Текст книги "Технопарк юрского периода. Загадки эволюции"

Автор книги: Александр Гангус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

Центр Галактики–  Солнце –  далее везде

Ну а звездносуточная вариация космических лучей? Она так и не найдена?

Ученые считают, что энергичные космические лучи образуются при вспышках сверхновых звезд и некоторых других космических катаклизмах. Это значит, что они рождаются там, где есть звезды, и текут, рассеиваясь, меняя направление из-за магнитных ловушек космоса, но неуклонно туда, где космических лучей меньше, в «пустые» пространства между звездными скоплениями.

Наша Галактика – колоссальная звездная система, и в ней должен существовать поток, диффузия космических лучей, направленный из густо заселенного звездами центра к краям и далее в открытый космос.

И на этом пути поток галактических космических лучей неизбежно должен пройти через Солнечную систему, расположенную ближе к краю Галактики. Этот-то поток и предстояло нащупать космикам.

Задача не из легких. Мы уже знаем, что в окрестностях нашей планеты хозяйничают Солнце, его магнитные поля, его «ветер». Для прямого потока частиц из Галактики все это серьезные преграды.

Но в одиннадцатилетнем ритме солнечной активности бывают и спады, когда солнечный ветер ослабевает и частицы не рассеиваются в пространстве на магнитных клубочках, волокнах, сгустках частиц, выброшенных Солнцем во время вспышек. Начало одного из таких спокойных периодов пришлось на весну 1954 года. И приборы космиков отметили-таки слабую вариацию, всплеск с максимумом в 6 часов утра. Судя по всему, частицы, давшие этот всплеск, были энергичными, на производство таких Солнце не способно.

Пришло лето, и утренний всплеск стал полночным и продолжал смещаться, пока осенью не стал восемнадцатичасовым, сильно ослабнув. А зимой его следы затерялись в хаосе ливней от обычного фона космического излучения.

Это был звездный источник космических лучей, ибо звездное время его появления оставалось неизменным. Он был наиболее четок летом, значит, именно летом Земля была к нему «ближе» всего. Зимой же, наоборот, между звездным источником и нашей планетой оказалось Солнце и все бурное околосолнечное пространство.

И если W-Ориона «замолчал» как будто навсегда, 1964 год, следующий год спокойного Солнца, подтвердил существование нового источника космических лучей. Что же это за источник?

Каждый меридиан Земли летом в полночь, весной утром, осенью вечером пересекает прямую Земля –  центр Галактики. Так было найдено предсказанное заранее космическое излучение Галактики во внешнее пространство.

Идут годы. Настало третье тысячелетие. В Якутске, на одной из крупнейших в мире установок по регистрации атмосферных ливней частиц (это 49 станций на круге с радиусом в два километра) нашли не один источник частиц с высокой и сверхвысокой энергией. Это и 9 пульсаров из ближайшего рукава нашей Галактики, и галактический диск, и несколько внегалактических источников. Оказалось, что наш звездный остров и его соседи, другие галактики, в свою очередь, образуют сверхгалактику, тоже плоскую, тоже вращающуюся вокруг общего центра с неким супергалактическим периодом, циклом обращения, супергалактическим супергодом продолжительностью в многие сотни миллионов лет. Суперплоскость этой супергалактики испускает особо энергичные частицы космических лучей. Группы из нескольких ливней таких частиц тоже нащупаны в самые последние годы XX века российскими космофизиками. Наука о вариациях космических лучей жива в нашей стране и идет вперед, несмотря ни на какие кризисы и разочарования.

Кобольды, эльфы, спрайты

Частицы сверхбольших энергий!

Зачем вы в эту даль пришли,

Величье космоса отвергли

И гибель в воздухе Земли

Его свободе предпочли?

Не для того ли вы погибли,

Чтоб мы с профессором седым,

С которым заполночь сидим,

Здесь наблюдали эти ливни и эти странные следы?

