Текст книги "Затерянные в истории"

Автор книги: Александр Пересвет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Да, здешние женщины красотою не блистали. О стройности и говорить нечего – этакие тушки с мощными плечами и толстыми пальцами. Глазки сидят глубоко, о длинных ресницах и речи нет. Хотя они, может, и большие – но не разберёшь из-за того, что всё глубоко под лбом запрятано. Волосы длинные, но неухоженными их не назовёшь. У большинства они в некие косички заплетены. Тугие, как у негритянок. Понятно, почему. Папа рассказывал как-то после одной из своих поездок, что в Африке народ не просто так две причёски в основном носит – или очень короткую стрижку, или туго заплетённые косички. Там люди так от насекомых спасаются – легче всяких вшей и блох вычёсывать.

Невольно Алина тоже залезла себе под волосы. Как бы кто здесь в них не забрался. Кусаться вроде не кусаются, но голова как-то подозрительно чешется…

И грязными этих людей назвать было нельзя. Раскрашены они были от души – в смысле, мужчины. Точнее, мальчишки, которые на данный момент оставались на месте. Да двое воинов, что тоже не пошли с охотниками. Впрочем, не пошло их больше, но остальные затем куда-то исчезли. А эти двое остались сидеть чуть ниже на склоне – совершенно неподвижные, словно памятники.

Воины были раскрашены в рыжее и серое. Видно, этой, как её, охрой. И глиной. Как оно всё не сошло за ночь, было непонятно. Или подновили наутро?

Женщины же были украшены некими пупырышками – словно под кожу им в определённом порядке засунули мелкие шарики. Даже у маленьких девочек такие рисунки были. Будто из бородавок, вот! Только не такие противные. А просто как бугорки. У некоторых даже на щеках и на лбу.

Правда, пахло от всех. Ногами и подмышками. Но во-первых, Алина уже притерпелась. А во-вторых, знала – папа говорил, – что в той же Африке запах человека специальную роль играет. У пигмеев, как рассказывал дядя Олег, папин друг, это чуть ли не целый язык. На охоту одними травами "надушиваются", дома другими, а третьими для… Тут они ухмылялись и переглядывались многозначительно, папа с дядей Олегом. Ха, считают её маленькой! Будто она не понимала, о чём они умалчивают. Впрочем, Алина тогда вида не показывала – мужчинам незачем знать лишнее про женский ум.

Да и что говорить про здешние запахи, коли вон мама даже дома изредка подкалывала папу, чтобы тот прекратил метить "свою территорию" брошенными в угол носками. И убирал их куда-нибудь. А папа искренне отвечал, что ничего, дескать, они ещё не вонючие, всего день походил…

Алина даже хихикнула, вспомнив, как фыркала мама, изображая возмущение такой негигиеничностью. Эх, где это сейчас…

Словно в ответ на её размышления к ней подошла давешняя "ведьма". В руке она несла обмазанную глиной… корзину не корзину… плетёнку. В форме кастрюли. Из плетёнки вился дымок.

"Ведьма" – или лучше ведунья? – что-то сказала, твёрдо, но дружелюбно.

Алина покачала головой: не понимаю.

Женщина повторила медленнее, одновременно поводила вокруг себя руками, а затем изобразила, будто трёт себя. И показала наружу, на выход.

Девочка поняла, что её зовут в чём-то поучаствовать. Может, действительно помыться. Кажется, что-то похожее на слово "вода" – точно, слово "вода" прозвучало! Тогда ясно. И в самом деле – сколько уж они не мылись. Вообще в воде не были. За исключением того пляжика со страшилищами…

Её передёрнуло.

Она посмотрела на Антона. Тот лежал спокойно и, казалось, просто спал.

Женщина успокоительно улыбнулась и помахала горизонтально ладонью правой руки. Жест был на удивление человеческим: "Ничего, дескать, всё под контролем!"

Алина поднялась и пошла за ней к выходу из пещеры. По пути к ним присоединились ещё четыре или пять женщин и девочек. А также трое мальчишек. И, уже снаружи, один из тех воинов, что так замечательно неподвижно сидели, держа на коленях свои копья.

