Текст книги "История Словакии"

Автор книги: Александр Авенариус

Соавторы: Ян Штайнхубель,Элена Маннова,Роман Холец,Ян Лукачка,Даниела Двожакова,Любомир Липтак,Давид Даниэль,Иван Мрва,Эва Ковальска,Бланка Брезовакова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 40 страниц)

4. Культура в полиэтничной среде

4.1. Уклад, региональные и социальные различия

Традиционные географические, исторические и культурные различия между отдельными регионами Словакии в XIX в. еще более подчеркнуло неравномерное развитие урбанизации и индустриализации. Территории, расположенные в стороне от магистральных путей, отставали по уровню цивилизованности. Жизнь людей в сельской местности по-прежнему зависела прежде всего от природных условий. В зоне низинной культуры, где выращивали пшеницу, кукурузу, сахарную свеклу, табак, виноградную лозу, абрикосы и дыни и где разводили свиней, раньше отказались от трехпольной системы возделывания земель, быстрее модернизировалось сельское хозяйство, быстрее проникали фабричные изделия и городские веяния в одежде и в столований. Этнические различия между словацким и венгерским населением проявлялись не столько в материальной культуре, сколько в языке и в отдельных признаках влияния строгих кальвинистских установок.

Зона горной культуры с многочисленными относительно изолированными долинами отличалась более суровыми климатическими условиями и худшей почвой, зато обладала лесными богатствами и рудными месторождениями. Там разводили крупный рогатый скот и овец, выращивали менее требовательные к природно-климатическим условиям растения, как картофель, овес, ячмень, просо, гречиха, капуста. Низкопродуктивное сельское хозяйство вынуждало людей искать дополнительные способы заработать: торговать в разнос и подаваться на сезонные работы на юг.

Этнографический атлас Словакии (1990 г.), отражающий тенденции развития с середины XIX в. до середины XX в., указывает на три основных характерных обстоятельства в развитии народной культуры Словакии: 1. По территории Словакии проходили границы западноевропейских и восточноевропейских культурных явлений, и это нашло свое выражение в типах семьи, в музыкальном стиле, в обрядовой культуре и т. п. 2. Народная культура обусловлена в первую очередь природными условиями, по которым, – как уже было сказано, – Словакия делится на низинную и горную географические зоны. 3. На основе исторических, экономических, этнических и конфессиональных факторов можно выделить три большие области народной культуры: западноеловацкую, восточнословацкую и среднесловацкую.

На западнословацкую область влияли культурные контакты с Моравией, Австрией (особенно с Веной) и с венгерскими областями. Здесь раньше других обзаводятся сельскохозяйственными орудиями фабричного производства и машинами, растет покупательная способность населения, расширяется ассортимент товаров в торговой сети. Тесные контакты с крупными городами способствовали быстрейшему освоению образцов городской культуры, например, здесь раньше всех прижились духовые оркестры и современные бальные танцы.

На культуру восточнословацкой области наложило свой отпечаток влияние греко-католической церкви с восточно-христианской литургией, восточноевропейской культуры, а также экономическая отсталость и массовая эмиграция. С одной стороны, в изолированных северных и северо-восточных районах сохранялись архаичные формы культуры, с другой, – реэмигранты из Америки приносили сюда новые элементы, стимулирующие модернизацию жизни населения.

В среднесловацкой горной области, в слиянии различных миграционных потоков (немецкая колонизация, валашская колонизация), земля по большей части принадлежала королевским городам, королевской казне и мелкому дворянству – земанам. В этой области доминирует пастушеская народная культура, и в то же время отсутствуют многие черты, присущие крестьянской среде западной и даже восточной Словакии.

Особое место принадлежит региональным культурам Спиша и Геме-ра. Эти жупы с большой долей немецкого и евангелического населения, отличающегося повышенной мобильностью, выделяются более высоким уровнем образованности.

