Текст книги "Следователь и Демон (СИ)"
Автор книги: Александр Александров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
– Господин Малефруа! Сейчас же, не откладывая, отправите человека в Старгородскую библиотеку с этим распоряжением. Пусть возьмет все материалы по этому вашему Черному Менестрелю – вообще все, даже те, что только для служебного пользования. С этой бумажкой ему все выдадут... Отлично... И еще одно... – еще один листок был нещадно вырван из блокнота. – Я сейчас напишу телеграмму... Так... Минутку... Вот, держите. Незамедлительно телеграфируйте в Столицу, в Главное управление ДДД. Пусть пороют в архивах, может, что найдут... Замечательно. А теперь, господа и дамы, я задам вам несколько вопросов. И главный, конечно же, такой...
– Нет, – покачал головой Его Величество Фунтик, – на нас нет проклятия. Все возможные исследования проведены раз по сто. Мы не прокляты, мы просто...
– Еженощно витаем в бездне самых жутких кошмаров! – Астор Клерамбо жеманно повел плечами. – От которых нет спасения!
– И вы не пробовали бороться с этим? Никак?
– Наркотики. – Министр финансов криво усмехнулся. – Опиаты, главным образом. Но нельзя совсем не видеть снов, Фигаро. Сойдешь с ума – он разразился тихим лающим смехом.
– Значит, так, – Фигаро взглянул на часы, стоящие на каминной полке, – сейчас шесть вечера. Времени у нас предостаточно. И мы сделаем вот что: сейчас каждый из вас расскажет мне, что именно с вами произошло. Расскажет подробно и без утайки, а если возникнет необходимость поговорить тет-а-тет, мы всегда можем выйти в коридорчик... Итак, Ваше Величество?
Фунтик вздрогнул.
– Я?.. Что ж, извольте... Для меня весь этот кошмар начался три с половиной года назад, когда я приехал сюда на осеннюю охоту... Я страсть как люблю стрелять оленей, у меня такое ружье... Эх, Фигаро, видели бы вы мой «Моррисон»! За сто шагов с одного выстрела – даже выслеживать потом не надо...
В общем, это случилось вечером, седьмого ноября. Солнце садилось – как сейчас помню. Я уже возвращался в усадьбу, но решил по пути зайти на Болотную излучину, там часто можно встретить косулю или лань. Я спустился к болоту, чуть прошел вдоль берега, туда, где трясина переходит в такой... знаете, вроде как маленький пруд... И увидел призрак.
– Вот так просто шли и увидели?
– Вот так просто. Решил чуть срезать через камыши, вышел к рыбацким сижам и увидел у самой воды... Нечто вроде тени. Я сперва подумал, что у меня зрение шалит – знаете, как бывает, когда солнце вдруг попадает в глаза? Потом долго чудятся всякие пятна, кляксы... Но этот... эта штука была вполне реальна.
– Как выглядел этот призрак?
– Похож на человека в черном трико. Длинные темные волосы, плащ и... И дудка. Ну, свирель.
– Та-а-ак...
– Он взглянул на меня – тень падала на его лицо, но по тому, куда была повернута его голова, я понял, что он смотрит мне прямо в глаза. Я окликнул его, – что-то вроде «эй, любезный, вы кто таков будете?», но он не ответил. Просто поднес свирель к губам... и стал играть. И я скажу вам, Фигаро, я в жизни не слышал ничего подобного. Музыка была – как нож под ребро.
– В каком смысле?
– Не знаю, как вам сказать... – Король поводил руками в воздухе; на его лице читалась мучительно-напряженная работа мысли. – Как будто это была даже не музыка, а живая эмоция, воспоминания... Нет, не могу объяснить... Знаете, как бывает: идешь по улице, думаешь о какой-то ерунде, и тут вдруг повеет запахом краски... И вспомнишь, как в детстве так же точно пахло у тебя в комнате, когда там красили окна, а ты с приятелями как раз гонял голубей на крыше, а потом измазался как скотина, и уже улыбаешься во весь рот, хотя просто нюхнул краски из малярной лавки... Так вот тогда было так же. Только я не улыбался, а дрожал. Потому что от этой музыки становилось страшно.