Женщина тронула Алину за плечо и кивнула, показывая вниз. Потом взяла за руку и повела. Девочка было дёрнулась – непонятно, что ей предлагают делать, – но от ведуньи исходило спокойствие и в то же время решительность. Хватка была сильной – и захочешь, не вырвешься. В общем, лучше не связываться. Не съедят же они её, в конце концов!

* * *

Вовсе они не на охоту пошли. Выйдя из пещеры и пройдя мимо домиков-вигвамов – Сашка про юрты знал из телевизора, но слово «вигвам» ему больше нравилось, потому что вместо него сразу приходило на ум «фиг вам» из мультика про Матроскина, – охотники миновали полосу высоких кустов и вышли на небольшую полянку. За нею снова кудрявились заросли, а дальше лежала долина. Её окаймляли горы. Но они были далеко и потому больше напоминали клыки сине-зелёного цвета, которыми долина прихватила кусок неба.

По центру этой "челюсти" змеилась река, одетая в зелёную шкуру растительности по её берегам. Вдали она раздваивалась – или, вернее, в неё впадал приток, – отчего речка напоминала длинное жало.

Конечно, Саша знал, что у змеи это не жало, а язык, и кусается это подлое пресмыкающееся зубами… Только что на себе испытали, можно сказать. Но так называть было привычно.

Остальное пространство занимал в основном лес. И высокая трава, перемежающаяся зарослями кустов, там, где лес отступал. И на первый взгляд всё выглядело безжизненным. Разве что в небе парили точечки птиц.

А чего ты хотел, спросил себя Саша, – стадо давешних ящеров увидеть? "На прогулку у реки выбегали диплодки"? – как когда-то процитировал стих своей дочки дядя Дима Захаров, друг Алькиного отца. Ну уж нафиг!

– Са-шха, – тронул его за плечо Рог. – Шшифф!

Чего? "Корабль"? Тьфу! Это ж – "идти" по-местному. Вчера же только учили! Уже забыл. Действительно звук напоминал шелест травы, когда через неё топают ноги.

Они подошли к некоему сооружению в центре полянки. Вернее, сооружением назвать это нечто – значило бы сильно перехвалить. Больше напоминало фигуру из "городков". Лежащую. Большая толстая палка походила на туловище, четыре поменьше явно изображали ноги, ещё две – хвост и шею. На месте головы красовался большой зелёный камень. В минералогии Саша не разбирался, но решил, что это малахит. Почему так решил, сам не знал. Пусть будет.

Охотники, числом семеро, включая гостя, – по пути к ним присоединились ещё двое, вылезшие из вигвамов, – окружили этот "мемориал". Потом вождь Кыр что-то проныл тонким до визгливости голосом. Охотники ответили ему слаженным "Хы!" Кыр перешёл на тон ниже. Охотники ответили. Слово было несложным, и Сашка тоже рявкнул своё "Хы!"

Прозвучало не очень авторитетно – до мужского баса мальчишка просто ещё не дорос.

Но на это никто не обратил внимания. Охотники истово покачивались, глядя строго на убогонькую фигуру посреди их круга. Потом их вождь произнёс заключительную тираду – чувствовалось по торжественному тону, – все гаркнули дежурное "Хы!", потрясли в воздухе копьями и деловито направились вниз через окаймляющие полянку кусты. Мальчик последовал за ними.

Шли долго. Часов пять. Саша даже устал с непривычки. Но жаловаться и требовать отдыха не хотел – западло это было бы. Зато почти всё это время Рог, явно испытывающий к мальчику симпатию, – взаимную, впрочем, ибо он, молодой, казался самым "человеческим" из неандертальцев – увлечённо болтал с ним. Если, конечно, это можно назвать "болтовнёй": слишком небогат был знакомый словарный запас. Но как бы то ни было, на этом фоне всего лишь пятиминутные паузы между репликами Рога могли считаться оживлённой беседой.

Впрочем, видно было, что мальчик Рога сильно заинтриговал. И своим внезапным появлением, и трофеями из драконьих зубов, и взрослым, как надеялся Саша, поведением. Другие охотники тоже внимательно прислушивались к беседе, но инициативу вести её молчаливо предоставили Рогу.

