Текст книги "Затерянные в истории"

Автор книги: Александр Пересвет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

А набор человеческих пальцев, что как бусы висел на верёвочке на груди, умрачнял общую картину до крайности.

Вождь, в свою очередь, рассматривал пленника. Взгляд его холодных, до пронзительности внимательных глаз обшарил фигуру, оценил незнакомую здесь одежду – собственно, остатки порванных в нескольких местах штанов, – задержался на мышцах плеч и пресса (какие уж там мышцы, тут Сашка завидовал пловцу Антону, хотя и не давал этого заметить никому). Скользнул по порезу на груди. Затем этот взгляд вперился в глаза мальчику.

Саша почему-то понял, что отводить их нельзя. Отведёт – умрёт. Почему, как понял – неизвестно. Шестым чувством. И как ни забирался страх всё выше – сначала до вздоха, затем до подмышек, потом до горла – он твёрдо глядел в глаза вождю, словно меряясь с ним силою. Словно не взглядами они сошлись, а в армрестлинге, руки друг другу к столу прижать пытались…

* * *

Вождь отвёл глаза первым. Но – словно бы и не проиграл, а выиграл этот незримый поединок. Пробурчал что-то одобрительное, потом указал пальцем на сашкин новый порез и задал, судя по интонации, вопрос.

Откуда-то из-за спины высунулся давешний вождь. Теперь понятно: не вождь он был. Так, бригадир, как говорится. Старший группы захвата.

Залопотал быстро и не очень внятно. Подал лидеру нож. Тот внимательно осмотрел, повертев и так, и этак. Потом не нашёл ничего лучшего, как тоже порезать себе палец.

Да они идиоты тут все, что ли? Или у них принято – всё на собственном опыте проверять? Цианистого бы калия дать им попробовать, подумал Саша. Ещё бы знать, где его взять тут…

На лице вождя тем временем нарисовалась задумчивость. Выглядело это так, как если бы задумался боксёр Валуев. Тот, правда, хороший. Как раз на друзей-неандертальцев похож. Но трудно его представить со скорбной думой на челе. Вот так и у местного лидера: лоб пошёл морщинами, глаза при этом сузились, а губы сложились в этакий поцелуйчик и поднялись к носу. От этого вид "индейца" стал вовсе идиотическим, словно у хулигана, изображающего мыслительный процесс "ботаника"-отличника.

Сашка ухмыльнулся внутренне. Внешне же вид он держал спокойный и независимый. Пока что он выиграл небольшой поединок с вождём, и теперь необходимо держаться на высоте нового морального положения.

Тот показал на нож и что-то проговорил с вопросительной интонацией, обращаясь к мальчику. Тот пожал плечами и покачал головой: не понимаю, мол.

Вождь снова что-то сказал, поднеся изделие двадцать первого века на раскрытой ладони к самому Сашкиному носу. Чего ему надо-то? Хочет узнать, где тут Швейцария? Или сколько стоит?

Сашка снова пожал плечами и двинул связанными руками. Дескать, показал бы тебе, в какой стороне находится славный город… как его там, где эта столица швейцаров… В общем, показал бы, да не могу. И возвёл, что называется, очи горе.

Что уж там лидер местной тусовки понял из это пантомимы, неизвестно, Но посмотрел он остро на Сашкиного пленителя и что-то бормотнул. Тот как-то похоже ответил, и мальчик почувствовал, что ремешок, связывающий руки, начали распутывать.

Как там в кино делается? Солидно, с независимым видом надо растереть запястья. Дескать, недоразумение случилось, понял, проехали.

Интересно, что и страх куда-то ушёл. Убивать, во всяком случае, уже не будут, понял Саша.

Ах, как жалко Рога!