– Так. А потом?
– Потом он просто растворился в воздухе... Даже, как мне показалось, не в воздухе, а в воде – расплылся как клякса.
– И?..
– И ничего. Пошел я в усадьбу – жрать хотелось как волку.
– И в эту ночь...
– Ничего подобного. Прошло недели две, прежде чем я увидел свой первый... кошмар. И, скажу вам, Фигаро, это было ужасно. И с тех пор повторяется каждую ночь. Моя башка уже на пределе, так что... – Король пожал плечами. – Алхимики с магистрами уже были, теперь вся надежда на вас.
– Хм... А вы могли бы описать эти сны? Хотя бы один?
Тут король задумался. Думал он долго, теребя волосы и меряя шагами пространство у камина. Затем сказал:
– Знаете, Фигаро, мы, короли, иногда вынуждены принимать тяжелые решения, за которые потом, чисто по-человечески, нам бывает стыдно. Если у тебя есть сердце, то нельзя быть просто частью государственно машины и ни разу ни о чем не пожалеть... Так вот: во сне ко мне приходят люди, которых я... Отправил на плаху, подставил, прикрывая свой зад, унизил, в общем, все те, у кого есть или мог бы быть на меня зуб. Во сне они... Не то, чтобы прямо мучают меня, нет. Просто говорят разные вещи... Но суть не в том, что они делают, а в том, что я при это испытываю. Как будто мой мозг медленно поджаривают на гриле. Не дай бог вам такое пережить, господин следователь. Врагу не пожелаешь...
Он сел, а точнее, упал на стул, извлек из кармана портсигар и достал из золотой коробочки... леденец, который тут же сунул в рот и принялся сосредоточенно грызть. Похоже, рассказ короля был окончен.
Тогда поднялась Мари Воронцова. Ее лицо – тонкое и красивое, в свете камина казалось восковой маской, плавящейся в адском огне. Она тихо прочистила горло и сказала:
– Я живу с этим уже пять лет. Я тоже приехала сюда осенью... Не люблю охоту, но здешняя природа... Она умиротворяет. Это прекрасные места, прекрасные, несмотря ни на что... В тот вечер – со мной это тоже случилось вечером, на закате, я гуляла по берегу пруда... Знаете, Фигаро, тут у них есть лебеди – прекрасные белые лебеди, я их просто обожаю. Бросаю им хлеб, а они подплывают к самому берегу... – Она достала платок и промокнула покрасневшие глаза. – Но в тот вечер я не увидела ни одного. Зато увидела его.
Она вздрогнула.
– Он стоял на берегу – молодой парень в черном... Как там сказали Их Величество?.. В трико? Я бы назвала это, скорее, комбинезоном. Длинные волосы перевязанные широкой черной лентой, прекрасные карие глаза... И свирель, эта проклятая свирель. Я тогда и подумать не могла, что передо мной призрак. Улыбнулась, поздоровалась, но он не ответил. Просто поднес свирель к губам и начал играть... И это было так ужасно и так прекрасно – все сразу – что я, кажется, потеряла на время сознание. Потому что когда я пришла в себя, его уже не было – только по воде плыла широкая черная лента...
Я вернулась в усадьбу. Почему-то мне стало не по себе, и я принялась паковать вещи, но было уже поздно уезжать в этот день. Я легла спать, но... Это был не сон, о нет, господин следователь. Это был кошмар, такой кошмар, о котором мне страшно даже говорить. Но я вынуждена переживать его каждую ночь. Каждую ночь! И я не знаю, на сколько меня еще хватит. Уже три месяца я думаю о самоубийстве и с каждым днем этот вариант кажется мне все более милосердным.
– Вы не хотите описать свои кошмары, Мари? – мягко спросил Фигаро, но она лишь отрицательно покачала головой.
– Ладно. Пусть будет так... Садитесь ближе к камину и выпейте, наконец – вы вся дрожите... Кто следующий?
Встал генерал. Он долго молчал, теребя свой орден и словно к чему-то прислушиваясь, а затем решительно сказал.
