Текст книги "Следователь и Демон (СИ)"
Автор книги: Александр Александров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
– Чушь, но по времени все сходится.
– Это если мы примем на веру показания Воронцовой. Она говорит, что слышала что-то похожее на выстрел около половины шестого утра, а потом кто-то несколько раз хлопнул дверью. Если это был убийца, то логичнее всего предположить что она слышала именно Рамбо, покидавшего место преступления. Но если убийца – она... В это, кстати, я готов поверить: женщинам свойственна импульсивность. К тому же Мари великолепно стреляет.
– Опять двадцать пять, – вздохнул Гастон, уплетая бутерброд с икрой. – А этот... Музыкант?
Фигаро изобразил страдальческую мину. Когда Клерамбо вернулся в усадьбу – было уже около половины пятого – то, узнав о смерти генерала, закатил целую сцену со слезами, истерикой и нервными судорогами.
«Убийца! – вопил музыкант, заламывая руки и то и дело сморкаясь в огромный кружевной платок, – среди нас убийца! Душегуб! Здесь, в этих стенах! О-о-о, я не вынесу! Смерть, кругом смерть!»
Он успокоился лишь тогда, когда Малефруа отрядил двух милых служаночек отпаивать истерика сердечными каплями. Следователь же, представив себе процесс допроса Клерамбо, почувствовал себя дурно, поэтому просто отрядил для этого (с позволения Фунтика, конечно) двух приятного вида господ из королевской охраны.
Через час выяснилось следующее: музыкант проснулся примерно в то же время, что и следователь, потребовал в комнату молока с медом и пирожков с капустой, после чего оделся и около половины десятого отправился на прогулку. Все это подтверждалось показаниями слуг; на момент убийства у Клерамбо алиби тоже не было.
Но сейчас Фигаро вспомнил слова Лизы, услышанные им днем. И просто сказал:
– Я не знаю, Гастон. Клерамбо... Я бы сказал, что он темная лошадка. У него нет алиби, но есть идеальная маска восторженного дурачка. Я не доверяю ему, но само по себе это ничего не значит, потому что я не доверяю здесь никому... Ну, кроме вас, разумеется. Иначе я бы сейчас с вами не кушал...
...Жандармы из Старгорода прибыли только к вечеру. По пути их карета дважды застряла в дорожных ямах, а уже на подъезде к усадьбе тарантас представителей закона, влетев в скрытую под поверхностью необъятной лужи кочку, лишился переднего колеса.
Пока кучер и молодой сержант, исторгая ужасающие проклятия, занимались ремонтом, остальные жандармы отправились на место преступления. Однако до боли знакомых Фигаро перебранок, хамоватых «р-р-разойдись!» и соленых шуточек по прибытию «синих мундиров» не последовало. Никто никого не таскал за вихры, никого не допрашивали с пристрастием, никто не поднимал на уши всю усадьбу криками «а ну-ка тащи сюда соседей, курва мать, будем свидетелей спрашивать!». Жандармы с вытянутыми лицами ходили на цыпочках, говорили шепотом, обращались ко всем на «вы», краснея задавали вопросы и, получив ответ, тут же раскланивались, извинялись, и исчезали где-нибудь за углом.
Фигаро, которому в конце концов осточертели эти «танцы на цырлах», отловил жандармское начальство – красномордого лейтенанта с крашеными подусниками и сломанным носом, вытащил служивого во двор и ткнул ему под нос свое удостоверение следователя ДДД. Жандармы и Департамент Других Дел относились друг к другу нейтрально; им нечего было делить в правовом поле, поэтому Фигаро мог рассчитывать на некоторую откровенность.
Главжандарм, с которого при виде «корочки» Фигаро слетела значительная часть кротости, ругнулся, закурил вонючую цигарку, и, разведя руками, сказал:
– Вы, господин следователь, не взыщите, а только дело такое, что мне из тутошних господ проще всего на вас «браслеты» нацепить.
Фигаро кивнул.
– Да, я это уже и сам понял. Что вы собираетесь делать?