С другой стороны, кто он тут такой? В чужой монастырь занесённый неведомой силой. Может, тут давняя война идёт – между неандертальцами и людьми? Что-то ведь он такое слышал. Тот же Антохин папка рассказывал. Дескать, беседовал он с путешественниками, которые у пигмеев африканских чуть ли не год прожили. Даже в состав племени их включили. Так, говорили, у этих пигмеев до сих пор идёт тысячелетняя война с обезьянами. Всё на полном серьёзе: обезьяны вредят, как могут, пигмеи против них боевые операции проводят. Детей одних далеко не отпускают. Обезьяны, со своей стороны, тоже не дуриком по веткам скачут. Пока одни отвлекают воинов, другие, скрытно пробравшейся группой, нападают на деревню. Стратегически мыслят, понимаешь, восторгались путешественники-рассказчики. Причём, поведали также, обезьяны мгновенно вычислили, что эти двое – не пигмеи. Что, впрочем, неудивительно: глаза-то есть и у мартышек. И относились к ним с пиететом, не задевая, как говорится, ни словом, ни жестом. А на местных – верещали и улюлюкали, часто мешая охоте. Опять же – с воинами не связывались, поскольку у тех луки и копья, а у бабуинов этих, или как их там, – только зубы и когти. Но, в общем, вредили, как умели.

А, кстати, ничего удивительного. Недавно уже ему мама читала сообщение от каких-то американских зоологов. Те обучили гориллу языку глухонемых. И тут же сами обалдели. Оказалось, что горилла не только всё соображает и может своим мысли в слова воплотить. Оказалось, что она вполне связно и рассказать может. В данном случае – как ей, горилле, страшно было, когда охотники мать её убили, и как им, гориллам, вообще больно, когда в них стреляют.

И главное – мыслят ведь эти обезьяны, значит, раз говорят! Чем не люди?

Вот и тут. Что он знает про местные законы и отношения? Только из истории. Что куда-то делись все неандертальцы. Вымерли. Не выдержали, как рассказывали им на уроке, конкуренции с людьми. Что ж, трудно конкурировать без головы. И с такими вот зверями, как этот свирепый вождь людей.

И всё-таки ужасно жалко неандертальцев! Как Рог на дудочке играл! Не очень умело, не флейтист, в общем. Но настолько выразительно, что, слушая, прямо видишь эти бескрайние пространства мира, в котором и страшно, и интересно…

Как жалко Рога!

* * *

Саша растёр себе запястья. Так, ради позы – как герой-разведчик в стане врага.

Взглянул на местного "босса".

Тот снова протянул ему нож. И что-то проговорил с вопросительной интонацией.

Совершенно очевидно: хотел узнать, как это устройство работает и для чего предназначено. Видимо, связать эту тонкую острую штучку и собственные каменные рубила просто по сходству функций первобытный человек был не в состоянии.

Странно. Саша был лучшего мнения о человечестве. Во всяком случае, когда в каких-то новостях показывали шимпанзе, которая запросто орудовала палкой, чтобы добыть банан, то говорили, что обезьяны гораздо сообразительнее, чем принято думать.

И тут в мальчишку словно вселился бес. Он протянул руку, взял нож с ладони у вождя, спокойно сложил его и засунул в карман. Никаких мыслей при этом не было: чистое хулиганство.

Вождь выглядел, мягко говоря, озадаченным. Он снова подтянул губки к носу, внимательно осмотрел Сашку, взял его руки в свои, осмотрел и их. Тщательно обыскал глазами землю под ногами у мальчика. Затем обошёл его вокруг. На лбу "индейца" вновь образовались одновременно и продольные, и поперечные складки.

Похоже, товарищ не знал о существовании карманов. А потому не мог сообразить, куда делось волшебное режущее пальцы устройство. На его глазах попросту свершилось великое чудо бога Маниту: была странная штучка – и нету!

Если обыщут, скажу, что пошутил, решил Сашка, забыв, что как раз сказать что-либо будет трудно. То есть сказать – это как раз просто. А вот сделать так, чтобы тебя поняли – тут надо язык выучить. Второй язык за три дня? Это будет круто!

Но объясняться не пришлось. Слева раздался модулированный свист. Явно это у них так на больших расстояниях переговариваются. Крик заменяют.

Толпившиеся вокруг вождя и мальчика воины повернулись на звук. Свистевших видно не было, но сообщили они, видно, что-то достаточно значимое, чтобы высокое собрание решило самораспуститься и броситься в том направлении, откуда пришёл сигнал. Правда, предварительно вождь рявкнул что-то всем, затем отдельно рявкнул что-то Сашке, затем – тому "бригадиру", что взял мальчишку в плен. Тот отрепетовал команду, а видя, что его визави ничего не понял, попросту пихнул его в направлении движения. Бежим, дескать.

