Текст книги "Солдат (СИ)"

Автор книги: Александр Башибузук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Затем он начал перебирать содержимое ранца. Результаты обрадовали гораздо больше. Четыре больших банки мясных консервов, пять плиток шоколада, кусок шпика в целлофановой оболочке, несколько пачек галет, столько же горохового концентрата и твердая как камень палка колбасы – гарантировали, что их новый хозяин в ближайшее время с голоду не умрет. А вот котелок Иван прихватить с собой забыл.

Есть по-прежнему не хотелось, но Ваня все-таки заставил себя сжевать две галеты, так как прекрасно понимал, что силы ему еще понадобятся.

После продуктов, он открыл офицерский планшет и вытащил карту, но определить свое местонахождение так и не смог. Пачку писем в надушенных конвертах просто выбросил, за полным нежеланием читать чужую переписку. Несколько больше Ивана заинтересовало фото белокурой красивой девушки на фото большого замка, но и оно отправилось на землю.

После планшета Ваня хотел заняться хотел остальным, но тут, совершенно неожиданно, услышал едва различимое скуление, очень похожее на плач ребенка…

Глава 3

– Откуда здесь ребенок? – Иван растерянно оглянулся.

Скуление стихло, но через несколько секунд, легкий ветерок принес новые звуки.

– Этого еще не хватало… – зло буркнул Ваня, забросил на плечо ремень автомата и пошел искать источник плача.

Инстинкт самосохранения отчетливо подсказывал, что надо держаться подальше от проблем и забот, которые могут принести дети, но ноги сами тянули его вперед.

Плач затихал и возобновлялся, несколько раз пришлось менять направление, обходя болотные бочаги и буреломы. Окружающая действительность не прибавляла настроения, через кроны деревьев почти не пробивалось солнце, на ветвях висели огромные бороды мха, а воздух заполнял смрад сырости и гнили.

Через полчаса Иван выбрался на заросшую кустарником старую гать, замощенную склизкими бревнами.

Пройдя по ней полсотни метров, Ваня снова остановился. Плач окончательно стих, куда идти дальше он совершенно не представлял.

– Да идет оно все лесом… – Ваня ругнулся, собрался возвращаться, как звуки неожиданно возобновились, причем их источник находился совсем близко.

Иван пригнулся и прячась за деревьями, пробежал пару десятков метров.

Плач стал громче, вдобавок, порыв ветра принес жуткий смрад тухлятины, щедро разбавленный едким больничным запахом.

Наконец, в просвете между деревьев, Иван заметил палатку. Обыкновенную, большую палатку, из выцветшего брезента, на боку которой виднелся белый круг, с красным крестом в нем.

«Госпиталь? – догадался Ваня. – Но почему так смердит?»

Плач стал громче.

– У-у-у-уу… – скулил тоненький хриплый голосок. – Мамочки… как же это так… Марья Ванна, Ван Ваныч… у-у-у, за что… сволочи, сволочи…

Иван перебежал за кривую березу, присел, осторожно выглянул и тут же прикусил губу от дикого ужаса, пронзившего мозги.

На большой поляне стояло несколько палаток, все они были промаркированы красным крестом в белом круге. Рядом с ними застыли несколько телег с задранными дышлами и две старинных грузовых машины, на тенте которых тоже белели круги с красным крестом.

Но не все это поразило Ивана, его чуть не свели с ума десятки полураздетых трупов, которыми была завалена поляна.

Ване очень захотелось сбежать, увиденное напрочь отказывалось укладываться в голове. Он даже зажмурился, не веря своим глазам, но, когда открыл глаза, ничего не изменилось.

Мертвых тел было очень много, они лежали на носилках, под импровизированными навесами, в палатках и просто под открытым небом, а на ветке большого дерева, висела обнаженная полная женщина и какой-то мужчина, в окровавленном белом халате.

Посередине поляны стоял на коленях маленький человечек в грязной, мешковатой советской военной форме.

– Лучше бы меня… – тихо причитал он. – Что же теперь делать… как же так… ненавижу-у-уу…

Немного подумав, Ваня вышел из-за березы. Что делать, он даже не представлял, но сбежать посчитал ниже своего достоинства.

Человечек, видимо почувствовал, что за ним наблюдают, резко вскочил и обернулся.

Ваня неожиданно сообразил, что это девушка – вместо штанов на ней была юбка, а из-под пилотки торчали тоненькие светлые косички.