И –  раз уж мы снова вышли в современность –  затрону открытие самого конца XX века. Выше я уже упоминал об этом мимоходом. В 1989 году совершенно неожиданно для академической науки могущественная космическая организация США НАСА объявила об открытии совершенно нового геофизического явления – гигантских сполохов призрачного огня над особенно мощными земными грозами до высоты в 100 километров. Явление сначала заметил на фотопленке новых особо чувствительных фотокамер, которые проходили тестовые испытания, при съемках ночного неба над прерией штата Миннесота человек по имени Роберт Франц, а затем (в том же 1989 году) и увидели на снимках из космоса с космического корабля «Атлантис».

Как часто бывает, явление оказалось не такой уж и новостью. Его видели десятки пилотов высотных самолетов еще в 50-60-е годы прошлого века, но пилоты почти и не пытались официально доложить о своих наблюдениях, ограничиваясь толками в узком кругу своих. Примерно тогда же немалое число пилотов пострадали, доложив по инстанциям о встречах с НЛО,– их мгновенно начинали подозревать в лучшем случае в проблемах с психикой. Фонтаны призрачного огня, блуждающие огоньки... нет, лучше помалкивать, от греха подальше.

Вскоре появились уже десятки, сотни снимков, в том числе и цветных. Явление (его иногда называют «спрайты» – у Шекспира в пьесе «Буря» есть такие призрачные персонажи) научились классифицировать. Спрайта оказались разными. Самые высокие (100 километров), напоминающие гигантские красные кольца, назвали эльфами. Пониже (высота порядка 70 км) вспыхивали тоже красноватые вертикальные столбы –  их нередко сравнивают с устремленными в космос красными каракатицами щупальцами вниз –  получившие наименование «кобольды». «Блю джеты», синие «выстрелы» в мезосферу, пронизывают стратосферу с 20 до 50 километров. Красный преимущественно свет однозначно связывают со свечением атомов атмосферного азота под ударами электронов снизу, из грозового облака. Но на этом вся определенность и кончается. Все остальное пока – в области гипотез. Очень уж новое явление, его только-только учатся регистрировать и исследовать.

С борта космической станции тропический ураган выглядит как море мерцающего бледного огня –  это свечение тысяч молний. И изредка вверх –  красочные салюты эльфов, кобольдов, блю джетов. Одна молния на тысячу обычных молний дает не только обычную искру между облаком и земной поверхностью, но и выплеск в ионосферу. По подсчетам, такая молния должна быть почти на порядок сильней обычной молнии в обычную «европейскую» грозу. И – больше того.

Эта молния должна быть не обычной еще и тем, что в ней разряд идет не между положительно заряженной верхней частью облака и отрицательно заряженной нижней его частью и не между этой нижней отрицательно заряженной частью и «плюсом» земной поверхности (как это в норме бывает и должно быть), а –  самый редкий случай в мире молний –  из верхней «плюсовой» части облака – в «минусовую» на сей раз почву. Такие молнии –  они самые сильные и длинные –  хоть и редко, но бывают. Предполагается, что ток, т.е. поток электронов в этой «положительной» супермолнии, разогнавшись от отрицательно заряженной почвы до вершины облака, проскакивает еще выше и порождает «спрайты» в заоблачных высотах. Примерно так, по классической, школьной теории возникновения молний, объясняет новое явление Стивен Каммер из Даргемского унивеситета (США).

Но с ним многие несогласны. Дело в том, что молния, при том что ее давным-давно исследовали и, казалось бы, объяснили такие классики науки, как Франклин в Америке, Ломоносов и Рихман в России и многие другие, до сих пор ставит в тупик, скажем, специалистов-электротехников. Вроде бы чего там такого, в грозовой туче мелкие кристаллики льда и крупные градины (или водяные капли), снуя вверх и вниз, трутся, электризуются, приобретают заряды. Воздушные потоки сортируют эти частицы по весу. Легкие кристаллики (обычно заряжающиеся положительно) уносит в верхнюю часть тучи, тяжелые градины или капли – в нижнюю. Так возникает разность потенциалов. Нижняя часть тучи, обычно заряженная отрицательно, оттолкнув такие же заряды на земной поверхности, электризует ее положительно. Между зарядами копится напряжение, которое по достижении некоего порогового, предельного значения неотвратимо разряжается искрой, молнией между разными тучами, между слоями одной тучи, между тучей и земной поверхностью.

