Текст книги "Солдат (СИ)"

Автор книги: Александр Башибузук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Блокнот сильней пострадал от воды, но аккуратно разделив странички ножом, Ваня все-таки удалось прочитать несколько строк.

«…восемь атак, сейчас пойдем в девятую, в моем взводе осталось всего одиннадцать человек… если понадобится, я пойду в атаку сам, но выполню приказ…»

Ваня невольно поежился и перешел к следующему фрагменту.

«… я устал, я очень сильно устал… – писал так и оставшийся неизвестным младший лейтенант, – в голове постоянно стоит страшный гул, а вчера я слышал, как меня зовет Сережка. Голос был очень живым и настоящим, я на мгновение даже поверил, что он выжил, хотя сам видел, как его разорвало на куски немецкой миной…»

Последний кусочек текста был самый короткий.

«…простите меня если можете, но я ухожу с Сережей, мама нас ждет…»

– Твою же мать… – ругнулся Ваня, выронив блокнот на землю. – Тут немудрено и самому свихнуться…

С момента попадания Иван уже успел огрубеть, обрывки страшной истории неизвестного младшего лейтенанта почти не тронули его, но Ваня все-равно постарался как можно быстрей уйти с острова. Наскоро выжал портянки и на ходу жуя галеты, опять вошел в болото.

Выбрался он из него только к вечеру, насквозь мокрый и похожий на образцово-показательное болотного чудовище.

Впрочем, радость от того, что под ногами твердая земля, слегка смягчило раздражение от мокрых подштанников

Выбрав место поудобней, Ваня стащил с себя сапоги, вылил воду из них воду, развесил портянки на кустах и начал задумываться об горячем ужине.

Но только начал складывать костерок из веточек, ветерок донес до него немецкую речь.

– Держать строй… – громко рычал пока невидимый офицер. – Не растягиваться…

А еще через пару мгновений, послышались немецкие команды уже с другой стороны и Ваня сообразил, что у него остался только один путь – обратно в болото…

Глава 14

Иван пригнулся и хлюпая сапогами по черной воде, метнулся обратно в болото, где присел за огромной корягой, сплошь залепленной тиной и мхом.

Долго ждать не пришлось, однако первыми Иван увидел наших солдат. Правда пленных – которых конвоировали два немецких солдата. Пленные выглядели ужасно: подавленные, истощавшие, грязные и заросшие, они напоминали собой живые трупы, особенно на фоне своих конвоиров, свежих, выбритых и даже благоухавших одеколоном.

«Какого черта? – удивился про себя Ваня. – Два конвоира и десяток пленных? Делов-то, кинутся разом – и все…».

Однако, пленные не предпринимали никаких попыток освободится. Чувствовалось, что они полностью подавлены и деморализованы. Девять из них, были красноармейцами, десятого, с забинтованной головой, судя по трем треугольникам на петлицах, сержанта, вели под руки.

Как назло, немцы выбрали место для привала, на пригорке, в десяти метрах от коряги, где спрятался Иван. Остальные немцы прошли стороной – их голоса постепенно удалялись.

– Привал! – скомандовал рослый, белобрысый немец в новенькой каске и маскировочной куртке, после чего жестом продублировал команду пленным.

Пленные сразу безвольно попадали там же, где и стояли.

– Господин гауптштурмфюрер[24]24
  гауптштурмфюрер CC (нем. SS-Hauptsturmführer; сок. Hstuf) – специальное звание в СС. Приравнивалось к званию гауптмана (капитана).


[Закрыть] приказал вести эту сволочь прямо на сборный пункт, – недовольно забурчал второй солдат, молодой, слегка сутулый парень в круглых очках. – Ни о каких привалах речи не было.

– Не понял? – первый на него насмешливо покосился. – Тебе что, устроить веселую жизнь, Людвиг?

– Не надо, Карл… – сутулый сник на глазах. – Я больше не буду.

– Не понял…

– Как прикажете, господин штурмманн[25]25
  штурмманн (нем. SS-Sturmmann/SA-Sturmmann) – звание в СС и СА. Соответствовало званию Ефрейтор в вермахте.


[Закрыть] Мюллер!!! – молодой вытянулся в строевой стойке.

– Так уже лучше, но к званию фамилию не добавляют, салага, – Мюллер растянул губы в снисходительной усмешке. – Слушай папашу Мюллера, салага, может и выживешь. Чем быстрей мы доставим этих бедолаг в сборный пункт, тем быстрей нас опять отправят на прочесывание этих сраных болот. Соображаешь? Оно тебе надо, Ганс? Отдыхай, пока я добрый.

