Текст книги "Битва в ионосфере"

Автор книги: Александр Бабакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Время тогда было какое-то идиотское. В центральных газетах писали, что СССР так трахнет по США ядерными ракетами, что это государство превратится в щепки. После одной из таких публикаций, где были подобные высказывания начальника Генштаба маршала Захарова, мы с начальником 4 ГУМО прославленным летчиком, генерал-полковником Байдуковым пошли к маршалу. Помню, что при мне Байдуков сказал Захарову, мол, товарищ маршал, что же вы такое утверждаете, будто мы можем опередить американцев в ракетно-ядерном ударе. Наши вооружения на это не способны. Маршал Захаров в ответ вспылил. Мол, как так он не прав. Пришлось терпеливо объяснять военачальнику, почему он не прав в том, что СССР может выйти победителем в ракетно-ядерной войне. В 1962 году американцы в ответ на угрозы советских руководителей в «щепки» разнести США поставили в Гренландии, в Англии, на Аляске три мощных локатора и практически перекрыли радиолокационным полем половину территории Советского Союза. Любой наш ракетный пуск они стали засекать уже примерно через пять минут после старта. К США советские ракеты летели 25-29 минут. Американцы их прекрасно обнаруживали и успевали за это время принять все необходимые меры для ответного удара. Вот Байдуков прямо и сказал маршалу Захарову, что мы не успеем полностью разбить американцев. Они нанесут более сокрушительный удар.

– Что же делать, товарищи, – ответил Байдукову заметно успокоившийся маршал.

– Товарищ маршал, – ответил Байдуков, – надо делать радиолокаторы, как у американцев, – если США первыми начнут пускать против СССР ракеты, или случится какая-либо ошибка и произойдет в нашу сторону одиночный старт баллистической ядерной ракеты, то при помощи своих радаров мы сможем разобраться в ситуации и принять верные решения.

– Вы, пожалуй, правы, – отреагировал тогда на наши возражения Захаров, – надо создавать мощные радары.

После этого начальник Генштаба отдал соответствующие распоряжения 4-му ГУМО. И мы стали заказывать системы обнаружения баллистических ядерных ракет в военно-промышленном комплексе. Через некоторое время у нас появились различные мощные радары противоракетной обороны. В тот период в СССР прилетел на переговоры госсекретарь США Киссинджер. Он очень аккуратно интересовался, по каким системам предупреждения о ракетном нападении советское руководство принимает решения на пуск баллистических ракет по вероятному противнику. Конечно, руководители СССР в общих чертах знали о СПРН и ее возможностях. Вполне вероятно, что Киссинджеру в политических целях кое-что было рассказано, а может быть и показано. Только уже во время визита госсекретарь предложил советскому руководству договариваться по ракетно-ядерным вооружениям и по системам предупреждения. Например, на ракеты поставить специальные защелки, которые предотвращают пуски. Эти устройства работали бы по специальной команде и препятствовали стартам БР. Вот тогда-то у нас политические и военные руководители всерьез задумались о том, что первый ракетно-ядерный удар не останется без ответа вероятного противника. И надо делать весьма серьезные системы предупреждения о ракетном нападении. В тот период американцы как раз по ним нас превосходили

Тогда было много абсурдных предложений. Например, НПО «Вектор» выдвинуло идею подслушивающей загори-зонтной локации. Это своего рода пассивная радиолокация, в основе которой была положена работа многих обычных гражданских коммерческих радиостанций, которые передавали в эфир сообщения, а летящие ракеты вызывали в электромагнитном поле определенные возмущения. Их можно было регистрировать. Авторы этой идеи утверждали на самом высоком уровне, что это новое вооружение будет стоит буквально копейки. Из Генштаба 4 ГУМО поручили разобраться. По нашим расчетам выходило, что не копейки, а многие миллионы рублей. При этом координаты летящих ракет определялись очень неточно. Но, несмотря на наши возражения, вокруг подслушивающей загоризонтной локации разгорелись серьезные дебаты. Дело уже доходило до практической реализации проекта. Предлагалось создать даже огромные антенные поля с большим количеством штыревых антенн для приема сигналов. Группа экспертов по этому проекту специально ездила на Кубу, где предполагалось строить такие поля. Однако ничего из этой затеи не вышло. Очень сложно, оказалось, передавать с Кубы информацию о стартах ракет. Были бы большие задержки по времени для принятия решения на ответно-встречный ракетно-ядерный удар. Нам пришлось министру обороны и начальнику Генштаба доказывать бесперспективность такого вооружения.

