Текст книги "Битва в ионосфере"

Автор книги: Александр Бабакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

– Жаль, что бывший командир ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре полковник Ювченко и главный инженер полковник Матвеенко ничего не сказали определенного в защиту версии о доработке радара, – размышлял я в редакции журнала после поездки в Кубинку, – их мнение могло быть довольно весомым. Но теперь надо выкручиваться из положения. Самым главным моим козырем в материале вполне может стать мнение о ЗГРЛС генерал-полковника Вотинцева. В зависимости оттого, что он расскажет, можно будет выстраивать аргументацию в материале. Надо постараться встретиться с этим авторитетным в армии военачальником, хотя он уже и в отставке. Его мнение о ЗГРЛС для моего материала и для членов редколлегии журнала может оказаться решающим.

В своем рабочем блокноте шариковой ручкой жирно вывел – Вотинцев и поставил после фамилии генерала несколько жирных восклицательных знаков. Но, кроме него, на многие вопросы по судьбе боевой системы ЗГРЛС могли также ответить еще бывший заместитель министра радиопромышленности СССР, генерал-лейтенант запаса Владимир Иванович Марков, которого непосредственно газета «Советская Россия» обвинила в волюнтаризме с ЗГРЛС, бывший начальник заказывающего управления главного управления заказов Минобороны, генерал-лейтенант запаса Михаил Иванович Ненашев, сотрудники НИИДАРа, которые хорошо знали эту тему и главного конструктора Франца Кузьминского. В моем блокноте появилось еще несколько фамилий и телефонных номеров. Этот старый блокнот с планом журналистского расследования и списком фамилий, с кем предстояло встретиться, сохранился. Ныне в 2007 году, старые записи в потрепанном рабочем блокноте словно возвращают меня в 1990 год. Даже невольно возникают в глубинах памяти давно забытые образы указанных в моем списке людей, московские улицы, засыпанные осенними листьями, снегом, которые в тот период явно не спешили убирать столичные коммунальные службы. С сентября по декабрь 1990 года пришлось изрядно поездить и походить пешком по столице, по различным улицам и районам отыскивая адреса фигурантов моего журналистского расследования.

Недели две ушли на поиск прямых контактов с генерал-полковником Вотинцевым. Несмотря на подсказку в главном штабе Войск ПВО, у кого можно спросить номер домашнего телефона отставного военачальника, никак не удавалось это сделать. Наконец в редакции центральной газеты Минобороны СССР «Красная Звезда» один знакомый военный журналист дал мне номер телефона квартиры Вотинцева. Но при этом предупредил на него не ссылаться. Мол, Юрий Всеволодович ему доверяет и будет неудобно, если без разрешения Вотинцева, мой знакомый кому-то передаст домашний телефон военачальника в отставке.

После этого, долго не раздумывая, я поднялся на четвертый этаж здания «Красной Звезды», где располагалась редакция нашего журнала, и набрал номер телефона Вотинцева. Это было явно поспешным решением. Надо было к такому звонку предварительно подготовиться. Хотя бы успокоиться после поспешной пробежки по лестничным пролетам в здании редакции. На удивление трубку тут же подняли и на другом конце абонент глуховатым, каким-то спокойным голосом проговорил: «Слушаю вас, говорите». От этого спокойного тона, а может от неожиданной удачи, или вполне естественного уважительного волнения перед известным военачальником на мгновение у меня стало сухо во рту, запершило в горле. Но все же представился кто я такой. Потом извинился, прокашлялся. Только после этого вновь внятно доложил, кто такой и почему беспокою генерал-полковника.

– Так, значит, интересуетесь, почему не принята на вооружение система ЗГРЛС, – спокойным, немного хрипловатым голосов проговорил в трубку Юрий Всеволодович и тут же добавил, – читал статью в «Советской России», в ней, мягко говоря, не все верно. Похвально, что ваш журнал взялся за эту проблему. Приезжайте ко мне на квартиру, чем смогу, помогу. Записывайте, как ко мне доехать и адрес.