Белобрысый неспешно примостился на валун и достал пачку сигарет. На пленных он даже не смотрел. Его напарник, совсем наоборот, устроился так, чтобы держать русских под наблюдением, свою винтовку он тоже держал наготове.

– Расслабься, Циммерман, – хохотнул Мюллер. – Не видишь, они не уйдут, даже если их прогонишь. Эти болота кого хочешь доконают. Прямо высасывают жизнь, чтоб их. Гиблое место, как вся эта сраная Россия.

Сидевший в воде Иван полностью согласился с немцем.

– Не скажите, господин штурмманн… – Циммерман настороженно зыркнул на пленных. – Эти недочеловеки злобны и хитры от природы. Как звери. Они и есть звери, а не люди.

– Они же сами в плен сдались, зачем им тогда бежать? – белобрысый затянулся и выпустил колечко дыма. – Впрочем, как знаешь, тащи службу дальше. Одобряю. Кстати… что ты там говорил о недочеловеках? Расскажи подробней.

Ваня зло выругался про себя. Вившееся над головой облачко гнуса могло выдать его немцам. Да и ледяная вода тоже удовольствия не добавляла.

– Как прикажете… – было начал сутулый, но Мюллер его оборвал.

– Обращайся ко мне, как вне службы, салага. Разрешаю.

– Как прика… – Циммерман запнулся. – Хорошо, Карл. С чего бы начать…

– С самого начала начни. Но кратко и содержательно.

– Хорошо-хорошо… – заторопился молодой эсэсовец. – Так вот… как было написано в брошюре, цитирую дословно. «Недочеловек – это биологическое существо, созданное природой, имеющее руки, ноги, подобие мозга, с глазами и ртом. Тем не менее, это ужасное существо является человеком лишь частично. Оно носит черты лица подобные человеческим – однако духовно и психологически недочеловек стоит ниже, чем любое животное. Внутри этого существа – хаос диких, необузданных страстей: безымянная потребность разрушать, самые примитивные желания и неприкрытая подлость…».

– Хаос диких, необузданных страстей? – озадаченно хмыкнул Мюллер. – Чушь, какая-то. Посмотри на этих бедолаг, в их глазах читается только желание поесть. Ты же служил, как и я, в криминальной полиции. Среди нас, немцев, тоже какой только швали нет. Помню взяли одного профессора, за растление соседской собаки… Но ладно. С русскими и немцами понятно. Мы – высшая раса, сверхлюди – они недочеловеки. Просто и удобно. А как насчет… гм… французов или макаронников?

– Французы, бельгийцы и итальянцы – полунордическая раса! – быстро отбарабанил Циммерман. – Нуждаются в тщательной выбраковке. Русские, поляки, чехи и прочая славянская сволочь – в своей массе – недочеловеки и подлежат уничтожению. Евреи и цыгане – подлежат полному уничтожению.

Ивану очень захотелось удушить эсэсовца, душить и смотреть в его поганые, белесые глаза. А следом задавить своего товарища – блогера Славку, который вовсю развенчивал в интернете «жидовские мифы» о немецкой теории расовой неполноценности.

Рука сама потянулась к вещмешку, где лежал Наган с глушителем.

– Нерационально, – заметил белобрысый. – И глупо. Зачем убивать если они могут принести пользу. Я вот собираюсь прикупить себе земли в России после окончания войны, не здесь конечно, а в более приветливых местах. Так что послушные и сильные рабы мне точно не помешают. Хотя какие из евреев и цыган рабы? Помню, в детстве, рядом жили евреи, богатые сволочи. Папаша у них банкиром был. Так они своему выблядку не разрешали с нами даже играть. Мы хлебали суп из селедочного рассола, а у этих сук постоянно из окна пахло жареным мясом и сдобой. Дерьмо, сразу жрать захотелось… и опять виноваты жиды! Ха-ха…

– Недочеловеки, – поддакнул очкарик, – бесполезный мусор, поэтому только полное уничтожение.

Неожиданно вдалеке вспыхнула оживленная перестрелка.

– Слышал, Циммерман? – Мюллер ткнул пальцем себе за спину. – Не все русские смирные, как эти. Не торопись на тот свет. Всегда успеешь.

