Текст книги "Казанскй треугольник (СИ)"

Автор книги: Александр Аввакумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Машина Максима тоже получила сильные повреждения и загорелась. Он выскочил и попытался бежать. Одежда на нем горела, он упал, пытаясь сбить пламя…

Лежа на асфальте, он наблюдал, как из подъехавших машин выходили милиционеры. Один из них, по всей вероятности старший, дал команду, и на запястьях парня щелкнули наручники.

Его посадили в машину и повезли в больницу. Там Максиму наложили повязку, смазали ожоги на спине и под конвоем отправили в следственный изолятор МВД.

Носов, получив в аварии перелом ступни, вышел на больничный. Остальные отделались ушибами и нервным стрессом.

* * *

Максим, с матрасом под мышкой, вошел в камеру, где уже находились двое задержанных. Сумрачный свет не давал возможности разглядеть их лица. Арестанты с неподдельным интересом рассматривали некогда хорошо одетого молодого человека, который, судя по всему, первый раз попал в камеру.

– Привет честным сидельцам, – вспомнив рассказы Андрея, произнес Максим и проковылял мимо них.

Его приветствие вызвало неоднозначную реакцию.

Максим бросил матрас на пустующую нижнюю полку и попытался лечь.

– Это место для авторитетных арестантов, а не для тебя, фуфлыжник, – предупредил один и ударил Максима в лицо.

Удар был не сильным, больше обучающим, но Максим упал на бетонный пол и сильно ударился головой.

Поднявшись, он изо всех сих дал обидчику в глаз. Тот упал и на какое-то время затих. Второго сокамерника Максим ударил в лицо, когда тот хотел поднять лежащего товарища. Он упал и завыл нечеловеческим голосом.

– Теперь я здесь решаю все вопросы, кто не согласен – пусть ломится из хаты, – пригрозил Максим.

Он лег на лежак и стал наблюдать за тем, как поведут себя сокамерники. Рассказы Андрея о том, как вести себя в камере, как жить по понятиям, что делать, чтобы поднять свой авторитет, не прошли даром, и в данный момент парень решил придерживаться этих ценных советов.

Первым к нему подошел тот, что помоложе, и, протянув руку, представился:

– Леша.

Второго звали Наиль.

Уже через час Максим знал, что Алексей задержан по подозрению в серии угонов, а Наиль подозревался в разбойном нападении на офис небольшого кооператива, торговавшего вьетнамскими джинсами «Мальвина».

Наиль тоже спросил, за что попал Максим. Марков тут же придумал историю о том, что его напарник по бизнесу подставил его, так как захотел стать единоличным хозяином их небольшой фирмы. Максим, якобы, должен был подписать в милиции заявление о выходе из фирмы, но не захотел и, уходя от ментов, в хлам разбил две их машины.

В камере он вел себя вполне достойно, отлично осознавая, что с ним произошло. Каждый из сокамерников хотел предстать перед ним наиболее авторитетным преступником, прошедшим не через один лагерь, и они подолгу спорили, доказывая преимущества той или иной зоны.

Их споры забавляли Максима, но он слушал с интересом. Так незаметно наступил вечер, и сумрак сгустился в камере.

В коридоре изредка слышались шаги охранника, который регулярно заглядывал в глазок двери.

– Марков! На выход, – услышал он крик контролера.

Максим поднялся. Дверь камеры с лязгом открылась, и он увидел парня в гражданской одежде, который держал в руках наручники.

– Лицом к стене, – послышалась команда, и Максим повернулся.

Наручники сухо щелкнули.

– Вперед и наверх, – велел парень, и они молча двинулись по коридору.

* * *

Максим оказался в небольшом уютном кабинете. Судя по отделке и наличию пульта, сделал вывод, что здесь сидит какой-то руководитель уголовного розыска. В кабинете находилось двое мужчин, и арестованный решил, что который постарше и есть начальник.

– Присаживайтесь, – предложил старший и представился Виктором Алексеевичем Абрамовым.

