Текст книги "Сказание об Эйнаре Сыне Войны (СИ)"

Автор книги: Александр Дьюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава 3

Лачуга, в которой проводился тинг, не сильно отличалась от основного архитектурного ансамбля Рыбачьей Отмели, разве что была чуть просторнее остальных. Собственно, и сам тинг, вопреки громкому имени, мало чем отличался от обычного приморского обеда или раннего ужина – одна рыба и худосочные симскарские овощи. Да и мудрейшие, если честно, на мудрейших походили едва ли. Первым из них был уже знакомый Снорри, в чьем жилище и проводился тинг. Старейшины как такового в Отмели не было, решали все коллегиально и через угрозы дать в морду, если не согласный, но если бы был, то непременно старый Снорри, как самый уважаемый, состоятельный и просто человек, которому не хватит смелости возразить, когда его соберутся сделать крайним. Предки Снорри жили на Берегу с давних времен, старшие, ныне покойные сыновья не раз участвовали в походах ярла Йорунда и кое-чего привозили с собой из добычи, а младший был кузнецом, единственным на три деревни, и глубоко уважал своего отца. Имени второго мудрейшего Эйнар не упомнил, да оно и не имело никакого значения. Как выяснилось несколько позже, он вообще оказался тут лишним, но мудрецов должно быть всегда нечетное количество и минимум трое, а по этому с первого взгляда было видно, что постиг все таинства магии числа «три» и уже лет двадцать совершенствовался в своих познаниях стабильно, обильно и ежедневно. Третьим мудрецом оказался тот самый Магни Каменная Рука, очередной великий герой Симскары, которому нет равных ни в бою, ни за столом. Вернее, не было лет этак полста назад. Ныне это был дряхлый, сухой старик с мутными глазами навыкат, длиннющей неопрятной бородой, беззубым ртом, обширной лысиной и таким тремором, что вопросов о его нынешнем прозвище не возникало вовсе.

Эйнара усадили за стол, уместиться за которым он смог с большим трудом и даже сидя предпочитал сутулиться, сжимать плечи и втягивать в них голову, чтобы случайно не пробить макушкой крышу или что-нибудь не свернуть при неловком повороте. Долгие приветствия и выражения глубокой благодарности за неоценимую помощь и защиту сирых, убогих, беспомощных и старыхЭйнар слушал вполуха и больше был занят тем, что кисло оценивал накрытый стол. Он ненавидел рыбу и принципиально не притрагивался к ней, если, конечно, совсем уж туго не станет. Не столько оттого, что вечно давился коварными рыбьими костями, обожающими впиваться в небо, десны или застревать где-то между зубами так, что только айвинтири (крошечные, светящиеся на манер светлячка вечно напуганные женщины с крылышками мотылька, находящиеся в самом низу пищевой цепи сурового мира духов) смогут помочь, сколько потому, что хорошо знал специфические увлечения отпрысков Матери Моря. Поэтому Эйнар довольствовался хлебом, слушая нудное перечисление бесконечных родственников, которые тоже будут неимоверно благодарны, когда узнают, кто заступился за брата, свата, зятя, свекра, тещу, троюродную сестру двоюродного дедушки хорошего соседа, который давно уже как родной стал, и так далее вплоть до таких родственных связей, о которых Эйнар даже не догадывался и уж тем более не знал им названия. Но когда к столу подошла девушка с кувшином, судя по нежному, почти детскому еще возрасту, внучка Снорри от одного из старших сыновей, Эйнар заметно повеселел – в кувшине оказалось пиво. В корчме подавали исключительно брагу, и увидеть в Рыбачьей Отмели пиво было настоящей радостью. Хотя оно оказалось на редкость паршивеньким и сильно разбавленным, и налили мало, но, судя по всему, варилось исключительно для особых случаев. Поэтому Эйнар молчал с крайне благодарным и почтительным видом.

