Текст книги "Затерянные в истории"

Автор книги: Александр Пересвет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Вышел конфуз.

Ни одна из пяти стрел не попала в цель. Да что там! – всего две-то и долетели! Из даже такой пародии на настоящий лук стрелять – это, оказывается, большого глазомера требует. И умения.

Точку в позоре поставил Грур, в целом-то относившийся к Антону с симпатией. Он взял лук и попробовал тоже из него выстрелить. Натянул.

Лук жалко треснул и сломался.

Грур улыбнулся, взял своё копьё и сходу запустил его в заячью шкуру. С тех самых сорока метров. Не напрягаясь.

И что характерно, попал.

Нет, смеяться никто не стал. Просто отнесли "лукотворение" и "лукостреляние" к мальчишеским забавам…

* * *

Уламры более приятны духам, нежели аннува. У тех вообще духи плохие, и живут они, как звери. Так что убивший уламра аннува совершает столь же тяжёлое преступление, как если бы он убил духа.

Это вида Да продолжал свой курс введения Сашки в местные расклады.

Но и уламры – не одинаково угодны духам. Только уганры им угодны. Только уганры поэтому – настоящие люди. А прочие – не очень. Можно даже сказать, не настоящие люди.

А аннува – не люди вообще. Потому что души их происходят от злых духов. Тогда как души уламров происходят от самых древних и святых духов.

Поэтому аннува – нелюдь. А уламры, кроме уганров, – не настоящие люди.

Этого Саша ухватить не мог. Несколько раз переспрашивал мудрого старца, пока не дотумкал. Это у них, у людей… Э-э, в смысле: у людей их с Алькой и Антохой времени. У них деление простое: люди и не люди. Звери, насекомые, птицы, рыбы. Даже камни. Пусть – камни. А люди – все люди. И белые, и негры, и китайцы. Люди. А у этих здесь – тройное деление. Мы – люди. Такие же, как мы – не люди. Не такие, как мы – нелюдь.

Ну, вот как если бы было, что они, русские – люди. А, скажем, немцы – уже нет. А какие-нибудь китайцы – нелюдь.

Сильно!

Хорошо, что там, дома, – не так. Все – нормальные люди. А у этих вон как. С делением.

Особенно, если видеть, что всех этих "людей" здешних – человек сто. Вместе с женщинами и детьми. Может, немного больше – Саша не пересчитывал.

Из уламров одни уганры достойны названия людей, выплыл, наконец, вида Да из долгих объяснений на ровное место. А прочие уламры имеют основание называться – ну, скажем, обезьянами.

Тут Саша, правда, допустил вольное толкование. Слова этого – прозвучавшего как "лой", он не понял, а ещё раз перебивать токующего, ровно глухарь, дедушку Да он не осмелился. Но по презрительной мине, что скорчил колдун, было понятно, что речь идёт о каком-то нечистом животном.

Пусть будет обезьяна. А может, шакал. Как там в книгах про индейцев было?

Между тем разошедшийся перед внимательными слушателями – а вокруг них собралась уже молодая поросль племени – вида Да продолжал свою академическую лекцию.

– Отдать лою добычу, если уган с ним встретился на охоте, – вещал он, – нельзя, пусть даже лоев будет больше и они этого потребуют. Это значит ставить неверного на равную ногу с уганом, и следовательно, совершать грех. Но поскольку жизнь угана нужна его племени, следует оставить добычу на земле и уйти, не вступая в столкновение с лоями.

Сашка с трудом сохранил лицо в неподвижности. Хрена себе, закончики! Типа, я тебя презираю, но драться за своё не буду, раз ты сильнее. Да у них в школе таким никто и руки бы таким не подал! "Ботаников" не берём – у тех свой мир. Да ведь и эти тут – не "ботаники"…

Разрешается обманывать лоя, продолжал вида. Но запрещено обманывать угана.

Запрещено убивать уганров и посягать на женщин уганров. Нежелательно, но можно убивать лоев. Нужно убивать аннува. Последнее особенно угодно духам.

Лучшего из аннува убей. Убийство аннува совершается по Закону, ибо не принадлежащие к уламрам не являются людьми. Проливающий кровь аннува приносит жертву духам уламров.