На этом разговор прервался. Несколько минут сидел за рабочим столом и барабанил по столешнице пальцам, весьма довольный от результатов телефонного разговора, назначенной встречи. Потом взял с полки в шкафу весьма дефицитный в ту пору справочник «Улицы Москвы», впрочем, дефицитный, как и все прочие книги и товары, и нашел необходимую улицу. Оставалось только составить перечень вопросов для беседы и, так сказать, вперед, продолжать расследование.

Глава 5 «Первый в СССР командующий войсками ПРО и ПКО»

В 1990 году в обычных столичных жилых домах, даже в престижных районах, еще не устанавливались во входных дверях подъездов домофоны или кодовые замки. Большинство москвичей еще и не думали обзаводиться в целях безопасности стальными дверями с хитроумными замками. В подъезд старого кирпичного дома послевоенной постройки в районе метро «Университет», где находилась квартира генерал-полковника в отставке Юрия Всеволодовича Вотинцева, я вошел беспрепятственно. Холл был довольно чистый. Правда довольно неприятный едкий запах красноречиво указывал на наличие мурлыкающих и мяукающих хвостатых-полосатых и усатых, возможно, даже не слишком желанных жильцов из подвала, которые в подъезде устраивали по ночам тайные гулянки с душераздирающими хоровым пением не для слабонервных законных жителей этого подъезда. Но кошек не было видно. Их время еще не наступило. После солнечной улицы на лестнице было сумрачно. Из опасения наступить на широкой лестнице на кошачий хвост или лапку на первых ступеньках, пока к полутьме не привыкли глаза, я внимательно смотрел себе под ноги. Но с каждой преодоленной ступенькой, почему-то все меньше хотелось подниматься дальше. Пока добирался на метро и рейсовом автобусе в этот обжитой московский район, не испытывал беспокойства или каких-то сомнений насчет своего визита к отставному военачальнику. Заранее составил примерные вопросы для беседы с генерал-полковником Юрием Всеволодовичем Вотинцевым. У приятеля журналиста из газеты «Красная Звезда» расспросил о характере Юрия Всеволодовича. Контактный ли он человек, как с ним вести себя? Таким образом, считал, что, в общем-то, подготовленным для предстоящей беседы. Но в подъезде почему-то влажными стали ладони рук, несколько учащенно забилось сердце, даже мысль возникла не идти в тот день к Вотинцеву. Потом извиниться по телефону, мол, работа помешала, и сослаться на срочное редакционное задание. Однако тут же прогнал эту трусливую мыслишку. Сам себе мысленно сказал, что генерал вполне может обидеться и второй раз к себе домой уже не позовет. Поэтому с несколько учащенным дыханием поднялся на указанный этаж и решительно надавил на кнопку звонка на двери с известным мне номером квартиры. Очевидно, меня уже ждали. В старых записях есть отметка о том, что генерал-полковник Вотинцев довольно быстро открыл дверь. На порог квартиры вышел ниже среднего роста, плечистый, мужчина. Седые волосы на голове были аккуратно зачесаны назад. Это делало его лицо каким-то открытым, приветливым.

– Очевидно, вы журналист, прошу, – предложил он мне войти в квартиру и тут же, еще не закрыв входную дверь, протянул руку, – будем знакомы – я – Вотинцев Юрий Всеволодович.

При этом он довольно энергично пожал мою руку. Про себя я подумал, что, несмотря на обильную седину в волосах, генерал-полковник выглядит значительно моложе своих лет. Он так пожал мне ладонь в приветствии, что хрустнули костяшки. По коридору Вотинцев провел меня в небольшую, примерно двенадцать квадратных метров комнату. Очевидно, она была одновременно и рабочим кабинетом и местом для отдыха. Одну из стен до потолка занимал книжный шкаф, целиком составленный из модных в тот период застекленных книжных полок. На полу потертая ковровая дорожка. Простенькие, небольшие рабочий стол, пара кресел и тахта – вот, пожалуй, и вся мебель. Откровенно говоря не ожидал встретить такую почти спартанскую обстановку в рабочем кабинете отставного военачальника. Ее скрашивало только обилие всевозможных книг в импровизированном шкафу из пары десятков стандартных полок. Даже в 2007 году, невольно возникают мысли о том, что, как небогато в 1990 году жил бывший командующий ПРО, от мнения и решения которого зависело в свое время выделение гигантских сумм из госбюджета на туже боевую систему ЗГРЛС. А ведь газета «Советская Россия» генерал-полковника Вотинцева, правда косвенно, обвиняла в волюнтаризме при строительстве ЗГРЛС и разбазаривании огромных государственных средств.