Пока мудрейшие энергично налегали на то, что боги послали, Магни Каменная Рука не прекращал сверлить Сына Войны своим мутным глазом. Это был типичный старческий взгляд, от которого любому молодому становится не по себе. Взгляд, в котором читалась подозрительность, настороженность, осуждение, упрек, а также легкое желание дать хорошего воспитательного подзатыльника за уже совершенные и грядущие глупости. А еще этот взгляд призывал испытывать чувство вины за то, что тебе еще нет восьмидесяти, ты полон сил, энергии, возможностей, можешь пить и есть что хочешь, не являешься заложником собственного кишечника, а к женщинам испытываешь отнюдь не эстетический интерес. Но Эйнар терпеливо выдерживал эти взгляды. Как любой симскарец, а себя он причислял именно к ним в первую очередь, старость он уважал. Глубокое и варварское заблуждение заключается в том, что симскарцы всеми силами стремятся лет в тридцать напороться на неприятельский меч и благополучно загреметь в Медовый Зал. Смерть, конечно, достойная настоящего мужчины, но более достойным и красивым уходом в мир иной все-таки считалось, пережив пару десятков сражений и отправив в Медовый Зал сотню врагов, умереть в глубокой старости в своей постели верхом на влюбленной, пищащей от восторга красотке, которая младше лет на сорок, а лучше на пятьдесят. И если кто-то умудрился выполнить хотя бы одно из трех условий, стоит уважить его упорство и целеустремленность.

Наконец покончив с приемом пищи, Снорри затянул благодарность Матерям Морю и Плодородию, а Магни энергично затряс перед лицом деревянной ложкой, пытаясь поймать ее языком. Третий мудрец, сложив на животе руки и перебирая большими пальцами, смежил веки, склонил голову и с удовлетворенной улыбкой погрузился в премудрые размышления.

– Жнашит, – проскрежетал Магни, отложив непокорную ложку, – ты и ешть Эйнар Шын Войны? Я думал, ты повнушительней будешь.

– Ну уж каким родился, отец, – развел руками Эйнар и быстро их одернул, побоявшись пробить в стенах дыры.

– Я-то думал, глянешь на тебя, так штаны и обмошишь – такой ты шуровый да внушительный, – продолжал жаловаться Магни. – А ты обышный такой, так шражу и не поверишь, што ты шын шамого Войны. Но ждоровый, да.

– Питаюсь хорошо, отец, много времени на воздухе провожу.

– Да уж шлышал, – заскрежетал отставной герой, – какой ты вред нашим овшам нанеш.

– Всегда готов отплатить и отработать любой вред, который нанес, отец, – сказал Эйнар.

– Так ты это, уж за все отплатил и отработал, сполна, значится, вот, – поспешил вмешаться Снорри с заискивающей улыбкой. – Что там какие-то овцы? Овцы-то, они новые народятся, а ежели родных на убой отправляют, грабят их… вот…

Магни со значением посмотрел на старика, и тот прекратил улыбаться.

– Жнашит, такой вот шамый жнаменитый герой, о котором штолько пешен шпели, – придирчиво изучая Эйнара, прошамкал Каменная Рука. – Да, – протянул он, – никогда б не подумал, што шам Эйнар Шын Войны нашу Отмель швоим пришутштвием поштит. Не думал, што двум героям в таком меште вштретитша Шудьбой шуждено. По мне не шкажешь, но я, жнаешь ли, тоже когда-то великим героем был, да.

– Да ты и сейчас великий, друг мой, – льстиво заметил Снорри и сник, почувствовав неприязненный взгляд. – Вот…

– Да брошь ты, – отмахнулся Магни. – Какой уж я великий? Годы не те. А в молодошти… Шлыхал обо мне, Эйнар?

– Нет, отец, – честно признался Сын Войны.

– Ну да, – неприятно усмехнулся Магни, не стесняясь пустого рта, – герои не ошень-то любят про конкурентов шлушать. Герою любо, только когда о нем поют.

Эйнар многозначительно хмыкнул.

– Обо мне, жнаешь ли, тоже пару пешен шложили, хоть я никогда жа шлавой не гналша, – похвастал Магни. – Шлыхал пешню про двух ярлов, Агнара и Бранда? Про их войну иж-жа шеледки? Так вот обо мне там тоже пелошь. «Тот дикий бершерк, што первым на штены поднялша и шотню врагов топором порубил», – нараспев прошепелявил Каменная Рука. – Это про меня, хе-хе. А шлыхал про людоеда, што двенадшать жим жемлям анов покою не давал? Тоже моя работа.

– Я слыхал, его убил Бьярнар со своей дружиной, – осторожно поправил отставного героя Эйнар.