Все просто? Но вот за дело берется специалист. Он измеряет реальный заряд в туче и на земле, высчитывает реальную напряженность поля и говорит: никакой молнии быть не должно. То самое пороговое значение для самопроизвольного разряда практически никогда не достигается, а молния все же происходит по совершенно необъяснимой, в сущности, причине!

Франклин запускал змея в облако. Заряд охотно пользовался предоставленной дорогой. На своем конце бечевки Франклин проводил свои опыты с атмосферным электричеством и, в общем, чудом избежал гибели. Те же опыты проводили и Ломоносов с Рихманом в Петербурге – у них прямо в лабораторию был проложен кабель от металлического штыря, ловившего грозовой заряд на крыше дома. Рихман получил выдающийся результат, который с тех пор никем не был повторен: в его установке возникла шаровая молния, которая не лучшим образом отблагодарила своего создателя, убив его наповал.

Во всех этих опытах, как и в случае срабатывания громоотвода, человек помогает возникновению молнии, снижая пороговое значение разряда тем, что искусственно замыкает «пластины» атмосферного «конденсатора». Современные опыты с молнией проводятся так: в облако запускают ракету с привязанной к ней тонкой медной проволокой. Ракета летит, катушка стремительно разматывается, искусственная, вернее спровоцированная, естественная молния со страшным шумом бьет по прямой в катушку, испаряя проволоку в долю секунды, исследователь в бункере смотрит на приборы, замеряет, записывает. И... приходит к выводу, что без его «провокации», без ракеты и проволоки, молнии и близко быть не могло, до порогового значения заряда и напряженности, которого хватило бы для естественной ионизации воздуха, достаточной для самопроизвольного возникновения проводящего канала, еще ой как далеко, но его глаза видят иное: справа и слева из не очень-то и могучей тучки в тех же условиях без его помощи исправно бьют молнии, большие и маленькие. И у него возникает странное подозрение. Кто-то еще занимается рядом с ним точно такими же провокациями и развлекается получением молний в условиях... отсутствия условий для возникновения естественной молнии!

Так вот, нашлись исследователи, заявившие, что любое объяснение спрайтов, если оно заодно не объясняет главной вековой загадки молнии насчет порогового значения заряда и напряженности, ничего на самом деле не объясняет.

Одна такая группа исследователей под водительством академика Александра Викторовича Гуревича из московского Физического института им. П.Н. Лебедева предложила и свое объяснение как спрайтам, так и молниям вообще. С этой точки зрения, молниями Земли управляют ливни вторичных частиц, выбитых посланцами галактик, энергичными частицами космических лучей из атомов воздуха. Эти ливни и прокладывают ионизованные токопроводящие каналы в атмосфере, действующие в точности, как бечевка франклинова змея или медная проволока современного заклинателя молний. Эти ливни не дают накопиться неизмеримо более грандиозным электрическим напряжениям в земной атмосфере, которые сделали бы нашу жизнь на планете гораздо более опасной, а то и невозможной.

Возможно, красные кобольды, эти каракатицы щупальцами вниз на высотах до семидесяти километров, и есть высветившаяся картина такого ливня. В голове «каракатицы» происходит гибель космической частицы, вниз летят каскады вторичных-третичных частиц («щупальца каракатицы»), ливень доходит до Грозы, прокладывая канал для обычной молнии, бьющей в землю, но часть электронов устремляется по каналу и ввысь, высвечивая всю картину произошедшего. Перед нами естественный регистратор, монитор, изображающий конец странствий космического путешественника.

С Гуревичем и его сторонниками спорят. Пока не ясно, почему, если все молнии – от космических лучей, спрайты выдает только одна из сотен молний. Объяснений на ум приходит сразу с десяток. Но... и на самом переднем крае науки не всегда следует поддаваться искушениям забегать вперед.

