Текст книги "Кикимора и другие (Сказки-притчи)"

Автор книги: Александр Богаделин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

БОЛОТНИЦА МАРФУША

Собрался как-то Болотный родственников своих дальних проведать и Пшелты с Щасвернусом подрядил с дочкой своей – Марфушой – посидеть. Подивились черт с бесом поначалу, чего это им занятие такое предлагают, но как узнали, что четверть сундука с богатствами за это полагается, сразу же согласились.

Но не ведали они, за какое дело взялись. Дитяти ни минуты на месте сидеть не хотела. То на елку взобраться норовит, то бегать наперегонки по топи непролазной предлагает, а то сядет на кочку и в три ручья заревет. Мол, скучно ей тут, и к папке немедленно она хочет.

К полудню горе-воспитатели и не рады уж были, что Болотному согласие свое дали. Хорошо, что Щасвернус вовремя додумался загадки загадывать.

– В деревне первая невеста, ей пол-локтя довольно места, – говорит. – Зелены кудри мягче воску, а белый сарафан в полоску.

Надеялся он, что долго дитяти ответ искать будет, а та ногами топает.

– Береза это! – кричит. – Нечего такие простые загадывать!

Пришлось бесу с чертом рога чесать да все загадки, которые знали, припоминать. Да только Марфуша не дослушавши сразу ответ сказывает, а потом бегает вокруг, за хвосты дергает и рожицы строит.

Разозлился Пшелты не на шутку.

– Простые, говоришь? – и на Болотницу смотрит грозно. – Вот тебе тогда мудреная загадка будет. Кто утром на четырех ногах ходит, днем на двух, а вечером на три ноги становится?

Хотела Болотница что-то сразу сказать, но видит – не очень ответ ее подходит. На кочку посреди болота вскарабкалась, щеку кулачком подперла, думает, аж уши шевелятся.

Возрадовались черт с бесом и под кустом отдохнуть от трудов праведных прилегли.

– Это кто таков будет? – Щасвернус шепотом беса спрашивает.

– А кто ж его знает, – тот ему в ответ. – Не успел я трактат заморский до отгадки дочитать.

– А как же она догадается?

– Пускай помучается. Глядишь, передых нам до вечера будет.

* * *

Только недолго им радоваться пришлось. Послышался вдруг свист негромкий, и аккурат в кочку перед Марфушей стрела каленая воткнулась, опереньем красным украшенная. Взяла она её в руки, в стороны разные вертит, понять ничего не может.

Но вскоре треск кустов раздался, и вышел к болоту добрый молодец. Кафтан узором золотым сплошь расшит, шаровары шелковые в сапоги сафьяновые заправлены, а улыбка аж в шапку бобровую упирается. Сразу видно – себе на уме.

Болотница поначалу под корягу сигануть хотела, но быстро передумала. Лягушкой большой оборотилася, и на молодца с любопытством поглядывает.

А тот по сторонам посмотрел, видит, нет никого больше.

– Ты это, того, стрелу назад возвертай, – к Марфуше-лягушке обращается.

А у Болотницы сразу план хитрый народился. Взяла она, да на руки ему и прыгнула.

Вздохнул смертный горестно:

– Ну что ж, видно судьба у меня такая, – говорит, и назад в лес направился.

Черт с бесом, как опомнились, сразу за ним бросились.

– Слезай немедленно, – требуют.

А плутовка им и отвечает:

– Скажите отгадку, тогда и слезу.

Так и унес молодец лягушку с собой.

* * *

А это Иван-царевич был, младший сын царя-батюшки. Время сыночкам подошло суженую себе выбирать. Вот и пустили они в небо стрелы каленые. У старшего стрела на двор княжеский упала, у среднего – на двор купеческий, а у младшего самого в лес дремучий залетела.

