Текст книги "Все приключения мушкетеров"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 224 страниц) [доступный отрывок для чтения: 79 страниц]

V. Ночью все кошки черны

Портос и д’Артаньян с нетерпением ожидали вечера; наконец он наступил.

Д’Артаньян пришел, по обыкновению, в девять часов к миледи. Он застал ее в самом приятном расположении духа; никогда она не принимала его так хорошо как в этот вечер. Наш гасконец с первого взгляда заметил, что его письмо получено и произвело свое действие.

Кетти принесла шербет. Миледи ласково взглянула на нее и сделала ей самую приятную улыбку, но присутствие д’Артаньяна у ее госпожи так опечалило бедную девушку, что она даже и не заметила ее благосклонности.

Д’Артаньян смотрел то на ту, то на другую, и решил, что природа ошиблась, давши знатной даме продажную и низкую душу, а субретке сердце, достойное герцогини.

В десять часов миледи начала выказывать беспокойство; д’Артаньян понял, что это значит; она смотрела на часы, вставала и опять садилась, улыбаясь д’Артаньяну, как будто желая сказать: вы очень любезны, но будете еще любезнее, если уйдете.

Д’Артаньян встал и взял шляпу; миледи дала ему поцеловать руку и при этом пожала его руку; он понимал, что это было не из кокетства, а из благодарности за то, что он уходит.

«Она страстно любит его», – подумал он и ушел.

В этот раз Кетти не ждала его ни в передней, ни в коридоре, ни под воротами, так что он один должен был подняться по лестнице в ее комнату.

Она сидела, закрыв лицо руками, и плакала. Она слышала, как д’Артаньян вошел, но не подняла головы. Он подошел к ней и взял ее за руки; тогда она зарыдала.

Как предсказывал д’Артаньян, миледи, получив письмо, в припадке радости все рассказала своей служанке, и в награду за успешное исполнение поручения, подарила ей кошелек.

Кетти, придя в свою комнату, бросила кошелек в угол, где он раскрылся и на ковер выпали три или четыре золотые монеты.

Услышав ласковые слова д’Артаньяна, она, наконец, подняла голову. Он испугался перемены в ее лице. Она сложила руки с умоляющим видом, но не смела сказать ни слова.

Как ни нечувствителен был д’Артаньян, но он тронулся при виде этой немой печали; однако он твердо держался своего плана и не хотел ничего изменить в нем. Поэтому он не подал Кетти никакой надежды склониться на ее мольбы, а только доказывал ей, что поступок его с миледи был не что иное, как мщение.

Ему тем легче было привести в исполнение задуманный план, что миледи, вероятно, желая скрыть свой стыд от любовника, приказала Кетти потушить все свечи, даже и в своей спальне. Де Вард должен уйти утром, пока еще темно.

Через несколько минут миледи пришла в свою комнату. Д’Артаньян спрятался в свой шкаф. Только что он успел влезть туда, как послышался звонок.

Кетти вошла к своей госпоже и затворила дверь, но перегородка была так тонка, что можно было слышать почти весь разговор их.

Миледи казалась без ума от радости; она заставляла Кетти несколько раз повторять все подробности свидания, которое будто бы было между ней и де Вардом; как он принял письмо, что отвечал ей, какое было в его время выражение лица, похож ли он был на влюбленного. Бедная Кетти должна была отвечать на все эти вопросы; она говорила задыхающимся голосом, но ее госпожа даже не заметила печали ее, до такой степени люди в счастье бывают эгоистами.

Наконец пришло время для свидания с графом, и миледи приказала Кетти потушить все свечи в своей комнате, уйти и ввести к ней графа де Варда, как только он приедет.

Ей недолго пришлось ждать. Как только д’Артаньян заметил в замочную скважину шкафа, что в комнате темно, он выскочил из засады в ту самую минуту, как Кетти затворяла дверь.

– Что там за шум? – спросила миледи.

– Это я, – сказал вполголоса д’Артаньян, – я, граф де Вард.