Запрещается чувствовать сожаление к аннува, когда видишь его тонущим в реке или иначе погибающим. Если он близок к гибели, не должно его спасать.

Н-да… Гнусненькая программа, если честно.

Вообще, чем дольше Саша жил среди уламров, тем меньше они вызывали у него уважения. Сперва-то, что греха таить, показались они ему хоть и страшными, но интересными. Любить их было не за что, но отдавать должное… Это как индейцы из книжек и кино. Вроде и дикие, но и благородные. И оказаться среди них было прикольно, но эдак… с холодком по позвоночнику.

Особенно, когда вождь Яли на его ноги нацеливался. Или когда Саша связанный стоял перед ними, и в любую секунду с жизнью мог распрощаться.

Но вблизи, в быту, в таких вот разговорах эти "индейцы" такими интересными уже не казались. К четвёртому дню среди уганров-уламров мальчик на многое здесь насмотрелся. Да и язык подучил уже неплохо. С английским бы так суметь.

В целом, разочарован оказался Саша уламрами.

Грязные. Вышел из чума своего и тут же нагадил, у задней стенки. Не стесняясь окружающих. Аналогично и женщины. А как ужасно было, когда в первый день они вокруг Сашки собирались. Ему приспичило, а им хотелось посмотреть, как посмертные духи это самое дело делают…

Он единственный, кстати, кто ходил в туалет за пределы стойбища, в кусты. В сопровождении воина, приставленного к ним с видой Да. Точнее, положенного виде по его статусу: как оказалось, прежде чем пройти посвящение в воины, здешняя молодёжь в течение года по очереди прислуживала видам. Уважение зарабатывала. Ибо не только охотником себя должен хорошим показать будущий воин, чтобы заслужить рекомендации взрослых бойцов, но и, так сказать, сознательным уганом. Таким, для которого духовные ценности племени – не пустой звук.

Кстати, именно в этих целях и просвещал Сашу вида Да. Дух тот, или их посланник, но пока он уган, должен он быть в составе племени. Не может человек быть вне племени. Ходят, конечно, сказки про некоего Бина, который-де обиделся на людей и ушёл в лес, начав жить в одиночестве. А там с ним произошли разные чудеса, в ходе которых он превратился сначала в исполина, а затем в большого духа. Перед входом в лес некоторые суеверные охотники даже срывают листик и кидают себе под ноги – странный, по мнению виды Да, обычай, с которым лично он, как сознательный вида, неустанно борется. Нет никакого Бина и не было. Никогда такого не слыхано было, чтобы человек один в лесу выжить мог. А волки, медведи? Съедят и всё! А аннува? Всё это сказки, которыми старухи по вечерам деток потчуют…

Во-вторых, нельзя забывать об аннува. Там, откуда пришли уламры, о них никто не слыхал. Но когда в благословенных землях прежней охоты уламров стало много, и добычи перестало хватать, некоторые роды не стали драться с другими, а пошли дальше. Духи так велели. И там люди встретили аннува, которые имели наглость охотиться на добычу, самими духами предназначенную для уламров.

Аннува оказались сильными и злыми. Они не пускали уламров в свои леса. Они не давали охотиться в лугах и долинах. Доходило до того, что аннува пугали лошадей, оленей или зубров, чтобы те только не достались уламрам. Старики много историй на этот счёт рассказывали. И он, вида Да, тоже расскажет ещё белому-как-дух-похожему-на-уламров.

Так что когда глупые уганры рассуждают про Бина в лесу, они забывают, что в лесах бродят дикие аннува, которые крайне любят гастрономические изыски на основе филейных частей уганрских деток.

Саша слушал эти откровения, подыгрывая деду лицом, но нисколько ему не веря. Он-то знал, кто такие аннува. Он с ними пожил. Пусть не долго, но достаточно, чтобы понять, какие это хорошие ребята. Пусть даже и внешность у них немного звероватая.

И детей они не едят. В отличие от, как говорится. Во всяком случае, намерение вождя Яли… нет, не просто намерение… хладнокровное намерение вождя Яли отведать Сашкиных ног мальчик никак не мог забыть.