Как вернулся царевич с лягушкой на руках, стали над ним все потешаться. Обиделся Иван и в покоях своих заперся. Глядит Марфуша, а все стены у него нимфами невиданными увешаны. Кто у моря-окияна на песочке под солнышком сияющим лежит, кто в ручье журчащем купается. И захотелось ей такой же красавицей стать. Взяла от одной глаза волоокие да ресницы великие, от другой – волосы пышные, от третьей – формы округлые, да девою и обернулась. Иван где стоял, там и сел.

А как опомнился, сразу обниматься полез. Но тут черт с бесом подоспели и быстро его окоротили. А потом голоском ласковым и добавили, мол, нечего раньше времени руки свои распускать.

Иван красавицу такую сразу батюшке с матушкой показывать повел. Глядит Марфуша, все ей кланяются, мужики шапки с голов сдергивают, а невесты братьев старших прямо-таки от зависти почернели. Царь-батюшка на пиру по праву руку от себя усадил, икрой заморской потчует. А как пляски начались, прям проходу не дают.

Возвратились ввечеру Иван с невестой в горницу свою, а там уж черт с бесом их дожидаются.

– Повеселилась и хватит, – Марфуше говорят. – Пора в болото родимое возвращаться.

А та ни в какую.

– Средь пиявок и водяных сами, – говорит, – живите. А мне и здесь любо.

Переглянулись Пшелты с Шасвернусом, подхватили Болотницу под белы рученьки и назад в лес понесли. И как ни пиналась та и ни ругалась словами нехорошими, и не думали останавливаться.

Ивану все это представилось, будто вдруг налетели на любимую мыши летучие, подхватили и в окно унесли. Успел он вцепиться в платье ейное, но только клок в утешение в руке один и остался.

Царевич сразу стражу призвал и Марфушу искать бросился. Но даже следов под окнами видать не было.

Всю ночь Иван глаз не сомкнул, а на утро заявился к отцу с матушкой и извещает с порога, что суженую свою он найти должен.

Пробовали родители отговорить его от затеи безумной. Мол, много еще невест в округе для него осталося. Но царевич с детства упертый был. Ежели чего в голову себе вобьет, ни за что с пути не своротишь.

* * *

Как Пшелты с Шасвернусом Марфушу к болоту принесли да из тела человечьего выдернули, так сразу под корягу до утра и засунули, а сами сверху сторожить устроились. Но только солнышко лучи свои первые показало, вылезла та на свет божий, на кочку уселась и реветь принялась. И так уж её черт с бесом утешали, и эдак, все без толку.

– Погляди, сколько леших да водяных кругом, – уговаривали. – Где это видано, чтоб Болотница замуж за смертного шла.

А та все про свое лопочет.

– Почему Василисе Прекрасной можно? Чем я ее хуже?

Пошли Пшелты с Щасвернусом к Бабе Яге советоваться.

– Иван невесту искать отправился, – Старая им на то отвечает. – Коль сумеет он суженую свою найти – так тому и быть. Ну, а ежели сплохует и назад повернет, не судьба, значит.

Возвратились на болото черт с бесом и слова Яги Марфуше сказывают.

– Сиди здесь и жди, – говорят. – Ежели доберется до тебя Иван, так и быть, отпустим к нему.

А сами к опушке лесной бросились.

* * *

Подъехал Иван к лесу дремучему, глядит, камень перепутный лежит, а на нем ворон черный восседает важно. То Щасвернус обратившийся был.

Поводил царевич копьем по надписям и в сторону леса направился.

– Стой! – завопил ворон голосом человеческим. – Ты что, читать не умеешь?

– Плохо я в буковках разбираюсь, – признался Иван. Так и пришлось Щасвернусу ему написанное читать.

– Налево пойдешь – сундук с золотом найдешь. Прямо пойдешь – коня потеряешь, а налево путь держать будешь – в болоте сгинешь.

Черт с бесом как думали. Иван, конечно же, за златом отправится. Тут они его и заплутают в буреломах непроходимых. А назад только тогда выпустят, когда он слово даст восвояси убраться.

Но царевич по-другому уразумел.

– На кой, – говорит, – злато мне надобно, коль без любимой свет белый не мил. Коня верного тоже жалко. Так что правильно надумал. Ежели Марфушу в первый раз на болоте нашел, может, и в другой сыщется.