– Боже мой! – прошептала Кетти, – он даже не мог дождаться того времени, которое сам назначил.

– Хорошо, – сказала миледи дрожащим голосом, – что же вы не войдете? Граф, вы ведь знаете, что я вас ожидаю! При этом приглашении д’Артаньян нежно оттолкнул Кетти от дверей и вошел в комнату миледи.

Чувства досады и огорчения ни для кого не бывают так мучительны как для человека, принимающего уверение в любви под чужим именем.

Д’Артаньян находился теперь в этом мучительном состоянии, которого он не предвидел, ревность терзала его сердце; он страдал почти так же как несчастная Кетти, которая в это время плакала в соседней комнате.

– Да, граф, – говорила миледи самым нежным голосом, сжимая его руку в своих. – Да, я очень счастлива любовью, которую ваши слова и взгляды выражали мне при каждой встрече, Я люблю вас, и завтра же хотела бы получить от вас какое-нибудь доказательство того, что вы думаете обо мне, а чтобы вы не забывали меня, возьмите это.

Она сняла с руки перстень и надела на руку д’Артаньяна.

Д’Артаньян вспомнил, что он видел на ее руке этот перстень из великолепного сапфира, усыпанного бриллиантами.

Д’Артаньян хотел было возвратить его ей, но она сказала:

– Нет, нет, оставьте его у себя из любви ко мне. Принимая его, вы оказываете мне услугу гораздо большую, чем вы думаете, – прибавила она с нежностью.

«Сколько наивности в этой женщине!» – подумал д’Артаньян.

В это время он уже совсем было решился открыться ей, сказать, кто он такой и с какою целью пришел к ней, но она вдруг сказала:

– Бедный друг мой! Этот проклятый гасконец чуть было не убил тебя.

А этот гасконец был он сам.

– А что ваши раны? Вы еще страдаете от них?

– Да, очень, – сказал д’Артаньян, не зная, что отвечать.

– Не беспокойтесь, – сказала миледи, – я ему отомщу за вас, жестоко отомщу!

«Черт возьми! – подумал д’Артаньян, – теперь еще нельзя открыться».

Ему нужно было несколько времени, чтоб оправиться от этого разговора, но всякая мысль о мщении совершенно исчезла. Эта женщина имела на него такое непостижимое влияние, что он ненавидел и обожал ее в одно время; он никогда не думал, чтобы такие противоположные чувства могли вместиться в одном сердце, и, соединившись вместе, образовать какую-то странную и какую-то дьявольскую любовь.

Между тем пробило час, и им пора было расстаться. Уходя, д’Артаньян не чувствовал ничего кроме сожаления, и во время страстного с обеих сторон прощанья назначено было новое свидание на будущей неделе.

Бедная Кетти надеялась, что ей удастся сказать несколько слов д’Артаньяну, когда он будет проходить через ее комнату, но миледи сама проводила его впотьмах до самой лестницы.

На другой день утром д’Артаньян побежал к Атосу.

Его похождения были так оригинальны, что он хотел посоветоваться. Он рассказал все; Атос несколько раз хмурил брови.

– Ваша миледи, – сказал он, – кажется, бесстыдная женщина, но все-таки вы худо сделали, что обманули ее; рано или поздно вы наживете в ней страшного врага.

Между тем Атос внимательно посматривал на сапфир, окруженный бриллиантами, заменивший на руке д’Артаньяна перстень королевы, который он спрятал в шкатулку.

– Вы смотрите на этот перстень? – сказал гасконец, гордившийся тем, что может похвастаться перед своим другом таким дорогим подарком.

– Да, – сказал Атос, – он напоминает мне одну фамильную драгоценность.

– А, не правда ли, он очень красив? – спросил д’Артаньян.

– Великолепен, – отвечал Атос. – Я не воображал, чтобы могли существовать два сапфира такой прекрасной воды. Вы выменяли его на свой бриллиант?

