Текст книги "Процесс Лунного Зайца"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
– Что меня побудило? – переспросил тот, – ни что иное, как ваше отношение к человеку, его низведение до уровня бесчувственного скота, жаждущего только потреблять и не способного подняться над своим корытом до такого высокого чувства, как любовь.
Дориан хлестко ударил кулаком правой руки в раскрытую ладонь левой. Звук получился, как от щелчка кнута.
– Остенбрю утверждает, что я низвожу человека до уровня скота, – сказал он, – забавно слышать это от человека, только что сравнившего почтенную публику с ленивыми свиньями, спаривающимися в хлеву. Но слова сказаны и требуют обсуждения. Итак, мистер Остенбрю, какого же именно человека я низвел до уровня бесчувственного скота, неспособного к любви? Свою жену? Двоих наших детей? Мою приемную дочь? Ее сына, которого я считаю своим внуком? Моих студентов? Моих сотрудников? Назовите, с кем конкретно я совершил этот грязный поступок, и мы проверим, правда ли это.
– Вы думаете, что я не могу назвать имена? Ошибаетесь! – Ной Остенбрю потряс в воздухе пластиковой папкой, – здесь более двухсот имен, а восемь самых одиозных случаев я изучил подробно. Каждый случай это трагедия, это распавшиеся семьи, это брошенные дети и дети, ушедшие из семьи, это разрушенные жизни…
Математик требовательно протянул руку
– Дайте сюда папку.
– Зачем?
– Должен же я знать, в разрушении чьей жизни меня обвиняют.
– Здесь свидетельства не против вас, а против Ледфилда!
– Как это понимать, сэр? – повысив голос, спросил Дориан, – Вы, на глазах у суда и у миллионов телезрителей, которые сейчас находятся перед экранами, обвиняете меня в том, что я низвел до скотского состояния более двухсот человек. Но когда я хочу узнать, что же это за люди и чем я им повредил, вы прибегаете к нелепым уверткам. Шутки кончились. Дайте мне папку, или я немедленно попрошу суд возбудить дело о клевете, и будьте уверены, я вытрясу из вас и вашего фонда все, до последнего цента!
– Мистер Остенбрю, – вмешался судья Морн, – требования мистера Чизвика вполне обоснованы и я настоятельно рекомендую вам дать ему возможность ознакомиться с вашей папкой.
Остенбрю поджал губы и положил папку на стол.
Дориан мгновенно вытащил оттуда бумаги и привычно разложил их веером. Всего минуты три он смотрел на них. Затем, отойдя от стола, прошелся туда-сюда по залу, заложив руки за спину. Только после этого заговорил:
– Леди и джентльмены! Чтобы не называть имена людей, чьим бедам посвящены эти бумаги, я прибегну к аналогиям. Когда эскимосам, аборигенам нашего Севера, жившим в ужасных, с нашей точки зрения, условиях приполярного холода и первобытной нищеты, дали современное комфортабельное жилье, инфраструктуру и хорошо оплачиваемую работу, их уклад разрушился, семьи распались, общественная жизнь потеряла привычный смысл. К эскимосам я еще вернусь, а теперь…
– Свидетель, позвольте вас прервать! – воскликнул Стилмайер и, обратившись к судье, добавил, – Ваша честь! То, что сейчас рассказывает мистер Чизвик, не имеет никакого отношения к делу! Я прошу…
Судья Морн жестом остановил его.
– Прокурор, напоминаю, что именно вы подняли вопрос частного обвинения, которое мы сейчас рассматриваем. Нежелательно, чтобы впоследствии суд упрекали в недостаточном исследовании обстоятельств дела. Суд считает здесь уместной свободную дискуссию, и эти двое будут говорить столько, сколько сочтут нужным. Продолжайте, Дориан.
Математик с достоинством поклонился.
