Текст книги "Битва в ионосфере"

Автор книги: Александр Бабакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Обращение я написал в апреле 1983 года. Никакой реакции. Словно ничего не было. А ведь я был главным конструктором, заместителем директора по научной работе. Но вот в июне неожиданно было объявлено о расширенном заседании партийного комитета. Рассматривались какие-то общие вопросы, разбирались директивные документы. И только в конце заседания, после рассмотрения вопросов повестки, секретарь поднялся и сказал, что в партийный комитет поступило письмо от товарища Кузьминского. Мол, мы его обсудили. После него поднялся главный инженер института, мой давний товарищ по работе, опустил глаза и прочел в мой адрес невероятный пасквиль. После заседания он подошёл ко мне, извинился, мол, заставили. Но мне то тогда от этого было не легче. Одним словом, объявили мне строгий выговор. Формулировка впечатляющая. «За неудовлетворительное состояние плановой и исполнительской дисциплины в руководимых подразделениях, проявившееся в хроническом невыполнении плановых работ НИО-3 и НФ НИИДАР, неоднократное создание конфликтных ситуаций в коллективе, вносящих ненужную нервозность в работу и отвлекающих его от выполнения задач, сформулированных Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР, личную недисциплинированность, выразившуюся в систематическом невыполнении приказов директора НИИДАР, решений НТС и Совета руководства».

Вот куда загнули товарищи по партии, с которыми я проработал долгие годы и которые меня очень хорошо знали. После того заседания я понял, либо надо идти к Маркову с поднятыми руками, мол, каюсь, осознал, теперь я отныне и до скончания века ваш покорный слуга. Вот в моих руках молоток и гвозди, а вы, Владимир Иванович, только приказывайте, куда их забивать. Подлатаем, как вы того хотели, станции. Пусть они останутся с теми же характеристиками. Пусть будут блефом. Но мы их сбагрим военным и на этом умоем руки. Либо был второй путь. Отмежеваться от этого, уходить и не связывать свое имя с таким ляпом. Но уходить надо так, чтобы иметь возможность до конца разобраться с проблемами ЗГРЛС. После такого рода раздумий и переживаний, все же НИИДАРу и загоризонтной радиолокации отдал почти 20 лучших лет своей жизни, пошел к директору Института прикладной геофизики. Мы вместе с ним были членами Куйбышевского райкома партии. Хорошо знали друг друга. Он понял меня. Предложил должность старшего научного сотрудника и дал возможность заниматься своей задачей, что, в общем-то, было профильным для этого НИИ. Из НИИДАР я уволился 30 июня 1983 года.

В Институте прикладной геофизики стал предметно заниматься особенностями распространения KB сигналов на приполярных трассах, построением соответствующих алгоритмов. Мне потребовалось всего восемь месяцев для того, чтобы аналитически оценить влияние диффузности на качество обнаружения загоризонтных локаторов, понять физику явления, определить пути, как доработать систему, чтобы существенно улучшить её характеристики. После этого стал ходить по инстанциям, но без особого успеха. И это можно понять, ведь, в общем то, я уже был оплёванным. Тогда обратился к помощнику министра обороны Дмитрия Федоровича Устинова. Он меня принял, выслушал. Тут же позвонил начальнику Вооружения Вооруженных Сил СССР генералу армии Виталию Михайловичу Шабанову, с которым, кстати, мы были давно знакомы ещё по совместной работе в КБ-1. Тот, в свою очередь, тоже принял меня в своем управлении, которое находится за Академией ракетных войск стратегического назначения имени Ф.Э.Дзержинского, по соседству с гостиницей «Россия». Долго мы беседовали с Виталием Михайловичем. С моими доводами он согласился, сказал, что надо готовить по этому вопросу соответствующее поручение министра обороны. Я уехал. О предложениях было доложено министру обороны Устинову, председателю ВПК Смирнову, другим заинтересованным лицам. Прошло два-три месяца, ничего не было слышно. Потом я заболел. Сказались напряженная работа, неурядицы последних лет. Как только позволило самочувствие, опять позвонил помощнику министра обороны. Тот рассказал, что была создана специальная комиссия по моему вопросу. Председателем ее стал Валерий Васильевич Сычёв. Ныне он председатель Госстандарта. В результате комиссия родила такое постановление, которое можно расценить, как направленное на «ничегонеделание». К участию в работе комиссии меня никто не привлекал.