– Нет, это подарок моей хорошенькой англичанки, или, лучше сказать, француженки, потому что хотя я и не спрашивал ее, но, уверен, что она родилась во Франции.

– Вы получили этот перстень от миледи? – сказал Атос. Голос обнаруживал сильное волнение.

– Да, она дала мне его сегодня ночью.

– Покажите мне его, – сказал Атос.

– Возьмите, – сказал д’Артаньян, снимая его с пальца.

Атос рассмотрел его со вниманием и побледнел; потом он примерял его на безымянный палец, перстень пришелся так ловко, как будто был заказан для этого пальца.

Облако гнева и мщения омрачило всегда спокойное лицо Атоса.

– Не может быть, чтобы это была она, – сказал Атос. – Как мог этот перстень попасть в руки миледи Клерик? Впрочем, довольно трудно поверить, чтобы могли существовать два такие сходные драгоценные камня.

– Вам знаком этот перстень? – спросил д’Артаньян.

Мне показалось, что знаком, – отвечал Атос, – но, вероятно, я ошибся.

Он возвратил д’Артаньяну перстень, не переставая смотреть на него.

– Послушайте, д’Артаньян, – сказал он потом, – снимите этот перстень или поверните его камнем внутрь; он напоминает мне такие ужасные вещи, что я не могу ничего говорить. Вы, кажется, хотели просить моего совета; говорили, что затрудняетесь, не зная, что делать в таких обстоятельствах?.. Но погодите, дайте мне опять перстень; тот, о котором я говорил, должен быть исцарапан с одной стороны, вследствие одного случая.

Д’Артаньян снял опять перстень с пальца и подал его Атосу.

Атос задрожал.

– Посмотрите, – сказал он, не странно ли это!

Он показал ту самую царапину, о которой говорил.

– Да от кого же у вас был этот сапфир, Атос?

– От матушки, а она получила его от бабушки.

– Я говорил вам, что это фамильная драгоценность, и она не должна была бы выходить из нашего рода.

– А вы его… продали? – с нерешимостью спросил д’Артаньян.

– Нет, – отвечал Атос с какою-то странною улыбкой. – Я подарил его любовнице ночью, точно так же как вам его подарили сегодня.

Д’Артаньян задумался. Душа миледи показалась ему в это время глубокой и мрачной пропастью.

Взяв перстень, он не надел его на палец, а положил в карман.

– Послушайте, – сказал Атос, взяв его за руку. – Вы знаете, как я люблю вас. Если бы у меня был сын, я не мог бы любить его больше чем вас. Послушайтесь меня, бросьте эту женщину. Я не знаю ее, но какое-то предчувствие говорит мне, что это погибшее создание и что в ней есть что-то роковое.

– Вы правы, – сказал д’Артаньян, – я брошу ее; признаюсь вам, эта женщина пугает даже меня самого.

– Достанет ли у вас на это решимости?

– Достанет, – отвечал д’Артаньян. – Я готов на это хоть сейчас.

– Да, дитя мое, вы поступите основательно, – сказал Атос, пожимая ему руку с родительскою нежностью. – Дай Бог, чтобы эта женщина, с которой вы только что встретились на пути жизни, не оставила на нем ужасных следов.

Атос поклонился д’Артаньяну, давая знать, что он очень желал бы остаться один и подумать о своих делах.

Д’Артаньян, придя домой, застал там Кетти, дожидавшуюся его. Если бы она была месяц больна лихорадкой, то едва ли лицо ее больше изменилось бы, чем в эту бессонную и мучительную ночь.

Она была послана к мнимому де Варду. Миледи была без ума от любви и хотела знать, когда любовник ее придет к ней па другую ночь.

Бедная Бетти, бледная и дрожащая, ожидала ответа д’Артаньяна.

Атос имел большое влияние на молодого человека. Совет друга, присоединившись к голосу его сердца, придали ему твердость решиться навсегда отказаться от миледи тем больше, что теперь честь его была спасена и мщение удовлетворено. Поэтому вместо ответа он написал следующее письмо:

«Милостивая государыня! Не рассчитывайте на будущее свидание со мною; со времени выздоровления у меня накопилось столько дел в этом роде, что я должен привести их в порядок. Когда очередь дойдет до вас, я буду иметь честь уведомить вас.