– Итак, товарищ майор, вас интересует история нашей боевой загоризонтной системы, – обращаясь ко мне, первым заговорил генерал-полковник Вотинцев, – еще в шестидесятых годах главный инженер научно-исследовательского института дальней радиосвязи, или сокращенно НИИДАР, Франц Александрович Кузьминский пригласил меня приехать в Николаев. И там, в небольшом деревянном домике он и его коллеги-сотрудники показали мне удивительные данные объективного контроля работы опытной загоризонтной радиолокационной аппаратуры. Именно опытной загоризонтной аппаратуры, а не радиолокационной станции. Такой РАС тогда еще и в помине не было. На фотопленках, фотографиях были зарегистрированы, с указанием конкретного времени, очень своеобразные сигналы. Отметки в виде круга показывали запуски ракет с территории США, а в виде прямой черточки – пуски наших ракет с полигонов. Пуски были зафиксированы на очень большом расстоянии. Это впечатляло. В тот день Кузьминский предложил мне создать боевые загоризонтные локаторы, принцип действия которых основан на эффекте, открытом советским ученым Кабановым. Со своей стороны я проконсультировался со специалистами, рядом известных ученых и убедился в том, что в Николаеве Франц Кузьминский и его коллеги по НИИДАРу показывали мне не какие-то веселые картинки, или заведомо ложные данные. Многие факты убедительно говорили сами за себя, что вполне можно создать мощные дальние наземные боевые загоризонтные локаторы. Такие РАС могли стать самым эффективным наземным разведывательным средством против американских стратегических ядерных ракет. Ведь космические спутники больше подвержены внешним воздействиям. Поэтому по сравнению с наземными мощными радарами системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН) космические спутники менее надежное боевое средство.

После соответствующих консультаций Кузьминскому были выделены определенные средства. Через два года он мне представил в Николаеве сокращенный образец опытной ЗГРЛС. Как лицо, заинтересованное в таком эффективном радиолокационном вооружении, я был назначен председателем государственной комиссии по рассмотрению проекта боевой загоризонтной радиолокационной системы. Во время испытаний того сокращенного образца ЗГРЛС я лично наблюдал, как опытный и еще маломощный локатор обнаруживал пуски наших баллистических ракет из района Читы по полигону на Новой Земле. ЗГРЛС обнаруживала ракеты с очень большой вероятностью, где-то 07 – 0,8. Оставалось совсем немного до единицы, то есть стопроцентного обнаружения. Однако и такая довольно высокая техническая готовность опытного радара не устраивала главного конструктора Франца Кузьминского. Кстати, впоследствии, я его стал называть, как и все ближайшие соратники, Александром Александровичем. Он почему-то не очень любил имя Франц. Так вот Кузьминский, несмотря на явный успех в Николаеве убедительно доказывал, что у опытной аппаратуры есть предел возможностей, а вот на реальном боевом радиолокаторе ему наверняка удастся еще больше повысить вероятность обнаружения баллистических ракет. Такая убежденность главного конструктора в правоте конструкторского решения построения будущей боевой ЗГРЛС привлекала многих. Конечно, это помогло Кузьминскому отстоять проект по созданию боевой загоризонтной системы. Именно отстоять в спорах на различных научно-технических совещаниях, советах, в кабинетах высокопоставленных военных и гражданских чиновников, а не протащить, как указано в статье в газете «Советская Россия».