– Делать? – жандарм сплюнул. – А что и всегда: жмура на ледник, «ствол» в мешок, под сургуч. Снимем пальчики, сделаем вскрытие... Да только кому я обвинение предъявлю?! Министру? Или, может быть, Их Величеству?! – он горестно махнул рукой. – А, ну его все... Скажусь завтра больным. Пущай начальство думает, что и как, у него голова большая...
Фигаро, в общем, его понимал. Он подумал, что не хотел бы сейчас оказаться на месте жандарма, но вспомнил, что, фактически, уже на нем оказался. Поэтому следователь просто матюгнулся и пошел помогать с тарантасом – проклятое колесо никак не садилось на ось.
...Покончив с рябчиками, Фигаро достал трубку, набил ее, закурил и шумно вздохнул.
– Ладно, Гастон! Мы тут с вами обсуждаем убийство, но, по-моему, кое о чем забываем. И покойный генерал, и министр, которого мы записали в главные подозреваемые и все остальные являются предполагаемыми жертвами некоего существа...
– Черный Менестрель? – Гастон почесал нос. – Вы думаете, что у кого-то вконец съехала крыша?
– Не исключено. Понимаете, длительные психологические – а особенно псионические – атаки часто становятся причиной реактивных психозов... Может, у генерала, наконец, не выдержала голова. А, может, она не выдержала у кого-то другого... Рассказывайте, что вы за сегодня накопали.
Гастон с важным видом уселся на диван и, открыв пухлую папку, принялся рыться в бумагах.
– Сперва давайте по гостевым книгам, если не возражаете.
– Какие тут возражения. Валяйте.
– Итак! – Гастон хлопнул в ладоши. – Начнем, пожалуй, с Их Величества. Тем более что с ним все очень просто. Фунтик приезжает сюда каждый год вот уже лет пятнадцать. То осенью, то весной, но – каждый год.
– Интересно. – Фигаро пыхнул трубкой. – Похоже, бравому королю и на проклятия наплевать... Хотя опять-таки: сгорела хата, гори и сарай... Хуже драугир ему точно уже не сделает.
– Если это драугир... Теперь госпожа Воронцова. Тоже бывала в этих местах довольно часто. Последнее посещение – пять лет назад, осенью. После этого – тишина, вплоть до сегодняшнего дня.
– Тоже логично, – кивнул следователь. – Увидела драугира, получила проклятие, испугалась... Все сходится.
– Сходится. Но вот что интересно, – Гастон поднял палец – три года назад здесь останавливалась некая мадам Жоли ДеРидо. И в позапрошлом году. И в прошлом тоже. Я обратил внимание на эту даму по двум причинам: во-первых, она всегда заселялась в ту же усадьбу, в которой останавливались Их Величество – день в день, а во-вторых, потому что ее роспись в гостевой книге подозрительно похожа на роспись... – Гастон выдержал театральную паузу – на роспись некоей Мари Воронцовой... Вот, сравните почерки.
– М-м-да... – Фигаро внимательно осмотрел листки, безжалостно выдранные из гостевых книг. – Я бы сказал, что это один и тот же почерк. Перо так точно то же самое. И чернила – очень дорогие чернила. Ароматизированные. – Следователь понюхал бумагу. – Забавно. Очень забавно, черт возьми! Гастон, вы молодец!
– Спасибо, – Гастон слегка покраснел от удовольствия. – Стараемся... И что у нас получается? Воронцова приехала сюда в последний раз пять лет назад. Потом, после двухлетнего затишья, она продолжала сюда ездить, но уже инкогнито. И, как я понимаю, вместе с королем... Кстати, вы заметили, Фигаро, что у них роман?
– Боже упаси вас ляпнуть это при всех. – Следователь погрозил пальцем. – Будете иметь бледный вид.
– Да что я, я ж разве не понимаю! – Гастон развел руками. – Да только глупо получается: все и так все знают.
– Одно дело знать, а другое – трепать языком... Ладно, это их личное дело. Что там у нас дальше?
– Генерал. – Гастон зашуршал бумагами. – Одно-единственное посещение Черных Прудов. Шесть лет назад. Все, как он и рассказывал. После этого Штернберг не возвращался сюда ни разу.
– Ну, понятно. Приехал, получил по зубам, уехал. Чувствуется военная жилка... Но, стало быть, в этом генерал не соврал.
