Текст книги "Гротенберг. Песнь старого города (СИ)"

Автор книги: Александр Деворс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Она покатилась по мостовой, а от того, насколько легко лезвие прошло через плоть, Сегель повалился кубарем на землю, тяжело дыша. Быстро перевернулся со спины на четвереньки, и замер всего на пару секунд. Рука монстра дёрнулась – клинок обрушился на грудную клетку. Раз, два, три,бил и бил, пока последние признаки жизни, как ему казалось, не покинули сущность. Он откатился назад, вытаскивая клинок, но всё ещё смотрел на то, что было когда-то женщиной.

Тварь больше не двигалась, а лезвие клинка теперь, кажется, светилось ещё ярче, вбирая частицы проклятия, обратившие эту несчастную в одержимого монстра. Мужчина позволил себе тяжело выдохнуть, и расслабиться, прислонившись лбом к влажным от недавнего дождя камням. Холод приятно прочищал голову. И его не волновало, что неведомо когда, прошедший очищающий дождь так и не смыл ни кровь жертв, ни чудовища. В висках стучало, адреналин и страх смешались в бурном танце, и сейчас они отступали, чувствуя, что жизнь человека теперь не под угрозой.

«Это какой-то кошмар» – подумал он, – «и сколько ещё таких же, как она, бродит по Гротенбергу?».

А где-то за неведомой человеку гранью ему аплодировал, призвавший его бог, хотя, бог ли он?

Сегель же блаженствовал, приходя в себя, и начиная рассуждать здраво.

Раньше здесь были банды, но это были люди. Да, они были, безусловно, опасными, но любой на его памяти стражник или бандит даже близко бы не был так опасен, как это существо перед ним.

Наёмник встал и оглядел себя. Несколько ушибов, ссадин после падений. Болит спина после удара, но, видимо, серьёзных травм нет. Плащ местами подран, и протез теперь никак не скрыть. Сам он, стоит сказать, вообще не пострадал, несмотря на то, сколько ударов пришлось на металлические сочленения. Хорошо. Не придётся тратить время на подводку механизмов. Протез был удивительным произведением, учитывая, что обзавёлся он им при не менее удивительных обстоятельствах.

Скрыв клинок Пустоты в ножнах, он вскоре нашёл и свой любимый меч. Осталось только зарядить пистолет, и оглядеться вновь. Нет, вряд ли эта женщина была той, кто позвала его сюда. Тогда кто его звал, и где эта особа? Возможно ли, что она пала от рук этого чудовища? Преодолев отвращение, Сегель даже было двинулся к куче тел, чтобы осмотреть останки, подумывая о том, что это могла быть досадная трагедия, как вдруг услышал голос за спиной.

– Семюэль? Это и впрямь ты?

Голос, который он здесь не готов был услышать.

3.4

– Сиола? – Он обернулся, рефлекторно не отпуская рукояти клинка, за которую интуитивно схватился.

Перед ним стояла высокая девушка в белой рясе, и держащая в руках копьё. К сожалению, белоснежность наряда была нарушена несколькими брызгами крови. И подол пострадал от уличной грязи. Доспех поверх рясы, явно начищенный ранее до блеска, тоже был обильно покрыт кровью, равно как и кольчуга, скрывающая руки по локоть и верхнюю часть ног. Её волосы, цвета каштана, были туго заплетены в причудливую причёску, а часть лица подведена серебряной краской, подчёркивая бледно-карие глаза. Она осматривала его не менее пристальным взглядом, особенно заострив внимание на его руке.

– Что с тобой произошло? Когда ты лишился руки? – Начала живо интересоваться девушка, однако чем дальше, тем сильнее в этом волнении проступало ещё что-то. Её взгляд был всё более мрачным, и он заметил, как она малость сменила баланс, а наконечник её копья слегка сместился, да и переместила она руку поудобнее. Так, чтобы в случае чего сделать выпад.

Впрочем, чему тут удивляться? Эта ночь любого заставит предполагать во всяком встречном врага.