На несколько секунд повисла пауза, а потом, чумазое личико девушки исказилось в жуткой гримасе, она схватилась обеими руками за кобуру и неловко выхватила из нее револьвер.

Иван хотел сказать ей, что свой, но не успел, стукнул сухой выстрел.

– Твою ж мать!.. – с перепуга заорал Ваня и юркнул обратно за березу.

– Свой? – растерянно пискнула девушка, но револьвер не опустила и решительно скомандовала. – А ну выходи!!!

– Убери ствол… – зло отозвался Иван. – Опусти, иначе в задницу его тебе засуну!

– Что? – возмутилась девушка. – Ты кто такой? Выходи, сказала, иначе пристрелю!

– Да пошла ты… – буркнул Ваня.

– Ну выходи же, – уже жалобно взмолилась военная. – Если свой, стрелять не буду. Я военфельдшер[2]2
  военфельдшер – персональное воинское звание военно-медицинского состава Красной армии и флота ВС СССР, с 1937 года по 1943 год. Приравнивалось к званию лейтенанта. Знаки различия – два квадрата на темно-зеленых петлицах с красной окантовкой при специальной военно-медицинской эмблеме.


[Закрыть] Курицына Мария Ивановна, а ты кто?

– Конь в пальто… – ругнулся Ваня, немного помедлил и все-таки вышел из-за дерева. – Совсем сдурела, по людям пулять?

Девушка нахмурилась, рассматривая Ивана, а потом нагло потребовала.

– Звание, фамилия!

Ваня помедлил, рассматривая военфельдшера Курицыну. Худющая, щуплая и маленькая, она больше смахивала на совсем юную девчонку, а не на военфельдшера. Худенькие ножки в драных чулках болтались в голенищах сапог, а наган в руке смотрелся как здоровенный дуэльный пистолет. Старшеклассницы в двадцать первом веке выглядели гораздо старше ее.

Правда, форма с двумя кубиками на петлицах и кобура на поясе, подсказывали, что девица все-таки военная.

– Рядовой, значит… – сделала вывод из своих наблюдений военфельдшер Курицына и подпустив в голос властности, скомандовала. – Немедленно доложите по форме, рядовой!

– Чего? – Ваня оторопел от такого нахальства.

К женскому полу он никогда не испытывал особого пиетета, предпочитая любезностям здоровое нахальство. А тут от горшка два вершка, а еще командует.

И недолго думая, развернулся и пошел в лес.

– Стой! – военфельдшер Курицына явно растерялась. – Я тебе приказываю, стой! Выстрелю, честное слово, выстрелю…

– Отвали, дура… – хмыкнул Иван. Что-то глубоко внутри подсказывало ему, что подчинение старшим по званию теперь его новая действительность, но идти на поводу у взбалмошной девчонки он не собирался.

Сзади послышались торопливые шаги, девушка обогнала его и взмолилась.

– Да стой же. Не уходи, я совсем одна осталась…

Иван остановился и, сменив гнев на милость, спросил.

– Что у вас тут случилось?

– Немцы… – всхлипнул девушка, неожиданно бросилась на грудь Ване и запричитала: – Сначала наши отступили, нас обещали забрать, но не забрали. Ни лекарств, ни еды не осталось. Пришлось застрелить Зорьку… у-у-уу… ласковая кобыла была. Но она уже не вставала, тоже от голода. А потом… потом немцы пришли… приехали, то есть. Раненых всех убили, покололи штыками, Марь Ванну, главврача нашего, снасильничали и повесили, Ван Ваныча, старшего военфельдшера, тоже повесили. Он пытался помешать им. А я отошла подальше, по надобности, ну, вымыться и все такое… когда шум услышала, прибежала и спряталась… хотела стрелять по ним, но не смогла… испугала-а-ась…

Девушка зарыдала навзрыд.

Ваня погладил ее по спине, ощущая ладонью острые лопатки и машинально переспросил:

– Немцы?

Случившееся напрочь выпадало из привычной картины мира. Да, рассуждали, друзья Ивана, конечно, подобное случалось, но редко, простые немецкие солдаты и офицеры лояльно относились к пленным, а свирепствовали только эсэсовцы, да и то, по большей части, их зверства сильно приукрашены коммунистической пропагандой. Иван не особо верил им, но, в свое время, он пожил в Германии и теперь у него просто не укладывалось в голове, что приветливые, мирные и добродушные немцы могли такое устроить.