– Дальше. Министр. Одна запись. Пять лет назад, ровно через год после генерала. Но вот что интересно: приехал он сюда... ага, вот: первого марта. А уехал аккурат через две недели.
– То есть, он пробыл тут всего четверть сезона... Странно, но, учитывая рассказ Рамбо, вполне возможно. Не повезло, что тут скажешь... И, наконец, музыкант.
– А вот тут весьма забавно, – Гастон помахал в воздухе листком бумаги. – Смотрите: десять лет назад Клерамбо заехал сюда на полный осенний сезон. Это был его первый раз на Прудах; до этого я не нашел ни одной записи. Потом – перерыв на семь лет. И вот уже три года он ездит сюда постоянно. Весной и осенью, на все сезоны, а при возможности остается на продленное время, когда погоды позволяют, и Пруды не закрываются в срок.
– Действительно, забавно... – Следователь задумался. – Я тут сегодня встретился кое с кем из... хм... местных завсегдатаев. И мне рассказали то же самое: вот уже три года музыкант сиднем сидит на Черных Прудах.
– И о чем это нам говорит?
– Пока не о чем. – Фигаро поджал плечами. – Хорошо, по гостевым книгам у нас, как я понимаю, все... Отлично, Гастон, я благодарю вас от лица ДДД! Моя личная благодарность стоит во-о-он в той тумбочке... Да-да, открывайте, там не заперто.
– Ого! «Черный Мускат»! Английский!
– Двадцать лет выдержки, кстати... Но вернемся к делу. Вы разобрались с местными происшествиями?
– Тут, – Гастон хлопнул по папке, – то, что мне удалось просмотреть. А тут... – он достал из портфеля огромную пачку бумаги, – то, что я просмотреть не успел. Предлагаю разобраться с этим вместе. А то знаете как: одна голова хорошо...
– А две дракона красят, – проворчал Фигаро. – Хорошо, уговорили. Давайте мне половину, будем читать... Эй, да не половину стакана же! Я вчера, если честно, уже дал копоти...
– В такие места, – веско сказал Гастон, разливая по граненым стаканам коньяк, – ездят охотиться и пить. Охота у нас, сталбыть, на драугира вместо утей, значит, и пить будем коньяк вместо водки... Кстати, зажгите свечи – темнеет...
– ...и вот еще: «Лесник Вениамин Сорока, тридцати лет от роду, повесился в своем доме на Малой Заречной. По словам свидетелей, незадолго до смерти, покойный жаловался на расстройства сна и ночные кошмары. Лечащий врач покойного, господин Цигарка, прописал леснику успокоительные капли с водкой, после чего Сорока на прием более не являлся...» Что скажите, Фигаро? Наш клиент?
– Похоже, наш. – Следователь пригубил коньяку и сделал пометку в блокноте. – У меня, кстати, все.
– У меня тоже, – Гастон хлопнул ладонью по стопке газет. – И что мы в итоге имеем?
– Шиш с маслом, – вздохнул Фигаро. – Точнее, половину шиша. Вот смотрите: за последние десять лет в этих краях тридцать человек сообщили о встрече с призраком, по описанию похожим на нашего Черного Менестреля. Сорок человек угодили в желтый дом с симптомами, похожими на те, что описывают наши потерпевшие. Двадцать семь человек покончили с собой... Мало, Гастон, мало! Если бы в этих местах хозяйничал драугир, список погибших за это время был бы во-о-от такой – Фигаро широко развел большой и указательный пальцы. – А у нас фамилий на пол-листка.
– И что это значит?
– Ну, первое что приходит на ум, – небольшая зона локальных манифестаций драугира. Проще говоря, он появляется только в каком-то конкретном месте, в очень узкой зоне влияния. Против этого говорят рассказы потерпевших – это раз. Дальше: предположим даже, что Менестрель обитает где-то около Лебединого Пруда. Все равно, в зону его влияния ежегодно должны попадать сотни людей. Эти места только кажутся глушью, Гастон. В разгар сезона здесь страшно пальнуть из ружья в кусты – обязательно прихлопнешь какого-нибудь фабриканта или столичного банкира... Второе: наш Менестрель выбирает своими жертвами только людей с определенными... признаками. Например, только тех, кто обладает высокой психической чувствительностью. Но если он – драугир, Гастон, то его поведение подчиняется также некоей своеобразной идеологии. Он выбирает не наобум, о нет... Что общего между королем, госпожой Воронцовой, министром, музыкантом, Малефруа и покойным генералом?