– Шесть лет назад. У меня все было весной, вот как сейчас. Я рыбачил – люблю рыбалку, особенно по утрам, до восхода. И у меня, кстати, клевало. Солнце уже почти встало, и тогда я увидел этот... Ну, призрак. Он стоял далеко – подробностей я не разглядел, но дудка у него была, это точно. Потому что он стал на ней играть, а потом пропал – как сквозь землю провалился.
– Вы... э-э-э... почувствовали что-нибудь, когда он играл?
– Почувствовал? – Генерал поджал губы. – Не знаю, но на душе стало как-то муторно, это да. Но ничего такого. Я знаю, что эти... ну, призраки... Что они пугают. Я видел в своей жизни парочку. Так там было похоже. Но ничего сверх того.
– Так, ясно. А потом?
– Да ничего. Рыбачил дальше. И все было в порядке. И еще месяца три все было в порядке, а потом... ух! Я, скажу вам, господин следователь, человек служивый, страхом обделенный. Нельзя в нашем деле бояться. Так в жизни я и не боюсь ничего, зато во снах... Во снах со мной такое творится, что хоть в петлю головой – тут мамзель Воронцова правильно сказала. Так что ежели поможете, я за вас кому хошь глотку порву – вот этими руками... А, кстати, вопрос можно?
– Спрашивайте, конечно.
– Вы это... как его... магистр-колдун? Академик?
– Нет, – Фигаро удивился, – с чего вы взяли?
– Да так... – Штернберг нахмурился. – Думаю я просто: потяните вы этого дудельщика проклятого, али нет.
– Постараюсь. Но обещать ничего пока не могу. Моя квалификация, если что, отлов нашкодивших колдунишек средней руки и домовых... Разных, хм, размеров... Подробности снов расскажите?
Генерал смутился.
– И рассказал бы, а не могу, господин следователь! Оно ведь как – присяга у меня! Не могу некоторые вещи разглашать! А тут, во снах, как раз такая тема и подруливает – военная! Случай один у меня был... Эх, не могу! Присяга, подпись, военная тайна!.. Вы уж извините, – потупился он, разводя руками, – служба.
– Ничего-ничего, господин генерал. Сами люди служивые, понимаем... – Фигаро что-то черкнул в блокнотике и поднял глаза. – Еще желающие есть?
Тогда со стула поднялся Клерамбо. Молодой человек замер на фоне камина, опустил голову на грудь, сложив руки в молитвенном жесте, а затем глухим голосом произнес:
– Это было осенью, десять лет тому назад. Я приехал в эти края насладиться одиночеством и, быть может, найти новые мелодии для моей лиры, но судьбе было угодно распорядиться иначе... Дождливым серым днем я прогуливался по холмам; мне было холодно и страшно в этой дикой пустыне. Я молил Судьбу даровать мне знак, уверивший меня в том, что моя Муза не покинула меня, но, должно быть, в тот день сам Дьявол перехватил мои мольбы на полпути к небесам. Потому что вскоре я встретил человека.
Он стоял на холме и явно ждал меня: юноша в черных одеждах, демон с горящим взором! – Клерамбо содрогнулся. – Он протянул ко мне руки и, похоже, хотел что-то сказать, но его мертвые уста не издали ни звука! Тогда он поднял свою дьявольскую свирель и... Силы небесные, моя душа разлетелась на тысячи мелких осколков! Все, кого я любил, все, кто ненавидел меня, явились ко мне и кричали: «Зачем?! Зачем ты сделал это с нами?! Все обиды, все зло, что я принес людям, казалось, сторицей возвращаются ко мне!.. И с тех пор каждую ночь они настигают меня снова и снова, мучая и сминая мою душу! И потому я прошу, – нет! – я требую защиты!
– Угу. – Следователь кивнул. – А куда делся призрак?
– Что? – Клерамбо глупо посмотрел на Фигаро.
– Призрак. Куда он делся после того, как сыграл вам на свирели?
– Ну... Честно говоря, не помню, – сказал музыкант уже более человеческим тоном. – И в самом деле – не помню... Странно, да?
– Странно, стра-а-а-анно... – почти пропел Фигаро, делая очередную запись в блокноте. – Спасибо. Господин Рамбо?