– Ну конешно, Бьярнар, – не смутился Магни, смерив полубога неприязненным взглядом мутных глаз. – Но кто, думаешь, шамым шлавным воином в его дружине был? Шего б Бьярнар беж меня делал? Ежели б я дурака этого горяшего не ошаживал да шовет не давал, он бы не конунгом аншким штал, а обедом. Так и говорил: «Шего б я беж тебя, Магни, делал? Давай, ярлом тебя жделаю, опорой да поддержкой мне будешь». А я ему: «Н» е хошу жаднишу прошиживать, штолько ешшо шудовишш жубов не лишилошь!»

Магни издал натужный, прерывистый скрежет, будто кто-то пытался сдвинуть заклинившую створку тяжеленных стальных ворот.

– Ежели б я хотел, – сказал он, поводив по физиономии, чтобы утереть проступившую слюну, – обо мне б штолько пешен шложили, што жамушаешша шлушать. Но шлава, парень, она штука такая. Больше вреда, шем польжы от нее. Шем реже людишки тебя ужнают, тем шпокойней живетша.

Эйнар согласно кивнул.

– Да, шлавные были деньки, – мечтательно прошамкал Магни Каменная Рука. – Хорошо я так Шимшкару потряш. Где ярлы грыжутша – я там первый на штены лежу иль в гуще топором махаю. Жа Море в поход идти, так жа мной гонша шлют, наперебой жажывают. Такого гребша, как я, не шышкать было! Потому-то меня Каменной Рукой и прожвали – один мог хоть три дня кряду грешти беж уштали. На Штор-Йорде ушпевал побывать, конунгов тамошних видывал, в варангах шлужил одному пару лет. И шудовишш, конешно, видывал, жубы им бивал, и троллей иж-под моштов гонял, и дракона жа, хе-хе, хвошт ташкать доводилошь, ага! Куда ж беж дракона-то? Ежели дракона не жаборол ни одного, ты дрянь, а не герой. Ну и девок, конешно, шпашал. Ох, как шпашал! Бывало, так нашпашаеша, хе-хе… наутро хоть в воду холодную, – сально ухмыляясь, энергично указал под стол Магни, – кунай!

Снорри подхалимски захихикал. Третий мудрец пробормотал что-то сквозь сон. Эйнар выдавил из себя ухмылку. Разговор подходил к неизбежной и самой неприятной фазе воспоминаний.

– Вот помню Фриду, – начал Магни Каменная Рука, – которую великан из Деклунда умыкнул. Великана я, конешно, порубил, а Фрида так благодарна была, едва ноги унеш. А потом была Финна, которую колдун иж Гнилотопья хотел в жертву темным духам принешти. Ш колдуном повожитьша пришлошь, ушлым окажалша, жато потом неделю до родишей еённых шли, шо вшех куштов по дороге лиштва опала, хе-хе. А как-то раж угораждило меня ш Девкой меша повштешатша, Мьёлль, кажетша, жвали. Так мы ш ей боролиша, так боролиша, хе-хе… до вешера у ей ноги не шходилиша! До того мы ш ей доборолиша, што она надумала брошить дурью маятша, женитьша предлагала, хе-хе. А потом…

Эйнар тяжело вздохнул. В любой мужской компании независимо от социального положения или видовой принадлежности и особенно в той, где встречаются представители разных поколений, рано или поздно разговор заходит о женщинах и количестве завоеванных сердец и прочих органов женского тела. Обсуждение романтических приключений, курьезных случаев, героических побегов от рогоносцев-мужей и уму непостижимых постельных подвигов подчас велось с большим энтузиазмом и слушалось куда как внимательней историй о том, как, например, в молодости кто-то уложил дюжину бандитов или как в одиночку донес проклятое кольцо в жерло вулкана, таща на себе израненных товарищей и попутно отбиваясь от напирающих сил зла. И почему-то так завелось, что именно рассказы о былом половом гигантизме должны вызывать у молодых слушателей черную зависть и комплекс неполноценности, даже если молодежь не испытывает трудностей в общении с прекрасной половиной человечества (или того вида, к которому принадлежит). И даже если молодой участник беседы вдруг поведает, ни капли не соврав, что приручил дракона, раскрыл заговор, остановив кровопролитную войну, испил из фонтана мудрости, постигнув все тайны бытия, ограбил гномью сокровищницу или одолел темного властелина, угрожавшего целому миру, все его достижения не будут иметь абсолютно никакой ценности, если вдруг выяснится, что при такой кипучей занятости он до сих пор не выкроил времени, чтобы зажать в углу и хотя бы потискать румяную девицу. И ровно наоборот: любые неудачи и ошибки, из-за которых умудренный опытом и сединами рассказчик не добился значимых высот и успехов в жизни, автоматом прощались и считались полностью искупленными, если он осчастливил дюжину угрюмых от тоски и одиночества женщин. А если его подвиги имели далеко идущие последствия – крепкие, здоровые и желательно обзаведшиеся уже своими семьями, такой герой в глазах собеседников приравнивался как минимум к герою-победителю ройберов, мечтающих завоевать Симскару.