– Они все до отвращения богаты. – Гастон разлил остатки коньяка по стаканам. – Как вам такая идея?
– О! – Фигаро восторженно зааплодировал, – это было бы шикарно! Драугир-красный большевик! Карает богатеев, повергая их в комары, полные мук совести и видений страданий трудового народа!
– «Вихри враждебные веют над нами...» – провыл Гастон загробным голосом. – Сильная теория. Но как с ней вяжется лесник Вениамин Сорока?
– ...и золотарь Аврелий Хрон. Да-да, не подходит. А жаль – знойная была идея...
– А зачем вам вообще выяснять, на кого именно он охотится? Прихлопнуть тварюку, да и дело в шляпе!
– Понимаете, Гастон, – Фигаро допил коньяк, – в случае с драугиром проблему можно решить, так сказать, с двух сторон: либо найти могилу проклятого – этим я займусь в ближайшее время, либо понять, через что именно, каким образом он цепляется к жертве. Тогда можно разработать индивидуальную защиту. И, может быть, мы имеем дело вообще не с драугиром.
– А с чем же?
– О, существует масса редких Других, не описанных в классической литературе. Но Другого всегда вычисляют по типу воздействия. Ребенок плачет ночами, говорит, что в шкафу живет чудище – ищем Буку. Девушка день ото дня все бледнее, а ее подушка в следах крови – ставим ловушку на Ночного Летуна. Все просто. Пока что все указывает на драугира: кошмары, видения на болотах, да и сама легенда... Легендами я займусь завтра – мне там привезли столько бумаг, что в них можно зарыться. И параллельно буду собирать эфирную махарайку – искать Менестреля.
...За дверью заскрипели половицы и послышались мягкие, вкрадчивые шаги: с этого дня королевская охрана патрулировала усадьбу и внутри. Следователь, правда, не видел в этом особого смысла; он не верил, что убийца генерала захочет отправить на тот свет еще кого-нибудь из них. Но король настоял (скорее всего, дабы успокоить мадам Мари) и тут уж ничего нельзя было поделать.
...Фигаро проводил Гастона до его комнаты, пожелал своему невольному ассистенту спокойной ночи и, сунув подмышку тонкую папку, тихо спустился на первый этаж. В гостином зале никого не было; камин давно погас, и лишь две служанки вытирали столы, складывая стопкой грязные тарелки.
Узнав у седовласого господина в сером костюме с золотым орлом-значком на плече, что Их Величество только что были во дворе, следователь вышел на крыльцо и с наслаждением вдохнул свежий ночной воздух.
Весенняя ночь на Черных Прудах была прекрасна. С усеянного мириадами звезд ночного неба лила бледный свет полная луна. Спали болота, укрытые серыми туманами, спали низкие холмы, дремал, убранный звездной короной Ведьминого Венца лес, грезили в низинах истертые временем камни давно разрушенных замков и древних капищ. Где-то вдалеке лениво брехали собаки, и высокий мужской голос протяжно выводил: «Ой, там, за горами, едет по небу возок...». В сладком как нектар воздухе смешивались запахи костров, влажной земли и талого льда, и следователь подумал, что мог бы, наверное, принять предложение Малефруа. «Останусь здесь, – думал он, – заделаюсь егерем, заведу собак, буду ходить по лесам, сидеть с мужиками у ночного костра, рассказывать под водочку страшные истории, побратаюсь с Черным Менестрелем и забуду всех демонов и колдунов-убийц как страшный сон...»
Тут он услышал голоса, а в следующий миг увидел в беседке две тени: мужскую и женскую.
–...каждый год. И ничего не меняется. Зато только здесь я отдыхаю. Забавно, правда? – это, без сомнения, была Мари Воронцова.