Тот же НИИДАР предлагал кроме ЗГРЛС еще и другую систему. Но она явно попахивала авантюрой. И 4 ГУМО от нее наотрез отказалось. А вот боевая система ЗГРЛС, которую предложил НИИДАР и непосредственно Франц Александрович Кузьминский, давала прямой ответ – летят к нам из США ядерные ракеты или нет. В этом было ее преимущество. Именно по массовым стартам БР боевая загоризонтная радиолокация могла дать очень точную информацию. Мы предварительно просчитали, во что обойдется Советскому Союзу такое вооружение. Оказалось, что средства необходимы незначительные по сравнению с затратами на ядерные вооружения.

В спешке велись масштабные работы по созданию боевой системы из двух гигантских радаров. Еще не был готов целый ряд исследований, а заместитель министра обороны СССР по строительству и расквартированию войск генерал Комаров-ский отдавал приказы подчиненным формированиям военных строителей. И те в спешке заливали фундаменты под здания и сооружения ЗГРЛС и быстро вели все строительные работы. Но оказалось, что в боевую систему ЗГРЛС были изначально заложены неверные физические принципы. Новенькие боевые радары плохо видели старты американских БР.

После этого стали думать, как улучшить систему. В тот непростой период три раза был у меня в 5-м управлении главный конструктор Кузьминский. Он многое предлагал переделать. В последний раз я ему откровенно сказал, что Франц Александрович, мы ваш проект реализовали, построили боевую систему. Теперь четко опишите, что и как вы хотите улучшить в аппаратуре. Опишите, сколько это будет стоить. Только после этого мы – 4-е ГУМО поддержим ваши предложения на всех уровнях и будут выделены необходимые средства. Мне же ведь, как заказчику, важно было понять физику процесса доработки ЗГРЛС, способ реализации новых задач, стоимость и время доработки. Надо было понять, что новые предложения Кузьминского не техническая авантюра, которая никуда не приведет. Однако Франц Александрович не представил мне конкретных расчетов.

У нас были разговоры, что Кузьминский написал письмо министрам радиопромышленности, обороны, председателю ВПК, где детально обосновал свои идеи по доработке ЗГРЛС. Но я этого письма не видел. Может быть, там и были соответствующие технические обоснования. Но только, на мой взгляд, в то время Франц Александрович не смог бы доработать свою боевую систему. В этом сложном научно-техническом деле негативную роль сыграло не только слабое знание физики ионосферы, но и неправильные основополагающие идеи, которые легли в основу создания боевых ЗГРЛС. С научной точки зрения неправильно трактовался сам радиолокационный сигнал для обнаружения за 10 тысяч километров факела от стартующей баллистической ракеты. В итоге это привело к неправильному принципу построения всей аппаратуры радара. Кузьминский и его единомышленники полагали, что факел от ракеты имеет отражающую поверхность в миллион квадратных метров. Военные ученые из ракетной академии им. Дзержинского якобы экспериментально это подтвердили. А на самом деле была допущена стратегическая ошибка. Ведь по теории газодинамики факел от ракеты имеет зоны с большой и малой плотностями. Отражает же радиолокационный сигнал только зона большой плотности. А по площади она довольно небольшая. Поэтому в условиях ионосферы ЗГРЛС трудно обнаруживали старты ракет на огромном расстоянии.

