Текст книги "Кикимора и другие (Сказки-притчи)"
Автор книги: Александр Богаделин
Жанры:
Детская фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
После турнира рыцарского в лесу только и разговоров было, кто кого победить смог, да почему у другого не получилося. Потом наряды небывалые обсудили, а теперь очередь и до пира дошла.
Только Кикиморе не до посиделок было. Лешачихи да русалки, как одеяния Василисы Прекрасной увидели, сразу такие же захотели. А у нее Дом красоты все никак достроить не могли.
Место для него давно уж присмотрено было. Посреди леса Заповедного речка извилистая воды свои несла. Вот на берегу ее лешие сруб и поставили. Только выяснилось вскоре, почвы там больно зыбкие, и фундамент дополнительно укреплять пришлось.
Но некогда было Кикиморе окончания строительства дожидаться, да и Василиса Прекрасная с открытием торопила. Так что целыми днями она, то заказы собирая, по лесу носилась, то с полевицами местными сговаривалась. А пару раз даже в земли заморские слетать пришлось. Только там мастерицы ткани тонкие, серебром переливающиеся, ткать умели.
Времени на детей совсем не оставалося. Утром проснется, старших по-быстрому в Школу лесную соберет и русалку, что за Анютой присматривала, дожидается. А как та придет, поцелует дочку, еще спящую, и по делам своим бежит. Вечером поздно вернется, Анюта уже третий сон досматривает, да и старшие в кроватки свои собираются. Понимала она – не дело это, и с детьми побольше времени проводить надобно. Только как тут поспеть, коль и Дом красоты, и хозяйство домашнее – все на ней одной висело.
Но звоночек тревожный вскоре сам прозвенел. Встретила она как-то раз на тропинке у озера жену Тихона, Лешего главного, что Школой лесной заведовала. Та ей про старших и говорит. В компании чертей отъявленных часто видеть их стали, да и учатся они теперь хуже прежнего. Кикимора меры незамедлительно принять пообещала и дальше по делам своим понеслась.
А утром за завтраком стала детей корить, мол, жалуются в Школе на них. Только те хором её заверили, что исправятся обязательно.
Отправила она их учиться и к няньке Анютиной с расспросами подступилась. Оказалось, давно уж со старшими сладу никакого не было. Как домой прибегут, котомки в угол забросят и до вечера самого гулять убегают. А уроки делать их силком не затащишь.
Записала Кикимора в поминальник свой, где дела дневные отмечала, что о воспитании детей подумать надобно. А по дороге еще мысль пришла – Терентия, мужа бывшего, хорошо б попросить, чтоб со старшими переговорил.
* * *
Как грозы с молниями золотистыми на День Перуна отгремели, приехала Кикимору сестрица её – Аксинья, навестить.[91]91
Как грозы с молниями золотистыми на День Перуна отгремели… Когда День Перуна справляется – в комментарии к главе 11 сказывается.
Славяне различали два вида молний, высекаемых Перуном: «мертвые» лилово-синие, разящие насмерть, и «живые» золотые, созидающие, пробуждающие земное плодородие и новую жизнь.
От молнии, запечатленной в глазах моллюска, когда тот захлопывает створки раковины при виде грозы, появляется жемчуг.
[Закрыть] С мужем да детишками своими так и осталась она в деревне глухой в тридевятом царстве жить.
Кикимора первым делом Дом красоты показывать повела. Пока тканями да нарядами небывалыми любовались, солнышко за деревьями скрыться успело, и время домой отправляться подошло.
Аксинья на сестрицу похожа была, только телом добрее. У ней уж не трое, а семеро детишек народиться успело. Так получилось, что первой она в дом вошла, а Анюта ее увидала и с криком: «Мама пришла!» на шею бросилась. Взяла Аксинья дитяти на руки и говорит:
– Что ж ты, милая, обозналася, вон мама твоя позади идет.
Кикимора, как про это услышала, села на лавку и разрыдалася. Дочку к себе прижимает, слезы по щекам размазывает и все лопочет, что не оставит ее больше никогда. Анюта, на маму глядучи, тоже носом хлюпать принялась. Еле Аксинья их успокоила.
Как детей спать уложили, сестрицы на кухоньке уединились. Чайку из трав целебных попить да о жизни своей посудачить. Новости последние друг другу поведали, родителей помянули, и на детей разговор сам собой перекинулся.
Аксинья и говорит. Для женщины, мол, главное в жизни – это дети ее. Радость какая – каждый день на них любоваться. Только, вроде бы, шажочки первые делать учатся, а оглянуться не успеешь, уж по лесу друг за дружкой носятся. И на мир по-другому глазами их смотреть начинаешь.