– Я отрубил её, когда нас поймали. – Ответил Сегель скупо, но честно. Ей же незачем знать причины этого действия. Как любому другому человеку. – Я думал, ты мертва, как и все остальные.

– Меня пощадили. За кое-какую услугу. – Не менее скупо ответила девушка. – Когда я узнала, что ты сделал, я захотела самолично тебе свернуть шею. Это ведь было подло. Мы столько прошли вместе. Мы были, как семья. Как ты посмел?

Сегель теперь уже и сам перехватил клинок удобнее, не меняя стойки. Он всё ещё чувствовал пульсацию в другом магическом клинке. Кажется, она стала даже чаще. Что это значит? Но что важнее: чего хочет старая знакомая? Уж ни его ли смерти?

– Значит, ты пришла мне мстить?

Сиола смерила его задумчивым взглядом, явно взвешивая свои мысли, и тяжело выдохнула, приняв, наконец, решение. По её виду, ей было очень нелегко справиться с сомнениями.

– Если бы пришла за твоей жизнью, я бы могла просто помочь твари, – она ткнула в сторону отрубленной головы, – а не вести с тобой беседы здесь, верно? Вера не позволяет мне тебя просто так убить, пусть у меня и родятся такие мысли, и от них очень тяжело избавиться. Зачем ты вернулся? Зачем ты продолжаешь нести своё проклятие сюда, в Гротенберг?

– Я пришёл за своей сестрой. – Ответил он. – И ничего более, но меня предупредили, что здесь творится что-то странное, поэтому я вообще не планировал покидать трактир до утра, а уже утром отправиться на поиски. Если бы не твоё приглашение...

Девушка оглядела его ещё внимательнее, и покачала головой, убирая копьё в заспинный крепёж. Она не поверила ему. Он видел это в её мрачном выражении лица.

– Да, здесь и впрямь стало опаснее, чем раньше. Твоя родня, вроде бы, живёт всё в том же доме, по ту сторону реки? – Наёмник неопределённо качнул головой. – Что ж, после церемонии расспрошу сестёр и братьев об этом.

Он хотел спросить о том, что ещё за церемония, но произнёс уклончивое:

– Что за одежда на тебе? – Сегель выдохнул, убирая клинок в ножны, и запахиваясь плащом поплотнее. Холодный ветер подул с моря, неся отдалённый запах соли, гнилой рыбы, тлена и разложения. А ещё стало мутить от слащавой примеси дымного огня и горящей плоти. Наёмник бросил снова взгляд на груду тел, но голос девушки вновь отвлёк его от мыслей.

– Ах это… – девушка оглядела себя, и явно поморщилась, заостряя внимание на кровавых пятнах, – я теперь принадлежу ордену Литании. Ты ведь не застал его зарождение, это было через несколько лет после того, как ты сбежал. Пойдём. – Сиола махнула рукой, закованной в латную перчатку, показывая следовать за ней. Она всё ещё была напряжена, и он сам тоже, несмотря на попытки девушки вести лёгкий разговор, как будто они всё те же друзья.

Странно, они были так долго напарниками, друзьями, и он уже всех их похоронил, и долго скорбел по ним. Одна из немногих ценных вещей в его тогда жалкой жизни – память о товарищах. Они были во многом ближе ему, чем семья. Они знали его, настоящего, со всеми грешками и недостатками. Принимали таким, каков он есть. Настоящие товарищи, которые выручали из любых бед. Что же, боль в душе возникла снова, словно кто-то вспорол старую рану.

Меж тем воительница вновь заговорила.

– Болезнь возникла через три года после того заказа – будь он проклят – и один учёный в Академии, стал искать лекарство.

Из парка они прошли в церковный дворик, и Сегель оторопел на мгновенье, замедляясь с каждым шагом. Он ощутил, как на его плечи опустились тяжёлые руки, и в душе словно стало дурно, будто невидимка выворачивал её наизнанку, ему стало тошно от самого себя, и от того, что он делал когда-то.

Сегель покачнулся.