После этого я работал еще год. С моим единомышленником Виленом Семёновичем Кристалём мы провели определённое моделирование, получили еще лучшие результаты. Тогда я написал письмо Смирнову в ВПК, просил меня принять для более детального разговора по вопросам совершенствования боевой системы. Но Смирнов переадресовал письмо к Каретникову Виктору Михайловичу, начальнику отдела ВПК. Тот меня принял, выслушал и сказал: «Ты же умный человек, ну чего ты дерешься? Вот лежит по твоему вопросу бумага, в ней сказано, что авторитетная комиссия уже разбиралась в этом деле, твои предложения не приняты». Виктор Михайлович посоветовал, больше не обращаться к Смирнову по данному вопросу.

Тем не менее, еще два года я работал в указанном направлении. За это время окончательно сформировалась соответствующая теория, было проведено серьёзное моделирование, многие вопросы были решены. Наступил 1987 год. Председателем ВПК в тот период стал уже Юрий Дмитриевич Маслюков. Ну, думаю, ладно, напишу ещё раз. Вот ему, а еще министру радиопромышленности Плешакову, главкому Войск ПВО Колдунову написал письма с соответствующими предложениями. В них указал, что, несмотря на то, что ушел из НИ-ИДАР, продолжал работать над известной им тематикой. Четко указал, что и как необходимо доработать на основе новых кардинальных решений. При этом доработки в большей части касались программно-алгоритмического комплекса, не требовали капитальных затрат и могли быть выполнены в ближайшее время.

Но никто мне не ответил. Да, это и понятно. Ведь в тот период я был уже бывший главный конструктор. Не специалисты не могли мне помочь в этом деле. Есть головной институт, на котором лежит ответственность за определённый вид техники, находящейся уже в боевой эксплуатации. А в институте сидит Марков, который гнёт свою линию и Кузьминского выставил уже в определённом свете. Весьма проблематично навязывать ему какие-то идеи со стороны. Неизбежно придётся брать долю ответственности на себя.

В результате я ничего не добился. После Чернобыльской катастрофы боевая украинская ЗГРЛС оказалась накрытой радиоактивным облаком и была закрыта. РЛС под Комсомольском-на-Амуре была снята с боевого дежурства, поскольку стала неперспективной. Вот такая трагическая история боевой системы загоризонтной локации.

Еще раз подчеркну, что честь первого загоризонтного обнаружения в нашем государстве принадлежит Василию Александровичу Шамшину и Эфиру Ивановичу Шустову. Они впервые увидели стартующую ракету на дальности около трёх тысяч километров. Определяющий вклад в создание экспериментального образца загоризонтного радиолокатора внесли Владимир Порфирьевич Васюков, Альберт Аркадьевич Бараев, Юрий Кузьмич Гришин, Юрий Кириллович Калинин, Иван Михайлович Заморин, Георгий Семёнович Пахомов и многие, многие другие ученые и инженеры НИИДАР. Не могу сейчас перечислить всех талантливых специалистов, принимавших самое активное участие в разработке. С 1968 года я стал главным конструктором и возглавил все работы по этой тематике. Мы добились немалых результатов. Но кто виноват в том, что отечественная боевая система загоризонтного обнаружения стартов баллистических ракет так и не была доработана и не была принята на вооружение? Кто виноват в том, что большая группа ученых, конструкторов, инженеров, рабочих за каторжный, исключительно тяжелый и добросовестный труд не получила даже элементарной благодарности? Наверное, в этом виноват, прежде всего, я, как главный конструктор. Не сумел своевременно, доказать свою правоту, не выстоял в борьбе за нее. Сам я человек далеко не идеальный. У меня со многими людьми были тоже не всегда идеальные отношения.