Стали Пшелты с Щасвернусом криками его страшными пугать, деревья вековые перед конем валить. А Иван только песенки насвистывает, через завалы-буреломы перебирается.

Добрался он до речки-невелички, что в болото Марфушино впадала, и подкрепиться малость решил. Достал крючок костяной, в подпол кафтана воткнутый, нитку распустил и рыбу ловить принялся. Надергал с десяток пескарей и плотвичек и уж огонь развести собрался, только тут мурлыканье завораживающее послышалось. Это Пшелты, видя такое дело, Кота Баюна малость помочь попросил.

Заснул сразу Иван сном беспробудным, а Баюн рядом устроился, песнь свою продолжает. Но страсть как он рыбку свежую любил и на улов царевича все глазом одним поглядывал. Не удержался, да и съел плотвичку одну.

Пока Кот другого пескаря доедал, Иван просыпаться начал, но опомнился Баюн вовремя и опять песнь свою завел. Только не заметил он, очередную рыбину уплетая, как лягушка к молодцу подобралась и лапами уши его прикрыла. Очнулся Иван, видит, котяра обед его доедает. Разозлился сильно и с кулаками на вора набросился, еле Баюн лапы свои унес.

Поворачивается царевич, а там Марфуша его стоит, девой вновь обернувшаяся. Бросились они друг к другу, слова сказать от волнения не могут.

Только не могли черт с бесом такого допустить и за самоуправство быстро Болотницу скрутили и под водой спрятали. Привязали лилиями да травами к коряге разлапистой и сидеть смирно велят.

А та бушевать принялась, наружу рвется, того и гляди поранится.

Пшелты тогда и говорит:

– Загадку мою помнишь? Коль скажешь ответ, так и быть, отпустим мы тебя к Ивану-царевичу.

Успокоилась сразу Марфуша и думать принялась, а черт с бесом на камушке недалече пристроились. Но ничего у ней подходящего на ум не пришло. Очи к небу возвела, на берег тоскливо смотрит. А там милый места себе не находит, взад-вперед бегает, имя ее выкликивает.

– Постой, постой, – думает. – Иван-то на двух ногах ходит.

Вспомнилось ей сразу, как младенцы на подворье царском в кроватках на четвереньках ползали. Только вот с третьей ногой все никак не складывалась. И сбоку она ее Ивану приставляла и спереди, не видела она смертных таких.

А царевич тем временем бегать умаялся и решил дальше путь свой держать. Сел на бережку и посох из ветки дубовой выстругивает. А как окончил он работу свою, сразу Болотница поняла, что третья нога – это палочка, на которую в старости люди опираются.

Черт с бесом поначалу отнекивались на ответ ее, а потом глядят, вроде бы действительно все сходится.

Так и пришлось им Марфушу отвязывать и с Иваном отпускать.

* * *

Болотный как вернулся, да что случилось, узнал, чуть черта с бесом не прибил. Но сказала ему Баба Яга, видно судьба у дочери его такая. А что молода пока, так это дело поправимое, и порошок волшебный дала.

– Ежели с молоком принимать пару раз на дню, – говорит, – быстро расти будет, и через годик-другой с суженым своим сравняется.

Здесь и сказке конец.

А кто слушал – молодец.

СКАЗ ПРО СЕСТРИЦУ АЛЕНУШКУ И БРАТЦА ИВАНУШКУ

– Страшно мне, сестрица Аленушка.

– И мне боязно, братец Иванушка. Но сил уж никаких нет мучения эти сносить.

– Глянь, они, кажется, топиться собрались, – Пшелты толкнул в бок сидящего рядом черта. – Камень на шею прилаживают.

– Тебе-то что, – Щасвернус посмотрел на детей. – Еще один водяной с русалкой появятся.

– Сдается мне, рановато им еще духами оборачиваться, – ответил на то бес и полез в речку.