Он, конечно, принимал участие в упражнениях с каменным копьём, которые показывал ему вождь Яли по просьбе виды Да. Слушался вождя. Но, в общем, близких контактов избегал. Хотя, справедливости ради, надо признать, что после решения судьбы мальчика местный лидер свои гастрономические поползновения в отношении пленника оставил.

Первоначальное любопытство со стороны местных к Саше тоже быстро схлынуло. Уганры вообще оказались довольно равнодушным народом. А тут рыкнул вида Да на наиболее настырных – и все пошли, что называется, заниматься собственными делами.

Мальчик за это время изучал язык и обычаи племени. С языком были отдельные трудности, но в целом дело шло. Если приспособиться к излишне детальной лексике местных. "Шёл-вчера-на-восход" отличалось от "шёл-вчера-на-запад". Причём "восток" в качестве направления света и в качестве направления движения тоже обозначались разными словами.

Но на эту тему Саша размышлял так… фоново. Что толку?

Куда больше его занимали мысли о том, как бы смыться отсюда. Только как? Направления, по которому сюда шли, он, естественно, не помнил. Столько раз перекрутились! Он даже положения Солнца не запомнил на момент своего пленения. Так что если трезво всё продумать, то остаются только два варианта. Либо аннува его найдут. Либо он найдёт аннува.

Первый вариант был сомнителен. Во-первых, кто он для аннува? Пришелец, чужак. Уламр. Из-за него убили Рога. Его увели, и собирался ли вождь Кыр идти по следам похитителей – совершенно не факт.

Во-вторых, увели и увели. Откуда вождю Кыру было знать, что Сашка ушёл с уламрами не добровольно? Может, зов крови сыграл – своя ведь раса. Так мог подумать вождь Кыр.

В-третьих, даже если и проследили – аннува могли сделать это в своих собственных интересах, чтобы узнать, где расположились стойбищем их враги… То к чему им выручать мальчика? Во-первых, это во-вторых. В смысле – откуда им знать, что он не сам с уламрами. Во-вторых…

Нет, никак не получалось логически мыслить! Запутался уже в этих "во-первых", "во-вторых", в "во-вторых" во второй степени… Пойдём сначала.

Могут быть аннува заинтересованы в его возвращении? Могут. А могут и не. Какое им дело до гостя из неведомого мира, да ещё уламра видом? Могут быть заинтересованы в его возвращении Алька с Антохой? Конечно! Вырваться отсюда они могут только втроём. А если Антон помер? Когда Саша уходил с охотниками, тот был плох. Хотя колдунья местная и заверяла, что всё будет в порядке.

Если Антон умер, то они здесь навсегда. Навсегда останутся. Или нет? Перетащило же их сюда от динозавриков. Несмотря на то, что Антоха уже без сознания был. Ежели они только с Алькой камень этот сожмут, то, может, их снова перенесёт – куда-то поближе к своим временам?

А там что будет? Вон – уже тут народ… Прямо скажем, жестковат. Своих и чужих лупит и жрёт. А что в будущем станет? В рабах египетских походить? Пирамиды построить? Или к римлянам в каменоломни какие-нибудь. Они ж для всех чужаками будут. Пришельцами. А с пришельцами вон какой разговор. Короткий. Давай я твоими коленками перекушу…

Единственное исключение – добрые аннува. Но мало их. А главное, знаем ведь мы, что не выжили неандертальцы. Не пережили столкновений с такими вот Яли и Да…

Эх, была б возможность, стать бы на стороне аннува! Научить их драться на расстоянии. Лука тут никто не знает. Уламры тоже. То есть одним только новым вооружением можно задержать их натиск. А ежели бы Антоха выжил, то и арбалет изобрести можно. Чего там сложного! Металл только нужен. А где взять? Ну, Антон, может, знает. Он много знает. Помочь аннува отразить уламров – а там и домой…

Да только поможет ли? Какие-то они тихие, эти аннува. В смысле – размеренно живут, в единении, так сказать, с природой. Эти, здешние, по сравнению с ними – живчики. Всё ходят куда-то, охотятся. Разведывают. Добычу приносят. Оно и понятно: много их. Не Сашкино, конечно, дело – думать об этом, но вон сколько у них женщин беременных. Каждая вторая. Да у каждого мужика по две жены. Или по три. Вон даже дедка его и то… Заводил в чум молодку одну.