Кикимора сестре возражать не стала. В глухомани у ней, думает, жизни такой, как в лесу Заповедном, и не видывали никогда. Из всех развлечений, поди, только баня и осталася.
А вскоре и им время укладываться спать подошло.
* * *
Как уехала сестрица в деревню свою, дожди зарядили.
У Кикиморы ко времени этому дело уж полным ходом шло. Полевицы мерки снимали, материю кроили да наряды шили.
По совету Яги взяла она в помощницы себе Марфу – дочь Водяного с болот дальних. Хоть и не скажет та никогда слова лишнего, но во всем на нее положиться можно было. И за тканями драгоценными присмотрит, и приберет, когда надобно, и по полочкам все расставит обязательно.
Поначалу Кикимора на дождь внимания особого не обратила. Умоются деревья с травами водицей небесною, а там, глядишь, и радуга на небе на радость детям и смертным разляжется. Только что-то одни тучки другими день целый сменялися, и всю ночь капли в окно барабанили. Когда и на третий день дождь не прекратился, болота и озерца лесные из берегов своих вышли, и все тропинки в округе развезло. Но и это Кикимору не сильно расстроило. Марфа с лешими сговорилась, и те настил деревянный до входа самого положили.
А на четвертую ночь стук громкий в дверь раздался. Выглянула Кикимора в окошко, а там Марфа стоит. Беда, говорит, приключилася.
Лешие с бобрами давно уж перед лесом Заповедным на речке плотину поставили. Чтоб по весне вода сильно не разливалася да избушки духов, на берегу стоящие, не заливала. Но, видать, не выдержала она напору большого, и прорвало её нынче.
Когда до речки добрались, от Дома красоты только крыша одна над водою виднелася. Кикимора, не раздумывая, в воду хотела броситься, но не пустила Марфа её. Сама вместе с братьями-водяными веревкою обвязалась и, за деревья держась, потихоньку они вперед двинулись. Но еле смогли кусок материи небольшой да платье готовое достать. Много камней больших и дерев поваленных речка бушующая вниз несла.
Как спасенное в избушку перенесли, стала Кикимора понимать, что случилося. Не осталось у ней больше ничего, все в Дом красоты вложено было. И что делать дальше – неведомо.
Разрыдалась она слезами горькими. Дети проснулись, на мамку удивленно глядят. Рассказала она им о горе-злосчастии приключившемся, а те обняли ее и утешать принялись. Ни за что, говорят, мама, мы тебя в беде не оставим. Ты у нас во всем лесу самая красивая. Улыбнулась Кикимора на слова эти и еще пуще слезами залилась.
* * *
Через день Тихон с лешими и бобрами плотину починили, да и дождь утихомирился наконец-то. Дом красоты бывший без окон, наполовину илом занесенный стоял. Марфа с братьями откапывать его было принялась, но Кикимора сразу их остановила. Все равно уж ничего годного там не осталося.
Стала она думать, как дальше жить. Как дело свое восстановить можно. Попробовала взаймы у духов знакомых попросить. Но многие в лесу от воды большой пострадали, и самим им злато да серебро нужно было. Хотела она от безысходности даже к Терентию сходить. Только вряд ли он помогать ей стал. Не прошла еще у него обида, разводом нанесенная, да и жена новая – русалка молодая, не очень-то Кикимору жаловала.
Все к тому шло, что к Василисе Прекрасной лететь придется, о горе своем рассказывать. Может она помочь в беде её сможет.
Только вдруг утром Стас к ней заявляется. С заботами своими Кикимора давно уж к нему не заглядывала. В руках сундучок держит, а в нем – злато да серебро, за турнир рыцарский в награду полученное. Знала Кикимора, что на богатства эти он дом новый построить решил, и отказываться начала. Но Стас все равно на своем стоял.
– Поживу, – говорит, – пока и в избушке неказистой. А как ты на ноги поднимешься, там и видно будет.
Богатства Стасова, конечно, мало было, но и на том спасибо. Кикимора задатки, что за платья брала, вернула и успокоила всех – заказы их обязательно пошиты будут. Духи ее жалели, конечно, но злато свое назад забрали-таки.
Опять Кикимора почти ни с чем осталася. И тут Марфа пришла. Правильно Баба Яга сказывала, в минуту трудную можно будет на неё положиться. Уговорила она отца Кикиморе два сундука богатств взаймы дать.
* * *
Закипела работа вовсю. Дом красоты старый лешие по бревнышку раскатали и новый на пригорочке, от речки подальше, сладили. Накупила Кикимора опять тканей красивых, полевиц позвала и наряды обещанные шить засела.
Но о детях теперь в первую очередь думы ее были. Каждый день они к ней на работу заглядывали. Конечно, мешались больше, но только хвалила она их за усердие и помощь великую.