– Да, шлавные деньки были, – повторил Магни, смахнув слезу. – Не то, што нынше. Раньше как оно было? Вот штоб ярл ярлу морду набил, повод благородный ишкали. Княжну отбить, руно жолошеное увешти, иль с благошловением, иль во шлаву богов. А нынше? Вше иж-жа жолота проклятого. Один другого обокрал – шражу в драку, никакого благородштва. Иль жа эти… как их, поэ… пои… поллитришешкие шоображения, тьфу! А драконы? Дрянь нынше, а не драконы. Какие нынше драконы, я таких раньше по дюжине до обеда укладывал. А девки? Девки нынше какие пошли? Шовшем штыд потеряли! Уштали, говорят, от проштых ребят, им шудищ заколдованных подавай, ш шветошками, ага. Шами за шудищами гоняютша. Бывает, зайдешь в логово и не ражберешь, кого от кого шпашать надо. А герои какие нынше, а? Вот в мое время боги не лежли шмертным между ляжек. Ежели героем штать жахотел, так вше шамому добывать надобно было. На блюдешке ш каемошкой никто ни шилу, ни ждоровья не подношил. Жа шлаву и богатштво шам, швоим умом, шмекалкой, жубами битша приходилошь. И ведь добывали, вот где героижм был, не то што нынше! Вот меня вжять хотя бы. У меня мамаша была проштой, папаша бондом был, а ведь я героем штал. Потому што ушердный был, не уповал на помошь родишей оттудова! – тыча пальцем в крышу, заключил Магни Каменная Рука, пылая праведным гневом.

Обычно Эйнар с пониманием и терпением относился к стариковским нападкам. Вопреки распространенному мнению, стариковские нападки не так часто направлены на кого-то определенного и не несут в себе цели обидеть кого-то, кроме безжалостного и неумолимого Времени. Это не более чем желание привлечь к себе внимание или выразить грусть, тоску по тем временам, когда было лучше. И не потому, что тогда действительно было лучше, чем сейчас, а потому, что тогда ты был лучше, чем сейчас – был моложе, сильнее, здоровее, не успел повстречаться с жизнью во всех ее проявлениях и не отхватил за наивность, глупость и несбыточные надежды. Это просто легкая зависть тому, кто еще молод и полон энергии, а жизнь протягивает ему руку и предлагает массу возможностей. Но не в этот раз. Магни Каменная Рука не ворчал, он ненавидел, и его ненависть имела конкретный объект и причину. Он ненавидел Эйнара и даже не пытался этого скрыть. Он ненавидел потому, что его собственные достижения были более значимыми, известными, их было значительно больше, а главное – их не приходилось выдумывать или записывать на свой счет чужие. Это была ненависть старика, чья уходящая жизнь была наполнена сплошь неудачами, от которых он не сумел оправиться, поражениями и мелкими, скучными и безынтересными событиями, которые присущи каждому. Это была ненависть человека, глубоко убежденного и свято верующего в то, что кто-то другой обязан своими достижениями и успехами исключительно влиянию могущественных родственников и богатству родителей, не приложив ни капли усилий. И, в конце концов, это была бессильная ненависть маленького, беспомощного человечка, который вдруг осознал, что все его слова и обличительные речи не возымели никакого действия.

– Ну благодарю, отцы, – сказал Эйнар, упершись руками в стол, – за еду и пиво, но прошу извинить покорно. Должен откланяться, – и он встал, поклонившись со всем уважением, на которое был способен.