Молодой кивнул, а потом, вдруг, кулем повалился на землю.

Самого выстрела Ваня не услышал, зато очень хорошо различил звяканье пули об каску.

– Черт!!! – второй эсэсовец слетел с валуна и энергично перекатился, но тоже уткнулся головой в землю. И снова Иван услышал только лязг пули об сталь, а сам выстрел потерялся в эхе между деревьев и в отзвуках перестрелки.

Сержант приподнялся на локте, остальные пленные даже не пошевелились.

– Твою мать!!! – Иван сразу понял, чем грозят ему эти двое дохлых эсэсовцев. Вариантов оставалось всего два – уходить назад, дальше в болото, либо бежать вперед, в надежде проскользнуть между прочесывающими лес гитлеровцами. Назад в болото сильно не хотелось, вперед – было очень страшно.

Несколько секунд ушло на обдумывание, затем Ваня сорвался с места, подбежал к трупам и махнул рукой пленным:

– Уходите, быстро. Берите оружие и уходите. Шевелитесь…

Красноармейцы опять никак не прореагировали, так и остались молча сидеть.

– Вашу мать… – Иван опешил. – Вы что, не понимаете, что вас расстреляют на месте? Уходите пока не поздно. Вот винтовки и гранаты. А ранцах должна быть еда.

Поведение пленных никак не хотело укладываться у него в голове. Впрочем, как еще очень многое.

– Иди, пацан… – вдруг прохрипел сержант. – Уходи сам, нам уже никуда не уйти… – он сильно закашлялся и просипел из последних сил. – Уходи… мы сами разберемся… а оружие оставь, да. Отвлеку от тебя немчуру. Еременко, подай винтарь…

– Твою же мать… – Иван помедлил, махнул рукой, быстро сориентировался по компасу и рванул между деревьев.

О том, кто застрелил немцев и о раненом сержанте с остальными пленными, Ваня сразу перестал думать, так как просто устал ломать голову. Количество странных и непонятных случаев уже перевалило все разумные пределы – мозг просто не справлялся с анализом.

Но когда позади вспыхнул новый очаг перестрелки и бабахнули гранатные взрывы, вспомнить пришлось.

– Спасибо, сержант… – Ваня на ходу с силой провел ладонью по лицу и побежал дальше.

Примерно через полчаса пришлось остановиться, чтобы свериться с компасом и картой. Ваня нырнул в узенький, неглубокий овражек, присел и раскрыл планшет.

И сразу же выругался, так как не смог определить свое местоположение. Даже приблизительно. Да и компас почему-то вертелся как бешеный.

Запас матюгов уже давно иссяк, поэтому вместо ругательств изо рта вырвалось только рычание.

Иван пока совсем не устал, запаса сил хватило бы до самого вечера, но совершенно не представлял куда бежать. Поломав голову пару минут, он взял примерное направление на север и опять понесся по лесу.

И очень скоро выскочил на большую вырубку, заставленную громадными штабелями с бревнами.

Вспомнив это место на карте, Иван дико обрадовался, но тут же испуганно втянул голову от резкого окрика на немецком языке:

– Стоять! Бросить оружие, руки вверх! Быстро!

Ноги опять предательски онемели, Ваня медленно обернулся и увидел группу немецких солдат рядом с несколькими мотоциклами и большим грузовиком.

– Сюда, сюда… – один из них поманил Ивана пальцем. – Оружие не забудь бросить. Цып-цып, русский петушок. Мы дадим тебе зернышек.

Остальные весело заржали.

– Ай да Вилли!

– Иди сюда, цып-цып…

– Ха-ха, петушок…

– Так гребень же красный, ха-ха…

Ваня закивал, снял с себя автомат и поднял его вверх, а потом, вдруг сорвался с места и понесся между штабелей, петляя как заяц.

Все случилось само по себе, Иван даже не успел задуматься, как поступить.

Стеганули винтовочные выстрелы, воздух вспорола автоматная очередь, о бревна звонко застучали пули.

– Хуй, вам! – Ваня на ходу выхватил гранату, сорвал шнурок и забросил ее за спину.

Бабахнул взрыв, немцы зло заорали.

Иван прижался спиной к бревнам, несколько раз глубоко втянул воздух, выскочил из-за штабеля и побежал к лесу на противоположной стороне вырубки.

Но, когда до спасительного леса осталось всего несколько десятков метров, неожиданно споткнулся и полетел кубарем на землю.

