Текст книги "Следователь и Демон (СИ)"
Автор книги: Александр Александров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
– Договорились. − Смайл вздохнул. − Ой, чует мое сердце, что я об этом еще пожалею... Однако же − да, договорились. Когда мне начинать?..
Старший администратор Пружинной Фабрики, бюрократ первого класса, чиновник высшей категории, инженер с двумя университетскими образованиями и примерный семьянин господин Александр Матье, по мнению Фигаро, более всего походил на старую, но все еще хитрую и опасную крысу. Он принял следователя в своем кабинете в подвале административного корпуса (здесь были свои правила субординации − чем дальше от крыши, тем выше должность и оклад) и, молча сунув Фигаро в руку чашку горячего чаю, тут же принялся возиться с заслонкой печного отопления.
Когда в кабинете стало жарко, как в жерле вулкана, Матье, накинув на плечи тяжелый горностаевый тулуп, плюхнулся в высокое дубовое кресло и уставился на следователя, все так же не говоря ни слова.
Фигаро, успевший к этому времени порядком вспотеть, подумал, что вызывать страх и замешательство, похоже, стало для этого человека процессом естественным и не до конца осознанным. Старший администратор постоянно дергался, совершая множество мелких, но многозначительных движений: он то характерным жандармским жестом совал руку за пазуху, точно проверяя скрытый там револьвер, то дергал замки на шуфлядках стола, то хватался за печать, то за каким-то чертом начинал перекладывать папки с бумагами, коих на его столе лежало невероятное множество. Жидкие пряди волос, свисающие на сморщенный лоб Матье не были тронуты сединой, длинные гибкие пальцы оставались все так же ловки как и в молодости − старческий артрит, похоже, сломал об администратора зубы − а восседавшие на крючковатом носу очки в тонкой золотой оправе казались чистым излишеством, тем более, что холодные синие глаза администратора все время смотрели поверх стекол.
Кабинет Матье, куда Фигаро, кстати, пустили без малейших проволочек, хотя в коридоре на лавках ожидало не менее десятка человек, был под стать своему хозяину: маленький, темный и мрачный. Кресло, стол, стул для посетителей (довольно удобный ), огромный секретер у стены, обитый вороненым железом шкаф с навесными замками на дверцах и монументальный несгораемый сейф, в котором можно было бы без труда спрятать самого следователя с недельным запасом провизии − вот и все, что в нем было. Под потолком тускло мерцала маленькая графитовая лампочка − настоящее электрическое освещение.
Следователю, наконец, надоело затянувшееся молчание. Он откашлялся, закинул ногу за ногу и отхлебнул чаю, после чего пораженно застыл секунд на десять. Потом сделал еще один осторожный глоток: нет, ему не показалось. В чашке был "Золотой Слон" − лучший индийский чай из всех, что когда-либо существовали на белом свете.
– Однако же... − Фигаро покачал головой. − По-черному завидую вашим подчиненным, господин Матье. Этот нектар мне доводилось пить всего два раза в жизни: один раз на приеме в честь Большой Победы − это было в королевском дворце, куда меня, по случаю, пригласил школьный приятель, далеко продвинувшийся по службе, и еще один раз − на фронте, когда мы вывозили документы из ставки генерала Гюзо. Впечатляет...
Администратор рассмеялся. Смех у него был на удивление звонким и здоровым.
– Обычно, − сказал он, − мои подчиненные пьют здесь дрянной кофе. Знаете, этот, с птичкой на упаковке, что продают в лютецианских лавках по два империала за ведро. Но господин Форинт приказал принять вас по высшему классу, так что наслаждайтесь. Это из моих личных запасов... Кстати, прошу простить за театральную паузу − привычка. Когда молча смотришь вот так на кого-либо из подчиненных, он тут же начинает трястись и пачкать штаны от страха, а потом сразу кается во всех грехах, причем даже в тех, о которых мне ничего не известно, хе-хе... Но вот что забавно: хотя вы явно не испытываете пиетета перед присутственными местами, вам в них... некомфортно. Из чего я могу сделать следующий вывод: вы провинциал, учившийся в столице, однако впоследствии из нее уехавший. Я прав?