– Благодарю вас. Теперь случай из моего опыта. На одном моем летнем семинаре некий юноша слишком энергично вертелся. Предметом его беспокойства была юная леди, чья одежда состояла лишь из коротких штанишек и двух лент, расположенных на манер подтяжек. Как обычно в таких случаях, я пошутил, что симпатичная фигура, которую он столь увлеченно изучает, хотя и достойна всяческого внимания, но не является предметом сегодняшнего занятия. Реакция юноша была парадоксальной: он пришел в сильнейшее возбуждение, покраснел, вскочил и, переворачивая мебель, бросился вон из аудитории. Позже у него возникли серьезные проблемы, и он покинул университет. Причина была такова: Юноша воспитывался в семье со строгими пуританскими нравами и получил среднее образование в школе с раздельным обучением полов и другими архаичными правилами того же рода. В результате, университетская раскованность жизни стала для него источником психической травмы.
– А почему вы, профессор Чизвик, позволили студентке присутствовать на занятиях в таком вызывающем и оскорбительном виде? – спросил Ной Остенбрю.
– Не понимаю вас, – сказал Дориан, – из чего вы заключили, что ее вид был вызывающим и оскорбительным?
– Но вы же сами описали, как она была одета!
– Да. И как же из этого следует ваш вывод?
Остенбрю ненадолго растерялся, затем, вновь обрел уверенность и язвительно спросил:
– А разве не вы сказали о психологическом срыве, который испытал от ее вида хорошо воспитанный юноша?
– Леди была одета нормально, но юноша был воспитан отвратительно. Вид обнаженного участка женского тела вызывал у него острую реакцию, которую он считал порочной.
– Ах, вот как, – произнес Остенбрю, – интересно, что бы вы сказали, если бы ваша жена или дочь появилась в общественном месте в подобном виде.
– Наверное, пару комплементов, – ответил Чизвик, – я всегда так делаю.
– То есть, вы позволяете своей жене и дочери одеваться, как шлюхам?
Математик посмотрел на своего оппонента, как на экзотическое насекомое, и произнес:
– Это важный вопрос. Для мистера Остенбрю шлюхой является любая женщина, чья грудь не полностью прикрыта одеждой. Для исламского фундаменталиста – это женщина с неприкрытым лицом. Для бушмена-киали – женщина с необрезанным клитором. Все эти трое дикарей, в сущности, очень похожи…
– Вы назвали меня дикарем? – покраснев от гнева, перебил его Остенбрю, – что вы себе позволяете… Вы ответите за это!
– Да, – подтвердил Чизвик, – вы назвали шлюхами мою жену и приемную дочь, а я назвал вас дикарем, и позже мы разберемся, кто и за что ответит. А в связи с вашей репликой и вашими бумагами мне вспоминается такой случай. Отец 19-летней студентки обратился ко мне, как к одному из старших преподавателей кафедры, в связи с проблемой: его дочь со скандалом ушла из дома. Я попросил его зайти завтра и переговорил с юной леди. Оказалось, отец нанес ей побои за игру в аморальных, по его мнению, любительских спектаклях в студенческом театре-студии. На второй беседе этот господин прочел мне лекцию о библии и отцовском долге. Я в ответ предложил ему написать обязательство не применять все это к дочери. Он согласился, поскольку альтернативой для него был арест за истязание и год тюрьмы, как минимум. Информированный полицейский офицер уже ждал в приемной. Затем я потребовал, чтобы он зачитал это обязательство своей жене по телефону в присутствие полицейского офицера…
– Но это шантаж! – возмутился Остенбрю, – вы шантажировали несчастных родителей, вы под угрозой насилия заставили их отречься от своей религии и от своих прав на ребенка!
Чизвик несколько раз утвердительно кивнул, а затем обратился к залу.