Ну, а мальчику было важно побыстрее подучить лексику – и чёрт с ней, с грамматикой. Он полагал, что главное – знать слова, а уж связать их друг с другом как-нибудь само получится. В школе тоже из-за этого мучился: ну сложно было запомнить всю эту фигню из времён, склонений и каких-то герундиев.

Забавно, что общение с неандертальцами пока что подтверждало его правоту, хе-хе. Вот, скажем, как вчера. "Охота-идти", "охота-идти-назад", "охота-идти-назад-тяжело".

Но всё равно – понимать Рога было пока ещё тяжело. Тем более, что надо было внимательно следить и за жестами. Например, сказал Рог: "далеко" и показал на небо – значит, о небе и речь. "Солнце", например, было: "тепло далеко" и жест на небо. А ежели "далеко" и указание на горизонт – речь о земле. Точнее, о земном пространстве.

В общем, одними словами тоже не обойдёшься. Пару раз Рог даже останавливался, клал на землю своё копьё, и показывал что-то важное двумя руками. Тем не менее, взаимопонимания между мальчиком и неандертальцем становилось всё больше. Удалось даже выяснить, куда они идут: "охота идти далеко (жест на горизонт) далеко вода пить много зверь".

И в самом деле: пока они развлекались такой беседой, группа охотников вышла из леса и приблизилась к приречным зарослям. Поведение всех изменилось. Рог замолчал. Походка его, да и других охотников стала крадущейся. И раньше почти не производившие лишнего шума, они теперь шли совсем беззвучно. Время от времени воины останавливались и долго принюхивались к овевавшему их ветерку, буквально шевеля ноздрями. Как кошки. Потом продолжали двигаться, забираясь по дуге под ветер относительно какого-то им одним известного места.

Сашка старался делать всё, как они: передвигаться бесшумно, ловить запахи, осматривать местность. Но охотники, похоже, были им недовольны. Вождь даже подошёл, ощупал твёрдыми своими пальцами ткань сашкиных джинсов. "Шум. Много", – понял мальчик его заключение.

* * *

«Ведьма» хватки своей не разжимала. Алина уже начала испытывать страх. Ведь она уже и сама шла, и вполне себе послушно – но её по-прежнему крепко держали за руку и решительно вели куда-то в неизвестность. Сквозь заросли.

"Вот так доведут до мангала – и на шашлыки" – пыталась развеселить себя девочка. В смысле успокоить. Немудрящей шуткою.

Вышло неудачно. Совсем, можно сказать, не вышло. Страх, наоборот, словно получив разрешение, забрался в мозг уже совсем по-хозяйски.

Аля попробовала остановиться. Против ожидания женщина приостановилась тоже, вопросительно подкинула подбородок. Но хватки на Алининой руке не ослабила. Затем улыбнулась поощрительно. Вернее, хотелось думать, что поощрительно. Улыбка, конечно, не кинозвезды. Не Джулия Робертс явно. Похоже, как в этих, фильмах, из Африки, про жизнь животных, шимпанзе. Оскал на все тридцать два зуба. К тому же не зуба, а тесака. Ногу перекусит и не заметит.

И в то же время Алина чувствовала, что растравляет себя зря. Улыбка матери-Гонув была именно поощрительно: доброй, уверенной и что-то обещающей.

Вообще, мимика у этих первобытных и на вид таких грубых существ была очень выразительной. Нет, лица, конечно, были некрасивыми, очень массивными и на первый взгляд малоподвижными. Хмурыми. Возможно, из-за того, что глаза сидели глубоко, а нижняя часть лица заметно выделялась над – или под? – верхней. Иногда встречаются даже в московской толпе, в метро особенно, такие лица. Сразу отталкивают. Грубые черты, маленькие глазки, массивные челюсти. На неандертальцев похожи.

И вот эти, местные, все были такими же. И в то же время другими. То ли за счёт большого количества морщин, то ли из-за подчёркнутой мимики, то ли из-за общей подвижности, но выражения их несли знак некоей очевидности. Вроде рисунка детского, когда изображается улыбка или печаль. Вот! Точно – смайлики компьютерные! Даже там, где их вешают десятка по четыре, всё равно легко выбрать под соответствующее настроение. Вернее, сигнал.

