Текст книги "История Словакии"

Автор книги: Александр Авенариус

Соавторы: Ян Штайнхубель,Элена Маннова,Роман Холец,Ян Лукачка,Даниела Двожакова,Любомир Липтак,Давид Даниэль,Иван Мрва,Эва Ковальска,Бланка Брезовакова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 40 страниц)

1.4. Процесс формирования современной словацкой нации

Революция 1848—1849 гг., в которой политические лидеры словацкого национального движения во главе добровольческого корпуса встали на сторону венского двора – против пештского правительства, знаменовала сдвиг в институционализации национального движения словаков и в процессе их обособления от Венгрии. Впервые на официальном уровне прозвучало понятие «словацкая территория», впервые на политической сцене выступил словацкий национально-политический орган (Словацкий национальный совет), впервые под национальными символами сплотилась часть этноса (вторая, преобладающая часть вступила в ряды легальной венгерской национальной армии). Несмотря на постигшее Йозефа Милослава Гурбана, Людовита Штура, Михала Милослава Годжу и их сторонников разочарование из-за неосуществленных требований (автономия в рамках Венгрии или империи), послереволюционный неоабсолютизм частично и на время улучшил положение словаков, что нашло свое выражение больше в долговременной перспективе. Новая администрация округов (дистриктов) впервые приняла во внимание этнические границы, словаки получили собственный официальный язык – «старословацкий» (фактически чешский), на который был переведен имперский свод законов и который употреблялся в жупном управлении, в начальной и отчасти в средней школе.

Революционные законы закрепили основополагающие атрибуты национального суверенитета венгров. Созданная Кошутом модель венгерской политической нации была направлена на ассимиляцию невенгерских народов, с чем словацкие национальные лидеры не могли согласиться. Венгерские политики расценили участие словацких добровольцев на стороне австрийской армии во время революции как измену родине. Пропасть между словацкой и венгерской политикой во второй половине XIX в. углублялась. Словацкая интеллигенция придерживалась преимущественно прогабсбургской и русофильской ориентации. Венгры, напротив, традиционно выступали с антигабсбургских позиций, их боязнь русской великодержавной экспансии и русофобия вылились во внешней политике в дружественные связи с противниками России, а на отечественной почве – в преследование национальных движений славян как составной части «панславизма».

Соединение конституционализма с национальным государством венгров и дискриминация невенгерских народов, по-прежнему сильные позиции венгерского и омадьяренного дворянства, замедленное формирование средних слоев, отставание в оформлении самостоятельного рабочего класса, в эмансипации крестьянства и женщин – все это влияло на принятие национального принципа в Венгрии. Успешная эмансипация евреев вызвала в качестве ответной реакции новый всплеск антисемитизма и новый этническо-христианский подход к определению понятия нации, Национальная жизнь словаков обуславливалась отсутствием национальной аристократии и национального мещанства (третьего сословия), собственной церкви и даже собственной столицы. Этническая неоднородность мещанства, преобладание маленьких городков, неимение словацких центральных институтов и словацких учебных заведений среднего и высшего образования препятствовали созданию национального главного города. Братислава как центр деятельности штуровцев перед революцией, Пешт, Трнава или Липтовский Микулаш не имели условий для долговременной координации общесловацкой культурной и политической жизни. Национальным центром стал провинциальный Турчанский Святой Мартин (в 1910 г. в нем было более 4000 жителей), благодаря тому обстоятельству, что в нем не прерывалось издание национальной печати и была сосредоточена деятельность значительных словацких объединений.

Сравнительно медленное формирование национального самосознания объяснялось и разделением словаков на два конфессиональных лагеря с различными менталитетами: доминирующий католический, который ставил на первое место соблюдение традиции и иерархии, и евангелический (лютеранский), предпочитавший протест, свободу, демократизацию. Хотя представители национального движения – преимущественно из нижних и средних категорий интеллигенции – и были связаны в основном с городской средой, но многие из них являлись выходцами из крестьянской среды и свои агитационные призывы адресовали главным образом сельскому населению. Если венгерский национализм ссылался прежде всего на славное прошлое и на достижения современного государства, то словацкий национализм зиждился на идеализации простонародной культуры и на противостоящих модернизации национальных стереотипах. Словацкая историография отстаивала идею автохтонности словаков в Венгрии и развивала миф о Великой Моравии и Кирилле и Мефодии. Словацкая политическая элита, не имеющая опоры в виде административного или церковного самоуправления, как венгерские сербы, румыны или трансильванские саксонцы, оперировала теорией «естественного права» и идеей национального равноправия.