– Леди и джентльмены, только что прозвучала фраза, которая многое объясняет. Речь идет о позитивном насилии, защищающем цивилизацию НТР. Принцип НТР: каждая личность принадлежала самой себе и более никому. Это не либеральный каприз, а необходимое условие личного творчества. Любой творческий акт может стать импульсом для нового направления в науке и технике, колоссально обогатить все общество и каждого его члена. Кто подавляет личность, тот грабит общество. Запреты должны сводиться к минимуму, необходимому для поддержания технического порядка. На эту тему имеются разумные законы. Если родители считают, что ребенок это их вещь, если муж считает, что жена это его собственность, если религиозный или политический лидер заявляет права на общество, как на стадо скота, то общество должно применять к подобным деятелям позитивное насилие. Именно это было сделано полицейским офицером и мной в данном случае и должно делаться всегда. Оппонент, вероятнее всего, заявит, что такой подход подрывает традиционную нравственность, разрушает сложившийся семейный уклад и противоречит каким-то библейским принципам. Тут я возвращаюсь к своему примеру с традиционными эскимосами. Их обычаи и нравы, их семейный и общественный уклад, подобно библейскому укладу, сложился в первобытную эпоху. Он, конечно, ценен в этнографическом смысле, но полностью несовместим с обществом НТР. Семьи или общины с таким укладом не способны жить в современном технологичном мире…
– Я протестую! – это поднялся с места прокурор Стилмайер, – свидетель теперь уже совершенно без повода оскорбляет религиозные чувства присутствующих.
– Почему-то я этого не заметил, – задумчиво произнес судья Морн, – в чем состояло оскорбление?
– Вы не слышали, как он сравнил христиан с эскимосами?
– И что в этом оскорбительного? – спросил судья, – по Конституции все люди равны, независимо от расы и религии.
– Но он сказал, что написанное в библии несовместимо с цивилизованным миром!
Судья пожал плечами:
– Так многие говорят. И это не считается оскорблением. У вас еще что-нибудь? Нет? В таком случае, ваш протест отклонен. Продолжайте, свидетель.
Вновь церемонно поклонившись судье, Чизвик продолжал:
– В бумагах мистера Остенбрю описаны типичные проблемы первобытной общины при ее взаимодействии с цивилизацией НТР. То, что выбраны лишь случаи, связанные с фирмой «Цезарь», принадлежащей Ледфилду – совершенно не важно. Так традиционная община эскимосов могла бы подать в суд на любое кафе, где чай и кофе продаются, а сахарницы стоят на столах и каждый берет, сколько хочет. Известен случай, когда человек из подобной общины, впервые увидев такое изобилие, съел невообразимое количество сахара и получил тяжелое отравление. Первобытные общины способны научиться применять винтовки, автомобили и даже компьютеры. Но они не могут существовать в социальной среде, которая создает эти высокотехнологичные предметы. Такая среда с ее свободой, многообразием, изобилием, динамизмом растворяет их, как горячий чай растворяет кусочки сахара. Молодежь теряет уважение к главам традиционных семей и тяготеет к стилю жизни цивилизованных сверстников, поскольку этот стиль свободнее и интереснее. Конечно, это порождает ряд проблем, в точности таких, какие описаны в бумагах моего оппонента. Мистер Остенбрю правильно предъявил обвинения не Ледфилду, а мне, как представителю науки. Еще лучше было бы предъявить их всей цивилизации НТР. Ведь в чем обвиняют Ледфилда? В том, что он давал информацию о таких потребностях, которые первобытная община не могла удовлетворить, а общество эпохи НТР – может. Самая ужасная из этих историй вот, – Чизвик потряс в руке несколькими листами бумаги:
– 18-летняя девушка, назовем ее Мэри, покинула отчий дом, с благословения родителей выйдя за муж за 22-летнего юношу, назовем его Джон. Оба молодожена происходили из патриархальных семей со строгими внутренними правилами. Едва освободившись из-под отцовской власти, Мэри начинает делать вещи, которые ей раньше запрещали, в частности посещать эротические сайты. Через пару месяцев она находит сайт фирмы «Цезарь» и вскоре становится посетителем клуба виртуальных игр с эффектом присутствия. А еще через месяц Мэри уходит из дома и пишет мужу по e-mail предложение заочно оформить развод без взаимных претензий.