– Нет, монголы… – зло всхлипнул девушка и снова потребовала. – Говори, кто ты такой! Живо!

В грудь уткнулось что-то твердое.

Ваня опустил глаза, увидел, что это наган военфельдшера Курицыной и неохотно выдавил из себя.

– Куприн Иван… – и добавил. – Рядовой.

– Из какой части? Что здесь делаешь? – продолжила допрос девушка.

– Триста двадцать седьмая стрелковая дивизия, контузия, плен, сбежал… – быстро ответил Ваня, а потом грубо убрал в сторону руку военфельдшера с наганом от своей груди. – Все? Допрос закончился?

– Угу… – хлюпнула носом Курицына и уважительно посмотрела на автомат Ивана. – У немцев отобрал?

– Нет, у монголов, – небрежно ответил Ваня.

– Не обижайся, – виновато сказала девушка. – Сам понимаешь, такое вокруг творится. У тебя рана на виске, давай обработаю. Сырость, грязь, может воспалиться. Только за сумкой сбегаю, там немного йода осталось. Меня Маха зовут. То есть, Маша, конечно… – она убежала назад в полевой госпиталь, на ходу причитая, – Сейчас, сейчас, я быстро, ты только никуда не уходи… не уходи-и-и!

Ваня немного поколебался и пошел за ней. От смрада крови мутило, желудок скрутило в узел, голова кружилась, монотонное жужжание мух над мертвыми людьми сводило с ума, но он все равно шел и остановился только у первых носилок, на которых лежал мертвый парень с раскосыми глазами и забинтованной головой.

На его нательной рубашке темнели бурые пятна крови, по дырам в ткани было хорошо заметно, что его закололи несколькими ударами в грудь и живот, но лицо было спокойным и умиротворенным, словно раненый спал.

Рядом с ним лежал совсем молоденький мальчишка, у этого, наоборот, рот был раззявлен в крике, а он сам раскинул руки словно плыл на спине.

– Ванечкой его звали… – тихо сказала Маша, подойдя к Ване. – Из Твери он. Кричал сильно, когда его убивали, не хотел умирать. Я всех раненых по именам запомнила, их здесь сорок девять человек было. Те, кто мог ходить, ушли с нашими, а тяжелые остались. Мы хотели их вывезти на машинах, но бензин давно закончился…

Она опять беззвучно заплакала, некрасиво кривя рот.

– Перестань… – хрипло приказал Иван.

– Я не могу, – зло огрызнулась Маша, комкая в ладонях ремень санитарной сумки. – Не могу перестать…

Ваня беспомощно оглянулся, взял под локоть девушку и тихо сказал.

– Нам надо уходить. Сюда могут вернуться немцы.

Где-то на задворках мыслей мелькало, что девушка в спутницах будет обузой, но бросить ее здесь он просто не мог. Срабатывало заложенное в подкорке: женщинам в беде надо помогать. Несмотря на то, что отец Вани нажил состояние не совсем праведным путем, он отличался традиционными взглядами на жизнь. Которые не поленился привить сыну. Что-то Иван благополучно забыл, но многое все-таки впитал.

– Надо похоронить, Марью Ивановну! – твердо ответила Маша и вырвала руку. – Хотя бы ее!

Иван про себя чертыхнулся, лезть на дерево, а потом копать могилу очень не хотелось.

К счастью, Маша тут же сникла, кивнула, сбегала в палатку и вернулась с тощим вещмешком.

Ваня не оглядываясь пошел в лес, девушка побрела за ним.

Что делать и куда идти, Иван по-прежнему не понимал и для начала решил просто отойти подальше от этого жуткого места.

Но отойти подальше не получилось, почти сразу же они опять уперлись в болото, которое пришлось обходить.

Через час, заметив, что военфельдшер полностью выбилась из сил, Ваня устроил привал. Сам он совсем не устал, правда, сильно досаждали неудобные немецкие портянки, которые несколько раз пришлось перематывать и грязь. В быту очень чистоплотный, Иван по-настоящему страдал, запах собственного пота изматывал почище ходьбы по кочкам.

– Ты откуда?.. – с того времени, как они ушли из полевого госпиталя, Маша заговорила впервые.