Этот монолог в начале нашей беседы о трагедии советской боевой системы ЗГРЛС с Юрием Всеволодовичем Вотинце-вым был записан в моем рабочем блокноте. А дальше я, судя по характеру записей в рабочем блокноте, спросил у генерал-полковника разрешение и включил диктофон. Очевидно, мы беседовали не один час. Запись нашего разговора распечатана на двадцати двух страницах. Далее она будет приведена полностью. Однако в моем старом блокноте после первого длинного монолога Вотинцева есть еще довольно любопытные пометки, касающиеся самого Юрия Всеволодовича. Вероятно, перед включением диктофона я задал несколько вопросов, так сказать, не по теме своего визита. Для журналиста было бы непростительной ошибкой побывать в гостях у легендарного в Войсках ПВО страны командующего ПРО, ПКО, СПРН генерала Вотинцева и не расспросить о некоторых подробностях его уникальной жизни. И вот спустя 18 лет в 2007 году, читаю эти свои старые записи и понимаю, что они реально показывают, какой это был человек, так сказать, из какого теста он был слеплен. А главное мог ли он заниматься волюнтаризмом, как писала газета «Советская Россия» в 1990 году, при принятии решения о создании боевой системы ЗГРЛС и выделении на это дело огромных народных средств. Ныне об этом легендарного командующего уже не спросить. Наш мир Юрий Всеволодович Вотинцев покинул в 2005 году. Думается, читателям будет интересно узнать, каким был человеком первый в истории нашего государства и Вооруженных Сил командующий войсками противоракетной и противокосмиче-ской обороны Войск ПВО страны.

– В армии о вас говорят, мол, что вы, Юрий Всеволодович, из казаков, даже внук казачьего атамана. Как можно было с такой биографией в Советской Армии стать генерал-полковником и к тому же командующим самыми засекреченными войсками нашего государства? – примерно такой задал я Во-тинцеву первый вопрос.

– Мой прадед еще во времена царствования Александра II был выбран атаманом части Донского казачьего войска, которое по приказу самодержца была направлена на границу с Китаем для защиты границ России и населения от набегов воинственных банд. Мой пращур вместе со своими однополчанами по-казачьи односумами заложили крепость Верный. В 1921 году она была переименована в Алма-Ату. А в далеком 1867 году Верный стал административным центром Семире-ченского казачьего войска. Мой прадед был геройским казаком и атаманом. Погиб он в одном из сражений на границе, порубленный бандитскими саблями. Он был похоронен по казачьему обычаю в бурке в крепости Верный. Тому есть документальные свидетельства. Но могила прадеда, к сожалению, не сохранилась.

После прадеда казачья булава войска в Верном досталась моему деду подполковнику Семиреченского казачьего войска Дмитрию Вотинцеву. Однако умер он рано в 1897 году. В семье осталось четверо детей. Поэтому мой отец Всеволод Вотинцев за казенный счет был определен на учебу в ташкентский кадетский корпус. Блестяще его закончил в 1911 году и сразу же поступил в Петербургский политехнический институт имени Петра Великого. Студент-политехник еще до 1917 года вступил в партию большевиков. А после октябрьской революции он был направлен в Туркестан для укрепления там советской власти. Он стал председателем Туркестанского исполнительного комитета партии большевиков. Вечером 18 января 1919 года белогвардейцы из подпольной «Туркестанской военной организации», которую материально поддерживали консул США в Ташкенте Тредуэл и другие официальные представители стран Антанты, подняли в Ташкенте вооруженный мятеж. Участником этого мятежа был даже военный комиссар Туркестана бывший царский офицер Осипов. Он под предлогом экстренного совещания вызвал в расположение 2-го Сибирского полка моего отца и многих других ответственных работников правительства республики. Ночью они были убиты.

О царских казаках – моих прадеде и деде уже никто не вспоминал. Я был сыном геройски погибшего за Советскую власть государственного деятеля. По собственному желанию я стал курсантом Ленинградского артиллерийского училища имени Красного Октября. В 1938 году по первому разряду был выпущен лейтенантом и получил назначение командиром взвода в Тбилисское горно-артиллерийское училище. Служил честно. Был награжден орденом «Знак Почета». Потом стал командиром батареи в Пензенском артиллерийско-миномет-ном училище. Возможно, что именно за командирские и педагогические качества меня упорно не хотели отпускать на фронт. В моем личном деле до сих пор находятся 20 рапортов с просьбами отправить в действующую армию. Только в 1942 году я был назначен командиром дивизиона в 295 минометный полк, который формировался в Рыбинске. В дивизионе в основном были солдаты и сержанты после госпиталей. А еще более 130 человек условно-дословно выпущенных из рыбинской тюрьмы. За редким исключением все они имели сроки по 10 и более лет за грабежи, разбои. Но дрались они в тяжелейших боях вместе с остальными товарищами отчаянно. Через полгода судимости были сняты со всех. Почти до самого конца войны был на переднем крае. Дослужился до командующего артиллерией 90-й гвардейской дивизии.