Максим присел на стул и вытянул ногу. Нога, которую он сильно ударил во время аварии, опухла и не давала свободно двигаться.

Тот, что помоложе, встав со стула, подошел к парню, словно стараясь его получше разглядеть.

– Станислав, не приготовите ли нам чаю, – попросил Абрамов. – Разговор будет долгим, и перед этим, я думаю, стоит попить чайку.

Абрамов протянул Максиму пачку сигарет и предложил закурить.

– Я не курю, – отказался Марков и стал, в свою очередь, внимательно наблюдать за работниками милиции.

По их движениям, репликам, которыми они обменивались, Максиму стало ясно, что перед ним опытные работники, и с ними надо поосторожнее.

Поставив, перед ним стакан с чаем, Абрамов попросил рассказать о себе.

– Что конкретно вас интересует? – спросил Максим. – Думаю, что вы обо мне знаете намного больше, чем я сам.

Но долго не стал отпираться и начал рассказывать. Врать не хотелось, так как скрывать ему было нечего, и все что он рассказывал, легко и быстро проверялось.

Максим рассказывал и не сводил глаз с оперативников.

Оттого, что Станислав изредка заглядывал в бумагу, лежавшую перед ним на столе, Максим понял, что он сверяет его показания с уже имеющимися сведениями.

Когда он закончил говорить, Абрамов поинтересовался:

– А почему ты устроил гонки по городу, подвергая опасности людей? Чего испугался? Да, кстати, скажи мне, почему ты пошел на таран милицейских машин? Зачем тебе это надо?

Максим не стал лукавить:

– Я несколько дней подряд у своего дома видел какую-то машину, которая целыми сутками стояла под моим окном. В машине постоянно находились неизвестные люди, четыре человека. Кто они, я не знаю, кого они пасли около моего дома, тоже не знаю. Вы говорите, что это были работники милиции, но я в этом не уверен. Они все время были в штатском, и я решил, что это бандиты. Потом я заметил, что эти люди сопровождают меня по улицам. Это вообще непонятно – кто они, что им надо? Я не преступник, и мне скрываться нечего, я просто испугался за мать, которая часто остается одна и не сможет оказать сопротивление этим парням, если они попытаются проникнуть в нашу квартиру. Вчера я положил мать в больницу и вечером, возвращаясь домой, опять увидел эту машину. Хотел позвонить в милицию, но передумал. Что милиции сказать? Что под моими окнами который день стоит легковушка? Вы сочли бы меня шизофреником. Сегодня я хотел убедиться, за кем они ведут наблюдение – за мной, за мамой или за соседями. Сел в машину и поехал в город. Когда ехал, заметил, что за мной следуют уже две машины. Когда меня остановил работник милиции, я обратил внимание, что эти машины тоже остановились, и из них стали выходить здоровые ребята. Я испугался, что они нападут, и рванул. Что было потом – уже плохо помню. О том, что машины, перегородившие улицу, были милицейские, не знал, они были без милицейской окраски. В последний момент я попытался уйти от столкновения, но не смог. Мне очень жаль, что так случилось. Когда машина загорелась и я выбрался – опять испугался, теперь уже работников милиции, поэтому и попробовал убежать.

– Слушай, Марков! Все, что ты нам здесь говоришь, – чепуха. Ты прекрасно знаешь, за что ты задержан, – заговорил Станислав. – Советую рассказать о налете на контейнеровоз. Кто организовал, кто участвовал и где сейчас груз? Ты знаешь, твой подельник Баринов, к которому ты так часто приезжал в Адмиралтейскую слободу, задержан и дает показания. Теперь тебе ясно, почему ты здесь?

– Да, я хорошо знаю Андрея Баринова, мы часто встречались с ним, ходили в кафе, на танцы. Он не мог вам рассказать такого, потому что я ничего преступного не совершал! Если вы не врете, то пригласите Баринова, пусть он при мне расскажет. Я просто хочу посмотреть ему в глаза и понять, почему он на меня наговаривает. А то, что сейчас вы мне говорите, как раз и является полной чепухой, как вы выразились.