– Из Москвы, – неохотно ответил Иван. Настроения разговаривать не было, он еще не отошел от увиденного, общая безысходность тоже не добавляла настроения. Никаких положительных перспектив он для себя не видел, как ни ломал над этим голову. Какие, в самом деле, перспективы? Если не немцы пристрелят, гребаное НКВД выведет на чистую воду, после чего прогулки по болотам покажутся приятным времяпровождением.

– А я из Рязани, – откликнулась девушка. – Детдомовская я. – Она немного помолчала, а потом с надеждой поинтересовалась: – Ну и что будем делать дальше? К своим будем пробиваться?

Прозвучало это так, словно Маша была полностью уверена в своем спутнике.

– К своим… – после недолгой паузы, тихо ответил Ваня и задумчиво поинтересовался сам у себя. – Вот только, где они, эти свои?

– На севере, – охотно подсказала военфельдшер и ткнула рукой туда, откуда доносилась глухая канонада, не стихающая целый день. – Вон там, наверное.

Иван глянул в ту сторону и про себя выругался. Ни к своим ни к чужим идти не хотелось, а хотелось домой, в свое время. Где для начала сбросить ненавистные сапоги, вымыться до скрипа, а потом, заскочить к своим приятелям по политическим увлечениям и переломать им все ребра. И руки с ногами тоже.

– Ой, совсем забыла… – спохватилась девушка. – Давай я рану тебе обработаю.

– Подожди… – Иван отстранил ее руку и полез в ранец доставать немецкую аптечку, которую нашел в бронетранспортере.

При виде мелькнувшей в ранце консервной банки, военфельдшер судорожно сглотнула.

– Сколько не ела? – Ваня заглянул в голодные глаза девушки и принялся доставать продукты. – Ешь давай, потом перевяжешь.

– Три дня… – едва слышно ответила Маша, взяла в руки плитку шоколада и беззвучно заплакала.

– Блядь… – в голос ругнулся Ваня и грубо добавил. – Хватит выть. Все будет хорошо. Ешь, только понемножку. – Потом сам разорвал упаковку галет и дал одну девушке в руку. – Съешь только это, только побольше водой запивай. И еще кусочек шоколада. Больше нельзя пока.

– Я знаю, спасибо… – вежливо поблагодарила Маша, но есть так и не начала.

– Что? – возмутился Иван, но потом сообразил в чем дело и отвернулся. – Теперь ешь, я смотреть не буду.

Сам тоже съел всего одну галету и квадратик шоколада, хотя есть по-прежнему не хотелось.

Пока ели, начало темнеть. Ваня начал выбирать место посуше для ночлега, возле болота везде под ногами хлюпала вода. И уже через несколько десятков метров наткнулся на еще одну лесную дорогу, мощеную почерневшими от времени бревнами.

На бревнах отчетливо просматривались свежие следы гусениц. Сначала Ваня хотел уйти от этих следов куда подальше, но потом, из любопытства, пошел по ним и набрел уже на сам танк. Самый настоящий, с виду абсолютно целый, правда совсем небольшой размерами, да и торчавшая из маленькой башни пушка походила скорей на ручку швабры, а не настоящую пушку.

Люки были открыты, но людей вокруг не наблюдалась.

«Т-60, легкий советский танк…», – машинально определил про себя Иван и немедля стартанул в кусты.

Военфельдшер Курицына метнулась за ним следом, но сразу высунула голову из жимолости и гордо заявила:

– Это наш. Только забыла, как называется. Идем, посмотрим?

– Сиди здесь… – Ваня отдернул ее за ремень назад, перекинул свой автомат вперед и, сделав широкую дугу по лесу, перебежал к танку.

Инстинкт самосохранения трубил тревогу, но его совершенно забивал странный азарт. Иван неожиданно понял, что получает странное удовольствие от своих действий. Он даже почувствовал себя настоящим солдатом в разведке.

Высунув ствол автомата из-за дерева, Ваня немного понаблюдал за танком, а потом, наконец, решившись, вышел на дорогу, заглянул в кормовой люк и тихо поинтересовался:

– Есть кто живой?

Ответа не последовало.

На стук автоматом по броне тоже никто не откликнулся.

Иван еще подождал немного и махнул рукой Маше.

– Здесь никого нет.

Военфельдшер подбежала, опасливо прикоснулась к броне и обрадованно заявила.

– А он теплый! Может в нем заночуем? Холодно же…

Несмотря на теплую пору, в лесу к вечеру действительно сильно похолодало. Военфельдшер Курицына отчетливо постукивала зубами, да и самого Ивана то и дело пробивал озноб.