– Ваша наблюдательность делает вам честь, господин Матье. − следователь поджал губы. − Но я не понимаю, какое это имеет отношение к причине нашей беседы.
– Дело в том, − администратор прикрыл глаза, − что я, похоже, видел вас раньше. Где вы служили? Четвертый артиллерийский?
– Откуда...
– Не продолжайте, дайте-ка я вспомню... Люблин, последний год войны, попытка прорыва группы "Центр". Мы с вами сидели в окружении под Яновице, только вы командовали орудийным расчетом, а я укреплял захваченные немецкие доты. Мы еще поссорились с вашим начальством: им нужны были лошади, ну и нам, понятно, тоже...
– Невероятно! − Следователь выпучил глаза. − И вы все это помните?!
– Идеальная память, − похвастался администратор. − Но перейдем, наконец, к делу. Господин Форинт, разумеется, рассказал вам, что к чему. Но Форинт − очень большая рыба. Кит. И, как и все киты, он плавает у поверхности − опускаться сюда, к нам, ему без надобности. Его больше всего беспокоит сохранность новейших разработок.
– Тогда как вы...
– Фигаро, поймите: развитие − это, конечно, важно. Кража наших изобретений − отвратительно! Непростительное преступление! И если чертежи новых электрических печей попадут к этому мерзавцу Виккерсу, то это, разумеется, будет огромной потерей. Но уясните следующее: даже при эксплоатации (администратор произнес иностранный глагол через ярко выраженное "о") наших теперешних мощностей мы легко выводим бухгалтерию в зеленый плюс, обеспечивая при этом работой тысячу с лишним человек. Настоящая проблема в другом: с тех пор, как шпион проник на фабрику мы постоянно живем в условиях чрезвычайной ситуации. В условиях военного времени, Фигаро!
– Вы говорите о попытках саботажа? − Фигаро подался вперед, чуть не расплескав чай.
Администратор ощерился, обнажив идеально сохранившиеся зубы и покачал головой:
– Как вам сказать... Последние шесть месяцев ситуация на фабрике чрезвычайная, тут я не преувеличил. Рабочие линии выходят из строя, и это не чья-то глупая халатность. Цеховые постоянно пьяны, о работе даже не думают. Несчастные случаи опять же... Нам пришлось здорово потратиться на защитные приспособления, но это, между нами говоря, давно пора было сделать. С другой стороны, износ инструмента сейчас почти нулевой. Не знаю, с чем это связанно; похоже, эти столичные разгильдяи, наконец-то, освоили немецкие плавильни и перестали гнать брак. Наши ремонтные бригады тоже творят чудеса: часы простоя из-за работы наладчиков сократились почти в десять раз. Очевидно, эти лентяи подумали, что мы набираем новых людей потому что решили выгнать старых, хе-хе-хе... Но есть вещи, которых не могу понять даже я. Например, качество литья и чистота алхимического синтеза выросли в разы. Это уже ничем не объяснишь: машинерию на этих линиях мы не обновляли, инженеров не меняли...
– А цеховые...
– Ха! Вы еще увидите этих цеховых! Потом сами расскажете, на что эти пьяницы способны − это, кстати, по вашей части. А пока могу только дать вам совет: поговорите с рабочими. Мне кажется, что они знают больше чем говорят, но мне-то они, в любом случае, много не расскажут: я для них злой демон Пружинной. − администратор захохотал. − Болваны... Знаете, Фигаро, а ведь это именно я надавил на Форинта, чтобы старый сквалыга подписал бумаги для ухода Пружинной под крыло рабочего профсоюза... Да...
– Странно, − уголок рта следователя дрогнул. − Я почему-то решил, что вы − эдакий ужас местного значения. Тиран и... и...
– Самодур? − с усмешкой подсказал администратор. − Вы правы, для рабочих я именно таков. Так и надо: меня должны бояться; должность обязывает. Но я, в то же время, отдаю себе отчет в том, что рабочих нужно всеми силами защищать.
– Почему так?