Но, тем не менее, мне очень многие помогали. Например, одно время меня поддерживал очень мудрый человек, начальник управления 4 ГУМО генерал-лейтенант Михаил Иванович Ненашев. Но потом я не прислушался к одному его мудрому совету, и он перестал мне оказывать содействие.

Не прислушался я и к совету Юрия Всеволодовича Вотин-цева. Однажды командующий войсками ПРО и ПКО, деликатнейший, очень уважаемый в армии человек, доверительно сказал, что пора, мол, тебе, как главному конструктору сделать решительный шаг в противостоянии с Марковым. Я тогда все понял, но посчитал его не своевременным. И ошибся. Видно Вотинцеву, в силу его служебного положения, поступала весьма важная информация, о которой я не знал.

А вообще, за всем тем, что произошло со мной стоит еще одна весьма серьезная проблема. Речь идет об отношении к главным конструкторам. В мою бытность в Минрадиопроме многие главные конструктора были практически лишены всяческих полномочий. В ряде институтов они даже не имели права служебной переписки. Директор был хозяином положения, в любой ситуации мог навязывать свои взгляды на научные и технические проблемы. Один директор создаёт главному конструктору все условия для плодотворной работы, другой ведет себя по иному. Он тоже честный человек, он тоже за советскую власть. Но ему кажется, что если он будет водить за шкирку главного конструктора, определять что и как ему делать, куда идти, то дело от этого выиграет. А главный конструктор определяет очень многое. Это он не спит по ночам, работает, не считаясь со здоровьем. В космонавтике главный конструктор царь и богг в авиации тоже. Можно привести положительный пример Расплетина, Бункина, того же Ба-систова. А главный конструктор в лице какого-то мальчишки – это в первую очередь обман военных заказчиков. В этой системе кроется зло и неуспех многих разработок. В первую очередь военные должны быть заинтересованы в главных конструкторах. Поэтому надо создать такую систему, где именно главный конструктор фактически стоит во главе своей разработки. К этому постепенно идут. В том же НИИДАРе недавно ввели должность генерального конструктора. С ним уже трудно спорить тому же директору. Появились порядочные, знающие люди. Конечно, личностные особенности в науке будут присутствовать всегда. Но нужна такая система, которая максимально нивелирует их отрицательные стороны. Надо очень тщательно, юридически грамотно определить полномочия, права и обязанности главных и генеральных конструкторов. А заказчик не должен стоять в стороне от их работы, отдав всё на откуп Минрадиопрому. От этого все только выиграют, и в первую очередь дело».

На этом заканчивалась распечатка записи давнего разговора с главным конструктором советской системы загоризонт-ных локаторов. На столе лежала стопка потертых стандартных листов серой второсортной бумаги. На лучшую бумагу в нашей редакции в 1990 году не было средств. Вспомнил, что распечатывал запись с диктофона несколько дней. Ведь были и другие редакционные задания. В диктофонную распечатку специально не включил свои вопросы, реплики по ходу разговора с Александром Александровичем Кузьминским. Так, на мой взгляд, более рельефно читается рассказ, а скорее исповедь главного конструктора ЗГРЛС, который откровенно попросил защитить его дело и дело огромного коллектива людей от газетной клеветы. Наш разговор с Кузьминским длился несколько часов. Меня привлекла история отечественной боевой системы ЗГРЛС. После завершения беседы Кузьминский выпил очередную чашку цейлонского чая. Поблагодарил меня за встречу, собрал в папку свои документы, часть из которых мне уже скопировали в редакции, и собрался было уже уходить. Уже перед дверью остановился, обернулся ко мне и спросил, будет ли публикация в журнале.