– Хорошо, Максим, – спокойнее сказал Станислав, – мы непременно организуем эту встречу, но тогда ты потеряешь единственный шанс, который называется чистосердечным признанием. Все последующие наши действия будут называться не иначе, как изобличение преступника в совершении им тяжкого преступления. Ты хоть понимаешь, что тебе грозит? Молчишь? Это, брат, сто девяносто первая статья со значком «прим.», по-русски – кража государственного имущества в особо крупном размере, и санкция там вплоть до расстрела! Дошло до тебя? Теперь понимаешь, что будет, когда мы докажем этот разбой?

– Извините меня! – обратился Марков ко мне. – Вам просто не на кого повесить это преступление, вот вы и решили загрузить меня. Я не совершал никаких противоправных действий, и если вы меня будете дальше грузить, то я найму адвоката и без его присутствия ничего говорить не буду. То, что я разбил машины милиции, – не отрицаю, но все остальное – не мое, и отвечать за какие-то разбойные нападения не собираюсь. Ищите дураков в другом месте! А сейчас я устал, у меня очень болит нога и обожженная спина, – сказал Максим и попросился в камеру.

* * *

Через три минуты Максим был уже в камере и отдыхал на своем лежаке. К нему подсели сокамерники и стали расспрашивать, у кого был, и что ему вменяли. О том, что кто-то из этих двоих работает на милицию, Марков не сомневался, но кто конкретно, не знал. Прикинувшись простачком, он стал пересказывать им весь разговор, состоявшийся наверху в кабинете Абрамова.

– Да, ты, мужик, влип в историю, – посочувствовал Наиль. – Теперь начнут грузить по полной. Тебе остается только защищаться. Главное, если ты действительно не при делах, не грузись, что бы они тебе ни говорили и ни обещали. Требуй очные ставки, заключения экспертизы, обязательно найми адвоката, при нем они хоть бить тебя не будут. Главное, не сдавайся и не думай писать явку с повинной, пусть все доказывают.

Леша начал издалека. Он стал приводить примеры, когда задержанный в ходе следствия не произносил ни одного слова, но его все равно судили и расстреливали, так как за него все говорили его подельники.

– Я что тебе посоветую, – говорил Леша, – может, тебе стоит поторговаться, ведь твоя судьба сейчас у них в руках. Как они этот вопрос поставят перед следствием, так все и будет решено. Здесь «чернуха», а не РОВД. Здесь умеют развязывать языки. Я еще не знаю такого случая, чтобы кто-то отсюда вышел на волю. Здесь только одна дорога – в зону.

Марков повернулся к стене и закрыл глаза.

«Вот я и в тюрьме, – подумал он, засыпая, – сколько дней и ночей мне предстоит провести здесь, не знает никто, кроме Бога. Увижу ли я живую мать?»

От этих мыслей на глазах выступили слезы. Он тихо заснул.

Ночью во сне он видел мать, которая стояла у окна и плакала, глядя ему вслед, а он все шел и шел, не в силах оглянуться.

* * *

Марков проснулся от лязга двери. Мужчина средних лет в погонах старшего сержанта занес ведро с водой и тряпку. Все это он бросил на пол:

– Уборка помещения. Всем оставаться на своих местах. Берегите свое здоровье!

Леша, встав с койки и взяв в руки тряпку, начал уборку. Отжав тряпку и вылив грязную воду в парашу, он постучал в дверь камеры. Прошло минуты две, прежде чем ее открыли. Охранник молча забрал ведро с тряпкой и закрыл дверь.

Максим лежал на койке и разглядывал потолок. Лежак был жестким, с непривычки болели бока и спина, и боль эту невозможно было никак облегчить. Поврежденная нога по-прежнему сильно болела. Он встал, подошел к двери и начал стучать.

– Чего надо? – услышал он голос из-за двери.

– У меня сильно болит нога, вы не дадите мне что-нибудь, анальгин например? – попросил Максим.

– Может, тебе еще и бабу в камеру привести? – ответил голос и противно засмеялся собственной шутке.