Мир поплыл, и он схватился за голову. К горлу подкатила волна тошноты. Это точно от того, что он теперь связан с Вакантом, понял сразу наёмник. Только всё это – наваждение, которое нужно прогнать.

Сиола смотрела за его страданиями с немым укором и даже интересом, как, наверное, инквизитор смотрит за муками грешника. Ох, как же ей действительно хотелось убить его. Теперь – ещё сильнее. Еретик, из всех божеств обратившийся именно к Пустому. Но она напомнила себе: Оракул знает другой путь. Она покажет его ему. Даст просветление.

– Так я и знала. – Сухо выдала она. – И как давно ты продал себя изгнаннику? Боги, возможно ли, тебя спасти? Может, получится тебя очистить от его влияния? Не под его ли давлением ты совершал те ужасные вещи, какие о тебе я слышала? Если так, то, когда твой разум очистится, мы сможем служить свету…

– Почему... – хрипло заметил он, пытаясь отдышаться, и тут же перебивая девушку, – все грехи вешаете вы на волю какого-то черного божка? Люди могут совершать ужасные поступки и без всякого указания. Вспомни, мы грабили, потому что просто хотели есть, и убивали, потому что за это нам платили. Мы были юны, но жизнь вынуждала нас так поступать. – Он припоминал промёрзлые улочки, дождь, грязь... людей, чья кровь была на его клинке после очередного заказа. Только ради того, чтобы получить драгоценную смесь лекарств. – Просто религией прикрываться же так удобно... вроде, и ни за что не ответственен, всё «голоса» и «знамения».

– Да как ты смеешь такое говорить… – её губы дрогнули от праведного гнева.

Забавно, но он не помнил, чтобы она была настолько помешана на религии. Впрочем, о чём это он? Время и беды меняют людей. Сегель выпрямился, справившись с этим неприятным давлением, ещё сильнее убеждаясь в том, что наваждения подобного толка идут от того, сколько сам человек в это верит. Определённо, здесь что-то есть такое, что ему мешает сосредоточиться. Может, хор, отголоски которого слышно здесь громче? Он не знал.

– Ты забыла? Тебя, бродяжку, приютил Диор, когда ты попыталась его ограбить в таверне. Мы тогда отмечали очередное дело, и ты попыталась стянуть мешочек с парой золотых, и пятнадцатью серебряками, которые мы с ним получили за сложное дело. – Отчего-то казалось важным напомнить девчонке о прошлом. – Скажи мне, тебе Пустой приказал нас обокрасть? Или ты пыталась обокрасть нас, чтобы купить себе и младшей сестре поесть?

Сиола некоторое время смотрела на него с гневом, что через мгновенье сменилось искренним изумлением и сомнениями. Она будто бы не могла вспомнить то, о чём говорил наёмник, и взялась за голову. Сейчас только он разглядел на ней тонкий металлический ободок.

– А он тебя поймал за руку, – продолжал наёмник, – и сказал: «девочка, мы только-только возвратились с дела, и не порть нам праздник». Он был уже заметно потдат, а ты расплакалась, что уже несколько дней ничего не ела, а всё отдавала больной сестре. Тогда он тебя предложил обучить воровскому ремеслу, всему, что умеет, и дал тебе несколько серебряков, чтобы ты смогла со всем справиться.

– Не помню этого. – Подтвердила его догадки девушка. – Но я уже исповедалась во всем, что делала раньше. Я уже искупала свои грехи, помогая этим заблудшим людям справляться с последствиями нашего злого дела.

– И кто так тебе промыл мозг? – Едва слышно прошептал Сегель, не веря своим ушам. Сиола так рассыпалась в благодарностях каждый раз, когда они вспоминали, как познакомились. Ему даже казалось, что девушка питала искренние чувства к их капитану, и была рада способствовать их делу. Что же с ней произошло, когда её увели? Задавать ей такие вопросы сейчас бессмысленно. Он это чувствовал. Ох, как хорошо он знал эту риторику. Стоило перевести разговор на другую тему.

– И куда ты меня хочешь привести? – спросил он.

