Текст книги "Баобаб маленького принца (СИ)"

14. Что в формуле Оруэлла сломается быстрее: сапог, лицо или вечность?

Поздний ужин прошел под аккомпанемент рассказа Габи о том, какой огромный объем эрудиции внезапно потребовался для медиа-проекта «Цели столетия». А управляющий совладелец площадки «Infernollam» (попросту – босс Беппе Ломеллини) не дал никаких экспертов, лишь подписал разрешение на пятикратные представительские расходы, со словами: «выпьешь с кем надо – узнаешь, что надо».

– Неплохая идея! – прокомментировал Вальтер Штеллен, подмигнул гостье, прошел до интегрированного кухонного шкафа-холодильника-бара, и вернулся за стол с бутылкой почти сферической формы, содержащей жидкость ярчайшего лимонного цвета.

– Ага! – одобрила Кристина, и сняла с полки три бокала, тоже почти сферических.

– Это что? – осторожно спросила телеведущая.

– Это вино из одуванчиков «Ракетное лето» в честь Рэя Брэдбери. PR-выдумка Маркуса Хейнхайма, гендиректора MOXXI.

– А-а… – Габи задумалась, – …Это тот дядька, которого журналисты прозвали принцем Флоризелем, так ведь?

– Так точно! А бутылка из первой полупромышленной серии этого продукта.

– Wow! Круто! А меня не развезет от этого вина поверх кофейного грога?

– Если даже развезет, то что? – невозмутимо поинтересовалась Кристина, – В аварийном случае мы уложим тебя в дочкину комнату, это обычная практика для нашего логова.

– Совсем круто! – произнесла Габи, – Тогда, наверное, я включу запись, пока остаюсь в относительно-незамутненном состоянии рассудка. Ладно?

– Включай, и будь что будет! – повторила Кристина свою любимую формулировку.

Пока генерал разливал вино по бокалам, телеведущая включила свою технику, и сразу задала вопрос:

– Вальтер, ты тоже считаешь, что официально-глобальные планы будущего построены согласно теории Голдстейна из «1984», или?..

– …Или не совсем, – подхватил генерал, – тут демон сидит в деталях. Голдстейн, точнее Оруэлл, полагал, что со времен перехода людей к аграрному хозяйству, общество четко поделено на людей трех сортов: высшие, средние и низшие, причем их цели постоянны. Цель высших – сохранить трон. Цель средних – скинуть высших и захватить трон. Цель низших – уничтожить социальное неравенство. Есть еще общая цель высших и средних: тормозить рост благополучия в обществе. Чтобы низшим приходилось тратить все свое время на заработки для выживания, а вся их жизнь шла в пограничной полосе ада. Это необходимое условие устойчивости государства-пирамиды по Голдстейну.

– А-а… Почему необходимое?

– Потому, что иерархия в пирамиде эффективна только если внизу голод и ад. Если же общество устроено так, что даже чернорабочий за 40 часов в неделю имеет средства на качественное питание, базовую медицину, комфортное жилье, и личный транспорт, то вертикаль мотиваций слабеет, и пирамида постепенно рушится.

Произнеся два таких монолога, он сделал несколько глотков из бокала. Кристина точно повторила его движение. Габи машинально последовала их примеру.

– О! Удивительно вкусное вино! А это, правда, из одуванчиков?

– Абсолютно! – подтвердил Вальтер Штеллен, – Даже без добавления сахара. Тут только цветки одуванчика и фирменные бродильные дрожжи «moxximycotam».

– На этом месте полагается подарить рекламную карточку! – с этими словами Кристина протянула руку, взяла с полки яркую мини-открытку, и протянула телеведущей.

– О! Кажется, я готова вступить в секту цветочных брэдберистов. Хотя, это не отменяет любопытства к теории Голдстейна. Мы остановились на мотивациях и пирамиде, да?

– Так точно, – подтвердил генерал, – пирамида держится на зависти, а зависть на страхе крайней нищеты. Человек, живущий на 3 доллара в день, дико завидует богачу с горой денег. Но если человек получает 300 долларов в день, то гора денег уже перестает быть однозначной причиной для зависти. Появляются иные мотивации, вне вертикали, и это приводит к потере вертикального контроля. Согласно теории Голдстейна, такая потеря случилась во время 30-летнего эха высокотехнологичной мировой войны.

– 30-летнего эха?.. – недоуменно переспросила Габи.

– Да. Позже это 30-летие до середины 1970-х стало называться эрой НТР. Сторонники теории Голдстейна полагают, что финансовую олигархию объял ужас перед военными технологиями в руках красно-коричневых, и она предпочла послезавтрашнюю потерю контроля – завтрашним бомбардировкам своих гламурных резиденций. Были временно убраны запреты на благополучие для низшего класса – чтобы у работников инженерно-технического сектора возник мотив прилагать усилия для защиты своего образа жизни. Дальше как в египетской легенде про султана, заигравшегося в талисманы джиннов…

Генерал замолчал, и долил вина в бокалы. Габи озадаченно повертела головой.

