Текст книги "Русский эксперимент"

Автор книги: Александр Зиновьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 41 страниц)

Государство и экономика

Ф: Советскую политическую систему называют тоталитарной, противопоставляя ее западной как демократической.

П: Это противопоставление идеологическое. Если уж противопоставлять западную и советскую государственность, то надо идти глубже. Тут надо прежде всего установить различие в отношениях между государственностью и другими основными элементами структуры общества. Я ничего не имею против понятий «базис» и «надстройка», но не в марксистском идеологически предвзятом смысле, а в более общем: базис общества – такой элемент в структуре его, который оказывает определяющее воздействие на прочие, а надстройка – такой элемент, который в существенных чертах складывается под воздействием базиса. Подчеркиваю: надстройка испытывает определяющее влияние базиса, но не вырастает из него! В этом обобщенном смысле отношение государства и экономики в советском и в западном обществе противоположно. В первом государство есть базис, а экономика – надстройка. Во втором же – наоборот, экономика есть базис, а государство – надстройка. Уже у Ленина есть высказывания о примате политики над экономикой в коммунистическом обществе. Сталин на этот счет высказывался еще более определенно. Но теоретики не придали этому значения.

Ф: Значит, тот факт, что у нас политики стояли над хозяйственниками, в природе реального коммунизма!

П: У нас политики главенствовали и над военными, что было одним из условий победы. А нарушение принципа примата политики в горбачевские годы стало одним из условий краха коммунизма.

Ф: Развивая твою идею, можно сказать, что российское общество с самого начала имело в качестве базиса власть. И если Россия хочет сохраниться как великая держава, она должна продолжать эту традицию.

П: Сама идея России как великой державы есть идея власти.

Ф: Значит, и с этой точки зрения стремление нынешней власти восстановиться в виде, близком к тому, какой власть имела в советский период, вполне в духе русской традиции.

П: Российская власть не может превратиться во власть западную, не погибнув сама и не погубив общество, базисом которого она является.

Ф: Так что не случайно в ней можно увидеть основные признаки власти «авторитарной», «диктаторской», «тоталитарной».

П: И советской в первую очередь. И даже сталинской, сравнения с которой боятся панически.

Ф: Значит, можно ожидать, что со временем у нас восстановится нечто подобное тому, что было до перестройки, только в несколько иной форме и под другими названиями. Тогда нет оснований для тревоги насчет будущего коммунизма?!

П: Хотя власть и есть «базис» русского общества, последнее не исчерпывается ею. А коммунизм был не просто апогеем власти и ее особой организацией. Он был особой организацией всего общества благодаря усилиям власти и по образцам организации самой власти. В дореволюционной России власть тоже была «базисом», но общество не было коммунистическим. Тип общества определяется совокупностью признаков, а не только статусом и типом власти. Да и сама власть есть сложный феномен. Если взять ее признаки по отдельности, то легко усмотреть сходство досоветского, советского и постсоветского видов власти. Но если взять совокупность признаков, их взаимоотношения, степень выраженности каждого и формы их проявления, то, наоборот, в глаза бросится качественное различие этих периодов. А с этой точки зрения канцелярия президента – не просто переименование ЦК КПСС, губернатор – не просто переименование первого секретаря областного комитета КПСС и т.д., а элементы качественно иной структуры власти. Возьми, например, как и из кого формируются только что упомянутые элементы власти...

Ф: Советские были лучше?...

П: Смотря с какой точки зрения. Я об этом не говорю. Я говорю, что они были качественно другие.

Ф: Но в рамках одной линии эволюции власти!

П: А еще шире говоря – в рамках общих законов всякой власти.

Ф: Значит, рассчитывать на то, что власть восстановится в советском виде и восстановит советский строй, не следует?

П: Думаю, что нет. Одно дело – стремления и тенденции власти. И другое дело – что из этого получается в реальности. Многое восстановится. Многое будет создано вновь и будет аналогично прошлому (в силу общих социальных законов). Но это не будет восстановление коммунизма. Коммунизм убит, искусственно разрушен. А условия его рождения исчезли.

Общество чиновников

Ф: Но больше всего меня в этой части твоей книги заинтриговало то, что ты пишешь о карьеризме.

П: У меня на эту тему была книга.

