Текст книги "Гражданин, политик, воин"
Автор книги: Александр Ляховский
Соавторы: Вячеслав Некрасов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
Тем временем вновь осложнилась ситуация в руководстве правящего режима Афганистана. В сентябре 1979 года к власти в стране пришел Хафизулла Амин, развернувший массовый террор и насилие. Афганские руководители, столкнувшись с упорным сопротивлением народа, как уже отмечалось, проявляли беспомощность и растерянность.
После убийства генерального секретаря ЦК НДПА Нур Мухаммада Тараки и очередного обращения Хафизуллы Амина к СССР с просьбой об оказании военной помощи в декабре 1979 года советские руководители приняли решение ввести ограниченный контингент своих войск для стабилизации обстановки и обеспечения прихода к власти более умеренного лидера Бабрака Кармаля.
Мы не станем останавливаться на этом вопросе, он достаточно подробно освещен в книге Александра Ляховского «Трагедия и доблесть Афгана», скажем только, что ввод советских войск в Афганистан явился переломным моментом во всей гражданской войне в этой стране, привел к эскалации конфликта.
Ввод в Афганистан советских войск
25 декабря 1979 года советские войска вошли в Афганистан. В результате операции, проведенной советскими спецназовцами, 27 декабря Хафизулла Амин был убит, а Бабрак Кармаль был избран генеральным секретарем ЦК НДПА и председателем Революционного совета ДРА. По указанию из Москвы советское военное командование стало оказывать ему помощь и всяческую поддержку, обеспечивать его безопасность.
Иными словами, Советский Союз встал на защиту интересов одной из сторон в гражданской войне, что сразу же поставило его в незавидное положение. Исторический опыт свидетельствует, что в подобных ситуациях страна, пришедшая на помощь в междоусобной войне какой-нибудь из сторон, в конечном итоге всегда оказывается у разбитого корыта, ибо при достижении внутреннего компромисса, как првило, вина за последствия конфликта возлагается на внешнюю силу. И в этом случае под воздействием западной и оппозиционной пропаганды многими афганцами ввод советских войск в Афганистан был расценен как интервенция.
И хотя Советский Союз никогда не ставил своей целью порабощение Афганистана, многие афганцы поверили именно в это. А перед лицом угрозы иностранного порабощения, несмотря на острые племенные, этнические и иные разногласия, афганцы всегда находили в себе силы объединиться в единый фронт для борьбы с общим врагом. Чувство патриотизма и преклонение перед героическим прошлым своего народа – неотъемлемая черта всех жителей Афганистана. Многочисленные легенды и предания о мужественной борьбе далеких предков за свободу и независимость родины передаются из поколения в поколение. Имена особо отличившихся в этой борьбе героев знает каждый афганец. Среди национальных особенностей этого народа особо выделяется готовность умереть за свободу, за веру и за отечество.
Военная поддержка СССР режима Бабрака Кармаля вызвала новый всплеск ожесточенного сопротивления со стороны исламской оппозиции. Повстанческое движение, направленное против режима НДПА и советского военного присутствия, развернулось по всей стране. Правда, много лет спустя (после вывода советских войск) некоторые лидеры исламской оппозиции, представители духовенства и полевые командиры в разговоре с нами выражали сожаление по поводу того, что они воевали против советских войск, расценивая это как свою главную ошибку: «Нам надо было с русскими дружить и сотрудничать, а не воевать».
Информация к размышлению
Издревле так называемая набеговая система для многих народов на определенной стадии развития была характерна в качестве вынужденного социально-хозяйственного и военного института, призванного возместить дефицит скудного общественного продукта за счет внешней экспансии: захвата скота, рабов, других ценностей (народы Ближнего Востока, пуштуны в Афганистане, персы, народы Кавказа, викинги, древние германцы, индейцы горных районов Южной Америки и т. д.). Жестокая каждодневная борьба с суровой природой за существование закалила горцев и сформировала соответствующие их качества. В Афганистане набеговая система складывалась на протяжении длительного времени. Набеговый способ широко применялся представителями пуштунских племен еще в глубокой древности. Об этом уже писал древнегреческий историк Геродот (V в. до н. э.) и упоминал историк Абу-Наср-Мухаммад (XI в.) в повествовании об афганцах, которые «живут на вершинах возвышенных гор и на высочайших скалах, занимаются грабежами в окрестных ущельях». Испокон веков проходившие через Афганистан караваны подвергались разграблениям, что вынуждало иметь сильную охрану караванов, но и она зачастую не спасала от нападений. Пуштунские племена, особенно кочевые и полукочевые, всегда имели вооруженные отряды и большое количество огнестрельного оружия. Поэтому нередко их нанимали для обеспечения охраны караванов. Создавались также межплеменные формирования, куда входили самые опытные, сильные и смелые воины. Именно эти вооруженные отряды племен стали ядром сопротивления оппозиции в борьбе с регулярными частями афганских и советских войск. Таджики, жившие в Панджшерском ущелье, тоже в совершенстве владели набеговой тактикой.