– Хочу познакомить с Оракулом. – Ответила Сиола, вновь воодушеляясь. – Она говорит с божествами, и предлагает спасение всем обманутым Пустым. Он ведь заставляет своих последователей творить ужасные вещи, приносить жертвы, проливать море крови, окупая свой дар, и подпитывая его жизнями других людей. Это не угодно богам. Чего стоит один только Асари, чёрный посланник Ваканта... он принёс нам мор, он принёс нашему городу смерти.

– Перейдём к сути. – Прервал её вновь наёмник. – Как это мне поможет перейти через стены основного города? Как я найду своих родных?

– Она может открыть тебе то, где находится твоя семья. То, что ты ищешь, если твои помыслы чисты. Если ты пройдёшь через ритуал... только у очищённых есть право видеться с ней. Слышать её пророчества, слышать слова истины. Слова через Вестника. Быть может, после очищения божества дадут тебе тоже цель, как и дали нам цели для жизни.

На вопрос о проходе за стены основного города болтовня Сиолы не отвечала. Она просто повторяла давно заученные фразы.

Чем больше Сегель её слушал, тем больше хотелось, чтобы она молчала. Только от её слов уже болела голова. Даже Диор не был в своих речах настолько фанатичен. Нет, его вера была... искренней. Настолько, насколько верит в существование чего-то сказочного ребёнок. Это его раздражало, конечно, но не настолько, как заученные слова. Интересно, насколько в душе она действительно верит в то, что говорит? Или здесь тоже замешана магия?

Сегель мало что, в самом деле, знал о магии. Он знал, что связываться с магией всегда опасно, и поэтому даже слабо представлял, что значит магия Ваканта. То, что он вернул руку, за отрубленную им было хорошо. Рука есть рука – из металла или из плоти, – главное, что они обе работали, как нужно. Протезирование в других королевствах ещё было, откровенно говоря, на очень слабом уровне, и больше походило на декорацию.

Его же рука была другой. Она была полной заменой прошлой, и практически ни в чем не уступала (а в чём-то даже превосходила) отрезанную: он легко мог ей отбить лезвие, не боясь повредить металл. Если раньше оставались хотя бы царапины, то сейчас даже они были поглощены новой материей. Ему ещё предстоит разобраться, что же сделал Пустой с его рукой. Как это отразится на нём? Он чувствовал, что рука теперь чем-то отличалась. Чем-то кроме внешнего вида.

Каменные аркбутаны возвышались над ними, подобно вывернутым наружу рёбрам какого-то хтонического существа.

Теперь Вакант дал ему клинок. О его свойствах он знал только то, что вся кровь неизвестным образом тянулась к нему, и поглощалась металлом, словно заостряя его с каждым убийством. Словно смерти закаляли его, и побуждали владельца продолжать кровавые расправы. Только теперь и сам клинок отличался. Не внешне, а на грани ощущения. Сегель это странным образом чувствовал: в них была странная субстанция, которой он пока не знал, как владеть.

Чувствовал он и жжение лёгкое на коже на спине, которое сейчас сходило на «нет». Вероятно, это рана после падения всё ещё о себе напоминает – подумал наёмник.

– Пришли. – Сиола остановилась так резко, что наёмник, погруженный в собственные мысли, едва не столкнулся с ней. Хор, выдавший крещендо, как раз закончил петь, и ему стало ощутимо легче. Музыка его угнетала. – Приготовься к очищению. Хотя бы духовно. Выдержит ли твоя плоть – покажет время. – Краткий вздох. Наёмник хотел бы знать, что происходит в её голове в этот момент.

3.5

Сегель внутренне поморщился. Ну, не станут же они его убивать там, в самом деле? А боль и страх – уже давно перестали быть чем-то, что пережить невозможно.

Храм божеств был высоким зданием. Основные части здания походили на куриную лапу, как если бы на город наступила огромная птица, и оставила свой след. Так, что люди после возвели на этом следе высокий фундамент, поднимая его так, что храм было видно практически из любой части Гротенберга, а после возвели его её выше, словно пытаясь сблизить с небесами. Сводчатые арки венчали проходы у самого здания. Входная дверь высотой в два человека, была железной, и сейчас, открытой. Сегель представлял, как на служение их утром открывали священники и жрицы для прихожан.