Ф: Я знаю. Но сюда она не попала. Было закрытое письмо ЦК по ее поводу. Его читали на партийных собраниях. И отрывки из книги зачитывали как примеры клеветы на советское общество и аппарат КПСС.

П: Забавно, эту книгу бойкотировали и на Западе.

Ф: Почему?!

П: Потому что все, что я писал о наших аппаратчиках, оказалось верным и в отношении западных партийных и государственных чиновников. Ты подумай, почему эту книгу не издали здесь, когда тут громили КПСС, ЦК и вообще советскую государственность? Да потому, что она есть описание и тех, кто громил. Законы-то универсальны!

Ф: Давай поговорим на эту тему!

П: Ну что же, поговорим. Тема чрезвычайно важная. Дело в том, что в карьерной сфере в последнее столетие произошли колоссальные перемены.

Ф: Какие?

П: Колоссально выросло число людей, живущих в условиях делания карьеры и вынуждаемых на это. Увеличилось число карьерных ступенек. Увеличилось число каналов карьеры. Произошло иерархирование самих каналов. Изменились условия отбора, подготовки и деятельности людей в занимаемых ими ячейках сферы карьеры. В силу вступили законы коммунальности, которые ранее действовали где-то в глубинах человеческого поведения и довольно слабо.

Ф: Расскажи об этих законах!

П: Общество карьеристов есть общество, в котором господствуют слабые, организованные в могучую силу.

Ф: Ты, конечно, шутишь!

П: Ни в коем случае! Я вообще не умею шутить. Рассмотрим, какого рода индивиды отбираются в карьерную сферу, культивируются в ней и накапливаются, а также по каким принципам протекает их жизнедеятельность. Возьмем прежде всего человеческие прирожденные способности.

Обычные способности людей с самого начала их жизни проявляются позитивно. Способности к рисованию проявляются в том, что дети рисуют чертиков, зверюшек и человечков в тетрадях, в книгах, на стенах домов и на тротуарах. Способности к музыке проявляются в том, что дети отравляют существование родственников и соседей пиликаньем на скрипке, дудением в трубу, барабанной дробью или ударами по клавишам пианино. Способности к спорту проявляются в том, что дети ходят на руках, стоят на голове, сгибаются в три погибели, плавают, как дельфины. Способности к математике проявляются в том, что дети с пеленок умножают в уме шестизначные числа и решают дифференциальные уравнения. И так во всем, за исключением сферы власти и управления. Тут природные способности, ум, талант и даже гений проявляются сначала чисто негативно, а именно – в полном, стопроцентном отсутствии способностей к деятельности любого иного рода. Сфера эта – сфера власти и управления обществом. История дает тому бесчисленные подтверждения. Если бы поляк Войтила был талантливым писателем, философом или певцом (а он пробовал силы в этих сферах), то он не стал бы не то что Римским Папой, но даже захудалым епископом. Если бы американец Рейган был мало-мальски талантливым актером, он не стал бы не то что президентом США, но даже профсоюзным боссом в Голливуде. Лишь благодаря своей полной бездарности эти сотни тысяч других представителей рода человеческого добились выдающихся успехов в сфере власти над людьми и управления ими. Именно бездарность есть талант и абсолютно необходимое условие успеха в этой самой высшей и важнейшей сфере человеческой деятельности. Скажи, ты можешь вспомнить в своей долгой жизни хотя бы один случай, чтобы талантливый человек стал партийным или административным работником?

Ф: Ни одного!

П: Тут происходит социальная селекция. Дело в том, что такова сама природа способности, необходимой для успешного функционирования в сфере власти и управления. Степень этой способности определяется не одной какой-то обычной человеческой способностью и даже не несколькими, а очень многими, несколькими десятками и даже сотнями. Положение здесь подобно тому, какое имеет место в спорте в случае соотношения результатов по одному какому-то виду спорта и по многоборью. Чемпион в одном виде спорта не может стать чемпионом в десятиборье, а чемпион в десятиборье не может стать чемпионом в одном из этих десяти видов. А если бы устроили соревнование по стоборью, то показатели в каждом из этих ста видов спорта оказались бы еще более низкими в сравнении с показателями в соревнованиях по этим видам спорта по отдельности, чем в случае десятиборья.