Спать не давали шорохом своим…

Детей, мелюзги – куча. И женятся, судя по тому, что успел Саша увидеть, рано.

Даже и к нему вида подкатывал с предложением ультимативным… Подводил девку, как её… Вамуга, Вамана? Чёрт, не запомнил даже от волнения. Очень уж дедульке хочется породнить свой род-племя с духом из страны будущей охоты!

А аннува – тихони в этом смысле. Беременных вообще не видно было. Детей мало. Да и в самом роду вождя Кыра людей – кот наплакал. Два десятка охотников. И… этим… так бурно не занимаются, как здешние. У этих вон просто. А аннува сидят себе у порогов своих вигвамов по вечерам, на свирельках играют, шепчутся о чём-то. То есть щёлкают и прикашливают. Шёпот у них ещё больше на природные шумы похож, нежели обычная речь. И хорошо так, тепло с ними…

Эх, как тогда они с Рогом и Кхыром на пороге пещеры сидели! Смотрели на покрытые лесом горы, что застывшими волнами уходили к горизонту. На закат, что так завораживающе переставлял по небу свои светлые лучики напеременки с тёмными облаками. Словно в "уголки" играли. Как на компьютере…

А что, тоже монитор! Вход в пещеру – как рамки экрана, а дальше всё настолько нереально отстранённое, словно не живая природа, а именно компьютерное изображение…

Умеют смотреть арруги! Молчать умеют. Но так, что будто разговариваешь с ними. Спокойно так, раздумчиво, тихо. Как они сами – спокойные, основательные, разумные. Эти уламры, может, и разумнее будут…

Хотя с чего? Вигвамы-чумы – практически те же. Топоры каменные такие же. Луков-арбалетов тоже не изобрели. Нет, в смысле разума ничем они не умнее арругов-аннува. А вот энергии, жестокости, злобы какой-то изначальной – у уламров этого больше, да. Словно в зуде каком-то они, в соревновании. Подставить, отнять у своего же, несмотря ни на какие учения виды Да, – пожалуйста. Только вождь Яли своим авторитетом порядок поддерживает.

И то – у него свои конкуренты есть. Вон Ваху, второй вождь. Его не было в стойбище, когда Сашку привели. Через день появился со своей бандой. Со своими охотниками, в смысле. Сразу начал права качать, на Сашу злобно посматривать. Хорошо, дедулька слово веское сказал. Притащил опять своего сушёного вождя, подводил Ваху к нему, руками махал. Даже сплясал что-то. Коротенько, явно прежний танец "пересказывая".

Посопел второй вождь Ваху, носом подёргал, смирился.

Но во время продовольственной церемонии – ну да, именно что церемонно делили добычу, принесённую охотниками Ваху… Когда жители деревни собрались вокруг туши, обсуждая удачную охоту, второй вождь снова расцвёл.

Сначала ходил петухом, колотя себя в грудь и выкрикивая – ритмично, он ещё и поэт, оказывается! – былину о том, как он всегда побеждал диких зверских зверей. А затем лично приступил к церемонии приготовления пищи. Сначала, ловко орудуя специальным каменным ножом, аккуратно вырезал хвост из туши самой большой из добытых косуль. Затем отрезал и уши животного. Всё это было отнесено в мужской дом. Зачем – непонятно.

Потом… Потом зажигается факел. От него – свежий костёр. Тушу, не снимая шкуры, кладут сверху на открытый огонь. Зачем так? Непонятно. А, теперь ясно! Опалили шерсть. Ну и запах! А потом, дурашки, это же не экономно! Шкура же может пригодиться, на ней спать хотя бы мягко! А, нет, это только с первой добычей так поступают, вон рядом другую животину нормально освежёвывают.

Что значит – нормально? Тошнит, конечно. Но только его, Сашу. А местные сильно радуются.