Чуть солнышко за деревьями скроется, заканчивала теперь Кикимора дела свои швейные и домой со всех ног неслась. А вскоре Полевик ей Дарью-искусницу пригласить посоветовал. С Домом красоты она не хуже хозяйки управляться могла.
* * *
Не простое это дело оказалося, с детьми, пусть и своими, весь вечер проводить. То Анюта поиграть с ней просит, то старшим уроки делать помогать надобно. Стала Кикимора после этого Стаса лучше понимать. Видать, не сладко ему приходилося.
Как-то раз все игры, что помнила, перебрала, а Анюта все новые требует. Характер у ней под стать мамкиному был. Ежели захочет чего, ни за что не отступится.
Пришлось Кикиморе на ходу сочинять. Ковер, из трав сплетенный, что посреди дома лежал, в болото непроходимое превратился. И пройти через него можно было, только на кочки-цветы желтые наступая. А чтоб подольше Анюта на другую сторону перебиралась, Коту Баюну, что в дом Кикиморы заглядывать часто любил, временно чудищем злобным побыть пришлось. Болота этого он совсем не боялся, но прикосновение его к началу ковра возвращало.[92]92
Болота этого он совсем не боялся, но прикосновение его к началу ковра возвращало. Несколько пояснений по сути игры, придуманной Кикиморой.
Ковер превратился в непроходимое болото, и Анюта могла перебраться через него, только наступая на желтые цветы-кочки. Баюн же мог беспрепятственно ходить где угодно, и его прикосновение возвращало к началу путешествия. Поэтому Анюте, чтобы перебраться через импровизированную трясину, и пришлось бежать быстрее Кота.
Дальнейшее, думаем, понятно без объяснений.
[Закрыть]
Чудище быстро роль новую освоило. Мурлыкало что-то про себя и о ноги Анюты любимой потереться норовило. И сколько Анюта ни уговаривала Кота, и не собирался он никуда уходить. Пришлось дитяти быстрей Баюна по ковру мчаться, а на другом конце её уж скамеечка невеликая дожидалася. На ней дальше надо было по морю-океану плыть.
Кикимора потихоньку Анюту сзади подталкивала, пока они до кухоньки не добрались. Внутри печки там бог огненный проживал, и, чтоб задобрить его, дары поднести требовалось. Растерялась дитяти поначалу, но потом ленточку из волос выплела и на шесток положила. От волшебства небольшого подношение её сразу в воздух вспорхнуло и в трубу унеслось. Раздался оттуда вой жуткий и причмокивание довольное.
– Это, – Кикимора пояснила, – божество дар твой приняло и взамен горшочек с кашею посылает.
Не любила Анюта кашу есть, но тут всю подчистую с молоком уплела. А вскоре и время в кроватку укладываться подошло.
* * *
Уложила Кикимора детей спать, а сама над нарядами новыми посидеть немного решила. Утром проснулась, глядит, старшие посапывают тихонечко. А Анютина кроватка пустой стоит, и дверь наружная приоткрыта.
Похолодело у неё все внутри, вскочила и из дома стремглав бросилась. А навстречу ей дочка бежит:
– Мама, мама! – кричит. – Гляди, кого я нашла!
И лягушонка маленького на ладошке показывает.
Прижала ее Кикимора к себе, чтоб слезы навернувшиеся дитяти не заметила. И понятно ей стало, о чем сестра на кухне сказать пыталася.
Пока Анюту назад в дом на руках несла, решила она твердо – нечего больше и себя и Стаса изводить. И ежели осталось еще желание у него, все вместе жить будем.
Мелькнула, правда, мысль быстрая, что золото тогда отдавать не придется. Но устыдилась она её и прочь прогнала.
Но здесь уж другая сказка начинается.
А этой конец пришел.
Кому еще по книге скакать не надоело, тому в главу двадцать первую – «Созерцатели» путь лежит.
А дальше нас сказ о болезни Воеводы дожидается.
Глава 17. БОЛЕЗНЬ ВОЕВОДЫНапали как-то вороги неразумные на земли русские. Осадили крепость порубежную, и сдаваться велят. Воинов наших супротив войска иноземного, почитай, горстка невеликая была. Но укрылись они за стенами высокими и оборону держать изготовились.
Как гонец до града престольного с вестью тревожною доскакал, Князь сразу дружину собирать повелел. Поручил он Воеводе ворогов тех вразумить и из земель русских выпроводить.
Немного уж защитников крепости осажденной в живых осталося, когда помощь долгожданная подошла. Но в битве решающей ударили они дружно и дружине князевой верх одержать помогли.
Погнал Воевода ворогов непрошеных восвояси и град их в очередь свою осадил. Рано ли, поздно ли, но пробили русичи ворота дубовые, и сражение на улицы городские перекинулось. Предводитель местный, не долго раздумывая, по лазу тайному за стену выбрался и с охраной невеликой к лесу поскакал.