Стоило ему чудовищем рогатым из – под воды появиться, как Аленушка с Иванушкой со всех ног в деревню бросились и о камне с веревкой тут же позабыли.

* * *

– Выяснил я, отчего они топиться собрались, – сразу выложил Пшелты, повстречав на следующий день Щасвернуса. – Отец у них последнее в доме пропивает, а как придет, еще и рукам волю дает.

– Знаю я его, – вспомнил черт. – Однажды меж трех сосен раз двадцать водил и из лужи напиться заставил.

– Слушай, а давай… – Пшелты зашептал чего – то на ухо другу.

* * *

– Так, это копытце бычье, это – лошадиное, а это – козлиное. С какого начнем?

– Пускай сам выбирает, – Щасвернус оглядел три лужи. – Нам-то не все ли равно?

– И то верно, – согласился Пшелты. – У смертных всегда свобода выбора быть должна. Главное, ты его досюда доведи.

* * *

– Шумели три сосны, – пытался петь нетрезвый голос.

А вскоре из – за поворота показался и сам пьяница, тщательно направляемый Щасвернусом. Запнувшись о ногу Пшелты, он со всего маху грохнулся в дорожную грязь, как раз недалеко от трех сверкающих в закатных лучах солнца небольших луж. Одолеваемый чувством жажды, мужик, не задумываясь, пополз к ближайшей.

– Ты смотри, сработало, – обрадовался Щасвернус.

Посреди дороги стоял здоровенный бык.

* * *

Погоревало семейство об отце и муже пропавшем, хоть и непутевый был, а все равно жалко. Но делать нечего, надо как-то дальше жить.

А тут еще бык здоровенный приблудился. Мать Аленушки и Иванушки поначалу прогнать его хотела, но тот, подгоняемый чертом и бесом, прямиком в стойло направился. Порешили тогда, нехай поживет пока, а ежели хозяин объявится – пусть сразу и забирает.

Бык, правда, протрезвев, буянить принялся, но бес его быстро осадил. Коль смирно себя вести не будет – навсегда в шкуре звериной останется и на прокорм семейству своему пойдет. А так, надежда все-таки имеется, что в человека когда-нибудь обернется. И в утешение ведро рассола огуречного поставил.

Всю весну на быке пахали и соседям попользоваться давали. А как лето подошло, да рожь с овсом созревать начали, Пшелты с Щасвернусом ведро из другой лужи принесли.

Глядит семейство с утра, украли быка, а вместо него мерина лохматого оставили. Но и то хорошо, есть на чем урожай с поля возить да на ярмарку в город за покупками ездить.

* * *

К зиме ближе посчитали черт с бесом, накладно лошадь в хозяйстве держать, и из третьей лужи мужика напоили. Хоть и толку от козла почти никакого не было, сена он не в пример мерину самую малость жевал.

На Коляду захотела матушка детишек своих мясом свежим порадовать и животину рогатую заколоть. Чан, мясо варить, приготовила, да противни для студня промыла. Соседа мясника позвала и на кухне дожидаться села.

А козел, как понял, что зарезать его хотят, по хлеву бегает. Блеет жалобно, что человек он, и ежели жизнь сохранят, никогда больше горькую в рот не возьмет.

Посчитали Пшелты с Щасвернусом, что отбыл пьяница срок свой в шкуре звериной, и пора опять его к людям возвращать. Но проверить напоследок решили – расколдовали и на ярмарку в град престольный забросили. А перед тем колечко небольшое подарили. Коль наденешь на мизинец его да вкруг пальца повернешь, быком или лошадью иль еще животиной какой по собственной воле обернуться можешь.

* * *

Идет мужик по ярмарке, видит, купец сидит. Муки накупил, а в амбар свезти не может – всех возчиков до него разобрать успели. Взял да и подрядился к нему за три целковых, только телегу побольше приготовить велел.

Глядит купец, нагрузил мужик воз высоченный, аж колеса трещат. Веревками обвязал и исчез куда-то. А из-за угла битюг здоровенный вышел. Сам в телегу впрягся и к амбару повез. Купец рядом поспешает, дивится, как это лошадь без возничего воз тащит.