Джон отказывается, зная, что Мэри беременна от него, а в случае такого развода он потеряет юридическое отношение к своему будущему ребенку. Следует повторное предложение о разводе, к которому приложена копия справки о произведенном аборте. В отчаянии Джон пытается покончить с собой и оказывается под наблюдением психиатров. Узнав об этом, Мэри обращается в суд и получает развод по основанию психической невменяемости мужа. Затем Мэри информирует банк, предоставивший ссуду на покупку дома. Банк блокирует счет и расторгает кредитный договор, Джона выселяют, а его имя попадает в черный список. После этого он выбрасывается из окна и врачам не удается спасти его жизнь.
Как такое могло произойти?
Начнем с брачных обычаев в общинах, к которым принадлежали эти молодые люди. Добрачный сексуальный опыт табуирован, и даже в школе юноши и девушки учатся раздельно. Их знакомство и заключение браков происходит, как правило, с подачи старших родственников. То есть, юношу и девушку укладывают в постель, чтобы они, по выражению моего оппонента, «спаривались». Что они при этом испытают, не важно. Секс в этих общинах рассматривается лишь как способ размножения. Неуверенному юноше обычно удается совершить с испуганной девушкой нечто, напоминающее торопливый акт некрофилии, и излить в ее тело сперму. Происходит зачатие.
Если молодые люди не знают о том, что нормальный половой акт выглядит существенно иначе, то они полагают, что все так и должно быть. Будь община идеально изолирована, так могло бы происходить из поколения в поколение. Но в обществе НТР информация доступна любому, кто нажимает кнопку. Стоило Мэри оказаться вне зоны физического контроля со стороны родительской семьи, как она узнала о том, что такое чувственная любовь. Источником информации об этой естественной и привлекательной стороне человеческой сексуальности могли с равным успехом стать художественные фильмы, эротические арт-клипы и образовательные сайты гуманитарного направления. Далее Мэри оказалась на сайте, где предлагались услуги виртуального секса…
Чизвик обратился к Ледфилду.
– Лейв, вам знаком случай, о котором я говорю?
– Да, Дориан. Этой была крайне неприятная история для всех нас…
– Представляю. А вы помните, какие именно услуги приобретала эта девушка?
– Да, помню. После консультации с нашими психологами она выбрала «Страну цветов». Это один из сценариев с фейри, разработанный для социального проекта «Программа реабилитации лиц, подвергшихся сексуальному насилию». Если суд не возражает, я кратко расскажу об этом проекте.
– Рассказывайте, – согласился судья, – я вижу, что иначе вообще не понять, о чем речь.
Лейв кивнул головой и продолжил:
– «Страна цветов» это виртуальный мир, полностью свободный от насилия. Она выглядит, как тропические джунгли, превращенные в уютный парк, где каждое растение цветет по-своему. Всюду – на земле, в кронах деревьев, в небольших чистых водоемах – обитают нежные, очаровательные создания. Пушистые зверушки, мурлыкающие, когда их гладят. Яркие поющие бабочки. Огромные и очень забавные улитки, на которых можно кататься верхом. Все они просто играют с гостьей, хотя эти игры несут легкий, почти неуловимый эротический подтекст. Позже появляются фейри. Грациозные антропоморфные существа, обнаженные тела которых скользят между деревьев. Фейри любят плескаться в водоемах, петь, танцевать, загадывать загадки и секретничать. В начале юноши-фейри стараются не приближаться к гостье на расстояние физического контакта, а вот девушки-фейри очень быстро принимают гостью в свои игры… Если позволите, я покажу короткий видеоклип, всего несколько минут, и дам некоторые комментарии.
– Ладно, раз уж начали, – сказал судья Морн, – прошу техническую службу воспроизвести запись, представленную защитой.