– Постой, Эйнар, – подскочил Снорри, испуганно глянув на Магни, побагровевшего от злобы. – Ты это, не серчай на нас, вот. Просто Магни, он, знаешь ли, не в ладах с Отцом Меда. Как пиво в рот попадет, хоть капля, так его, значится, несет сразу, вот…

– А за что сердиться, отец? – пожал плечами Эйнар. – За правду не сердятся. Раньше герои и впрямь не чета нынешним были. Раньше герои за славу бились, чтоб их помнили и пели о них, а нынче – только за еду и золото.

Магни пренебрежительно фыркнул, пряча трясущуюся руку.

– Послушай, – нерешительно пробормотал Снорри, нервно перебирая пальцами, – ты это, не подумай ничего, но это, вот…

– Ну?

– Ты сколько еще у нас, значится, гостить хочешь? – бегая глазками, спросил Снорри с таким трудом, будто от этих слов зависела судьба целого мира.

– Я думал на пару дней задержаться, – ответил Эйнар. – Ну мало ли, вдруг ваши хряки вернуться надумают.

– Ага, – кивнул Снорри и почесал затылок. – Слушай… ты это, только не подумай, что стесняешь нас или нам не приятно, что ты здесь, но это, значится, вот… – Снорри вздохнул, решив, что терять ему нечего. – Время не позднее еще, конь у тебя быстрый… До Лейхора, значится, ты еще затемно доберешься, вот…

Эйнар холодно усмехнулся.

– Что ж, понимаю, – сказал он. – Ну барашкам тоже хочется поблеять подольше. Передайте им, больше на них покушаться не буду.

– Ты это, не держи на нас зла, вот, – горячо забормотал Снорри. – Но так оно, значится, лучше будет…

Эйнар вдруг почувствовал, как на его плечо легла холодная ладошка. Он инстинктивно повернул голову и увидел Смерть, которая, приложив палец к губам, велела ему молчать и не отвлекаться. Эйнар послушался. Девушка спокойно шагнула к столу и прошла сквозь него, не ощутив никакой преграды. Лишь тонкая струйка дыма от тлеющей лучины, дававшей скудное освещение, едва заметно колыхнулась.

– Ты ж это, вчера, как приехал, – нервно хихикнул Снорри, – просил только, значится, коня напоить да перекусить с дороги, да переспать где-нибудь, чтоб никого не стеснять, вот, а мы тут насели на тебя с бедами своими, отвлекли, значится, задержали. А тебе ж некогда, ты ж тут это, проездом только, тебе геройствовать надобно, во-о-о!.. – вдруг в ужасе вскрикнул Снорри, выпучив глаза и хватаясь за сердце – Смерть, встав у него за спиной, заботливо коснулась стариковского плеча.

Эйнар рванулся с места, но Смерть предупредительно вскинула руку и легко помотала головой. Магни кое-как поддержал старого приятеля, помог ему усесться, но из-за сильного тремора больше походило, что он хочет растормошить и не дать ему уснуть. От шума проснулся третий из мудрейших, посмотрел на происходящее сонными глазами, не заметил ничего предосудительного и снова уснул. На крик прибежала внучка. Увидев деда, она бросилась к нему, однако Смерть уже убрала руку с плеча Снорри. Старик, хватая ртом воздух, неуклюже улыбнулся внучке и велел ей выйти.

– Не могу я так, значится, – полушепотом проговорил он, приваливаясь к хилому плечу Магни. – Не можно врать больше.

– Жаткнишь, штарая ражвалина! – зашипел Каменная Рука, отталкивая Снорри.

– Не заткнусь, – возразил тот, слепо нашаривая на столе кружку. – Больше не заткнусь. Совесть не позволит. Уезжать тебе надо, Эйнар, ибо здесь смерть тебе грозит, вот!

Сын Войны открыто глянул на виновницу. Смерть, изумленно хлопая глазами, энергично замотала головой и совсем не выглядела грозной. Она больше походила на обиженную девочку, которую вновь несправедливо обвинили в краже конфет.

– Это кто мне грозит? – Эйнар геройски расправил плечи.

– Поверь старому дураку, – испуганно вздохнул Снорри, держа руку на сердце. – Ежели останешься – погибнешь неизбежно, вот!

– Ты меня зазря не пугай, отец, – сердито сказал Эйнар. – Говори, кто надумал? Свиньи эти?

– Нет, – покачал головой Снорри, принимая из рук прибежавшей внучки кружку воды. – Хозяин ихний, Биркир Свартсъяль, вот!