– Рамбо и Клерамбо, право слово, – министр хохотнул. – Сладкая, блин, парочка... Зовите меня просто Алексис, хорошо?
– Без проблем, Алексис. Так что случилось с вами?
Министр почесал затылок, скорчил гримасу, очевидно, долженствующую означать «дайте подумать» и... рассмеялся.
– Глупо это все вышло, господин Фигаро... Лет пять назад... ну да, как раз в середине июля, меня затащили сюда друзья. Мы отмечали мое повышение, хорошенько накачались в столичной «Повозке и Лошади», и кому-то пришла в голову идея, что летний домик, шашлык под открытым небом и рыбалка вечерами – хорошая идея. Кое-кто воспользовался старыми связями, кое-кто кому-то телеграфировал... в общем, проснулся я уже в этой самой усадьбе, весь помятый и с жуткой головной болью... Хорошо что после повышения дают месячный отпуск...
Мы весьма мило проводили тут время: старгородские девочки, мясо на углях, шампанское, мордобои – все как надо. Потом мои друзья-приятели разъехались по домам, а я решил задержаться еще на недельку – поохотиться. Люблю охотиться один, в тишине, понимаете?
– Очень хорошо понимаю, – кивнул следователь.
– Ну вот... И как-то вечерком, пристрелив довольно крупного оленя, я сидел на пенечке, покуривал и ждал, пока прибегут помощники егеря, дабы оттащить тушу в усадьбу. Я уже прямо видел здоровенный сочный кусок оленины на вертеле, когда вдруг увидел шагах в десяти...
– Призрак?
– Н-н-нет.. Ну... Я ведь призрак никогда не видел, понимаете? Почем мне знать, призрак это был или нет?.. Но выглядел он вполне себе живенько – молодой парень, кажется, лет двадцати.
– Вы хорошо его рассмотрели?
– Не то чтобы очень. Он стоял близко, но его скрывал густой подлесок. Я, было, подумал, что егерь вернулся и помахал рукой, но потом сообразил, что егеря в черном не ходят.
– Он был одет в трико?
– Скорее, в комбинезон. С такими, знаете, застежками на длинных петлях. Волосы темные, лицо... Обычное, вроде, лицо... И тут он достал свою свирель и начал играть. И я вам скажу, это было не особо приятно.
– На что это было похоже? Сама музыка?
Министр задумался.
– Я бы не назвал это «музыкой», – сказал он, наконец. – Скорее, это было нечто, вроде навеянного сна. Знаете, в столице эти балаганчики? «Заплати золотой и увидишь эротический сон с балериной Курыгиной»? Там еще такой кристалл...
– Знаю, – кивнул Фигаро, – иллюзия плюс пси-внушение. Фирма «Павильончик Снов»... Кстати, у Курыгиной там пай в общей доле и старушка давно живет только на проценты... Но мы отвлеклись, извините... Что было дальше?
– Я похлопал себя по щекам – мне показалось, что у меня начались галлюцинации. И все прошло довольно быстро: парень в черном пропал, наваждение развеялось, но остался... такой своеобразный привкус... как после дурного сна. Но это тоже долго не продолжалось: пришел егерь с помощниками, и мне стало не до того. И еще неделю было не до того, пока не начались... Не началось это всё.
– Сны?
– Да, сны. – Рамбо дернул плечами. – И, если позволите, я бы предпочел не останавливаться на этом моменте. Возможно, позже, когда я наберусь храбрости... – Он громко сглотнул.
– Ладно, – Фигаро захлопнул блокнот, – не буду вас более третировать, дамы и господа. – Итак, ситуация выглядит следующим образом: вы подверглись неизвестному влиянию неизвестного существа. Пока что я не располагаю материалами, которые позволили бы сделать мне какие-то выводы, но уже завтра днем я надеюсь получить первые документы. Сейчас я вас покину до утра – Гастон, вас это не касается! Вы мне нужны! – но у меня будет просьба. Если кто-либо из вас хочет что-то мне сказать, но не желает делать это при остальных, я жду его у себя в кабинете через три часа. Если же этот «кто-то» не желает общаться лично, то пусть просто изложит все письменно и просунет письмо под мою дверь. Все ясно?