После войны в 1947 году закончил Военную академию имени М.В. Фрунзе. Имел право выбора места службы. Но поехал на Дальний Восток в Приморский военный округ. В 1950 году по приказу командующего войсками округа генерал-полковника Сергея Семеновича Бирюзова, будущего маршала Советского Союза, трагически погибшего на Байконуре, был в служебной командировке в Северной Корее. Видел начало войны между Северной и Южной Кореями, взятие Сеула северокорейскими войсками, бегство американских и южнокорейских войск, массированные бомбардировки авиацией и артиллерией 7-го флота США Северной Кореи, горящий Пхеньян.

В 1955 году я артиллерист окончил Академию Генерального штаба Вооруженных Сил СССР и был назначен заместителем командующего отдельной зенитной ракетной армии по боевой подготовке. На вооружении были новейшие зенитные ракетные комплексы системы С-25 «Беркут». Вместе с командующим особой армией ПВО по противовоздушной обороне Москвы мы стали осваивать новое для нас вооружение. Для меня в тот период, так же было главной задачей форсированными темпами обучить личный состав воинских частей обнаруживать, сопровождать и сбивать любые воздушные цели в небе над столицей. Ведь международная обстановка была очень противоречивой. Например, еще в 1957 году радиолокационная станция дальнего обнаружения. А-100 под Смоленском обнаружила на высоте 20 тысяч метров неизвестную цель. Высотный самолет-нарушитель шел прямым курсом на Москву. После этого происшествия министр обороны СССР маршал Малиновский приказал в особой армии поставить на боевое дежурство зенитные ракеты, снаряженные боевыми частями и заправленные компонентами топлива.

– А верно, что именно вы впервые вывезли советские зенитные ракеты на ноябрьский парад на Красную площадь, – не удержался я от давно интересующего вопроса.

– Было такое, – ответил Вотинцев, – только я не вывозил боевую технику, а был командиром особой ракетной группы на параде. В сентябре 1957 года командующий особой армией генерал-полковник Константин Петрович Казаков, ее еще в войсках называют «Первой конной», огласил мне приказ о назначении начальником особой ракетной группы, которая будет на параде в честь 40-й годовщины революции впервые всему миру демонстрировать советское зенитное ракетное вооружение. Честно скажу, что это не очень меня обрадовало. Честь то большая, но и служебных дел в тот период было невпроворот. Шло боевое слаживание частей нашей особой армии. Неделями наши офицеры не покидали боевых позиций. А тут парад на Красной площади. Чрезвычайно ответственное дело. Предстояло готовить к параду личный состав, боевую технику, которой было довольно много. На парадную площадку на аэродроме на бывшем Ходынском поле были завезены 62 зенитные ракеты со всех Видов Вооруженных Сил СССР. Лично под моим руководством проходили интенсивные тренировки особой ракетной группы по прохождению на Красной площади.

В 9 часов утра за час до парада ракеты были расчехлены в колонне за Манежной площадью. И сразу же открылись многие окна в гостинице Метрополь, в которой проживали иностранные журналисты, дипломаты, представители многих государств мира. Наверное, больше полутора часов наша колонна была под объективами сотен фотоаппаратов и кинокамер. Еще бы впервые открыто в Москве демонстрировалась совершенно секретная ракетная советская техника, к которой ранее иностранцев не подпускали и на пушечный выстрел. Наша колонна на Красной площади была встречена аплодисментами. Вечером в Грановитой палате Кремля, в которой были собраны военные на праздничный прием в Кремле, Генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев сказал мне, что за руководство особой ракетной группой при подготовке и участии в параде ЦК объявляет благодарность. Так впервые я встретился с руководителем нашего государства, да еще и был им поощрен.

– В армии рассказывают о том, что вы не ломали шапку ни перед главнокомандующим Войск ПВО маршалом Советского Союза Батицким, которого в Вооруженных Силах СССР многие высокопоставленные военачальники откровенно побаивались, ни даже перед самим Генеральным Секретарем ЦК КПСС – Председателем Президиума Верховного Совета СССР Леонидом Ильичем Брежневым.