Обычно после фразы, произнесенной с такой интонацией, должно произойти нечто значительное. Например, услышавший должен издать потрясенное восклицание или выкрик, преисполненный гнева, или полный отчаянного недоверия вопль. Но в лачуге, где проводился тинг мудрейших, воцарилась неловкая тишина, которую нарушил только несмелый стрекот сверчка за печкой.

– Ну и? – почесал лохматый затылок Эйнар, подгоняя растерявшихся стариков.

– Што «ну и»? – возмутился Магни. – Ты што, про Биркира Швартшъяля не шлыхал?

– Ну, – Эйнар виновато пожал плечами, – вроде слыхал про какого-то Биркира. Говорят, в птиц превращаться умел, а потом утонул. Или не Биркиром его звали, не помню, – с еще большей виноватостью развел руками Сын Войны, видя, что возмущение Магни начинает испарять капли пота на его пятнистой лысине. – Все равно ведь это не он, да?

Отставной герой заскрежетал, словно корежил деснами металл. Снорри, опустошив кружку, жестом отослал внучку прочь.

– Ты, стало быть, уезжать не надумаешь? – немного помолчав, заключил он. – Тебе смертью грозят, а ты это, все равно, значится?

– Если надумал гнать меня, отец, – добродушно улыбнулся Эйнар, – сказал бы прямо: замучил жрать да пить задарма, все запасы изничтожил, зиму не переживем. Но смертью грозить мне, отец, – он молодецки усмехнулся, оглаживая бороду, – верный способ задержать на подольше. Давай выкладывай, что за Биркир такой и с каких заслуг мне его бояться надобно?

Снорри тяжело вздохнул, опасливо поглаживая грудь.

– Сядь, Эйнар, – пробормотал он. – Агна, принеси еще пива!

Эйнар, украдкой глянув на кивнувшую ему Смерть, опустился на лавку.

***

– Десять зим тому они к нам пришли, – заговорил Снорри, глядя в пустоту. – Тогда они еще не были хряк-берсерками, значится, а были просто берсерками. Дюжина их была, а во главе, значится, Биркир Свартсъяль, тринадцатым, то есть. Тогда-то мы не знали, кто он такой да откудова. Просто, значится, пришел как-то со своей бандой и говорит: «Земли здесь хорошие, Море богато, да порядку промеж вас нет. Ярл вас, значится, бросил, пьянствует в чертогах, на пирах веселится, только сборщиков шлет, вот. Буду, значится, вам порядком да защитой, а вы, – говорит, – дань платить мне будете», вот. Ну мы покумекали с соседами да другими селами, стало быть, да порешили: все едино кому-то платить надобно, значит, так пускай платить будем тому, кто поближе, авось и впрямь, ежели беда какая да ссора, так рассудит нас да убережет. Поначалу-то оно, конечно, и неплохо было. Порядок какой-никакой и впрямь завелся – кому охота, значится, лишний раз бедокурить, чтоб грабителей накликать раньше срока? Лодыри лениться отучились, со всеми в поле да в море ходили, а то ведь ежели дани положенной не собрать, так первыми на лодыря соседи покажут, а берсерки его отделают. Но ежели вот дань в срок уплатить да в полной мере, так не слыхать, не видать берсерков, как будто и нету их совсем, вот. Так и жили, значится. Угнетали нас, да не сказать вроде бы, что угнетают. Как послушаешь, чегось за Берегом на Симскаре делается да как там живется, так роптать не захочется.

Но время шло, а дела наши хуже делаться начали, вот. Сперва узнали мы, что берсерков больше стало, значится. Потом дань выросла, приходить за нею зачастили. Ежели нечем заплатить, так обязательно побьют, а то и пожгут, ежели кто совсем не понравится аль урок преподать захотят, вот. Мы к хозяину ихнему на поклон ходили, значится, мол, побойся богов да поимей совести. А он только, значит, рассмеялся да говорит: богов не боюсь да совести не ведаю, беру, значит, надо мне, а вам, людишки, ежели чего не нравится, так выходите, да докажите, что права не имею. Никто не вышел. А потом… потом он новую дань потребовал.