– Мне надо еще разобраться в вашей истории, – откровенно ответил ему, – через пару недель я вам позвоню.

На этом мы пожали руки. И он ушел. Буквально по горячим следам нашего разговора я составил список первоочередных вопросов, которые необходимо выяснить, уточнить, с кем необходимо еще встретиться. О своем видении проблемы, разговоре с Кузьминским рассказал редактору отдела полковнику Александру Некрылову. Он предложил не торопиться и детально разобраться в этой истории. Так началось журналистское расследование, которое длилось с августа по декабрь 1990 года.

Глава 2 Кузьминский, Марков – друзья или враги?

Утром следующего дня, не откладывая на потом анализ встречи с бывшим главным конструктором ЗГРЛС Францем Кузьминским, начал прослушивать магнитофонную запись и печатать ее на портативной югославской печатной машинке «Оптима». В 1990 году персональные компьютеры весьма прилично стоили. Мне, майору, не по карману были купить персоналку даже советского производства «Микроша», не говоря уже об американских ПЭВМ. Прослушивал запись беседы с Кузьминским и, распечатывая ее на стандартных листках бумаги, барабанил по клавиатуре «Оптимы». От грохота механических частей печатной машинки не спасала даже войлочная подстилка толщиной в палец.

В 11.00 в наш кабинетик, в котором едва умещались два стола, несколько стульев и книжный шкаф пришел после редакционной утренней летучки редактор отдела боевой подготовки и обучения войск полковник Александр Григорьевич Не-крылов. Он расположился за своим столом, который стоял напротив, вплотную к моему столу. Пододвинул к себе более внушительных размеров, чем моя, печатную машинку, уже не помню какой марки, но тоже на войлочной подстилке. Принялся что-то печатать. Войлочные подстилки слабо гасили шум. На каждый удар по клавишам резонировали письменные столы и все содержимое, особенно в верхних ящиках и на столешницах. В кабинетике стоял грохот, как на машиностроительном заводе. Минут через пятнадцать Некрылов прекратил печатать, вынул лист из машинки и стал читать. Потом отложил его в сторону и предложил мне рассказать о вчерашней беседе.

– Так вчера вам все рассказал, – отреагировал я, – теперь вот распечатываю беседу, когда завершу, то попытаюсь узнать о прежних делах Кузьминского, Маркова. Для меня важно понять, что это за люди.

– Вот-вот, – отреагировал Александр Григорьевич – обязательно подробнее узнай, кто такой Кузьминский. И обязательно о Маркове. На мой взгляд, слова Кузьминского о том, что он после ухода из НИИДАР смог найти решения того, как доработать боевую систему ЗГРЛС, малоубедительны. Надо отыскать этому подтверждение.

– Но ведь Кузьминский в беседе рассказал, что он написал письмо министру Минрадиопрома СССР, главкому ПВО, председателю ВПК – отреагировал, было, я, – не мог же он вводить в заблуждение руководителей такого уровня?

– Мог, не мог, – резко ответил Некрылов – это все эмоции. Может в том письме Кузьминского одни эмоции. А твой материал, который, думаю, все же напишешь, будут весьма придирчиво анализировать все члены редакционной коллегии. Так что материал должен быть весьма доказательным, а не эмоциональным. Тогда материал пройдет редколлегию.

После этого полковник Некрылов сказал, что пока материал о ЗГРЛС придется отложить, а мне предстоит заняться другой темой. В редакцию прислал материал из Ракетных войск стратегического назначения генерал-полковник Игорь Дмитриевич Сергеев.

– Генерал наш земляк,– отметил Некрылов, – родом из городка Верхний пригорода Лисичанска, что в твоей, Александр, Луганской области. Ты тоже родом из тех мест. Да и я поблизости родился в шахтерском поселке. Так что земляку надо помочь опубликовать в нашем журнале свой материал, – уже улыбнувшись, сказал Некрылов, – коньячку нам подбросит от своих щедрот. Трудись.