Представители национального меньшинства не имели возможности опереться на традиционный регионально-земляческий патриотизм, единственной альтернативой оставался этнический национализм с доминирующей языковой программой. Даже после кодификации языка в грамматике Мартина Гатталы (1852) положение словацкого литературного языка было недостаточно стабильным, и только сотрудничество католической и евангелической интеллигенции на почве Матицы словацкой (1863—1875) способствовало утверждению единого литературного языка. Так называемый мартинский узус становится нормой литературного словацкого языка. Последующие кодификации Само Цамбеля уже только очистили язык, – в частности, от примесей чешского языка, от диалектизмов. Несмотря на развитие словацкой литературы и журналистики и расширение изданий календарей, религиозной и другой литературы для простого народа, авторитет государственного языка – венгерского – оставался высоким. До самого конца Австро-Венгерской империи требования употребления словацкого языка в государственных органах управления и в самоуправлении, в школьном образовании и в церковной жизни постоянно держались в репертуаре словацкой политики.

Языковая однородность и рост грамотности способствовали более интенсивной надрегиональной коммуникации внутри этнической общности. Принцип официального гражданского равенства, провозглашенный во время революции 1848 г., узаконил «равноправие» всех граждан современной нации независимо от их социального положения. Нации в полиэтничном венгерском государстве самоутверждались в постоянной конфронтации с другими этносами, и эти процессы были тесно связаны с политическим развитием. Либерализация обстановки в 60-е гг. нашла свое выражение в подъеме национальных движений: на собрании в Мартине в июне 1861 г. была принята принципиальная национальная программа «Меморандум народа словацкого», вскоре после этого возник главный национальный культурный институт Матица словацкая, три подшефные словацкие гимназии в Ревуцей, Мартине и Клашторе-под-Зньевом, много хоровых коллективов, театральных кружков, женская организация «Живена», экономические общества, католическое издательское «Общество святого Войтеха». После Австро-Венгерского соглашения положение невенгерских народов ухудшается. Закон о национальностях 1868 г. признал в рамках фиктивной единой государственной нации статус народностей и индивидуальные права в сфере школьного образования и культуры, которые на практике не соблюдались. Радикальная мадьяризация затронула органы государственного управления, школьное образование, культуру. В середине 70-х гг. государственная власть ликвидировала скромные опоры национальной культуры словаков – Матицу словацкую и словацкие гимназии, а с 80-х гг. поддерживала процесс мадьяризации посредством общественных объединений.

Свертывание словацких учебных заведений и создание такого общественного климата, в котором каждый немадьяр был гражданином второго сорта, можно однозначно расценивать как принудительную ассимиляцию. Параллельно протекали и процессы «спонтанной» ассимиляции на почве приспособления словацких иммигрантов к несловацкой, особенно городской среде. Движение вверх по социальной лестнице для государственных служащих было сопряжено с мадьяризацией фамилии, с обязательным употреблением венгерского языка в общественных местах и даже в частной жизни, с отказом от прежней культуры. При этом многих немадьяр привлекал стиль жизни венгерских джентри, который продолжал оставаться культурным эталоном. Разграничение степени добровольности и принуждения в подобных ассимилятивных процессах является делом спорным. В целом, однако, следует признать, что мадьяризация дискриминировала словацкий этнос и затормозила его национальное развитие. Вследствие невозможности получить высшее образование на родном языке деформировалась социальная структура словаков. Но, с другой стороны, нередко из-за усердия местных властей мадьяризация принимала такие абсурдные формы (нельзя обратиться в кассу за железнодорожным билетом по-словацки, отказ в доставке письма с написанным по-словацки адресом, штраф за употребление словацкого названия населенного пункта на повозке при поездке на рынок и т. п.), что вызывала защитный рефлекс и способствовала обособлению от Венгрии на уровне менталитета.