Пока нагнать беглецов смогли, время уж к ночи подошло. Только успели они в капище лесном от погони схорониться.[93]93
Только успели они в капище лесном от погони схорониться. Капище – место поклонения богам. Местный предводитель укрылся от погони в небольшом лесном деревянном храме.
[Закрыть] Не дело это было – в доме божьем оружием бряцать, а потому приказал Воевода факелы смоляные зажечь и место то кольцом окружить.
Предложил он предводителю и воинам его из укрытия выходить. Мол, слово дает, что жизнь их сохранена будет. Но ответом ему только стрела каленая прилетела. Никита, воин храбрый, грудью военачальника закрыл и стрелу ту на себя принял. Вонзилась она в плечо богатырское, и выронил он факел, что в руке держал.
Не заметила дружина, пока к схватке готовилась, как трава заниматься начала. А когда огонь на стены капища перекинулся – уж поздно было, еле успели вороги из укрытия своего выбежать.
К утру на месте том одни головешки дымящиеся осталися. И хоть не виноват Воевода в пожарище был, видать, сильно богов местных прогневал.
* * *
С той поры занемог воин славный от недуга странного. Ломота порой так тело изводить принималась, что с полатей подняться не мог. После пиров победных отпустил его Князь в деревню, что у леса Заповедного лежала. Отдохнуть от трудов ратных да сил для подвигов будущих набираться.
Домовой Спиридон с супругой своей – кикиморой Авдотьей, сразу облачко черное над головой Воеводы увидели. Бросились они к Полевику и духам лесным за травами целебными. Прасковья – травница деревенская, отваров из них наварила и отпаивать по пять раз на дню больного велела.
Глядят духи – облачко светлеть начало. Только не долго им радоваться пришлось. В змею лихорадную превращаться оно начало и все тело богатырское опутало. И поняли они, что не просто болезнь то была, а заклятье неведомое наложено.
Воеводе тем временем совсем плохо стало. По дому еле ходит, за стены руками держится. Князь лекаря заморского прислал. Тот недуга причину в крови дурной усмотрел и пиявки жирные прописал. Только кровососы эти как мертвому припарки помогли. Поцокал языком знахарь заграничный, снадобий из змей сушеных да глаз рыбьих оставил и в град престольный ускакал. Спиридон их после от греха подальше на заднем дворе сжег.
А тут как-то ночью Авдотья против воли своей Девой белою обернулася.[94]94
А тут как-то ночью Авдотья против воли своей Девой белою обернулася. Славяне считали, что нельзя узнать о наступлении времени смерти, но о ее приближении могут поведать различные приметы – стены в доме трещат, дятел стучит в угол, сова кружит над крышей и т. д. Они также верили, что перед печальным событием Кикимора, живущая в доме, оборачивается Девой в белых одеждах и становится видимой.
[Закрыть] Знак это верный был, что Морена скоро в гости пожалует.[95]95
Знак это верный был, что Морена скоро в гости пожалует. Морена у славян была вестницей смерти. Оборачиваясь девой в белых одеждах, она подходила к умирающему и заглядывала ему в глаза.
Считалось, что домашние животные, особенно собаки и кошки, видят её раньше, и их беспокойное поведение свидетельствует о приближении горестного вестника.
[Закрыть] Испугались домовые. Не могли они такого допустить, чтоб Воевода на подворье своем не от старости помер. И порешили срочно совет духовской созвать. Подумать сообща, как змеюку ненавистную извести можно.
У Банника в ту ночь и Овинник, и черти деревенские, и Полевик с рожаницами собрались. А из леса Заповедного леший Тихон с бесом Федором подошли. Одну Бабу Ягу нигде сыскать не могли. Видели, как она с дочерью Водяного, что на дальнем болоте жила, улетела куда-то, а воротится когда – не сказывала.[96]96
Видели, как она с дочерью Водяного, что на дальнем болоте жила, улетела куда-то, а воротится когда – не сказывала. Куда и зачем летала Баба Яга с дочерью Водяного, в главе двенадцатой сказывается.
[Закрыть]
Надумали духи средство верное испробовать. В лесу с незапамятных времен источник целебный бил. Вода в нем завсегда от хворей всяких вылечивала. Вдруг и недуг смертного она одолеть сможет.
Тихон с Федором, как назад возвернутся, сразу чертенка с котелком прислать обещали. На том и порешили.
Поутихла змеюка немного после водицы целебной, а потом с новой силой расти принялась. Видят духи, уж не только снаружи все тело опутала, но и внутрь пробираться начала. Головы во все стороны множатся, и, кто близко подойдет, цапнуть норовят. Пришлось Авдотье домовенка маленького к больному приставить. Лозой ивовой от смертных да духов Лихорадку отгонять.