Визг пуль над головой сразу сплелся в один сплошной вой, Иван понял, что встать уже не получится.

Быстро переполз за валяющееся на земле бревно и лежа запустил в сторону немцев еще одну гранату. Страха не было, помогала мысль о том, что смерть отправит его домой. Но умирать раньше времени он тоже не собирался.

Хлопнул глухой взрыв, никого из немцев не зацепило, но они сразу попрятались за штабеля.

Вперед выкатился мотоцикл, ствол пулемета в коляске выплюнул прерывистый сноп пламени. Перед бревном вспухла череда фонтанчиков земли.

А потом… потом пулеметчик, вдруг всплеснул руками и безвольно поник. Водитель газанул, но уже через несколько секунд сам вылетел из сиденья, а мотоцикл помчал дальше сам по себе.

– Снайпер, там снайпер!!! – вразнобой заорали немцы. – Всем укрыться…

Стрельба на некоторое время стихла.

– Да кто же ты такой? – вслух озадачился Ваня, но потом сообразил, что другого случая сбежать не представится и рванул к лесу.

Когда над головой снова вжикнули пули, он уже петлял между деревьев.

Сумасшедший бег закончился в очередном овраге. Иван сорвал с пояса флягу, сделал несколько жадных глотков, прислушался к доносившейся с вырубки пальбе и пошел дальше.

Но очень скоро пришлось задуматься о ночлеге, в лесу начало стремительно темнеть.

– Блядь… – чудом не насадив себя на острый сук, Ваня остановился, повертел головой по сторонам и решительно потопал к яме между корнями здоровенного дуба.

Место ночлега выглядело так себе, но других вариантов просто не было.

Есть совершенно не хотелось, при мыслях о пище, желудок сразу начинало мучительно крутить. Однако, после пары галет дело наладилось, и Ваня мигом опустошил маленькую баночку какого-то непонятного, но очень вкусного паштета. Глоток коньяка завершил ужин.

Поворочавшись в яме, Иван примостился поудобней, подложил под голову вещмешок и мгновенно заснул.

Снилась ему опять военфельдшер Курицына, на этот раз она танцевала на шесте в крохотном бикини и эсэсовской фуражке с высокой тульей.

А проснулся Ваня от того, что почувствовал чей-то пристальный взгляд.

Открыл глаза и чуть не заорал от ужаса.

Перед ним сидел настоящий леший. А если точней, что-то вовсе непонятное, похожее на живую кучу веточек, полосок коры и листьев. Да еще с немецкой винтовкой в руках

– Блядь… – Иван сунул руку к кобуре с Вальтером, но так и не выхватил его, потому что леший осуждающе зацокал и тоненьким, сиплым голосочком пропищал:

– Зачема ругаисса? Нехоросо. Бегаис – хорошо, сибко хорошо бегаис, ругаисса – сибко плохо. Зачема рота поганить нехоросий слова?

– Ты кто такой? – с трудом выдавил из себя Ваня.

– Потома сказать… – буркнул леший, встал и поманил Ивана за собой. – Идема, идема, немса сюда скоро быть, прятать тебя надо…

Иван сообразил, что этот тот самый стрелок, попробовал встать и тут же со стоном завалился на бок – натруженные мышцы свело дикой судорогой, вдобавок, мокрые сапоги и портянки, как тисками сжали ступни.

Леший опять осуждающе покачал головой, но все-таки дождался пока Ваня встанет и только потом пошел дальше.

– Это ты вчера стрелял? – поинтересовался у него Иван, ковыляя следом и кривясь от боли. Каждый шаг давался ему диким трудом.

Неизвестный не ответил, молча скользя по лесу. В своей самодельной камуфляжной накидке, в утренних сумерках, даже вблизи, он казался призраком.

Следующие вопросы так же остались без ответов.

«Да иди ты нахер, лесной ниндзя…» – обиделся Ваня и замолчал.

Около часа они шли лесом, с разных сторон то и дело доносилась стрельба, но неизвестный стрелок не обращал на нее никакого внимания.

А потом они опять наткнулись на болото. Ваня обреченно вздохнул, но «леший» повел его едва заметной тропинкой, так что обошлось без очередных «купаний».

Тропинка закончилась на островке, густо поросшем кустарником, среди которого обнаружилась аккуратная стоянка – обложенное камнями кострище в яме и небольшой балаган из пластов коры.