Ещё одно заметил мальчик: "индейцы" подобрались и словно напружинились. Лица стали почти одинаковые – хмурые, сосредоточенные, внимательные. Острые, вот! На бегу воины перехватывали свои дротики особым образом. По-боевому, что ли. То есть если только что эти палки – частью с каменными наконечниками, частью просто с обожжённым концами – гуляли в руках, как хотели, то теперь они строго и хищно смотрели только вперёд, по направлению движения.

Саша тоже побежал. А куда денешься, если сзади тебя недвусмысленно подталкивают в спину. Уже и то хорошо, что копьём не подбадривают. Или вовсе не проткнули там же, на месте, и не оставили лежать. Так что пока всё идёт неплохо, думал падающий из окна, пролетая мимо десятого этажа, попытался сам себя подбодрить мальчик.

Двусмысленно получилось. Тем более что главная мысль и главное желание было, пока он бежал за "индейцами", – не обнаружить там трупов своих друзей-охотников.

Потому что свист раздался именно с той стороны, куда раньше ушли неандертальцы…

* * *

Трупов друзей-охотников там не было.

Но тела на земле лежали. Какие-то жалко-безжизненные, даже не страшные. Казались они просто деталью пейзажа.

И были это тела "недругов", можно сказать. Ибо с очевидностью принадлежали таким же "индейцам", что захватили в плен Сашку.

Судя по всему, это были разведчики, направленные вождём по следам Рога. Или вообще по следам неандертальцев – наверняка эта банда разбирала следы, как люди человеческой культуры – буквы в книжке.

Или это было передовое охранение. Хотя вряд ли. Едва ли местные могли додуматься до подобного рода тактических приёмов. Именно разведчики. И именно по следам. Шли, чтобы узнать, откуда взялся Рог. Вот и дошли…

Саша прислушался к себе. Говорят, при виде "живых" трупов, то есть только что убитых людей тянет на рвоту. Но никаких подобных позывов мальчик не ощущал. Когда увидел отрезанную голову Рога – было. А сейчас – ничего…

Нет, радости, конечно, тоже не ощущал: близость смерти, хотя бы и чужой, есть близость смерти. Но после того, что сделали с Рогом, эти тела никаких особенных эмоций уже не вызывали. Ну, лежат люди, ну, в крови. Ну, позы у них… Нельзя сказать, что неживые, но… неживые. Вообще говоря, после "разделки" того динозавра к мёртвым Сашка стал относиться… равнодушно, что ли… Были бы близкие или родные, тех бы жалко. А в этих проклятых временах чем кто мертвее – тем тебе спокойнее.

Тем более что тут, судя по всему, его друзья ликвидировали часть его врагов.

Ибо видно было: люди убиты людским же оружием. Это обнаружилось сразу, как только по приказу вождя воины стали переворачивать тела, проводя своего рода осмотр "места преступления" и судмедэкспертизу. Почти как в дюдиках показывают. С поправкой, естественно, на времена и нравы.

Все трое имели раны, нанесённые дротиками. На них указывал один из воинов, что-то говоря вождю и помогая себе соответствующими жестами, которые понимал даже не понимающий разговора Сашка. Вероятнее всего, дротиками потерпевших поразили из засады: два из трёх ударов пришлись в спины, и один – в передне-боковую часть живота. Видно, этот парень начал оборачиваться, когда сзади упали его товарищи.

Затем нападавшие подошли к жертвам и добили уже копьями. Это было видно по большим рваным ранам. Затем забрали свои дротики и растворились в окружающей "зелёнке".

Не исключено, что охотники где-то недалеко. Наблюдают и готовятся к следующим акциям возмездия.

Да, именно! Саша вдруг понял, отчего не испытывает никаких положенных чувств при вид трупов. Так, шевельнулось что-то в горле, когда посмотрел на развороченное копьём брюхо одной из жертв. И ничего. А всё просто! Он воспринял это как акцию именно возмездия за смерть его друга. За Рога. За то, как с ним обошлись после смерти.