Каждый «луч» здания заканчивался башней, где, чем выше, тем меньше окон оставалось в зданиях. Контфорсы у оснований здания, сочетаясь с аркбутанами, всё больше дополняли ассоциацию о сущности, разложенной на скале. Будто бы человеческий торс с раскинутыми по обе стороны руками пригвоздили башнями к поверхности скалы.

Множество стрельчатых окон сейчас светились от огня свечей, и, вероятно, издали Храм Божеств походил на маяк в ночной тьме. В самом тёмном закоулке предместья Гротенберга, который они сейчас покинули, можно было увидеть это здание.

Единственная обитель спокойствия.

Только Сегель чувствовал обратное, вспоминая, что самые густые тени находятся у подсвечника.

Наёмник много раз бывал здесь и подростком, когда сохранял остатки веры в божеств, и просил их вылечить его мать от болезни. Тогда же, примерно, его вера и улетучилась безвозвратно. Сначала он злился, что нет никакого ответа от этих созданий, а потом просто смирился с простой для себя истиной. Сами люди должны находить все средства, чтобы помогать себе. Даже если божества есть, то какой смысл гоняться за призрачными надеждами обратить их взор на себя? Ведь, пока ты ночами молишься Аннориел, ты мог бы работать в таверне, и получать деньги на лекарства, или копить их, чтобы отвести больного человека в другие города, где, по слухам, ещё были лекари-маги, чудотворцы и умнейшие алхимики.

Вся судьба человека больше в его собственных руках.

И теперь он снова здесь. Сегель усмехнулся злой иронии.

Они уже шагали с Сиолой по синему ковру, который заглушал их шаги. Людей здесь было много. Видимо, те, кто хотел спрятаться в такую опасную ночь от тварей, действительно шли сюда. Многие молились. Он слышал слова Песни божествам из уст. Наперебой цитирования стихов. Тогда он вновь задумался, что за ритуал, и где они хотят проводить его? Сегель кивнул своим мыслям. Ну, не будут же они действительно убивать его на глазах стольких людей?

Сегель завёл механическую руку за спину, под остатки рваного плаща, и вновь поднял платок так, чтобы он скрывал его лицо. Верно, тут есть те, кто смогут его узнать даже после стольких лет. Он из-под чёлки, падавшей на глаза, следил за окружением – они оценивали его. Перешёптывались, гадая, кто этот чужак. Чужак... чужак – Сегель слышал это раз за разом, но именно здесь это было неприятно слышать. Этот город был домом. Хотя в ту ночь он перестал им быть, но часть его всегда считала это место родным домом. Даже осознавая, что уже столько лет он не находился в Гротенберге, сложно оставить было всё так, как есть.

Мужчина опустил голову, и Сиола это заметила. Она шла чуть впереди, гордо подняв голову, и выпрямившись так, словно была аристократкой. Излучение уверенности и силы прямо-таки, подумал он.

– Боги наблюдают за нами, помни.

Сегель скрипнул зубами от досады.

В воздухе витал запах трав, а по углам комнаты, в небольших кабинках, играли музыку. Духовые мелодии вперемешку с виолончелью создавали атмосферу, словно отражающую все страхи и опасения людей в зале, и Сегелю показалось, что при их появлении, музыка сменилась.

Сводчатые потолки, небольшие, но богатые фрески, изображающие становление божеств из тел простых смертных. Возвышение их, и покровительство, изгнание Ваканта – всё это было отражено в этом храме, словно в музее истории, где картины походили на хронологию.

Впереди были, грозно нависая под потолком над всеми прихожанами, статуи божеств. Слева – Киран – божество правосудия, взгляд его трех глаз отражал всевидящее око, способное увидеть деяния настоящего, прошлого и будущего – по приданиям, само собой. Судья, в руках которого при жизни были судьбы множества людей, и все они были праведные. Он походил на стражника, в его доспехе, и ткани были лишь для создания общего образа с другими божествами. Сюркот, скромный, со знаком семьи Трейвас, старым гербом – весы праведности, на фоне песочных часов.