Ночевать на сырой земле не улыбалось.

Ваня немного подумал и согласно кивнул. Немцы ночью вряд ли будут шастать по болоту, а рано утром можно опять свалить в лес. А чтобы зверье не забралось, надо просто задраить люки.

Курицыну уговаривать не пришлось, она мигом ловко забралась внутрь машины. Ваня пока лез здорово ушиб локоть, но от ругательств воздержался, чтобы не позорится перед девчонкой. Машу он воспринимал именно как девчонку, а не как офицера.

В танке сильно пахло маслом и бензином, но, несмотря на запах, внутри оказалось неожиданно уютно, хотя и очень тесно.

Покрутив головой, Иван нашел панель с тумблерами, по наитию поклацал ими и неожиданно включил внутри свет.

Как выяснилось, экипаж бросил машину с боекомплектом. Под казенной частью пушки в коробе поблескивали снаряды в ленте, а в пулемет был вставлен диск.

Над причинами, почему они так поступили, Ваня не стал задумываться. Всякое в жизни случается. Может сломался или бензин закончился, мало ли чего.

Пошарив еще немного в танке, Иван нашел замасленную телогрейку и сунул ее Маше, устроившейся в кресле механика-водителя. А сам втиснулся в жутко неудобное командирское сиденье в башне.

«Гребаная конструкция… – матерился он, пытаясь устроиться поудобней. – Ни себе ни людям. Неужели нельзя было придумать чего поудобней. И попросторней, мать ее. Как в этой заразе люди воевали? Небось присутствует только кондер, а климат-контроля и в помине нет…»

Через несколько минут он все-таки устроился и, уткнувшись лбом в резиновый валик на прицеле пушки, начал потихоньку дремать.

– У тебя есть кто-нибудь? – неожиданно поинтересовалась Маша сонным голосом. – Ну… ждет тебя кто-нибудь с войны?

– Нет, – честно ответил Иван. Длительными связями с дамским полом он никогда себя не утруждал и больше всего на свете ценил свою личную свободу. Потусить, потрахаться, смотаться куда на курорт – одно дело, жить вместе – ну уж нет. Опять же, спорт почти не оставлял личного времени.

– И у меня нет… – призналась военфельдшер Курицына и уже через пару секунд тихо засопела.

Ваня вздохнул, попробовал подумать о своем будущем в Советском Союзе образца тысяча девятьсот сорок второго года, но тут же выбросил дурные мысли из головы. Даже по начальным прикидкам – ничего хорошего не светило.

«Что я им скажу полезного? – подавленно думал он. – Ни хера же не знаю. А если начну плести о современной политической ситуации в мире и в стране – хер поверят, да еще в психушку упекут, как умалишенного. Прав был Жан Жаныч, лучше молчать в тряпочку…».

В общем, идея сдаться властям и признаться в своем попаданчестве не выдерживала никакой критики.

Науками он всю свою сознательную жизнь показательно пренебрегал, никакой полезной специальности не приобрел. Особыми познаниями в истории тоже не обладал. А точнее, вовсе не обладал.

«Выжить сначала надо, дебил…» – зло обругал он сам себя, попробовал штурвалы вертикальной и горизонтальной наводки пушки, покрутил башней танка и неожиданно заснул.

Снилась Ивану Маша танцующая на столике, но не военфельдшер Курицына, а модель известного парижского агентства, с которой он одно время встречался. Веселая, падкая на деньги, развратная и до нельзя умелая в делах любви девица. Вот только вместо нарядов от кутюр, она почему-то была одета в военную советскую форму времен Великой отечественной.

А проснулся Ваня от немецкой речи совсем рядом…

Глава 4

– А может русские внутри? – по броне что-то гулко стукнуло. – Люки закрыты…

– Да нет там никого, Вилли… – ответил приглушенный голос. – Мы уже третий пустым находим. Сломался, вот и бросили. Или бензин закончился. Сам подумай, откуда у них топливо возьмется?

У Ивана по спине пробежали ледяные мурашки.

– Мамочки! – одними губами прошептала Маша.

Ваня погрозил ей кулаком и прижал палец к губам.

– Не скажи, Курт, не скажи, – возразили снаружи. – Если танкистов нет, то как тогда они закрыли люки изнутри? Русские сволочи хитрые, сам знаешь. И через смотровые щели, как назло, ничего не видно. Может подожжем его, сами вылезут.