– Смешно, – голос короля показался следователю необычно грустным, – я сюда, считай, что убегаю. И всегда страшно возвращаться...
Фигаро сделал шаг вперед, а потом вдруг остановился, решительно развернулся на каблуках и зашел обратно в дом. Вырвал из блокнота листок, быстро написал пару строк, положил записку в папку и, подойдя к господину с государственным орлом на плече, сказал:
– Вот что, любезный, передайте пожалуйста, Их Величеству эти материалы... Нет-нет, никакой срочности, но желательно сделать это сегодня. Дело государственной важности... Да, и не подскажите, где у вас тут бар?..
– Фигаро, смотрите, – лилия! – Лиза указала рукой на замшелый, истертый ветрами и временем камень у кромки воды.
– Где?.. А, точно. Лилия. Это, если я правильно помню, старый Королевский герб?
– Да.
Фигаро осторожно коснулся пальцем едва заметного барельефа на серой поверхности камня.
– Сперва была лилия, потом – лев и много лилий, а теперь двуглавый орел, – вспомнил он. А, кстати, почему мы называемся Королевством, хотя, по факту, мы – империя? И почему так говорят – Королевство? Безо всяких дополнений?
– Потому что давным-давно был король. Тогда гербом была лилия. Потом, после Второй Реформации, государство, фактически, развалилось на две части – оттуда лилии и лев. А потом, когда обе части снова объединились, стало два короля – потому-то орел и двуглавый... И Королевство, кстати, ни разу не империя, потому как императора нет, а есть Имперская Коллегия, а она выборная и может ветировать королевские решения... А просто Королевство потому что до сих пор неясно, кто кого присоединил: Восточная Марка – Сибирскую Автономию, или Автономия – Марку. Вот и говорили: «Королевство», чтобы не было дипломатических оказий. Так оно и повелось... Вы что, в школе не учились?
– Я-то учился, – вздохнул следователь, да только все уже забыл. Не поверите – дроби приходится в столбик складывать, на бумажке... Обленился. Потому-то и арифмометр не покупаю – я так и таблицу умножения забуду.
Лиза звонко засмеялась.
– Ну, вам-то праздность не грозит! Особенно сейчас, когда на вас навесили столько дел сразу!
– Вы, небось, уже и про генерала Штернберга знаете?
– Да вся округа уже знает, – она махнула рукой. – Слуги растрезвонили, да и королевская охрана работает в три смены, а отдыхает в «Утке и котле», так что, сами понимаете... Ума не приложу, кому сдался старый греховодник? Он и так на ладан дышал, да и за воротник закладывал, по слухам, регулярно. При сердечной слабости – верный путь в гроб.
– Это да... А почему, кстати, «греховодник»? Он что, девок портил?
Она опять расхохоталась, и смеялась, пока из глаз не потекли слезы.
– Ой, Фигаро, ну вы и скажете! Девок!.. Нет, генерала больше интересовали деньги. Я слышала, война с Рейхом сделала его миллионером, но никто так и не понял, откуда к нему пришло такое богатство.
– Тогда многие разбогатели. Война – дело хлебное.
– Да, но никто не делал из этого тайны. Например, семья Вивальди из Зеленого Посада, разбогатела на германском золоте, станках и картинах. Штоффы из Разлива сделали состояние на перевооружении королевской армии. Но вот откуда взялись деньги у Штернберга – загадка. Если бы не его Звезда Героя, газетчики бы генерала с потрохами сожрали.
– В любом случае, теперь он нам ничего не расскажет... – Фигаро вздохнул. – Лилия, гляди ж ты... Тут что, стояла крепость?
– Нет, просто наблюдательная башня.
– На берегу пруда?
– Пруд появился, когда разрушилась плотина на реке. Лет триста назад. А башня пришла в упадок задолго до этого – к тому времени граница отодвинулась так далеко на запад, что следить с нее стало не за кем, разве что за торговыми караванами. Но потом даже они исчезли.
– То есть, эти места долгое время были заброшены?
– Да, очень долго. Заказнику «Черные Пруды» всего-то лет семьдесят.
...Некоторое время они молчали, глядя на воду. Затем Фигаро спросил:
– Лиза, а что это у вас за чехол, который вы постоянно с собой таскаете? Там у вас ружье?