Но это мы определили, к сожалению, позже, когда боевая система уже была построена.

Мы разработали специальные приборы для исследования физических процессов, которые происходят в ионосфере и магнитосфере. В тот период Франц Кузьминский уже ушёл из НИИДАР и был освобожден от должности главного конструктора ЗГРЛС. Были получены уникальные научные данные, при использовании которых можно было сделать боевые ЗГРЛС всевидящими. Однако средств на модернизацию заго-ризонтных локаторов в середине 80-х годов отпускалось очень мало. А в существующие радары были уже заложены предельные возможности по антенным системам, по излучающей мощности передатчиков. На коренную переделку огромного антенно-аппаратурного комплекса требовались большие ассигнования, которых не было. В итоге модернизировать ЗГРЛС в полной мере мы не могли. Более того, американцы все время модернизировали свои баллистические ракеты. Они добились того, что факел от двигателей БР в полете был даже в тепловом режиме почти не виден. Это еще больше подорвало веру в ЗГРЛС, которые были специально предназначены и построены для обнаружения на большом расстоянии факелов от стартующих баллистических ракет.

Из 4 ГУМО и своего 5-го управления я ушел в запас в 1987 году. Статья в «Советской России», откровенно говоря, меня покоробила. В ней не называется 4 ГУМО, и я в том числе. Однако делается завуалированный выпад в наш адрес. Мол, заказчики, вкупе с военной наукой и промышленностью, коррумпированы и занимаются протаскиванием негодного вооружения. Однако те, кто меня знает, могут подтвердить, что я даже во время службы не боялся прямо говорить, что такие структуры в Вооруженных силах, как всевозможные научно-технические комитеты, военно-научные управления приносят делу вооружения армии один лишь вред. Ведь они просто дублируют то, что делает заказчик в лице 4 ГУМО, заказывающих управлений видов и родов войск, соответствующих подразделений Академии наук СССР. Но при этом в корыстных целях они могли подставить нам ногу, не поставить визу на разработку, или выдать какой-либо вооруженческий проект за свое детище. Поверьте, это они могли сделать в полной мере при нередко высоком покровительстве. Я, три десятилетия работая в 4 ГУМО, сталкивался с этими организациями и хорошо знаю стиль и методы их работы. Научно-технический комитет Генштаба Вооруженных Сил СССР, НТК Видов ВС пытались диктовать 4-му ГУМО свою политику в области вооружений противовоздушной, противоракетной обороны, средств связи, автоматизированных систем управления, космических средств и других систем. Но ведь именно наш главк заказывал у науки и промышленности вооружения, платил за них деньги, а потом принимал на вооружение созданные системы и комплексы. Однако при этом мы не могли потратить и копейки на модернизацию вооружений, на какие-либо в них изменения без согласований у главкомов, у заместителя министра по вооружению. Нередко на это уходили долгие месяцы. Техника и вооружения, которые создавались, стоили миллионы рублей, а усовершенствования требовали порой весьма незначительные суммы. Но подписи чиновника не было, средства не выделялись, и работа по улучшению характеристик вооружения тормозилась на неопределенный срок. Мне, например, никто не мог сказать, что я не то делаю. Свою работу старался выполнять качественно. А вот средствами распоряжаться в полной мере не мог. Абсурд, да и только. Этим пользовались недобросовестные военные чиновники от науки.

Помню, был у нас в Минобороны один деятель, не буду называть его фамилию. Он ловко использовал услышанную, или подслушанную техническую идею по разработке вооружения. Быстро докладывал ее главкому ПВО. А тот, особенно не разобравшись в сути за текущими делами, относил новшество на счет этого генерала. Так создавался у этого человека ложный авторитет. И вот такие люди приживались в различных НТК и пытались рулить процессами создания вооружений. Поэтому у нас, по сравнению с теми же США, так долго и создавались особенно сложные системы вооружений. Слишком много вокруг них было всевозможных бездельников и прихлебателей.