И вот эта местная тётка посылала именно такой же вот понятный сигнал.

Алина внутренне пожала плечами и зашагала дальше. Чему быть, того не миновать. Всё равно этим огромным мышцам сопротивляться невозможно.

Через некоторое время они подошли к берегу небольшого озерца. Даже пруда, похожего на того, в котором они купались на даче.

Алине вспомнилось, как она была маленькой, и они всё с Юлькой, подружкой с соседнего участка, упрашивали папу нырнуть с мостков "бомбочкой". Весело было… Эх…

Тем временем "ведьма" поставила на землю свою плетёнку с углями и сделала знак кому-то за спиной Алины. Девочка оглянулась. Ого! за ними, оказывается, шла целая толпа. Ну, не толпа, человек восемь. Местная мелюзга, один мужчина с копьём, вроде охранника и две женщины помоложе своей "шефини".

Народ, что называется, с энтузиазмом прыснул по сторонам и принялся за сбор сухих веток. А женщина повернулась к Алине, подёргала за обрывки блузки, недвусмысленно показав:

"Раздевайся!"

* * *

Саша независимо пожал плечами. Что ему, голым тут ходить? Да и всё равно никогда не сможет он двигаться так, как эти профессиональные охотники. Сами полузвери. Не в плохом смысле, а в том, что практически являются частью природы. А он кто? В футбол хорошо играет?

Воины обменялись парой слов. Затем вождь показал мальчишке: "Тут". Рог, словно штатный переводчик, разъяснил подробнее, нежели суровый их предводитель: "Ты – тут".

Да, море информации…

Но делать было нечего, оставалось только исполнять приказ.

Вообще-то страшновато было. Правда, копьё было помощнее того, что соорудили они с Антоном там, у динозавров. Но там она были вместе, а здесь он один.

От нечего делать Саша стал рассматривать оказавшееся у него в руках первобытное орудие. Впечатляло. По-своему оно было совершенным. Во-первых, само древко. Было оно почти идеально круглой формы. Будто на токарном станке обточено. Нет, при внимательном взгляде заметно было, конечно, что работа ручная. Но с таким старанием, так выглажено было дерево, что не восхититься хотя бы терпением мастера было нельзя!

А прямизна! Ведь идеально прямых стволов не бывает. Вот каким образом эти люди нашли такие деревья, чтобы из них сделать такие ровные древки?

На этом фоне мальчика как-то не слишком поразило жало копья. Вполне ожидаемое. Как в мультике про Симпсонов. Или в Историческом музее, куда их недавно классная водила на экскурсию. Кремниевый оббиток, весь из себя неровный, зазубренный. И то – чем тут камень обработать? Кроме другого такого же камня? Вот и видны грубые сколы. Хотя при этом копьё было вполне себе острым. Не нож, конечно, но при нормальном ударе вполне можно бок какой-нибудь косуле пробить.

Кстати, нож! Сашка чуть было не забыл про него! Это ж замечательный инструмент в здешних-то условиях! Пусть двигаться, как охотник, и не шуметь у него не получается, но ведь можно добывать пищу на расстоянии! Лук!

И шевельнулась гордая мысль: ежели сделать лук, до которого местные дикари ещё даже додуматься не могли, то его, Сашки, рейтинг здесь поднимется на невероятную высоту! Пусть жить им тут недолго – как Антоха придёт в себя и сможет осознанно за камень подержаться – зато память о нём, о Гусе, будет жить тысячелетия! И даже потом, в их время, будут в школьных учебниках писать: "Лук был изобретён ещё тогда-то…"

А кстати, когда? Какое тут время-то? Что неандертальцы – ясно, тут они с Алькой определились. Каменный век – понятно. Но ведь он долгий был, каменный век-то, говорила им экскурсовод в музее. Сотни тысяч лет. А не сто. Это ж представить невозможно такую уйму времени! Сколько тут лет до нас?