– Нет, – она улыбнулась, – я не фанат охоты. То есть, я ничего не имею против – у меня родители были страстными охотниками, но сама я... Не знаю, как-то не лежит душа. А в чехле у меня... – она аккуратно расстегнула хитрую застежку и достала...
– Ого! Да это же гитара!
– Не совсем. Но для простоты можно сказать что гитара.
Следователь с уважением посмотрел на инструмент в руках девушки. Да, не гитара, но очень похоже: семь струн, пузатая дека, необычный квадратный резонатор... Судя по слою зеленой патины, покрывавшей колки, странной темной пыли, въевшейся в лакированное дерево и загадочному, какому-то церковному запаху, это была старинная и дорогая вещь.
Девушка задумчиво взяла несколько аккордов, подкрутила пару колков и протянула инструмент следователю.
– Держите.
– Что?.. – Фигаро поперхнулся. – Я... Да я почти не умею... И это не гитара, к тому же...
– Держите, держите, теперь не отвертитесь! – Лиза восторженно зааплодировала. – И не смотрите так, будто увидели дракона; если играли на гитаре, то все в порядке. Здесь тот же принцип, только гриф тоньше и уже, так что аккорды с баре брать удобнее... Во-о-от, правильно! Отлично держите руки!
– Я не играл со второго курса, – пропыхтел Фигаро. – Боюсь, я просто порву вам струны... И у меня нет медиатора.
– Возьмите золотой империал, он идеально подходит.
– В Академии я играл медяком – не было у меня золотых... Да и не знаю я ничего путного!
– Да ладно! Ни одной студенческой песенки? Даже «Куплетов двоечника»?
Следователь густо покраснел.
– Они же все неприличные!
Лиза хитро прищурилась.
– Готова спорить, что знаю куда больше пошлых песенок чем вы, Фигаро. И если вы немедленно не начнете играть, я спою вам про солдата и кухарок!
– Ой!.. Не надо. Я сейчас... – Фигаро прикусил губу и задумался. – «Отличник», точно! Она хоть туда-сюда... Как же там... А-эм дэ-эм... – Он вдруг решительно ударил по струнам и, прочистив горло, запел:
– Отдали предки меня в институт,
Чтобы я там колдовал!
Я, хоть и был не по возрасту туп,
Все экзамены сдал!
Лиза щелкнула пальцами и подхватила:
– На первом курсе я пил до смерти,
На втором – бухал как топор,
А как я выжил на курсе третьем -
Не пойму до сих пор!
Следователь, зажав все струны на третьем ладу указательным пальцем, взял разухабистый «Алхимический квадрат», перехватил «гитару» как пулемет, и лихо заорал:
– На курсе четвертом впервые открыл
Учебник какой-то я,
Но что там написано было – забыл,
Ведь пьяный был как свинья!
Лиза одним махом запрыгнула на камень и, воздев руки, запела:
– На пятом курсе экзамен сдал,
Заклятие сотворив,
Но надо было уйти в астрал,
А вышло – в аперитив!
И вот теперь я в окопе сижу,
И грустно чищу ружье,
А ведь говорил мне доцент Анжу,
Что магия – не моё!
Но мне теперь у алхимиков страшно,
Я все амулеты продал,
А все потому что на курсе нашем
Я лучше всех колдовал!
...Их смех еще долго звучал над темной водой, и ни Фигаро ни Лиза даже не заметили черную точку на далеком холме – это Астор Клерамбо, музыкант, спешил куда-то, опираясь на длинную прогулочную трость и то и дело поднося к глазам маленький театральный бинокль.
– Отвертку!
– Вот... – Фигаро извлек из новенького набора длинную отвертку, которая тут же воспарила, перелетев к столу, над которым витал Артур, время от времени слегка двигая пальцами. Над столешницей уже левитировали разводной ключ, кусок припоя, канифоль и паяльник, причем паяльник грелся сам собой.
Артур критически осмотрел гору запчастей, валяющихся на полу, и небольшой хрустальный шар тут же сам по себе взлетел в воздух, аккуратно опустившись в хитрый зажим-розетку.