Различные деятели, минуя 4 ГУМО и мое 5 управление, собирали ученые советы, принимали на них решения по созданию вооружений. Потом эти предложения передавались в научно-технический комитет при Совете Министров СССР. А там нередко заседали заинтересованные лица. И они 4-му ГУМО давали указания, что и как делать. Приходилось буквально «воевать» с абсурдными решениями. Например, главный конструктор Челомей предложил стратегическую ядерную ракетную систему, которой сразу должны были управлять из Ракетных войск стратегического назначения и Войск ПВО страны. С этой бредовой идеей он обратился к Генеральному секретарю ЦК КПСС Никите Хрущеву. Мол, такая ядерная общевидовая система вооружения дает огромную экономию средств. Хрущеву эта идея понравилась. И он ее поддержал. Из ЦК КПСС в 4-е ГУМО поступила команда заказать проект нового вооружения. Техническая несостоятельность проекта была очевидна. Мы стали доказывать министру обороны и начальнику Генштаба, что таким вооружением весьма проблематично управлять. Ведь в критический момент два главкома Видов ВС, вполне могут, одновременно дать команды на применение этих систем. Да ракеты просто не стартуют в нужное время. Однако Челомей мог отстаивать на самом высоком уровне свои проекты. На 4-е ГУМО стали давить из ЦК КПСС, Минобороны, Совмина СССР. Мы до конца держались и забраковали абсурдный проект.

А вот с явно авантюрным проектом по строительству Красноярской РАС для системы предупреждения о ракетном нападении ничего 4-е ГУМО поделать не смогло.

В свое время специалисты 4-го ГУМО доказали, что между РАС под Печорой системы ПРН и Красноярском нет радиолокационного поля. Подводные лодки США могли из Охотского моря обстреливать ракетами даже Москву. Доложили об этом на Совете обороны СССР. Доказали, как вероятный противник без ущерба для себя может поразить столицу и центральные промышленные районы страны. Советская СПРН была бессильной. Мы предложили построить РАС в районе Норильска. Однако возведение такого огромного объекта в Заполярье было крайне затратным. Поэтому было принято другое решение. Группа специалистов из ВПК спустилась по Енисею на судне и нашла великолепное место для радара у Енисейска. Однако размещение такого радара в том месте противоречило Договору по ПРО от 1972 года. Такие радары можно было возводить только лишь на границах национальных территорий. Однако деятели это не учли. Быстро составили обоснование по пригодности площадки для возведения огромного радара. В Генштабе рассмотрели этот документ и прислали его нам для визирования. А мы дали отрицательное заключение. Мол, площадка под РЛС была выбрана идеально. Однако размещение радара в том месте противоречило 6-й статье Договора по ПРО. Долго шло обсуждение что делать и где строить РЛС. И вот тогда в аппарате Начальника Вооружения додумались договориться с США по дипломатическим каналам. Специально по этому вопросу председатель Военно-промышленной комиссии при Совмине СССР Смирнов провел совещание. На нем присутствовал маршал Ахромеев, главком Войск ПВО страны маршал авиации Колдунов и я – начальник 5-го управления 4 ГУМО. Вместе с Колдуновым мы заявили, что у Енисейска нельзя размещать РЛС СПРН. Однако нас не поддержал Смирнов и другие товарищи и сказали, что наши сомнения беспочвенны, мол, американцы не догадаются, что это за радар. Начальник Генштаба утвердил карту, где была отмечена точка привязки РЛС. В 4-е ГУМО пришла вскоре директива Генштаба, в которой было указано, где строить радар СПРН, а также утверждена легенда о том, что это возводится объект для космических целей. Главкомат ПВО страны, 4 ГУМО опять возразили. Мы официально заявили, что такая маскировка ни к чему не приведет. Американцы установят истинное предназначение Енисейской РЛС. Так все и получилось. Когда огромный объект был почти построен, промышленность изготовила для него аппаратуру, затрачены миллионы рублей, неожиданно США потребовали выполнять Договор по ПРО и закрыть РЛС под Енисейском. Неверное техническое, авторитарное решение привело к огромным финансовым и материальным потерям, нанесло удар по международному престижу нашего государства.