Саша вздохнул, Не определить. На проклятом острове нет календаря! Вот бы оставить что! Чтобы потом археологи нашли и как чудо в музей выставили. Как эти, болтики, про которые тогда, у динозавров, речь шла. Может, на камнях в пещере надпись нацарапать? "Здесь был…"? Э-э… "были". Здесь были… Из двадцать первого века. И что-нибудь доказательное. Номер школы? Ага! И привет Виолетте! На английском. С неправильной формой времени. А потом предъявить фотографию из какого-нибудь труда академика и сказать, что ещё в древности люди говорили по-английски так, как Сашка, а не так, как она.

Саша даже хихикнул, представив себе ошарашенное лицо англичанки с длинным носом…

Но вообще говоря, задача сделать лук – не такая простая, как кажется. Они с папой когда-то в детстве смастерили два на даче. До сих пор за буфетом на веранде висят. Так это что? – игрушка. На двадцать метров бьёт. И то – летит стрела куда хочет.

Дерево правильное подобрать нужно. Орешник – хорошо, но уж слишком гибкий. А надо, чтобы как в книжках, только богатырским усилием чтобы сгибалась лука. Упругость чтобы. Эх, прихватить бы тогда тот лук из бамбука, что для динозавров делали! Да кто о нём тогда думал, убогом!

А из чего тетиву сплести? Верёвок здешние явно не изобрели. Из сухожилий? Чёрт, опять тот же вопрос: а как это делается? Может, их сушить надо три месяца, прежде чем они пригодными для дела станут?

Ладно, пока суд да дело – то есть пока там охотники у водопоя таятся, жаждущего зверя поджидаючи, – он вон в ту рощицу наведается. Приглядится к местным растениям, может, какое для лука и сгодится.

Сказано – сделано. За этим у Саши никогда задержки не было. Подчас себе в убыток. Как говаривал отец: "Прежде чем сделать, подумай, нужно ли его делать. В смысле последствий". И объявлял срок бана. Так он называл отлучение от компьютера.

Но тут беспокоиться, вроде бы, не о чем. Охоте остальных он не помешает, зверей тут больших, судя по тому, что мужики как раз за ними и ушли, нет. А от бурундучка какого он как-нибудь отобьётся. Уж если от ящеров отбились…

* * *

Алина сначала не поняла. Что значит – раздеваться? Тут вон мальчишки вовсю таращатся, мужик с копьём глазеет. Да и вообще – чего ради? Что за опыты тут намереваются над нею учинить?

И она решительно замотала головою.

– Нет! – это слово она узнала одним из первых.

Ведунья, казалось, удивилась. Хотя на таком лице эмоции не особенно заметны. Но что-то вроде чисто человеческой мимики по нему пробежало: брови поднялись, лоб нахмурился, вроде в недоумении, затем сузились глаза. Показалось или нет, что под конец на этом лице промелькнула тень подозрительности?

Да нет, не тень. Посуровело лицо, прикаменело.

Тётка что-то долго проговорила воину. Тот тоже сильно нахмурился, ответил короче. Но в его словах явственно прозвучало знакомое "уламр". Алина знала – поняла ещё с первого их знакомства, – что это слово на языке местных обозначает что-то плохое. Чего они не любят и боятся. И ежели оно сказано с таким вот застыло-хмурым лицом, то, похоже, ничего хорошего ожидать не приходится.

Женщина вновь повернула голову к ней. Забавно как разговаривают эти люди: когда что-то говорят, то непременно смотрят на того, к кому обращаются. А тот, соответственно, внимательно смотрит на собеседника. Словно не только звуки воспринимает, но и смотрит на артикуляцию, наблюдает за губами, выражением лица, жестами. На общение глухонемых очень похоже. И оттого кажутся аборигены немного забавными членами английского аристократического клуба: говорят медленно, веско, никогда не прерывают друг друга. И очень внимательно выслушивают собеседника.

Вот и тётка эта снова, раздельно и чётко артикулируя, обратилась к Алине. Интонация была вопросительная, и снова прозвучало слово "уламр".

Самое интересно, что Алина её почти поняла. "Духи", "наши", "против уламр", "ты", "уламр". И переводчика не надо: "Ты что это, уламрка, раз не хочешь с нашими духами?"

И как ей объяснить, что дело не в духах и уламрах, а в том, что она с нею намеревается сделать ради своих духов. А то будет, как в "Иван-Васильиче": "Да головы им отрубят, и всего делов!" Может, этим духам как раз её голова и нужна?