– Ну, мы же защищали людей во время Большой Войны... Шучу, шучу... Дело в том, что все эти профсоюзы и больничные карточки выгодны, в первую очередь, нам самим. Нам нужны специалисты. Тысячи рабочих, инженеров, просто грамотных людей, не считающих зазорным встать у станка, понимающих, что все их права сорок раз защищены, жалование высоко и стабильно и завтра, случись что с их здоровьем, их не выбросят на помойку без гроша в кармане. Молодежь должна знать, что работа на фабрике − почетное занятие. И тогда, может быть, лет через десять-двадцать, мы перестанем нанимать за золото немецких инженеров... Ну а государство где на десять человек пять чинуш и три спекулянта очень скоро станет частью какого-нибудь Третьего Рейха, Соединенного Королевства или других прохвостов с хорошо подвешенными языками и в модных костюмах... А теперь ступайте, Фигаро. Мой человек ждет вас в приемной. Пройдитесь с ним, осмотритесь, гляньте, что у нас да как, а потом, вечером, возвращайтесь. Тогда и обсудим стратегию... И, да, чаю у меня еще много.
В коридоре следователя, действительно, ждали, причем сразу двое.
Эта была странная, абсолютно непохожая парочка: толстяк с румяным жизнерадостным лицом студента-гуляки и тощий, словно жертва Легкого Вампира, франтоватый доходяга с волосами сверкающими от бриалина. Толстяк в кожаной робе с нашивками старшего мастера (из карманов робы, коих было невероятное количество, торчало не менее трех десятков различных инструментов непонятного назначения) сразу же подскочил к Фигаро и принялся трясти его руку.
– Здорово, господин следователь! Я Туск, Абрахам Туск. Тут, сталбыть, по механической части, ну, и за безопасность в цеху отвечаю. Меня к вам сам, − он ткнул пальцем в дверь кабинета, − приставил, чтоб я вам показал, что у нас да как. А вот этот тип с кислой рожей − Серафим Флафф. Он, как я понимаю, вам типа коллеги. Вы сейчас с ним побалакайте по-быстренькому, а я вас в курилке подожду.
С этими словами толстяк, отпустив, наконец, руку следователя, развернулся на каблуках и выскочил за дверь, на ходу вытаскивая из-за уха сигарету. Следователь молча посмотрел на свою несчастную ладонь: было похоже, что руку ему пожал гидравлический пресс.
Тощий франт проводил мастера Туска взглядом и вздохнул:
– Хороший парень. И смекалистый. Вот только его всегда... мнэ-э-э... Много.
– Я заметил, − следователь старательно растирал покрасневшее запястье. − А чего это он так орет?
– Туск? Да ведь он глухой совсем. Тридцать лет в цеху.
– Ну? − удивился следователь. − Сколько же ему было, когда он встал к станку?
– Семь. Мастера начинают рано. И всегда − с самого низу... Да что мы тут стоим-то? Прошу за мной...
Они прошли по коридору, освещенному тусклыми газовыми рожками (электрическое освещение, все-таки, было начальственной привилегией) и свернули на узкую лестницу, ступени которой были густо покрыты засохшими плевками и растоптанными окурками. Единственное окно на лестничной площадке было грязным а его стекла кто-то замазал мелом, но света на лестнице было достаточно для того, чтобы Фигаро смог рассмотреть своего спутника получше.
Следователь подумал, что Флафф выглядел бы франтовато даже для столицы, не говоря уже о такой зашатанной провинции, коей являлся Нижний Тудым: зеленая с золотым шитьем курточка на соболином меху, модный черный костюм в тонкую белую полоску, красные сапожки (Лютеция, двести империалов) и галстук-шнурок − последний писк моды, накрывшей столицу в прошлом году. Кармашки куртки Флаффа распирало от пухлых блокнотов в кожаных обложках, а то, что Фигаро сперва принял за вычурную сумочку на длинном плечном ремне оказалось фотомашиной: позолоченный корпус, выдвижная оптика и даже съемная магниевая вспышка − одно Небо знало, сколько это стоило.
– Хороший у вас аппарат, − пробурчал следователь. − "Блик"?