Ф: Значит, какие-то способности тут требуются?!

П: Да. Бездарность в привычном смысле не есть всего лишь отсутствие известных всем и общепризнанных способностей. Это – не пустое место. Это – наличие способностей, противоположных признанным в качестве таковых. В рассматриваемом случае это есть наличие особой способности – антиума, антиталанта. Они-то и образуют то, что я называю субстанцией власти. Ею обладают далеко не все люди, а те, кто ею обладает, обладает в разных размерах и формах. Обладатели ее сразу опознают друг друга, подобно тому как опознают друг друга обладатели обычных способностей.

Ф: Ты думаешь, что эту субстанцию власти нельзя считать одной из человеческих способностей наряду с другими?

П: Ни в коем случае! Тут отношение такое, как между материей и антиматерией (в физическом смысле). Человек, желающий сделать успешную карьеру, должен первым делом убедить тех, от кого зависит это, в своей полной бездарности. И в этом есть рациональный смысл.

Ф: Какой?

П: Человек, обладающий природными талантами, уже одним этим возвышается над прочими бездарными коллегами в сфере власти, включая начальников, и обладает потенциально (а то и актуально) более высокой степенью независимости от них, что само по себе есть нарушение фундаментальных законов этой сферы.

Ф: Допустим, ты прав в отношении пения, сочинения музыки, игры на музыкальных инструментах, рисования, танцев, актерской игры и т.п. Но ведь ум-то все-таки нужен и в системе власти и управления! Как тут быть?

П: Скажи, что такое ум?

Ф: Не думаю, что тут нужны какие-то определения. Ум есть ум, интеллект, способность понимать, накапливать знания, использовать их – одним словом, способности мозга.

П: Вот видишь, вроде бы пустяковый вопрос, вроде бы тут все ясно, а на самом деле ясность кажущаяся. И вопрос не пустяковый. Ладно, пусть будет интеллект. Но интеллект разный бывает. Есть интеллект понимания и интеллект знания. Можно знать о чем-то все, не понимая ничего. Многознание не научает уму, говорили еще древние греки. Многие профессиональные работники власти информированы лучше, чем кто-либо, но из них ни один не понимает толком то, что знает. Знания необходимы, чтобы быть винтиками механизма власти. Понимание же есть позиция стороннего наблюдателя. Сумма информации, необходимая для знания, не совпадает с суммой информации, необходимой для понимания. Кроме того, есть интеллект умения жить в среде и интеллект понимания этой среды. В системе власти научаются жить в обществе, но ценою потери способности его понимания. Для функционирования в системе власти главную роль играет способность ориентироваться в ней, приспосабливаться к ее условиям и правилам. Для этого не требуется ум понимания, ум исследователя. Для этого достаточен псевдоум, имитация ума. Аппарат власти – не академия наук, в нем не делают научные открытия. В случае надобности работники его могут воспользоваться результатами ученых.

Ф: Но чтобы выбрать эти результаты и оценить их, нужно как-то в них разбираться!

П: Для этого существуют специалисты-посредники, помощники, советники. Но и они принадлежат к той же породе, только, может быть, чуточку ближе к пониманию («умнее»). Они несколько повышают интеллектуальный уровень системы власти, но не очень-то значительно. Но этого обычно бывает достаточно. Власть в целом не есть исследовательский институт.

Ф: Но ты сам не раз обвинял наше руководство в глупости! Как это понимать?

П: Я относил это к высшему руководству и к той элите, которая его окружала. Возьмем теперь моральный аспект рассматриваемой селекции! Если ты жаждешь сделать успешную карьеру, ты прежде всего должен обнаружить себя в качестве потенциального карьериста перед теми, от кого зависят первые шаги на этом поприще. Как это сделать? Есть множество способов привлечь к себе внимание этих судей и заслужить их похвалу. Но не все они пригодны для твоих целей. Самый эффективный и надежный в этом отношении способ – переступить моральную черту, т.е. потерять моральную невинность, если таковая была у тебя вообще. Прирожденные карьеристы в таких случаях, как правило, совершают тайный или открытый донос, последний – в форме честного и искреннего обличения, устраивают провокацию, предают друзей и т.п. Важно лишь при этом сохранить видимость порядочности, честности, правдивости, гражданской ответственности, заботы о коллективе и т.п. Важно не то, что ты есть с моральной точки зрения, а то, как ты выглядишь в глазах сильных мира сего, ибо они отбирают на смену себе подобных себе. Карьера оценивается категориями не морали, а успеха. Если ты поступаешь по правилам морали, ты приличную карьеру не сделаешь. К морали в карьере призывают те, кто уже сделал карьеру, наплевав на всякие моральные принципы, или кто отчаялся ее сделать.