В данном случае, можно сказать, убийцы были гуманистами. Прирезали врагов и ушли. Не став ни глумиться, ни отрезать части тела на память. Так что и это говорит в пользу того, что эту акцию совершили Сашины друзья: несмотря на нерасполагающую к себе внешность, людьми они были добрыми. И верными. И это придало мальчишке оптимизма: воины, с которым он породнился, его родичи – здесь. Они его не бросили, они за ним наблюдают!

К похожему выводу пришёл и вождь "индейцев". Он развернулся к зарослям и издал нечеловеческий рёв. Через несколько секунд рёв начал раскладываться на слова. Саше, ясное дело, непонятные. Тем не менее не надо было быть ума палатой, чтобы разобраться в смысле послания. Потрясая копьём и колотя себя в грудь левой рукой, вождь надсаживался в явственных проклятьях врагам, пожеланиям им всяческих бед и обещаний жутко и люто отомстить.

Ему вторили воины, грозя и почему-то улюлюкая.

Худо будет, если вождь сейчас вспомнит о нём, остро кольнула Сашу сторожкая мысль. Ежели он решил, что пленник как-то связан с неандертальцами, то может он прямо здесь ему голову смахнуть. В рассуждении мести. Зримой и демонстративной…

Эх, лучше бы он об этом не думал. До вождя словно дошла телепатическая волна. Он перестал надсаживаться в крике и всем корпусом развернулся к мальчику. В Сашу снова упёрлись его холодно-стальные, яростные глаза…

* * *

– Что он сказал? – встревоженно спросил Антон, приподняв голову и морщась от боли. Языка местного он, естественно, не понимал, но общая озабоченность и суета говорили сами за себя.

– С Сашкой что-то, – ответила Алина. – Похоже, какие-то уламры его увели.

– Кто-кто?

– Уламры. Сама не знаю, кто это. Но для местных это злейшие враги. Нас сначала за уламров приняли.

Антон помотал головой.

– Мы что – в сказку попали? – спросил он, скупо улыбнувшись. – Это же книжка такая!

Вот за что Алинка всегда его любила – так это за присутствие духа! Любила?

Нет, Гуся тоже, конечно, хороший… Но вот то, что он пропал, отчего-то тронуло её меньше, чем вот эта гримаса боли на лице Антошки, когда он попытался приподняться.

– Ты лежи-лежи! – велела она. – Я сейчас разберусь.

Арруги – как она ни пыталась, так и не смогла научиться издавать последний горловой звук в этом слове, которым называли себя местные – напряжённо ждали, когда дети закончат свой диалог.

Алина встала, подошла к воину. Слово и жест в такой ситуации лучше, чем просто слово. Раз уж жесты здесь – составная часть речи и не дополняют смысл, как у людей, а часто придают его.

– Говорить, – обратилась девочка к мужчине. – Саша-что-охотник-что-уламр-что-увели-как-увели-куда-Саша-где.

Тот начал показывать. Да, это было именно так! Не столько из слов, сколько из жестов и той самой "телепатии" Алина не то что поняла, но словно увидела, что произошло на охоте.

– Арругхрг, – и тот самый звук, – идти-далеко-река-вдоль-за лес-холмы-охота-олень…

На самом деле слова этого Алина не знала, но охотник так выразительно пристроил раскрытые пятерни с кургузыми пальцами по бокам своей головы, что она прямо увидела оленя. А то дядька и помог ей увидеть – всё через те же свои спецспособности? Неважно.

– Олень-чуткий, – продолжал свидетель. – Сашха-шуметь-вождь-Кыр-говорить-оставаться-сидеть-смотреть-олень-зверь-всё.

– Типа на "номере", – понял Антон, которому Алина, как могла, переводила сказанное.

– Охотники-убить-птица, – было названо, какую птицу подбили, но этого, естественно, девочка не поняла. – Рог-охотник-идти-назад-дать-Сашха-есть-Сашха-нет-уламр-есть-много-убивать-Рог…

Алина зажала себе рот ладонями. Ох ты, господи, Рог! Такой хороший был, предупредительный…

– Охотники-слышать-шум-идти-назад-видеть-Сашха-лежать-связан-кровь…

– Кровь?! – воскликнула девочка.

– Кровь-мало, – успокоил рассказчик. – Здесь, – показал он на грудь. Затем продолжил:

– Уламр-говорить-Сашха-арруг-слышать-нет-уходить-уламр-след-идти-арруг-прятаться-ждать-уламр-убивать-уламр.