– Если бояться своих руководителей, то это не воинская служба будет, а угодничество и сплошное мучение. Из угодливого, который только и делает, что смотрит в рот вышестоящему руководителю, ничего путного не выйдет. Я на любой должности, прежде всего, старался честно и в полном объеме выполнять свои обязанности. А всевозможным начальникам в рот не смотрел, мол, что изволите. Не та родословная и не то воспитание.

В 1963 году я командовал 12 отдельной армией ПВО. Ее части располагались в республиках Средней Азии и прикрывали южные воздушные границы СССР. Летом того же года Генеральный Секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев прибыл в Иран с официальным визитом. Во время его выступления в меджлисе нашу воздушную границу нарушил иранский разведывательный самолет. В воздух было поднят дежурное звено из 156-го истребительного авиационного полка. Наши летчики Степанов и Судариков условными сигналами предложили нарушителю следовать за ними. Однако пилоты иранского самолета развернулись и пошли в сторону госграницы. После этого воздушный разведчик был атакован и подбит. Но все же самолет перелетел иранскую границу и упал в районе города Моминабада. В меджлис поступило сообщение о том, что советские летчики над территорией Ирана сбили иранский гражданский самолет. Так в течение очень короткого времени возникли предпосылки к международному скандалу. Шахиншах Ирана предложил Леониду Брежневу прервать выступление до выяснения причин чрезвычайного происшествия. Вскоре стало известно, что самолет пересек границу с СССР без заявки и разрешения иранских властей. Шахиншах Ирана извинился перед Брежневым и тот продолжил выступление в меджлисе. Несмотря на то, что я и мои подчиненные действовали безукоризненно и в интересах своего государства, тем не менее, я подвергся очень серьезному дисциплинарному взысканию в Вооруженных Силах СССР – предупрежден о неполном служебном соответствии. За этим взысканием уже следует снятие с занимаемой должности, снижение в воинском звании. Более того, на военном совете в Москве бывший главнокомандующий Войск ПВО – заместитель министра обороны СССР, Герой Советского Союза, маршал авиации Владимир Александрович Судец весьма тенденциозно подошел к разбору этого происшествия и потребовал отдать под суд военного трибунала летчиков Степанова и Сударикова. Маршалу я сказал, что тогда под трибунал надо отдавать и генерала Вотинцева, который приказал сбить иранский самолет-шпион и что готов подать рапорт об отстранении меня от занимаемой должности командующего 12-й армией ПВО/Военный совет Войск ПВО не поддержал предложение главкома.

А Брежнев после завершение официального визита в Иран прибыл в Ташкент и на аэродроме командующему Туркестанским военным округом генералу армии Ивану Ивановичу Федюнинскому и мне посоветовал быть на границе поаккуратней. Мол, отношения СССР с Ираном только налаживаются и такие происшествия не идут им на пользу.

Ну, а с главкомом Войск ПВО маршалом Павлом Федоровичем Батицким тоже были разговоры буквально на грани фола. Так в апреле 1967 года главком неожиданно вызвал меня на Государственный центральный научно-исследовательский полигон в районе озера Балхаш. Оттуда полетели в Алма-Ату. В самолете Батицкий сообщил, что Военный совет Войск ПВО страны рекомендует меня на более высокую должность. На это я возразил и попросил оставить командовать 12-й армией ПВО. Такого от меня Батицкий не ожидал. Было видно, что он крайне раздражен моим отказом. Не привык главком Войск ПВО страны к независимому поведению подчиненных. Тем не менее, армию пришлось оставить.