Лишь небольшая часть населения Верхней Венгрии жила в городах (в 1910 г. около 10% проживало в селениях свыше 5000 жителей). Критерии, по которым то или иное селение входило в разряд городов, были разные. Некоторые города в упадке были лишены характерных признаков городской жизни, в других, даже если они всего лишь большие поселки, била ключом городская жизнь. В 1900 г. в городах на территории Словакии было свыше 800 трехэтажных домов, более 100 четырехэтажных, 17 пятиэтажных и только два дома имели больше пяти этажей. В Братиславе тогда почти все дома были построены из камня или кирпича, а в южнословацких городах преобладали дома из необожженного кирпича. С конца XIX в. жизнь городов все больше определяется достижениями цивилизации: канализация, газификация, мостовые с твердым покрытием, регулярный вывоз мусора, водопровод, отопление, электричество и т. п. Перед 1918 г. электрической энергией могло быть снабжено только чуть больше 2% городов, где проживало около 14% населения. Во всех городах в Словакии в начале XX в. было чуть больше 1100 ванных комнат, из них в Братиславе 342 (в 2,6% квартир). Гигиеническим целям служили городские бани. Вводится городской общественный транспорт, строятся или реконструируются многочисленные общественные здания: ратуши, официальные учреждения, театры и казино, школы, церкви, музеи, банки, кафе, больницы.

Культура жилища отражает социальный статус. Аристократия по-прежнему живет в пышных дворцах-усадьбах и помещичьих усадьбах или в городских дворцах. Семья Пал фи реконструирует Бойницкий и Смоленицкий замки в стиле романтического историзма. В крупных городах поодаль от центра и промышленных зон возникают жилые кварталы доходных домов с роскошными и обычными квартирами, а также кварталы особняков состоятельных горожан. В небольших городах в начале столетия появляются кварталы чиновничества и служащих. Часть рабочих жила в деревнях, где их быт ничем не отличался от окружающих, может быть, они жили еще беднее и часто в наемном жилье. Другие жили в бараках, построенных фирмой или помещиком. С середины XIX в. вблизи рудников и промышленных предприятий возникали рабочие поселки с общей социальной инфраструктурой, небольшими садиками и собственными торговыми заведениями. Социальная инфраструктура зависела от занимаемого положения на работе, для мастеров и служащих строились даже казино, спортивные сооружения.

Крестьяне, как правило, жили в домах трехраздельного плана, где было одно жилое помещение, сени и чулан. Перегородив сени, получали новое помещение – кухню. Вначале в так называемой черной кухне пищу готовили на открытом огне, и дым свободно растекался по всему помещению. Со второй половины XIX в. начинают появляться плиты с выложенным кирпичом дымоотводом. Главное жилое помещение – горница – служит для сна, для устройства праздников, для приема гостей, но и как рабочее помещение, используется для хранения продуктов (например, картофельные погреба), а зимой для временного содержания молодняка сельскохозяйственных животных. В более или менее зажиточных слоях крестьянства начинают выделять парадное помещение для приема гостей, так называемую светлицу.

Культура одежды второй половины XIX в. отмечена печатью универсализма, затрагивающего все более широкие слои населения. Ассортимент тканей расширился благодаря текстилю фабричного производства. Одежда крестьянского и пастушеского населения вплоть до XX в. сохраняла архаичные формы и шилась преимущественно из полотна (в низинных областях) и из сукна (в горных областях). Постепенно в праздничную национальную одежду стали проникать детали одежды земанов или ремесленников. Некоторые традиционные элементы костюма заменялись городскими – блузой или пиджаком. Промышленные рабочие и реэмигранты из Америки, как правило, первыми в деревне начинали носить конфекционную одежду вместо традиционной.

В городской среде развитие культуры одежды шло по многим руслам. С 30-х по 70-е годы XIX в. был очень распространен тип одежды дворян, чиновников, городских верхов – так называемого венгерского костюма. Он состоял из прилегающего сюртука до колен (аттила) с декоративными пуговицами и нашитыми поперек шнурами, из облегающих брюк, высоких сапог и меховой шапки с пером райской птицы. В упрощенном виде он составлял предписанную униформу венгерских чиновников. В период усиления мадьяризации в конце XIX в. ношение этого костюма приобрело венгерский национальный оттенок, поэтому сознательная словацкая интеллигенция перестала его носить.