Справа был Унрель – божество мастерства, покровительствующее наукам и искусствам в равной мере. В простом старинном наряде, но изысканном в деталях, он напоминал всем лучших из людей. По приданиям, какие мог выудить из своей памяти Сегель, он так же, как и его близнец, Вакант до изгнания, был близок с людьми, вторгаясь во сны достойных, и подталкивая учёных к свершениям. Он отметил про себя: если они действительно с Пустым близнецы, тогда образ Унреля должен быть куда как более монструозным, а не гуманоидным. Ведь личина человека с мягкими, почти женственными чертами, ничем не походила на худые конечности паукоподобного изгнанника.

И по центру – богиня жизни и смерти, Аннориел. Сиамские близнецы из двух сращенных тел. Одна пара плеч их срослась, а другие – были их руками, простёртыми к людям. Анно – покровительница жизни. Ориел – покровительница смерти, мертвецов, а также покровительница прорицателей, и ведающих. В своих руках они держали по чаше от весов, в которых горел неиссякаемый белый и чёрный огонь, а их головы венчала единая диадема. Круг жизни и смерти, закольцованность существования смертных.

Они прошли к одной из дверей. Там была длинная винтовая лестница вниз. Здесь стоял запах благовоний, и других трав. Настолько густой и дурманящий, что у Сегеля снова закружилась голова. Он лишь мог изумиться, как священники, снующие туда-сюда, здесь вообще могут находиться так долго?

Чем ниже они спускались по винтовой лестнице, тем больше наемник чувствовал тревогу. Что они собираются делать с ним? Ответы всплывали разные. Предположения – одно хуже другого пытались тревогой заползти под его кожу, но он лишь напоминал себе, что здесь ради Сиолы и ее, так называемого, Оракула. Если они не смогут дать ему нужной информации, он просто уйдёт, и никто не сможет его остановить, даже если придётся прорубаться силой. Хотя ему хотелось верить, что до кровопролития не дойдёт.

Девушка шла впереди, и он невольно задумался о том, что она очень даже похорошела. Из изгвазданной девчонки со спутанными волосами, неровно обрезанными в свое время ножом, Сиола превратилась в уверенную, ухоженную даму. В таком виде, не знай, он ее лично, едва ли усомнился в том, что она – аристократка. Она любила рассказывать эту историю, что мать была служанкой в одном из знатных домов, но, забеременев, оказалась не нужной, и её выставили из дома с ребёнком. Клялась, что когда-нибудь разыщет своего непутёвого отца, и заставит принять в семью, и тогда всех их вытащит из их проблем. Диор посмеивался, конечно, но всегда трепал каштанку по волосам, едва она начинала дуться, и, хлопнув по плечу, говорил: «обязательно, малышка, если ты права, то тебе поможет в твоих свершениях Киран».

Каждый раз, как он слышал эту историю, задумывался, насколько она правдива? В Гротенберге удивительно легко он начал вспоминать прошлое. Такие даже мелочи, как эта. Словно прошлые несколько лет он заморозил прошлое, отставил его позади, и делал вид, что ничего не было. Всем новым знакомым рассказывал, что он просто парень из провинции, который пришёл в город в поисках лучшей жизни, а про руку отшучивался – в лесах Иордании столкнулся со стаей волков, а вожак отцапал ему руку вместе с куском обычного свежего мяса, или придумывал какой-то иной бред.

Не обязательно было знать, откуда он и почему вынужден был покинуть это место.