Людей брать в уплату задумал, значится. Мы бы и поняли, для чего они ему, коли б он девок пригожих брал. Так ему все без разницы – мужик аль девка, младенец аль старик. По одному велел с деревни выдавать по жребию раз в год. Наша Отмель первой в очереди тут и встала, вот. Но на счастье, сыновья мои из похода вернулись. Долго их не было, долго Йорунд по морям ходил к землям далеким. Сыновья как увидали, значится, чего у нас тут натворилось, так сразу: показывай, говорят, отец, где вор этот бессовестный. Ну а я, дурак старый, и показал. Они друзей да товарищей в Лейхоре собрали, по округе кого кликнули, значится, ну и пошли. Да не вернулись, – Снорри вздрогнул, смахнул проступившую слезу, запил горе разбавленным пивом.

Эйнар слушал внимательно и изо всех сил напрягал память, чтобы вспомнить, доводилось ли ему хоть раз хоть где-нибудь хоть когда-нибудь слышать о Рыбьем Береге и его несчастьях. Но десять лет назад он был слишком далеко от Симскары. Тогда Айнмарк казался ему веселым местом – далеко не все еще тогда смирились, что полубог на троне это нечто такое, от чего лучше отойти подальше, а не пытаться его подвинуть, а если хочешь, чтобы по-твоему было, так используй побольше мудреных, запутанных слов, подсовывая документ на подпись.

Магни Каменная Рука тоже слушал молча, не прекращая сверлить Эйнара обвиняющим взглядом. Третий из мудрейших мирно спал. Смерть стояла за спинами стариков и внимательно следила за каждым.

– Всех берсерки перебили насмерть, никто не уцелел, вот, – продолжил Снорри. – А потом к нам пришли. Тут-то мы и ахнули все. Потому как не берсерки это уже были, а хряки. Так-то мы и узнали, значится, что Свартсъяль – колдун самый настоящий, и колдовством своих грабителей в уродцев превратил, значится. Забрал у их облик людской, чтоб сделать их сильней, свирепей да злей, чтоб никто больше не подумал против их бунтовать. А люди ему нужны, чтоб жертву злым силам давать, чтоб колдовство свое питать, вот.

– Не прошто жлым шилам, – авторитетно вмешался Магни Каменная Рука, – а шамой Бейнихе! Такой у их договор, кровью подпишанный в книге, где на штранишах иж кожи младеншев каждая душа купленная жапишана!

– Ars diaboli, – впервые включился в разговор третий из мудрейших, по-ученому наставив палец, но тут же умолк, склонив седую голову к груди и сонно зачмокав губами.

– Во-во, – поддакнул Магни. – Шамая што ни на ешть жаднишная жадниша.

– А еще узналось, – добавил Снорри, – что Биркир не только колдовство за душу купил, но еще и бессмертие, вот чтоб, значится, ни мечом его, ни топором, ни стрелой, ни копьем не убить ни богу, ни человеку, ни смертному, ни бессмертному. Говорят, он уж лет сто по земле ходит и никакой управы на него нету.

– Видать, окольными какими-то путями ходит, – задумчиво почесал затылок Эйнар, – раз о нем ни разу слыхать не доводилось. Может, тоже пока ходил, иных каких-то гнул?

Смерть печально улыбнулась. Старики переглянулись, но явно не поняли, о чем речь. Снорри вроде бы догадался, но уверен не был. Память у него была прекрасная для своих лет, но, как и у любого жителя Рыбьего Берега, не сохраняла дурные, бесполезные слова лодырей-страннобуквенников.

– А что потом было, отец? Ярл разбираться с этим Свартсъялем пришел?

– Какое там! – махнул рукой Снорри. – Нашенскому, ежели он есть, не до нас, а соседским так и подавно. Кому какое, значится, дело до простых рыбаков да баб? Магни вот, – положил он руку на плечо отставного героя, – побольше нашего по Симскаре походил, пока у нас не поселился, сказал, значится, что ярл какой к нам Свартсъяля и послал. Ярлы такое любят делать, чтоб людишки, значится, боялись да не роптали лишний раз. Я ему верю, чего б не верить-то? Да только зачем нас пугать? Будто мы роптали когда-то, вот!

– Жатем, дурень ты штарый, – проворчал Магни, скинув руку Снорри с плеча, – што ярлы только так и делают. Так только правят, штрахом да шилой, школько раж тебе повторял! Это ж пол-лит-ри-ка!