Целую ваши ручки.

Граф де Вард».

О сапфире ни слова: гасконец, верно, хотел сохранить его как оружие против миледи, или, говоря откровенно, оставил его у себя, как последнее средство для экипировки.

Впрочем, несправедливо было бы судить о поступках того времени по понятиям нашего века. То, что нынче порядочный человек считает себе за стыд, в то время казалось делом самым простым и естественным и молодые люди лучших фамилий очень часто были на содержании у своих любовниц.

Д’Артаньян отдал Кетти незапечатанное письмо; прочитав его в первый раз, она ничего не поняла; но прочитав его еще раз, пришла в восторг от радости.

Она не верила своему счастью, д’Артаньян должен был повторить ей на словах содержание письма, и как ни опасно было при бешеном характере миледи вручить ей подобное письмо, обрадованная девушка побежала со всех ног на Королевскую площадь.

Ни одна женщина не может тронуться печалью своей соперницы.

Миледи с таким же нетерпением вскрыла письмо, с каким Кетти принесла его; но при первых словах она побледнела как смерть, смяла письмо и с гневом в глазах обратилась к Кетти.

– Что это за письмо? – спросила она.

– Это ответ на ваше письмо, – отвечала Кетти, дрожа всем телом.

– Не может быть! – вскричала миледи, – не может быть, чтобы дворянин написал женщине такое письмо.

Потом, дрожа всем телом, она прибавила:

– Боже мой! Неужели он узнал…

Она скрежетала зубами и была бледна как смерть. Она хотела подойти к окну освежиться; протянула руки, но ноги изменили ей, и она упала на кресло.

Кетти думала, что ей дурно и подбежала к ней, чтобы расстегнуть ей платье. Но миледи вдруг встала и сказала:

– Что тебе нужно и зачем ты поднимаешь на меня руку?

– Я думала, что вам дурно, сударыня, и хотела помочь вам, – отвечала служанка, испуганная страшным выражением лица своей госпожи.

– Мне дурно? мне? За какую же бабенку ты меня принимаешь? Когда меня оскорбляют, мне не бывает дурно; я тогда мщу, слышишь ли?

Она сделала Кетти знак, чтобы она вышла.

VI. План мщения

Вечером миледи отдала приказание ввести д’Артаньяна тотчас же, как он явится, по обыкновению. Но он не пришел.

На другой день Кетти снова виделась с д’Артаньяном и рассказала ему обо всем, случившемся накануне. Д’Артаньян улыбнулся; этот ревнивый гнев миледи был его мщением.

Вечером миледи была еще нетерпеливее, чем накануне и возобновила приказание относительно гасконца; но она ожидала его напрасно, как и накануне.

На другой день Кетти явилась к д’Артаньяну, но в этот раз она не была так весела и шутлива как в предыдущие дни, а напротив, смертельно скучна.

Д’Артаньян спросил ее, что с нею случилось; вместо ответа она вынула из кармана письмо и подала ему.

Это письмо было написано рукою миледи; но в этот раз оно было адресовано на имя д’Артаньяна, а не де Варда.

Он распечатал его и прочитал следующее:

«Любезный д’Артаньян, нехорошо быть так невнимательным к друзьям своим, особенно в то время, когда предстоит долгая разлука с ними. Зять мой и я ждали вас напрасно вчера и третьего дня. Неужели сегодня вечером будет то же?

Признательная вам

Леди Клерик».

– Так и есть, я этого ожидал, – сказал д’Артаньян, – мой кредит возрастает настолько же, насколько падает кредит графа де Варда.

– Придете ли вы? – спросила Кетти.