Материал генерала был листов на двадцать через один интервал. Из этой огромной рукописи нужно было оставить примерно десять листов через два интервала. Работы на «Оп-тиме» не разгибаясь дня на два. Править и сокращать материал ракетного генерала – удовольствие мало приятное. А вдруг потом ему не понравится, как я обошелся с его «гениальным» творением? Такое уже у меня бывало с другими военачальниками, которые по-разному относились к редакционной правке. Однако начальник отдела поручил подготовить материал к печати. В редакции военного журнала это можно было считать приказом. Так что надо было плотно садиться за «Оптиму» и грохотать дня два, а то и больше.

Даже не предполагал тогда, что впоследствии генерал Сергеев станет главнокомандующим Ракетных войск стратегического назначения, а потом и маршалом, министром обороны России. Летом 1990 года я хотел как можно быстрее подготовить материал генерала ракетчика Сергеева к печати и заняться вплотную ЗГРЛС.

Только через несколько дней вернулся к теме ЗГРЛС. Завершил распечатку беседы с Францем Кузьминским. На столе лежали тридцать листов через один интервал сероватой, второсортной бумаги. И хотя прекрасно помнил всю нашу беседу, внимательно прочитал всю распечатку. Действительно, прав был редактор отдела полковник Некрылов, когда указал на эмоциональность рассказа главного конструктора. Не было доказательств того, что он после ухода из НИИ ДАР смог найти решения того, как доработать боевую систему ЗГРЛС. Он рассказывал о своей работе, проблемах, сложных взаимоотношениях с директором Марковым. Но прав ли был Кузьминский? А может прав Марков? А может, правы авторы публикации в «Советской России» ? В плане моего журналистского расследования появились дополнительные вопросы. Бездоказательный материал, да еще на такую важную тему для обороноспособности государства редакционная коллегия журнала «КВС» никогда бы не пропустила в печать. Тогда в нашу редколлегию входили все члены военных советов – начальники политуправлений Видов Вооруженных Сил СССР – ВМФ, ВВС, ПВО, РВСН, Сухопутных войск. Из них лишь только член военного совета ВВС имел звание генерал-лейтенанта. Остальные генерал-полковники и трехзвездочный адмирал. За неделю перед редколлегий им рассылались в запечатанных конвертах материалы будущего номера журнала. Самые главные политработники Вооруженных Сил СССР придирчиво рецензировали материалы. Бывало, писали такие отзывы, что автору впору было провалиться на месте от стыда за то, что он не разобрался в проблеме, или извратил факты. Поэтому в редакции журнала была очень высокая планка подготовки к печати материалов. Не могло быть и речи использовать взятые с потолка факты, извращать реальные события.

Несколько дней мне не удавалось связаться с Кузьминским. Рабочий и домашний телефоны отзывались длинными гудками. Чертыхаясь, поминая свою работу и службу недобрым словом, вновь и вновь набирал подряд два телефонных номера. Наконец в один из вечеров моя настойчивость была вознаграждена. Трубку домашнего телефона снял сам Франц Александрович. Откровенно я рассказал ему о своих сомнениях и предложил дать мне копию, или черновик письма, которое он отправил министру радиопромышленности Плешакову, главкому Войск ПВО генералу армии Колдунову, другим руководителям.

– Рад бы вам передать письмо, – отреагировал Александр Александрович, – да вот только оно у этих товарищей. А копия и черновик где-то затерялись. Не пойму, куда я их положил. Точно помню, что не уничтожал. А вот где они не помню. Попробуйте позвонить в Минрадиопром или Главкомат ПВО, – предложил он мне, – и взять там копию. Ваш журнал – центральный орган Главного политического управления Советской Армии, вам не откажут.