Опять же – кроме вождя Яли. У того морда каменная. Ещё бы – его добычу так не встречали. Мало было добычи той, да. Да ещё и убитые сородичи за плечами…

Затем общая церемония распадается. Едят уже отдельными группами. По кланам. Как правило, лучшие куски мяса достаются старым опытным воинам. Молодые же – получают остатки пищи. Распределяет вождь клана, не большой вождь. Но вождям куски раздаёт Ваху. Самый лучший, конечно, достаётся Яли. Оказывает второй вождь должное уважение первому. Но не сказать, чтобы обе стороны при этом цвели благостными улыбками…

Не забыт и колдун племени. Виде Да достаются тоже хорошие куски. Он их распределяет среди себя и белого-духа. Лучшее, конечно, забирает себе. Впрочем, в отличие от вождей, он при этом улыбается.

Вообще, со здешней иерархией Сашка так ещё и не разобрался. Вождь Яли – главный. Это ясно. Но, похоже, был он вождь не наследственный и даже не постоянный. Вождь до тех пор, пока в состоянии защищать свой "пост". А рядом с ним и частично под ним – ещё три вождя. Которые тогда в совещании по его, Сашки, судьбе участвовали. И ещё этот Ваху – четвёртый. Они формально вождя Яли слушаются. Но при каждом возможном поводе его власть подвергают испытанию. В смысле – затевают споры и выяснения отношений. Победил Яли, настоял на своём – опять вождь. И тут надо отдать должное – полномочия вождя никто не оспаривает. То есть на власть претендуют, но саму власть и дисциплину, из неё вытекающую, сомнению не подвергают.

Особенно ярый – второй вождь Ваху. Потому его и называют – второй вождь. Как бы заместитель вождя Яли. И, как его величают, "также-водящий-воинов". Но заместитель такой, что сам на место шефа метит. Причём открыто метит, постоянно проверяя того на прочность.

Постоянный такой костерок под задницей у руководства…

Шаман Да со своим карманным Тутанхамоном в этих разборках не участвует, стоит наособицу. Духовный, так сказать, лидер. Как у этих… В Иране, как их? Забыл. Неважно. В общем, вида Да равноудалён от всех вождей, но зато равно… как бы это сказать, – равно приближён к людям племени.

Во-первых, он всем взрослым, можно сказать, жизнь дал. Потому как – это вида в самом начале объяснил, когда о своём величии распространялся, – в воины посвящает он. Родить – это ещё полдела. А вот выпустить подростка во взрослую жизнь – это важнее. Это даже не как родить его второй раз. Это судьбу ему выбрать. Вместе с новым именем. Которое, кстати, тоже вида Да придумывает.

Вождя Яли, правда, не он "родил" – это ещё прежний вида сделал. А вот второй вождь Ваху ему, виде Да, жизнью своей обязан. Так что слушается.

Не слишком оголтело, правда, слушается, как уже успел заметить Саша. Вида Да вообще склонен преувеличивать своё значение. А второй вождь Ваху всё-таки серьёзный воин. Но за ним стоят лишь воины, и то в силу дисциплины и личной преданности. А за видой – всё племя, весь народ. Да Тутанхамон, которого простые граждане, как подметил мальчик, заметно побаивались.

Вот тут-то наивный, хотя и хитрый Да окончательно раскрыл карты в отношении взятого под покровительство пленника. Не только духовные искания занимали виду. Не только побед над зловредными шаманами соседних родов он жаждал. Вожди вождями, но они, заразы, плохо слушаться стали своего аятоллу (вспомнил Сашка, как там этих в Иране звали).

Известное дело, все виды о том знают: стоит окрепнуть какому-либо вождю, он тут же на безраздельную власть над племенем претендует. Обычно другие, низшие вожди ему если не вставляют палки в колёса – сама власть вождя, как известно, неприкосновенна, – то заставляют тратить всё время на отстаивание своих прав на эту самую власть. Итогом является то, что все обращаются к виде как верховному хранителю закона и порядка.