Так что поверьте моему опыту, непросто было воевать с монополизмом и волюнтаризмом в деле создания вооружений. Свои решения тот же НИИДАР, другие аналогичные фирмы, министерства ВПК протаскивали через постановления Правительства СССР и навязывали 4-му ГУМО и моему 5-му управлению свою волю. И все это происходило под покровительством ЦК КПСС, военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР, где в основном работали выходцы из конструкторских бюро и НИИ военно-промышленного комплекса. Естественно, что они поддерживали своих. Мы же заказчики вооружений могли соглашаться или нет с их решениями. Решающего слова мы не имели. А «Советская Россия» бессовестно пытается нас, заказчиков вооружений, представить какими-то советскими мафиози, которые лопатами гребли под себя народные рубли. Чушь, да и только. Повторяю, не мы в 4 ГУМО и других аналогичных управлениях влияем на техническую политику по вооружениям, а те, о ком я выше говорил. Мы же в создавшихся в государстве условиях делали все возможное для создания надежной системы заказа и создания качественных вооружений, всячески поддерживали науку и военную промышленность. Вот, например, когда в свое время почему-то стали в угоду кому-то (Прим. автора. Генерал Ненашев явно недоговаривал) сокращать тот же НИИ-ДАР, мы взяли в 4 ГУМО от туда ряд специалистов. Разогнать то просто. А вот чтобы создать такой НИИДАР надо, по крайней мере, не один год и даже десяток лет».

Беседа с генерал-лейтенантом запаса Михаилом Ивановичем Ненашевым прояснила ряд вопросов, которые были подняты в публикации в «Советской России». Хотя он многое и недоговаривал, призрачно намекал на различные проблемы при создании сложных радиоэлектронных вооружений, становилось понятно, в каких условиях приходилось работать заказчикам. Конечно, это было мнение только одного высокопоставленного военного чиновника. Он мог вполне многие вопросы трактовать в свою пользу. Однако подкупала предельная откровенность пожилого генерала. Хотелось Ненашеву верить, что так действительно все и было в истории с ЗГРЛС. Однако для полноты картины не хватало мнения рядовых конструкторов, инженеров, которые сами создавали и строили боевую загоризонтную систему. Ведь именно в их огород «Советская Россия» тоже бросила увесистый булыжник.

В блокноте у меня были записаны номера телефонов двух конструкторов Эфира Ивановича Шустова и Валентина Николаевича Стрелкина, которые вместе с Кузьминским начинали загоризонтную эпопею, а потом продолжали работать по этой тематике и после отставки главного конструктора. С ними через несколько дней я встретился в НИИДАРе.

Глава 8 «Эфир Шустов, Валентин Стрелкин»

В Научно-исследовательском институте дальней радиосвязи (НИИДАР) мне была назначена встреча на 15.00. Кандидат технических наук Эфир Иванович Шустов, один из ближайших сотрудников бывшего главного конструктора системы ЗГРЛС Франца Кузьминского по телефону объяснил, что до этого времени должны завершиться все текущие совещания и планерки. Так что можно будет поговорить в более спокойной обстановке, чем в утренние часы. От станции метро «Беговая» до метро «Преображенская площадь» ехать в подземке менее часа с одной пересадкой. За пятнадцать минут до назначенного времени вышел из вестибюля станции метро по соседству с комплексом зданий загадочного НИИДАРа. Красивая аббревиатура названия столичного НИИ завораживала. Казалось, что за этим созвучным и красивым сокращением скрывалась, какая-то весьма загадочная, секретная деятельность, абсолютно недоступная простым москвичам и гостям столицы, которые по своим делам посещали Преображенскую площадь.