А еще, с четырех сторон лагеря торчали шесты с какими-то страшноватыми тотемами, сплетенными из веточек

Проводник обернулся и сбросил свою накидку.

«Лешим» оказался маленький кривоногий азиат в советской форме красноармейца. Выглядел он несколько сюрреалистично – вместо сапог на нем были надеты высокие бродни, перевязанные под коленом и на щиколотке ремешками, а на плоском лице росла козлиная редкая бородка.

– Здлавствуй! – он приветливо улыбнулся и протянул Ивану маленькую смуглую ладонь. – Моя – Петл Петлов! Якут я! Знаешь, якут? А твоя кто?

– Я Ваня… – Иван запнулся. – Ваня Куприн…

– Ваня! Хоросо!.. – Петр Петров одобрительно закивал. – Заходи, Ваня, сейсась сая будем пивать, мала-мала кусать!

«Да ну нахер… – ругнулся Иван про себя от удивления. – А кого я следующий раз встречу?».

– Твой думать моя не настоясия? – хихикнул якут. – Сего стоись? Сапога снимай, нехолосый твой сапога, засем такой алмия давать, моя не знать…

– Я и сам не знаю… – буркнул Ваня, сел на землю и, порыкивая от напряжения, принялся стаскивать с себя тяжелые как гири, промокшие сапоги.

Пока он возился, якут ловко развел костерок и подвесил над ним черный от копоти солдатский котелок.

– Моя Ленинглада плиехал… – бойко тараторил он. – Усисться хотел. Сибко хотел. А когда насинаться война – воевать записался. Моя говолит – Петл Петлов – охотника, сибко стлелять могу, тихо ходить могу – насяльник смеялся, говолил, твоя маленький, пока иди лосадка води. Лосадка – холосо, Петл Петлов лосадка любит…

«Долбоеб твой насяльник… – думал Ваня, с наслаждением шевеля босыми пальцами. – Пару сотен таких якутов – и пиздец немцам на отдельно взятом участке местности…».

По стоянке поплыл одуряющий аромат смородины…

Глава 15

– Делси Ваня… – якут зачерпнул жестяной кружкой с выдавленным на ней германским орлом, янтарное, остро пахнущее варево и сунул ее в руки Ивану. – Сибко холосо поглеть нутло. Ой, сибко холосо. Моя снать какой листик лосить.

– Спасибо… – Ваня взял кружку обеими руками, сделал глоток и зажмурился от наслаждения.

Якут улыбнулся, смотря на него, закивал, но потом резко посмурнел и тихо сказал:

– Лосадка – холосо, моя любить лосадка. Но немца убить все лосадка. С самолета бомба блосать и убить. Я усел в лес, сибко плакал, долго плакал… а когда плисел, никого усе нет, все усел… тогда я своя война насять… мал-мала немса стлелить…

Петр Петров погладил изрезанный зарубками приклад своего немецкого карабина.

– Сколько уже стрелить? – Ваня понял, что обозначают эти зарубки.

– Мала, – якут виновато улыбнулся, показал Иван пять пальцев, а потом еще три. – Пять по десить и еще тли…

– Ничего себе, – хмыкнул Ваня. – Всем бы так мало. Немцы, наверное, с ног сбились тебя разыскивая.

– Шибко дурной немца, – хихикнул якут. – Леса ходить не уметь, плямо как ты. Моя мало-мало немца пугать, абасы[26]26
  абасы (также абаасы, якут. абааһы) – злые духи верхнего, среднего и нижнего миров в якутской мифологии.


[Закрыть] ставить. – Он ткнул рукой в один из тотемов. – Но есть умный, мал-мала – но есть. За мной плиходить, искать. Но все-лавно дулной – усе никуда не ходить, никого не скать..

Ваня с уважением кивнул. Лично он, встретив на своем пути такую херню, сто раз бы подумал идти дальше и нет.

– Сейсас кусать будем!!! – Якут хлопнул себя по бедрам, вскочил и притащил из балагана еще один немецкий котелок, с каким-то бурым, на вид малосъедобным варевом. Но как только он его поставил на огнь, по полянке поплыл божественный аромат грибов.

Ваня машинально сглотнул и сразу же полез к себе в сидор, вытащил банку консервов с пачкой галет и положил их к костерку, как вклад в общий завтрак.

Якут сдержанно, но одобрительно кивнул, а потом опять затараторил. Чувствовалось, что он очень соскучился по общению.