Наступление радикальной мадьяризации в 70—80-х гг. парализовало национальную эмансипацию словаков. Положение начинает меняться только в 90-е гг. в связи с прогрессирующей модернизацией, а также с активизацией словацкого политического движения и деятельности католической церкви с их ориентацией на крестьянство. Кооперативное движение, католические объединения и издательские общества с относительно развитой организационной структурой и широкой социальной базой в начале XX в. уже оказывают влияние на словацкие народные массы и знаменуют перелом на пути от ассоциаций местного значения к национальному движению. Чешско-словацкое сотрудничество с культурной и образовательной сферы распространяется и на экономический сектор и помогает как повышению уровня образованности, так и упрочению экономической базы словаков. Контакты с большой по численности словацкой общиной в США и возвращение реэмигрантов, которые разносят информацию о демократической общественной жизни за океаном и которые начинают подписываться на словацкие газеты, постепенно пробуждают самосознание и самоутверждение людей в Словакии.

Однако словацкое общество в конфессиональном и региональном отношении было все еще очень разобщено. Особое региональное сознание в восточной Словакии даже поддерживалось венгерским правительством. Коллективная идентификация словаков имела много пластов: она содержала в себе и сознание принадлежности к венгерскому государственному организму (патриотизм в смысле гражданской принадлежности вплоть до 1918 г. исповедовали и представители словацкого национального движения) и одновременно и чувство языкового и этнического родства с остальными славянами. По сравнению с сопредельными этносами этноцентризм у словаков был выражен слабее. Он был обусловлен отсутствием национального государства и собственной столицы, многократными потоками миграции на территорию Словакии, изменением национальной идентификации средних и высших слоев вследствие ассимиляции, а также многонациональностью страны.

2. Словакия в экономике Венгрии

Революция 1848—1849 гг., освободив рабочую силу (отмена феодальной зависимости), открыв дорогу движению товаров (ликвидация внутренней таможенной границы) и капитала, создала самые главные условия для оживления рыночных отношений. Последующий период неоабсолютизма ознаменовался значительным продвижением по пути к экономической интеграции государства и либерализации некоторых процессов.

Путы феодализма пали прежде всего благодаря введению равенства граждан и всеобщего налогообложения, отмене десятины (налог в пользу церкви) и девятины (натуральная рента в пользу землевладельца) и ликвидации феодальной зависимости в пакете законов 1848 г. Последний шаг законодательным порядком оформил патент 1853 г. Отмена феодальных повинностей касалась только категории барщинных (урбариальных) крестьян и осуществлялась за выкуп, что легло тяжелейшим бременем на уже свободных производителей. Многочисленные категории неурбариальных крестьян (в восточной Словакии больше половины крестьянства) были освобождены от феодальных повинностей на столь же тяжелых условиях только в 90-х гг. Пережитки феодализма сохранялись в словацкой деревне до самого конца Габсбургской монархии.

2.1. Сельское хозяйство

Экономическое положение Словакии в Венгрии было отмечено множеством противоречий. Что касается сельского хозяйства, которое было ключевой отраслью общегосударственной экономики, то в Словакии существовали области, в общегосударственном масштабе принадлежащие по экономическим показателям и по жизненному уровню к самым отсталым, где еще в 90-е гг. люди испытали массовый голод, а пережитки феодальных отношений все еще имели прочные корни. С другой стороны, многие районы отличались интенсивным сельским хозяйством, использованием наемной рабочей силы и развитыми торговыми связями, даже с обеими столицами тогдашней империи. Эти различия были обусловлены главным образом почвенно-климатическими условиями и расстоянием от ближайших торговых центров.