За время учебы в Военно-политической академии им. В.И. Ленина много раз проезжал через суетливую Преображенскую площадь мимо зданий НИИДАР. Академическая квартира находилась на Алтайской улице в районе Гольяново. Нередко было удобно прямо на площади трех вокзалов сесть в троллейбус. И на конечной остановке выйти у обычной московской уже довольно старой девятиэтажки, где располагалась в коммунальной квартире казенная академическая одиннадцатиметровая комнатушка. На оживленном перекрестке Преображенской площади всякий раз удивлялся причудливой архитектуре полукруглого сооружения, необычно по тем временам облицованного затемненными стеклянными панелями. Строений такой оригинальной конструкции, облицованных стеклопакетами в алюминиевых рамах, тогда вообще было мало в столице. Невольно всякий раз разбирало любопытство, для какой цели построено подобное здание, какие люди в нем работают, чем занимаются? И вот это архитектурное чудо, правда, с давно немытыми стеклянными панелями оказалось передо мной всего в нескольких шагах. Тогда подумалось, мол, наконец-то узнаю, что скрывается внутри этого полукруглого стеклянного сооружения.

Довольно крепкий мужчина в милицейской форме, вполне вероятно сотрудник специальной службы, полистал увесистую и довольно замызганную канцелярскую учетную книгу. Нашел в ней заявку на разовый пропуск для меня. Не торопясь его выписал. При этом предупредил, чтобы на обратном пути разовый пропуск я не забыл сдать на вахту и чтобы в институте расписались, где я был и когда покинул территорию НИИ. Во время этой процедуры к вертушке проходной подошел среднего роста, лет пятидесяти мужчина и, спросив у меня фамилию, в ответ представился Эфиром Ивановичем Шустовым.

– Все же решил вас проводить к себе в отдел, – обратился он ко мне довольно приятным баритоном, – иначе наверняка заблудитесь в наших лабиринтах. Пойдемте, Валентин Стрелкин нас уже ожидает и, наверное, чай подготовил.

Сопровождение Шустова во время передвижения по коридорам и лестницам НИИДАР оказались не лишним. Кабинет ученого располагался в старой части знаменитого института. Новый человек в здании вполне мог потерять ориентацию и заблудиться в закоулках, в тупичках с закрытыми дверями или по узким переходам выйти в совершенное другое здание. Но Эфир Иванович был здесь своим кадром и прекрасно ориентировался в старом здании. При этом он негромко рассказывал мне на ходу историю своего института.

– НИИДАР ведет свою трудовую биографию еще с 10 ноября 1916 года. Тогда Преображенская площадь называлась Преображенской заставой. Там в корпусах располагалась вторая автомобильная рота Технического управления русской армии. Вот на ее базе и образовалось авторемонтное предприятие, – на ходу рассказывал Эфир Шустов, – на русско-германском фронте повреждалось очень много автомобилей, а перед войной не были созданы мощные ремонтные части. Вот и были спешно организованы в Москве на Преображенской заставе авторемонтные мастерские для восстановления в основном грузовых автомобилей иностранного производства «Паккард».

В 1918 году это был уже полноценный авторемонтный завод. Ну а в 30-х годах заводу был присвоен номер 37 Спецмаш-треста. Он так сказать стал почтовым ящиком. Предприятию так же присвоили почетное имя Серго Орджоникидзе. Завод стал выпускать легкие танки Т-27, Т-37, Т-38, Т-40, Т-60, Т-70. До конца Великой Отечественной и несколько лет после нее завод выпускал боевую бронетехнику».