Ф: Значит, властвует нами отборная мразь?!

П: Почему мразь?! Средненормальные люди. И то, что отбираются такие, – это целесообразно, поскольку работники системы власти и управления – не священники и воспитатели, а правители общества, вынужденные действовать в соответствии с объективными социальными законами. Если они не будут этого делать, общество просто распадется и погибнет. В сферу власти и управления отбираются не худшие представители рода человеческого, а наиболее подходящие, и у них культивируются качества, необходимые для них в смысле функционирования в среде их жизнедеятельности и в смысле выполнения социальных функций системы в целом. Отбор в эту сферу умных и талантливых математиков, физиков, певцов, плясунов и т.п. привел бы быстро к тем же результатам, к каким привел бы отбор людей без голоса и слуха в оперу.

Ф: А у нас даже неглупые люди призывают к тому, чтобы во власть шли именно те, кто для нее непригоден!

П: Возьмем, далее, психологический аспект рассматриваемой селекции! Карьеристу не положено иметь своей собственной психологии. Психология с его точки зрения есть выдумка литературы девятнадцатого века. Достоевщина. Для него все очень просто: повысили в чине – приятно, повысили сослуживца в чине

– неприятно, конкурент попал впросак – приятно, обошли наградой – неприятно... Карьеристу не положено открыто проявлять сильные страсти. Все должно быть скрыто и приглушено. Всегда спокойствие и выдержка. Не терять никогда лицо. Не впадать в отчаяние, не проявлять сомнения и колебания. Никакой экстравагантности и эксцентричности. Ничего привлекающего внимания ни в одежде, ни в манерах. Заурядность, заурядность и еще раз заурядность. Заурядность, развитая до такой степени, чтобы было сразу видно, что этот человек есть винтик машины власти. В этой обезличенности работников системы власти и управления нет никакой несправедливости. Она тоже целесообразна. На том, что делается во власти, лежит печать посредственности. А посредственность безлика. Ум и талант тут появляются лишь на миг и только для того, чтобы расчистить дорогу очередной посредственности.

Ф: А как же быть с выскочками, популистами?! Они преуспевают!

П: Не все и не всегда. Это – особые случаи. И для них есть свои принципы. Я сейчас говорю о карьеризме как о массовом явлении в обществе в его стабильном состоянии. А Наполеоны, Ленины, Сталины, Гитлеры и им подобные личности более низких уровней и масштабов – это нечто иное.

Ф: Как ты с этой точки зрения оцениваешь нынешнюю ситуацию в российской сфере власти?

П: Как нарушение всех ее законов. Эта сфера заполнилась неадекватным ей человеческим материалом, который не считается с самыми элементарными ее правилами.

Ф: И что же дальше?

П: Постепенно этот материал будет замещаться более адекватным требованиям сферы. И будет то, что было в царской России и в Советском Союзе и что можно видеть теперь в США, Германии, Франции и прочих странах. Это – универсальный закон социального бытия. Одним словом, заурядный чиновник в заурядной конторе, занятой заурядным делом, – вот образец, к которому тяготеет средний карьерист. И сонмища их делают свое дело мозга и нервной системы общества педантично, кропотливо, терпеливо и профессионально изо дня в день, из года в год.

Ф: А компьютеры?! Обещают с их помощью усовершенствовать всю сферу власти и управлений!

П: Как показал опыт, компьютеры производят какое-то переструктурирование этой сферы, но не ведут к ее сокращению. К тому же эти люди сами образуют социобиологический «компьютер».

Ф: Значит, в августе 1991 года Горбачев и Ельцин просто выключили «компьютер» аппарата КПСС. Так чего же мы удивляемся тому, что аппаратчики покорно разошлись по домам. Они вне своего «компьютера» просто ничто.