– Так, хорошо. Предполагаемая зона покрытия – сто верст. Если будет нужно – соберу приставку-усилитель.
– Угу. – Фигаро выставил нос из-за толстенного фолианта, на котором тускло сверкали золотом буквы «Колдовская энциклопедия: легенды Старгорода». – А откуда у вас алмазные фильтры? Я их, кажется, не заказывал.
– Ха! – призрак горделиво задрал нос, – у меня и не такое есть. В этом кольце, что у вас на пальце, упакованы шесть кубических верст пространства. В основном, склады с оборудованием.
– А... – Следователь не особо удивился: это было сложное но не запредельное колдовство. – Черт, башка болит... Я перелопатил уже пять томов Аристофана Мюрэ, все сборники «Старой Магии» Круассо, «Апокриф» Солодкова, а это даже не четверть от всех материалов!
– Но вы что-нибудь нашли?
– Кое-что, – Фигаро поморщился. – Похоже, Годфрик Анауэльский действительно оставил свой след в истории этого края. После художеств Первого Инквизитора тут осталось пятеро драугиров – их, впрочем, быстро уничтожили – пачка призраков и целый сонм Других тварий, харчащихся энергиями посмертных выбросов.
– Неудивительно. – Артур фыркнул. – Годфрик был психопат, садист и очень, очень сильный колдун. И искренне считал, что он – мушкетер, а все вокруг – содомиты... Двадцатую клемму, серебряную... Благодарю... Так что есть все шансы, что мы имеем дело именно с драугиром. Что упрощает нашу задачу.
Это «нашу» приятно легло следователю на сердце – он уже успел привязаться к старому колдуну. Вслух же он сказал:
– Я, кстати, нашел пару легенд, где упоминается этот Черный Менестрель. Очень похоже на то, что рассказывал Малефруа, но каждый, похоже, переписывал свой пересказ. То Менестрель был не монахом, а аристократом, то вообще древним колдуном, который жил в лесу, а то и демоном, которого призвал местный ковен ведьм...
– Значит, все эти легенды – чушь, – махнул рукой призрак. – То есть, какая-то реальная история, конечно, лежит в их основе, но найти концы спустя столько лет – нереально. Да и не нужно. Вот заработает мой аппаратик...
– Угу... Стоп, а откуда мы его запитаем?
– Как – «откуда»? От кольца, конечно же. По беспроводу. Наш любезный хозяин так и не удосужился восстановить проводку в усадьбе... Да и толку от нее все равно бы не было – нужен постоянный ток без бросков напряжения и эфирный шнур высокой концентрации.
– Ясно... Стоп, а откуда энергия берется в кольце?
– Откачивается из вашей ауры, ясен пень, – захихикал Артур. Тонкая серебристая проволока с легким шипением свернулась в спираль и исчезла в недрах прибора на столе.
– Отлично! – всплеснул следователь руками. – Великолепно! Я, значит, умру молодым, потому что вы как какой-то Легкий вампир выкачиваете мою жизненную силу, а сообщают мне об это только сейчас!
– Вы меня за идиота держите? – призрак поднял бровь. – Стану я убивать собственного носителя! Напротив, колечко восстанавливает вашу тушку, оберегает ее от болезней и переломов, а также существенно продлевает вам жизнь. Артефакт черпает энергию из побочных эфирных завихрений. Это... Ну, знаете, как электрическая лампочка. Она дает свет – в этом ее главное назначение. Но, помимо света, она также вырабатывает тепло, излучая на такой длине волны, которую потребитель не использует. Здесь, примерно, тот же принцип. Понятнее объяснить не могу, мы докатимся до квантовой физики... Провод с тремя синими колечками!
– Держите... А когда сканер будет собран?
– Вообще-то все уже готово. Я собираю стабилизатор. А вы пока закройте окна поплотнее... Да, да, шторы и ставни... Можно было бы вообще наглухо тут все закупорить, но я не хочу создавать лишние эфирные помехи... Та-а-ак... Идите-ка сюда, Фигаро!
Артур щелкнул тумблером, и прибор тут же стал нагреваться. За решетчатыми стенками корпуса тускло замерцали таинственные огоньки; в воздухе появился запах ионизации, напомнивший следователю учебные лаборатории Академии Других Наук.