Троих! – гордо показал он на пальцах.

Да тут война!

– Уламр-бежать-арруг-за-Сашха-с-нет-догнать-стоять-кричать-арруг-смотреть-Сашха-с-уламр-идти-назад-ночь-спать-вождь-Кыр-говорить-Грур, – указал на себя, – идти-здесь-говорить-осторожно-уламр-здесь-бояться-прятаться-ждать-воин-обратно.

Теперь понятно. Это гонец. Предупредить, чтобы береглись невесть откуда появившихся уламров. То-то внизу суета творится, женщины и малышня разбирают свои вигвамы и заносят их в пещеру…

– А Саша? – спросила Алина требовательно. – Уламр-Саша-делать-что?

– Грур-знать-нет, – последовал ответ. – Вождь-Кыр-ночь-говорить-Грур-идти-здесь-говорить-осторожно-уламр-здесь-бояться-прятаться-ждать-воин-обратно.

Воин помолчал и добавил успокоительно:

– Арруг-утро-идти-уламр-Сашха-с-за-смотреть-где.

Затем глянул внимательно и спросил:

– Рюди-белый-уламр-тёмный-рюди-уламр-такой-одинаковый-разный-цвет?

И вдруг по-русски:

– Да?

* * *

Вождь упёр испачканный в крови палец в Сашкин лоб и что-то пролаял. Потом указал на трупы, на лес, на небо, зачем-то на себя, всё время что-то говоря ощутимо злым тоном. Затем снова указал на Сашу, на Солнце, на недалёкую реку, помахал, вроде бы приветственно, своим воинам. Присел, похлопал землю, выпрямился, потряс копьём и снова упёр палец в Сашку.

Лекция была весьма живописной, но непонятной. Единственное, что вынес из неё Саша, – ощущение, что ситуация вокруг его личной судьбы накалялась до предела. Всплыла фраза из какой-то книжки: "Парень, жизнь твоя висит на волоске…"

Против воли мозг его занялся воспоминаниями. "Остров сокровищ", что ли? Сильвер? Или? Не, точно, Сильвер! Тут же перед глазами встали сценки из мультика. Почему-то не тот эпизод битвы, где мистер Треллони всё колотил прикладом по картинке, когда Сашка натурально чуть не умер со смеху, не найдя в себе сил вздохнуть. А когда Израэль Хенс висел над кораблём, держа руками разрезанную снасть, а все по нему ходили взад-вперёд, и голова у него там смешно сминалась. Ой, а до этого как он стёр с двери силуэт своего врага! Только ножки остались! Вот бы сейчас так: провёл тряпочкой – и нету тебе никаких первобытных троглодитов с их зверствами и угрозами…

На лице внимательно рассматривающего мальчика вождя написалось удивление. В самом деле, несмотря на прямую угрозу жизни – которую уже за эти дни? – Саша ощущал полную безмятежность. Помогли воспоминания о мультике. Как-то всё стало выглядеть… нет, не мультяшно, но… Отстранённо, вот! Словно всё вокруг не с ним происходит. Он действующее лицо, но – не в своей действительности. Вот как в компьютерной игре. Действуешь там ты, сам, стреляешь, куда-то пробираешься, уничтожаешь врагов. И ведь на самом деле находишься там, внутри! А раздастся за спиной голос мамы: "Саша, пора обедать!" – и тю-тю! Нет уже этой реальности, в которой ты только что действовал-злодействовал!

В общем, совсем перестал волноваться Сашка, стоя перед вождём, расправив плечи и независимо глядя на здешнего лидера. Не потому независимо, что такой уж нахал был по природе… понимал, что мужик этот опасен, жесток, а сейчас ещё и разозлён. Просто что он ему сделает, будучи персонажем из квеста?

Но "мужик" сделал. Никаким персонажем компьютерной игры он не был. А был вполне себе живым, здоровенным и грубым дядькой, который не нашёл ничего лучшего как отвесить мальчику здоровенную плюху. Чтобы, видимо, тот внимал его обращению более ответственно.