Но хочется, чтобы поскорей. Впереди – удивительная вероятность того, что земная атмосфера с ее грозами начнет работать как гигантский прибор для изучения отдаленных закоулков Вселенной, откуда приходят к нам «гении микромира». А ритмика земных гроз вообще и появления «кобольдов и эльфов» станет еще одним свидетельством об устройстве космических окрестностей нашей планеты.

Открыв спрайты, эти молнии стратосферы, наука обнаружила, что они, как и обычная грозовая молния, еще и громыхают там, наверху, и вовсе не тихо. Но мы их не слышим, поскольку этот гром –  в инфразвуковом, низкочастотном диапазоне, для нашего уха неразличимом, как и ультразвуковой высокочастотный разговор дельфинов, кашалотов, бегемотов. Гром кобольдов уже регистрируют и хорошо распознают. С его помощью спрайты засекают и днем.

Путь на «Космос»

До нас их творчества следы

Дойдут, оставив позади

 Преодоленные века.

Так пробивает облака,

Все, что незыблемо и косно,

Погибший гений микрокосма.

А тогда, в 1966 году, мы с Женей Коломейцем, заведующим лабораторией космических лучей Казахского государственного университета, ехали в горы Заилийского Алатау. Впереди была высокогорная космостанция, где физики-ядерщики круглые сутки сторожили приход странников Вселенной. Вокруг высились горы, прекрасные в лучах белого светила, затаившие в себе грозную опасность. В своем молчаливом заговоре горы были как бы союзниками Солнца – начинался новый подъем солнечной активности. Алма-Ата жила в те дни' ожиданием селя – грязекаменного потока с подтаявших ледниковых морен. Справа от шоссе мелькали то и дело стандартные желтые щиты: «Горисполком предупреждает население Опасно. Возможен сель». Иногда в колючих зарослях видны были таблички поменьше: «В случае селя выходи на склон».

Была жара. Снежные вершины дразнили прохладной белизной. Но ее, этой белизны, с каждым днем становилось все меньше –  и все больше черноты мокрых скал. Вечные снега таяли. Грозно ревели вздувшиеся от большой воды реки, ручьи и ручейки. Арыки в городе наполнились до краев. Дрожали, натягиваясь, струны автоматических приборов, сторожащих в ущельях селевую опасность.

Газеты тогда пестрели сообщениями о стихийных бедствиях в разных концах Земли. Ураганы, торнадо, наводнения...

Не была ли связана эта волна бедствий с резким повышением активности Солнца? Этот вопрос задавали себе ученые самых разных специальностей. А по гипотезе американского физика Нея (о ней вы читали в главе «В небе Солнца»), посредником при воздействии Солнца на погоду и климат являются именно космические лучи.

Алма-Ата ждала Большого Взрыва. Он должен был надолго, если не навеки, закрыть путь селевой опасности.

Космики Алмаатинского университета под шумок хотели по-своему использовать штольни, предназначенные под заряд взрывчатки, засунуть в самое сердце гор свои приборы –  скальная толща при этом заработала бы как естественный фильтр, процеживающий и сортирующий космические лучи по энергиям. Женя Коломеец показал мне тогда зарешеченные отверстия штолен, готовых принять взрывчатку.

Два взрыва прогремели в урочище Медео – один осенью, другой весной следующего года. Угроза была отведена. Прошло сорок лет, селя не было.

Чтобы добраться от Алма-Аты до «Космоса» (так называли «свои» Тяньшаньскую высокогорную станцию космических лучей), нам потребовалось несколько больше времени, чем читателю –  чтобы прочесть эту, довольно длинную главу.

3340 метров над уровнем моря. Вокруг – острые пики одного из «молодых», растущих хребтов Земли. По предсказанию ученых, через полмиллиона этак лет этот хребет сравняется по высоте с высочайшими горными системами –  Памиром, Гималаями. Рост этот продолжается. Перевал Джусалы-Кечень, на котором стоит космостанция, –  это эпицентр знаменитого Верненского землетрясения, практически стершего Алма-Ату с лика Земли в начале XX века. Значит, прямо под моими ногами – разлом земной коры, где зреет, возможно, следующий сдвиг, который будет приведен в действие в надлежащий момент одним из тех многочисленных ритмов, о которых шел здесь рассказ.