Добрались они до хранилища, опять мужик объявился. Мешки все перетаскал, плату получил и уходить собрался. Но стал у него купец битюга торговать. До десяти целковых дошел, а тот ни в какую не соглашается. Так и ушел, от прибытка славного отказавшись.

А по дороге мельника повстречал. Искал тот быка – жернов мельничный крутить. Мужик и к нему за три целковых подрядился.

Накупил на денежки полученные подарков да угощений всяких и, не мешкая, в деревню свою отправился. Но у заставы не удержался-таки и возвращение в облик человеческий в кабак отметить зашел. И так он наотмечался, что не только денежки последние спустил, но и подарки купленные пропил. Наутро проснулся, глядь, опять шкурой козлиной оброс и колечка заветного не видать нигде.

То, конечно, Пшелты с Щасвернусом дело рук было.

* * *

Заблеял козел жалобно и куда глаза глядят побежал. К ночи ближе очутился он в лесу дремучем. Оглянулся кругом, не видать ни зги, и только филина уханье слышится, да кроны дерев на ветру полощутся. Испугался козел. Назад, думает, выбираться надобно. Но нашли тут его волки голодные, обступили кольцом, зубами лязгают.

Бросилась животина бедная со страха на вожака ихнего. Рогами в сторону отбросил и бежать припустился. А волки следом несутся, того и гляди нагонят.

На счастье козлиное огонек меж дерев показался, и успел-таки он первым до него добежать. А это избушка в лесу схоронилася. Жили в ней скоморохи бродячие – по деревням да ярмаркам ходячие, народ потешающие.

Отбили они козла у стаи волчьей, а как поняли, что смышленый он да речь человеческую понимает, и вовсе за дар свыше посчитали. Стал рогатый по землям тридевятым вместе с ними ходить, народ смекалкой да уменьями веселить. Раз добрались они до деревеньки мужика родимой. Детишки его – Аленушка с Иванушкой, тоже пришли на диковинку посмотреть. И узнал он тогда, что живут они теперь в семье новой. К жене его по весне вдовец из деревни соседней посватался. Трудно ему было одному троих детишек малых растить, вот и порешил, что вместе оно легче будет.

* * *

Загрустил козел. Свет белый не мил стал. Лучше, думает, зарезали бы меня на Коляду, все б Аленушке с Иванушкой радость была.

А скоморохи тем временем в деревню дальнюю отправились. Идут дорогой лесной, песенки веселые распевают, прибаутками по сторонам сыплют. Но подстерегли их лихие разбойники. Ножами и пищалями грозить начали, добро все отдавать велят.

– Вот и смертушка моя пришла, – козел думает. – Эх, помирать, так с музыкой!

Да на братьев лесных бесстрашно и бросился. То влево вильнет, то вправо боднет, то снизу подденет. Но удар меж рогов дубиною получил и в беспамятство впал. Очнулся – нет никого кругом, а рядом колечко заветное лежит. Обернулся мужик опять человеком, сел на пенек и судьбинушку свою горемычную оплакивает.

Но взял себя в руки и порешил твердо, от мест этих подальше держаться – счастью жены и детишек своих не мешать. Да чтоб в Пекло на мучения вечные не попасть, успеть еще записи Чернобоговы делами добрыми обелить.

* * *

– Это что, мы так для каждого пьяницы, то скоморохами, то разбойниками оборачиваться будем? – возмущался Щасвернус. – Бок от рогов козлиных до сих пор болит.

– Зато весело-то как было, – попытался утешить друга Пшелты. – Пойдем лучше русалок навестим. Страсть я по ним как соскучился.

С тех пор много в речке лесной воды утекло, но слышали черт с бесом, мужик воеводою сделался, доблестно границы дальние царства тридевятого защищая. И в возрасте преклонном в битве с врагами пал.

ЗАДАЧА

– Нет, нет и еще раз нет! – упирался Пшелты. – Мы же с тобой договаривались.