А в 1949 году на заводе № 37 было создано опытное конструкторское бюро, которое в спешном порядке занялось разработкой радиолокаторов. С 1950 года на предприятии начался серийный выпуск знаменитой РАС П-20, которая за расположение лепестков антенн получила цветочное название «Ромашка». Этот радар получился таким надежным, что работал в любых условиях в пустынях, заполярной тундре, высокогорье, тропических болотах. Именно за неприхотливость и безотказность индийские военные назвали П-20 «русским самоваром». Вот с этого уникального радара и началась радиоэлектронная биография одного из старейших российских предприятий радиоэлектронной промышленности. Здесь создавались особо сложные боевые радиотехнические системы вооружения.

В конце 50-х годов именно в НИИДАРе был создан первый в мире радиолокатор для противоракетной обороны. Он на большом расстоянии обнаруживал баллистические цели. Тогда впервые в мире ниидаровскими учеными и конструкторами была решена сложнейшая научно-техническая проблема по значимости равносильная созданию пилотируемой космической техники. Так же здесь создавались сверхмощные радары для ПВО Москвы и системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН). А в 60-е годы специалисты НИИДАРа, в то время он еще назывался Научно-исследовательский радиотехнический институт (НИРТИ), начали работы по созданию загоризонтных, сверхдальних боевых локаторов. Одним словом за оригинальным фасадом этого института крылись такие тайны, за которыми охотились, наверное, все разведки мира. Но в конце пресловутой горбачевской перестройки режим секретности в НИИДАРе значительно ослаб. Пропуск, в прежде совершенно закрытый научный центр, мне был оформлен без особых проблем.

Прилично походив по этажам и коридорам, мы с Эфиром Ивановичем, наконец, зашли в небольшую комнату, в которой непонятным образом уместилось несколько стульев, пара канцелярских столов, да еще два книжных шкафа. Помню, что эта обстановка тогда меня несколько озадачила. Представлялось, что ученые разрабатывают свои системы в особенно комфортных условиях. А тут ворохи каких-то бумаг, папок на столах, книжные шкафы до отказа заполненные опять же различными папками и книгами. Но не случайно говорят, что первое впечатление обманчиво. То, что я услышал и записал в этой неказистой, пропыленной и прокуренной комнате, с давно немытыми стеклами окон было настоящим, ярким детективом из реальной жизни. Причем все это случилось с моими собеседниками в те годы, когда я еще учился в химико-механическом техникуме, а потом в Высшем военно-политическом училище Войск ПВО страны. Там на училищном полигоне мы курсанты случайно узнали от уважаемого нами преподавателя о работах по созданию удивительных могучих радаров. И вот передо мной сидели, пили чай и рассказывали о своей работе именно те люди, которые стояли у истоков зарождения советской боевой системы ЗГРЛС. Именно о них, об их творческом поиске и труде, так походя и зло, написала в 1990 году ежедневная, с миллионным тиражом газета «Советская Россия». Что именно эти авантюристы подхватили подброшенную из-за океана в Советский Союз заведомо ложную идею загоризонтных радиолокационных станций, на которую были бездумно ухлопаны миллиарды советских рублей.

Расшифровка диктофонной записи беседы Эфиром Ивановичем Шустовым и Валентином Николаевичем Стрелкиным.

«Загоризонтная локация вообще уникальна. Потому, что именно среда, в которой распространяются радиосигналы, непосредственно определяла тактико-технические характеристики ЗГРЛС. А эта среда, в свою очередь, на дистанции в тысячи километров, характеризуется переменным состоянием ионосферы и тропосферы, сезонно-суточными изменениями физических свойств канала распространения радиоволн, огромным уровнем помех от промышленных предприятий. Все это непосредственно влияет на энергетические возможности и работу самой ЗГРЛС. Поэтому Франц Александрович Кузьминский задумал боевую ЗГРЛС, как автоматическую сложную радиоэлектронную систему, в которой боевому расчету отводилась лишь контролирующая и обслуживающая роль. Весь процесс обнаружения и сопровождения баллистических ракет на огромных расстояниях должен был происходить в автоматическом режиме.