На «Космосе» работают физики-ядерщики. Их мало заботит устройство межпланетного пространства, о котором рассказывают вариации космических лучей. Космос для них –  вроде дарового природного источника и ускорителя ядерных частиц. А цель их работы – исследование микрокосма, мира элементарных частиц.

Если когда-нибудь будет написана большая книга обо всей системе ритмов мира, она должна будет начаться с элементарных частиц –  и ими же закончиться. Ибо, чем дальше в глубь материи, тем ярче выявляется волновая ее сущность. А когда речь заходит о таких мельчайших частицах, как фотон, тут можно говорить о «дуализме» частиц. Фотон –  это частица и волна одновременно. Фотоны видимого света, гамма-излучения, инфракрасного, радиодиапазона – это в то же время просто волны разной частоты.

Можно, говорят, с точки зрения физика-ядерщика, описать как дуалистическое образование даже земной шар. Только от волны в нем будет совсем немного.

От великого до ничтожного Большой мир, космос, обязан многими своими ритмами микромиру. Взрывы Сверхновых – это, по мнению профессора Д.А. Франк-Каменецкого, нарушение равновесия в недрах особых звезд, звезд, состоящих из смеси частиц и античастиц. Сосуществование заклятых врагов возможно, но не вечно. Взрыв –  и космос наполняется теми самыми сверхтяжелыми и сверхэнергичными частицами космических лучей, за которыми охотятся космики на Тянь-Шане.

Мир звезд только кажется разнообразным. Процессы, породившие их, отличались ритмическим однообразием. В среднем звезды равны по массе Солнцу. Отклонения есть, но небольшие. Самые малые звезды – больше одной десятой Солнца, а самые большие –  меньше 75 солнц.

Других звезд нет. Нет, потому что в уравнение, описывающее устойчивость звезды, входит такое число, как масса протона. Только если бы протон был меньше, чем он есть, звезды могли бы достигать большей величины. Круг замыкается.

А ГОРЫ ЦЕПЕНЕЮТ НЕМО. –

ОНИ ОТ ВЕЧНОСТИ УСТАЛИ.

ОНИ МОЛЧАТ, КАСАЯСЬ НЕБА

СВОИМИ ЖЕСТКИМИ УСТАМИ.

КТО К НИМ ПРИЛЬНЕТ, КТО ИХ СОГРЕЕТ?

КАКАЯ СУТЬ, КАКАЯ ПЛОТЬ

СЕБЯ ПРИБЛИЗИТЬ К НИМ СУМЕЕТ,

ЧТОБ ХОЛОД ЭТОТ ПОБОРОТЬ?

Жить в горах трудно. Не гостить день-два, а именно жить. И дело не только в высоте – она перехватывает дыхание разреженным воздухом и недостатком кислорода, отбраковывает по здоровью многих нужных здесь людей. В горах, на перевале Джусалы-Кечень, где встали на вечной мерзлоте домики космостанции, не очень уютно летом, а зимой путь на «Космос» бывает опасен.

В феврале лавины одна за другой дымятся на склонах. В один такой день алма-атинские физики ехали из города на газике –  сменить ребят, подбросить продовольствие. И между первой и второй ГЭС Большеалмаатинского каскада уперлись в завал высотой с четырехэтажный дом. Могучую опору линии высоковольтной передачи буквально завязало узлом. Хорошо, что -лавина не сорвалась часом позже.

Пришлось возвращаться. Позвонили на станцию. Связь, к счастью, не прервалась. Там ничего –  работа идет, не унывают. Но «Космос» –  без свежих продуктов, дежурство –  без смены. Бульдозеристы не обещают расчистить дорогу раньше чем через несколько дней. Надо идти.