«Может, врач специально неправильно наложил мне повязку, чтобы нога постоянно мучила, – думал Максим. – И милиция будет уверена, что я не смогу сбежать».

Первым из их камеры на допрос вызвали Алексея. Из камеры его вывел старший сержант, и сокамерник отсутствовал часа два.

Когда он вернулся, сразу принялся рассказывать, как его кололи оперативники, но он ничего не сказал.

«Врет, – решил Максим. – Не похоже, чтобы его два часа кололи, а он остался не только спокойным, но даже веселым. Чудес не бывает».

Следующим вывели Наиля. Алексей тут же подсел к Максиму и начал плести истории, как угонял машины. Максим лениво поинтересовался, какие машины тот угонял, как вскрывал двери и отключал сигнализацию. Алексей почувствовал заинтересованность Максима и радостно продолжил. Он заливал о своих подвигах более часа, но на вопрос, как отключал сигнализацию, так и не смог вразумительно ответить.

Чувствуя, что засыпается, Алексей сразу ввел в рассказ новое лицо. Оказывается, эту работу осуществлял его подельник, а он сам лишь угонял уже открытые машины.

Алексей неосмотрительно близко нагнулся к Максиму, и тот уловил явный запах копченой колбасы и чеснока.

– Интересно, Леша, кто же из оперативников тебя угощал копченой колбасой? Насколько я знаю, их кабинеты – не магазины. А главное, за что они тебя кормили? Может, за то, что стучишь? А может, страшно подумать, за то, что трахают тебя?

Алексей отскочил, как ошпаренный.

– Меня еще вчера насторожило твое предложение о маляве, – начал Максим, – но я как-то не придал этому особого значения. Но сегодня – колбаса, чесночок! Ты явно, заигрался!

– Ты что, Максим! Подумай, кому ты делаешь предъяву! Обоснуй или я тебя, пидара, замочу прямо в камере, – крикнул Алексей. – Ты еще зоны не видел, не знаешь порядков, а все туда, в обвинители. Если я прокричу, тебя ведь на ремешки порежут.

Неожиданно лязгнула дверь, и в камеру ввели Наиля.

* * *

Мы сидели в кабинете со Станиславом и обсуждали ситуацию. Руководство МВД требовало результата по раскрытию преступления, и нам приходилось пахать сутками, придумывая оперативные комбинации, которые могли бы подтвердить причастность Маркова к разбою. Очная ставка с водителем контейнеровоза положительных результатов не принесла. Водитель не опознал в нем преступника.

Мы знали, что очная ставка не даст результата, и всячески препятствовали ее проведению, но следствие было неумолимо и, несмотря на наши протесты, провело его.

– Ну, теперь вы видите, что я не виноват ни в каком разбое, – произнес Максим. – Я сразу понял, что вам главное повесить на кого-нибудь это преступление, вот вы мне и стали его вешать. Представьте, как я рад, что он меня не опознал. Я сидел и думал, уговорите вы его или нет. Видно, не уговорили!

Марков сидел на стуле и нагло улыбался, глядя на нас. Агент, внедренный Балаганиным в разработку Максима, был срочно выведен из операции в связи с его расшифровкой. Нам ничего не оставалось, как признать Маркова дерзким и опасным преступником. Вот и сейчас мы рассуждали с Балаганиным о его аналитическом уме. Этот парень, ранее не судимый и ни разу не привлекавшийся к административной ответственности, совершенно спокойно расшифровал группу наружного наблюдения, а теперь и агента в камере.

– Нет, Станислав, Маркова просто так не расколешь! – подытожил я. – Необходимы другие комбинации, новые люди, притом авторитетные, про которых он слышал или знает. Только эти люди в состоянии его расколоть. Бомжи здесь не ходят.

Балаганин вышел из кабинета, а я, в который уже раз, начал листать протокол обыска в квартире Маркова.

«Неужели мы ошиблись и сейчас зря тратим время на этого Максима? – думал я. – И обыск его квартиры нам ничего не дал. Если бы он повел себя более лояльно в момент задержания, то его вообще пришлось бы отпустить. Вот и оперативная установка, сделанная сотрудниками по месту проживания Марковых, была настолько положительной, что по ней можно было награждать, а не сажать».