– Не получается у нас, – продолжал упрашивать друга Щасвернус. – Одна надежда, что ты поможешь.

– Пускай сам учится.

– Он старается. Но кто ж такие задачи решить сможет.

– Ладно, уговорил, – нехотя согласился бес. – Но это в последний раз.

– В последний, в последний, – радостно подхватил Щасвернус и позвал чертенка, дожидавшегося за кустом.

– У Лешего было семь шишек, – начал тот бодрым голосом рассказывать условие. – Три шишки он отдал Водяному, две – Кикиморе, а потом подобрал еще две. Сколько всего шишек стало у Лешего?

– Девять, – немного подумав, ответил Пшелты.

– А ты уверен? – недоверчиво переспросил Щасвернус.

– Ну сам посуди, зачем Водяному с Кикиморой шишки? Даже, если они и взяли их у Лешего, то сразу же отдали назад. А семь плюс два будет девять.

* * *

Довольный Пшелты продолжил собирать орехи. Оставалось только дождаться завтрашнего дня, когда чертенок получит заслуженную двойку и навсегда перестанет беспокоить своими глупыми заданиями. Но тут неожиданно неразлучная парочка появилась вновь.

– Кикимора шишки взяла, – сразу же сообщил Щасвернус. – Ты что-то неправильно нарешал.

– А Водяной? – удивленно спросил Пшелты.

– Водяной отказался. Сказал, все равно они не утонут.

– А к ним Леший ходил? – уцепился за последнюю надежду бес.

– Ага, мы Серафима попросили.

– Тогда – семь, – быстро прикинув в уме, ответил Пшелты.

– Ты точно уверен? – не отставал черт.

– Сам сосчитай, – посоветовал бес, возвращаясь к сбору орехов.

Но на этом история с задачей, оказывается, не закончилась.

– А у Тихона Водяной шишки взял, – радостно сообщил вновь появившийся Щасвернус. – В задаче же не сказано, как зовут Лешего.

– Тогда – четыре! – начал злиться Пшелты. – Оставите вы наконец меня в покое?

* * *

На следующий день парочка появилась вновь.

– Дядя Пшелты, – торжественно начал чертенок. – Большое вам спасибо за правильно решенную задачу! – и сразу же добавил. – А нам сегодня про ежиков задали…

– Н-е-е-ет! – завопил бес и бросился наутек на другой конец леса.

СОЗЕРЦАНИЕ

Пшелты уже три часа сидел посреди поляны, созерцая раскидистый куст орешника.

Он представлял, как корни, бережно забирая соки земли, гонят их вверх – в тонкие стволы, покрытые гладкой корой с золотистыми прожилками.

Ощущал себя маленьким листочком, терпеливо ждущим своей очереди поиграть со случайно забредшим солнечным зайчиком.

Чувствовал горечь умирающих листьев, плотно обернувшихся вокруг зреющего плода в еще мягкой, не отвердевшей скорлупе.

Смотрел, как мерно колышется на траве темно-зеленая тень, в такт покачиваниям раскидистой кроны…

А потом пришел Щасвернус с каким-то дурацким вопросом.

* * *

– Послушай, а к чему снится лягушка? – спросил черт у созерцающего куст орешника Пшелты.

– А что она делала? – после некоторого раздумья ответил бес.

– Поцеловала меня.

– И в кого-нибудь превратилась?

– Не знаю, – грустно вздохнул Щасвернус. – Я уже проснулся.

– Тогда к прыщу на верхней губе, – Пшелты по-прежнему не отводил взгляда от орешника.

– А ты откуда знаешь? – не поверил Щасвернус.

– Я как-то во сне на ежика наступил, пол дня пятка болела.

– А ежели, к примеру, Горыныч летящий приснится? – не унимался Щасвернус.

– К дождю.

– А…

– К солнышку.

Пораженный до глубины души, Щасвернус тут же побежал рассказать другим обитателям леса о новом даре Пшелты.

А бес, сделав глубокий вдох, продолжил созерцание орешника.