– Не дури, Вилли, они через нижний люк ушли, – с превосходством заявил Курт. – Сейчас, гляну… подожди… вот, говорил же…

Ваня с трудом подавил в себе желание перекреститься. Нижний люк действительно был открыт, но танк ушел в грязь почти по самое пузо и пробраться под днищем было невозможно.

– Зеленое дерьмо! – выругался немец. – Я туда не пролезу. Черт с ними, с этими русскими танкистами. Дай нашим координаты этой рухляди и поехали дальше. Господин гауптман с нас головы снимет за задержку…

Заклацал стартер, мотоциклетный глухо заревел, а потом его звук стал удаляться.

– Твою же мать… – Ваня почувствовал, что весь взмок. – Машка, живо из танка…

– Ага, ага… – заторопилась военфельдшер Курицына, но только она взялась за задвижку люка, как в той стороне, куда уехал мотоцикл стеганули длинные пулеметные очереди, а потом что-то гулко взорвалось.

У Ивана чуть сердце не выскочило из груди. Не вполне понимая, что делать, он зачем-то приник к прицелу. Быстро сообразив, что башня повернула стволом к корме и пушка смотрит в противоположную сторону от стрельбы, схватился за поворотный штурвал.

Но повернуть башню не успел, потому что увидел в оптику, как в сотне метров от танка, из-за поворота просеки выскочило сразу два мотоцикла.

Немецких мотоцикла, потому что в коляске и за рулем сидели самые настоящие немцы, в касках и грязно зеленых плащах.

А следом за ними показалось массивное рыло покрытого камуфляжными пятнами полугусеничного бронетранспортера Sd.Kfz. 251[3]3
  Sd.Kfz. 251(Sonderkraftfahrzeug 251) – германский средний полугусеничный бронетранспортёр периода Второй мировой войны. Известен еще как Hanomag по названию фирмы создателя.


[Закрыть], точно такого, с каким Иван столкнулся у озера.

– Пиздец… – ахнул Ваня. Появление немцев загнало его в глубокую прострацию.

Все сразу стало на свои места. Первым ехал мотоцикл головного дозора, следом за ним немецкая колонна. Разведчики скорее всего натолкнулись на наших. А Ваня с военфельдшером Курицыной как раз оказались посередине предстоящего боя.

– Что там, Ваня, что? – Маша задергала Ивана за штанину. – Ну скажи!

Тем временем мотоциклы приостановились, бронетранспортер полностью вылез из поворота и тоже замер на месте. Над его бортом показалась голова в офицерской фуражке, а потом солнце отразилось в стеклах бинокля.

Ваня на автомате подкрутил штурвалы наводки и навел прицел пушки прямо в моторное отделение броневика.

В этот момент, ствол закрытого щитками пулемета на немецком бронетранспортере выплюнул длинный прерывистый сноп пламени.

Корпус советского танка загудел и затрясся от ударов пуль, впечатление было такое, словно по нем со всей дури лупили десятками кувалд.

Иван моментально оглох и… и машинально нажал на гашетку пушки.

Гулко рявкнуло, башня моментально наполнилась противным запахом сгоревших пороховых газов, а к немецкому бронетранспортеру протянулись огненные росчерки.

Из его морды полетели искры, броневик задергался, припал на левую сторону и неожиданно вспыхнул. Попавший под пушечную очередь мотоцикл вообще разорвало на куски. Второй мотоциклист дал резко по газам, не справился с управлением и улетел в кювет.

Иван в буквальном смысле охренел.

«Теперь тебе точно мне жопа!.. – обреченно подумал он. – Полная жопа, полней не бывает…»

Первой мыслью было бежать куда глаза глядят, но танк опять загудел от ударов пуль, а по обе стороны от дроги, среди деревьев замелькали серые фигурки.

А потом, горящий бронетранспортер с дороги сбросил уже настоящий танк. Угрожающе угловатый, размерами побольше советской машины. Да и пушка его смотрелась гораздо внушительней.

– Pz.Kpfw. III[4]4
  Pz.Kpfw. III (Panzerkampfwagen III) – немецкий средний танк времён Второй мировой войны, серийно выпускавшийся с 1938 по 1943 год.


[Закрыть]… – на автомате определил Ваня, завороженно смотря в прицел.

Со ствола танка сорвалась вспышка, раздался дикий грохот, «шестидесятку» резко дернуло и чуть не опрокинуло. Внутри резко завоняло дымом.