Собрались, снарядились по-альпинистски, доехали снова до завала –  и на склон. А он обледенелый, неудобный для лазанья. Но добрались благополучно. К космостанции подошли –  все выбежали встречать. Сменщиков качали, чествовали –  прямо как героев, будто они спасли терпящих бедствие со льдины в океане.

Утром – очень рано – меня разбудил очередной «выстрел» камеры Вильсона. Морозный рассвет занимался над белыми пиками Заилийского Алатау.

У ног плескалось облачное море. По нему ходили волны, бесшумно разбиваясь о крутые берега, и брызнувшее из-за хребта солнце протянуло по этому морю дорожку. Из белой пучины торчали острова с причудливой и эфемерной береговой линией!– это были отдельные вершины.

Скоро стало заметно, что в этом море исчезают все новые метры дороги, ведущей вниз. Пенная поверхность приблизилась к постройкам станции. Вот уже и солнце в туманном кругу, и.контуры антенн еле видны.

В зале, где стоит камера Вильсона, опять бухнул выстрел. Эта стальная машина таким шумным образом автоматически сбрасывает давление, чтобы следы частиц, летящих через нее, обросли капельками сконденсировавшейся воды и стали видимыми для глаза фотоаппарата.

По вечерам космики на Тянь-Шане спорили до хрипоты о какой-то очередной частице. Или о снежном человеке. Или еще о чем-нибудь. Сверхдержава шла к своему концу, поскольку в ней многое делалось неправильно. Но пока она была, она позволяла тому, кто не хочет все только о хлебе едином, да о росте прироста, жить мечтой (о неизведанном) и диалогом. С единомышленником, с соперником. Со Вселенной. Не знаю, есть ли сегодня физика и вообще наука в Казахстане. Жив ли и чем занят в эпоху большого кризиса на просторах бывшего СССР Марат, физик и поэт. Но он был и работал. И писал стихи о космических лучах.

Он явился, покорный рассвет,

Чем-то розовым выкрасив атомы.

Он шагает по горной росе

Неуклюже, как циркуль по ватману.

Распускается роза ветров

И звенят колокольчики инея,

И граница небес и хребтов

Проявляется ломанной линией.

На границе хребтов и небес

Космостанции люди расставили.

Там, где желтый цветет эдельвейс,

Охраняется космос заставами.

Пограничник – стажер-практикант,

Ждет он гостя, упрям и решителен.

Гость способен без виз проникать,

Протекать в этот мир нарушителем,

И слетит с электрода разряд.

Он помчится погонею высланной.

И мерцания ламп озарят

Заключенного в камере Вильсона.

Но отыщется общий язык.

Невиновным предстанет подследственный,

К нам не враг, а бродяга проник,

Любознательный и непосредственный.

Он расскажет о гибели звезд,

О вселенских законах-обычаях,

О трильонах космических верст –

И вещей незнакомом обличии.

Все светлей пограничная высь,

Скалы стали синей и скуластее...

Здесь живет не враждебность, а мысль 一

И с Природой союз и согласие.

Книга вторая

ТЕХНОПАРК ЮРСКОГО ПЕРИОДА, ИЛИ ЧЕРЕЗ ГОРЫ ВРЕМЕНИ

ГЛАВА 1

«РЮРИК» И «БИГЛЬ»

Физические наблюдения возлагаются на Вас и на Естествоиспытателя... Если я и почитаю возможным, чтобы кто-либо мог сравниться с Гумбольдтом, но тем не менее пример сего достопамятного мужа служит сильным поощрением, доказывая на самом деле, сколь много совершить может один человек, который, одарен будучи счастливым сложением, вместе с тем соединяет столь благородную склонность к добру.

С. Крузенштерн.

Капитан-командор Флота Российского (Из инструкции, данной О. Коцебу, командиру брига «Рюрик», и А. фон Шамиссо, естествоиспытателю экспедиции для отыскания северо-восточного прохода, год 1815.)

Дарвин является основателем современной геологии наряду с Ляйелем. Академик Н.С. Шатский

«Мне предоставляли Землю...»

Однажды я спросил приятеля, необычайного эрудита, что он знает о Шамиссо. Приятель строго посмотрел на меня.