– Как мосно сабилать наса семля? Неплавельно, осень неплавельно. Надо всех стлелить. Совеский власть холосый. Ланьше тойон все забилал, сейсяс колхос мала-мала забилай. Люди довольный, луссе сить стали.

– Лучше? – машинально поинтересовался Ваня.

– Канесно луссе!!! – якут всплеснул руками. – Многа луссе. Отец говолил – наша лод никто ситать не умел. Теперь я уметь! Сестла мой уметь! Васный стал, комсомолка. Все ее слусаться и бояться. Отец саболел – больниса полосить. Нисего платить не надо. Блатья скола ходить…

Ваня отчего-то был неприятен разговор про то, как хорошо при советской власти и он сменил тему.

– Как ты здесь выживаешь?

– Моя мал-мала кусать есть, – Петров повел рукой вокруг себя. – Леса сто надо дает, только дулак голодный будет. Байанай[27]27
  Байанай (якут. Байанай, Баай Байанай) – дух-хозяин природы, покровитель охотников в якутской мифологии.


[Закрыть] доблый, холосо поплосис – все даст. Немса тосе богатая, всегда еда есть в сумка. Много хоросая веси есть. Моя стлелить – забилай. Однако, ледко забилай – стлелил – слазу уходить надо. Но мал-мала забилай. Потома покасу, холосая веси есть. Если нлавится – сабилай! Вот, давай кусать…

Несмотря на весьма непрезентабельный вид тушеные грибы оказались на диво вкусными и даже подсоленными в меру. А вместе с консервированной крольчатиной и галетами, завтрак получился, вообще, на загляденье.

После еды, якут раскрошил немецкую сигарету, набил маленькую трубочку табаком, сел по-турецки возле костерка, с наслаждением закурил, помолчал немного, а потом застенчиво поинтересовался:

– А твоя, Ваня, откуда?

– Из Москвы.

– О-о-о!!! – Якут уважительно покивал. – Моя тосе Москва хотел. Но не успел. Ленинград тосе холосо. Я хотел уситься, но тепель воевать.

– А что дальше собираешься делать?

– Воевать, – спокойно и уверенно ответил Петров. – Пока немса не прогнать совсем.

Иван невольно поежился. Каким бы ты умелым не был, рано или поздно вычислят и шлепнут. А если даже выживет, вести одному войну против целой армии… перспектива не из самых вдохновляющих. Да уж… воистину у этого лесного ниндзи яйца из легированной стали, если не из титана. Когда наши отобьют обратно эту часть страны? А хрен его знает, вроде к концу сорок третьего, если не позже. С нашими тоже перспектива хреноватая, вернутся и спросят – а что ты делал красноармеец Петров? А оправдаться будет трудно. Формально Петр Петров дезертир, самовольно покинул часть. А то, что немцев отстреливал, надо будет еще доказать. И дело не в том, что кровавая гебня и прочее, а дело в простой бдительности.

«Твою же мать, совсем уже охренел?!!» – ругнулся Ваня, внезапно осознав, что уже оправдывает гебешников.

– А твоя, Ваня? – якут строго посмотрел на Ивана. – Твоя сто делать дальсе?

Ваня ненадолго задумался и признался:

– У меня свое задание.

Якут еще раз уважительно покивал.

– Садание – холосо. Эй!!! – он вдруг спохватился и, явно стесняясь, тихо поинтересовался. – Твоя немеская понимай? Я тосе хотеть усить, но не успел, война насялся…

– Понимаю, – опять признался Иван. – Учил.

– Ситать тосе мосись? – ахнул Петр Петров.

– Могу.

– Это холосо, осень холосо!!! – бурно обрадовался якут, вскочил и умелся в балаган, шепелявя на ходу. – Сейсяс, сейсяс, плинесу интелесная веси, не уходи никуда…

– Угу, уже побежал, – хмыкнул Ваня, покосившись на болото вокруг островка. – Я, конечно, маленько придурковат, но не такой же степени…

Петр вернулся с солидным кожаным портфелем и парой командирских немецких планшетов.

– Вот! – протянул он их Ивану. – Ситай!!! Ситай и расскасывай!

– Где ты их взял? – Ваня с интересом повертел портфель, а потом взялся за планшеты.