– Послушай, любезное дитя, – сказал гасконец, старавшийся оправдать себя перед самим собой в том, что, что не исполнил обещания, данного Атосу; – ты понимаешь, что было бы невежливо не прийти на такое приглашение. Миледи, не видя меня, не поняла бы причины прекращения моих посещений; она могла бы подозревать что-нибудь дурное, а когда женщина с таким характером как у нее, захочет мстить, то она способна на все.

– О, Боже мой! – сказала Кетти, – вы умеете представить вещи в таком виде, что всегда останетесь правым. Но вы опять будете ухаживать за ней и если вы понравитесь ей под вашим настоящим именем, то это будет еще хуже, чем прежде.

Бедная девушка инстинктивно предугадывала то, что и действительно случилось.

Д’Артаньян разуверял ее, сколько мог и обещал оставаться нечувствительным к обольщениям миледи.

Он велел передать ей, что он благодарен ей как нельзя более, за ее доброту и явится по ее приказанию. Он не осмелился писать ей из опасения, что не сумеет скрыть своего почерка от такого опытного глаза.

Ровно в девять часов д’Артаньян был на Королевской площади. Очевидно было, что слуги, ожидавшие в передней, были предупреждены, потому что как только д’Артаньян явился, прежде чем он успел спросить, можно ли видеть миледи, один из них побежал доложить о нем.

– Просите, – сказала миледи отрывисто, но таким пронзительным голосом, что д’Артаньян услышал его из передней.

Он вошел.

– Меня ни для кого нет дома, – сказала миледи; – слышите ли, ни для кого.

Слуга вышел.

Д’Артаньян с любопытством посмотрел на миледи; она была бледна, глаза были красны от слез или бессонницы. Число свеч было с намерением уменьшено, и все-таки она не могла скрыть следов лихорадки, владевшей ею два дня тому назад.

Д’Артаньян подошел к ней с обыкновенною любезностью. Она сделала над собой чрезвычайное усилие, чтобы принять его, и как она ни была озабочена, но встретила его с самою любезною улыбкой.

На вопрос д’Артаньяна о ее здоровье она отвечала:

– Нехорошо, очень нехорошо.

– Но в таком случае, – сказал д’Артаньян, – я пришел некстати. Вам, конечно, нужно спокойствие, я уйду.

– Нет, – сказала миледи, – напротив, останьтесь, д’Артаньян, ваша приятная беседа развлечет меня.

«Ого! – подумал д’Артаньян; – она никогда не была так любезна, надо быть осторожным».

Миледи приняла самый дружеский тон и старалась придать сколько возможно живости разговору. Но в это время лихорадка, оставившая ее на минуту, возвратила снова блеск глазам ее, румянец щекам и розовый цвет губам. Д’Артаньян увидел опять сирену, очаровавшую его своими прелестями. Ему казалось, что любовь его угасла, но она была только в усыплении и пробудилась в его сердце. Миледи улыбнулась и д’Артаньян чувствовал, что готов был отдать жизнь за эту улыбку.

Была минута, в которую он почувствовал как будто угрызение совести.

Мало-помалу миледи сделалась пообщительнее.

Она спросила д’Артаньяна, есть ли у него любовница.

– Увы! – сказал д’Артаньян самым страстным голосом. – Как вы можете предлагать мне такой жесткий вопрос? С тех пор, как я увидел вас, я дышу только вами и для вас.

Миледи сделала странную улыбку.

– Так вы любите меня? – сказала она.

– Нужно ли говорить об этом, разве вы сами этого не заметили?

– Да, но вы знаете, чем больше в сердце гордости, тем труднее оно сдается.

– О! Трудности не пугают меня, – сказал д’Артаньян. – Я страшусь только невозможного.

– Нет ничего невозможного для истинной любви, – сказала миледи.

– Ничего?

– Ничего, – отвечала миледи.

«Черт возьми, – подумал д’Артаньян, – дело принимает другой оборот. Неужели эта капризная женщина влюбилась в меня и не расположена ли она дать мне сапфир, похожий на тот, который был дан де Варду?»

Д’Артаньян с живостью придвинул свой стул к креслу миледи.