Шесть голов одновременно кивнули.
– Очень хорошо... И, Гастон, захватите вот эту лампу... И вот эту тоже, пожалуйста.
...Когда в комнате стало светло (Фигаро вовремя сообразил, что электрические лампочки под потолком, скорее всего, не работают – коммуникации усадьбы еще не были восстановлены – поэтому и попросил Гастона захватить лампы), следователь плюхнулся на диван и, положив ноги на роскошный деревянный подлокотник, принялся листать блокнот.
– Итак, Гастон, что мы имеем?
...Гостевые комнаты «Тенистый Аллей» были очень милыми: маленькими, хорошо обставленными и очень чистыми, а уж какие тут были диваны – настоящие пуховые плацдармы для вторжения в обитель Морфея! Но особенно следователю понравилось окно: высокое, похожее на арку, с удивительной красоты витражной вставкой у самого потолка.
– Мы имеем, – Гастон стащил с ног сапоги и принялся шаманить у камина, шурша промасленной бумагой, – одного короля, одного министра, известнейшую дамочку, героя войны и психа-музыканта – скорее всего, содомита.
– Клерамбо? – Фигаро лениво поболтал ногами. – Он не содомит, просто вспыренный дурак... Ну, хорошо, Гастон, а теперь скажите мне: что их всех объединяет?
– Их истории про Черного Менестреля? Кошмары?
– Нет, – фыркнул следователь. – Их истории, друг мой, как раз их разъединяют. Вот скажите: что во всех этих «исповедях потерпевших» вам показалось странным?
Гастон чиркнул длинной серной спичкой.
– Ну, вот, хотя бы история музыканта. Она, по-моему, бред.
Фигаро вздохнул.
– История Клерамбо, милый Гастон, отличается от прочих воистину графоманским пафосом и, скорее всего, придумана от начала и до конца. Но меня больше заинтересовал рассказ министра.
– Алексиса? А что с ним не так?
– История Рамбо, – Фигаро задумчиво посмотрел на клок пыльной паутины, плавно качающийся у резного потолка, – наиболее сильно отличается от всех прочих. Во-первых, она изобилует ненужными подробностями. Во-вторых – и это самое странное – Рамбо единственный, кто пытался привнести в свой рассказ долю юмора.
– И что это значит?
– Пока не знаю. Но прошу вас это отметить.
– Может, он врет? – Гастон шаркнул заслонкой на трубе.
– Не знаю, не знаю... Он выглядит напуганными и измученным, но он единственный, кто пытается это скрыть и даже пробует шутить. Может быть, это в его характере, а может быть, тут что-то другое – понятия не имею. Но взять ту же госпожу Воронцову. Ее рассказ сумбурный, рваный, но, без сомнения, искренний.
– Ах, Фигаро, – Гастон снял шляпу и принялся махать ей точно веером, раздувая огонь в камине, – вы плохо знаете женщин. Особенно богатых женщин. Они – мастера притворства, театралы. Все, что они говорят, вы можете смело делить на десять.
– Ну вы и скажете, Гастон... Но, предположим, вы в чем-то правы. Тогда возникает вопрос: зачем Мари выдумывать все это? Желание оказаться в центре внимания царственных особ? Этого добра ей хватает с головой. Стремление окунуться в тайну, стать частью загадочной и мрачной истории? Все может быть, но вспомните, как семь лет назад Воронцова покупала себе дом в Столице: она специально выбрала новостройку, в которой точно не было бы ни призраков, ни домовых. Она их боится. К тому же она лечится исключительно у алхимиков, избегая колдунов как огня, что тоже всем прекрасно известно. Мари, как и многие современные люди, опасается колдовства во всех его проявлениях. Есть даже слово для этого...
– Магикафобия, – подсказал Гастон.
– Вот-вот. Так что приехать сюда, в глушь, где соберутся люди, объединенные неведомым проклятьем и где, возможно, бродит существо, раздающее эти проклятия как шут конфеты... Нет, нет, это не в ее стиле.
– Но раньше-то она сюда ездила.
