажени. В таких условиях, практически невозможно

было поставить её на рысь.

– Заблуждаетесь, Матвей Петрович. Не кобыла

виновата, а ездок. Захотел он перед публикой

покрасоваться, показать ей высочайший класс езды,

чтобы все в восторг пришли. Второго такого ездока,

дескать, во всей Москве нет. Только переоценил он

возможности Гордой и собственное умение. Да и к

противнику слишком уж пренебрежительно

отнёсся… А в результате – галопом в столб… Вот

именно из-за этого и вы проиграли.

– Вы о моей прошлогодней езде на

мазуринской Арфе? Не согласен. Во-первых, я

плохо знал нрав кобылы. Во-вторых, Ржевский на

Пройде предложил такой высокий пейс…

365

– Да причём здесь Арфа?! – засмеялся

Малинин, поняв на какую тему переводит разговор

его друг. – Мы об Удалом.

– Вернее об организации его похищения, -

уточнил Лавровский. – Продолжать или вам совсем

не интересно?

– Продолжайте, – кивнул Одинцов.

– Волчья стая, Матвей Петрович, признаёт

вожака не только за силу, но ещё и за чутьё. А оно

вас однажды подвело. Ввязались в кражу

чудотворной иконы Касперовской Божией Матери,

нажили опаснейших врагов – православным

архиереям, хоть они и смиренные слуги божьи,

дорогу лучше не переходить. Вот и пришлось

срочно бежать…, извините, перебираться из Одессы

в Москву. Авторитет ваш среди подельников сразу

сильно пошатнулся. Ещё бы! Мотя Адвокат оказался

не таким уж неуязвимым, как они полагали. Первым

взбунтовался Осман Кривой, который отвечал за

чрезвычайно прибыльное дело – торговлю

женщинами. Я прав?

– Допустим.

– Потом Милька Итальянец и Жора Пиндос. А

затем и остальные начали проявлять недовольство.

Надо было показать им такой класс «работы», чтобы

языками от восторга зацокали: «Мотя, это голова!».

– Ваша история весьма занимательна. Вы меня

заинтриговали.

– Получили вы недавно сразу два выгодных

заказа. Барону Гинсбургу, для его парижской

366

призовой конюшни новый резвачь потребовался.

Слышал я, что барон больше любых денег любит

когда его лошадь, взявшую приз, публика

аплодисментами приветствует. Дня без этого,

говорят, прожить не может. Перец, купленный три

года назад, езды на два-три приза в неделю не

выдержал, пал. Директор конюшни Подьячев

присмотрел Удалого. В Москве и Петербурге он

неудачно бежал – у нас все главные призы для

старшего возраста на четыре – шесть вёрст

разыгрываются. А в Европе и Америке короткие

дистанции преобладают – миля, тысяча шестьсот

метров. Самое оно для Удалого. А Малютин упёрся

– не хочет с жеребцом расставаться. Вот вам и

поручили обеспечить приобретение. Договориться о

покупке, выманить обманом, украсть – на полное

ваше усмотрение. Дело для вас плёвое, не труднее

чем марвихеру латопошник стырить… Я ещё не

утомил вас, Матвей Петрович?

– Напротив. С интересом послушаю ваш

рассказ и о втором заказе.

– Второй оказался потруднее. И опаснее. Один

одесский миллионщик решил конеторговлей

заняться. А цыган Феодосий Портаненко мешает.

Значит надо его, как любит говорить ваш подельник,

того…

– Не смейте приписывать мне кровожадность!

– взвизгнул Вейсман. – У вас доказательств нет.

367

– Ша, Женя! – снова осадил его Мотя Адвокат.

– Ей-богу, я от тебя уже устал. Мешаешь с умным

человеком потолковать.

– Убить-то немудрено. Как рассказывал нам

позавчера весьма сведущий одессит, ваш

двоюродный братец Петро Наливайко по «мокрухе»

большой дока. Но рисково в открытую с

харьковскими цыганами связываться. В случае чего,

они везде достанут – хоть в Париже, хоть на

Сахалине. Вот и придумали вы преостроумнейший

план: увести Удалого обманом, а вину за это на

Феодосия взвалить. За нарушения слова у

барышников спрос короткий… Начали вы «пасти»

Малютина – в Купеческом клубе с ним каждый вечер