Мужская одежда становилась все более простой и удобной. Практичность и целесообразность одежды мужчины должны были своим видом демонстрировать его деловитость, в то время как модная женская одежда имела представительский характер. Новые ткани фабричного производства, открытие синтетических красителей, изобретение швейной машинки, распространение модных журналов, которые оперативно информировали дам даже в местечках о последних новинках из Парижа, и внедрение современных методов продажи и рекламы влияли на женскую половину городского общества. В соответствии с увлечением историческими стилями мода тоже вдохновлялась прошлым – рококо и барокко (кринолины, потом платья с турнюром – подушечкой из конского волоса, подкладываемой сзади под платье ниже пояса). С конца столетия мода резко меняется, воплощая идеал женщины в стиле сецессиона. К 1910 г. наконец начинают носить платья без корсета, прилегающие цельнокроенные или кимоно. Демократизация женской выходной и деловой одежды представлена английским костюмом, состоящим из юбки, жакетика и блузки. Реклама пропагандирует модную одежду как продукцию столичного общества. Растущее распространение туризма, пребывания на курортах или на взморье увеличивают возможности показать себя. Характер одежды начинает заметно дифференцироваться на разные случаи общественной жизни. Соответствие одежды данному конкретному случаю становится обязательным для всех слоев городского общества, хотя это ставило под угрозу бюджет многих семей. Одежда указывала на принадлежность к определенной социальной или профессиональной среде.

В то время как венгры демонстрировали свою национальную идентичность «венгерским костюмом» государственных чиновников, у словаков дело обстояло иначе, В 60-х гг. в атмосфере раскованности национально сознательные словацкие горожанки, женщины и девушки, носили так называемые «меморандумные» перстни и браслеты с надписями, увековечивающими память о собрании и принятии «Меморандума» в Мартине в 1861 г. Попытка ввести мужской городской национальный костюм (так называемую галену), состоящий из белого суконного пальто на красной подкладке с синими шнурами, не удалась. С конца XIX в. в городской среде признаком проявления словацкого национального самосознания становится народная одежда. Дамы по случаю национальных празднеств надевают национальные костюмы, мужчины носят так называемые словацкие рубашки с вышитой грудью. Тот же смысл вкладывался и в устройство в домах и особняках словацких горожан так называемых «словацких комнат», убранных изделиями народных художественных промыслов.

Традиционный народный рацион питания до начала XX в. складывался главным образом из продуктов собственного производства. В нем было больше блюд растительного происхождения и молочных, чем мясных. Для словацкой народной кухни характерны картофель, каши из разных круп, овечий сыр, брынза, щи из кислой капусты с грибами, из напитков – теплая водка – жжёнка и водки как таковые, в низинной зоне вино. Городской тип питания – белые булочки, пироги, кофе, чай как элементы высшей, «господской» культуры в деревню приносили преимущественно мигранты и реэмигранты из Америки. В городском домашнем быту готовили еду главным образом по немецким, венгерским или чешским поваренным книгам, первую словацкую поваренную книгу издал в 1870 г. Ян Бабилон.

Новые методы организации труда и отделение рабочего помещения от жилого привело к появлению такого феномена, как «свободное время». Совместное времяпрепровождение досуга в общественных местах является характерной чертой повседневной жизни почти всех социальных слоев города. Городские сливки общества встречаются в кафе, в клубах, в театре, на бульваре; ремесленники и рабочие – в пивных и в трактиpax, где они устраивают свои культурные и образовательные мероприятия. Улицы и площади заполняются участниками церковных процессий и шествий, праздников каких-нибудь организаций и профессиональных групп. Большую часть культурных мероприятий организуют общества: пожарников, певческие, музыкальные, но и физкультурные, спортивные, образовательные, религиозные и т. п. В общественной жизни рабочих самыми знаменательными были празднования 1-го Мая и освящение знамени какой-либо организации. Праздники обычно завершались танцевальным вечером в летнем ресторанчике.