Не хотелось сразу отказаться от такого совета Александра Александровича. Но на языке так и вертелось ехидно поблагодарить его за такой совет. Да чтобы обратиться в управление делами министра радиопромышленности, а тем более главкома Войск ПВО, надо было, прежде всего, получить разрешение на это главного редактора нашего журнала. Потом послать в эти инстанции официальные письма за подписью нашего генерала, в которых доходчиво изложить, зачем нужно редакции письмо Кузьминского. Одним словом, та еще канитель. При этом была большая вероятность того, что после нескольких месяцев ожидания мне не дали бы письма не только ксерокопировать, а даже прочитать. А может, после такого обращения, вызвали бы нашего главного редактора в то же Министерство обороны СССР на «ковер» и популярно объяснили, что не стоит заниматься этой проблемой. Такие размышления буквально подталкивали к мысли вообще отказаться от поиска письма Кузьминского. Записал в рабочем блокноте, что при очередной встрече с Александром Александровичем попросить его подробно рассказать о том, что изложено в письме. Рядом с этой фразой нарисовал в блокноте конверт и поставил восклицательный знак, который указывал на важность этого вопроса в журналистском расследовании. И вот тут как-то неожиданно возникла мысль о том, что наглость в определенной мере не самое плохое качество в журналистской работе. Поэтому надо действовать в обход всех устоявшихся редакционных и министерских правил. На дворе ведь был 1990 год. Ломались годами устоявшиеся бюрократические традиции и правила в государстве. Карикатуристы едко высмеивали бюрократов, которые от народа отгородились секретаршами и прочными дверьми своих кабинетов. Кроме того, ведь расследование темы ЗГРЛС мне поручил начальник отдела, а ему главный редактор. В худшем случае за самоуправство мне объявят выговор, менее вероятно – строгий. Не составило особого труда найти номера телефонов приемных министра Минрадиопрома и главкома Войск ПВО. Стал туда звонить.

Однако в двух ведомствах повторилась одна и та же история. Вначале руководители аппаратов вежливо расспрашивали меня, зачем необходимо это письмо и предложили перезвонить через несколько дней. В следующий раз мне вежливо отказывали дать копию письма, даже не разрешали его прочитать в присутствии управляющего делами. Мол, это служебная переписка, в которой обсуждаются такие вопросы, которые затрагивают интересы обороноспособности государства. Правда, в обеих инстанциях все же посоветовали для получения копии письма заручиться разрешением в Минобороны или КГБ СССР. Одним словом все получилось так, как я и предполагал, чем для меня обернется совет Кузьминского получить копию его письма у руководителей ведомств, куда оно было отправлено. Возможно, что руководители Минрадиопрома, главкомата Войск ПВО были не заинтересованы ворошить эту историю. Если в письме Кузьминского приведены убедительные доказательства того, что он может доработать боевую систему ЗГРЛС в соответствии с Постановлением Совета Министров СССР, то это даст журналисту в руки такие козыри, которые позволят назвать всех виновников, которые прямо или косвенно способствовали невыполнению важнейшего дела для обороны государства. Зачем давать журналисту против себя такие аргументы? Спасибо еще, что из этих ведомств на меня не покатилась встречная волна в виде звонков главному редактору журнала с предложениями запретить заниматься этой проблемой. В тот период военные и гражданские чиновники, в свою очередь, уже открыто опасались давить на печатные органы и журналистов. Появились другие способы влияния на печатные органы и слишком любопытных журналистов. Впоследствии мне пришлось в полной мере испытать на себе такое давление из-за работы над темой ЗГРЛС. Но это будет потом, когда многим станет известно, что журналист из «КВС» расследует проблему загоризонтных локаторов, пытается найти ответы, почему не была принята на вооружение перспективная боевая система, кто в этом виноват? Некоторым лицам явно не понравилась моя активность. Правда, попытки воздействовать на меня проявятся только через несколько месяцев. Но в тот период даже не задумывался об этом. Главным для себя считал быстрее разобраться в проблеме. Не получилось с письмом Кузьминского, начал собирать данные о нем самом и бывшем замминистра радиопро-ма генерал-лейтенанте запаса Владимире Маркове. Нужно было желательно от объективного и незаинтересованного источника узнать, что это за люди – главные действующие лица в истории ЗГРЛС.