Марков, как утверждали все его соседи, был воспитанным молодым человеком, всегда вежлив в отношении соседей. За все время его ни разу не видели в нетрезвом состоянии. Соседи считали, что он работает в каком-то кооперативе и зарабатывает неплохие деньги, так как совсем недавно их семья приобрела в свое пользование автомашину. После смерти отца парень стал более замкнутым, и в последнее время их квартиру практически никто не посещал.

Я отложил протокол обыска и вышел на улицу. Стоял теплый летний день. В парке «Черное озеро» играли дети, на скамейках сидели взрослые. Я взглянул на часы, было время обеденного перерыва. Постояв под солнышком еще пару минут, я направился в столовую.

* * *

После обеда я прошел в кабинет руководителя службы наружного наблюдения.

– Привет, – поздоровался я, – не отрываю от дел?

– Все нормально. Что тебя привело? – спросил меня начальник отдела.

Я ему коротко рассказал о своих проблемах и поинтересовался розыском Фазлеева Алмаза.

– Порадовать тебя ничем не могу. Мы держим адрес, но домой он не приходит. Я думаю, что он уехал из города. А что ему мешает – денег море, живи, где хочешь!

Попрощавшись, я вышел и направился к себе.

Через минуту позвонил Стас и предложил мне встретиться с агентом, которого поднял Юрий Зимин.

Я вошел в кабинет и увидел парня, сидевшего за столом и что-то старательно писавшего.

Увидев меня, он перестал писать и вопросительно взглянул на Юрия.

– Не переживай! Это мой начальник, – успокоил его Юрий.

– Расскажи-ка мне, Наиль, о Маркове, – попросил я. – Как он ведет себя в камере, что рассказывает о преступлениях, о своих друзьях. Вообще, все о Маркове.

Парень сказал, что Марков очень умный и внимательный человек. Он больше предпочитает слушать, чем говорить. У него не голова, а компьютер! Считает себя попавшим в милицию в результате провокации. Рассказывает о том, что, испугавшись, он разбил несколько милицейских машин и готов за это ответить. Уверен, что его с кем-то путают, потому что «наверху» его постоянно грузят каким-то разбоем. Недавно прошла очная ставка, и потерпевший его не опознал. Он очень переживал, что оперативники уговорят потерпевшего, и тот просто покажет на него.

О своих друзьях ничего не рассказывает, беспокоится за больную мать, которая находится в больнице. Это, говорит, хорошо, что его задержали, пока мать в больнице, там хоть есть кому помочь. Было бы хуже, если бы она была дома одна.

Я слушал агента и думал, думал, думал. Страшно было ошибиться в объекте задержания. И сейчас, чем больше агент говорил, тем меньше во мне было уверенности в правильности моих действий.

Я вышел из кабинета Зимина и направился к себе. Через минуту ко мне пришел Юрий.

– Срочно убери от Маркова этого человека. Он не способен с ним работать! Неужели ты не понял, что он его просто расколол, когда попросил достать карандаш и бумагу для малявы. У кого и где задержанный может достать бумагу и карандаш? Только у оперативников! Это ясно даже дураку. Не опускай его в камеру, если не хочешь погубить. Марков убьет его.

Зимин вышел из кабинета. Я понял, что Максима может разработать только тот агент, который будет для него явным авторитетом.

Где найти такого человека – неизвестно, и поэтому я стал звонить заместителю начальника Следственного изолятора N1 по оперативной работе. Мы были с ним знакомы давно и не раз выручали друг друга в разных щекотливых ситуациях.

Я вкратце рассказал ему о происходящем и попросил помочь. Он пообещал найти достаточно авторитетного преступника, который бы сотрудничал с органами внутренних дел.

На следующий день он позвонил мне и попросил, чтобы я прислал к нему оперативников за сидельцем.

Я срочно вызвал Балаганина и отправил его с двумя сотрудниками в СИ-1.