Ну что тут было делать? "Уламр" – это плохо. Это злые, гадкие люди. Уже уничтожившие одно племя неандертальцев. И потеснившие этих арругов. Дети, судя по всему, на них похожи. Если теперь не сделать что-то для местных духов, то их точно запишут в уламры. И тогда хорошего не светит.

И не только ей, пронзительно взвизгнуло у девочки в голове. Там же ещё Антон беспомощный лежит! Что с ним будет, если она сейчас не найдёт с этими неандертальцами взаимопонимания? Чёрт, чёрт, чёрт, этот язык! Ну почему не бывает так, чтобы пару слов только услышать – и тут же всё начать понимать и говорить? А говорить что-то надо срочно. Иначе… Антон. И Гуся где-то бродит… Возьмут и убьют мальчишек…

Она откашлялась.

– Послушайте, уважаемая дама, – чуть торжественно – раз уж тут "английский клуб" – по-русски начала Алина. Надо не забывать жестами себе помогать. – Я, – показала она, – не могу раздеваться при посторонних мужчинах, – показала на одежду, на воинов, на мальчишечью мелюзгу. – У нас так не принято. Наши духи это запрещают, – показала на небо. – Давайте я лучше так искупаюсь, в одежде. На самый крайний случай могу снять джинсы, – действительно, чего в мокрых потом ходить?

– И ещё, – почему-то индейским жестом подняла она две руки ладонями вперёд. И перешла на местный, "неандертальский". – Я – уламр – нет! Я – "че-ло-век". Я – нет, – скорчила злую рожу. – Я – хорошо, – изобразила самую добрую улыбку, на которую только была способна.

Кажется, убедила. Напряжение вокруг явственно спало. Но некоторое время Гонув молчала, словно осваивая сказанное. Затем, видимо, осознав корень проблемы, просветлела лицом, снова взяла Алину за руку и потащила к озерцу. У самого берега отпустила девочку, развязала сбоку завязки своего кожаного "платья" – хотя, впрочем, если не придираться к качеству исполнения, то им это одеяние и было, – и, оставшись голой, вошла в воду. Поплескалась там, широко улыбаясь, и вышла на берег. Она совершенно никого не стеснялась.

"Ну да, – догадалась Алина. – Это ж каменный век! Другая культура. Они ж наготу как таковую и не воспринимают. Одежда – как перчатка на руке. Для удобства или от холода. А так что есть она, что нет – никому и дела нет!"

Тётка тем временем снова сделала доброе лицо и едва ли не проворковала:

– Арина! Хррошшо!

Вот это да! Она ж по-русски это сказала!

Ничего себе – она ж в их лингвистическом семинаре не участвовала! Держалась в сторонке, как это было принято здесь: воины – отдельно, женщины – позади. А она, оказывается, всё слышала! И не просто, а даже что-то поняла!

Девочка даже засмеялась. С облегчением и каким-то вдруг прихлынувшим дружеским чувством.

А ведунья-колдунья, как бы закрепляя контакт, "рассказывала" дальше – правда, уже по-своему, но благодаря широкой жестикуляции понятно:

– Вода – хорошо, духи помогают. Затем огонь, – выразительный жест на уже собранные ветки и плетёнку с угольями, – хорошо. Духи помогают. Ты, – указательный палец, – лежишь на земле. Я иду. И ты – наша – широкий жест в сторону присутствующих. И вывод – опять по-русски: – Хррошшо!

Что это значит – "ты лежишь, я иду" – Алина вообще не поняла. Правда, колдунья произнесла несколько слов, которых она не понимала. Может быть, дело в них? Но суть от этого тем более не прояснялась.

А одежду, показала она, надо просто поберечь. А то, смотри, я буду от священного костра зажигать ветки, тебя очищать священным огнём, а одёжка твоя при этом может опалиться, а то и вовсе сгореть. Тебе того надо? Нет, я понимаю, конечно, что это твой оберег, но тебе нечего бояться, потому что наши духи немедленно встанут на твою защиту. Наоборот, с ними и твой оберег станет сильнее. Поэтому предлагается сделать так, уважая твои опасения: ты входишь в воду одетая, чтобы ни секундочки не остаться без защиты, а там раздеваешься, принимаешь священное омовение, а затем уже на берегу – священное окуривание. И волки сыты, и овцы целы!