В мае того же года после сдачи армии своему преемнику прибыл в Москву. Главком Батицкий принял меня довольно радушно. Мне предстояло под его руководством создавать совершенно новые войска противоракетной и противокосмиче-ской обороны. Главком доверительно перешел на «ты» в разговоре со мной и спросил, как сдал армию, не буду ли я по ней скучать. В свою очередь, такой несколько фамильярный тон военачальника меня покоробил. Не удержался и ответил, что ко всем подчиненным обращаюсь на «вы», поэтому товарищ главнокомандующий прошу и ко мне обращаться на «вы». После моих слов маршал Батицкий очень крупный мужчина буквально вскочил с кресла, побагровел и сказал, что если он кому-то «тыкает», то такой человек ему нужен и он его любит, а кому-то «выкает», то такого подчиненного выгоняет. Острую ситуацию в кабинете разрядил член Военного совета Войск ПВО страны – начальник политуправления генерал-полковник Иван Халипов. Политработник поднялся с кресла и сказал Батицкому, что Вотинцева уже не переделать, мол, он ко всем подчиненным обращается только на «вы» и при этом никогда не ругается матом. Главком Войск ПВО страны маршал Батицкий, наверное, с минуту пристально смотрел то на меня, то на генерала Халипова. Было видно, что он размышлял, как ему поступить со мной. Но сумел взять себя в руки и через минуту стал обсуждать со мной многочисленные вопросы по формированию нового рода войск.

В старом журналистском блокноте с трудом из-за многочисленных сокращений читались записи. На пожелтевших уже листках так и осталось немало нерасшифрованного из рассказанного о себе Вотинцевым. Теперь остается лишь сожалеть, что по какой-то причине не включил тогда диктофон. Возможно, что сам командующий не разрешил записывать на пленку подробности его биографии. Мол, я тебе рассказываю подробности о жизни и службе для понимания кто же это такой генерал-полковник Юрий Вотинцев, поэтому слушай. А мне же пришлось шариковой ручкой делать пометки в блокноте. Генерал приводил примеры, упоминал множество фамилий. Одни удалось записать полностью, а другие лишь сокращенно в надежде, что сразу после беседы по памяти восстановлю текст. Так, в общем-то, журналисты и работали, когда еще не было диктофонов. Но по причине объема журнального материала, и его жанра во время подготовки публикации в журнале «Коммунист Вооруженных Сил» ограничился лишь некоторыми подробностями о судьбе ЗГРЛС, которые Юрий Вотинцев дал записать на диктофон.

Расшифровка диктофонной записи беседы с бывшим командующим ПРО и ПКО Войск ПВО страны ВооруженныхСил СССР Героем Социалистического Труда генерал-полковником Вотинцевым Ю.В.

«В начале 60-х годов я с рядом специалистов несколько раз был на опытном образце РЛС загоризонтной локации под Николаевом. Там получил подтверждение, что по научному принципу, который обосновал еще в 40-х годах советский ученый Кабанов, существуют в определенном диапазоне частот условия для реального обнаружения стартов баллистических ракет на территории США. Электромагнитные колебания отражались от ионосферы в виде скачков. Один такой скачок был примерно на три тысячи километров. Таких скачков во время работы радара могло быть несколько. Электромагнитное излучение с ЗГРЛС могло распространяться на гигантские расстояния и даже опоясывать весь Земной шар. Такие радиолокаторы для Войск ПВО страны были просто находкой. Правда, от скачка к скачку электромагнитный импульс значительно ослабевал по мощности. Кроме того, сам принцип распространения сигналов был изучен не до конца. Были и другие научные и технические проблемы. И никто не знал их решения. С одной стороны манили фантастические возможности, которые могли дать обороноспособности государства новые боевые ЗГРЛС, а с другой было много неясного, как их строить. Одни загадки рождали другие. Это уже в настоящее время точно установлено, что 60 процентов электромагнитной энергии ЗГРЛС отражается от ионосферы и падает в скачке на землю. Остальная же энергия просто уходит в космос. Эти и другие данные ныне позволяют достаточно точно определять условия функционирования приемной и передающей аппаратуры радара при работе на среднеширотных трассах и относительно спокойной ионосфере. А в середине 60-х годов никто из ученых и конструкторов и понятия не имел, как будет работать ЗГРЛС на гигантской трассе через Северный полюс с его возбужденной ионосферой. Однако СССР был буквально на пороге третьей мировой войны, причём уже ракетно-ядерной. И нужно было принимать какие-то решения по созданию глобальных боевых средств по предупреждению ракетного нападения на нас со стороны США. Мне, как командующему ПРО и ПКО Войск ПВО страны, было по данным разведки хорошо известно, сколько американских ракет на 9 ракетных базах нацелены на советские города, военные и гражданские объекты. Так же были известны и наши возможности по отражению такой агрессии. Американцы и не скрывали, что для них главной задачей было уничтожить наши баллистические ядерные ракеты. Таким образом, максимально ослабить советский ответный удар по США. Угроза внезапного американского разоружающего удара висела над страной, как дамоклов меч. Поэтому в государстве предпринимались буквально титанические усилия по созданию противоракетной обороны. Конечно, при этом были ошибки, неверные научные и конструкторские решения. Но без этого ни в одной развитой стране мира не обходится создание особенно сложных систем вооружения и техники.