Для проведения набегов была разработана и применялась специальная тактика действий сродни той, которую применяют партизанские формирования. Горцы всегда уклонялись от встреч с регулярными войсками, стремительно уходили от преследования, вступали в бой только в безвыходных ситуациях. Тактика набегов постоянно совершенствовалась и была доведена афганцами до оптимальной. Набеговая система сохранилась до нынешних дней, а ее тактика применяется при совершении террористических актов.
Афганцы издревле славились как прекрасные и храбрые воины. Они обладают боевыми качествами: высоким моральным духом, большой физической выносливостью и неприхотливостью в быту, умением владеть холодным и стрелковым оружием, способностью стремительно передвигаться по горно-лесистой местности, дерзко и молниеносно нападать мелкими группами на численно превосходящего противника и так же быстро исчезать с поля боя после выполнения задачи. На основе многовековой борьбы выработаны обязательные для исполнения правила поведения на войне: не оставлять убитых и раненых на поле боя и не допускать, чтобы они попадали в руки врага и подвергались глумлению; незамедлительно оказывать первую помощь раненым и выносить их из-под огня, а убитых хоронить по мусульманскому обычаю; расстреливать всякого, кто побежит с поля боя. Убитого в спину не выносят с поля боя и не хоронят, так как ранение в спину считается признаком трусости. Оставление поля боя считается величайшим преступлением и позором не только для самого дезертира, но и для его родственников и потомков. Победа или смерть у афганцев считаются одинаково почетными. Женщинам не полагается выражать отчаяние и горе по поводу гибели их близких на войне, если у них есть наследники, способные держать оружие.
Именно с такими воинами пришлось столкнуться советским солдатам. И хотя мы многократно превосходили моджахедов по мощи и оснащенности техникой и вооружением, в горах они были достойными противниками. Среди своих первостепенных задач лидеры оппозиции определяли: ведение активной вооруженной борьбы против советских войск; призыв к неповиновению населения органам народной власти; проведение антиправительственной пропаганды среди населения; организацию и проведение террористических актов против представителей НДПА, государственных органов, военнослужащих правительственных и советских войск, представителей правоохранительных органов; срыв призыва мужского населения в правительственные вооруженные силы; совершение диверсий на автомагистралях, нападения на сторожевые заставы (посты), воинские гарнизоны и автотранспорт. При этом вооруженной борьбе все годы придавалось приоритетное значение.
Особенностью мятежного движения в Афганистане являлось то, что оно не выдвинуло единого общенационального лидера и не было объединено общей идеей (освобождение Родины от агрессора каждой исламской партией понималось по-своему), а борьба велась разрозненными партиями, группировками и отрядами, которые нередко соперничали и воевали друг с другом. Это обусловило возникновение на местах особой категории военных руководителей – полевых командиров вооруженных отрядов, контролировавших определенные зоны.
Наиболее известные из них: Ахмад Шах Масуд (руководитель формирований ИОА в Панджшере), Туран Исмаил-хан (руководитель формирований ИОА в провинции Герат), Джалалуддин Хаккани (руководитель формирований ИПА в провинциях Пактия и Пактика), Саид Мансур, Мухаммад Башир, Фарид (все ИПА), Саид Али Бехешти, Саид Мухаммад Хасан (Саид Джагран), Мухаммад Асеф Мохсени-Кандагари (все СИС), Абдул Басир (крупный главарь ИОА в провинции Бадахшан), Хирадманд (ИПА), Ариянпур (крупный главарь ИОА в северных провинциях), доктор Исмаил (ИПА), Суфи Паянда (ИПА), Никмамад (ДИРА), Абдуррахман (ДИРА), Гулям Мухаммад (ИСОА), Мулла Насим (ДИРА), Забиулла (ИПА), Мулла Маланг, Гафар (ДИРА), Махмуд (ИПА), Акбар Али (ИПА), Фатех (ИПА) и другие.