…
На берегу ручья, рядом с миниатюрным водопадом, под куполом густых крон деревьев, покрытых яркими лиловыми цветами, три обнаженные девушки (точнее, одна девушка и две фейри) играли в занятную игру. Девушка и фейри, вооружившись набором красок, пальцами рисовали на теле второй фейри бабочку. Рисунок был готов через пару минут. Нарисованная бабочка внезапно ожила, отделилась от кожи фейри, пару раз сложила и развернула крылья, а затем легко взлетела в воздух, сделала круг над ручьем и исчезла в кроне деревьев. Все захлопали в ладоши, а потом поменялись местами, и теперь роль «холста» стала выполнять другая фейри. На ней нарисовали лягушку, которая, ожив, прыгнула в ручей и с мелодичным всплеском исчезла под водой, а роль «холста» перешла к девушке. Рисунок на ее теле, видимо, должен был представлять собой большую зеленую гусеницу, но в какой-то момент тональность игры плавно поменялась. Теперь пальчики двух фейри просто гладили кожу девушки, скользили вокруг сосков, двигались вниз, к бедрам. Все более нежные и откровенные ласки, приводили девушку во все более сильное возбуждение, она изгибалась всем телом, подставляя подружкам то грудь, то живот, то внутренние поверхности бедер. Еще немного и наступила кульминация, или, как говорят сексологи, «мультиоргазм». Гусеница, частично изображенная на теле девушки, как-то сама собой дорисовалась и неторопливо уползла в прибрежные заросли.
ИНТЕРВЕНЦИЯ НТР
18. Сексуальная адаптация и ее следствия
Клип закончился.
– Девушки-фейри очень нежны и при этом бисексуальны, – пояснил Ледфилд, – на первом этапе гостья играет с ними в легкие сексуальные игры вроде той, которую вы видели. Ко второму этапу гостья восстанавливает устойчивую способность испытывать оргазм и начинает проявлять сексуальную инициативу. Тогда же гостья начинает от случая к случаю наблюдать сцены занятия любовью девушек и юношей фейри. На третьем этапе она приходит к тому, чтобы принимать флирт юношей, а затем и заниматься любовью с ними. На четвертом этапе она уже уверенно проявляет гетеросексуальную инициативу. Приведенная последовательность соответствует научно-обоснованным рекомендациям психологов, и ее эффективность подтверждается статистическими…
– Это немыслимо! – перебил его Остенбрю, – такой мерзости еще мир не видел! Научно-обоснованное вовлечение в скотоложество, гомосексуализм и… и я даже не знаю, как называть этот клубок противоестественных половых извращений.
– Называйте это: «Erotic Creative Adaptation», – подсказал Лейв, – ECA это официальное название метода, оно фигурирует в ряде публикаций и полицейских отчетов…
– Слава богу, полиция добралась до этого безобразия, – снова перебил Остенбрю.
Лейв улыбнулся и пожал плечами.
– Ну, еще бы. Метод разработан нашими специалистами вместе с группой психологов из аналитического отдела полиции Токелау по программе международного партнерства. Использование метода ECA для реабилитации жертв сексуального насилия одобрено департаментами здравоохранения и общественной безопасности.
Остенбрю, похоже, хотел что-то сказать, но так и не решил, что именно.
Тем временем, прокурор Стилмайер проявил профессиональную заинтересованность.
– Мистер Ледфилд, а насколько эффективен такой метод?
– Полная реабилитация примерно в 70 процентах случаев, частичная – почти всегда. По крайней мере, не было ни одного случая, чтобы состояние потерпевшей не улучшилось. Вы можете посмотреть отчеты на сайте полиции Токелау, в разделе «Международное сотрудничество» или на сайте полиции Новой Зеландии в разделе «Международные программы помощи жертвам криминального насилия».
Прокурор сосредоточенно кивнул.
– Непременно с ними ознакомлюсь. Но рассматриваемый случай с конфликтом молодых супругов, насколько я понимаю, относился к 30 процентам неполных реабилитаций?
Ледфилд покачал головой.