– Ну что вы! − Флафф самодовольно усмехнулся. − Настоящий японский "Пентаграмм"! Есть даже отделение для самопечатающихся кассет, хотя у нас их один хрен нигде не купишь... А вы увлекаетесь?
– Ну как... − следователь покраснел. − Вроде того... Только я больше теоретик... Хорошая фотомашина стоит дорого, а переносная... Лучше и не говорить, сколько. Даже с моим новым окладом старшего следователя мне пришлось бы пару месяцев питаться корешками и колодезной водицей... Вот за этот вы, к примеру, сколько отдали?
– Дорого, − серьезно сказал Флафф. − Жуть как дорого. Но оно того стоило. Кто-то увлекается лошадьми, кто-то без ума от керосиновых самоходок, ну а я фотохудожник... Прошу сюда.
– На веранду?! На улице мороз!
– Мы ненадолго. И я должен быть уверен, что нас никто не слышит.
На веранде было холодно, но высокая кирпичная стена, отделяющая фабрику от административного корпуса защищала от ветра, делая сухой морозный воздух вполне сносным. Они закурили: Фигаро, по обыкновению, просто щелкнув пальцами, а Флафф воспользовался встроенной в серебряный портсигар зажигалкой.
– Итак, − сказал Флафф, − давайте знакомиться заново. Вас я знаю, вы следователь ДДД, я же представляю здесь другое ведомство, обыкновенно с вашим не пересекающееся, а именно следственную комиссию при Бюро патентов.
Их взгляды встретились и Фигаро на мгновение показалось, что в воздухе запахло электричеством.
– Так вы...
– Карты на стол, Фигаро. Я знаю, что вы наводили справки о моих агентах. Я знаю, что вы в курсе текущего расследования Бюро. И пару месяцев назад я просто послал бы вас подальше, воспользовавшись своими полномочиями. Но сейчас ситуация иная: я готов принять любую помощь. Особенно − я подчеркиваю − от следователя ДДД.
– Вот как... − Фигаро задумчиво пожевал мундштук трубки. − А можно подробнее?
– Фигаро, погибло пятеро агентов, работающих под прикрытием. Пятеро! Это при том, что, обычно, эта работа не считается опасной вообще. Мы, в конце концов, ловим не опасного маньяка, а простого шпиона, засланного сюда конкурентами господина Форинта... как я думал в самом начале. По обыкновению это квалифицированные инженеры, способные понять технологический цикл, скопировать чертежи или, хотя бы, в общих чертах описать сам процесс. Они никого не убивают и будучи раскрытыми просто раскланиваются и удаляются восвояси, а владельцы мануфактур потом мирно решают все вопросы. Даже до суда редко доходит: ну выплатит какой-нибудь господин Виккерс какому-нибудь господину Форинту неустойку − и ладно. Сейчас же мои люди гибнут один за другим, но при этом я не могу понять как именно!
– Вы подозреваете враждебное колдовство? − осторожно спросил следователь. − Иначе...
– Вот именно. Иначе бы я давно нашел того, кто все это устроил. Даже если этот кто-то − колдун. А так: в цехах стабильно высокий уровень асинхронных колебаний, который то и дело скачет.
– После... э-э-э... несчастных случаев? − Фигаро почувствовал, как его спина покрывается холодной испариной.
– Да. Я сам мерил: после последнего случая − двадцать в красном. Держались почти двое суток.
– И чем мерили?
– Вот этим. − Флафф извлек из внутреннего кармана оплетенную медным змеевиком трубку с двумя циферблатами на конце. Следователь присвистнул.
– Ничего себе. Пятая модель? С электролитическим конденсатором?
– Вот именно. Показания точны, уж будьте уверены.
Фигаро стряхнул пепел в снег и задумался.
– Но тогда... Почему вы просто не обратились в ДДД?
– Да потому что нет никаких доказательств применения колдовства. Ну напишу я в рапорте что тут зашкаливает "мерило", а мне ответят: и что? Мало ли что оно показывает. Где следы колдовских процедур? Характерные следы на телах жертв? Экто-пыль? Заколдованные предметы?.. Черт, Фигаро, а, может, это демон?