Они, непосредственно ведущие вооруженную борьбу против режима НДПА, приобрели значительный вес и влияние как в рядах мятежников, так и среди населения страны. Эти люди зачастую пользовались даже большей популярностью, чем зарубежные лидеры оппозиционных исламских партий и представители афганской эмиграции, через которых шла зарубежная помощь афганскому сопротивлению.
Вооруженная борьба с отрядами этих командиров велась на всем протяжении пребывания советских войск в Афганистане. Наиболее талантливым и влиятельным из них был Ахмад Шах Масуд. Первоначально о нем советскому военному командованию было известно совсем немного.
Информация к размышлению
Ахмад Шах, сын Дост Мухаммада, один из наиболее влиятельных главарей контрреволюции. Будучи ярым противником существующего государственного строя, Ахмад Шах считает своими личными врагами руководителей НДПА и правительства. Активный националист и антисоветчик, он выступает против присутствия советских войск. Глубоко верит в справедливость борьбы против правительства ДРА, к политике которого относится крайне отрицательно. Имеет тесные контакты с представителями ведущих капиталистических государств, особенно охотно устанавливает их с французами ( владеет языками дари, пушту и французским).
Обладает хорошими организаторскими способностями, незаурядным аналитическим умом, высокими личными и деловыми качествами. Волевой, энергичный, смелый и решительный главарь. Непреклонен в достижении поставленных целей, обязателен, держит данное им слово. Умный, хитрый и жестокий противник. Имеет непререкаемый авторитет среди мятежников, сильное влияние на мирное население контролируемых зон в Панджшере. Опытный конспиратор, скрытен и осторожен, тщеславен и властолюбив.
Анализ ближайшего окружения Ахмад Шаха позволяет сделать вывод: не доверяет в полной мере ни одному из своих подчиненных. Опасаясь усиления авторитета лиц из ближайшего окружения, сознательно не вводит должности заместителей. Наиболее близкие к нему доверенные лица и советники, как правило, не имеют высоких официальных должностей в группировке ИОА.
Уделяет постоянное внимание обеспечению своей безопасности. Личная охрана подобрана из преданных ему лиц. Постоянно при нем до трех телохранителей. Отмечаются относительно частые изменения в составе ближайшего окружения и личной охраны. Постоянной резиденции не имеет. Все время меняет места расположения. Передвигается пешком, верхом на лошадях или на автомобиле УАЗ-469.
Религиозен, строго соблюдает мусульманский образ жизни. В быту скромен и неприхотлив. Вынослив. Одевается скромно, как правило, носит форму полувоенного покроя и нуристанку (головной убор из шерсти типа берета). Личное оружие – АКСУ и пистолет.
В целях дезинформации о деятельности Ахмад Шаха и местах его пребывания распространяются слухи среди местного населения; он также действует через агентуру, внедренную в различные государственные учреждения, вплоть до высших слоев партийно-правительственного аппарата – министерство государственной безопасности и министерство обороны. Распространению дезинформации о деятельности Ахмад Шаха способствует ставшая легендарной его полумифическая личность. Многие афганцы охотно принимают самые невероятные истории о его победах, верят в них и способствуют их дальнейшему распространению, как правило, приукрашивая.
Ближайшие родственники (отец, братья и сестры) в основном проживают в Пешаваре (Пакистан).
Из досье ГРУ ГШ ВС СССР на Ахмад Шаха, 1980 год
Ахмад Шах вступает в бой с советскими войсками
После прихода в декабре 1979 года к власти парчамистов ими начались преследования халькистов. По этой причине многие представители этой фракции НДПА уезда Панджшер перешли на сторону ИОА, влившись в отряды Ахмад Шаха.
Первая операция против Масуда была проведена в апреле 1980 года с целью пресечь действия его отрядов, которые, обосновавшись на коммуникации Термез – Кабул, почти ежедневно на участке Хинджан – Джабаль-ус-Сирадж обстреливали и нападали на автоколонны (как советские, так и афганские). В результате возникли трудности в организации военных и народнохозяйственных перевозок. Обстрелам подвергались также и сторожевые заставы советских войск. Моджахед Товал-хан: «Мы вели партизанскую войну. Ночью спускались с гор, совершали нападения и укрывались. Или днем нападали на колонны и укрывались». Чтобы стабилизировать обстановку на жизненно важной для страны магистрали, правительством ДРА было принято решение разгромить вооруженные отряды мятежников в Панджшере. Операция проводилась силами советских и афганских частей. Общее руководство войсками осуществлял генерал Л.Н.Печевой.