– Не совсем так. Дело в том, что эта молодая женщина прошла только первый этап из трех, предусмотренных данным методом. Как оказалось, у нее с мужем был общий семейный счет в банке, и муж написал в банк заявление о блокировании платежей с этого счета за услуги нашей фирмы. Если бы Мэри… Буду называть ее так… сообщила нам, что проблема только в деньгах, мы бы продолжили обслуживание на благотворительной основе. В нашей фирме для этого создан специальный фонд. Но, к сожалению, Мэри ничего нам не сообщила. Как я узнал позже, в тот же день, когда банк отказал в платежах и сослался на заявление ее мужа, она ушла из дома и отправила письмо о разводе.
– Странно, – заметил Стилмайер, – во многих семьях есть споры вокруг денег, но из-за покупки одной услуги вот так, покинуть семью и потребовать развода. Не чересчур ли?
– Психологи считают, что это была естественная реакция, – ответил Лейв, – видите ли, дело было не в самих деньгах, а в восприятии возникшей ситуации. Молодая женщина впервые увидела яркую и привлекательную сторону интимной жизни, у нее появилась тайная дверца, через которую она могла ускользать, ненадолго, за кусочком счастья. Вдруг она обнаруживает эту дверцу заколоченной досками крест-накрест. Человек, сделавший это, стал для нее ненавистен в одну секунду. Она не желала больше видеть его. Тем не менее, она смогла написать ему спокойное, строго деловое письмо о разводе, что, по мнению психологов, указывает на успех первого этапа реабилитации. Если бы она прошла следующие два этапа, то…
– Это вы называете успехом! – перебил его Остенбрю, – Молодая женщина хладнокровно бросает семью и доводит мужа до самоубийства, погубив сначала его нерожденное дитя, а затем его доброе имя. Чему бы вы обучили ее на следующих этапах? Каннибализму? Ведьмовству? Поклонению сатане?
– На следующих этапах, – спокойно сказал Лейв, – она научилась бы верить в себя и не бояться людей, включая и лиц противоположного пола. Она была бы готова спокойно и взвешенно определять свое будущее, принимая реальность такой, какова она есть. Если бы она прошла эти этапы, то, вероятно, смогла бы избавиться от унизительной опеки семьи, не разрушая ничью жизнь. Но в той ситуации молодая женщина просто испугалась. Муж попытался вернуть ее в положение покорной жены, используя свои права на будущего ребенка. Волк, чтобы освободиться, может отгрызть свою лапу, попавшую в капкан. Она пошла на аборт, чтобы освободиться от брака, ставшего капканом. Не имея практически никакого жизненного опыта, она восприняла попытку суицида мужа, как новую уловку, постаралась найти в этой уловке слабое место, и нашла. То, что жена имеет веские причины сомневаться в психическом здоровье мужа, было для суда достаточным основанием, чтобы вынести решение о разводе. Касательно банка: у нее не было причин отвечать по кредиту за дом, в котором она не жила. Могла ли юная 18-летняя женщина, психологически еще подросток, предвидеть, что после всего этого, молодой человек в глазах общественности станет выглядеть сумасшедшим, и что подобное отношение общества подтолкнет его к самоубийству?
– Вот расхожий аргумент бессовестных адвокатов в защиту молодых преступников и подонков! – провозгласил Остенбрю, – Ах, они такие юные и ничего не понимают!
– Разве эта юная леди нуждается в адвокате? – возразил ему Чизвик, – насколько я понимаю, у правосудия нет к ней ни малейших претензий. Вне зависимости от своих мотивов, она имела законное право сделать аборт, законное право развестись с мужем и законное право отказаться от купленного в кредит дома.
– Но вы кое о чем забыли, профессор! Доведение до самоубийства карается законом, как тяжкое преступление!