Существенные перемены во внутренней структуре сельскохозяйственного населения свидетельствовали о динамичном формировании экономической системы Словакии, а также и о широкомасштабных демографических изменениях, которые не завершились даже к началу первой мировой войны. Доля населения, занимающегося сельским хозяйством и зависящего от этой отрасли производства, в Словакии постоянно сокращалась, в относительном исчислении больше, в абсолютном меньше. Между отдельными жупами наблюдались и 30%-ные отличия. После периода торговой конъюнктуры в 60-х гг., когда Венгрию прозвали «житницей Европы», на развитие сельского хозяйства повлиял продолжительный кризис в последней четверти XIX в. Наплыв дешевого и притом высококачественного заокеанского зерна в Европу чудовищно сбил цену на зерно, поставил под угрозу рентабельность венгерского земледелия и лишил государство всех зарубежных рынков. Вследствие кризиса Венгрия в течение нескольких десятилетий полностью перестроила свое сельское хозяйство. В товарном растениеводстве упор стали делать на кормовые и технические культуры, из зерновых пшеница отходит на задний план, растет значение продукции животноводства и стойлового содержания элитных племенных животных, в сельское хозяйство проникает механизация, химизация и научные исследования. Что касается других факторов интенсификации, то Словакия, особенно район Спиша, сыграла ключевую роль в мелиорации. Размах и уровень мелиоративных работ в Спише были таковы, что проводились и за пределами Венгрии. Все эти перемены смогли осуществиться только с колоссальной адресной помощью государства, и в общем не только не способствовали интеграционным процессам, но даже напротив, еще усугубили существующие ножницы между отдельными областями. Рынки сбыта продукции венгерского сельского хозяйства ограничились почти исключительно территорией Цислейтании. В Словакии приобрело экспортное значение возделывание высококачественного солодового ячменя, известного как «словацкий ячмень» на зерновых биржах тогдашней Европы. В горных областях возделывали картофель, и постоянно сохраняло свою значимость овцеводство и изготовление традиционных оригинальных продуктов из овечьего молока. Благоприятные условия для возделывания сахарной свеклы обусловили подъем сахароваренной промышленности. Расширилась сеть винокуренных заводов. Урожайная юго-западная Словакия, где жило самое развитое крестьянство и расположены возделываемые по последнему слову агротехники латифундии, имела торговые связи самого высокого уровня. Близость Братиславы и Вены стимулировала развитие товарного овощеводства в Загорье, сахароварение и молочнотоварное производство во всем регионе. Не случайно в 1913 г. в окрестностях Таланты состоялись самые крупные в Центральной Европе международные соревнования мотоплугов.

Перед первой мировой войной еще 20—25% пахотной земли в Словакии обрабатывалось севооборотом с паром, большей частью по трехпольной, а в возвышенных местностях и по двупольной системе. Если на юго-западе пар уже отошел в прошлое, то на Ораве он все еще достигал 30% пахотной земли. Общегосударственные показатели (9%) были лучше, чем в Словакии, и эта разница, при общей тенденции к сокращению пара, все время сохранялась.

Долговременный прогресс сельского хозяйства сопровождался процессом социальной дифференциации. Все больше плодородной земли сосредоточивалось в руках крупных помещиков и земельной аристократии, в то время как сотни тысяч крестьян лишались земли или владели минимальными участками. Возникала проблема перенаселенности аграрных областей, которая решалась уходом в города, на сезонные работы, а чаще всего эмиграцией. До 1914 г. Словакия потеряла около 600 000 жителей, и в Европе только Ирландия превышала эти размеры эмиграции. Если в 1787 г. в Словакии жило 45% населения Венгрии, то в 1910 г. уже только 16%.

2.2. Промышленность

Хотя в 50-е гг. в промышленном секторе государства Словакия занимала ведущее место, после австро-венгерского соглашения 1867 г., в результате избирательной индустриализации и целенаправленной концентрации промышленности в Будапеште, она его постепенно теряет. В пределах Словакии Липтов, Спиш, Гемер и Зволен были самым крупным промышленным регионом Венгрии, и в отдельных районах этих жуп занятость населения в промышленности превышала уровень 40%.

.Несмотря на то, что с 90-х гг. в связи с ввозом капитала и политическим курсом государства на индустриализацию начало ускоряться и промышленное развитие Словакии, она по-прежнему оставалась аграрным регионом всего лишь с несколькими промышленными островками. Слабое промышленное развитие Словакии не позволяло обеспечить высокий прирост населения рабочими местами.

Доля Словакии в общем объеме промышленного производства Венгрии постепенно сокращалась. Здесь развивалась главным образом перерабатывающая промышленность, использующая природные ресурсы и источники сырья, т. е. предприятия пищевой, лесопильной и текстильной промышленности, металлообрабатывающие заводы, целлюлозные фабрики и т. п. Однако многие предприятия занимали лидирующее положение в своей отрасли в масштабах всей Габсбургской монархии. Машиностроение было представлено лишь несколькими небольшими предприятиями. Несмотря на неудовлетворительную в целом структуру промышленности, все же с помощью иностранного капитала перед мировой войной возникло много современных предприятий химической, электротехнической отрасли и заводов по производству вооружения, отвечающих мировому уровню.