Призрак что-то переключил, и в воздухе над хрустальным сердечником возникло желтое облачко. По мере того как аппарат нагревался, оно становилось все более плотным, расширялось и сгущалось, пока, наконец, не превратилось в великолепную карту Черных Прудов, как бы снятую на хорошую фотомашину с высоты птичьего полета.
– Есть регистрация общего поля, – Артур довольно кивнул. – Теперь наложим фильтры, добавим чувствительности...
Изображение стало серым, затем алым, и, наконец, рассыпалось горстью ярких огоньков, дрожащих поверх болот и узких полосок леса – эфирные узлы, локальные аномалии, кластеры концентрации, аномальные зоны...
– Хорошее у вас разрешение, – покачал головой Фигаро. – С такой линзой я и не верил, что это возможно.
– Тут не в линзе дело, а в чувствительности матрицы... Сканирую поле... Теперь спектр... Хм... Что за черт?
Но следователь уже и сам заметил нечто вроде тусклого желтого флера, который покрывал всю карту. Чем-то это было похоже на пенку, плавающую на поверхности чашки с кофе.
– Наведенные помехи? – спросил он, но, судя по кислой мине Артура, дело было не в этом.
– Нет, – выдавил призрак, яростно сжимая кулаки, – резонанс.
Фигаро сразу понял, что он имеет в виду. Существовало пять типов эфирных зон: нейтральные (около девяноста процентов поверхности Земли), концентрирующие, искажающие, рассеивающие и резонирующие. В этих последних, в силу каких-то особенностей структуры Единого поля, эфирные потоки как бы отражались в тысяче зеркал, разбиваясь, сталкиваясь друг с другом и проецируясь на сотни верст вокруг самой зоны искажения. Черные Пруды были идеальным местом для драугира – здесь найти его обычными методами эфирного сканирования было невозможно.
– Облом, – резюмировал Артур, выключая прибор. – Два часа работы псу под хвост.
– И что теперь? – грустно спросил следователь.
– Будем думать дальше. А вы, Фигаро, копайте ваши бумаги. Может, что и найдете.
-... и тогда они сели за стол, а королю передали какие-то бумаги. Министр спросил, имеют ли они отношение к их делу, и Фунтик сказал, что да, самое прямое. Рамбо попросил почитать, но король просто сказал, что это – дело секретное и вообще весь вечер был каким-то хмурым и неразговорчивым. – Гастон вздохнул. – А я опять роюсь в документах. И опять ничего существенного.
– Я тоже, – хмыкнул следователь, выпуская колечко дыма. – Скоро стану специалистом по истории старгородской губернии.
– Похоже, вас это ничуть не беспокоит... Кстати, великолепная музыка! – он кивнул на граммофон, который Фигаро водрузил на подоконник. – Где-то я это уже слышал...
– О, это вы еще не слышали вот эту! – Фигаро подскочил к граммофону и сменил катушку с магнитной проволокой. – Комната тут же наполнилась легким шипением, а затем из лакированного раструба полились чарующие звуки скрипки.
– «Прощание у черной реки», – следователь поднял палец. – Вслушайтесь, Гастон. Просто вслушайтесь. – Он зажмурился. – Это можно слушать бесконечно.
И верно: мелодия была запредельно красива. Некий гений с дьявольской виртуозностью превратил звучание инструмента в сон наяву: скрипка плакала, и вместе с ней разрывалось сердце; скрипка торжествовала и душу переполняла радость. Звук обращался в образ: вот дождь барабанит по крыше кареты, вот вороны кружат над кладбищем, а вот солнце вспарывает тучи яростным лезвием...
Они слушали, пока катушка не закончилась. Когда она с тихим щелчком выскочила из гнезда, Гастон зааплодировал.
– Великолепно! Браво! Я не знаю, кто автор, но я обязательно возьму у вас эту запись!
– С удовольствием дам вам копию... А теперь послушайте это... – Фигаро сменил катушку и в комнате тут же зазвучала новая мелодия.
– М-м-м... Недурно, но... – Гастон пожал плечами. – Не в моем вкусе.