Саша отшатнулся и едва не упал. В ухе немедленно зазвенело, в голове чуть поплыло. Но поскольку состояние духа его стало несколько отстранённым, а сдачи давать он привык всегда… С тем же Штырчиком, который объективно был поздоровее. А он тогда только перешёл в эту школу. И тот захотел тогда проверить на "слабо". Но получил в ответ удвоенную агрессию… Потом-то подружились, конечно… Или когда с этой шантрапой из восьмого "Б", в том случае со сменной обувью…

В общем, не нашёл Сашка другого выхода – да и не искал, вообще-то, на автомате действовал… И не придумал иного, как в ответ наклонить голову и с прыжка изо всех сил ударить этого троглодита в живот. Или в корпус.

Да нет, ничего он, конечно, не добился. Не та масса. Дядька, правда, шага три назад сделал. Но среагировать успел, пресс напряг, на ногах устоял. Морду, правда, проконтролировать не успел. На ней нарисовалось самое искреннее изумление. Ну вот как если бы боксёра Валуева поднявшийся из коляски младенец ударил. Да не просто кулачком мягким, а – так, чувствительно. Вот примерно такое же могло быть лицо.

А Сашка, сжимая кулаки, глядел на вождя, тоже делая зверскую морду. Раз у вас тут принято угрожающие гримасы делать, то и мы тоже это умеем. И глаза, глаза, люто сощуренные, мальчишка не отрывал от глаз чужака. Дорого тебе дастся моя смерть, словно говорил ему Сашка безмолвно. И что самое главное – сам в эти секунды верил в это!

"А вот теперь нам точно конец", – вдруг всплыла в мозгу фраза из давнего, детского анекдота про ковбоя и внутренний голос.

Ничего нелепее нельзя было придумать. Но так вовремя вспомнилась эта нелепость, что Сашка не сдержался и хрюкнул от смеха. А потом не сдержался вовсе – и расхохотался во весь голос…

* * *

Когда мальчишка отсмеялся, вождь шагнул вперёд. Выражение лица его ничего хорошего не сулило.

Саше вдруг вспомнился приятель из параллельного класса – Олег со смешным прозвищем Видерда. Он переехал из Сибири, с Байкала, и пришёл в школу, несколько отстав по немецкому. И однажды в начале урока "немка" отметила: "О, Олег ист видер да!" – то есть: "Олег снова тут!". А тот, как сам позже рассказывал, недопонял и решил продемонстрировать, что кое-что знает. И пошёл склонять: "Ихь бин видер да, ду бист видер да, ер ист видер да, вир зинд видер да, ир зайд видер да, зи зинд видер да, зи зинд видер да!" Класс, естественно, грохнул, а прозвище Видерда к Олегу прилипло.

Так вот, тому с его немецким, во время игр часто доставалась роль фашиста. И он, войдя в раж, орал: "Рэзать, натурально рэзать. Ихь не упивайт партизанен, ихь их рэзать! Отрезайт красивый, новый уши. Унд пальцен!" Из-за чего "наши" за ним охотились особенно рьяно и быстро выводили из строя.

Уж не собрался ли вождь сотворить нечто подобное? Действительно что-нибудь ему, Сашке, отрезать? Как вот Рогу голову?

И мальчик решил не сдаваться ни в коем случае. Он сделал шаг назад. Не для того, чтобы отступить, а чтобы перенести вес тела на левую ногу. Рукою он в это время нащупал в кармане заслуженный нож. Ударить им человека… он не знал, решится ли. Но отмахиваться будет, как бешеный и жизнь свою продаст дорого!

И была ещё надежда, что друзья его неандертальские далеко не ушли. А таятся где-то в кустах, наблюдая за происходящим. И при совсем кислом развитии событий придут на помощь. В конце концов, ведь обменялись они копьями. Значит, приняли его в состав племени. А то, как эти парни отомстили за Рога, говорит за то, что своих они не бросают…

Но это – разговор следующий. А пока Саша достал из кармана изделие швейцарских мастеров, мгновенно раскрыл лезвие и выставил нож перед собой.