– Она могла и не знать про этого Менестреля. А вот как и когда... Это мы проверим обязательно. Завтра же я затребую у Малефруа гостевые книги за последние двадцать лет, и мы узнаем, кто из них сюда заезжал, когда и на какие сроки...
Он вскочил с кровати и принялся мерить комнату шагами.
– Идем дальше. Предположим, что призрак этого дудочника действительно существует и действительно как-то воздействует на этих людей – следователь ткнул пальцем в пол. – Тогда выходит, что... Хм...
– Но вы же сами говорили, что призраки безвредны, – заметил Гастон, аккуратно подкладывая в огонь тонкие щепки.
– Призраки – да. Но помимо призраков в нише бесплотных посмертных инкарнаций существуют и так называемые драугиры. Это, если хотите, отпечатки сознаний умерших людей, удерживаемые в оболочке могущественного проклятия и одержимые идеей вендетты...
– Они умею колдовать?
– Их способности весьма специфичны и, как правило, узконаправленны. Но я впервые слышу, чтобы драугир мстил столь неизбирательно.
– А, может, все-таки, избирательно? – Гастон задумался. – Может, есть что-то, что объединяет этих людей внизу?
Фигаро засмеялся.
– А вот теперь вы рассуждаете как настоящий следователь! Отлично, Гастон, отлично! Пройдемся по этому моменту. Пока нам известно лишь то, что все они, с их слов, бывали на Черных Прудах в разное время и – опять-таки с их слов – встретили здесь некое существо.
– Трое из них – государственные чиновники.
– Это-то как раз понятно, – Фигаро махнул рукой. – Пруды -отдых для состоятельных господ; сапожники сюда не вхожи... Но мне интересно другое: в этих местах постоянно живет и работает более двухсот человек. Егеря, лесничие, слуги, клерки... Что же, никто из них, бродя по лесам, ни разу не столкнулся с этим... существом?
– Клерки не бродят по лесам, Фигаро... Но я понял, что вы имеете в виду. Действительно, забавно-с...
– Но вернемся к нашим потерпевшим. – Следователь подошел к разгоревшемуся камину и принялся греть руки. – Давайте временно допустим, что существо, обитающее в лесах – не выдумка, и что это действительно драугир. Тогда наиболее аутентичными сразу становятся два рассказа: история короля и история генерала.
– Почему?
– Потому что они наиболее точно описали именно встречу с драугиром. Всегда в отдалении, трудно различить черты, всегда некое действие, в нашем случае, игра на свирели, а затем – внезапное исчезновение. Всегда – рано утром или на закате. Однако наиболее тревожным выглядит сам факт кошмаров при отсутствии каких-либо наведенных проклятий. Это очень нехорошо, Гастон. Там, внизу, я не стал об этом говорить, но это, на самом деле, плохо.
– Объясните.
Следователь вздохнул. Подумал, подвинул к камину небольшое кресло с высокой спинкой, и сел, сложа руки на животе.
– Наиболее интересными, с точки зрения теоретической метафизики существами, – Фигаро говорил медленно, тщательно подбирая слова, – являются так называемые спрайты. Это общее название для Других существ, способных проникать в человеческие сны и как-то влиять на них – или через них. Многие из таких существ безопасны, например, суккубы. Они питаются энергией возбужденного сознания, но не приносят вреда – максимум, у их «донора» может с утра заболеть голова. Кое-кто из метафизиков даже утверждает, что суккубы откачивают «дурную кровь», иными словами, очищают застои эфирных каналов – и в этом, кстати, есть зерно истины. Или взять тех же Зубных Фей, поглощающих отбрасываемые детьми клочья материи и энергии – полезные падальщики, укрепляющие здоровье... Но есть и другие Другие, простите мне невольный каламбур, которые опасны, иногда – смертельно опасны. Буки, к примеру, питаются «виталом» выделяемым в ответ на стимуляцию страхом. Они кормятся, главным образом, на детях, и, обычно, не особо вредят, но голодная Бука может не рассчитать дозу стимуляции и запросто убить младенца. Потому-то их и уничтожают, но они живучи как тараканы... Или твари пострашнее – ксенобиты. Они погружают жертву в тяжелое бредовое сновидение, где пытаются выкачать досуха. Если рядом нет хорошего колдуна-лекаря или, хотя бы, опытной ведьмы, то атака ксенобитов, обычно заканчивается комой и смертью. Они редки, очень редки, но специфической защиты от них не существует. И, наконец, спрайты-драугиры. Случаи столкновения с ними вообще можно пересчитать по пальцам, но именно они – самые жуткие и опасные твари. Главным образом, потому, что от их влияния невозможно защититься. Можно только развеять драугира – это, к счастью, несложно. Но для этого – и в этом загвоздка, Гастон – нужно найти могилу, в которой покоится его тело.