– Доведение до самоубийства? – переспросил математик, – да, это хорошая формулировка. Она адекватно отражает суть взаимодействия традиционной общины с обществом НТР. Вспомним случай с юношей-эскимосом и бесплатным сахаром в кафе. Разнообразие и свобода частной жизни в сочетании с материальным изобилием закономерно приводят представителя традиционной общины к физической гибели. Что было в обсуждаемом случае? Согласно традиции, Джон считал, что Мэри это его имущество, что эта женщина отдана ему в жены, чтобы работать по дому, готовить пищу и рожать детей. Леди и джентльмены, представьте, что ваш кухонный комбайн исчез из дома, оставив записку: «Ты унижал меня, пихая мне внутрь дешевые полуфабрикаты, и я ушла навсегда». Разумеется, вы захотите вернуть эту машинку к себе на кухню и вправить ей мозги, чтобы она больше не выкидывала таких фортелей. Именно это Джон хотел проделать с Мэри, но столкнулся с обществом НТР, защищающим автономию личности. Общество оказалось тверже, и Джон разбился насмерть. Попытка представителя традиционной общины действовать по своим обычаям в обществе НТР всегда самоубийственна. Не важно, что станет непосредственной причиной смерти: бесплатный сахар, стоп-лист банка, судебное постановление или пуля полисмена.
Воспользовавшись паузой Дориана Чизвика, Ной Остенбрю громко заявил:
– Нечего сказать, хорошее же общество дал нам так называемый прогресс! Как сказано в Апокалипсисе, «Он обольщает живущих на земле, говоря, чтобы они сделали образ зверя. И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил, и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя».
Дориан поднял вверх сжатые кулаки, жестом футболиста, забившего гол.
– Да! С точки зрения племенного царька эскимосов, вы рассуждаете совершенно верно! У традиционной общины перед лицом прогресса есть только два пути: или исчезнуть, или добровольно изолировать себя от НТР, уйдя в резервацию.
– И этот выбор между могилой и концлагерем вы называете свободой? – насмешливо спросил Остенбрю.
– Да ничего подобного! – математик улыбнулся и покачал головой, – Община не может оказаться в могиле. Она просто исчезает, когда ее покидает последний человек. А сравнение с концлагерем вовсе абсурдно. Концлагерь изолирован снаружи, порядки установлены извне, и обитателям запрещено его покидать. Резервация изолирована изнутри, порядки устанавливаются обитателями и посторонним в нее запрещено приходить. А выход свободный. Добро пожаловать в реальный мир.
– В жизни не слышал такой ерунды! – сказал Остенбрю, – что же тогда удержит людей в этой резервации?
– Традиционных эскимосов, – ответил Дориан, – удерживает их неприспособленность к жизни в мире НТР. Разрушительное материальное изобилие и смертоносная свобода личного выбора. Бесплатный сахар и фирма «Цезарь». Вы же собрали документы о 200 трагедиях. Если бы ваши общины располагались в резервации, этого бы не произошло.
Остенбрю взмахнул руками от избытка чувств.
– Вот как? Вместо того, чтобы очистить общество, погрязшее в пороках, вы хотите загнать в гетто всех тех, кто еще сохранил совесть и для кого пороки нестерпимы! Не лучше ли наоборот, порок загнать в гетто?
– Нет, – наставительно сказал Чизвик, – наоборот уже пробовали, и очистки не получилось, а общество погрузилось в грязь и свинство. В Римской империи водопровод существовал еще до новой эры. Но когда империя установила христианскую ортодоксию и традиции древнееврейских скотоводов, водопровод исчез. Европа утонула в грязи и, простите за пикантную подробность, оказалась поголовно заражена вшами, блохами, глистами и кишечными инфекциями. Через 1000 лет ортодоксию понемногу отменили, а водопровод был снова построен. Этот урок истории ставит перед обществом дилемму: или цивилизация с водопроводом, или ваша традиция с глистами.
Остенбрю повернулся к судье и спросил:
– Ну, теперь-то вы видите, что этот свидетель оскорбляет религию?
– Действительно, Дориан, вы могли бы выражаться мягче, – сказал судья Морн.