Танцам люди отдавали много энергии и времени. Танцы устраивались на масленицу – в масках и без, на «маялесы», на «июниалесы» (народные гулянья в мае, июне), на Анна-балах (бал в честь именин), на вечерах, организуемых обществами, на загородных гуляньях, на свадьбах и т. д. Парные танцы чардаш, полька, вальс, мазурка и кадриль, воспринятые из сопредельных национальных культур, служили выражением общей раскрепощенности личности, ускоренного ритма жизни, свободы поведения. На танцах чаще всего играли цыганские оркестры, военные оркестры, при фабриках возникали духовые оркестры. В начале столетия в кругах высшего общества появляются новые западные танцы, например, вальс-бостон. Уровень балов оценивается по количеству пар во время кадрили. Основным типом танца в народной среде были парные кружащиеся танцы традиционного стиля и их «неовенгерская» новинка – чардаш. В деревнях танцуют также вальс, польку, реже мазурку, а в западной Словакии – и кадриль. В некоторых случаях, на свадьбах или на масленицу, еще можно было увидеть старинные танцы – мужские, женские и традиционные местные.

С конца XIX в. заметно растет интерес к спорту. Сначала индивидуальные спортивные достижения были прерогативой аристократии и горожан, но перед первой мировой войной спортом уже занимались и ремеленники, и рабочие. О массовости отдельных видов спорта свидетельствует создание спортивных союзов общегосударственного значения. С 80-х гг. XIX в. вслед за гимнастическим союзом возникают центральные союзы велосипедистов, гребцов, пловцов и атлетов. С начала XX в. растет интерес к футболу, теннису и лыжам. Национально настроенные словаки отдают предпочтение скорее физкультурному движению, которое в Германии и Чехии (массовая физкультурная организация «Сокол») сыграло важную роль в движении национального освобождения. В эти годы словаки тоже пытаются основать организацию по типу «Сокола», но венгерские власти на подобную «панславистскую» инициативу так никогда и не дали разрешения.

В начале XX в. в категорию общественных развлечений входит кинематограф. Киносеансы владельцев передвижной кинопроекционной аппаратуры постепенно вытесняются стационарными кинотеатрами (первый был открыт в Братиславе в 1905 г.). До первой мировой войны в Словакии появляется около 40 стационарных кинотеатров, которые в маленьких городах заменяют театр. Кино становится самым популярным видом городского народного развлечения. В крупных городах кинотеатры отличаются между собой репертуаром и интерьером в соответствии с социально дифференцированной публикой. Научно-популяризаторское общество «Урания» в Будапеште организует кинопроизводство и кинопрокат. Передвижной ярмарочный аттракцион превращается в важное средство просвещения и развлечения.

4.2. Религиозная и церковная жизнь

Постепенное и поступательное ослабление связей с религией, все заметнее ощущаемое особенно в начале XX века, приводило к трансформации религиозных ценностей и практики. Церкви стремились заблокировать явления модернизации – секуляризацию, индивидуализацию, материализм, либерализм и т. д. – новыми средствами вовлечения в религиозную жизнь. Восстанавливаются старинные приемы возбуждения религиозного чувства (в католицизме культ Богоматери, культ Сердца Иисуса, реорганизация паломничеств) и миссионерство, развивается новоконфессиональная полемика. Противостояние между ценностями христианства и «безбожного либерализма» достигает кульминации в политике так называемого «Культуркампфа»[76]76
  «Культуркампф», или «борьба за культуру» – борьба между Бисмарком и католической церковью в 70-х—80-х гг. XIX в. В Австро-Венгрии пик «борьбы за культуру» пришелся на 90-е гг.


[Закрыть] (букв, борьба за культуру). С помощью новейших технических средств – газет, народной печати, обществ, массового паломничества по железной дороге – распространяется единое представление о «хороших» католиках или протестантах, а из народной религиозной жизни изгоняются ее местные неканонические проявления. С одной стороны, заметно стремление к углубленному спиритуализму, с другой стороны, внешняя конфессиональная активность исключает верующих других церквей и создает непреодолимые преграды между людьми. Острый антагонизм между конфессиями заявляет о себе не только в полемике, но и в реальной поляризации общества (сепаратизм в школьном образовании, в процессе формирования общественных объединений, в семейной жизни) и в придании религиозным конфликтам политического характера.