Через час ко мне в сопровождении Балаганина вошел мужчина в возрасте тридцати лет.

– Как тебя зовут? – поинтересовался я.

– Моя фамилия Фомин, зовут Сергей, – представился он. – Трижды судимый и в настоящее время нахожусь под следствием. Думаю, прогнать следующую легенду: оперативники раскопали еще несколько преступлений, совершенных мной, и теперь копают под меня. Ранее судим за убийство. Отсидел восемь лет. Начинал с малолетки и закончил срок на двойке. Еще дважды судим за разбой. Последний раз осудили на девять лет, и этот срок я отбывал в Мордовии.

Я не стал информировать его о Маркове, ибо посчитал, что если агент опытный, он сам узнает все о своем сокамернике.

Его легенда была довольно простой и понравилась мне.

Станислав отвел Фомина в камеру к Маркову.

Теперь оставалось только ждать.

* * *

Алмаз не выходил из дома уже больше недели. Купленные продукты заканчивались, и он вместе с Лилей отправился на Центральный колхозный рынок.

На рынке они приобрели все необходимое и собирались уже ехать домой. Неожиданно в дверях лабаза Алмаз лицом к лицу столкнулся со своей соседкой. Ему ничего не оставалось, как поздороваться.

– Здравствуйте, Фаина Ильдусовна, – произнес Алмаз и, не останавливаясь, проследовал дальше.

Изумленная Фаина Ильдусовна встала как вкопанная – она знала, что Алмаз в розыске, и его усиленно ищет милиция.

Когда он отошел уже метров на тридцать, она потихоньку двинулась за ним и заметила, что Алмаз вместе с молодой черненькой женщиной сел в трамвай второго маршрута.

Дома бдительная соседка позвонила участковому и рассказала, что видела Алмаза на колхозном рынке, и что он был там с женщиной.

Фаина Ильдусовна была доверенным лицом местного участкового уполномоченного и часто выполняла его поручения, связанные с жильцами близлежащих домов. Она периодически информировала участкового о неработающих лицах, местных пьяницах и других, представляющих интерес для правоохранительных органов. И сейчас, вспомнив об информации участкового, она не могла не доложить ему об Алмазе.

Уже через час об этом знал не только я, но и мое руководство.

Собрав у себя небольшое совещание, я проинформировал сотрудников и дал команду сообщить всем участковым и оперативным сотрудникам, чьи зоны работы каким-то образом соприкасаются с движением второго маршрута трамвая. Особо были проинформированы работники ГАИ, так как мы не исключали, что разыскиваемый может передвигаться на своей машине.

Перебирая информацию в оперативном деле, которое в свое время вел Балаганин, я наткнулся на адрес Сулеймановой Лили, которая проходила по его делу как швея. Ее адрес проживания был не так далек от конечной остановки второго маршрута – улицы Волкова. Эта догадка, как молния, пронзила мой мозг и я, схватив трубку, стал звонить Станиславу.

Он понял меня с полуслова и с двумя работниками уголовного розыска тут же выехал по этому адресу.

По дороге он заехал в опорный пункт милиции и забрал с собой участкового инспектора.

Достав оружие, участковый позвонил в дверь Сулеймановой.

Через минуту подошла женщина и спросила, кто там.

– Откройте, это ваш участковый инспектор, – потребовал работник милиции.

Станислав услышал, что женщина с кем-то советуется.

– Откройте дверь, или мы будем вынуждены ее взломать, – повторил участковый.

Дверь открылась, и сотрудники уголовного розыска ворвались в квартиру.

Помимо женщины там находился мужчина, ремонтировавший кран. Он был в спецовке, из кармана торчал разводной ключ.

Станислав стал расспрашивать «сантехника», кто он и каким образом оказался в квартире. Лицо мужчины было ему знакомо, но где он его видел, Стас вспомнить не мог и очень себя корил, что в спешке не взял фотографию Алмаза.

Мужчина был спокоен и без особого волнения отвечал на все его вопросы. Он сказал, что работает сантехником в ЖЭУ и пришел по вызову, в связи с жалобой гражданки на сломанный кран.