По данным разведки, группировка вооруженных формирований Ахмад Шаха в долине Панджшер (около 100 км севернее Кабула) насчитывала тогда немногим более 1000 вооруженных мятежников из числа местных жителей. В то время моджахеды еще не создали развитой системы оборонительных сооружений, ограничивались минированием отдельных участков единственной дороги в долине, а также устройством на ней завалов. При этом Масуд позаботился, чтобы мины и завалы не создавали неудобства при передвижении местных жителей. Моджахеды были вооружены стрелковым оружием устаревших образцов. Опыта ведения боевых действий с советскими войсками вооруженные отряды Ахмад Шаха тогда еще не имели, и в открытом бою с ними моджахеды не сталкивались.
Войсковая операция в этом, одном из сложнейших в географическом отношении районов Афганистана, требовала серьезной подготовки и привлечения довольно значительных сил и средств. Долина Панджшер на протяжении до 250 км находится в окружении гор Гиндукуша с ледниковыми вершинами высотой 3000–6000 м. К тому же полноводная, быстрая и бурная река Панджшер, являясь сложнейшей преградой почти по всей долине, оставила между рекой и горами единственную узкую ленту дороги, по которой техника могла двигаться лишь на глубину до 85 км.
Для проведения операции выделили три советских батальона (мотострелковый, парашютно-десантный, десантно-штурмовой) и два афганских, а также небольшие формирования министерства безопасности ДРА и партийных активистов. По общему плану эти силы (общей численностью около тысячи человек) разделили на две группы, которые должны были вести наступление на мятежников с двух сторон долины навстречу друг другу. Сначала одна группа (дшб и пб), не ввязываясь в боевые действия, должна была быстро прорваться к Пасишах-Мардан. Там она должна была развернуться и начать наступление. Другая группа (мсб, пдб и пб) должна была продвигаться из Анавы вдоль ущелья навстречу первой. Тактика действий была проста. Советские войска последовательно блокировали кишлаки, а прочесывание их осуществляли силы афганской армии, госбезопасности, партийных активистов.
Ахмад Шах в то время еще не располагал достаточными силами и средствами, способными противостоять в открытом бою такой крупной группировке войск. Операция прошла по плану. Боевые действия были неожиданными для мятежников, развивались стремительно и длились всего четыре дня. В ходе боевых действий моджахеды организованного сопротивления не оказали, но, когда подразделения 4-го десантно-штурмового батальона 56-й отдельной десантно-штурмовой бригады подошли к кишлаку Базарак, мятежники открыли по ним огонь. В коротком бою моджахеды были разбиты. В дальнейшем, используя отсутствие у мятежников средств ПВО, войска довольно успешно продвигались по долине Панджшер под прикрытием боевых вертолетов без огневого противодействия со стороны противника, хотя мятежники иногда пытались устраивать засады и проводить налеты. В частности, в одном из эпизодов разведчики десантно-штурмового батальона попали в засаду. Командир батальона капитан Л.В.Хабаров с группой десантников тут же поспешил им на выручку. Моджахеды были уничтожены, но сам комбат был тяжело ранен.
Леонид Хабаров: «В конце марта 1980 года я получил приказ готовить свой десантно-штурмовой батальон (дшб) к боевым действиям в Панджшере. Батальон стоял тогда между Джабаль-ус-Сираджем (выход с юга – на перевал «Саланг», с востока – на Панджшер) и Чарикаром.