– Ваша честь, я и не думал оскорблять религию, – возразил математик, – Древние римляне, построившие водопровод и создавшие многое другое, например, основы права, которыми мы пользуемся, были очень религиозны. Но они, как и мы, уважали свободу совести. Каждый следовал такой религии, какую считал правильной, а законы издавались для общественной пользы. Ортодоксы, для которых религиозная свобода окружающих была неприемлема, могли жить в своих резервациях, и не пользоваться водопроводом, если он противоречил их религии. Это я и предлагаю оппоненту. А он говорит, что, поскольку водопровод несовместим с религией и обычаями его общины, то им никто не должен пользоваться. Нечто подобное уже было. Я привел исторический пример. Мне кажется, что общине мистера Остенбрю есть чему поучиться у традиционных эскимосов. Они потребовали резервацию для своих традиционных общин, но им и в голову не пришло требовать, чтобы в такую резервацию превращали всю страну или весь мир.
Судья Морн покачал головой.
– Насколько я понял, мистер Остенбрю говорил только о морали, а не о водопроводе.
– Он говорил, что внутренняя мораль его общины, в отличие от цивилизованной морали, несовместима с научно-техническим прогрессом, материальным благополучием и личной свободой людей.
– Мне это не совсем понятно, – признал судья Морн, – я считал, что мораль является все-таки чем-то единым для нашего общества.
Ледфилд откашлялся.
– Ваша честь, позвольте дать пояснение. С одной стороны, вы правы, мораль это самая общая форма социального регулирования поведения людей, она определяет связь их действий с социальными целями и идеалами, она же лежит в основе представлений о справедливости, которые отражаются затем в законодательстве.
– Это я и имел в виду, – буркнул судья, – в обществе одни законы и одна мораль.
– Да, – согласился Лейв, – а, поскольку воззрения, излагаемые заявителями, противоречат цивилизованным законам, а также общественным целям, записанными в Конституции, то они юридически не могут считаться моральными воззрениями.
Судья Морн кивнул.
– Ваша логика мне понятна… Представитель обвинения, вы хотели что-то добавить?
– Да, ваша честь, – сказал прокурор, – позиция защиты сводится к тому, что аморально лишь то, что прямо нарушает закон. Но ведь это не так.
– Вы меня неправильно поняли, – ответил Лейв, – аморально не только то, что противно закону, но и то, что несовместимо с гуманитарными основами цивилизованного права.
– Тогда я не понял. Мистер Ледфилд, приведите пример чего-нибудь такого, что на ваш взгляд аморально, хотя и не нарушает конкретных законов.
– Пожалуйста. Например, вот это публичное предложение услуг, полученное с сайта нелегальных распространителей. Подлинность подтверждена полицейским управлением Токелау. Здесь предлагаются следующие услуги… Я зачитаю выборочно:
«Почувствуй себя палачом! Жертва трепещет в ожидании нечеловеческих пыток!»
«Это – каннибализм! Заставь своих пленников почувствовать себя мясом!»
«Еретики. Муж, жена, 3 детей (их пол – на выбор). Выжги скверну каленым железом!»
«Ты – Джек Потрошитель! Ни одна шлюха не избежит твоего острого ножа!»
«Стань хирургом-любителем! Все без наркоза! Попробуй – не пожалеешь!»
Ледфилд покрутил в руке флэш-карту:
– Если суд сочтет возможным, я продемонстрирую иллюстрации, которыми был снабжен текст этой рекламы.
– Не сочтет, – отрезал судья Морн, – я не хочу снова вызывать в зал скорую помощь. Полагаю, присутствующие и так представили себе, о чем здесь может идти речь.
– В таком случае, могу ли я считать, что ответил на вопрос прокурора?
– Это вряд ли относится к делу, – возразил Стилмайер, – это не вопрос морали, а вопрос психиатрии. Ни один человек в здравом уме не будет пользоваться такими… У меня язык не поворачивается назвать это услугами.