Конфессиональная дифференциация являлась одной из основополагающих особенностей населения Венгрии. Из всех словаков в Венгрии 70% заявляли о принадлежности к римско-католическому вероисповеданию, 5% к греко-католическому, 24% к лютеранству, 0,5% к кальвинизму и 0,5 к иудейскому вероисповеданию (1900 г.).

Самые сильные позиции имела католическая церковь, к которой принадлежало почти 52% населения Венгрии и 75% населения на территории Словакии (1900 г.). Конкордат, заключенный между Габсбургской монархией и Святым престолом в 1855 г., поддержал процесс усиления позиций католицизма в империи и вернул церкви ее громадные привилегии, в частности, контроль над преподаванием во всех учебных заведениях и участие в цензуре. Однако совсем выйти из-под зависимости от государства церкви не удалось; государство финансировало церковные школы, а также платило священнослужителям. Движение за автономию церкви не увенчалось успехом. Дело в том, что епископы опасались потерять свои позиции, поскольку при автономии большинство составляли бы миряне. Министерство культов, в свою очередь, не хотело лишиться церковного фонда (прежде принадлежавшего упраздненным монастырям имущества, которым с конца XVIII в. распоряжалось государство). Церковь сомкнулась с политическим консерватизмом (с «людовой» партией), в то время как государство считало себя единственным легитимным представителем политического либерализма. Апогеем политики «Культуркампфа» стали церковно-политические законы 1894– 1895 гг. Они решили проблему гражданской регистрации брака, религиозной принадлежности детей, государственных метрических свидетельств, отношения к иудейской религии и всеобщей свободы вероисповедания, при этом дети всегда должны были принадлежать к одному из общепризнанных вероисповеданий. Католическая церковь чувствовала себя загнанной в угол и ограбленной, лишившись многовековых привилегий. Всю вину она возложила на либеральное государство, за спиной которого стояли «евреи и протестанты» или масоны.

В ходе «борьбы за культуру» сформировалась новая, в духе времени позиция церкви, проявившаяся во включении в политику и в социальную проблематику. Под влиянием папской энциклики «Rerum novarum» развивается христианско-социальное движение, направленное против социализма, капитализма и проникнутое антисемитской риторикой. Благодаря размаху деятельности социальных и просветительных рабочих объединений, издательских обществ («Общество Св. Войтеха»), Католического народного союза и католических съездов, собиравшихся с 1900 г., активизируется светский элемент. Однако в целом движение возрождения в католической церкви не привилось.

Церковь не освободилась от государства, вследствие такого положения вещей ее иерархи, зависящие от венгерского правительства, распространяли идеи мадьяризации, и это отчуждало от них невенгерские народы. Словацкий католицизм был неотъемлемой частью венгерского католицизма. Правительство назначало в епархии Верхней Венгрии епископов, которые не знали словацкого языка. Церковь старалась пресечь культ Кирилла и Мефодия как проявление «панславизма». Епископы проголосовали за законы о школьном образовании, по которым католические школы перешли под контроль правительства и мадьяризировались.

Ввиду глубоко укорененной религиозности и общего низкого уровня образования народных масс местный священник был для них весьма важной фигурой, и церковные верхи использовали его авторитет для проведения политики правительства среди населения. Давление на священников, настроенных национально-патриотически, было необычайно сильным. Численность словацких приходских священников и капелланов быстро сокращалась: в 1910 г. из 4000 священников верхневенгерского региона родным языком назвали словацкий только 541. Мессы, проповеди, церковные песнопения, молитвы, катехизис и католическое школьное образование, а частично и общественные объединения использовались для распространения венгерского языка.