Батальону была поставлена задача: пройти вдоль долины до последнего кишлака ущелья Панджшер, находящегося под контролем полевого командира Ахмад Шаха и вернуться назад. Его еще называли Масудом (удачливым), но об этом я узнал намного позже. Меня тогда поразила сама постановка задачи – не захватить и остаться, удерживая эту территорию с населенными пунктами, рудниками, жителями, а прийти и уйти. “Кто придет после меня?” – спрашивал я себя и не находил ответа. А по логике вещей ведь кто-то должен был обязательно прийти на очищенную от противника территорию, будь то наши внутренние войска или подразделения правительственных войск – наших союзников. Возможно, это будут коалиционные силы, способные удержать территорию Панджшера и установить там новый порядок? Пусть бы оставили ущелье мне как командиру батальона, а я уже стал бы думать, как взять и удержать его, наладить мирную жизнь людей, организовать связь, снабжение и главное, чтоб изолировать его от моджахедов. И потери своих солдат мне надо свести до минимума. Так рассуждал я тогда, наивно полагая, что руководство у нас мудрое и все мероприятия по закреплению действий войск предусмотрит, раз решилось на проведение такой операции. Однако, как показало время, я глубоко ошибался относительно мудрости своего руководства.
Батальон уже сталкивался в Афганистане с тем, как организовывать и вести оборону в горах малыми подразделениями и наносить противнику ощутимые потери, мы это уже испытали на собственной шкуре, так как входили первыми и подвергались нападениям моджахедов. Несколько месяцев предыдущей работы в горах на Саланге тоже дали нам всем определенный опыт – от солдата до командира батальона.
Советник при командире дислоцировавшегося в Джабаль-ус-Сирадже пехотного полка правительственных войск подполковник Носов Михаил Федорович сориентировал меня, что работа для батальона, хоть и десантно-штурмового, но без усиления, без поддержки артиллерии, авиации и спецподразделений будет крайне опасная и горячая. В ущелье ряд мостов взорван или подготовлен к подрыву, дороги заминированы. На дорогах устроены завалы, которые тоже заминированы. Горные проходы подорваны во многих местах. Передвижение в большей части долины возможно только на лошадях, пешком или в лучшем случае кое-где на “уазиках”. В ущелье добывают драгоценный камень изумруд, есть золото, правда, низкой пробы. Вот все исходные данные, которые я знал на тот период.
Для подготовки операции отвели примерно неделю. Мы изучали карты района боевых действий (ущелья Панджшер), собирали сведения о противнике и местности. Приняли решение на боевые действия и организовали плановую к ним подготовку. Проводили рекогносцировки, готовили технику и вооружение, создавали необходимые запасы.
Хоть командир батальона и не делился с подчиненными своими откровениями, офицеры и солдаты понимали, работа будет, наверное, одна из самых серьезных и сложных. Царило общее нервное предстартовое возбуждение.
За сутки до выхода на “боевые” я дал батальону отдых, кроме тех, кто был в боевом охранении. Форма одежды – с голым торсом, чтоб понежиться, позагорать под уже набирающим силу горным афганским мартовским солнышком. Но оружие, как обычно, было при себе – это неотъемлемая часть каждого воина всегда и везде.
В последний перед выходом день в одной из лощин расположения батальона провели общее собрание. Все готовились внутренне к трудному и крайне серьезному бою. Понимали, что пути господни неисповедимы.
Но в своих ребятах я не сомневался. Самым жестоким наказаним в батальоне для каждого из них было лишение возможности участвовать в предстоящих боевых действиях. Помню, в период подготовки к операции младшему сержанту Мовчану объявили, что его отстранили от выхода на боевые действия (кому-то и лагерь надо было охранять). Подходит он ко мне накануне выхода и говорит: “Товарищ капитан, не возьмете меня, застрелюсь”. Пришлось взять, но, к сожалению, он стал самым первым погибшим в этой операции неподалеку от Базарака (один из кишлаков в Панджшере). Вот и не верь после этого в судьбу.
В период подготовки к операции я пришел к мысли, что если верить характеристике на Ахмад Шаха, он умный, жесткий, расчетливый, предусмотрительный командир, он должен иметь хорошую агентуру на всех уровнях. Значит, он будет заранее осведомлен обо всех наших замыслах. Нужно было что-то предпринять, чтобы ввести его в заблуждение. Я снова принялся изучать карту предстоящих боевых действий.
Вся работа начиналась от Джабаль-ус-Сираджа: на север – на Саланг, на восток – на Панджшер, на запад – на Бамиан (в исторически знаменитую Бамианскую долину) и на юг – на Кабул, эту дорогу мы оседлали батальоном, не доезжая километров пять–семь до Чарикара.
Поскольку скрыть подготовку к боевым действиям было абсолютно невозможно, тем более что в планы надо было посвящать афганцев, я придумал вариант, когда командирам подразедений правительственных войск разъяснялось, что мы лишь имитируем подготовку к операции в Панджшере, а на самом деле в последний момент скрытно, неожиданно всеми силами повернем на Бамиан. Образно говоря, как водитель, включивший поворот направо, повернул налево.