Следователь, против воли, усмехнулся.
– Демон, вселившийся в какой-нибудь станок уже давно перебил бы половину фабрики, потом выдрал бы свое обиталище из фундамента и отправился за добавкой. Бывали случаи... А что до "жутких показаний" детектора асинхронных колебаний, то тут можно придумать естественных объяснений на пару томов: алхимические испарения, плохая проводка в стенах, влияние магнетических сплавов и тому подобное... Расскажите лучше как погиб последний из ваших людей.
– Туше? Мое ведомство устроило его сюда старшим мастером; думали, что если он будет держаться подальше от всей этой машинерии, то ничего плохого не случится. Ага, как же... Ночью, когда цех останавливался на профилактику, Туше отправился проверить клапаны на трубах... Там, знаете, такие мостки с ограждением и подзорная труба на треноге. Даже подходить к этим штуковинам не нужно: смотришь в трубу и читаешь циферки на манометрах. И отошел-то всего на десять минут. А нашли его уже намотанным на вал. Причем от мостков до вала − сажен десять, так что Туше, видать, руками помахал и полетел туда аки птичка, не иначе.
– Но, в принципе, как я понимаю, влезть в этот ваш вал можно и безо всякого колдовства?
– Можно. Но над валом − защитная скоба. Для того, чтобы туда попасть нужно залезть под нее. Зачем? На кой черт?
– Да-а-а... − следователь выпустил изо рта колечко дыма, рассеянно наблюдая, как оно тает в морозном воздухе. − Все это странно и жутко... Вот что: давайте не будем делать поспешных выводов. Я пока что пройдусь, осмотрюсь тут у вас... А скажите-ка, Флафф: свидетели этих несчастных случаев есть? Хоть один?
– Нет. Никого.
– То есть, все они произошли когда жертва была одна?
– Вот именно. И всегда − ночью или поздним вечером.
– Да-а-а... Тогда я понимаю, почему вы подозреваете злой умысел... Слушайте, давайте зайдем внутрь − холодно.
– Давайте так: заходите ко мне вечером. Тогда и поговорим. Как раз успеете осмотреться.
Следователь виновато покачал головой.
– Не могу, Флафф. Вечером у меня встреча с Матье.
– Ну так заходите после. Я все равно живу прямо здесь, в корпусе. Мне на время расследования выделили кабинет прямо под крышей и она даже не протекает... Нет, не так... Дергайте сильнее, похоже, защелка примерзла...
Старший мастер Абрахам Туск оказался, вопреки первому впечатлению, мировым парнем.
Нет, орать как оглашенный он не перестал − издержки профессии. Зато угостил Фигаро крепким кофе с коньяком из личной фляжки, которую прятал в одном из своих бесчисленных карманов, рассказал пару свежих анекдотов и, пока следователь трясся от хохота, приладил ему на голову нечто вроде железного горшка с ватной подкладкой ("...для безопасности, сударь, токмо для безопасности, а то, гляди, упадет на вас деталька в сто пудов весу, так и коронер не опознает. А так − на каске номерок").
Как оказалось, попасть в первый сборочный цех Пружинной можно было через подземный коридор, что соединял фабрику и административный корпус. Похожий на интеллигентного дворника вахтер на пропускном шлагбауме внимательно проверил документ следователя, строго посмотрел на него, но бумажку со штампом "Временный пропуск", все же выдал.
Фигаро и Туск сели в маленькую вагонетку с электрическим моторчиком (в вагонетке были мягкие сиденья, а вместо крыши − сплетенный из толстых стальных прутьев колпак). Мастер повернул рычаг и необычное средство передвижения мягко урча поползло по широкой ленте рельса.
– Это начальство придумало! − Туск постучал рукой по борту вагонетки. − Чтобы, значит, ножки не утруждать и ботиночки дорогие в стружке с маслом не пачкать. В этой штуке раньше детали для станков между сборщиками перевозили, так что совсем удобно выходит: мы все цеха в корпусе объедем и все увидим.