А вот у уганров сложилась иная ситуация. Здесь борьба между вышним и вторым вождём приняла такие острые формы, что оба парадоксальным образом себя усилили. Им теперь не до виды Да. И даже не до древнего вождя-весельчака. И теперь не только Яли, но и молодой Ваху из-под контроля выходят. Племя вот-вот рискует развалиться надвое. Если не распасться вовсе.

Что может помочь в этих условиях – ведь своих воинов у шамана нет? Только сила духов, сила предков. Они должны вмешаться и сказать своё веское слово. Именно об этом постоянно молился вида Да, приносил жертвы и пытался сам выйти из тела, чтобы уговорить потусторонние силы.

Это удалось лишь частично, к своим духам он не попал, а имел какие-то странные видения про аннува, про какие-то новости у нелюдей.

Но духи тем не менее всё-таки откликнулись. Прислали его, Сасу. И теперь с ним, с белым-духом, который явно что-то должен знать о потустороннем мире – ведь он сам оттуда пришёл, – вида Да наведёт порядок и систему в своём народе. Тем более что согласно старым легендам, умерший предок придет из мира мёртвых не только белым, но и принесёт много полезных предметов и даже приведёт новых животных для охоты. Так уже бывало – ведь привели же духи уламров сюда, в эти дивно богатые зверьём леса из прежней пустыни! А тут и вовсе всё при всём. Вот он, мальчик. Явный бывший мёртвый, сходивший в свою страну и вернувшийся оттуда белым. Есть у мальчика странности – есть, есть… Есть у него и полезные предметы – тот же острый камень, если что.

Так что теперь они втроём – со старым вождём в придачу – наведут порядок. Сасе даже делать ничего не надо. Материализует свой камень, покажет вождю Ваху. Может, даже порежет его… Старый вождь подтвердит, что мальчик действительно вернулся из мира мёртвых, где они часто и продуктивно общались – общались ведь? Да не качай ты головой, ты ещё не знаешь старого вождя. Что, ни разу тебе во сне всякие ужасы не приходили, мертвецы не являлись? Вот, это он и был. Хочешь, попрошу, чтобы этой ночью тоже к тебе пришёл? Нет? Вот и ладненько. А то ведь оно дело такое… сложное. Сцепились вожди всерьёз. Яли-то ладно, он к виде Да и старому вождю прислушался. Да и сам Саса ему понравился. Не смотри, что он тебя убить хотел. Это он от добра так. Породниться хотел. Храбрый, говорит, предок был, который в виде Сасы на землю вернулся.

А Ваху молодой, резкий. Если он победит, то запросто мальчишке голову отчекрыжит. Люди ведь верят, что голова является вместилищем особой духовной силы, передающейся её новому обладателю. Поедая чьё-то тело, они получают часть силы его бывшего обладателя.

Ваху тоже в это верит. Он и в вожди пробился, отрезав голову и съев своего двоюродного дядю, большого воина. Так что планы у него вполне конкретные – свалить вождя Яли, перенять полезные качества от похожего-на-уламра-духа, самому стать не только могущественнейшим вождём, но и духовидцем. И тогда разобраться со всеми врагами.

Сашу передёрнуло. То-то он замечал, что молодой вождь глядит на него как-то не так. Остальные уганры смотрели эдак заворожённо – не каждый день живого покойничка увидишь. Нет, старый вождь тоже, конечно, живой, но… необщительный. С ним только вида Да может разговаривать. А тут вон мальчик живой совсем, ест-пьёт, в туалет, как все, ходит. В кусты, правда, не за юрту попросту – но у мертвецов свои причуды. А второй вождь Ваху смотрел не так. Зыркнул два раза, затем, в воинском чуме, разглядел внимательно, оценивающе, и всё.

Оценил и итог подвёл.

В общем, потому вида Да торопился с просвещением и обучением Саши, что надо бы его побыстрее по-настоящему в мужчины и воины произвести. Да и женить. Тогда у второго вождя Ваху не будет правовых оснований на Сашкину голову претендовать. И они тогда наведут здесь мир и взаимопонимание.

Да, это хоро…

Чего-о?..

Женить?