А тут птицы весть принесли, будто Баба Яга возвернулася. Спиридон собрался по-быстрому и в гости в лес Заповедный пошел. Выслушала Старая историю его и говорит в ответ:
– Не помогут ему ни мази, ни водица целебная. Змея эта только с мертвого сойти может.
Домовой уж и сам, о чем Яга сказывала, догадываться начал. Только не мог он смерти воеводиной допустить и допытываться начал – может, средство какое последнее осталося?
Долго Старая раздумывала, стоит ли домовому говорить.
– Тело его надобно секирой духовской рассечь, и сердце остановить. А как помрет, водицей мертвой да живой спрыснуть. Но не всегда по задуманному получается, и может он от этого другим человеком стать.[97]97
Но не всегда по задуманному получается, и может он от этого другим человеком стать. Мертвая и живая вода соединяли и воскрешали разрубленное тело. Однако никто не мог предсказать, как при этом поведет себя душа. Могло даже случиться так, что в тело вселялся совсем иной дух. Но, в любом случае, это был акт перерождения, и воскресший обязательно изменялся внутренне, а часто и внешне.
[Закрыть]
Спиридон на радостях, на слова последние внимания не обратил. И сразу о топоре выспрашивать принялся.
* * *
А у Воеводы бред горячный начался. То рубаху на груди рвет, сбросить с себя хочет, то отца зовет и прощения просит.
Поняли домочадцы, что конец близок, и в баню его перенесли.[98]98
Поняли домочадцы, что конец близок, и в баню его перенесли. Самые важные события в жизни славян – рождение и смерть, происходили не дома, а в бане. Она считалась местом обитания духов, которые помогали человеку появиться на свет и покинуть этот мир. Часто над умирающим еще разбирали и крышу, чтобы душа могла легче отойти и воспарить к облакам.
[Закрыть] Крышу, чтоб душе легче отойти было, разобрали да гонцов в град престольный и к дочери Елизавете отправили.
* * *
Спиридон, как из леса вернулся, сразу поведал, о чем ему Баба Яга сказывала. А вскоре и сама она в баню пожаловала.
Как увидела Старая змеюку многоголовую, сразу поняла – Невеей, лихорадкой главной, та подослана.[99]99
Как увидела Старая змеюку многоголовую, сразу поняла – Невеей, лихорадкой главной, та подослана. Название «лихорадки» произошло от словосочетания «лихо радеть», т. е. действовать во вред кому-то. Часто их представляли в женском обличье в виде 12 крылатых сестер. Их имена являются производными от человеческих недугов – Трясея, Огнея, Знобея, Гнетея, Грудица, Глухея, Ломея, Пухнея, Желтея, Корчея, Глядея (насылала бессонницу). А самая старшая и страшная из них – Невея (мертвящая). Болезни, насылаемые ею, неизбежно приводили к смерти.
[Закрыть] И супротив неё только топор Велесов помочь может. Велела она Егорию-Баннику шапку-невидимку прихватить и в путь неблизкий отправляться. Секира та посреди лесов Муромских в капище глухом сохранялася.[100]100
Секира та посреди лесов Муромских в капище глухом сохранялася. В «Житие св. Авраамия Ростовского» рассказывается, что по преданию капище Волоса (Велеса) лежало недалеко от города Владимира на реке Колочке. (Современный город Муром находится во Владимирской области).
[Закрыть] И волхвы Велесовы день и ночь её стерегли.
А сама заклинания нашептывать начала, чтоб Воевода до возвращения Егория дожить мог.
* * *
Банник, пока шагами семимильными в леса Муромские шел, думал все, как секиру богову заполучить. Забыл он в спешке о том у Яги выспросить.
А вскоре и купол, медью покрытый, меж дерев показался.[101]101
А вскоре и купол, медью покрытый, меж дерев показался. Сохранилось описание старославянского храма Свентовита (Световида), расположенного в балтийско-славянском городе Аркона. Купол его был сделан из меди.
[Закрыть] Прокрался Егорий в капище потихоньку, осмотрелся кругом – нигде топора не видно. Волхва главного он сразу по одеянию признал и, как тот огонь священный другому передал, невидимый за ним отправился.
Хотел было Егорий стариком седовласым обернуться, а тут волхв сам к нему обращается:
– Почто, дух домашний, в храм Велесов пожаловал? Иль беда какая случилася?
Подивился Банник, как это смертный видеть его может, и с расспросами подступить собрался. Но тот его наперво о горе своем рассказать заставил.
Поведал Егорий о болезни воеводиной и что только топор Велесов помочь ему может. Волхв от слов этих побледнел сильно и говорит в ответ:
– Секира бога земного лишь при нужде великой храм покидать может. И соизволение на то быть должно.