– А алхимические цеха?
– Ха! Туда я вас пущу только после того, как вы мне свое завещание покажете. Чтобы, понимаешь, детишки ваши, когда сиротками останутся, меня не проклинали: мол, оставил, подлец, без наследства... А если серьезно, так алхимики в робах полной защиты работают и в газовых масках. Всего-то по четыре часа в день − потом другая смена заступает. Так что ежели хотите к алхимикам, то только после инструктажа и только ночью, когда цех стоит.
– Сурово у вас тут... − покачал головой Фигаро.
– А то! Так на то она и техника безопасности!
...Пока вагонетка ехала по широкому, облицованному красным кирпичом коридору, следователь с любопытством осматривался. Мимо то и дело проходили группы людей одетые примерно так же, как Туск, но встречались и коричневые рабочие робы. Все были заняты делом: кто-то толкал перед собой тележку с деталями, кто-то тащил папки с документами, а один раз Фигаро увидел двух дюжих мужиков, что волокли на деревянных носилках свиную тушу.
– Куда это они? На шашлык?
– Да в столовую, куда ж еще. В два часа в цехах обед: кормить работяг надо! А то они тебе наработают...
Под потолком мигали графитовые лампы − тут тоже все освещалось электричеством. Следователь спросил у мастера почему так, и получил на удивление развернутый и грамотный ответ: все та же техника безопасности. Оказалось, что до установки электрического освещения трубы, что подводили газ к старым фонарям, то и дело давали течи. Газ скапливался в цехах и малейшая искра − а искрило тут почти все − приводила к взрыву и пожару.
– Народу перемерло − жуть! − рассказывал Туск. Свинцовые трубы тянули − не помогло: паклю на муфтах за месяц сжирает. Сами знаете: где алхимики, там быстро все портится. Выписали инженера немецкого; тот походил, посмотрел, да и говорит: надо медные трубы паять. А паять, сталбыть, будет его контора. Форинт как смету увидел, так три дня икал, чуть не помер, а потом и говорит: ставьте, собачьи дети, шпанские лампочки. − он кивнул на потолок. − Да чтоб, говорит, с защитными колпаками − супротив пожару.
– Вот как! А электричество откуда берете?
– Так генератор у нас свой, самодельный. На пару́ работает.
– А пар? Уголь жжете?
– Фу! Что мы, в самом деле, дикие люди какие? У нас бак есть с водой, а в том баке стержни зачарованные − воду кипятят. Работает такой стержень два месяца, потом наново переколдовывать... То есть как − два месяца... Когда нам их почтенный господин Метлби зачаровывал, пока его в кутузку не уперли, тогда на два хватало, а теперь нанял Форинт какого-то столичного колдуна. Колдун хороший, но все больше по книжкам − теория, там, понимаешь, то да се. Теперь чар хватает недели на две. Пришлось запасной бак клепать...
Фигаро открыл было рот, но потом решил не упоминать о том, что именно он упер "почтенного господина Метлби" в кутузку. Даже с учетом того, что колдун-убийца сейчас наверняка сидел где-нибудь на Дальней Хляби, попивая кофеек и набрасывая очередную статью для "Ворожбы и Жизни", Туск вряд ли бы оценил работу следователя по достоинству.
– Так вот и живем, господин Фигаро... А вот и ворота в цех! Милости просим!
Следователь, внутренне содрогаясь, схватился за нос, жалея, что у него нет лишних рук, чтобы закрыть ими уши, но когда огромные ворота с гидравлическим запорным механизмом остались позади, оставил нос в покое и недоуменно огляделся.
Да, в цеху было довольно шумно. Но ничего похожего на оглушительный, рвущий уши грохот, который заранее представил себе Фигаро − куда там! − столичные студенты, из тех, что одевались в рваные косоворотки и называли себя "нигилистами", нажравшись дешевым самогоном, бывало, громче орали под окнами (студиозусы с факультета метафизики, вроде самого Фигаро, чаще распевали "Молодого некроманта" или "Куклу Колдуна" − жутко пошлую песенку о суккубе, вселившейся в деревянную лошадку, а будущие медики − "Мое сердце остановилось". И у всех у них, вспомнилось следователю, были балалайки с выжженными волками, черепами и кучей порванных струн на грифе).