– Какого? Их было несколько.

– Разве? –  Я знал только об одном.

– Конечно. Их по меньшей мере было двое. Ну, один –  писатель, поэт, «Шлемиля» написал. Немец. Другой – известный русский этнограф. Первым исследовал грамматику полинезийского языка.

Торжествующее изумление столь явственно отразилось в моих глазах, что приятель в свою очередь сам растерялся.

– Что? Неужели... Это один и тот же?

Я не стал топтать его самолюбие: все-таки он знал больше, чем я год назад. Неведение приятеля было скорее от избытка эрудиции: он просто читал о том, что «Шамиссо –  известный русский этнограф». Многие этнографы совершен-но убеждены, что так оно и есть. А запоминал мой приятель все, о чем читал.

Между тем француз Шамиссо был прежде всего немецким поэтом и ботаником. И географом. Правда, работа его о полинезийцах и их языке, напечатанная в отчетах русской экспедиции, завоевала широкую известность у специалистов. Кажется, что плохого в путанице по поводу профессии и национальности ученого? Это даже как-то трогает: вот, мол, как много человек сделал; даже и неведомо, что все это –  один и тот же Шамиссо. Но мне это показалось обидным по отношению к памяти поэта и ученого.

...Родители увезли четырехлетнего Людовика Карла-Адальберта Шамиссо де Бонкура из родового замка, спасаясь от французской революции. Молодым офицером француз Шамиссо не без отвращения участвовал в войне против родной страны, но скоро порвал с эмигрантской партией. Он не пожелал возвратиться на родину ни после «прощения», дарованного дворянам Наполеоном, ни после реставрации Бурбонов. Он стал немецким ученым и немецким писателем. Прошло это не безболезненно: свидетельство душевных метаний молодого изгнанника – удивительнейшая сказка о Петере Шлемиле, человеке, потерявшем тень. Сказка быстро принесла славу А. Шамиссо и возбудила всевозможные гадания насчет того, что бы она могла значить. А позднее и попытки повторить успех (похожая сказка есть и у Андерсена).

Петер, лишенный тени, нигде не может найти себе покоя –  он везде чужой. Сказка по существу не имеет развязки. Человек, потерявший тень, вознагражден тем, что находит сапоги-скороходы, открывающие ему мир, который надо исследовать.

«Мне предоставляли Землю как великолепный сад, исследование тайн Земли в качестве занятия, способного дать содержание и силу моей жизни, и в качестве ее цели – науку».

Человек, лишенный тени, находит сапоги-скороходы, чтобы заняться наукой. Поэт, потерявший прежнюю родину и еще не нашедший новой, ищет способа отправиться в дальнее путешествие, чтобы заняться наукой. Случай улыбается ему.

Его друг Ю. Хитциг показал ему заметку в газете, где сообщалось «о предстоящей экспедиции русских к Северному полюсу».

– Вот бы побывать с этими русскими на Северном полюсе! –  воскликнул Адальберт.

Хитциг был знаком с Августом Коцебу, не слишком серьезным (но при жизни весьма знаменитым) немецким писателем и по совместительству платным агентом русского царя. Убийство этого откровенного соглядатая «Священного союза» в 1819 году всколыхнуло всю Европу. Но пока он жив, и для устройства судьбы Адальберта его участие необходимо. И оно состоялось. Сын А. Коцебу, капитан «Рюрика» Отто Коцебу, немедленно назначает А. Шамиссс на должность натуралиста экспедиции, цель которой –  отыскание северо-восточного прохода.

9 августа 1815 года Адальберт поднялся на борт «Рюрика» в Копенгагене, куда бриг завернул по пути из Кронштадта.