– Посмотрим, – сказала миледи, – что вы сделаете, чтобы доказать вашу любовь?

– Все, чего бы вы от меня ни потребовали. Приказывайте, я готов повиноваться вам.

– Во всем?

– Во всем! – сказал д’Артаньян, знавший вперед, что немногим рискует при этом.

– Если так, поговорим, – сказала миледи, придвигая в свою очередь кресла к стулу д’Артаньяна.

– Я слушаю, – сказал он.

Миледи с минуту как будто оставалась в нерешимости; потом сказала:

– У меня есть враг.

– У вас! – сказал д’Артаньян, притворясь удивленным. – Возможно ли это, Боже мой? Вы так прекрасны и добры!

– Смертельный враг.

– В самом деле?

– Враг, оскорбивший меня так жестоко, что между нами война насмерть. Могу ли я рассчитывать на вашу помощь?

Д’Артаньян тотчас понял, чего добивалось это мстительное создание.

– Можете, – сказал он с важностью, – рука моя и жизнь принадлежат вам так же, как и любовь моя.

– Следовательно, – сказала миледи, так как великодушие ваше равняется вашей любви…

Она остановилась.

– Так что же? – спросил д’Артаньян.

– То с сегодняшнего дня не говорите больше о невозможности, – сказала миледи после минуты молчания.

– Такого счастья для меня слишком много, – сказал д’Артаньян, бросаясь на колени и покрывая поцелуями руки, которых она не отнимала.

«Отомсти за меня низкому де Варду, – думала миледи, – и я сумею потом отделаться от тебя, глупец».

«Отдайся добровольно в мои руки, осмеявши меня так нагло, лицемерная и опасная женщина, – думал д’Артаньян, – а впоследствии я посмеюсь над тобой вместе с тем, которого ты хочешь убить моею рукой».

Д’Артаньян поднял голову.

– Я готов, – сказал он.

– Вы поняли меня, любезный д’Артаньян, – сказала миледи.

– Я мог бы понять по одному взгляду вашему.

– Следовательно, вы согласны употребить для моего дела вашу руку, которая уже доставила вам столько славы?

– Тотчас же.

– Но чем же я могу отплатить вам за такую услугу? – сказала миледи. – Я знаю влюбленных, эти люди ничего не делают без вознаграждения.

– Вы знаете, что я желаю только одной награды, достойной вас и меня, – сказал д’Артаньян.

И он нежно привлек ее к себе.

Она едва сопротивлялась.

– Какой же вы интерессант! – сказала она с улыбкой.

Д’Артаньян действительно был увлечен страстью, которую эта женщина умела разжигать в его сердце.

– Ах, счастье мое, – сказал он, и опасаясь, чтобы оно не улетело как мечта, – я желал бы скорее осуществить его.

– Так заслужите же это предполагаемое счастье.

– Я к вашим услугам, – сказал д’Артаньян.

– И это верно? – спросила миледи, все еще сомневаясь.

– Назовите мне бессовестного, который мог заставить плакать ваши прекрасные глаза.

– Кто вам сказал, что я плакала? – спросила она.

– Мне так показалось.

– Женщины, подобные мне, не плачут, – сказала миледи.

– Тем лучше! Скажите же, как его зовут.

– Не забудьте, что в имени его заключается моя тайна.

– Но все-таки мне нужно знать его имя.

– Да, нужно; видите, какое я имею к вам доверие!

– Я в восторге. Как его зовут?

– Вы его знаете.

– В самом деле?

– Да.

– Может быть, это один из моих друзей? – сказал д’Артаньян, притворяясь колеблющимся, чтобы заставить поверить его неведению.

– Так, значит, будь это кто-либо из ваших друзей, вы бы поколебались? – вскричала миледи, и угрожающий огонек блеснул в ее глазах.

– Нет, хотя бы это был мой родной брат! – ответил д’Артаньян как бы в порыве восторга.

Наш гасконец ничем не рисковал, он действовал наверняка.