В своем личном телефонном справочнике, который составлял несколько лет, нашел несколько фамилий знакомых офицеров из главкомата Войск ПВО. Стал звонить, задавать вопросы. Повезло лишь с полковником Владимиром Порошиным (фамилия по ряду обстоятельств изменена) из управления заказов и поставок вооружения Войск ПВО. Его знал еще по совместной службе в войсках ПВО в Северной группе войск в Польше. Тогда он еще был майором и служил оперативным дежурным на командном пункте войск ПВО СГВ. Уже работая в журнале по редакционным делам, как-то побывал в засекреченном и закрытом для посторонних поселке «Заря», где располагался главкомат Войск ПВО. В обеденное время зашел в офицерскую столовую и там неожиданно в очереди за борщами, котлетами и салатами встретил подполковника Поро-шина. Обменялись телефонами, изредка перезванивались.

Порошин даже пригласил меня на обмывание своих полковничьих погон, когда ему было присвоено звание. И вот теперь он согласился кое-что рассказать об интересующих меня фигурантах расследования. В главкомате ПВО, в жилом поселке ему не с руки было встречаться. Надо было заказывать мне пропуск в «Зарю», объяснять причину визита. Поэтому лучшим вариантом была встреча в столице. На следующий день полковник Порошин как раз собирался по каким-то служебным делам в Москву. Вот мы и договорились встретиться в кафе на Хорошевской улице возле редакции «Красной Звезды», в здании которой располагалась и редакция журнала «КВС». Ради такого случая я заказал в кафе по двести граммов водки, различные закуски. После первой рюмки вспомнили наш знаменитый на всю Северную группу войск чрезвычайными происшествиями отдельный радиотехнический батальон, мою радиолокационную роту. Дезертиры, автоаварии на польских дорогах, кражи аккумуляторов, тушенки – только малый перечень «славных дел» воинов-локаторщиков из 86 отдельного радиотехнического батальона, расквартированного в небольшом польском городке Стшегом. Кстати, до Второй Мировой войны, когда эта территория принадлежала Германии, этот городок был немецким и назывался Штредау. Но кроме различных чрезвычайных происшествий в нашем отдельном батальоне были и напряженные боевые дежурства по охране воздушного пространства над Северной группой войск, ведение воздушной разведки в интересах союзной Польши. На вооружении в батальоне и в нашей второй радиолокационной роте находились более совершенные РЛС, чем в польских ПВО. Они имели большую дальность обнаружения, гораздо лучше были защищены от различных помех. Поэтому мы могли решать такие боевые задачи по разведке воздушного пространства, обнаружению и проводке различных целей, которые польским локаторщикам были не по силам. За один 1983 год, например, мы три раза обнаруживали нарушителей воздушного пространства ПНР, гражданские самолеты, которые пытались угонять польские воздушные террористы. После одного из таких блестящих обнаружений угоняемого из Польши гражданского самолета Президент Польши, генерал армии Войцех Ярузельский представил командира нашей радиолокационной роты и меня, заместителя по политической части к государственным наградам ПНР. Но вместо этих орденов мы от своего командования получили по грамоте. Мол, еще не заслужили таких высоких иностранных наград. Этот не очень приятный факт мы тоже вспомнили с Порошиным. А потом тему разговора я направил в русло интересующих меня вопросов.

– А почему ты интересуешься Марковым и Кузьминским? – в свою очередь спросил меня Владимир, – если это тайна, то можешь не говорить, но все же?