* * *

Помог внедрению новых технологий Рино – младший из новых Антоновых друзей. Кто там писал, что неандертальцы неразвиты были, а потому уступили кроманьонцам? Их бы сюда, чтобы послушали, как светлая идея пришла в голову «неразвитому».

– Смотри, – сказал Рино. – Стрела летит плохо (жест руками) сила лук нет. Камень бросаешь слабо – летит плохо. Близко. Не попадает. Надо лук делать сильно. Груру не сломать.

– У? – поинтересовался Антон. Слова "как" тут не знали, а заменяли его вопросительное выражение лица, вскидывание подбородка и подобный вот звук.

– Одно дерево – мало, – поведал Рино. – Надо два. Три.

– А держать вместе?

– Скрутить волосом и кожей.

Ничего себе конструкция! Хотя что-то в этом есть. Скрутить, вроде как изолентой обмотать. Может получиться… Только кто это натянет? Уж точно не он, Антон. У него тогда просто спина по швам разойдётся…

Лук-монстр они сооружали полдня. Особенно трудно было его обматывать. Конский волос – не изолента. Но в очередной раз восхитили своим терпением эти первобытные ребята. Вот уж кто умел выключаться-переключаться! Такое ощущение, что когда они принимались за какое-то необходимое, но нудное дело, они просто выключали все прочие мысли. Или вообще все мысли. Просто делали своё дело, как станки. То-то в какой-то из передач удивлялся некий профессор, что на огромных пространствах на протяжении тысяч лет первобытные люди делали совершенно одинаковые орудия! Как из-под станка. Так оно вот и было… то есть… в смысле вот оно: как из-под станка и выходит!

А после того как Антон, немало помучившись, показал, как можно сделать костяные наконечники для стрел, откалывать, а затем обтачивать их на камнях, мальчишки набросились на изготовление настоящих стрел. Точнее, за вытачивание ровных палочек для них из ветвей деревьев. Антон раскалывал их в передней части, вставлял в щель костяное остриё – и пару маленьких каменных из валявшихся осколков от основной, мужской деятельности по изготовлению рубил и наконечников для копий, – а затем натуго заматывал изделие конским волосом. А Альку припахали привязывать птичьи перья к концам стрел.

Все почему-то были счастливы.

* * *

– О, Дождь,

Уходи прочь!

Я боюсь тебя,

Пожалуйста, иди в другое место!

Вида Да ещё побесновался некоторое время вокруг священного дерева – было здесь такое, оно Сашке в том сне привиделось, где ему ноги отрезали… – и затих, опустившись прямо в грязь.

Дождь собирался с вечера, шёл всю ночь и теперь висел над долиной с утра серой занавесью. Это путало все планы старика. Вчера охотники выследили кабаний выводок. Или свиной, как правильнее? Саша не знал. В общем, мать-свинья с поросятами. Дикая. Наверное, кабаниха. Неважно.

Факт, что после вчерашнего скандала между вождями Яли и Ваху – прямо в мужском доме, с визгом и хватанием за копья – вида Да решил ускорить адаптацию пришельца в племени. Для этого необходимо было, как он сказал, чтобы Саша сделал три вещи: женился на местной уроженке, убил свинью, доказав, что в состоянии кормить семью, и прошёл испытание у священного столба.

Полно тут всего священного было, если разобраться. Дерево на холме. Столб посреди посёлка. Костёр рядом с ним. Не вечный, правда, а зажигаемый по общеплеменным праздникам. Или торжественным поводам.

Ах да, вождь сушёный ещё…

– Слушай, деда, а не подождать ли? – всё же попросил Саша, до холодка в животе побаивающийся женитьбы. Конечно, кабана завалить – та ещё работёнка. Читал он часто в исторических книжках, что это даже для рыцаря заслугой считалось. С мечом и копьём. А тут чем зверюгу брать? Этой палкой с камнем на конце?

Инициация – тоже та ещё процедура может быть. Вон, воины со шрамами по всему телу ходят. Тоже, поди, у столба стояли, порезы терпели… Нафиг такое счастье…

Но жениться – это вообще. Это как?