Телепатка она всё же, что ли? Удивительно понятно всё было, что словами и жестами изображала колдунья. Хотя… Как звери-то понимают друг друга, вообще ни слова ни говоря? Может, это как раз у людей с появлением языка стала отпадать за ненадобностью вот эта способность понимать друг друга мысленно? А здесь, у этих, язык ещё не так развит, потому многое передаётся как-то вот без слов. И она, Алька, от отчаяния начала так же вот что-то воспринимать?

Так или иначе, компромисс достигнут. В чужой монастырь со своим уставом… По крайней мере, голову не отхватят и печёнку духам не пожертвуют. А под водой можно и раздеться. А что потом чего увидят… Ну и ладно, это не свои мальчишки! Вон у них тут вся ребятня голяком рассекает…

Алина кивнула согласно. Ведунья расцвела – кстати, её лицо всё меньше кажется полузвериным, нормальное вполне лицо, – что-то скомандовала. Вся разношёрстная компания образовала что-то вроде хоровода и пошла вокруг собранных для костра веток. А колдунья раскрыла плетёнку, взяла угли – голыми руками! – высыпала в кострище и в два счёта раздула огонь.

А затем встала и подошла к Алине.

* * *

Страшно не было. Рощица – точнее, выдающаяся вперёд опушка большого леса – никаких опасений не вызывала. Она была похожа на тот лес, что рос у Сашки на даче – прямо за забором. Ну, может, какие деревья тут и выглядели иначе… В смысле, были неизвестной ему породы. Ну, так он и не знал ничего, кроме берёзы, ёлки, сосны да осины. Ну, может, дуба ещё. Это то, что он видел на даче или в деревне, куда они как-то ездили к дальним родственникам бабушки. Даже яблоня, что росла у них на участке и в прошлом году вдруг дала неожиданный урожай, оставалась не идентифицированной. Никто – и сами папа с мамой – не помнил, что за сорт тут сажали. А сажали давно – Сашка ещё совсем маленький был и, естественно, тоже ничего о принадлежности растения не знал. Яблоки оказались вкусные, да.

В общем, может, и были тут, в роще этой буки какие или вязы. Но о них Гуся только в книгах читал. А может, вообще тут росли деревья, которые до их времени, в будущем, не сохранились. Неважно. Факт, что никаких страшных джунглей с лианами тут не было, а он заходить далеко не будет, чтобы не заблудиться. Ему и надо-то – присмотреться, что за кусты тут, чтобы гибко-твёрдых веток для лука срезать.

Но копьё Саша на всякий случай держал наперевес. Боялся кабана встретить: начитался, как с ними всякие вооружённые князья да воины в старину справиться не могли.

А если медведь? – пришла тут же в голову мысль. С ним точно не справиться.

Саша даже приостановился. Может, лучше ну его нафиг? Вернуться к тому месту, где оставили его охотники. Отсидеться там в засаде. Кто-то ж говорил ему, что на охоте дисциплина – первое дело. А то подстрелят, неровён час, приняв за медведя того самого. Плюс – взаимовыручка. Когда знают, где ты, то и на помощь придут, если что.

Последнее соображение было лишним. Саша встряхнул головой. Какая ещё помощь? Он в одиночку – ну, почти – на динозавра ходил! И завалил! Вот они, когти! Что ему какой-то медведь! Да и нет ничего особенного в медведе. Видели в зоопарке. Так себе мишка. Маленький какой-то. По книгам судя, он с человека ростом должен быть и толщиною в двух. А тут… то есть там. По пояс. Всё сидел на заднице, лапой махал. Будто в гости звал. А сам еду выпрашивал. Вот был бы белый, да… Та ещё орясина. Но белые откуда тут? Тут юг какой-то, явно.

В общем, встряхнул Сашка головой ещё раз и продолжил движение к лесу. Сейчас лето, успокоил он себя окончательно. Мишки сытые, довольные. Человек им не нужен.