– Что за легенда, Вальтер?

– Эту легенду, – ответил он, – записал в XI веке Муртад ибн Афиф, более известный как Муайяд Фиддин аш-Ширази, советник Фатимидов, правителей Египта. Намного позже, примерно в 1830-м, ее английский пересказ вошел в сборник «Альгамбра» Вашингтона Ирвинга под названием «Легенда об арабском звездочете».

– Ясно! Я найду и прочту! – Габи снова машинально глотнула из бокала, – Теперь давай, вернемся к плану на 100 лет и рассмотрим не официозные варианты плана. Мы успели обсудить план «Sonobe-Flower» Оуэна Гилбена, но ведь есть еще интересные идеи.

– Да, – согласился генерал, – хотя, я отмечу нечто. Официозу лучше убрать в тень своих авторитетных планировщиков и поддержать план Гилбена: единственного, который по своей логике оставляет шанс на выживание официоза как институции. Другие – нет.

– Сейчас я не поняла, – призналась телеведущая.

– Тогда я объясню. Ты ведь знаешь Лацаро Талвица.

– Еще бы! Лацаро Талвиц – гуру экономики смыслов! Он выступал у нас на площадке в осеннем баттле, против Тедди Вэнга, концептмейстера мета-агрегатора «Atman».

– Концептмейстер это звучит красиво, – заметила Кристина.

Габи Витали улыбнулась и пожала плечами.

– Кто-то случайно придумал, а то «директор по концепции развития» слишком длинно.

– Вспомним осенний баттл, – продолжил генерал, – диспут там коснулся разницы между привычным хомо сапиенс и модификациями арго сапиенс. Талвиц отметил, что офисы коммерческих корпораций, даже сверхкрупных, способны как-то перестроиться, чтобы работать с арго сапиенсами. Но государственная бюрократия разучилась делать это. По меткому выражению Талвица, ее офисные процессы превратились в хрупкий гербарий, который поломается при любой попытке изменить форму. Поэтому официоз вынужден продвигать сустинеризм, что эквивалентно самовычеркиванию из будущего.

– Так, а сустинеризм это в смысле концепция устойчивого развития? – спросила Габи.

– Да. И Талвиц предложил план «Afterdark», в котором официоза нет вообще.

– Так, а официоз это в смысле государственная бюрократия?

– Государственная и межгосударственная, – уточнил генерал.

– Но кто в таком случае осуществляет власть?

– Тиран.

– Как – тиран?

– Именно так это названо в тексте. Ты что, не смотрела конкурсный файл Талвица?

– Пока нет. Нам прислана гора файлов и… – Габи снова пожала плечами.

Вальтер Штеллен понимающе кивнул.

– Особо не переживай. Дилетанты вроде меня рассортируют вашу гору файлов.

– Это ты-то дилетант?! – изумленно иронично отреагировала телеведущая.

– В формальном смысле получается, что дилетант, – подтвердил он, – а если вернутся к термину «тиран», то Талвиц опирается на исходный смысл, данный в VIII веке до н.э.: тиран – это лидер, достигший политической власти вне регламента.

– Регламента? – переспросила она.

– Именно так это называлось бы сейчас, – пояснил генерал, – а в древности роль такого регламента играло право престолонаследования аристократов и прочее в том же роде. Тиран это лидер революции или путча. В VII – VI веках до н.э. тираны стали моторами ренессанса после Темного полтысячелетия, вызванного Катастрофой Бронзового века. Среди таких тиранов известен Гигес Лидийский, прапрадед царя Креза – чье имя стало нарицательным для богатства. Другой известный тиран – это Поликрат Самосский, при котором небольшой остров стал центром Эгейской талассократии. Талвиц считает, что локальные тирании станут моторами выхода из Темных десятилетий начала XXI века.

– Как тирания может стать мотором чего-то прогрессивного? – удивилась Габи.

– Может, если локальных тираний много, и между ними идет конкуренция за бродячий персонал. Модель Талвица предполагает, что люди абсолютно мобильны и нелояльны к любой власти. У тиранов нет иного способа удержать власть, кроме как создать людям привлекательные условия для работы в подвластном ареале.

– Так… А если тиран просто обратит людей в рабство, не позволяя им бродяжничать?

– Тогда, – сказал генерал, – все остальные фиксируют нарушение правил игры, и тиран-нарушитель получает черную метку от всего сообщества тиранов и бродяг.

– Это что, в смысле, что его могут убить?

– Это в смысле, что его наверняка убьют, если он не уйдет сам.