В смысле: "как" – это он видел. Народ тут был не стеснительный. Конечно, на людях было всё чинно: у мужчин свои дела, у женщин – свои. Мужчины основное время в мужском доме проводят. Женщины либо у общего поселкового очага пищу готовят, либо по чумам своими детьми и бытовыми делами занимаются.

Но по ночам из чумов стоны доносились. Да и вида Да, даром что дед, противоположный пол своими заботами не обходил. Жениться ему, кажется, было нельзя – во всяком случае, постоянной женщины с ними в его шаманском чуме не было. Но две девицы к колдуну точно прикреплены – готовить, убирать и прочее. Вот "прочим" он с ними тоже занимался, нисколь не стесняясь соседства.

Но Саша не интересовался ещё этими вещами. Он знал, конечно, что когда-нибудь вырастет и женится. Что у него будут дети. Представлял, как оно происходит – интересно же в интернете посмотреть! Но самого его эта перспектива не заводила. Девчонки его не сильно занимали – слишком из другого мира они были, с посторонними совсем заботами и интересами. Вернее, "неинтересами". Воображалы и кривляки. Некоторые нравились – Алька, Вива. Вернее, с Алькой они дружили, она нравилась как друг. А Вива была на расстоянии, она нравилась вообще. Спокойная, не дура. Без выпендрёжа этого бабского. Красивая…

Но чтобы чего-то с ними делать навроде того, что вида Да… Чего ради? Какое удовольствие в этом?

Он вспомнил, как ещё в первом классе его остановили за гаражами какие-то взрослые девчонки – из класса пятого, что ли, он уже не помнил – и, хихикая, стали рассказывать, что означает одно неприличное слово. А он искренне не мог понять, на фига ему это надо знать. И – нафига этим надо заниматься? Смысл какой?

Наивный был тогда, поинтересовался этим у самого близкого человека, у мамы. Реакция была, надо признать, странной. Мама чего-то испугалась, потом засмеялась, когда узнала, откуда у него возник такой вопрос, потом почему-то рассердилась. "Вот старше станешь – сам узнаешь, зачем", – подытожила она.

Ну? Старше он стал. И теперь знал, зачем. Чтобы дети рождались. Но совершенно не понимал, ради чего этим заниматься. Ладно, если для рождения ребёнка понадобится, он сделает, конечно. Один раз, коли надо. А дальше у него – дела.

А во-вторых, это когда ещё должно быть. Когда он взрослым станет. А сейчас, вдруг… Да с какой-то девчонкой! Потом живи, заботься о ней, выслушивай ерунду всякую девчачью…

Но вида Да был неумолим. Женщина привяжет тебя к племени. Охота объединит с мужчинами. Испытание у столба сделает воином. Правда, добавил старик, обычный порядок на самом деле другой. Родился бы ты в племени, то женился бы – да, в последнюю очередь. Но поскольку ты пришелец из мира мёртвых, то должно быть так.

Иное дело, что настоящим супругом ты всё равно только после испытания можешь стать. Не воины детей не заводят. Но процедуру, так сказать, бракосочетания проведём заранее.

Бракосочетание – это слово, конечно, Саша сам подставил. Дед назвал что-то, с первого раза не запомнившееся. Но смысл был ясен: типа оформления отношений с местной женщиной, принятие, так сказать, в гражданство, – а дальше уже по законам племени.

По законам гор, хм…

* * *

А убедить воинов в пользе луков помог второй Антонов приятель – Уррг. Тот был постарше их обоих с Рино – то ли на год, то ли на полтора, Антон не понял. И значительно сильнее. Неандертальцы вообще оказались ребята здоровенные, а Уррг вообще уже приближался к возрасту, когда принимают в воины. В общем, новый плетёный лук оказался под силу только ему.

Антон один раз попытался его натянуть, но в спине что-то задёргалось, и он быстро отпустил тетиву.

У Рино тоже не получилось. Выстрелить он, правда, сумел, но стрела полетела вяло. Неубедительно.

Зато полный энтузиазма, но по-прежнему молчаливый Уррг сначала просто натянул лук так сильно, как мог. Точнее, как он показал, до той степени, когда и три ствола начали дрожать и пытаться расползтись из-под туго скрученной "обмотки".