Мне пришлось вкратце рассказать, почему у меня к этим людям повышенный интерес. Внимательно Порошин посмотрел на меня. Потом подозвал официантку и заказал кувшин разливного жигулевского пива. Тогда еще не было пивного разнообразия. За одним кувшином последовал второй. За пивом он все мне рассказал, что знал о Кузьминском и Маркове.

– Большие люди, – поднял Владимир указательный палец к потолку кафе, – связи у них на самом верху в главкомате ПВО, Правительстве СССР, ЦК КПСС, так что смотри не нарвись на большие, нет, пребольшие неприятности в своем журналистском расследовании. Можешь загреметь из Москвы на повышение в Забайкалье или на Сахалин. Тот же генерал-лейтенант Марков, хотя уже и в запасе и лишился всех своих высоких должностей, но весьма влиятельная фигура в военных и промышленных кругах.

– А он что еще и генерал-лейтенант? – удивился я в свою очередь, – ведь он был заместителем министра Минрадио-прома.

–А что здесь удивительного, – покачал головой Порошин и при этом отхлебнул из кружки большой глоток пива, – слушай и вникай, с какими людьми имеешь дело и чем они раньше занимались. А потом сделай правильные выводы. Рассказ полковника Владимира Порошина «В 1950 году из ЦНИИ-108, который возглавлял член-корреспондент Академии наук СССР академик Аксель Иванович Берг, в недавно образованное КБ-1 был переведен тогда еще мало известный, сравнительно молодой ученый Александр Андреевич Расплетин. Он стал неофициальным главным конструктором по созданию новейшей зенитно-ракетной системы ПВО Москвы «Беркут». Начальником КБ-1 был талантливый организатор производства полковник Елян, у которого в заместителях ходил Кутепов. По некоторым данным в КБ-1 Кутепов был доверенным лицом главы МВД СССР Лаврентия Павловича Берии. После снятия Берии со всех постов в государстве и ареста в 1953 году система «Беркут» была переименована в «С-25». В тот период уже официально назначенный главным конструктором «С-25» Расплетин изменение названия системы объяснил коллективу КБ-1 тем, что прежнее название происходило из двух слов – Берия и Кутепов – «Беркут».

В 1953 году одним из заместителей главного конструктора был назначен Владимир Иванович Марков. Он стал руководить вводом в строй подмосковных объектов системы «С-25». На этой работе положительно себя зарекомендовал и в 1963 году был назначен директором НИИ-37, впоследствии ставший НИИДАРом. В этом институте Марков тоже проявил себя, занимаясь различными проблемами радиолокации, в том числе и созданием РАС для противоракетной обороны СССР. А далее его величество случай вообще ввел Владимира Ивановича в узкий круг руководителей Минрадиопрома. В 1967 году провалился проект системы ПРО европейской части СССР «Аврора», созданной под руководством генерального конструктора Григория Васильевича Кисунько. Новейшее вооружение ПРО специально разрабатывалось для защиты страны от массированного налета американских межконтинентальных баллистических ракет. На заседании Межведомственной комиссии, председателем которой был генерал-полковник Юрий Всеволодович Вотинцев, было сказано, что «Аврора» не учитывает новейших американских технических средств по постановке помех советским радиолокаторам ПРО. Реализация проекта является крайне дорогостоящей, при этом не будет решена основная задача – селекция боевых блоков на фоне перспективных ложных целей противника. В этих условиях, создание системы ПРО по проекту «Аврора» не целесообразно. Не решали указанную задачу и альтернативные проекты, представленные Александром Львовичем Минцем и Юрием Григорьевичем Бурлаковым. Главные конструкторы работали автономно, не согласовывая между собой предлогаемые технические и технологические решения, являясь часто антагонистами друг к другу. В результате в Минрадиопроме лишился своего кресла заместитель министра радиопромышленности СССР Шаршавин. И вот тогда вспомнили о деятельном, инициативном и напористом директоре НИИ-37. Заместителем министра радиопромышленности по проблемам ПРО был назначен Владимир Иванович Марков.