В лесу было как в лесу. Зелено и сумрачно. А также жёлто и весело – там, где сквозь листву пробивались солнечные лучи. Тихо. Если не считать постоянного шума сверху, там, где по кронам деревьев метался в поисках свободы ветер. Да, птиц тоже нужно было не считать. Тут, на опушке, они разорялись, словно у них что-то украли. Но этот пересвист-перестук как-то сам собою отсекался на фоне величавого, с достоинством, молчания леса.

Саша пожал плечами. Ничего, лес, там, у нас, мы с тобою всегда дружили. И здесь я тебе вреда не принесу. Лишь срежу несколько веточек.

Казалось, лес величественно наклонил голову, разрешая…

* * *

Саша довольно долго бродил по опушке в поисках подходящих кустов. Нет, ветки-то были, и их было много. Но то они были слишком гибкими, то, наоборот явно ломкими. А что-то похожее на орешник демонстрировало во всём подходящие качества, кроме одного – ветви были слишком толстыми.

А дальше в лес мальчик уходить опасался и всё время поглядывал, видны ли в строю деревьев просветы неба там, где лежал луг и текла речка. Да и возвращения охотников нельзя было прозевать.

Эх, те бамбуковые заросли бы сюда! Бамбук и классно гнётся, и упруг в самую норму!

Невольно Саша дёрнул плечом. Нет уж, ну его, бамбук тот с теми динозаврами…

И тут, словно на блюдечке лес поднёс ему нужное растение. Именно так: казалось, не было тут ничего, и Сашка тут проходил уже – а вот оно. Неизвестного, естественно, вида, но мощная такая заросль, стволы которой выдираются из мелких кустиков внизу, словно пики. Если они ещё и в меру упругими окажутся, самое то будет!

Кстати, почему слово "вереск" всплыло? Из каких-то английских сказок, что ли… Нет, там, кажется, что-то вроде травы. Вересковая пустошь… Может, вяз? Звучит похоже. Хотя тот, вроде, должен быть деревом. А тут… Что-то среднее между кустом и сосной. Иголки не иголки, а что-то похожее на хвою наблюдается.

Ладно, неважно. Главное, что по упругим свойствам это лучшее, что он до сих пор видел.

Саша с хозяйским видом обошёл вокруг это растение, вместо названия которого в голове, словно песенка, звучали слова: "куст-сосна-дерево, будет скоро весело". Покачал, погнул одну из веток. Кстати, смех смехом, а как-то он не подумал, что здешняя зелень может быть ядовитой. Слыхал же он – то ли читал? – что полно залёных насаждений в ранешные времена травили людей – только в путь! Вспомнилось, как мама в детстве всегда пугала его "волчьей ягодой". Красная, соблазнительная – и не вздумай трогать, отравишься!

Ладно, то ж ягоды, а то – дерево. Небось не эта… алоя, что ли… хищная, что космонавта чуть не съела на Венере. Как её, книжку эту, что папка заклинал осторожнее в руки брать – дескать, его детская реликвия, первая фантастика, что он прочитал. "Планета бурь", во! Сашка, естественно, мимо отцова завета пройти не мог – книгу тут же прочёл. Ничего особенного, стандарт приключений. Не "Властелин колец".

Тем не менее действовать он стал осторожнее. Выбрал веточку поперспективнее, отмерил где-то с метр длины. Три своих локтя, если быть точным. Расчистил место среза от хвои-листвы. Ягоды тут, кстати, тоже были – красные, сочные, мясистые. И какие-то слизистые, как показалось, когда Сашка сорвал несколько, решив показать дома старухе-ведунье. Может, их есть можно. Сам он попробовать не решился, снова вспомнив мамино предостережение.

Эх, мамочка, как бы тебя теперь увидеть…

Но пригорюниваться было некогда. Вернее, Саша сам себя одёрнул. Здесь вам не там. Здесь можно рассчитывать только на себя. И на друзей ещё. И пусть там Антоха раненый лежит, но динозавров они замочили! И именно потому, что вместе действовали. А Штырчику в школе рассказать! Не поверит, собака! А здесь его не хватает. Со Штырчиком они бы тут порядок навели…