Весьма показателен пример создания противоракетной системы А-35 для обороны Москвы. Еще в 1953 году семь маршалов Советского Союза вместе с начальником Генерального штаба Вооруженных Сил СССР маршалом Соколовским направили в Центральный Комитет КПСС служебную записку, в которой предлагали в ответ на разработку в США межконтинентальных баллистических ракет создать в СССР средства противоракетной обороны. Предложение маршалов было поддержано. Один из создателей системы ПВО С-25 для обороны Москвы талантливый ученый и организатор Григорий Васильевич Кисунько взялся за сложнейшее дело по созданию боевой системы ПРО. Через 8 лет 4 марта 1961 года на Балхашском полигоне противоракетой с обычным осколочным зарядом генерального конструктора Павла Дмитриевича Грушина был уничтожен боевой блок баллистической ракеты. В 1962 году было начато строительство уже боевой системы А-35 для Московского округа ПВО. В начале 70-х годов после конструкторских и совместных военных и промышленности испытаний эта боевая система вошла в состав ПРО, то есть попала в мое подчинение. Однако система могла уничтожать только одиночные цели, состоящие из носителя и боевой части. Причем ядерная боеголовка не выделялась. К моменту принятия А-35 на вооружение американцы уже создали ракеты наземного и морского базирования «Минитмэн-3», «Посейдон С-3», «Поларис А-ЗТ», которые имели от 3 до 10 боевых ядерных блоков. А у нас в проекте А-35 было записано, что эта система создается для уничтожения моноблочных ракет типа «Титан-2», «Минитмэн-2», которые были приняты на вооружение в 1963 – 1965 годах. На заседании Совета Министров СССР были долгие споры по А-35. Против принятия на вооружение А-35 выступили начальник четвертого главного управления вооружения Минобороны СССР генерал-полковник Георгий Филиппович Байдуков, генеральный конструктор противоракетной техники, академик АН СССР Петр Дмитриевич Грушин, заместитель министра радиопромышленности СССР, генерал-лейтенант Владимир Иванович Марков. Они откровенно говорили, что А-35 уже создается почти 15 лет. За это время система морально устарела. Ее не целесообразно принимать на вооружение. Против выступило руководство Военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР. Но все же было решено боевую систему принять войскам ПРО только в опытную эксплуатацию. Но практически она была возвращена промышленности для модернизации, чтобы после нее поражать баллистические ракеты с разделяющимися боеголовками противоракетами с обычными осколочными зарядами. В 1973 году генеральный конструктор Кисунько обосновал научно-технические решения по модернизации А-35. Уже повелись соответствующие работы. Но через два года, когда уже были созданы боевые алгоритмы поражения сложных баллистических целей, значительно усовершенствован аппаратурный комплекс, министр радиопромышленности СССР Петр Степанович Плешаков при поддержке заведующего оборонным отделом ЦК КПСС Сербина снял с должности Кисунько. Буквально в расцвете таланта из-за интриг в Минрадиопроме был отстранен от дела выдающийся конструктор и организатор. Так что мои войска ПРО в середине 70-х годов не имели эффективного вооружения по уничтожению баллистических ракет. Поэтому многие военные и государственные деятели в СССР понимали, что надо сосредоточить основные усилия на создание такой системы предупреждения о ракетном нападении, которая могла бы в любое время с высокой точностью обнаруживать внезапное ракетно-ядерное нападение на Советский Союз, как с территории США и других государств, так и регионов мирового океана. С высокой достоверностью устанавливать места старта баллистических ракет, места и время их падения на территории СССР для того, чтобы верховное руководство государства могло принять решение на ответно-встречный ядерный удар по агрессору.