В 1900 г. статистика зарегистрировала на территории Словакии 432 завода или цеха со штатом свыше 20 человек (около 21% в общевенгерском масштабе). В отдельно взятой горной отрасли и черной металлургии, сосредоточенной в Гемере и Спише, таких предприятий было даже 31% от общевенгерского количества. В 1900 г. на территории этих двух жуп наблюдается наибольшая концентрация промышленных и энергетических предприятий. К 1910 г. число предприятий со штатом более 20 человек выросло до 639, но их доля сократилась до 15% от общевенгерского количества. В них было занято 85 775 рабочих. Поскольку в это число были включены не только рабочие, но и служащие и технический персонал, заведомо фабрично-заводской характер из них имели только 193 предприятия, которые показывали в отчете более 100 человек работающих. В том числе на 8-ми предприятиях работало больше 1000 человек (16% от общевенгерской численности). Это были преимущественно предприятия высшей категории в общегосударственном масштабе – завод черной металлургии в Подбрезовой (3250 работающих), текстильная фабрика в Ружомберке (2469), завод черной металлургии в Кромпахах (1907), золотые и серебряные рудники в Бапской Штявнице, сукновальня в Жилине, табачная фабрика в Кошицах, железнодорожные мастерские во Врутках и сахароваренный завод в Шуранах. Разброс промышленных предприятий, включая самые крупные, и их взаимная изолированность негативно отразились на процессе урбанизации, на характере пролетариата и на формировании социальной структуры в Словакии.

Некоторые промышленные производства возникали вблизи сырьевых источников и, как правило, специализировались на добыче и первичной обработке. В 1913 г. доля Словакии в общегосударственных рамках была наивысшей в бумажной (54%) и текстильной (34%) промышленности, кроме того, свыше 20% приходилось на черную металлургию с металлообрабатывающей промышленностью, на деревообрабатывающее и кожевенное производство. Ключевые отрасли экономики целенаправленно, а порой искусственными мерами (в частности, транспортными тарифами) сосредоточивались в Будапеште, который располагал без малого половиной промышленных мощностей всей Венгрии. Наиболее показательна в этом смысле концентрация машиностроения, когда на территорию современной Венгрии (главным образом на Будапешт) приходилось 85% общевенгерского объема, а на Словакию только 4%. На долю Словакии выпала роль поставщика сырья – железной руды, которая перерабатывалась, однако, вне территории Словакии. В 1913 г. ее было добыто 1,2 млн. тонн, что представляло 58% общевенгерской добычи. По сравнению с 1900 г. прирост составил почти 300 тысяч тонн, но общевенгерский объем добычи вырос только на 4%. Стремительное снижение доли от общевенгерского объема за период 1899 – 1913 гг. отмечено в производстве чугуна (с 57% до 29%) и стали (с 27% до 20%), что было трудно компенсировать некоторым повышением в литейном производстве с 59% до 64% (1900-1913 гг.).

В добыче золота в начале столетия (1900 г.) доля Словакии с ее годовой добычей 341 кг составляла только 10% от общевенгерской добычи, и здесь снижение в абсолютных и относительных цифрах было еще большим (138 кг, 5%). Хотя в добыче серебра Словакия имела более сильные позиции, она и здесь не избежала разительного снижения своей доли: с 63% (почти 12 800 кг) от общевенгерского объема в 1900 г. до 33% (2 875 кг) в 1913 г. Такая тенденция в данной отрасли была обусловлена несколькими факторами – мировыми ценами на драгоценные металлы в те годы, исчерпанностью месторождений и непомерными накладными расходами на добычу, которые делали ее нерентабельной и даже убыточной.

Железнодорожная сеть в Словакии перед мировой войной по существу уже была создана. В1910 г. она составляла 2 974 км железнодорожного пути, который к 1915 г. увеличился до 3 219 км, что составляло около 15% от общевенгерского показателя и 89% от современной железнодорожной сети. В 1910 г. на территории Словакии на 1000 кв. км приходился 61 км и на 100 000 жителей 98 км железнодорожного пути, что было несколько ниже общевенгерского среднего показателя (69 км и соответственно 104 км). Дунайские порты Братислава и Комарно в 1913 г. зарегистрировали загрузку /выгрузку товара в количестве 41370/35 007 тонн. С точки зрения общего объема перевозимых товаров по Дунаю, который составлял более 6 миллионов тонн, это была мизерная величина.