Направился он к лику Велесову и вскоре с ларцом дубовым возвратился. Банник опять выше дерев сделался, волхва на плечо посадил и назад в деревню отправился.
* * *
Как вернулись они на подворье, духи все сразу в бане собрались. Волхв ларец заветный открыл и топор сияющий достал. Яга и на него на всякий случай заклинание оберегное наложила.
Занес волхв секиру над Воеводою, а ударить не может. Сын его пред ним лежал. Захотелось ему по молодости подвигов ратных попытать, вот и сбежал к Князю от служения богам небесным.
Но духи его торопить стали. Змеюка, неладное почуяв, бросаться на всех начала. Еле они её сдерживать успевали.
Нелегко было руками собственными сына родного смерти предавать, но и отступать уже некуда. Ударил волхв секирой Велесовой. Грудь воеводину рассек и сердце обнаженное сдавил, пока совсем оно биться не перестало.
Головы змеиные поникли сразу, и бледнеть она начала. А вскоре в клубок невеликий сплелась и в воздухе растворилася.
Баба Яга, не мешкая, тело мертвой водицей омыла. Затянулась сразу рана смертельная. А как живой водой его спрыснули, сердце вновь биться начало.
Очнулся воин, глядит, посреди бани лежит, крыша разобрана, и дождичек мелкий на лицо моросит. А как голову вбок повернул, отца увидел. Но тот ему снадобье сонное выпить дал, и одолел его сон богатырский.
* * *
Волхв в путь обратный собираться начал. Топор небесный к утренней жертве на месте быть должен.
А как отбыл он с Банником, Воеводу сразу в дом перенесли. Три дня и три ночи проспал воин славный, и были ему сновидения не простые, а вещие.
Но о том в другой сказке сказывается.
А этой конец пришел.
Кто сразу о снах Воеводы узнать хочет, тому путь в главу двадцать пятую лежит.
А дальше нас продолжение истории про Златогорку и Серафима дожидается.
Глава 18. ЦЕЛИТЕЛЬПоявилось у духов леса Заповедного увлечение новое – смертными оборачиваться и в горы снежные летать. Повыше вскарабкаются и на полозьях деревянных да саночках вниз по склону мчатся.
Баба Яга сразу предупредила. Ежели дух в образе смертного поранится, то назад обернуться не скоро сможет. Но внимания на слова ее мало кто обратил. Мол, Старая всегда чем-то недовольна.
У Златогорки с Серафимом к этому времени уж трое детишек народилося. Но нравом дочь Соловья-Разбойника по-прежнему бойкая была. Из-за этого часто случались у них ссоры по всякому поводу пустячному. Одно спасение – спать, обнявшись, могли.[102]102
Одно спасение – спать, обнявшись, могли. В «Книге тысячи и одной ночи» или, как ее еще называют, книге «Сказок Шахерезады» неоднократно подчеркивается – супруги действительно любят друг друга, когда могут спать обнявшись.
[Закрыть] После этого пол дня друг другу слова поперек не скажут. Но к вечеру, видать, проходила сила успокоительная, и вновь они отношения выяснять принимались.
Как духи в горы кататься повадились, так и Златогорке это сразу понадобилось. Да чтоб не только она одна, а все семейство на полозья встало. Серафим поначалу мысли дурные из головы ей выбросить посоветовал. Но сразу понял, не отступится жена от намеренья своего.
Оказалось, не так уж и страшно это – вниз с горы нестись. И быстро они, даже младшенький, от камней и деревьев уворачиваться научились да на пригорках небольших подпрыгивать. Высоко не забирались, и с детьми склоны пологие больше все выбирали.
* * *
Но дошел как-то до Златогорки слух. Жена молодая беса Терентия с самой вершины скатиться сумела. И ей, конечно, это сделать захотелося.
Серафим внизу с детьми поджидать остался, а она с духами молодыми наверх карабкаться пошла. Только на горе все не так просто оказалося. Ветер холодный сквозь одеяние пробирается, и духи в долине совсем маленькими виднеются.
Молодежь не впервой отсюда спускалась, и с гиканьем веселым вниз понеслась. Златогорка, раздумывая не долго, тоже за ними устремилась. Мимо скал черных по просеке лесной склон миновала и к долине подъезжать начала.[103]103
Мимо скал черных по просеке лесной склон миновала и к долине подъезжать начала. Самые трудные трассы в горнолыжном спорте называются «черными».
[Закрыть] Впереди небольшой пригорочек был. Все через него прыгали, не задумываясь, и она, конечно, не удержалася. Только, пока по воздуху летела, ветра порыв сильный случился. Крутануло ее и вместо полозьев на спину опустило. Лежит в снегу, место ушибленное потирает.