Словацкие верующие не всегда пассивно принимали решения церковных властей. Иногда дело доходило до бунтов и протестов. Поэтому часть священников решила не ходить на конфирмацию в словацкие районы, другие проводили конфирмацию в сопровождении жандармов. Уникальную форму и продолжительность имел протест против назначенного промадьярского священника в Лучках в Липтове, где крестьяне в 1906– 1911 гг. бойкотировали священника и церковь, а все обряды исполняли сами. В близлежащей Черновой во время освящения церкви вспыхнул скандал, который 27 октября 1907 г. закончился стрельбой по сельчанам (15 убитых и 70 раненых) и последующим сфабрикованным судебным процессом против жителей Черновой. Хотя суть конфликтов верующих с католическими священниками и высшими иерархами церкви лежала в религиозной сфере, их обострение и широкое освещение средствами информации повлияли на гражданское и национальное сознание словаков как на местном, так и на общенациональном уровне.

Протестантские церкви в Венгрии – лютеранского и кальвинистского толка – придерживались принципа паритета духовенства и мирян. Их пресвитерианско-синодальное церковное управление предоставляло протестантам сравнительно большую свободу, чем в австрийской части монархии, где действовала консисторская система. Протестантское духовенство объединяли более демократические структуры, чем живущее в строгой субординации католическое. Однако ввиду слабой материальной базы протестанские церкви зависели от государственной поддержки их институтов, школ, приходских священнослужителей и учителей.

Вследствие этой материальной зависимости они разделяли правительственную идеологию единой политической нации, т. е. мадьяризацию.

В начале XX в. к лютеранам принадлежало 430 000 словаков (24% словаков по всей Венгрии и 14% всех жителей на территории Словакии), и это в 210-ти чисто словацких церковных общинах, в 79-ти словацко-венгерских, в 9-ти словацко-немецких и в 26-ти трехязычных. Высокий авторитет родного языка в протестантской традиции и большая децентрализация протестантской церкви позволили словацкому национальному движению опираться на местные и региональные церковные структуры. Еще перед революцией 1848—1849 гг. в автономном управлении протестантской церкви активизировалось венгерское дворянство, рьяно насаждавшее мадьяризацию. Послереволюционные предложения Яна Коллара и Карола Кузмани о реорганизации протестантизма в Венгрии были направлены на ослабление влияния светских патронов, т. е. венгерской аристократии.

Проект Кузмани об изменениях в организации управления лютеранской и кальвинистской церквей лег в основу так называемого Протестантского патента, который император издал в 1859 г. в качестве имеющего силу закона для Венгрии. Новая территориальная организация суперинтендантства принимала во внимание территорию Словакии и позволяла словакам и немцам более или менее сплоченно выступать против засилья венгров. Новообразованное Братиславское суперинтендантство под руководством Кузмани ставило перед собой высокую задачу выполнять функцию словацкой национальной церкви, но после смерти Кузмани в 1866 г. оно перестало существовать. В соответствии с патентом было реорганизовано только 229 лютеранских церковных общин, преимущественно словацких. Интенсивная борьба венгров против патента, который они расценивали как воплощенный диктат Вены, организационная неподготовленность словаков и постепенные уступки Вены под давлением венгерских политиков привели после 1867 г. к ликвидации созданных патентом условий.

Лютеранский синод в 1894 г. принял новое территориальное деление, которое сильно ущемило положение словацких протестантов. Однако демократическая организация церкви предоставляла определенное поле деятельности не только проправительственным протестантам, но и «антивенгерским диссидентам», т. е. национально сознательным словакам. Когда генеральный конвент не дал разрешения на внутримиссионерское общество «Траносциус» с мотивировкой, что тем же целям служит уже существующее «Общество Лютера», словаки основали «Траносциус» как акционерное общество (1897 г.). С1899 г. они ежегодно собирались на внутримиссионерских и пастырских конференциях, которые стали корпоративным членом международного Лютеранского союза. Росло количество протестантских журналов. В начале XX в. наряду с чешским языком Кралицкой Библии во многих храмах уже переходили на словацкий как равноценный богослужебный язык.

Угроза секуляризации заставляла и протестантскую церковь внешне и внутренне мобилизоваться. Развивается внутреннее мисиионерство как протестантское движение за ликвидацию материальной и моральной нищеты, в помощь беднякам и больным. Возникают словацкие, венгерские и немецкие внутримиссионерские общества. Братиславский пастор и сениор Карол Эуген Шмидт основывает венгерскую женскую диаконию – институт протестантских сестер милосердия. Вне главного русла протестантской благотворительности в сфере религиозного возрождения, социальной заботы и борьбы с алкоголизмом действует общество «Синий крест» (Кристина Ройова с сестрой в Старой Туре).