– Мне нравится ваша преданность, – сказала миледи.

– Неужели вы ничего больше не любите во мне кроме преданности? – спросил д’Артаньян.

– Я люблю вас самих, – сказала она, взяв его за руку.

И горячее пожатие руки заставило д’Артаньяна вздрогнуть, как будто от прикосновения пришла к нему лихорадка, мучившая миледи.

– Вы меня любите, – сказал он. – О, если бы это была правда, я бы с ума сошел.

И он обнял ее обеими руками; она не старалась уклоняться от поцелуя его, но не отвечала на него.

Губы ее были холодны; д’Артаньяну показалось, что он поцеловал статую.

Тем не менее, наэлектризованный любовью, он был в восторге; он почти верил любви миледи и преступлению де Варда. Если бы де Вард случился в эту минуту подле него, он убил бы его.

Миледи воспользовалась случаем.

– Его зовут… – сказала она.

– Де Вард, я знаю, – сказал д’Артаньян.

– Почему вы это знаете? – спросила миледи, взяв его за обе руки и смотря ему в глаза, надеясь узнать в них все сокровенные мысли его.

Д’Артаньян почувствовал, что увлекся и сделал промах.

– Скажите, скажите же, почему вы это знаете? – повторяла миледи.

– Почему я знаю это? – сказал д’Артаньян.

– Да.

– Я знаю потому, что вчера я был в одной гостиной, где де Вард показывал кольцо и говорил, что получил его от вас.

– Негодяй! – сказала миледи.

Понятно, что это прозвание отозвалось в глубине сердца д’Артаньяна.

– Ну, и что же? – продолжала она.

– Я отомщу за вас этому негодяю, – сказал д’Артаньян, принимая вид дона Иафета из Армении.

– Благодарю, храбрый друг мой! – сказала миледи, – когда же я буду отомщена?

– Завтра, сейчас же; когда вы пожелаете.

Миледи хотела сказать: «сейчас же»; но она подумала, что подобная торопливость была бы неприятна для д’Артаньяна.

К тому же ей нужно было принять предосторожность и дать много советов своему защитнику для того, чтобы он избежал объяснений с графом при свидетелях. Все это было предупреждено одним словом д’Артаньяна.

– Завтра или вы будете отомщены, или я умру, – сказал он.

– Нет, – сказала она, – вы отомстите за меня, но не умрете. Он трус.

– Может быть, с женщинами, но не с мужчинами. Я это знаю.

– Но в борьбе с ним вы, кажется, не могли пожаловаться на счастье.

– Счастье непостоянно: сегодня оно благоприятно, а завтра может повернуться ко мне спиной.

– Это значит, что вы колеблетесь теперь.

– Нет, я не колеблюсь, сохрани меня Бог. Но справедливо ли посылать меня на смерть, не вознаграждая ничем, кроме надежды на будущее?

– Это совершенно справедливо, – сказала она с нежностью.

– О, вы ангел, – сказал он.

– Следовательно, все решено? – сказала она.

– Кроме того, о чем я вас прошу, душа моя.

– Но ведь я вам говорю, что вы можете положиться на мою любовь.

– Я не располагаю завтрашним днем, чтобы дожидаться.

– Молчите, я слышу шаги брата; не нужно, чтоб он видел вас здесь.

Она позвонила; вошла Кетти.

– Уйдите через эту дверь, – сказала она, отворяя маленькую потаенную дверь, – и приходите в 11 часов; мы кончим тогда наш разговор. Кетти введет вас ко мне.

Бедная девушка едва не упала при этих словах.

– Ну, что же вы стоите как статуя? Проводите кавалера, и сегодня вечером в 11 часов… вы слышали?

«Кажется, она имеет обыкновение назначать свидание в 11 часов», – подумал д’Артаньян.

Миледи протянула ему руку, которую он нежно поцеловал.

«Да, – подумал он, уходя и едва отвечая на упреки Кетти, – я не буду дураком; эта женщина очень хитра и преступна; надо быть осторожным».