Запахи... Запахи цеха, неожиданно для него самого, привели Фигаро в полный восторг. Ароматы раскаленного металла, горячей канифоли, краски и еще чего-то тонко-неуловимого, промышленного ласково щекотали ноздри следователя. Он шумно сопел и закатывал глаза. Туск, глядя на это, хохотал, хлопая себя ладонями по объемистым бокам. Тележка ехала дальше.
Вокруг гудел цех: под высоченной крышей, теряющейся в сизом тумане, возвышались решетчатые конструкции в которых что-то гудело и искрило, шипели клапаны на клепанных баках, стучали молотки, крутились колеса станков, − а люди! Сколько здесь было людей − не сосчитать! Они стояли у медленно ползущих конвейерных лент, они сидели у длинных деревянных верстаков, они лежали под жуткого вида конструкциями, похожими на обглоданные скелеты ископаемых ящеров, они даже висели в воздухе, обвязавшись широкими ремнями, и каждый из них был занят делом.
Вот усатый мужичок хлипкого виду от души машет молотком, загоняя клин в крепежный паз (молоток у мужичка был, похоже, весом со следователя и лишь чуток уступал ему в габаритах). Вон дюжий парняга в робе из серой мешковины, в сотнях мест прожженной раскаленной искрой, жмет на педаль и окутанный ревущим паром молот-автомат лупит по заготовке так, что дрожит земля. А вон там длинный как жердь лопоухий парень в странных черных очках на сожженном лице дергает за шнур и поднимается чуть ли не к потолку в сложной ременной конструкции, похожей то ли на качели, то ли на плетеную корзину. Лопоухий что-то крикнул, схватил непонятное устройство похожее на вилку которой подцепили карандаш на шнурке, и сунул эту штуковину внутрь сложного механизма, похожего, из-за обилия шестерней, на мудреные башенные часы. Вспыхнул ослепительный свет, полетели искры.
– Не смотрите на дугу: всю ночь с картошкой на глазах пролежите, − сам Туск тоже старательно прятал глаза от вспышки. − А вон там у нас самое интересное: тонкая сборка. Там-то, почитай, все мастера и работают.
Он остановил тележку, откинул защитный колпак и жестом приказал Фигаро следовать за ним.
– Вы только это − с дорожки не сходите. Туда где красные загородки не суйтесь − опасно.
"Дорожка" представляла собой нечто вроде широкой ленты из прорезиненных ковриков с тупыми шипами: чтобы не скользили ноги, понял следователь. К треногам, установленных по обе стороны дорожки, были прибиты деревянные щиты с табличками:
"Смотри под ноги!"
"Не суйся в электрические щитки, коли ты не электрических дел мастер!"
"Каков подлец от тока помрет − работать на фабрике более не будет!"
"Нагадил на пол − империал штрафу!"
"Не надел шлём с ватой − сам дурак!"
...Они обошли огромный сверлильный станок (на деревяшке привязанной к чугунному боку этого мастодонта белела меловая надпись: "Ремонт до третьего дня, ответственные − Букля и Долгий") и оказались перед невысокой − по пояс − загородкой, отделявшей довольно большой участок цеха, заставленный страшно сложными на вид аппаратами. Тут было гораздо тише, а рабочие, все как один, носили синие с белым робы самого опрятного вида, да и детали, с которыми они работали, выглядели куда как мудрено: ажурные коробочки со стеклянными крышками, под которыми что-то жужжало, трепетало и искрилось, медные шары с окошечками, оплетенные сложной системой змеевиков, огромные стеклянные колбы, в которых тлело нечто вроде миниатюрных жаровен − все это сильно возбуждало фантазию следователя, питавшего тайную страсть к сложной автоматике.
– Эй, батяня, скинь серебряк на чекушку! − раздался внезапно голос откуда-то сверху.
Фигаро вздрогнул и поднял глаза.