В ходе подготовки мы специально вели между собой, а также с советником вблизи афганских офицеров и солдат, которые понимали по-русски, разговоры, смысл которых сводился к тому, что имитируем, мол, всеми силами и средствами выступление на Панджшер, а сами идем на Бамиан.
Накануне операции на “уазике” советника, как бы рекогносцируя дорогу на Панджшер, мы проехали от Джабаль-ус-Сираджа чуть ли не до Рухи (населенный пункт в Панджшере), где находился передовой батальон пехотного полка афганцев. Ахмад Шах мирился с этим, поскольку действовали пехотинцы только по его предписаниям.
То, что “уазик” с советником, командиром батальона и двумя афганскими офицерами поехал в Руху, естественно, не могло остаться незамеченным. Доехав до Рухи, сразу развернулись и поехали обратно. Это еще, как мне кажется, укрепило мнение афганской агентуры Ахмад Шаха, что Панджшер – имитация предстоящей операции и “шурави” пойдут на Бамиан. Я доложил свои соображения в штаб армии, попросил средства и подразделения усиления, предметы экипировки. Огрызнулся, когда на просьбу включить в состав экипировки бронежилеты услышал что-то вроде: “Хабаров, не стыдно будет на своих орлов, на тельняшки бронежилеты надевать?”
После этих слов отчетливо осознал, что выполнение боевой задачи, жизнь солдат и офицеров будут зависеть только от меня, от моего умения или неумения провести эту предстоящую операцию. В ночь перед выходом, часа за 3–4 до подъема, из штаба армии поступила команда “Отставить!”. Дали еще время на подготовку, удовлетворили просьбы по усилению. Батальону придали танковый взвод, батарею 152-мм самоходных гаубиц “Акация”, мотострелковую роту и два взвода саперов.
Пехотный полк правительственных войск, который стоял в Джабаль-ус-Сирадже, тоже был придан мне на период боевых действий. Конечно, полк звучало очень громко, но с нами пошли лишь около 50–60 человек.
Совместно с нами также действовал парашютно-десантный батальон 345-го опдп из Баграма под командованием майора Александра Цыганова. Поддержка авиации осуществлялась по нашим заявкам, по вызову.
Из нашей 56-й отдельной десантно-штурмовой бригады (одшбр) из Кундуза прилетел комбриг, полковник Александр Петрович Плохих, с группой управления. Он возглавил операцию, действуя непосредственно с батальоном.
Неделю еще готовились. Мостоукладчики возводили переправы, по ним прибыла техника батальона, приданных и поддерживающих средств. Бойцы отрабатывали бой в близлежащих горах. Естественно, все это делалось с заранее выставленным боевым охранением.
Перед самым выступлением в Панджшер прилетел руководитель операции заместитель командующего армией генерал-майор Печевой с группой управления. Он разместился в Джабаль-ус-Сирадже и боевыми действиями должен был руководить оттуда, через ретранслятор. Абстрактно представляя условия, в которых пришлось нам действовать, он отдавал порой несуразные команды, что приводило к неоправданным дополнительным потерям.
Итак, все в основном было готово. Но мне кажется, что все эти повторные приготовления не убедили Ахмад Шаха в том,что мы идем на Панджшер, он продолжал считать их отвлекающим маневром.
В 5 часов утра 9 апреля 1980 года началась операция. Мы, как раскаленный нож в масло, вошли в Панджшер. Завязались первые бои под Базараком, появились первые потери.
Отработанные заранее действия дали возможность продвигаться с минимальными задержками, в довольно быстром темпе. Расстреливая из танка заминированные завалы на дорогах, наводя с помощью танковых мостоукладчиков переправы через небольшие горные реки и устраняя разрушения на дорогах, сбивая, в общем-то, как я считаю, неорганизованное сопротивление моджахедов, мы шли вперед вдоль долины.
В конце суток батальон майора Цыганова согласно плану операции повернул в уходящее вправо ответвление ущелья. 11 апреля комбат был тяжело ранен.
Там, где по разрушенным дорогам невозможно было продвигаться или быстро восстанавливать взорванные участки, мы продвигались на технике, по возможности – по руслу реки. Артиллеристы и вертолетчики работали по наводке разведвзводов и моим командам.