В восточной Словакии при формировании коллективной идентичности важную роль играла греко-католическая церковь. Статистически численность греко-католиков в начале XX в. составляла 4% населения Словакии (более 76 тысяч словаков и русинов). Греко-католическое епископство в Прешове из-за недостаточности политических и социально-культурных предпосылок не могло стать центром теологического учения, а ввиду отсутствия русинского школьного образования здесь не мог появиться и культурный центр русинов. Церковные верхи по условиям своего существования были связаны с государством, и в силу этих причин епископство было сильно мадьяризовано. Греко-католическое духовенство вместе с ассимилированной интеллигенцией убеждало народ, что русины в Венгрии – это «греко-католические венгры». Они старались ввести венгерский язык в литургию, заменить кириллицу на латиницу и перейти с юлианского календаря на григорианский. Мадьяризация не обошла и соседнее ужгородское епископство.

По причине неразвитости гражданского и национального самосознания у большинства греко-католических верующих против мадьяризации церкви протестов было мало. Особой формой недовольства греко-католической церковью являлась схизма – переход в православную веру. В 1901 г. реэмигранты из Америки намеревались организовать православный приход в Бехерове в Шарише. Это движение приобрело относительно большой размах в Закарпатье в мукачевском епископстве, где в православие начали переходить целыми деревнями.

Примерно 150-тысячная еврейская община на территории Словакии (5% населения в 1910 г.) являлась составной частью венгерского еврейского населения. Ее судьбы складывались в силовом поле скрещения разных факторов – процессов модернизации, еврейской эмансипации в обществе (завершившейся с предоставлением равноправия в 1895 г.) и внутреннего религиозного «освобождения» посредством хасидизма и еврейского просветительства хаскалы. Евреи в Словакии в социальном смысле не были однородным сообществом. Кроме социальной дифференциации, они различались между собой культурным базисом, что объясняется разновременностью потоков их переселения. В западной Словакии евреи склонялись скорее к светскому образованию и к связям с окружением, тогда как в восточной Словакии утвердился замкнутый ортодоксальный хасидизм, демонстрируемый и в повседневной жизни: во внешнем виде, в одежде, в обычаях, в языке – идиш.

В процессе вхождения в венгерское гражданское общество евреи оказывались в принципиально иных для себя политических и социальных условиях. Прежде они определяли себя только по принадлежности к своей религии, но эмансипация в XIX в. предоставила им возможность выбора – идентифицировать себя и в национальном отношении или ассимилироваться с другим народом. Среда замкнутых традиционных общин не располагала к адаптации в мажоритарном обществе, поэтому некоторые группы стремились реформировать ее – посредством введения новых элементов в богослужение и в строительство синагог, перемены статуса раввина и т. п. Культурная борьба между приверженцами традиции (с центрами в Братиславе и в восточной Словакии в Гунцовцах) и сторонниками реформирования (с центром в Пепгте) привела к созыву на рубеже 1868—1869 гг. конгресса в Пеште, на котором евреи Венгрии раскололись на два течения – ортодоксальное и реформаторско-неологическое. На территории Словакии, – в отличие от остальных частей Венгрии, – преобладали ортодоксальные евреи. На рубеже веков их численность возросла вследствие нового притока переселенцев из Галиции. Религиозные и социальные потребности еврейской ортодоксальной общины «Оберланд» удовлетворялись стараниями примерно 170 религиозных общин, которые содержали 38 училищ (ешив) для будущих раввинов и около 100 еврейских начальных школ. Зарекомендовавшие себя ешивы со своей программой «препшорского стиля» готовили священнослужителей и для других регионов империи, и для заграницы. В еврейских объединениях, которые тоже делились на ортодоксальную и неологическую часть, большинство организаций носило религиозный или социальный характер. С конца 90-х гг. к ним добавились сионистские организации с новой интерпретацией еврейства в форме еврейского национализма.