Эйнар поморщился. Как-никак он был конунгом Айнмарка, хотя, по правде, никогда правителем себя не считал, не понравилось ему это скучное, нудное занятие, а от трона так вообще зад ныл хуже, чем от седла. Выехать на охоту или какому соседу по зубам пару раз заехать, это да. Да только соседи, которым что-то не нравилось, быстро закончились, а как самому с кем-то подраться – тут сразу целая толпа советников, которые все уши прожужжат, почему драться нельзя. Но чтобы каких-то рыбаков пугать? Зачем? Как будто других дел не найти. Рыбаки ничего плохого ему не сделали, наоборот, он вроде как на троне как раз для этого и сидит, чтоб защищать их. Эйнар даже как-то хотел бондов от налогов избавить, даже пару несогласных кверху ногами подумать над поведением отправил, а потом опять советники на уши сели – казна, мол, пустеет. Раз пустеет, так надо забрать у кого полная, делов-то. А они: «Рейдовая экономика эффективна лишь на коротких отрезках времени, агрессивная захватническая политика рано или поздно приведет к истощению ресурсов, опрометчивые и недальновидные дипломатические решения приведут к полной политической изоляции…» В общем, чтоб заткнуть их, пришлось отказаться от своей задумки. Вот и делай добрые дела.

– Что? – нахмурился Эйнар. – Совсем больше никто даже не пробовал?

– Да как тут попробуешь? – всплеснул руками Снорри. – Свартсъяль, он же бессмертный! Я сам видал, как его мечом кололи, топором рубили, копьем тыкали – все ему хоть бы хны, вот! Два года мы так жили в страхе за себя, значится, да за родню. Вдруг сына заберут аль дочку, аль тебя самого на будущий год. Но тут… – Снорри боязливо взглянул на Эйнара. – Но тут, когда мы уж совсем отчаялись, пришел к нам герой нежданно-негаданно, вот.

Сын Войны погладил бороду, но хоть от него явно ждали какой-то реакции, терпеливо промолчал.

– Странный он был какой-то, – сказал наконец Снорри. – Имени не упомню, может, и не называл его вовсе. Сказал только, мол, пал один откуда-то. Ну оно-то и видно было, что об землю он хорошо так стукнулся, вот. Вроде бы с Большой Земли, из-за Моря приплыл. Дескать, прослышал, что у нас злодей завелся, что злу поклоняется и служит, а он, дескать, служит какому-то богу, что зла никакого не терпит. Ерунду какую-то городил, дескать, когда злодея одолеет, мы, поганые да темные, увидим, какой у него бог сильный да могучий, и сами от Отцов с Матерями отвернемся, тоже его богу служить захотим.

– Ну и? – поторопил Снорри Эйнар, пытаясь сохранить серьезный, тактичный вид.

– Ну и поперся к логову колдуна и пал один, как дурак, значится, – сердито проворчал старик. – Это ж где видано, чтоб, стало быть, по одному на колдуна с толпой уродцев ходили?

Эйнар от души рассмеялся, нисколько не смущаясь, что ломает трагичный момент. Магни заскрипел деснами.

– Мы бы тоже засмеялись, кабы плакать не хотелось, – вздохнул Снорри. – Но знаешь чего, Эйнар? Колдун в ту зиму никого не забрал. Только дань из нас выжал, дескать, раз героя прокормить могем, стало быть, и добродетелей-защитников смогем, вот. А потом, как весна кончилась, пришел к нам другой герой. Этот, сразу видать было, герой всамделишный, значится, топор такой здоровенный на плече, шлем с рогами такой, хоть внуков купай – ну точно, с дракона шкуру спустил и девку не одну у чудища отбил. Тоже сказал, дескать, про наши беды слыхал, но не из-за Моря пришел, а поближе слыхал, мол, некто обмолвился под хмелем про нашего колдуна. Посмотрел на нас и говорит: «Сколько заплатите?» А мы ему: «Мы люди бедные, наше дело рыба да овцы, хошь – все Море выловим, дай только срок да от колдуна избавь». А он посмеялся, махнул рукой да был таков, вот. Но лето в силу вступить не успело, пришел к нам третий герой, да не один, а с приятелями. «Мы, – говорят, – платы не берем, вот убьем злодея, прославимся – лучшей награды не сыскать», значится. Ну мы им и поверили, обнадежились…