« Рюрик»

Это было непростое путешествие. «Рюрик» шел теми самыми местами, по которым вздыхал герой и во многом двойник Шамиссо – Петер Шлемиль. Сидя на одном из утесов Индокитая, Шлемиль заливался горючими слезами, глядя в сторону Тихого океана, ибо силы его семимильных сапог не хватало на преодоление великой водной глади, отделяющей от континента россыпь чудесных островов, коралловых рифов и атоллов. Шлемиль в сказке познал сказочный живой мир своего сада – Земли, его открытия, по сказке, затмили все содеянное великим инвентаризатором природы –  К. Линнеем. У Шамиссо были теперь свои чудо-сапоги – 《Рюрик», и он плыл там, куда не мог попасть даже Шлемиль. XIX век, век торжества науки, только начинался, и Шамиссо как будто мог рассчитывать на то, чтобы прославить свое научное имя на века. Но судьба распорядилась иначе. И даже мой друг-эрудит ничего не знал о Шамиссо-биологе.

Как происходят открытия? Какие законы управляют научным процессом?

«Рюрик» и «Бигль»

Эволюционное миропонимание окончательно сформировалось у молодого Дарвина после его знаменитого плавания вокруг света на корабле «Бигль», который шел почти теми же местами, что и «Рюрик», только на пятнадцать лет позже. Но Дарвин в результате своего плавания понял, что виды не неизменны, что один вид самым не волшебным образом, путем изменчивости и естественного отбора, превращается в другой. А Шамиссо не понял, хотя и сделал по дороге немало биологических открытий.

Почему? Некоторые немецкие исследователи намекают на то, что Шамиссо не повезло с капитаном. О. Коцебу и А. Шамиссо действительно не питали особой симпатии друг к другу, и определенные препятствия в своих научных устремлениях Шамиссо, можно понять, иногда в самом деле встречал. Лейтенант Отто Евстафьевич Коцебу был моряком старого закала, он любил открывать новые земли и давать им имена. Наука, во всяком случае биология, была для него, по-видимому, на втором плане, и Шамиссо в дневнике иной раз не может скрыть своей досады на капитана корабля. Впрочем, это особый разговор, а здесь следует только признать, что Фиц Рой, капитан «Бигля», впоследствии организатор британской службы погоды, был одержим научной страстью не менее Дарвина, он направлял свое судно туда, куда нужно было науке, и держал там корабль и проводил всяческие измерения с тщательностью не меньшей, чем при определении курса. Конечно, обоих капитанов можно понять: «Рюрик» шел по действительно неизведанным местам, а «Бигль», можно сказать, – по его следам, и капитан его мог позволить себе более тщательное исследование, чем первопроходец.

«Бигль»

И все же главное не в этом...

На второе место после «Происхождения видов» по значению, по той мощи интеллекта, что так поражает в работах Ч. Дарвина, ученые ставят произведение вовсе не биологическое. Эта работа – «Коралловые рифы» , в основном географо-геологического содержания, и она принесла Ч. Дарвину славу задолго до «Происхождения видов». Сам Ч. Дарвин, очень скромный человек, находивший у себя «только средние» способности, довольно высоко оценивает этот свой труд. «За исключением коралловых рифов я не могу припомнить ни одной первоначальной гипотезы, которую через некоторое время не пришлось бы бросить или сильно изменить». И здесь, на этом скорее геологическом, чем биологическом, примере мы можем сравнить научный метод Дарвина и талантливого недарвиниста Шамиссо. Ибо Шамиссо значительную часть своих дневников посвящает коралловым атоллам и, пытаясь отгадать их природу, подходит к истине необычайно близко, так близко, как никто до него, но останавливается на полпути, бессильный перед вершиной, которую с кажущейся простотой и непринужденностью взял через пятнадцать лет Ч. Дарвин.

А. Шамиссо

Впрочем, некоторые геологи и сейчас еще не считают загадку атоллов полностью решенной. И сейчас кажется абсолютно нереальным это произведение природы, фантазия которой в этом случае выглядит фантазией гениального ребенка. Взять и отгородить кусок безбрежного океана аккуратным колечком рифов, создать зеленую гладь безмятежного озера посреди беснующихся волн – такое действительно может прийти в голову лишь ребенку, играющему в куличики на морском берегу, но ребенку, наделенному титаническими возможностями. Как же решали эту загадку натуралисты?