– Но у нашего драугира тела нет, – Гастон пожал плечами. – Его сожгли, помните?
– Это если верить легенде. А у меня нет причин ей верить – на то она и легенда. Но, конечно, полностью сбрасывать ее со счетов тоже нельзя... Кстати, малефиков, способных наложить посмертное проклятие, раньше сжигали именно по этой причине. Драугира без трупа не бывает.
– Хорошо, хорошо. Но почему от него нельзя защититься?
– Потому что мы до сих пор не знаем, что такое сон, что происходит со спящим сознанием и какие механизмы тут задействованы. Есть сны – просто бредовые обрывки дневных впечатлений. Есть сны – кривые зеркала, в которых наше подсознание танцует танго с самим собой – с такими снами работают сейчас все эти мозгоправы, которые усаживают вас на кушетку, а сами сидят над душой и нудят про ваших родителей. И есть очень узкая, редкая группа сновидений, в которых вообще непонятно, что происходит. Я говорю о так называемых «вещих» снах, когда вы узнаете вещи, которые, по уму, знать не должны. Согласно официальной теории классической метафизики, в такие моменты мы как бы... вливаемся куда-то, подключаемся к некоему всеобщему целому. И вот через такие сны действуют Другие. И драугиры-спрайты в том числе. Защиты просто нет.
– Но ведь есть алхимические декокты...
– Нет, нельзя. Министр правильно сказал: если лишить человека сновидений, то он сойдет с ума. Это временное спасение, но не панацея.
– Ну хорошо, – Гастон зевнул, – но каковы ваши дальнейшие планы?
– Не «ваши», а «наши». Ишь, каков стервец – соскочить захотел! Не-е-ет, приятель мой, мы теперь одной веревкой связанны... – Фигаро сухо засмеялся. – Мне во всей этой катавасии нужен человек, которому я смогу безусловно доверять...
– Спасибо, польщен.
– ...и который заведомо не имеет к этой гоп-компании внизу никакого отношения. А что до вашего вопроса, то лично вы завтра с утра возьмете у Малефруа гостевые книги лет, эдак, за двадцать и проверите, кто и когда из них – Фигаро опять ткнул пальцем в пол – приезжал на Черные Пруды, где останавливался и сколько тут гостил. Это для начала. А потом вы отправитесь в Старгород и в местной библиотеке будете копаться в подшивках местных газет. Задача проста – проверить, происходили ли в этих местах какие-либо странности, которые можно хоть как-нибудь увязать с нашим Черным Менестрелем.
– Так это ж на весь день!
– И, может быть, на ночь... Да не расстраивайтесь вы так: если Малефруа не врал – а за ним такого не замечалось – то я выбью нам еще месяц на Прудах. За счет заведения!
... Когда Гастон ушел, Фигаро закрыл дверь на замок и, подойдя к камину, сказал:
– Выходите, Артур. Горизонт чист.
Кольцо на пальце следователя – серебряная печатка в виде львиной головы – слегка потеплела и в воздухе над креслом с легким шипением материализовался призрак Артура-Зигфрида Медичи, более известного как Мерлин Первый, одного из четырех основателей Колдовского Квадриптиха и основоположника Классической школы колдовства.
– Ну? – спросил следователь строго, – ваш Договор, чтоб ему пусто было, орудует?
Старик тут же встопорщил усы, надулся и зашипел:
– Фигаро, ну как вы можете быть таким болваном! Демон прочно запечатан; Договор пассивен! Это сугубо ваши личные проблемы, в которые вы, как я уже убедился, вы большой мастак влезать абсолютно самостоятельно!