Маша тоненько заверещала.

Ваню сильно оглушило, он почти полностью перестал воспринимать действительность и даже не удивился, когда загрохотала уже его пушка. Когда и как он начал стрелять, Иван так и не понял.

Через несколько секунд сухо лязгнул затвор, снаряды в коробе закончились.

Иван несколько раз с силой стукнул себе по дико гудевшей голове, судорожно сглотнул и снова приник к прицелу.

Немецкий танк горел, из открытого люка весело выплескивалось чадное пламя.

– Так тебе сука, так!!! – бешено заорал Иван и тут же замолчал, потому что по обе стороны от дороги, ломая стволы чахлых сосен как спички, появились еще два танка.

Что случилось дальше, он толком не осознал.

Совершенно неожиданно, с одной из бронированный немецких коробок, в облаке огненных брызг слетела башня, а потом, вдруг что-то сильно грохнуло, и Иван улетел в пушистую, уютно обволакивающую темноту.

В голове мелькнула последняя мысль.

«Это тебе не World of Tanks, дебил…».

На том свете оказалось очень комфортно, ничего не болело, все тело заполняла умиротворяющая теплота, но почти сразу же через мертвую тишину вдруг стали прорываться странные звуки, отдающиеся болезненным эхом в голове.

– Живой?

– Живой, живой, только контузило сильно. В рубашке родился боец, эвона как коробчонку развалило…

– Это красноармеец Ванечка Куприн, из двести тридцать седьмой дивизии, он спас меня…

– Ванька!!! Етить, а я думал, что тебя уже давно убили. Да, это Ванька Куприн, мы вместе с ним в одном дворе росли, точно говорю, товарищ комиссар…

– Приведите его в себя и ко мне! Сиволапов, мать твою, ты что здесь делаешь? Живо за капитаном Авраменко. Поляков, проследи, чтобы дозоры выдвинули в сторону Керести…

«Да что за хрень? – возмутился Иван. – Умереть, блядь, спокойно не дадут…»

И понял, что благополучно свалить на тот свет не получилось.

Вместе со слухом, вернулась страшная тянущая боль во всем теле, ощущения были такие, словно Ивана прокрутили в мясорубке. Голова почему-то не болела, но ощущалась как пустая железная бочка, в которой каждое слово отдавалось множественным эхом.

А потом, нос пронзила свирепая химическая вонь.

– Уы-уммм… – замычал Иван, открыл глаза и машинально ткнул кулаком в широкую, довольно улыбающуюся, чумазую физиономию.

Вокруг раздался веселый хохот.

Иван недоуменно повел глазами и увидел, что его плотно обступили солдаты в советской форме. Тощие, заросшие, небритые, грязные и оборванные, но это были самые настоящие советские солдаты.

«Пиздец! – ругнулся Ваня про себя. – Ехали, ехали и приехали…»

– Эко он тебя, Салманов, – ржали бойцы. – Впредь будешь знать, как свою херню людям в нос заливать…

– Да ну вас нахер, дурачки… – длинный, худой мужик с белой повязкой на руке сидел на заднице и осторожно трогал свой подбородок. – Я счас товарищу комиссару нажалуюсь, поржете потом…

– Пришел в себя? – над Ваней склонился пожилой усатый мужчина в каске. – Драться не будешь? Ну тогда пошли помаленьку, товарищ майор госбезопасности Черный, приказал доставить тебя к нему. Садулаев, подмогни бойцу встать…

«Госбезопасность, НКВД, лагеря, ГУЛАГ, Берия, кровавая гебня, сатрапы, палачи и изуверы… – голову Ивана прострелила череда жутких слов и терминов. – Теперь точно пиздец…»

Руки и ноги разом окончательно отказались повиноваться, но Ваню услужливо вздернули под мышки и куда-то потащили.

Очень скоро Ивану надоело волочиться по земле, он хотел попросить отпустить его, но вместо слов изо рта вырвалось только мычание.

– Чего мычишь, ерой? – на ходу поинтересовался пожилой красноармеец. – Сам пойдешь?

– Угу… – Ваня кивнул.

– Вот и хорошо, нам легче… – пожилой охотно согласился. – Ну-ка, ну-ка…

Ваня подавил отчаянное головокружение, стал сначала на колени, а потом на ноги. Сильно тошнило, тело наливалось тянущей болью, но устоять получилось.

– Ерой! – восхитился красноармеец в каске.