Меж тем ступени закончились, и они вошли в круглое помещение с высокими потолками. Пол был выложен камнем, в котором какой-то мастер вырезал круги. Вокруг них были символы, и письмена, значения которых Сегель никогда бы не узнал. Что-то из алхимии, подумал он, вспоминая своего друга, пишущего чем-то подобным на металлических котелках, чтобы, как тот говорил «дольше остывало», но не понимал, для чего они здесь. Не помнил он о том, чтобы в церквях ранее использовали руны настолько направленно и много. Старое учение гротенбергских приходских школ пусть и включало курсы оккультных знаний, но во многом граничило с магией лишь в праздничных ритуалах, да бытовой защите. Здесь же было нечто иное – сложное сплетение символов, что не давало ему разглядеть основу барьера. Сколько же крови нужно было пролить, чтобы напитать этот рисунок? Или здесь используют песок из Черной Долины. Навряд ли, перебои со страной черных песков ещё в прошлое время случались, а сейчас-то...

Вероятно, знай, он смысл написанного, уже бы бежал отсюда.

3.6

Однако Сегель не без любопытства разглядывал символы и круги. Его взгляд не охватывал всего контура даже при большом желании. Все круги были утоплены в пол ступенями, которые он заметил не сразу. Так, словно они были частью этих кругов и квадратов, служили их продолжением.

Сиола подошла к нему. На ней уже не было плаща, и не было копья, а поверх лица была наброшена белая вуаль. Она протянула руку ему.

– Плащ тебе не нужен, он может помешать.

Здесь рыцарь казалась еще отрешеннее. Сегель протянул ей плащ, уже изрядно порванный и изгвазданный в крови его и монстра. Она оглядела скромные одеяния бывшего товарища: доспех из черной кожи вигольфа. Доспех был плотным, с металлическими подкладками, и рубашкой под ней, где рукав протезированной руки был усечен до металлических креплений.

Сегель же оглядел обновленную руку внимательнее. Она менее походила на каркас костей. Скорее они были оплетены металлическими нитями, укрепляющими основание. Выкованная искусным мастером паутинная нить была наброшена поверх всего. Меж ними были пластины – то, что осталось от первой версии протеза. Каждая нить при малейшем движении натягивалась и позволяла ему контролировать каждый узел так, как будто бы эта рука всегда была с ним.

Невольно он восхитился этим изяществом.

– Встань в центр комнаты. – Сказала девушка, и отступила в сторону.

К ней подошла другая фигура, и, склонившись, прошептала что-то на ухо, протягивая сложенную белую мантию. Наемник подметил, как залу стали заполнять люди в таких же одеяниях, делящихся на черное и белое. Мужчины в черных рясах, с наброшенными поверх плащами с глубоким капюшоном. Женщины – в белых рясах, но их головы венчали кружевные вуали, скованные серебристыми обручами. Такими, как он увидел у Сиолы. Настолько тонкие нити были переплетены в причудливо сложном узоре, что лиц и черт лица было практически не видно.

Они распределились по «лучам» пересечений двух квадратов, а в их касании с кругом были поставлены пьедесталы с белым порошком. В следующее мгновение, когда наемника уже провели в центр, он почувствовал, что ему дурно. Может, благовония смешались, и запах трав дурманил разум, но здесь, внизу, ему стало казаться, что фигуры возвышались над ним, ничтожеством.

Удобный способ дать понять, что ты здесь – грешник. Глубокий вдох. Это просто волнение. Тебе страшно, Сегель, но нужно взять себя в руки. Эти все богослужения – чистый фарс. Пусть развлекутся, ведь с ним ничего не случится.

Или нет?

Лестницы вниз уходили глубже, чем ему показалось сначала. Подняв голову, мужчина заметил еще одну особенность этого зала – там, с потолка свешивались песочные часы. Кованые прутья поддерживали их над залом. Потолок же отражал все, что происходит в них, и внизу. Сегель столкнулся с опустошенным жизнью собственным взглядом. Большие серые глаза с темными кругами под ними от вечного недостатка сна, смотрели изучающее, задумчиво, и… обвиняющее. Потом словно отражение кивнуло головой, и Сегель обратил внимание на узкие окошки у самого потолка, через которые пробивались тусклые лучи луны.

Фигуры в отражениях, казалось, возвышались над его ничтожной фигурой, как статуи в центральном зале.

– Как?!