Последним населенным пунктом, куда нам удалось добраться на технике, стал Пасишах-Мардан, где располагались штаб Ахмад Шаха, тюрьма и его администрация.
Столь стремительное продвижение и быстрое подавление слабого сопротивления отдельных огневых точек застало боевиков врасплох. Моджахеды в спешке покидали кишлак. Из их штаба даже не успели вывезти папки с документами, со списками и удостоверениями, фотографии членов партии ИОА и вооруженных отрядов. Все было второпях брошено в 100–300 метрах от здания. Видимо вертолетчики НУРСами прошлись по разбегавшимся в разные стороны мятежникам.
Затем, оставив под прикрытием технику, мы по горной тропе выдвинулись к самому последнему населенному пункту. Ночью, выставив боевое охранение, дали возможность личному составу отдохнуть.
Разведчикам была поставлена задача ночью обходными тропами выдвинуться и перекрыть отход моджахедов из последнего населенного пункта, что было четко выполнено. А с рассветом основные силы двинулись на последний кишлак. Навстречу нам вышла группа старейшин с красными и белыми флагами. “Шурави, оставайтесь, будем подчиняться, мы крестьяне, для нас все равно, чтоб только не убивали нас, наши семьи”, – говорили они.
Все! Панджшер наш. Победа! Дальше надо было установить гарнизоны, связь, взаимодействие со старейшинами. Действиями разведывательных и десантно-штурмовых подразделений, спецназа при поддержке вертолетов выловить или уничтожить все разбежавшиеся еще неорганизованные группы моджахедов. Создать новые органы власти и обеспечить их безопасность.
Но увы! Сделали все совсем по-другому. Во второй половине дня поступил приказ руководителя операции генерала Печевого: срочно отходить, выдвигаться в район Пасишах-Мардана, где осталась техника. Не знаю, чем он руководствовался, отдавая такой приказ, ведь нам надо было пройти более 30 км по горной тропе, что до наступления ночи сделать было невозможно. Аккумуляторы на радиостанциях разрядились. На просьбы доставить питание для радиостанций вертолетами не отреагировали. Доставили только сухие пайки. Возвращались назад ночью, без связи, без прикрытия вертолетов по единственной горной тропе. Как следствие, разведдозор попал в засаду. Я с ребятами бросился на выручку разведчикам. Завязался жестокий бой. Мы, конечно, отбились, но были потери. Досталось и мне. Разрывной пулей перебило предплечье правой руки, да и еще раз зацепило. Мне оказали первую помощь, и я продолжал командовать батальоном. С большим трудом удалось добраться до места расположения нашей бронетехники. Обратно мы выдвигались, не встречая сопротивления моджахедов, навстречу нам шел другой батальон. Потом меня отправили в Ташкентский военный госпиталь, а затем перевезли в Москву, в Центральный клинический военный госпиталь имени Бурденко.
Говорили, что после этой операции Ахмад Шах тоже лечился с ранением в руку во Франции.
Офицеры, солдаты, которые увольнялись, заходили ко мне в госпиталь в Ташкенте, потом в Москве в “Бурденко” и недоуменно спрашивали: “Почему мы ушли так поспешно из Панджшера? Какой смысл был в этой операции?”
Что я им мог ответить на вопрос, который мучил меня самого все бессонные ночи в госпиталях? Мы ценой жизней и здоровья солдат и офицеров выполнили поставленную нам боевую задачу, а потом те, кто нам эту задачу ставил, бездарно распорядились ее результатами. Они просто не знали, что же делать дальше. И в дальнейшем, на протяжении всей этой войны практически все операции заканчивались подобным образом. Развязывали боевые действия, гибли наши солдаты и офицеры, гибли военнослужащие правительственных сил, гибли моджахеды и мирное население. После окончания операции войска уходили из района ее проведения, и все возвращалось на круги своя. Наши престарелые и безвольные правители рисковали чужими жизнями и получали “героев”, проводя бессмысленные боевые операции по принципу “пришел – ушел”, переливая из пустого в порожнее.
На Ахмад Шаха у меня злости никогда не было. В общем-то, он достойный противник. При встрече в бою лестно было бы с ним сразиться. Вне боя я с удовольствием выпил бы с ним по пиале чаю. К тем, против кого воевал, никогда ненависти не испытывал. Моджахеды были достойным противником.