Поинтересовавшись семейным положением Лили, Станислав заметил, что на вешалке прихожей висит мужская куртка. Он подошел к ней и засунул руку в боковой карман, где оказалось водительское удостоверение на имя Фазлеева. Фото на удостоверении и внешность сантехника – одно и то же лицо!

Алмазу ничего не оставалось, как признаваться. Оставив в квартире двух сотрудников уголовного розыска, Станислав с задержанным поехал в МВД, чтобы передать его, а самому с постановлением на обыск и следователем вернуться в квартиру для обыска.

* * *

Узнав о задержании Фазлеева, я вновь поверил в удачу. Несколько дней назад и представить было сложно, что так легко мы возьмем еще одного подозреваемого!

Его завели ко мне в кабинет. Я взглянул на него, стараясь определить, как строить разговор.

Передо мной был молодой человек, среднего телосложения, с темными, словно уголь, волосами. Его сильные руки свидетельствовали о физической силе.

– Присаживайтесь, – предложил я ему.

– Вы думаете, что правда может существовать в этом заведении? – спросил он, осматривая кабинет.

– Расскажите, Алмаз, о преступлениях, которые вы совершили с Андреем Бариновым и Максимом Марковым, – сразу начал я. – Вы, наверное, уже знаете, что Максим давно задержан и дал кое-какие показания, в частности, в отношении вас. Вижу, что вы мне не верите, тогда скажите, почему мы вас нашли? Как мы узнали, у кого вы скрываетесь?

Алмаз молчал и пытался предугадать мои дальнейшие действия.

Когда я закончил, он произнес:

– Слушайте! Я не понимаю, за что меня задержали. Не совершал я никаких преступлений, и не надо на меня вешать! А если считаете, что я что-то совершил, то докажите. Больше я не буду ничего говорить без адвоката.

Я еще минут двадцать пытался разговорить его, но он упорно молчал. Пришлось вызвать конвой и водворить его в камеру.

Было предельно ясно, что ни Алмаза, ни Максима к даче показаний просто так не склонить. Потребуется длительный срок разработок, чтобы они поняли, что признаться – единственный выход.

* * *

На другой день после задержания второго преступника я доложил об этом руководству управления. В кабинете начальника был и его зам – Носов. Рядом с ним лежали костыль и палочка. Я кратко доложил о задержании и планируемых мероприятиях. Начальник одобрил мой план, и уже в дверях меня остановил Носов – попросил зайти к нему.

– Ты знаешь, Абрамов, ко мне обратилась жена высокопоставленного человека из Обкома партии и попросила организовать ей встречу с задержанным Марковым. Она хочет передать ему продукты и по возможности поговорить. Ты можешь помочь? – спросил Носов.

– Владимир Алексеевич, мы таких свиданий ни разу не позволяли. Здесь недостаточно только моего или вашего решения. Необходимо согласовать это со следователем. Решающее слово за ним.

– Пойми меня правильно! Я не могу ей отказать, – начал просить он, – такие люди дважды не обращаются. Не думаю, что она каким-то образом может помешать или навредить следствию.

– Решайте сами, а я этого делать не буду, – сухо ответил я.

Носов сделал обиженное лицо и жестом показал мне, что разговор закончен.

Я вышел и направился в свой кабинет. Ясно, что мой отказ вновь обострил отношения, но другого выхода, на мой взгляд, не было.

Часа через два после разговора с Носовым ко мне зашел Балаганин с информацией от Фомина.

В своей записке Фомин описывал знакомство с Марковым. Из отчета следовало, что это весьма замкнутый человек, про которых говорят, что они себе на уме. После того как он расколол двух агентов, Марков не доверяет никому, так как считает, что камера может прослушиваться.

Фомин считает, что к Маркову необходим совершенно другой подход, и что форсировать события нельзя, так как любой вопрос Маркову сразу разрушит образовавшийся контакт.