Маленький и кривоногий солдатик рядом с ним, щуря и без того раскосые глаза, одобрительно закивал.

Ваня хотел поблагодарить их, но вместо слов опять исторгнул мычание, от того страшно перепугался и даже закрыл себе рот ладонью.

– Речь отшибло… – пожилой понимающе покивал. – Бывает. Соколова вона как шваркнуло, тоже неделю мычал и под себя ходил. А потом ничо, оклемался. Правда его на прошлой неделе танком переехало. Ну пошли, ерой, Черный ждать не любит…

От страха, что онемел навсегда, Иван чуть не сошел с ума и немного пришел в себя, только когда он и его сопровождающие, остановились на небольшой поляне.

На ней стоял огромный танк КВ-1[5]5
  КВ-1 (сокращенно от Климент Ворошилов) – советский тяжёлый танк времён Великой Отечественной войны. Обычно называется просто «КВ»: танк создавался под этим именем, и лишь позже, после появления танка КВ-2.


[Закрыть], с заляпанной грязью красной звездой на башне, два уже знакомых Т-60[6]6
  Т-60 – советский лёгкий танк периода Второй мировой войны. Оснащался в том числе нарезной автоматической пушкой калибра 20 мм.


[Закрыть], полуторка[7]7
  Полуторка – ГАЗ-АА – советский среднетоннажный грузовой автомобиль Нижегородского (в 1932 году), позже Горьковского автозавода, грузоподъёмностью 1,5 т (1500 кг), известный как полуторка.


[Закрыть] и несколько импровизированный столов, под маскировочной сеткой. На одном из них стояла рация, а за вторым что-то бурно обсуждали несколько офицеров. То, что они офицеры, Ваня понял по синим галифе и фуражкам. Вокруг суетилось много людей в форме, но что они делают, Ваня так и не разобрал.

– Немедля выдвигайтесь к нашему рубежу за Глушицей. Фадей Михайлович, вы прикройте своими танками позиции… – невысокий плотный командир водил пальцем по карте.

– Так у меня топлива с гулькин хер… – густым басом оправдывался широкоплечий коротышка в замасленном комбинезоне и шлемофоне. И боекомплекта даже третьей части нет. Э-эх… – он махнул рукой. – Есть выдвигаться, товарищ комдив…

По пути к своему танку, он хлопнул Ваню по плечу и весело улыбнулся ему.

КВ рыкнул, дернулся и, выпустив из выхлопных труб густые струи сизого дыма, покатил по просеке. Следом за ним двинулись остальные танки.

Командиры разом обернулись и уставились на Ивана.

Ваня в очередной раз приготовился к смерти.

– Товарищ комдив, разрешите обратиться к товарищу майору госбезопасности! – пожилой солдат лихо бросил руку к каске.

– Дезертир, трус, самострел? – командир с двумя ромбами, видимо тот самый комдив, пропустил просьбу мимо ушей и глядя на Ваню брезгливо поморщился. – Зачем вы его притащили сюда?

– Нет, нет, товарищ комдив, – высокий, смуглый офицер, с висевшей на перевязи забинтованной рукой и одним ромбом на петлицах улыбнулся и отрицательно мотнул головой. – Скорее всего нет, но в этом деле есть непонятные моменты. Это я приказал его доставить. Буду разбираться.

Ивану он сразу не понравился, а точнее, очень не понравились его глаза, которые, казалось, пронизывают насквозь.

– Мне уже доложили по поводу этого красноармейца, – вперед вышел еще один командир, полный, круглолицый мужчина в очках с проволочной оправой. У этого в петлицах алело тоже два ромба, на рукаве гимнастерки была пришита большая звезда с серпом и молотом, но сам он был больше похож на школьного учителя, а не на офицера.

Он помедлил, а потом, строгим, торжественным голосом начал говорить:

– Красноармеец Куприн, вместе с военфельдшером Курицыной, занял брошенный по причине отсутствия горючего советский танк и преградил путь моторизированной немецкой маневренной группе, собиравшейся атаковать наши позиции с фланга. Во время боя, красноармеец Куприн огнем из пушки уничтожил немецкий бронетранспортер, средний танк, несколько мотоциклов и до взвода пехоты…

Ваня чуть рот не раскрыл от полного охренения и даже тайком ущипнул себя, чтобы проверить не спит ли он. Из всего боя он запомнил только то, что со страха даванул гашетку танковой пушки.