Слева от него возвышался большой стеллаж, полки которого были завалены замысловатого вида инструментарием. На самом верху стеллажа валялись промасленные телогрейки, тюки с ветошью и еще какое-то тряпье, а из этого тряпья на следователя смотрело удивительное существо.
Это был человечек ростом не более локтя, одетый в замызганную рванину. Мышиного цвета лохмы и клочковатая борода полностью скрывали лицо; из колтунов торчал только непропорционально длинный нос да сверкали черные бусинки глаз. На человечке была странная "упряжь" из тонких кожаных шнуров, в которой крепился инструмент: молоток со сломанной рукоятью и ржавая отвертка, а руки человечку заменяли пушистые лапки, похожие на кошачьи.
Цеховой.
...Когда-то ученые умы Академии Других Наук считали, что мелкие домовые духи не выживут в фабричных корпусах из-за обилия железа. В этих заявлениях был резон: Другие существа страсть как не любят этот металл. И действительно: мелкая нечисть, вроде сорняков, конюших, повертов и им подобным бежала из цехов со скоростью пули. А домовые − гляди ж ты! − приспособились. Хотя, конечно, называть их стали по-другому...
– Да не жмись ты, − цеховой дохнул на следователя ядреным перегаром, − дай целковый! Или хоть плесни на два пальца. Ну чего тебе стоит, дядя?
– Мерский катеныш!!
Хрясь! Рядом с цеховым в стеллаж впечатался здоровенный грязный сапожище, разминувшись с головой Другого менее чем на пол-ладони.
– Каткий отфратный зойфер! Я люпить тфой клюпый башка!!
Цеховой завизжал, подпрыгнул, и нырнул головой в пол, не раскроив, однако, при этом череп, а просто пройдя сквозь твердую поверхность. По прорезиненным плитам, словно по поверхности воды, прошли круги, и Другой бесследно исчез.
– Восмутительно!
К ним уже спешил метатель сапога: долговязый дедок в робе старшего инженера. Его длинные седые волосы были убраны в "хвост", развевающийся за спиной, ногти на руках аккуратно подстрижены, а очки со сменными линзами, восседавшие на остром носу по сложности напоминали чудной астрономический прибор. На правой ноге старичка не было сапога.
Инженер подхватил свой "метательный снаряд" и ловко натянул обратно на ногу (следователь успел заметить длинный полосатый чулок), после чего низко поклонился гостям.
– Допрый тень, косподин Туск! Допрый тень, косподин Фикаро! Мне кофорили, что фы посетите нас, но не утошняли фремя. Прошу простить за пофедение наших цехофых − проклятые сфолочи опнаклеть соффсем!
– День добрый, герр Гейгер! Как здоровье? Фигаро, познакомьтесь: наш ведущий инженер Вильгельм Гейгер. Работает у нас уже десять лет; заступил на службу сразу после получения гражданства. Они, сталбыть, сбежали из Рейха, во как. Политический.
– Райх! − старикашка затопал ногами, брызгая слюной, − Райх! Нихт Райх! Эта сфинья − канцлер − посорит мой страна! Посорит Дойчланд! Они там марширофать! Под мусыка!! Они там домарширофатса! Экономика, который рапотать на фойну, даст только фойну! Я коворил эти ослиные аршен: ви бить клюпое стато...
– Ну, ну, спокойно, спокойно! − Туск вздохнул. − Теперь будет орать за политику, пока не охрипнет. − повернулся он к Фигаро. Он, говорят, обложил в десять этажей канцлера лично и его выслали: тогда у них нравы помягче были...
– Туск! Я, фоопще-то, фсе слюшать!
– Да, да, герр Гейгер... Так вот, − прихватил старик, значит, все свои наработки и приехал к нам а в столице его нашел Форинт. Без Гейгера мы бы до сих пор керогазы да чайники клепали, дай бог здоровья старику!
– Туск!!. Отнако, ви бить правым, − инженер вздохнул и дернул себя за "хвост" на затылке, − этот мануфактур раньше фыпускать фсякий мусор... Косподин Фигаро, ви быть из... э-э-э... гайстеръйегерь? Колдоффской полицист?