Следователь не обиделся. Артур, в последнее время, стал на порядок злее и скаредней, часто срываясь на мелочные свары, а то и откровенную ругань, но Фигаро его понимал.
...Кольцо, надетое старым колдуном следователю на палец, оказалось вместилищем для духа Артура, которое тот называл «филактерией с постоянной обратной связью» или «облачным хранилищем».
«Представьте это себе так, Фигаро, – говорил Артур, – каждую секунду вся информация, что заключена в вашем мозгу, считывается хитрым заклятьем. Если система контроля версий обнаруживает изменения, то данные на филактерии обновляются, причем это происходит очень часто – несколько раз в секунду. В результате у нас есть, грубо говоря, постоянная копия вашего сознания, со всеми воспоминаниями и единой общей структурой нейронных связей. В случае вашей смерти филактерия аккумулирует эфирную структуру вашей ауры и запускает локальный бекап. Понятно?»
Фигаро, которому ни черта не было понятно, спросил:
«А почему тогда в вашем новом... м-м-м... теле вы можете колдовать? Двигать предметы? Говорить без передачи мыслей, в конце концов? Это как понимать?»
«Потому, – снисходительно объяснил колдун, – что это, как вы говорите, «тело» – заранее подготовленный контейнер с определенными характеристиками, оптимально подходящий для сохранения моей личности. Я тысячи экспериментов провел, пока не получил приемлемый результат. В этом виде я могу прожить хоть миллион лет – кольцо на вашем пальце известными человечеству способами уничтожить невозможно».
«Но меня-то уничтожить возможно! Что если я свалюсь в пропасть? Что если меня прирежут в подворотне? Так и будете витать вокруг моей могилки?»
«Если вы погибните, кольцо начнет испускать мощнейший псионический импульс, который сперва найдет подходящего для ношения филактерии кандидата, а потом заставит его найти ее и надеть на палец. Зона покрытия сигнала – сто тысяч верст».
«А если я утону в океане? На глубине в три версты?»
«Фигаро! Да что же вы, в самом деле... Хотя да, о таком развитии событий я не подумал...»
Они вели длинные разговоры каждый вечер. Старый колдун, которого, казалось, прорвало после долгих лет вынужденного молчания, болтал без умолку и постепенно следователь начал понимать, какой бесценный источник знаний заключен в этой бесплотной голове.
И дело было не только в том, что познания Артура оказались невероятно обширны – в конце концов, перед ним был Мерлин Первый, древний архимагистр. Но знания колдуна простирались далеко за пределы классической метафизики: он был искушен в таких областях естественных и гуманитарных наук, о существовании которых Фигаро даже не подозревал.
К математикам Королевства, к примеру, Артур не имел никаких претензий. Также милостив он был к оптикам (ими он даже восхищался), механикам (здесь его восторгам не было предела) и политологам («...вы и представить себе не можете, Фигаро, но есть места, где политолог – это просто мудак с хорошо подвешенным языком, да...»). А вот алхимиков он на дух не переносил, и буквально истекал желчью, листая очередную «Ворожбу и Жизнь».
«...боже мой! Силы небесные! И это – периодическая таблица?! Группировка элементов по степени эфирной концентрации?! Рубедо, альбедо и нигредо?! Вы тут будете еще лет двести сидеть в паровом веке с такими алхимиками!.. Ну, хоть ядерный вопрос пока не трогаете, и то хорошо...»
Доставалось от него и астрономам, но тут Артур был, скорее, ироничен.
«...экспедиция на Марс? В этой субмарине-переростке? Ха! А вы, идиоты, не думали просто отправить туда заранее настроенный блиц-портал? Такое вам в голову не приходило?! Уметь свертывать пространство и выбрасывать миллионы империалов на проектирование пороховых двигателей взрывного принципа – да я бы за такое вас всех отправил на плаху! А потом бы воскресил и посадил бы в Королевское КБ на полставки, хе-хе...»
Но читая новейшие учебники по теории колдовства, он лишь уважительно хмыкал в усы и одобрительно кивал головой.