П: Сделают новый живой «компьютер», еще более громоздкий, зато менее эффективный с точки зрения интересов общества как целого.

Неожиданное приглашение

Ф: Сегодня нас приглашает на обед тот самый человек, который послужил прообразом для твоего литературного персонажа – для Аппаратчика. Приглашает к себе на дачу, вернее – в свое поместье.

П: Поместье?!

Ф: Ты еще не отучился удивляться! Все номенклатурные работники сохранили имущество, приобретенное в доперестроечный период, и приумножили в постсоветский. Приватизировали за гроши квартиры и дачи, которые бесплатно получили от государства.

П: Я не против. Любопытно посмотреть на него. Это далеко?

Ф: Километров сто. Он за нами машину пришлет.

Философ позвонил Аппаратчику. Тот сказал, что машина будет через полчаса. Это – машина, которую он держит на городской квартире. В машине будет охранник – теперь без этого опасно ездить даже днем. Ровно через полчаса Писатель и Философ садились в роскошный «мерседес». Дверцу машины услужливо открыл мужчина лет тридцати, крепкого сложения, очень похожий на телохранителей боссов гангстерских банд в голливудских фильмах.

Много лет назад специальный курс лекций, который Писатель, тогда еще молодой, но уже зарекомендовавший себя ученый, читал в университете, начал посещать скромный студент. Он аккуратно записывал лекции Писателя, читал рекомендуемые книги, сделал дипломную работу под руководством Писателя и получил предложение работать в институте, в котором работал сам Писатель. Но ученик неожиданно для Писателя отказался. У них тогда состоялся по этому поводу разговор.

Будущий аппаратчик сказал, что научная и профессорская карьера его не увлекает. Способности к выдающимся достижениям в науке он в себе не ощущает. Просиживать дни и ночи над поисками доказательств теорем и методов решения заумных проблем – это не в его натуре. И ради чего? Он сослался на пример Писателя: серьезные результаты в науке, известность в профессиональных кругах на Западе, а квартиру не дают, на международные конгрессы не выпускают, на премии не допускают, в академию отклоняют, отечественные коллеги, подыхая от зависти, игнорируют, на каждом шагу пакостят и т.д. Так ради чего гробить жизнь таким путем?! Ему предложили работу в... одном важном учреждении. Он не стал уточнять, а Писатель не стал допытываться, ибо было ясно без слов – аппарат ЦК или КГБ, как тогда шутили – аппарат ЦК КГБ. Дают квартиру сразу (у Писателя тогда вообще не было даже отдельной комнатушки!). Зарплата – какую он смог бы получать в науке лишь после защиты докторской диссертации, т.е. минимум через восемь лет. И ряд других привилегий. Он не строит никаких иллюзий на свой счет. Да, он продается за комфортабельную жизнь. И не видит в этом ничего плохого. Работа не хуже других. По крайней мере без лицемерия, с какими живут почти все наши интеллектуалы. Они, кстати сказать, хапают не меньше других, а побольше. И при этом корчат из себя жертв режима.

У них сохранились дружеские отношения. Регулярно встречались. О своей новой работе Аппаратчик своему бывшему учителю ничего не рассказывал. Зато охотно «теоретизировал». И из, казалось бы, абстрактных слов его Учитель узнавал о работе аппарата больше, чем из официальных документов. Ученик (по слухам) делал успешную карьеру где-то в глубинах «аппарата». На вид не вылезал. Но постепенно приобретал закулисную известность в московских интеллигентских кругах и вес. О нем ходили всякие слухи. Будто он стал близким человеком Андропова, руководил неофициальным «Комитетом Интеллектуалов» при нем. Этот «Комитет» якобы готовил андроповские реформы. Говорили также, будто именно Аппаратчик помог Писателю выбраться на Запад. И завидовали Писателю – высылка на Запад считалась высшей наградой, Запад воспринимался как средоточие всех благ. И распространяли сплетню, будто Писатель – агент КГБ, будто из него специально сделали диссидента, чтобы выслать на Запад и внедрить в ЦРУ. И это давало дополнительное моральное оправдание коллегам Писателя в их подлостях по отношению к нему.

В 1980 году Писатель написал книгу о советской системе власти, прототипом главного героя которой действительно стал его бывший ученик.