– Масина ехал – я стлелил… – обыденно пожал плечами якут. – Тама… – он ткнул рукой на север. – Далеко моя ходил! А маленький сумка – сдеся, недалеко. Немеская командила – стлелил

В планшетах ничего особо интересного не нашлось, кроме карт с нанесенной тактической обстановкой. Да и та уже не представляла особой ценности, так как была недельной давности.

А вот портфель…

Содержимое портфеля оказалось весьма любопытным, Ваня даже выпал на некоторое время из действительности, рассматривая документы.

Подробный план агитационной пропагандистской компании, аналитические и психологические выкладки, приказы об откомандировании специалистов по пропаганде, типографий и звуковещательных станций, макеты листовок, иллюстрированных брошюр и плакатов, рекомендации к действию и списки завербованных пленных офицеров, согласившихся участвовать в агитации.

Основное внимание немцы уделяли освещению поражений Красной Армии на других фронтах, в частность на Керченском полуострове и под Харьковом. Затем, очень умно и талантливо обыгрывали нехватку продовольствия в советских частях, публикуя в своих листовках указ Президиума Верховного Совета о награждении военных интендантов. Немалую роль отводилась еврейскому вопросу с цитированием антисемитских высказываний классиков русской литературы. Разжигаю вражды между украинцами и русскими тоже уделялось много внимания.

– Блядь… – закончив с документами, Иван брезгливо бросил их под ноги. У него появилось чувство, что он измазался в дерьме. А еще, сопоставив некоторые современные политические события, он понял, что многие планы гитлеровцев все-таки воплотились в жизнь, но воплотили их в жизнь уже парни с другого континента.

– Сто тама, Ваня? – якут опасливо потрогал носком бродня одну из папок. – Совсем плохая стука?

– Очень плохая… – Ваня угрюмо кивнул. – Хуже бомб и танков. Совсем хуже. Это яд! Очень сильный яд. Это как… – он задумался. – Это как будто злые языки, которые шепчут неправду, ссорят людей между собой.

– Ой-ой, как плохо! – Петров покачал головой, а потом вытащил из ножен узкий, длинный нож и решительно заявил. – Тогда я ему сея лесать, такому нехолосему селовеку.

– Кому? – Ваня озадаченно уставился на якута.

– Тому! – Петр ткнул ножом себе за спину. – Сея это сумка.

– А где он? – Иван никак не мог понять, кому собрался Петя резать шею.

– Тама! – коротко ответил якут и встал. – Идем, покасу…

И как очень скоро выяснилось – не обманул. В глубине островка, сидел привязанный к дереву, худющий, длинный индивидуум в одном грязном исподнем. Из-под немецкой сухарной сумки, надетой на его башку, доносилось тихое, жалобное подвывание.

Ваня присел рядом с ним и сразу же закрыл рот и нос ладонью. От пленного жутко несло фекалиями, видимо Петр Петров не утруждал себя выведением его на оправку.

– Варвары, чудовищные варвары, у-у-у-уу… – скулил немец. – Ненавижу-у-ууу, мерзкие варвары…

– Лесать? – спокойно поинтересовался якут.

– Успеешь еще, – остановил его Иван. – Ты зачем его сюда притащил?

– Скусьно… – Петр Петров пожал плечами. – Поговолить хотел, сплосить засем присел к нам. Скусьно. Но он насего ясыка не понимает.

Ваня хмыкнул, а потом резко окликнул пленного на немецком языке.

– Фамилия, звание, воинская часть!

Немец сильно вздрогнул и что-то невнятно промычал.

Якут опять смущенно улыбнулся и выдернул изо рта немца тряпку.

Тот немедленно отбарабанил:

– Обер-лейтенант Дитрих Эльфельд! Заместитель командира роты пропаганды номер 621 восемнадцатой армии!

А потом, видимо вообразив, что рядом свои, истошно заорал.

– Освободите меня немедленно! Немедленно! Эти грязные косоглазые варвары подло взяли меня в плен! Я сопротивлялся, но их было много!

– Заткнись иначе пожалеешь… – хмыкнул Ваня.

– Что? – обер-лейтенант втянул голову в плечи и плаксиво зачастил: – Я ничего не выдал, правда, я даже не назвал себя. А документы… документы… я уничтожил, как было предписано… пожалуйста, освободите меня. Я напишу… напишу подробную объяснительную… пожалуйста! Ой… так вы… не немец, я понял, я понял, вы русский, советский – я все расскажу, только освободите меня и прогоните вашего азиата…

Ваня подумал над тем, о чем можно допросить пленного, но так ничего и не придумал. Никакого сочувствия к немцу он не испытывал. Мало того, совершенно странным образом, решение якута перерезать пленному шею, тоже не вызывало отторжения.