Слабость финансовой базы оставалась ахиллесовой пятой венгерской экономики, при всем том, что государство прилагало колоссальные усилия для привлечения иностранных инвесторов. В экономике Словакии доминирующую роль играл исключительно венгерский и австрийский капитал, хотя в эксплуатации природных богатств и в некоторых проектах по индустриализации участвовал и капитал из Западной Европы. Помимо нехватки капитала, еще одним камнем преткновения были узкие рамки национального подхода к индустриализации, которые позволяли делать различия между отечественным «мадьярским» и «немадьярским» предприятием. При этом индустриальные проекты никогда не предусматривали такой степени интенсивности, чтобы можно было равномерно помогать всем предпринимательским инициативам, поскольку «немадьярские» предприятия представляли потенциальную угрозу, что их прибыль пойдет на подозрительные, опасные для государства и для его целостности цели. Оборонительный характер экономического национализма государственно-мадьярской политики, проявлявшийся преимущественно в отношении цислейтанской промышленности, сумел быстро перестроиться в экономический национализм экспансионистского характера не только в отношении австрийской промышленности, но главным образом в отношении промышленных предприятий с более или менее значительной долей участия словацкого или чешского капитала. Официальные представители венгерских правительств нередко даже разыгрывали карту индустриализации и внутренней миграции рабочей силы с целью ускорить процесс мадьяризации.

О силе или скорее о слабости словацкого банковского дела самым лучшим свидетельством является участие в индустриализации лишь считанных процентов капитала, сосредоточенного в Словакии, или тот факт, что любой крупный будапештский банк располагал в несколько раз большими финансовыми возможностями, чем все словацкие банки, вместе взятые. На почве промышленного предпринимательства словацкий капитал находил себе применение в предприятиях, занимающихся добычей природных богатств, и в обрабатывающей, финансово и технологически менее емкой промышленности. Доминировала прежде всего деревообрабатывающая, бумажная и кожевенная промышленность.

В период перед первой мировой войной словацкие национальные экономисты в своих работах снова обращаются к наследию немецкого экономиста Фридриха Листа[75]75
  Лист, Фридрих (1789—1846) – немецкий экономист и публицист, сторонник национальной экономической политики и «воспитательного протекционизма», требующего активного вмешательства государства в экономическую жизнь. Основное сочинение – «Национальная система политической экономии» (1841 г.).


[Закрыть]. Если штуровское поколение заинтересовали соображения Листа прежде всего об актуальных внешнеторговых проблемах и таможенных мерах, то в условиях нараставшего национального гнета иерархия приоритетов существенно меняется. На передний план выходят и черпаются из трудов Листа прежде всего его идеи о национальных параметрах экономики, что было вполне объяснимо набирающим силу словацким экономическим национализмом и чрезвычайно заманчиво для словаков. То, что венгры открыли для себя и что послужило стимулом в их предреволюционной борьбе с Веной, словаки вновь вспомнили и использовали в качестве теоретического обоснования собственных антивенгерских экономических инициатив.

За последние два десятилетия перед мировой войной, несмотря на всевозможные ограничения, неудачи, поражения и дискриминацию, словаки очень продвинулись вперед в деле экономической эмансипации. Препятствия и удары судьбы у себя в отечестве они отчасти возместили предпринимательской деятельностью в США и в России (фабрики по производству проволоки, строительство железных дорог и т. п.). Важно было то, что экономические интересы стали составной частью словацких национально-освободительных мероприятий и все больше приобретали систематический характер. Немаловажное значение имело и то обстоятельство, что именно в экономике словакам удавалось находить законодательный и практический выход для реализации своих усилий, аккумулировать капитал из собственных источников, а также, например, из США, использовать взаимопомощь, опираться на чешско-словацкое экономическое сотрудничество и на территории Словакии быть во многих направлениях равноценным соперником господствующей нации.

Наряду с кооперативным движением наиболее значительной областью словацких усилий на почве национальной экономики стало банковское дело, начиная с расширения сети кредитных кооперативов, акционерных банков и вплоть до попыток создать центральный словацкий банк. С точки зрения словацких экономических интересов необходимо подчеркнуть, что словаки не только считали Будапешт экономическим центром государства, но не сбрасывали со счетов и общевенгерский рынок и по-прежнему рассчитывали добиться на нем успеха. Они не поддерживали стремления любыми методами отгородиться от остальных рынков империи, будь то движения бойкота или угроза самостоятельной венгерской таможенной или валютной политики. Еще и поэтому по экономически понятным, но и по чисто прагматическим мотивам целью всех относительно больших словацких экономических проектов оставался Будапешт. Наиболее значительными из таких проектов оказались центр кооперативного движения (Центральный кооператив по делам экономики и торговли) и центральный словацкий банк.

Словакия была не особой частью общевенгерской экономики, а напротив, ее интегральной составляющей и развивалась в духе принятой государством концепции и курса экономической политики.