Это произвело эффект, надо сказать. Вождь выглядел, мягко говоря, несколько удивлённым. Лицо его снова приняло на секунду измученно-изумлённое выражение, а глаза совершили быстрое движение: нож – собственная рука – порез на ней – нож – земля под ногами – глаза мальчика. Всё было понятно без слов: было некое орудие, потом исчезло, теперь оппонент откуда-то его снова взял. И угрожает им. А резать это орудие умеет…

Саша взгляда не отвёл. Лишь напрягся, чуть подпружинив левой ногой и медленно отводя правую руку назад, готовясь хоть в последний раз в жизни от души врезать "индейцу". С разворота, как получится. Эх, надо было на восточные единоборства записаться, как Тёмка Фочкин! Но уж ладно…

И тут события пошли в совсем другом ключе, нежели ожидал мальчик. Вождь в затруднении потоптался на месте, не делая попыток шагнуть вперёд. Затем наклонился, положил копьё рядом с собою. Сделал два шага назад. И… сгорбил спину и наклонил голову. А руки, напротив, поднял на уровень плеч ладонями вперёд. Словно сдавался. Как Видерда, которому по роли положено было проигрывать в качестве немца. Разве что этот не кричал "Нихт шиссен!" – "Не стреляйте!" Вероятно, немецкого не учил…

Впрочем, что-то вождь бормотал по-своему.

Вслед за своим лидером, после паузы, потребовавшейся на переглядывание, позу смирения приняли остальные члены отряда.

Вот тут Сашка удивился. Напряжение полностью его не отпустило, но дух перевести он себе позволил. Что эти мужики изъявляют ему свою покорность – ясно. Но отчего? Из-за того, что он поднял руку – точнее, голову – на их вождя? А что это меняло в раскладе сил? Из-за ножика? Но они его сами держали в руках, видели, что ничего в нём волшебного не… О!

О! Дошло! Что-то волшебное… Они ж тут все должны быть этими… как там по истории древнего мира учили… В духов верили. Как-то там было, в учебнике? – первобытному человеку мир казался населённым духами, потому что он не понимал природы окружавших его явлений.

Хм, а тут какое явление? Только что его зарезать хотели, а теперь прощения просят. С чего бы?

Тут вождь проговорил что-то горячо, но опять-таки смиренно. Сашка снова его не понял, но зрелищу внутренне порадовался. Нет, конечно, местный вождь был гораздо мельче боксёра Валуева. Но сложением и свирепым лицом вполне того напоминал. И теперь было полное ощущение, что именно Валуев изъявляет мальчишке свою покорность.

Эх, жаль, Алька не видит… И подружка её Вива, которая Сашке была тоже несколько… небезразлична.

* * *

Но, в общем, что делать дальше, мальчик не знал.

Будь эти парни хоть сто раз покорны – что можно приказать им сделать, коли языка не знаешь? Да и что приказывать? Отпустить его домой, к неандертальцам? Судя по тому, что он видел, отношения между этими и теми такие, что дружеский контакт исключается. Значит, этих надо отправить домой, а самому здесь сидеть, ждать, когда свои из кустов вылезут. Если они там ещё сидят. А то вот убили этих троих и закономерно дали дёру, не дожидаясь карательной экспедиции. Забавненько будет остаться в этом мире совершенно одному и быть съеденным первым же крупным хищником…

Нет, он, конечно, мог бы выйти обратно к пещере, где они оказались в самом начале. Возможно, настолько-то уж он на местности ориентироваться мог. Хоть и далековато ушли они с охотниками. Но это означало бы привести за собою "индейцев". А что те начнут делать, узнав, где живут неандертальцы, предсказать было нельзя. Опять же, на месте "своих" он не допустил бы самого себя к пещере. Подстрелил бы, чтобы не выдал.

Ничего он не решил в итоге. Папа ему говорил как-то: если не знаешь, что решить, а прямой угрозы нет, ничего не делай. Набирай информацию, наблюдай и будь готов к действию. И Саша пока решил наблюдать.

Он величественно кивнул вождю – а то пауза затягивалась. Тот просветлел. Что-то сказал своим, те задвигались посвободнее. Затем вождь с явно вопросительной интонацией обратился к Саше, указывая на своё копьё, лежащее у ног мальчика.

Саша ещё раз кивнул. "Индейцы" подобрали копья и вернулись к своим прежним занятиям. Одна группа занялась телами убитых. Их довольно споро раздели, лишили всех ожерелий и браслетов, перьев на головах – в общем, всех знаков заслуг и статуса. Всё это аккуратно было помещено в кожаную котомку, которую достал один из подручных вождя. Трупы же сложили рядком на опушке, побросали на них по горсти земли и так и оставили. На съедение зверям.