– Гм… Звучит как-то очень круто и фантастично.

– Звучит фантастично, однако, такова реальность. Конкуренция между государствами и между фирмами за привлечение аргонавтов это один из ключевых трендов экономики и бизнеса последние 5 лет. Тут, в Медитеррии, у конкурентной борьбы еще сравнительно мирная форма, но в индоафриканском регионе…

Тут бдительно вмешалась Кристина:

– Вальтер, милый, не надо деталей, мы ведь только что поужинали!

– Наверное, ты права, солнышко. Лучше если кто захочет – глянет детали в сети позже. Сейчас не отвлекаемся от обзора. Следующий план: «Eudemonicon» предложила некая Жасмин Кэрри. Несложное расследование показывает: под этим никнеймом выступила Жасмин бин’т Джуни аль-Муала, мама принца Самира из эмирата Умм-эль-Кювайн. По происхождению она арабо-лондонка, по хобби – экстремальная яхтсменка и блогер…

– …О, черт! – весело перебила телеведущая, – Насчет принцессы Жази я в курсе! Она не покидает топ-10 папарацци-скандалов и топ-20 блогов на морскую тему. Как шутят на журналистских сетевых площадках: если бы Бальзак видел принцессу Жази, то вместо выражения «бальзаковский возраст» было бы «дьявольский возраст». А Жасмин Кэрри точно ее никнейм, ты уверен, Вальтер?

– Смешной вопрос, – откликнулся он.

– Да, конечно… – она помахала руками, и от смущения хлебнула изрядно вина, – …Нам лучше вычеркнуть из публичной версии репортажа все, начиная со слова «Несложное», ладно? Все-таки Жази – принцесса, и вообще, это как-то нетактично.

– Ну, разумеется, вычеркивай, – генерал улыбнулся и кивнул.

– Итак, – сказала телеведущая, – некая Жасмин Кэрри предложила план на 100 лет…

– …Который называется «Eudemonicon», – подхватил генерал, – и название намекает на эвдемонизм. Это концепция, изобретенная Эпикуром около 300 года до н.э. Критерием этичности поступков в эвдемонизме считается стремление к счастью.

– А-а… Вроде то же самое называется «гедонизм».

– Есть существенная разница, – ответил он.

– Попросту говоря, – продолжила Кристина, – гедонизм это секс, наркотики, рок-н-ролл. Эвдемонизм это еще волонтерство, самореализация, эврика. Но волонтерство лишь как самореализация, а не как идейный активизм, внушенный каким-нибудь авторитетом.

Телеведущая задумалась, вращая бокал за ножку, затем произнесла.

– Кажется, я начинаю тупить. При чем тут план на 100 лет?

– Объясняю, – сказал генерал, – в плане «Eudemonicon» весь хозяйственный цикл в мире устроен, как суперпозиция разнообразной волонтерской деятельности. Вся культурная, научная и регуляторная деятельность тоже.

– Гм… Звучит совсем круто и более чем фантастично!

– Почему тебе так кажется? – спросил он.

– Ну… Просто: ведь хозяйственный цикл построен на деньгах и торговле, разве нет?

– Вообще-то нет. Хозяйственный цикл построен на производстве и потреблении. Схема торговли за деньги, хотя сформировалась исторически недавно, уже исчерпала ресурс функциональности.

– В каком смысле исчерпала?

– В прямом. Вспомни баттл Лазаро Талвиц – Тедди Вэнг на вашей площадке. И модель Жасмин Кэрри заметно пересекается с прошлогодней лекцией Талвица об аргонавтах и волонтерской игровой экономике в противовес товарно-денежной экономике.

– Волонтерской игровой… Это как?

Генерал был явно готов к этому вопросу и ответил почти мгновенно.

– Это как в клубах ролевых игр, или в сетях неформального туризма, или у аргонавтов. Эволюционные биологи называют это реципрокной стратегией, а социологи выдумали неуклюжий термин «панкооперативизм». В этнографии это давно известный феномен: «экономика дара». Вещи и услуги передаются без сделок о немедленной или будущей компенсации – иначе говоря: нет торгового обмена. Однако, в силу регулярности таких передач, даритель тоже получает дары, и в среднем для него полезный результат будет намного больше, чем при механизме товарно-денежных сделок.

– Почему намного больше, а не столько же? – удивилась Габи.

– Потому что экономика дара свободна от издержек обслуживания товарно-денежного механизма. В начале XXI века они превысили три четверти создаваемой стоимости, что обвалило мировую экономику. Это и называется: исчерпать ресурс функциональности. Неизбежность такого кризиса товарно-денежной системы была ясна на 100 лет раньше, потому-то и началось политическое конструирование всяких социализмов и фашизмов. Оруэлл в своей схеме «сапог – лицо – вечность» сформулировал промежуточную фазу.