«Да, Фомин мужик еще тот, психолог, и, я думаю, он совершенно правильно выбрал поведение. Очевидно, он хочет, чтобы сам Марков начал консультироваться с ним», – решил я, заканчивая читать сообщение.

– Станислав, думаю, необходимо более плотно поработать с Марковым. Грузите на него все, что у нас есть по этим делам. Надо вывести его из состояния покоя. Обязательно сообщи ему о задержании Фазлеева. Все, что получим от Фомина, будем преподносить ему как информацию, полученную от Алмаза, а Алмазу – как полученную от Максима. Кстати, вы зарядили камеру у Фазлеева?

Балаганин кивнул, давая понять, что задание понял и намерен приступить к работе.

* * *

После обеда я не спеша поднимался по лестнице, прокручивая в голове утреннюю информацию. Из кабинета Носова доносился женский голос, и этот голос мне был знаком. Но кто это? Память дала сбой.

Вдруг за моей спиной резко открылась дверь и в коридор вышла женщина. Она обернулась ко мне, и я узнал в ней Светлану, мою первую школьную любовь!

Сердце сжалось до боли, я глядел на нее, а она на меня, мы оба застыли.

– Привет! Не ожидала тебя здесь увидеть, – еле слышно произнесла она. – Как живешь, как дети?

– У меня все хорошо. Вот работаю здесь. Дома все нормально, дочка растет.

Светлана была такой же красивой, как и в юности, лишь косметика на лице говорила о том, что она уже не школьница.

– Мы, кажется, не виделись лет десять? Ты мало изменился, разве что виски седые. Я слышала, что работаешь в милиции, но не думала, что мы вот так встретимся в МВД.

– Значит, это ты жена чиновника из обкома? А я и не знал! Значит, это тебя так интересует судьба Максима Маркова?

Пока мы говорили, из кабинета вышел Носов:

– Я же тебе говорил о женщине, которая хочет встретиться с Марковым. Вот это и есть та женщина. Я думаю, что теперь ты изменишь свое решение и окажешь ей услугу?

– Кем вам приходится задержанный Марков? – спросил я ее официально.

Светлана как-то замялась и, как будто набравшись сил, тихо произнесла:

– Он мой друг.

– Простите меня, надеюсь, вам известно, что свидания предоставляются лишь ближайшим родственникам. А вы таковой не являетесь.

Лицо ее вспыхнуло, и она, не оборачиваясь, устремилась к лестнице. Вслед за ней посеменил Носов.

У себя в кабинете я сел в кресло, закрыл глаза, и воспоминания закружились в моей голове. Я вспомнил те обиду и унижение, которые так и не смог пережить за долгие годы.

Ее мама всегда боялась за ее будущее, за то, что она свяжется с каким-нибудь проходимцем. Она и меня, сына простого рабочего, приравняла к этой категории.

Вот сейчас я – работник уголовного розыска, борюсь с ворами и всякой швалью, а ее дочь почему-то связалась с этими людьми. Видно, от судьбы не уйдешь, то, чего так боялась мать, и случилось. Да, судьба играет с человеком.

Светлана выскочила из здания МВД, как ошпаренная. Она хорошо помнила все слова покойных родителей, которые так бесцеремонно обошлись с Абрамовым. А ведь она тогда так его любила! Теперь бумеранг вернулся и больно ударил по ее самолюбию и чувствам.

А ведь он прав, как всегда. Кто она Максиму – не жена, не любовница по большому счету. Ее муж – Ермишкин, и пока она замужняя женщина – не имеет никаких прав на Маркова!

Светлана шла по улице Лобачевского. Еще минуту назад кипящие в ней страсти и обида улетучились, словно и не было. Домой ей не хотелось – это был не ее дом. Все, что находилось там, напоминало только о Ермишкине, о его изменах, об угасшей любви.

Неожиданно она развернулась и направилась в обком. На входе ее остановил постовой милиционер и поинтересовался, к кому она и по какому вопросу. Светлана назвала фамилию мужа, и постовой, указав номер кабинета, пропустил ее.

Она шла по коридору, и мужчины останавливались, с интересом рассматривая ее.