– Полоть сея, Ваня? – якут пошевелил клинком ножа. – Плохая селовек?

– Очень плохая, Петя, очень… – вздохнул Иван. – Но резать пока не надо.

– Что? – обер-лейтенант быстро завертел головой. – О чем вы разговариваете? Отпустите меня, я буду сотрудничать! Я, вообще, не военный, я поэт, но меня призвали!

– Мой товарищ хочет перерезать тебя глотку, – мстительно подсказал Иван.

– Нее-ет… – завыл немец. – Не на-а-а-адо!

– Пойдем, – Ваня встал. – Пускай помучается.

– Пускай, – охотно согласился якут. – Идем, скоро весел, пойдем охотить немса, я тебя наусить. Ты бегаис холосо, я стлелить холосо – ладно будет.

– У меня свое задание… – напомнил Ваня, снова присаживаясь у костерка.

– Ага, садание… – Петр Петров грустно вздохнул. – Садание – холосо. Когда пойдес? Я тебя пловодить, весь давать, кусать давать. Эх…

Ваня задумал, а потом предложил якуту.

– А пошли со мной?

Идея взять Петю себе в спутники, показалась ему очень удачной. В самом деле, кому помешает в напарниках лесной призрак, да еще снайпер.

– С тобой? – Петров явно озадачился. – А засем? Куда? Сто делать надо?

– Далеко, – Ваня улыбнулся. – Разведка, понимаешь? Будем смотреть, что немцы делают. А потом к своим выйдем.

Якут нахмурился.

– Расведка – холосо – к своим… меня опять лосадь водить отплавят – не хосу…

– Да не отправят! – уверенно пообещал Иван. – Я словечко замолвлю. Тебе еще награду дадут… – он просунул руку под маскхалат и достал из кармана свою медаль. – Видишь?

– О!!! – у якута мгновенно загорелись глаза. – Какой холосый медаля… – он немного поколебался и решительно махнул рукой. – Идем! Сейсяс моя собилай веси и идем…

– Лучше завтра, – спохватился Ваня. – Сегодня надо думать и отдыхать.

– Холосо, савтла, холосо, – закивал Петр. – Сейсяс спать, собилай веси и кусать. Идема веси покасу, выбилай сто хосес…

А вот с «весами», то есть, с трофеями, у якута оказалось неожиданно богато. Ими был заложен целый угол в балагане. Оружие, боеприпасы, амуниция, провизия и просто личные вещи в ассортименте.

– Вот! – Петр гордо откинул немецкую непромокаемую плащ-палатку. – Выбилай, Ваня!

Первым внимание Ивана привлекла новенькая немецкая винтовка с оптическим прицелом. Он побаюкал ее в руках, но сразу же поставил обратно. Опыт стрельбы из оружия с оптическим прицелом у него присутствовал, но, одновременно, он понимал, что и так нагружен поклажей почти до предела. А лишние килограммы, в случае, если придется драпать от немцев, могут стоит жизни.

– Не нлависа? – искренне огорчился якут.

– Хорошая, – согласился Ваня. – А ты себе почему не взял.

– Такая не пливык… – Петр равнодушно пожал плечами. – Эта стука свелху месать. Быстло стлелить нелься. Не, бес стуки луссе.

– Я подумаю, – тактично отговорился Иван.

Но в итоге, все-таки отказался от снайперки, взяв вместе нее пару гранат и пару магазинов к своему пистолету-пулемету. А освободившееся место в вещмешке забил консервами и галетами.

Остаток дня он провел за картой, сочиняя маршрут и просто отдыхая. Петр в это время мастерил для него маскировочную накидку, по подобию своей. И, по своему обыкновению, без остановки болтал.

Но эта болтовня, совершенно не раздражала Ивана. Якут неожиданно пришелся ему по душе, своей наивной простотой и чистой душой. Никого подобного, Ване еще в жизни не встречалось.

На ужин новый знакомый запек в глине огромного линя, которого приколол самодельной острогой – простой палкой с заостренным и обожженным на костре концом. Не сказать, что получился шедевр кулинарного мастерства, но, после консервной диеты, пованивающее тиной, подгорелое, но свежее мясо, показалось пищей богов.