Габи Витали выразительно подняла руки к ушам и жалобно объявила:

– От меня опять ускользнула нить повествования.

– Я объясню просто, – вмешалась Кристина, – смотри: товарно-денежная схема рождает спекулятивный сектор, высасывающий из общества все, до чего дотянется, а результат: критическое обнищание рабочих и фермеров, баррикады на улицах, гражданская война, гуманитарная катастрофа. И что делать политической элите, желающей спасти страну?

– Ты у меня спрашиваешь? – удивилась телеведущая.

– Да, предложи какой-нибудь вариант.

– Ну… Э-э… Может, соглашение с профсоюзом о минимальной зарплате и соцпакете?

– Хорошая попытка! – одобрила Кристина, – На время это поможет. Но монетаристская система превратит верхушку профсоюза в часть элиты, и проблема вернется в исходное состояние.

– Ну… Э-э… Можно совершенствовать демократию… Социальные лифты…

– Габи, ты сама-то доверяешь такой политике?

– Э-э… Не то, что особо доверяю… А правильный ответ?..

– …Неизвестно! – Кристина подмигнула гостье, – Иначе, согласись: док-ток-шоу «План столетия» не имело бы смысла.

– Да, действительно, – Габи вздохнула. Ей искренне не нравились задачи, к которым нет правильных ответов в конце учебника.

– …Зато, – продолжила Кристина, – известен самый модный неправильный ответ. Такой ответ привел Оруэлл в «1984». Схема «сапог – лицо – вечность». Попытка реставрации азиатской рабовладельческой империи, этакий винегрет по сумме образцов 40-вековой давности. Можно играть словами, но нельзя скрыть стиль, одинаковый на ассирийских глиняных табличках, древнеегипетских фресках, и проектах «великой перезагрузки».

– Да, это мерзко, – согласилась телеведущая.

– Это еще и хрупко, – сообщил генерал, – просто задумайся: сапоги не вечны, они, как и любая вещь, со временем, требуют ремонта. Тот, кому этот сапог топчет лицо, вовсе не мотивирован ремонтировать. В аграрную эру хозяева сапога могли как-то справиться с проблемой, поскольку тогда хозяйство было простое, понятное всем жителям, включая правителей и охранников. В машинную эру правители и охранники не понимают этого. Работники в курсе, и поэтому минимизируют свои усилия. Им безразличен результат и соответственно: у деспотий концлагерного типа крайне низкая культура производства. Экономически почти все они нежизнеспособны и сводят баланс лишь экспортом своего природного сырья: лес, нефть, газ, руда. В начале XXI века некоторые из них пытались преодолеть это путем цифрового контроля – но нет. Плохая мотивация – плохой труд и утечка качественного персонала. Второе критически важно…

Он сделал паузу ради глотка вина, и продолжил: … – Когда я служил в разведсообществе ЕС, через меня прошло примерно два десятка независимых экспертных репортов о том, что копирование китайского пути: контроль вместо мотивации – крайне опасно. Оно ориентирует рабочих на ненависть к властям и работодателям. Оно склоняет обычных жителей на сторону мафиозных и радикальных группировок. Оно снабжает режимы-изгои – человеческим ресурсом, что повышает их потенциал. Но никто в профильных комитетах не принимал эти репорты всерьез. Там предпочитали верить в сказки визионеров о дивном новом мире, где все под цифровым контролем… Предсказуемо вместо дивного нового мира случился аргонавтинг, а затем Вандалический кризис, однако, это не самое смешное.

– А что самое смешное? – спросила телеведущая.

– Самое смешное, – произнес генерал, – что профильные комитеты продолжают слушать сказки тех же визионеров про то же самое, лишь чуть скорректированное.

– Вальтер, откуда ты знаешь?

– Элементарно, Габи. Прочти конкурсный файл доктора Перрена или еще кого-либо из официозной команды, и тоже будешь знать.

– Ах да. Кристина уже говорила… Слушай, а ведь я видела конкурсный файл MOXXI. Только не успела прочесть пока. Может, расскажешь кратко: что там?

– Лучше давай я расскажу, о чем там, – предложил он.

Телеведущая растерянно похлопала длинными ресницами.

– А-а… А в чем разница между «что» и «о чем»?

– Поясняю. «Что» – это план на 100 лет. «О чем» – это социально-экономический фон, который существует сейчас, и на котором предстоит реализовывать план. Первое без второго это неосновательная затея, потому предлагается начать именно со второго.

– Что-то я опять туплю, – призналась она.

– Элементарно, Габи. Наша цивилизация вышла из экономического и технологического ничтожества и достигла космоса за 130 лет между 1830-ми и 1960-ми. Стремительный прогресс, сменившийся еще более стремительным торможением. По инерции прогресс продолжался до конца XX века, а затем прилип намертво, как…