Серафим, как падение жены увидал, сразу наверх бросился. И подоспел вовремя. Не получалось у Златогорки самой встать, и пришлось ее вниз на руках нести.
* * *
Целители лесные только головами покачали. Сломала Златогорка от падения неудачного спину свою, и сбылось Бабы Яги предсказание.
Пришлось Серафиму все хозяйство домашнее на себя брать. Но на судьбу не роптал и везде поспевать старался. И в лесу порядок навести, и детей в Школу лесную проводить, и дома прибраться. А для жены колясочку деревянную сладил, чтоб не сидела, в четырех стенах запертая, и часто в лес на прогулки вывозил. Только, как узнала она, что помочь ей мало что может, замкнулась в себе и ни с кем почти не разговаривала.
Время шло, а от мазей да купаний в источнике целебном лучше не становилося. И стала Златогорка к Серафиму с разговорами подступать. Чтоб отправил её в лес дремучий, а себе здоровую жену подыскал. А то совсем в дитя малое превратилась, сесть без помощи посторонней и то не получается.
И хоть сильно леший ругался, каждый раз к разговору этому подводила. Мол, и братья ее согласные, чтоб жить к ним перебралась.
Как услышал Серафим, что она за спиной его уж и с братьями сговориться успела, колясочку к себе развернул и говорит:
– Слушай и запоминай. Люблю я тебя по-прежнему. И детям нашим мамка другая не нужна. Сколько нужно для поправки твоей, столько и терпеть будем.
– А ежели никогда больше ходить не буду? – спрашивает.
– Значит, до смерти твоей, – отрезал леший. – И разговор этот больше не начинай.
А сам Златогорку до дома довез и к Бабе Яге отправился. Не помогали совсем травы да мази целебные. Может, она зелье волшебное присоветует, иль заговор древний сотворит.
Яга и так уж о горе внучкином наслышана была.
– Да разве смолчала бы, – говорит, – коль заклинаньем каким помочь можно было. Не слушают духи меня, Старую. До сих пор в горы шастают.
Только Серафим отступаться не хотел.
– Неужто, – говорит, – средства, пусть даже крайнего, не имеется.
Посмотрела на него Яга взглядом испытующим:
– Правильно сказал, крайнее оно. И вместо одного калеки целых два получиться может.
– Все равно говори, – настоял Серафим.
* * *
И поведала Яга лешему о Целителе главном, что над всеми целителями властвовал. Далеко он от леса Заповедного живет – за облаками на вершине высокой. И тем помогает только, кто добраться до него сможет.
Серафим, не раздумывая, на гору ту путь указать попросил.
Вернулся домой радостный. Яга, говорит, о средстве верном сказывала. Скоро в края дальние двинемся.
Сговорился леший с сестрицей своей, чтоб за детьми да домом присмотрела. Жену в колясочку посадил и к Целителю на поклон отправился. Но как леса да долины закончились, пришлось дальше её на себе нести. К спине веревками привязал, идет потихоньку, на посох дубовый опирается.
Златогорка поначалу отговорить его все пыталася. Но как поняла, что не отступится муж от затеи своей, разговорами больше не докучала.
Рано ли, поздно ли, добрались они до горы, о которой Яга сказывала. Глядят, скалы да лед кругом, и вершина вся облаками укутана. Леший сразу за обустройство принялся. Шалашик небольшой сладил и жену в нем положил. А сам посмотреть пошел, с какой стороны к горе подступиться можно. Все к тому шло, что вверх прямиком по скалам карабкаться придется. Ни тропинок, ни ступенек нигде видно не было.
Проспали они ночь в шалаше, а наутро Серафим жену потеплее укутал, опять к спине привязал и к Целителю на вершину отправился. Как увидела Златогорка, куда он идти собрался, опять заголосила, чтоб бросил её с обрыва и не мучался больше. Только леший на это ничего ей отвечать не стал. Когти звериные на ноги да на руки нацепил и вверх пополз.
Не раз ему останавливаться пришлось. Жену от себя отвязывать да снегом, чтоб не замерзла, растирать.
Добрались они к вечеру до облаков самых. Под выступом скалы примостилися, друг к другу прижались и задремали так. А как солнца луч первый показался, Серафим вновь в путь двинулся.
Только дальше лед сплошной начался, и когти по нему скользить стали. Да и в облаках, руку протянуть – не видать ничего. Будто в молоке белом идешь.
Просил леший духов местных подсобить малость и путь наверх указать. Но, видать, не понравилось им, что покой их нарушить посмели, и не ответили ему. А вдобавок еще снег с метелью наслали.
Как во второй раз Серафим чуть-чуть в пропасть не сорвался, понял он, что не получится у них ничего, и вниз спускаться придется. Даже Златогорка притихла и голову ему на плечо уронила. Замерзла, видать, совсем.