Вздрогнув от грубого голоса всем телом, наемник заметил явного лидера этой общины. Женщина, лицо которой закрывала не вуаль, а металлическая маска с тонкой прорезью для глаз. Она была оплетена золотыми нитями в похожем причудливом узоре. Ее ряса сочетала в себе оба цвета – черный и белый и она метнула в него полный презрения взгляд.

– Сэр Тео, вы ничего не перепутали? – Голос ее был жестким и властным.

– Никак нет, ваше преподобие. – Покачал головой мужчина. – Госпожа Назая потребовала его привести немедля. Возможно, ей снизошло озарение?

Сегель даже через нити вуали заметил, как напряглась Сиола. Как натянулись мышцы ее шеи, и как она прислушивалась к разговору Старейших. По лестнице спускался мужчина, и замер на одной из ступеней, так и не донеся ритуальную шпагу до нужного места, а повернулся к говорящим. Он так же, как и глава, был облачён в двуцветные одежды.

Женщина оглянулась вновь на наемника. Не ясно было, что испытывает женщина под этой маской. Ее рука замерла в отмашке начала ритуала, и, в конце концов, та раздражённо махнула рукой.

– Я не думала, что Святейшая принимает еретиков до очищения… тем более, меченых вроде него. – Сегель явственно чувствовал презрение к себе в этом тоне, и лишь кратко закатил глаза. Ничего не меняется в людях в этом городе. Ему стоило погрязнуть в кошмаре, но как и много-много лет назад, на него смотрят, как на пустое место. Сначала потому что он плут и разбойник, потом потому что наемный убийца, а сейчас – потому что отмечен был Вакантом.

Мужчина – единственный, чье лицо не было скрыто, но было расписано тату – лишь рассеянно ей улыбнулся, поманив рукой Сегеля. Наёмник отметил про себя, что ему тяжело было подниматься по лестнице. Всего восемнадцать ступеней, но каждый шаг сложнее предыдущего. Словно невидимые руки впились в его тело, руки и ноги, и тянут его назад. В прочем, он уже убедился, что город за время его отсутствия значительно изменился, и не удивился бы, если бы руки действительно были. Насколько реальный мир слился с потусторонним, посредством этих кровавых практик? Насколько они сами углубились в познания магии? Просто, может, он их не видит? Тех призраков, что остались здесь после стольких лет. Или его воображение готово начать принимать, что угодно, чтобы избавить разум от необходимости трезво смотреть на обстановку вокруг.

Быть может, он уже и вовсе бредит.

– Госпожа Назая сказала, что ждёт вас одного.

– А Вы..?

– Служитель при Оракуле, Вестник. – Оборвал его вопрос он. – Вам может показаться, что все здесь – помешенные. Это не совсем так. – На лице Вестника промелькнула печаль.

– Я помню, что и раньше город был слишком религиозен, ничего страшного, я полагаю. – Он не заметил, как одной рукой опирался на стену. Просто поднимай ноги. Одну. Другую.

– Орден изначально лишь толковал ведения, – продолжил объяснять мужчина, – пока стража справлялась с защитой мирных горожан, и удерживала их во время карантина. Госпожа Назая предрекала падение Мэйнард в руки порока... Потом члены взялись из благих побуждений за оружие, и несколько лет успешно защищали людей от тварей, рыщущих во тьме. Первый Жрец самолично искал методы борьбы с существами, натурфилософы долгие месяцы бились, пытаясь обратить превращение. Господин Нерлинг появился так внезапно и вовремя, что это похоже было на чудо.

– Кто?

– Старый кладбищенский чудак, как мы считали тогда. – Пожал плечами Вестник. Сегель помнил страшилки о старом чудаке, расхаживающем по кладбищу, и жившем в каморке. Он расспрашивал людей о том, какое горе привело их в это место.

– Бедные люди, я не думаю, что наши Верховные действительно желали такого исхода для Гротенберга, но ещё никому не удалось добраться до герцогини. Вы ведь пришли за этим? – Он оглянулся через плечо на Сегеля. Наёмник выдержал взгляд его спокойно, и сдержано кивнул. – Госпожа Назая всегда права в своих предвидениях.