Было разработано несколько проектов боевой системы ЗГРЛС. Под руководством Франца Александровича проводились различные научно-исследовательские работы. Именно Кузьминский предложил еще молодому инженеру Валентину Стрелкину должность начальника лаборатории. Потом он его выдвинул начальником николаевского филиала НИИДАР. Ныне это Украинский радиотехнический институт. Николаевский полигон НИИДАРа был ничем иным, как опытным образцом загоризонтной РЛС. Ее эскизный проект был утвержден еще в 1966 году.

В наш институт Франц Александрович Кузьминский пришел в 1964 году на должность главного инженера из известного КБ-1, где под руководством Александра Андреевича Расплетина участвовал в создании системы ПВО Москвы «Беркут», получил громадную полигонную практику. Расплетин умел подбирать себе сильных сотрудников, так сказать селектировал людей по способностям. В НИИДАРе главный инженер Кузьминский, по сути, был еще и научным руководителем. Без его непосредственной поддержки проект опытной ЗГРЛС не был бы реализован.

В тот период Эфир Иванович Шустов был начальником головной тематической лаборатории по загоризонтной локации. По этой научно-технической теме шла очень активная работа. Уже строился николаевский радиоцентр. Так что Кузьминский у истоков загоризонтной радиолокации не стоял. До него главными конструкторами – научными руководителями темы ЗГРЛС были Ефим Штырен, Николай Лобышев, потом Владимир Васюков. Под руководством Васюкова учеными Богдановым, Гришиным, Замориным, Калининым, Па-хомовым был сделан эскизный проект николаевского опытного загоризонтного объекта 5Н77. В 1966 году по проекту «Дуга-2» было специальное Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР.

Приход Кузьминского в НИИДАР главным инженером беспокоил многих сотрудников, в том числе и Эфира Шустова. Свое необычное имя он получил от отца-сибиряка. В молодости Иван Петрович Шустов служил в первом радиополку Рабоче-крестьянской Красной Армии. Вот и назвал своего сына Эфиром, в честь пространства, где распространялись радиоволны. Свое весьма необычное имя Шустов младший оправдал. Стал учиться радиоделу. Правда, было несколько попыток сменить имя. Но потом отказался, что богом и отцом дано, то навсегда. Никогда потом младший Шустов не встречал такого имени. (Прим. автора. Ныне Эфир Иванович Шустов – доктор технических наук, профессор, академик Международной академии информатизации).

После изучения научных тем, которые вел коллектив НИИ-ДАРа, главный инженер Кузьминский стал критиковать разработчиков ЗГРЛС по ряду технических вопросов. Он считал, что зондирующий сигнал ЗГРЛС должен быть импульсным и большой мощности в сотни мегаватт. Неодобрительно высказывался об антенне. Трения с учеными были и по другим проблемам. Это не устраивало фактического руководителя создания николаевского опытного радара Юрия Кузьмича Гришина, который был начальником отдела по ЗГРЛС. У него были реальные опасения, что Кузьминский поменяет саму идеологию построения николаевского объекта. Однако опытный, уже в годах (в тот период ему было около сорока пяти лет) Франц Александрович понимал, что старая команда будет отстаивать свои взгляды на построение ЗГРЛС. Без боя ему не уступят. Но противостояния ученых не произошло. Главный инженер не стал настаивать на правоте своих критических оценок и предложений. Кузьминский поступил довольно мудро. Мол, вы ребята действуйте, продолжайте делать свой опытный радар. Однако, надо думать и о будущем – головном образце боевой ЗГРЛС, а потом и системе загоризонтной локации, которая вошла бы в систему предупреждения о ракетном нападении Войск ПВО страны, создававшуюся тогда под руководством академика Минца. Уже был проект этой комплексной системы.