А духам горным только этого и надо было.[104]104
А духам горным только этого и надо было. Горный дух, подобно лешему в лесу, властвует в горах и предгорьях. Часто он появляется с ветром и бурей, пугая людей ревом и камнепадами. Любит шум и свист, петь и танцевать.
Он может оборачиваться и обычным человеком, но с горящими глазами и черным лицом. Горный дух любит собирать богатства земли в одном месте и ограждать их заклятьем, а когда ему надо скрыть что-то от посторонних глаз, поднимает вкруг себя густой туман.
[Закрыть] И вьюга сразу успокоилась, и облака, путь вниз открывая, расступились.
* * *
Спустился потихоньку леший к подножию и к шалашу назад побрел. Златогорку отдохнуть положил, а сам ягоды да грибы собирать отправился. Но не долго им в одиночестве быть пришлось. Ватага духов молодых из лесов дальних поблизости расположилась и тоже на скалы карабкаться собралась.
Подивились они, что леший с когтями одними, да еще с женою больной на гору забраться хочет. Но поведал он им о Целителе, что на самой вершине живет.
Тут духи ему и сказывают, мол, гору без облаков только раз в году увидеть можно. И завтра день такой наступить должен. Но о Целителе они слыхом не слыхивали. Правда, и до вершины никто из них добраться не смог.
Серафим уж и сам сомневаться начал. Что это за дух такой, холодов не боящийся. Да и зачем ему на верхотуру эту забираться понадобилось. Но и в словах Бабы Яги он усомниться тоже не мог.
* * *
Пожалела молодежь лешего с женою больной и в связку веревочную последним взяла. Но вначале к поляне лесной все направились. Лежали на ней камни невеликие, и на каждом имя, а то и два выбито было. Это, спутники их новые пояснили, в память о тех, кто с горы не вернулся и под лавиною снежной иль в пропасти ледяной погиб.
Помолчали духи, друзей вспоминая, цветы полевые положили и к горе отправились.
Облака, как и сказывали, другие места проведать разбрелись и путь к вершине открыли. Молодежь уж не впервой здесь по скалам карабкалась и ходко вверх двинулась. Но как на хребты первые взобрались, вниз собираться начала. Ежели дальше пойдем, говорят, облака путь обратный закрыть могут.
Поблагодарил их Серафим за помощь великую, веревку отвязал и дальше один с женою наверх отправился. Только туман вокруг них вскоре клубиться стал. Леший изо всех сил место опасное побыстрей миновать старался, и даже Златогорка ему помогать начала. Руками за камни и выступы хватается, путь полегче высматривает.
Но вернулись духи горные во владения свои, и вновь молоком беспросветным все вокруг затянуло. Тут и пригодился опыт в потемках по Пеклу ходить.[105]105
Тут и пригодился опыт в потемках по Пеклу ходить. О том, как Златогорка с Серафимом по Пеклу ходили, в главе четырнадцатой сказывается.
[Закрыть] Златогорка, пока еще видно было, дорогу наверх запомнила. Так они на ощупь дальше и двинулись. А вскоре облака уже позади остались, и вершина в солнце вечернем открылася.
Примостились леший с женою под скалой, в пещерке небольшой, передохнуть. Вдруг слышат, гул какой-то приближается. А это лавина снежная над ними прошла. Хорошо, что схорониться успели вовремя, а то б только камень с именами выбитыми и остался. Сквозь снег наружу пробились и дальше двинулись.
* * *
Ночь уже наступила, когда Серафим с Златогоркою до вершины добрались. Луна круглая в небе висит, светом мертвенным все вокруг освещает. Глядят, действительно укрытие ледяное слажено. Только нет в нем никого. Видать, дух по делам своим улетел куда-то.
Сил у них не осталось совсем. И как были вместе связанные, так в шалаше ледяном и повалились, до утра самого проспав.
А с лучами солнца первыми Целитель пожаловал. Да не в виде духа иль смертного, а сияния, блеск светила небесного затмевающего. И услышали Серафим с женою голос вещий, о надобности их вопрошающий.
Переглянулись они и друг друга без слов поняли. Ежели здоровья для Златогорки просить, то все равно вниз спуститься не смогут и замерзнут здесь.
И сказала тогда Златогорка, пусть у детей их по жизни сложится все. И недоля, если и приходить будет, то только малость самую, доле место свое уступая.
Ухнуло что-то в сиянии после слов этих, и вниз с горы оно покатилося. Глядит Серафим, а за ним прореха в облаках появляется. Взвалил он опять Златогорку на плечи и к проходу открывшемуся поспешил. И не закрывался тот, пока леший облака не миновал и до хребтов первых не добрался.