Сашу это покоробило. Но он эмоций выражать не стал. Со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Возможно, такая здесь похоронная церемония. Рассказывал же вон как-то их директор на уроке истории, что на Востоке народ своих умерших на башни клал. Чтобы птицы хищные тела расклевали. Да и лопат у местных не было, чтобы могилу выкопать.

Одновременно занимала мысль о своих. Здесь ли они? Наблюдают ли потаённо? Могут ли выручить? Станут ли выручать?

Похоже, та же мысль сидела в голове и у вождя. Видно было, что он обеспокоен. Постоянно оглядывается, ищет в окружающей "зелёнке" признаки опасности. Несколько раз обращался даже к мальчику, указывая на лес и что-то с жаром втолковывая. Может, хотел, чтобы Сашка рассказал ему, где прячутся его друзья? Держи карман шире! Даже если бы и знал – не сказал.

Он даже мысль о луке оставил. Пришло в голову, что хорошо бы забрать заготовку. Всё ж столько времени искал… Но остановил себя. Не хватало местным "индейцам" только секретом такого оружия овладеть. Тогда они от хороших неандертальцев рожки да ножки оставят. Вот тем рассказать-показать. Научить… Может, и не вымрут тогда…

Словом, ещё раз вспомнил завет отца. Не вмешивайся, наблюдай. Запоминай дорогу. Как-нибудь удастся вырваться – и домой, к ребятам!

Но до этого было ещё далеко. "Индейцы", судя по всему, обиду прощать не желали. Уже не разбиваясь на группы, держась вместе, хотя каждый действовал самостоятельно, они начали изучать следы неандертальцев.

Странно, показалось Саше, логичнее было бы сразу по этим следам рвануть, пока свежие, пока противник далеко уйти не смог. А они тут ритуалами занялись, похоронами. Хотя, догадался он, целью могло быть не догнать данную конкретную группу охотников, а дойти по их следам до места, так сказать, дислокации. До их жилья, дома. И там уже устроить тарарам. В таком случае тактика правильная: противник, думая, что враг занимается своими делами, поспешает домой, не заботясь о том, чтобы путать следы.

В верности своей догадки мальчишка убедился уже через несколько минут. В одном месте поляны возникло оживление. Несколько охотников подозвали вождя. На правах то ли нового бога, то ли куратора – кем они его признали? – Сашка пошёл за ним. Да, судя по мимике и интонациям воины обнаружили след неандертальцев. Клок характерных рыжих волос зацепился за острый сучок. Теперь ясно было, откуда стартовать поискам.

Впрочем, образованному на боевиках и фильмах про индейцев мальчику показалось, что больно уж нарочито болтался тут этот клок. Словно подкидывали им ложный след. Но свои соображения Сашка оставил при себе. В этой войне он на вполне определённой стороне. И даже если неандертальцы оказались хитрее, чем он думал ранее, не его дело указывать на это "индейцам". Он – разведчик в тылу врага. Штирлиц.

Вот надо только язык подучить. Да как-то дорогу домой запомнить…

* * *

Алина поднялась на ноги. Почему-то этот охотник был вовсе не страшен. Несмотря на весьма жёсткий вопрос. Если бы не важность содержания, можно было бы лишь хихикнуть, как этот местный деятель применил русский в качестве языка межнационального общения.

Нет, напротив. Он казался растерянным, этот охотник. Точнее, очень надеющимся на некое слово, которое развеет его сомнения.

Девочка подошла к мужчине и положила правую руку ему на грудь. Туда, где сердце. Этот жест она видела в кино про забавного бушмена в Южной Африке, который отправился отдавать белым людям бутылку из-под колы. Бутылка эта, как чуждый их первобытному миру предмет, выброшенный из какого-то самолёта, перессорила всё его племя. В общем, приключений там было много, в этом кино, но главное – у бушмена этого был жест такой, вроде приветствия. Положит руку на грудь собеседнику – и уже друзья. Если там это подходило, то отчего в таком же первобытном племени не подойдёт?